Юрий Пашковский. Птенцы Виндерхейма

   – Отдай мне свои шарики, – наконец ответил он.
   – Что?!!
   – Отдай мне свои шарики, и я помогу вам.
   Рука девушки снова дернулась к мешочку. Всего три глиняных комочка и четвертый зажат в правой руке. Эфемерная защита, не более чем иллюзия. Но с ними было спокойней.
   «Все равно я не успею заняться охотой».
   – Хорошо, – согласилась она после некоторой внутренней борьбы. – Я отдам. Но ты поклянешься, что поможешь нам добраться к выходу. И не будешь использовать их против нас.
   Парень усмехнулся и развел руками:
   – Мне нет смысла использовать их. Они твои и принесут баллы только твоей группе. Но если отдашь их, тогда я помогу. – И, улыбнувшись, с какой-то печалью в голосе добавил: – А клятвам особо доверять не стоит.
   – Я отдам, – сказала Альдис. – Но поклянись Всеотцом и конунгом.
   – Сама посмотри, – терпеливо ответил сокурсник. – Все плюсы только тебе. Ты можешь пристрелить и меня, и ее, стоит мне только отвлечься…
   – Я бы уже сделала это, если бы хотела.
   – Тебе нужны лишь слова? Пустое сотрясение воздуха?
   – Тебе нужны шарики, мне нужна клятва. Все честно. – Девушка уже начала сердиться, а вот парень как будто наслаждался бессмысленным спором.
   – Чем мои слова, что я помогу вам, отличаются от таких же слов, в которых я добавлю слово «клянусь»? Мне кажется, что ничем. Ты отдашь шарики, а я помогу. Все честно.
   – Если не отличаются, почему ты так не хочешь клясться?
   – Потому что клятва – это слово, данное перед взором богов. А я не хочу тревожить богов по таким пустякам.
   Альдис разозлилась не на шутку. Ей всегда претили такие игры. Только что парень сказал, что слова – пустое сотрясение воздуха, и вот уже они привлекают внимание богов.
   – Хватит юлить!
   – Я юлю? Я всего лишь пытаюсь тебе объяснить, что ты требуешь того, что не нужно в нашей ситуации.
   – Мне нужно. Перестань искать отговорки, мы теряем время!
   – Вот это ты понимаешь. А понять меня не хочешь.
   Девушка с трудом сдержалась, чтобы не запустить шариком прямо в ухмыляющуюся рожу. На секунду ей показалось, что мальчишка издевается. Потом мелькнула тревожная мысль, что он просто тянет время, ожидая подкрепления. Этого допустить было нельзя.
   – Я поняла, с тобой невозможно по-человечески разговаривать, – сказала она звенящим от ярости шепотом. – Наверное, если я тебя помечу, толку будет больше.
   Парень напрягся:
   – Тебе кажется, что так ты сможешь помочь ей?
   – Думаю, разговорами я точно никому не помогу. Считаю до трех: раз, два…
   – Ладно, ладно. Клянусь Всеотцом и конунгом, что помогу вам! – В голосе мальчишки проскальзывало с трудом сдерживаемое раздражение.
   – И не применишь наши снаряды против нас.
   – Ты что, дура? Я тебе повторяю: мне нет смысла их против вас использовать!
   – Если нет смысла – клянись!
   – Любишь бессмысленные клятвы? – со злостью спросил парень. – Ладно, наслаждайся: клянусь, что не буду использовать твои шарики против вас!
   – И ее шарики тоже.
   Сказав, это Альдис тут же мысленно себя выругала. По тому, как недобро улыбнулся сокурсник и как он перевел взгляд на Лакшми, стало понятно, что раньше ему даже в голову не приходило включать шарики бхатки в условия сделки. Возможно, до этого момента он вообще не рассматривал Лакшми как самостоятельное существо, представляющее хоть какой-то интерес.
   «Я и правда дура, что заговорила об этом».
   – Ладно. И ее.
   Тут наконец подала голос молчавшая до этого Лакшми:
   – А у меня нет шариков. Кончились.
   Парень насупился:
   – Вы меня за идиота держите?
   – Правда нет – можешь посмотреть. – Южанка отцепила мешочек для боеприпасов и протянула его юноше.
   Тот добросовестно ощупал его, вернул и мрачно уставился на Альдис:
   – Ну?
   Девушка с легким сожалением выкатила на ладонь оставшиеся снаряды.
   – Возьми. Сделка заключена.
   Он ссыпал все четыре шарика в свой мешок.
   – Все?
   – Да, у меня было только четыре. Теперь покажи карту.
   Парень молча повиновался.
 
   Толку от карты оказалось немного. Нет, Альдис умела читать ее, но была одна маленькая проблема…
   – Ты хотя бы представляешь, где мы сейчас?
   – Где-то здесь.
   – Так… до родника совсем недалеко. – Альдис присела рядом с Лакшми и закинула ее руку себе на плечо. – Помоги мне.
   Так же молча парень подставил плечо и полуобнял южанку. Опираясь на двоих провожатых и здоровую ногу, Лакшми запрыгала довольно резво. Временами она морщилась и постанывала от боли, но терпела и не ныла. Альдис была за это ей искренне благодарна.
   – А я знаю – тебя ведь Хельгом зовут, – сказала Лакшми юноше. Тот в ответ промычал что-то невразумительное. – А меня Лакшми. А ее… – Она снова задумалась и немного растерянно спросила у Альдис: – Ой, а как тебя зовут?
   – Альдис.
   Хельг остановился:
   – Вы что, даже не знаете, как друг друга зовут?
   – Да, мы из разных групп.
   Парень ничего не ответил, но посмотрел на Альдис как на полную идиотку. Однако Лакшми не бросил.
   Они добрались до небольшого грота с искусно выложенной каменной чашей в центре. Чаша была полна кристально чистой холодной воды, тоненький ручеек стекал из нее по специальному желобу и уходил куда-то в щель между стенами.
   Хельг помог девочке усадить южанку на край чаши и потребовал:
   – Карту.
   Получив обратно свою собственность, он сел рядом и уставился на план пещеры. Альдис склонилась над источником. Желтый свет фонаря ложился на водную гладь мерцающими бликами. Камни на дне чаши переливались всеми цветами радуги. Девушка сложила ладони «ковшиком» и зачерпнула полную горсть воды. Руки тут же заломило от холода. То, что нужно. Она с жадностью напилась и повернулась к Лакшми.
   – Давай я буду придерживать тебя, а ты сунешь ногу в воду. Она холодная, но тебе это на пользу.
   Южанка боязливо посмотрела на воду и кивнула. Альдис обхватила ее за талию. Хельг по-прежнему демонстративно не обращал на них внимания, уткнувшись в карту.
   – Ай, холодно! – вскрикнула Лакшми и попыталась вытащить свою многострадальную ногу.
   – Терпи.
   – Но ведь холодно же!
   – Подожди пару минут. Пусть отек хоть немного спадет.
   Альдис совсем не была уверена, что делает все правильно, но ничего лучше в данной ситуации она придумать не смогла.
   Сокурсница покорно побултыхала ногой в водоеме.
   – Я ее уже не чувствую, – пожаловалась она через пару минут.
   – Это хорошо. Думаю, можно вынимать. Хельг, помоги нам, пожалуйста.
   Хельг оторвался от карты, подошел, приподнял пискнувшую от неожиданности Лакшми и усадил ее у края чаши. Все это он проделал в мрачном молчании, подчеркнуто отстраненно, как будто выполнял будничную и нудную работу. То ли парень был молчуном по натуре, то ли до сих пор дулся на Альдис за вырванную клятву.
   – Теперь отвернись, – потребовала Альдис.
   – Это еще зачем?
   – Отвернись и не подсматривай.
   – Было бы на что, – буркнул парень, но спорить не стал и отвернулся.
   – Ой, что ты делаешь? – Лакшми изумленно уставилась на нее черными глазищами.
   – Компресс.
   Девушка быстро скинула с себя куртку, стянула рубаху и надела куртку на голое тело. Ткань мундира неприятно царапнула кожу. Курсантка намочила рубаху, слегка отжала и повернулась к Лакшми:
   – Давай сюда свою ногу!
   Она обмотала холодную мокрую рубаху вокруг пострадавшей лодыжки, завязала на манер портянки, полюбовалась на свою работу. Получилось очень неплохо. Да что там скромничать – отличный компресс получился.
   – Наложить бы шину. Но и так ничего. Можешь пошевелить ногой?
   Лакшми попробовала.
   – Немножко…
   – Хорошо, тогда идем к выходу.
   – Спасибо тебе. – Бхатка несмело улыбнулась, глядя на Альдис влюбленными глазами. – За то, что помогаешь. Ты такая умная и смелая.
   «Вот йотунство!» Девушка почувствовала, что начинает краснеть. Она совершенно не привыкла к такому вниманию и никогда не слышала от сверстницы подобных слов. Проклятье, под наивным взглядом южанки ей становилось стыдно!
   «Она же не знает…»
   Чтобы скрыть смятение, пришлось отвернуться. Сокурсник все еще сидел к ним спиной, уставившись в карту.
   – Хельг, мы закончили. Надо идти к выходу. Это далеко?
   – Еще половина пути. – Хельг нахмурился. – И квадраты эти непонятные…
   С ним произошла неожиданная метаморфоза. Он улыбнулся и сразу стал не таким уж противным.
   – Давай я буду вести ее. Я же парень. Держи карту.
   – Спасибо, – растерянно пробормотала Альдис.
   Действительно, любой маршрут до выхода пролегал через один из двух десятков квадратиков, выделенных на карте специальными символами.
   – Нам их не обогнуть.
   – Деваться некуда. – Хельг уже поставил Лакшми на ноги. – Нужно идти.
   Компресс помог, бхатка перестала стонать от боли во время передвижения. Альдис даже начала надеяться, что у нее не перелом, а всего лишь сильное растяжение.
   По пути им так никто и не встретился, не было слышно даже отдаленных криков. Остальные группы уже покинули этот участок лабиринта, и в пещере вновь царствовала тишина, прерываемая только редкими шорохами и потрескиванием фитилей в фонарях.
 
   Когда узенький коридор внезапно расширился и вывел их в комнату, Альдис на секунду оторопела. Она с самого начала не ожидала от помеченных квадратиками участков ничего хорошего, но даже предположить не могла, что в лабиринте может встретиться нечто подобное.
   Это был не грот и не пещера, а самая настоящая комната, только без окон и обстановки. Стены, пол и даже потолок в ней были выложены полированным камнем и расписаны различными сценками. Как завороженная, девушка сделала еще несколько шагов вперед и встала прямо перед огромным изображением орла.
   – Ой, что это?!
   – Йотунство!
   Крики Хельга и Лакшми прозвучали почти одновременно. Альдис подпрыгнула и обернулась, чтобы увидеть, как каменная плита опускается и закрывает вход в комнату.
   В пару прыжков девушка преодолела расстояние до противоположной стены, но сколько она ни стучала по камню и ни пыталась нажимать на все выступы или выемки, ничего не происходило.
   Даже тон звука при простукивании стен почти не менялся: глухой и невыразительный, он словно тонул в каменной толще. Курсантка попробовала отыскать контур каменной плиты, но так и не смогла различить, какие из каменных блоков составляли стену, а какие принадлежали двери, настолько тщательно они были подогнаны. Везде серый и гладкий камень. Ни щелки, ни трещинки.
   – Мы в ловушке, – объявила она, оборачиваясь к своим спутникам.
   Бхатка снова разрыдалась, словно ждала именно этих слов как сигнала. Альдис раздраженно закатила глаза. Ей было жалко южанку – смешную, наивную, не приспособленную ни к пещере, ни к академии, но она терпеть не могла утешать кого-то.
   Неожиданно здесь на помощь пришел Хельг. Он обхватил ревущую Лакшми руками за плечи, прижал к себе и дунул ей в лицо. Глаза у бхатки стали огромными и изумленными, от удивления она даже прекратила плакать.
   – Ой, ты чего? – Южанка, забыв о своей покалеченной ноге, попыталась отодвинуться от юноши, но тот ей не позволил.
   – Ты знаешь, мне тоже очень страшно, – тихо сказал Хельг. – Но я надеюсь, что вместе мы сможем победить наш страх.
   Сокурсница зачарованно кивнула, глядя на Хельга снизу вверх, как до того на Альдис.
   На секунду Альдис позавидовала умению Хельга управляться с рыдающими девчонками. Сама она могла бы пятнадцать минут распинаться о том, что ничего страшного не случилось, все живы и даже почти здоровы, реветь стыдно, посмотри на себя, хватит уже… ну и дальше в таком ключе. Она могла бы даже надавать Лакшми пощечин. Но вот так, двумя словами успокоить и ободрить, Альдис не умела.
   Хельг все еще прижимал к себе девушку, которая совершенно позабыла о сопротивлении. Рядом с рослым свандом она казалась совсем миниатюрной – темные кудряшки на затылке южанки едва доставали до подбородка юноши. Парень погладил по ее щеке. Рот Лакшми приоткрылся, а лицо на секунду стало глупым-преглупым.
   – Вы так и будете торчать тут до конца испытания? – Альдис постаралась смягчить свой тон, но слова все равно прозвучали сердито и резко.
   – Ой! – Бхатка дернулась, как пугливый зверек, оперлась на больную ногу, потеряла равновесие, бестолково замахала руками и непременно шлепнулась бы на пол, если бы Хельг галантно не подхватил ее.
   – Зачем ты так? – с укоризной спросил он, опуская Лакшми на пол и помогая ей вытянуть сломанную ногу.
   Девушка слегка покраснела:
   – Я только хотела напомнить, что мы тут заперты и надо что-то делать.
   – Угу. – Хельг кивнул, подошел и встал рядом. – Думаю, дело в этих фресках. – Он выразительно кивнул в сторону опустившегося куска стены.
   Рисунок на нем дополнил общую картину. Это было изображение Катаклизма. Альдис видела подобные картины в Книге Солнца, которую ей показывал отец Джавар, подробно растолковывая значение каждого рисунка.
   Картина Катаклизма была строго разделена на три части, как того требовал канон. Справа налево шла святая история, повествующая о древних временах.
   Первая часть изображала землю, леса, горы, реки, города и веселящихся людей. В небесах парили грифоны, в реках плескались русалки, по лесам бегали единороги. Время до Катаклизма, когда люди были беспечны и постоянно нарушали запреты богов. Недовольные этим боги парили над облаками и хмуро смотрели на землю.
   На второй части был изображен сам Катаклизм. Земля расколота, и мертвецы поднимаются из Хельгарда. Города и леса охвачены огнем, огромный волк пожирает солнце, погружая мир во тьму. По краям мира поднимаются гигантские волны – это пробудился Мировой Змей Ёрмунганд, чтобы покарать людей за грехи.
   На третьей части было показано время после Катаклизма. От огромного материка остались только крошечные островки, на которых ютились выжившие люди. Они сражались со злыми духами и друг с другом за право жить. Таким застал мир Всеотец, когда, вспоров брюхо Фенриру, добыл свое Небесное Око. На картине было изображено, как одним своим лучом он осушает море, чтобы дать людям больше пространства для жизни, а другим пронзает Мирового Змея.
   – Хельг, а что здесь изображено? – спросила Лакшми, разглядывая соседнюю стену.
   – А, это… – Голос Хельга был рассеянным, юноша явно о чем-то задумался. – Это Всеотец зачинает первого конунга.
   – Зачинает?
   – Ага. Знаешь, когда мужчина приходит к женщине, они раздеваются и… – Хельг запнулся. Кажется, он только сейчас понял, ЧТО говорит.
   – Раздеваются – и? – заинтересовалась бхатка.
   – Ну… и проводят… обряд… приносят жертву… и боги дарят им детей…
   – А как они проводят обряд?
   – Э… – Хельг покраснел как рак. – Танцуют там… целуются… разные вещи делают…
   – Какие разные? – настойчиво спросила Лакшми.
   – Песни поют… – убитым голосом сказал Хельг. – Напитки пьют…
   Альдис прыснула, но тут же закрыла рот ладонью.
   – И за это боги дают детей? – продолжала допытываться Лакшми.
   – Наверное…
   – Глупость какая-то, – решительно сказала Лакшми. – По-моему, просить детей у богов надо по-другому.
   – Вот и я так думаю, – неуверенно отозвался Хельг.
   Альдис сползла по стенке. Она заткнула рот обеими руками, но смех все равно прорывался невнятными бульканьями. Только бы не заржать в голос или не сболтнуть что-нибудь лишнее! Объясняй потом Лакшми, откуда дети берутся.
   – Очень смешно, – язвительно бросил Хельг в ее сторону и наградил Альдис мрачным взглядом, но от этого стало еще смешнее.
   Наконец она сумела успокоиться, утерла выступившие слезы, поднялась и подошла к рисунку, который обсуждали Хельг и Лакшми. На нем была изображена Сольвейг Тороддсдоттир, дочь отважного конунга Тородда Сванссона. Всеотец избрал Сольвейг за чистоту души и храброе сердце для рождения своего сына – полубога-получеловека, который должен был вернуть на землю мир и спокойствие. Сольвейг стояла перед огромным окном в ночной рубашке со сложенными на груди руками. Ее фигуру ярко освещало солнце, несмотря на то, что на дворе была ночь. В льющемся из окна свете можно было различить схематичные фигуры «Дварфа» и «Стрелка» – Всеотец даровал своему будущему сыну турсы как залог его царствия на земле. С этого момента заканчивалась эпоха Смутного времени, ибо в мир пришел сын Бога-Солнца.
   На противоположной стене был нарисован первый конунг Харальд Скаллагримссон, перед которым склонились брахманы и кшатрии юга, мудрецы и самураи востока, друиды и фении севера. Эту картину Альдис тоже видела в книге отца Джавара, она символизировала повиновение народов Архипелага Дому Солнца. Как сказал отец Джавар, первый конунг, объединивший Архипелаг в единое государство Мидгард, воплощал на картине сам конунгат.