Я позволил. Вопреки заявлению, что не гурман, вкусно поесть я любил, но на то, чтобы возиться у кухонного агрегата, вводя рецепты, не хватало терпения. Забудешь ввести какой-нибудь ингредиент, и можешь смело выбрасывать пищу в утилизатор.
   — Все бы вам наспех… — продолжала бурчать Ютта, быстро бегая пальцами по клавиатуре кухонного агрегата. — Есть — наспех, в постели — на скорую руку…
   Я подошел к ней сзади, приобнял, коснулся губами шеи.
   — Так уж и на скорую руку?
   — Не подлизывайся! — Она ловко вывернулась и отступила на шаг. — Ты хотел есть?
   — Да.
   — Тогда сядь и жди.
   Я уселся на диван и пару минут слушал ее ворчание: какие мужчины ленивые, когда дело доходит до стряпни. Похоже, она собиралась взяться за меня всерьез и надолго. В такие минуты женщины наиболее откровенны — что на уме, то и на языке. Либо она была очень хорошей актрисой, либо… Меня покоробило.
   — И что там любопытного у фторсиликонового моря? — спросил я, чтобы сменить тему.
   Ютта оборвала нотации и с минуту молча стучала по клавишам кухонного агрегата. Все-таки актриса, почувствовала, что переигрывает. Странные мы создания, мужчины. Секунду назад я поежился от ее матримониальных поползновений, но когда понял, что это наигрыш, испытал сожаление.
   — Все! — Ютта, как пианистка, вскинула руки после последнего аккорда и повернулась ко мне. — У фторсиликонового моря для ксенобиолога ничего интересного нет. Туда надо планетолога посылать — его юрисдикция.
   — Баранов считать? — притворно ужаснулся я.
   — Нет. — Ютта не поддержала шутливого тона. — Констатация факта. — Она села за стол. — К проявлению разумной жизни феномен не имеет никакого отношения, это чисто природное явление. А природные явления, по определению, раздел планетологии. Не так ли, господин планетолог?
   Я развел руками.
   — Увы, госпожа ксенолог. Но что-то меня не тянет ни баранов считать, ни волны наблюдать. Здесь мне деньги платят не за это.
   — А как же естественное человеческое любопытство?
   — Увы, оно в прошлом, вместе с давно ушедшей молодостью…
   — Не прибедняйся! — фыркнула Ютта. — Может, еще на моей груди поплачешься?
   — Приемлемый вариант, — согласился я. — Мне нравится твоя грудь. Хочу поплакаться на ней.
   — А больше тебе ничего не хочется?
   — Жрать мне хочется!
   Словно услышав вопль моего желудка, кухонный агрегат пискнул, доводя до сведения, что обед готов.
   — Все мужчины одинаковы… — повторилась Ютта, но в ее голосе не чувствовалось обиды. Нравятся женщинам комплименты по поводу их груди, и еще им нравится кормить мужчин своей стряпней.
   Она встала и принялась вынимать из окошка кухонного агрегата готовые блюда. Расстаралась она на славу — блюд было много, блюд разнообразных, красиво украшенных, и у меня от голода зарябило в глазах.
   — Волка бы съел… — сказал я, протягивая руку к тартинке.
   — Лапы прочь! — строго осадила меня Ютта. — Каннибал какой-то — то он сам волк, то волка бы съел… Потерпи, сервирую стол.
   Я промолчал. Есть хотелось так, что на пикировку не осталось сил.
   Ютта разложила вилки, ложки, поставила чистые тарелки, бокалы и, наконец, села.
   — Теперь можно? — мрачно поинтересовался я.
   — Вино открой.
   Я открыл бутылку, налил ей в бокал, себе.
   — Приятного аппетита, — пожелала она, приподняв бокал.
   — Взаимно…
   Я залпом выпил и принялся есть. Все подряд, без разбора. Удивительно, как сказывается на мужчине присутствие женщины — не приди она, не приготовь деликатесы, я бы состряпал что-нибудь на скорую руку и ел бы спокойно, не ощущая голода, хотя с утра во рту, что называется, маковой росинки не было. Кроме кофе, естественно.
   И только когда чувство голода притупилось, я поднял глаза от тарелки.
   В очередной раз Ютта мне соврала — перед приходом сюда она явно обедала. К еде она практически не притронулась, задумчиво вертела в руках бокал с вином и смотрела на меня матримониальным взглядом. Как любящая жена на мужа.
   Меня опять покоробило. К чему бы это? В спонтанную любовь с первого взгляда я не верил — не тот у нас возраст.
   — Так что там все-таки с феноменом фторсиликонового моря? — спросил я, твердо решив, что сегодня мы ограничимся совместным обедом и до постели дело не дойдет.
   Ютта отвела взгляд и передернула плечами.
   — Ничего интересного. Есть необъяснимый феномен волн, одинаковых по амплитуде при полном безветрии. И нет никаких доказательств того, что кто-то на дне моря мутит воду. В данном случае, конечно, не воду, а фторсиликон.
   — А амплитуда волн не совпадает с амплитудой шороха марауканского прибоя?
   Ютта улыбнулась и покачала головой.
   — Это первое, что приходит в голову любому, услышавшему о феномене. Нет, не совпадает. Поверхностное натяжение фторсиликона меньше, чем у воды, а плотность выше, поэтому волны на море частые, набегают на берег бесшумно. Что же касается их частоты, то она чаще шороха марауканского прибоя на дробную иррациональную величину.
   Я не донес вилку до рта.
   — То есть их частоты не совпадают ни при каких соотношениях? Большая редкость. Ты веришь в случайность такого соотношения?
   Ютта рассмеялась.
   — Конечно, верю. Иначе задачу о квадратуре круга следует приписать проискам иного разума. Там тоже присутствует иррациональное число.
   Я неопределенно развел руками.
   — Есть многое на свете, друг Горацио…
   Хотел в точности повторить вольный перевод коммодора и посмотреть, как Ютта на него отреагирует, но она меня оборвала.
   — Слышали мы эту песенку, — махнула рукой, — будто одинаковые явления в разных топологических пространствах иррациональны по отношению друг к другу. Только этого никто не доказал. Тебе интересно, ты и расследуй. А мне налей вина.
   Я налил, мы выпили. Интересное она слово употребила: «расследуй». Не «исследуй», а именно «расследуй». К чему бы это — или я стал чересчур мнительным? И тогда я решился.
   — Тебе что-нибудь известно о «зеркале мрака»? — спросил я.
   — Это имеет какое-то отношение к феномену фторсиликонового моря? — в свою очередь поинтересовалась она, но по мимолетному замешательству я понял, что термин ей знаком. Хорошо знаком, но замешательство и встречный вопрос красноречиво показывали, что она не определилась, насколько откровенно со мной можно разговаривать.
   — К фторсиликоновому морю вряд ли, но к Мараукане, похоже, имеет, — помедлив, ответил я.
   — Каким это образом?
   В глазах Ютты промелькнула тень недоумения, но почему-то подумалось, не по поводу связи «зеркал мрака» с Марауканой, а по поводу того, что мне это неизвестно. Странные вещи стали происходить со мной после отключения биочипов — все представлялось в немного искаженном свете, со смещенными акцентами. Функционирующим биочипам я бы поверил, но сейчас к своей оценке окружающего следовало относиться с осторожностью. Ложное чувство, наподобие того, как инвалид ощущает некогда потерянную ногу.
   Я снова помедлил, взвешивая все «за» и «против», и только тогда принялся обстоятельно излагать торбуцинианскую историю поисков «зеркала мрака». Естественно, без имен действующих лиц, настолько же ложных, как и мои нынешние аналитические способности.
   Ютта слушала внимательно, но у меня сложилось впечатление, что о событиях на Торбуцинии она хорошо осведомлена. От этого в голове постоянно крутился дурацкий вопрос — были ли наши с ней отношения на Торбуцинии столь же близкими, как здесь? Это в выдуманной-то истории! Но, странное дело, к концу моего рассказа у меня появилась уверенность, что таки да, были мы близки. Бред полный! При травматической потере биочипа может произойти психологический стресс, но он обусловливается неправильными командами поврежденного биочипа. Похоже, мои биочипы не полностью отключились и продолжали воздействовать на подсознание, посылая искаженные сигналы. Это уже серьезно, и если дело обстоит именно так, то без психотерапевтического лечения не обойтись.
   — Ну и что с того? — спросила Ютта, когда я закончил рассказ. — Знаю я и эту историю, и то, что Мараукана зачислена кладоискателями в список планет, где может находиться «зеркало мрака». — На меня она не смотрела, а взгляд был задумчивым, будто Ютта на самом деле принимала участие в выдуманной истории и сейчас погрузилась в воспоминания давно минувших дней. — Нам-то какое дело до всего этого?
   Она тряхнула головой и наконец-то глянула мне в глаза. Было в ее взгляде что-то такое, отчего внутри у меня все перевернулось. Жалость, сострадание, надежда… Я терялся в оценках и не верил им. Курс лечения у психотерапевта мне определенно необходим, но где здесь найдешь специалиста? С нашим медикологом можно только водку пить, хотя и это своего рода психотерапевтическое лечение.
   — Или ты собираешься начать поиски «зеркал мрака» и подбираешь команду? — продолжила Ютта. — Тогда без меня — в сказки не верю. Кто-то недавно очень метко заметил: нам деньги здесь не за это платят. Налей-ка лучше вина.
   Я налил, мы снова выпили, Ютта включила музыку. То ли вино подействовало, то ли разговор, но я размяк, и жесткое решение не доводить дело до постели растаяло как дым.
   Ютта осталась на ночь, и я пожалел, что мы не в ее коттедже. Среди ночи встал бы и ушел к себе — спросонья всегда тянет на откровенные разговоры, а мне это категорически противопоказано.
   Когда Ютта уснула на моем плече и я тоже начал придремывать, секретарь шепотом окликнул меня и сообщил о вызове.
   — Кто спрашивает?
   — Марко Вичет.
   Хотел сказать, что уже сплю, но передумал. Среди ночи просто так не вызывают.
   — Соедини, но изображение не включай и звук сделай потише, — сказал я.
   — Вольдемар, вы на связи? — растерянно спросил Марко, вероятно, увидев на своем экране надпись, что в визуальном контакте ему отказано.
   — Да. Я в постели. Что там у вас? Надеюсь, по делу?
   — Очень даже по делу. Я покопался в памяти вашего биокибера-геолога и обнаружил весьма любопытные аберрации… Я бы сказал…
   — Кто это? — сонно спросила Ютта, приподнимая голову.
   — Марко Вичет, — ответил я.
   Марко поперхнулся.
   — Извините, кажется, я не вовремя. Перезвоню утром, — сказал он и отключился.
   — Что ему нужно? — спросила Ютта.
   — Не знаю. Утром перезвонит. Спи.
   Ютта глубоко вздохнула, опустила голову на мое плечо и тут же уснула.
   — Больше до утра меня ни с кем не соединяй, — тихо сказал я секретарю и закрыл глаза. Но сон долго не шел. Интересно, что обнаружил в памяти биокибера-геолога Марко Вичет, но на данный момент меня больше волновало, что он застал нас с Юттой в постели. Не люблю, когда за спиной начинают судачить о моей интимной жизни.

Глава 10

 
   — Вставай! — отнюдь не ласково теребила за плечо Ютта.
   Я открыл глаза. Она уже была в комбинезоне и смотрела на меня без улыбки.
   — С добрым утром, — сказал я.
   — Поднимайся, быстро в душ и одевайся, — по-прежнему не улыбаясь, проговорила она.
   Строгий тон мне не понравился. Нет, чтобы разбудить поцелуем… По-моему, заслужил, по крайней мере, ночью так казалось, когда она уснула на моем плече.
   — А который час?
   — Половина седьмого.
   Похоже, она принадлежала к «жаворонкам» — рано ложится и рано встает. Я же «сова» — ночью работаю и встаю поздно. Это похуже, чем несовместимость характеров.
   — По-онятно… — вздохнул я. — Завтрак уже остыл…
   — Марко Вичет погиб, — сказала Ютта.
   — Как?!
   Я рывком сел на постели.
   — А вот как он погиб, будешь определять ты.
   Пару секунд мы смотрели друг другу в глаза, затем я молча вскочил с постели и направился в душевую. Прав был, когда подозревал, что о моей основной профессии не знает только Куги.
   — Тебе бутерброд сделать? — спросила Ютта через дверь душевой.
   — Да. И кофе приготовь!
   — Пожалуйста? — поинтересовалась она.
   — Пожалуйста, будь так добра.
   Я быстро помылся, побрился, оделся и вышел.
   — Кофе и бутерброды на столике, — сказала Ютта. — Поторопись.
   — Что, труп сбежит? — мрачно пробурчал я.
   Ютта не ответила.
   Бросив в рот тартинку, я запил ее кофе и, пережевывая на ходу, направился к дверям.
   — Возьми экоранец, — сказала Ютта. — Тело Марко Вичета лежит на плато.
   Я нацепил экоранец, подключил его, и мы спустились лифтом к выходному створу. Диафрагма створа была распахнута, и метрах в десяти под нами я увидел спускающихся на плато Хорхе Чивета и Лю Джуна. Не раздумывая, я шагнул в створ, Ютта последовала за мной. Антигравитационный луч подхватил нас и бережно понес вниз.
   Панорама под платформой разительно изменилась. На строительной площадке работы не прекращались — биокиберы залили фундамент и теперь возводили корпуса туристического комплекса. По всему периметру они поставили цокольные этажи, но кое-где возвели здания и выше. Комплекс рос не столь стремительно, как в голографическом проекте Чивета, но тем не менее достаточно быстро.
   Вначале я подумал, что трагедия произошла на стройплощадке, но затем увидел метрах в ста на восток от возводимого комплекса группку людей, стоявших кольцом вокруг распростертого на пеносиликате тела. Все были в оранжевых комбинезонах, у всех на спинах горбатились экоранцы, и только у лежавшего экоранец отсутствовал.
   Когда ноги коснулись поверхности и антигравитационный луч отключился, я присел по инерции, затем выпрямился и быстро зашагал к месту трагедии.
   — И куда же девалась твоя высотобоязнь? — спросила из-за спины Ютта, но я не ответил. Нашла время язвить,
   Мы шли метрах в десяти позади Чивета и Джуна, и они первыми приблизились к месту трагедии.
   — Иисус Христос… — перекрестившись, выдохнул Хорхе. Голос в аргоновой атмосфере прозвучал пискляво, и в натуральность чувств Чивета не поверилось.
   — Это не Иисус Христос, это Марко Вичет. Точнее, его труп, — поморщился Гримур. Похоже, не только меня достал архитектор навязчивой религиозностью.
   Гримур обернулся, увидел меня, протянул руку. Я пожал.
   — Надеюсь, это ваша прерогатива? — Он кивнул в сторону распростертого тела. — Я, знаете ли, не силен в расследовании причин смерти.
   — Да, это входит в круг моих служебных обязанностей, — сказал я. — Представляться не надо?
   — Нет. Все давно поняли, кто вы такой.
   — Вот и хорошо. Свидетели происшествия есть? — Нет.
   — Кто обнаружил труп?
   — Я, — отозвалась Мари Нолано.
   — Когда?
   — Где-то без четверти шесть. Я люблю на заре заниматься аутотренингом на свежем воздухе, — сказала она. — Вышла из коттеджа, провела серию упражнений, затем подошла к краю платформы и увидела на плато неподвижно лежащего человека. Заподозрив неладное, я надела экоранец и спустилась на плато. Марко уже был холодный.
   — Вы двигали тело?
   — Нет, только прикоснулась к артерии на шее.
   — Надеялись, что Марко Вичет может дышать аргоном?
   Щека у Нолано дернулась, и я впервые увидел на ее лице проявление эмоций.
   — Я была растеряна, — зло ответила она. — Если, конечно, вас устраивает такая версия. Или вам больше по душе версия, что это я столкнула его с платформы?
   Тело Марко Вичета лежало ничком, голова, чуть повернутая набок, утопала в пеносиликатной пыли, левая рука, сжатая в кулак, была вытянута над головой, правая подвернута под грудь. Я глянул вверх — край платформы находился точно над нами. Очень похоже, что Вичет сорвался с платформы и его тело на огромной скорости впечаталось в пеносиликат.
   — Защитное поле над платформой ночью отключалось? — спросил я.
   — Нет, — сказал Корти Ньюмен. — Ни отключения, ни сбоев в работе защитного поля не зафиксировано.
   «Опять не зафиксировано, — досадливо подумал я. — Незарегистрированное изменение данных информотеки, почти одновременный выход из строя биокибера-геолога и ассиста, странное отключение моих биочипов… Прямо-таки дух святой на платформе колобродит».
   — Когда вы последний раз корректировали положение платформы? — спросил я Ньюмена, продолжая глядеть вверх.
   — Два дня назад.
   — Да не мог он оттуда упасть! — раздраженно заметил Холодков. — Силовое поле любой предмет подхватило бы и доставило на нижний ярус!
   Я повернулся лицом к физику-топологу и в упор посмотрел на него.
   — Вы в этом так уверены?
   — Уверен! — поморщился он.
   — По-вашему, он погиб не здесь? Где же — на стройплощадке? Тогда кто его доставил сюда, кто снял с него экоранец? Выходит, это не несчастный случай, а убийство? Вы — один из первых, кто подошел сюда. Следы видели?
   Пару секунд Холодков растерянно смотрел на меня, затем нехорошо осклабился.
   — Следы? А следы — вот они!
   Он ступил ногой вперед, припечатал к пеносиликату ботинок и убрал его. Оставленный в пеносиликатной пыли след медленно, как в киселе, затянулся.
   — Резонно, — согласился я. — Попрошу всех, кроме медиколога, покинуть плато. Да, мне нужен биокибер-фото граф, заснять место происшествия. Может кто-нибудь запрограммировать биокибера? Или это умел только Вичет?
   — Я смогу, — сказал Лю Джун. — Дело нехитрое, при проработке дизайна часто приходится этим заниматься. Минут через пятнадцать пришлю — вас устроит?
   — Спасибо.
   Все начали расходиться, со мной остался только Борацци.
   — Минутку, коммодор, — остановил я Гримура. — Попрошу вас заблокировать доступ в коттедж Вичета для кого бы то ни было, а электронный ключ перекодировать исключительно на меня.
   — Хорошо, — кивнул Гримур, но затем, поняв, что я имею в виду, удивленно вскинул брови. — Вы полагаете…
   — Я ничего не полагаю! Я веду расследование гибели нашего коллеги, и только по окончании расследования будет ясно, несчастный это случай или нет. Ясно?
   — Понятно, — вздохнул Гримур и расстроенно махнул рукой. — Чего тут не понимать…
   Он развернулся и зашагал прочь.
   Ютта уходила одной из последних. Она оглянулась, вопросительно посмотрела на меня, но я отрицательно покачал головой, и она ушла.
   Проследив, пока последний человек, подхваченный антигравитационным лучом, не поднялся на нижний ярус платформы, я повернулся к медикологу,
   — А что вы обо всем этом думаете? — спросил я.
   Борацци неопределенно развел руками.
   — Нелепая смерть. Можно погибнуть во время образования разлома, можно навеки зацементироваться в пеносиликате, можно, в конце концов, угодить в эпицентр пространственно-временного сдвига. Но чтобы вот так…
   Он потряс головой, достал из кармана флягу, откупорил.
   — Будете? — протянул мне. — Анисовая водка. Хорошо прочищает горло при нулевой влажности аргоновой атмосферы.
   — Спасибо, нет.
   — А я буду. — Он отхлебнул, закрыл флягу, сунул в карман и опустился на пеносиликат. — Садитесь, Вольдемар, в ногах правды нет.
   — Особенно когда выпивши, — пробурчал я, но совету последовал и сел.
   — Вот только нравоучений не надо, — поморщился Борацци. — Гамлетовский вопрос: «Пить или не пить?» — мое сугубо личное дело. Вам мой алкоголизм мешает? Когда будет мешать, скажете. Тогда я… — Он хитро прищурился. — Встану и отойду с флягой в сторонку.
   — Послушайте, Рустам, а вы никогда не задумывались, почему именно на Мараукане, где из-за непредсказуемых пространственно-временных сдвигов нельзя гарантировать полную безопасность, решили возвести туристический комплекс?
   Борацци вскинул брови и насмешливо посмотрел на меня.
   — Это вы меня спрашиваете?! По-моему, в службе галактической безопасности лучше знают ответ на этот вопрос.
   — Меня интересует ваше мнение.
   — Мое мнение… — Борацци достал флягу и снова отхлебнул. — Свое мнение я высказываю за столом, когда мы пьем на равных. Трезвому же объяснять… — Он покачал головой и усмехнулся. — Еще примете за пьяный бред, и тогда мне придется вставать и отходить в сторону. А я не хочу менять свое местоположение. Кстати, ваш биокибер-фотограф бежит. Странно, почему-то в трех экземплярах. Неужели допился и в глазах троится?
   Я встал и обернулся Действительно, к нам на рысях приближались три биокибера. Как оказалось, только один из них был фотографом, а двух остальных Джун прислал для транспортировки тела. Молодец, дизайнер, я как-то сразу не сообразил.
   Я объяснил фотографу, что нужно делать, и он засуетился вокруг трупа, снимая его в разных ракурсах.
   — Вам приходилось исполнять обязанности патологоанатома? — спросил я Борацци.
   — Эх… К сожалению, чаще, чем хотелось бы.
   Он снова приложился к фляге.
   — Куда после съемки труп доставить? К вам в манипуляционную?
   — А куда же еще? Здесь я вскрытие делать не буду.
   Фотограф закончил съемку и застыл в ожидании указаний.
   Я подошел к распростертому телу, перевернул и наконец-то увидел лицо Марко, на котором застыла странная гримаса. Что-то среднее между крайним удивлением и омерзением, но никак не гримаса страха, как если бы он падал с высоты Живым. Час от часу не легче — сплошные загадки.
   Проверив карманы, я извлек универсальную отвертку, пару запечатанных пакетиков с обезвоженным биоэлектронным наполнителем, тестер Межмолекулярных потенциалов. Больше в карманах ничего не было. Разжать кулак трупа не удалось — пальцы закостенели в мертвом захвате.
   — Если что-то обнаружите в кулаке, — предупредил медиколога, — сообщите.
   — Всенепременно.
   — Продолжай съемку, — сказал я биокиберу-фотографу.
   Биокибер еще минут пять бегал вокруг трупа, наконец закончил съемку и передал мне кювету с кристаллозаписью.
   — Можете забирать, — распорядился я.
   Биокиберы-носильщики быстро упаковали труп в пластиковый мешок, подхватили его и помчались к транспортному антигравитационному подъемнику.
   Борацци встал, спрятал флягу в карман, потянулся.
   — Пора за работу. Вы будете присутствовать на вскрытии?
   — Пожалуй, нет.
   — Что, мутит, как от высотобоязни? — ехидно заметил он. — Хэ-хэ…
   И медиколог нетвердой походкой зашагал вслед за биокиберами.
   Вернувшись в коттедж, я передал кристаллозапись секретарю, активировал криминалистическую программу и велел провести анализ отснятого материала. Затем сел завтракать. День предстоял суматошный, и неизвестно, удастся ли вовремя подкрепиться. Надежда на то, что Ютта накормит обедом, как вчера, была весьма призрачной — уходя с плато, уж очень нелюбезным взглядом она меня одарила.
   Минут через пять секретарь сообщил, что началось оперативное совещание и координатор интересуется, буду ли я принимать в нем участие. Что ж, жизнь продолжается, и никто работы по созданию на Мараукане туркомплекса не отменял. И хотя сам я недавно объяснял Ютте, за что нам здесь платят деньги, от участия в совещании отказался. Во-первых, работы планетолога на объекте номер восемь, именуемого «Усеченной Пирамидой», были завершены, а во-вторых, деньги мне платила не только фирма «Млечный Путь», но и еще одна организация. И деньги немалые, которые я сейчас, уже не прикрываясь «легендой», должен отрабатывать.
   «Легенда» лопнула, как мыльный пузырь, так и не понадобившись. И к лучшему — кроме неудобств, никаких дивидендов она не принесла. Теперь, с прекращением функционирования биочипов, некому было постоянно держать меня в тонусе, заставляя представляться посредственным планетологом, живущим на Земле в однокомнатной квартирке и с трудом сводящим концы с концами. Сама собой испарилась надоевшая до чертиков высотобоязнь, да и жировые складки на животе начали исчезать, что вчера вечером в постели с удивлением отметила Ютта. Вот если бы еще и мой возраст оказался «легендой»…
   — Вас вызывает Уэль Аоруиной, — сообщил секретарь.
   Что ж, этого следовало ожидать. Не может полномочный инспектор Галактического Союза не заинтересоваться происшествием со смертельным исходом.
   Я включился, но изображение на экран не вывел — взгляд у каратоидян неприятный, гипнотизирующий, и при бездействующих биочипах не хотелось смотреть ему в глаза.
   — Добрый день, уважаемый Саныш, — сказал Аоруиной. В углу темного экрана мигала зеленая точка — в отличие от меня, он вывел мое изображение на экран.
   — Я вас слушаю, многоуважаемый Уэль.
   Обращение «Я вас слушаю» было самым распространенным приветствием у каратоидян.
   — Вы не могли бы сообщить подробности происшествия на платформе и причину смерти вашего коллеги? — спросил он протокольным языком переводчика.
   — Пока нет, глубокоуважаемый Уэль, — ответил я тем же протокольным языком. — Никакими другими сведениями, кроме обнаружения на плато трупа инженера-биомеханика Марко Вичета, я не располагаю. В настоящий момент ведется следствие.
   Аоруиной немного помолчал.
   — Какую версию вы считаете предпочтительной: несчастный случай, убийство, суицид? — осторожно поинтересовался он.
   — Ничего конкретного, глубокоуважаемый Уэль. Но суицид, скорее всего, наименее вероятен.
   — Почему вы так думаете, уважаемый Саныш?
   — Потому, глубокоуважаемый Уэль, что ночью я разговаривал с Марко Вичетом и не заметил никаких психических отклонений в его поведении.
   Аоруиной снова помолчал. Почему-то он не решался задавать прямые вопросы — быть может, его не устраивало то, что я не захотел визуального контакта?
   — Попрошу вас держать меня в курсе расследования, — наконец сказал он.
   — Всенепременно, глубокоуважаемый Уэль. Как что-нибудь выяснится, обязательно сообщу.