Потом, не успели убрать посуду, заявилась Тамми. Слух о возвращении Дали, неизвестно, кем и когда пущенный, пронесся по городу. И до вечера шли уже не переставая. К счастью, Синди напекла много кексов. Чай приходилось ставить три раза. Все было как обычно, как и следовало ожидать.
   И только ночью Дали вспомнила Римонду и вспомнила Хэлла. Дверь над пропастью чуть приоткрылась. В окно смотрела яркая белая луна, и как завороженная, Дали не сводила с луны взгляда.
   Маленький мальчик помнился ей. Маленький мальчик сидел у нее на руках. С ним было куда тяжелее, чем с Синди. Он был капризным, непослушным, часто болел, он дрался, ломал руки и ноги, вечно был в синяках. Он купался, где не положено, бил стекла, лазил по крышам. Он мастерил рогатки. Но бог мой, она была матерью маленького мальчика! Какой она была счастливой, ничего не понимающей дурой!
   Каким он был дерзким, противным мальчишкой... Но он возвращался-то сюда, в этот уют и тепло, и здесь его кормили, укладывали спать, здесь ему читали вслух книги, смазывали царапины. Теперь ничего этого у него нет. Он отверг все это ради своей волчьей мужской свободы. Дали знала, всегда знала, что это произойдет. Хэлл не из тех, кто может остаться. Тот мир, страшный мир манил его, звал, требовал к себе. Хэлл был сыном того мира, неважно, что вырос он в Арвилоне (А где еще, кроме Арвилона, могут вырасти дети?) И теперь он получал то, что выбрал сам. Что не мог не выбрать. Но Дали стискивала зубы, и подушка ее была мокрой, она думала о мире, где живет теперь Хэлл, она думала о том, что он ел сегодня, на какой кровати и на кровати ли - он спит, и спит ли вообще, и жив ли он, и если жив, то, возможно, избит, ранен, унижен, да бог мой, с ним могло произойти все, что угодно... С этим маленьким мальчиком.
   Потом она думала, что Хэлл мог и сам стать насильником, убийцей, мучителем... Честно - мог. Здесь он был добрым мальчишкой, но там, за пределами Арвилона, люди быстро меняются. Он всегда шел на поводу у других. То, что считается признаками мужественности, всегда вызывало у него восторг - презрение к своей и чужой боли, черствость, злоба, физическая сила... Он очень хотел стать таким. Стать суперменом. Тот мир - это и есть мир суперменов, где каждый когтями и зубами доказывает свое право на жизнь, на превосходство.
   Потом Дали понимала, что сделала все, что могла. Что останься она здесь, это ничего не изменило бы. Мальчики не потому уходят от нас, что мы не любим их. Нет. Они уходят потому, что им скучно с нами. И потому что они всегда ищут и продолжают искать отцов - которых никто из них не знает и не узнает никогда. Почти никто. И находя тех, кто похож на отца, они спрашивают у них, как жить. И отцы учат их. И они идут убивать своих матерей и сестер. Так погибла Римонда...
   К рассвету Дали заснула.
   Дали не очень хотелось идти к градоправительнице Листраны. Она сама даже не понимала, почему. Не отдавала себе отчета. Можно было отговориться какой-нибудь болячкой. Но Синди так рвалась показать всем свое новое шелковое платье и свою маму, летчицу-истребителя... Дали устала, ей хотелось побыть дома одной, наедине со своей комнатой, с роялем, с книгами... Ее же не оставляли в покое. И меньше всего ей хотелось встречаться с самой градоправительницей, Лорой. Хотя отношения всегда были хорошие. Дочь Лоры, Юлия и Хэлл были одного возраста... и учились в одном классе.
   Лора и поздоровалась с ней, казалось, как-то холодно. "Здравствуй, Дали", протянула руку - и проплыла мимо, беседуя с другими дамами. Ну и плевать, решила Дали. Она украдкой осмотрела себя в зеркале. Сшила новый наряд, разорилась. Впрочем, платили-то ей хорошо. Невозможно же всю жизнь в летной куртке.
   Легкая сиреневая вуаль окутывала плечи (широковатые, надо сказать), падала вниз, и под ней неясно прорисовывались очертания плотной фигуры Дали, обтянутой фиолетовым шелком. Аметистовое колье смотрелось, пожалуй, несколько тускловато на смуглой коже. И все же это было прекрасно! Дивное чувство - легкая, летящая юбка, высокие каблуки... И плевать на все, сказала себе Дали, любуясь зеркальным изображением. Сейчас танцевать пойду.
   Тем временем начался небольшой любительский концерт (хор девочек, в том числе, и Синди, пел "Stabet Mater"), глядя на чистые, раскрасневшиеся лица подростков, Дали снова ощутила укол в сердце... Им-то хорошо. Хорошо тем, у кого нет сыновей. Или вот Дейл Саторн. Ему уже двадцать. Он не ушел. Сидит с матерью под ручку, весь во внимании, весь такой благопристойный, благообразный, в черном костюме. Учится на священника. Редчайший случай. Он остался в Арвилоне. Один на пятьдесят. Хорошо Лоре. У нее только один ребенок, и это дочь. Юлия. Ей шестнадцать уже. Шестнадцать было... (почему было?!) Шестнадцать и Хэллу. Мать писала, у Хэлла была какая-то симпатия к Юлии. Гуляли вместе, что ли. Не удержала его эта симпатия... Где, кстати, Юлия? Дали огляделась. Не видно. У этих шестнадцатилетних бывают заскоки. Мало ли что... Господи, почему ЭТО свалилось именно на меня? За что? В чем я виновата? Нужно было оставаться с детьми... Но кто будет охранять Арвилон? У всех дети...
   Господи, да перестань, приказала себе Дали. Ты же все знала. Ты знала, что так будет. Все мальчики, вырастая, уходят из Арвилона. Остаются только двое на сотню, по статистике. Здесь живут только женщины. Мальчики уходят в мужской мир. Это уже давно так сложилось. Спокойной можно быть только с дочерью. А с сыном нужно заранее себя настраивать - он уйдет. И ты знала это. В чем же теперь дело?
   Может быть, Лора побоялась иметь еще ребенка, после Юлии... Может быть, боялась, что родится мальчик. Понять это тоже можно. Многие так. Это вот она, Дали, никогда ни черта не боялась.
   После хора девочек выступало струнное трио. Моцарт, Чайковский, напоследок женщины сыграли вещь, еще не слышанную Дали - новое произведение Дэллы Траян, пьесу, которая называлась "Сон о реке". Музыка плыла волнами, трепетала, замирала, кружилась в водоворотах... Завораживала и вела, и сердцу становилось все легче, все легче. Так бывает, когда пристально смотришь на текущую воду. Дэлла Траян (жила она, кажется, в Луканосе) всегда потрясала необыкновенной глубиной и какой-то природной естественностью композиций...
   После музыкантш вышла на середину совсем молоденькая девушка, лет семнадцати. Чуть-чуть старше Хэлла, а может быть, даже и не старше. Красивая, светловолосая... Что-то в ней такое было. Одета совсем просто, в белое платье, волосы зачесаны назад без затей, никакой косметики, горящие большие серые глаза. Хрупкой ее нельзя было назвать, но и полной - тоже. И какая-то сила ощущалась в ней, в том, как она держалась, как вышла... Имя ее Дали прослушала. Девушка просто взяла микрофон и начала читать стихи. ПО-видимому, свои, потому что читала она не артистично, да и стиль был совершенно незнаком Дали.
   Летящий в свет
   Падает в снег
   И просыпается по весне,
   И начинается по весне
   Глухое брожение в смутном сне.
   Слышится шепот, как шорох в листве.
   Шорох в листве.
   Дождь за окном.
   Город, в стельку пьяный дождем.
   И в воспаленном угаре ночном
   Хитросплетенье в мозгу головном:
   Суть не в смысле, а в чем-то другом.
   Кто-то другой,
   Шум в голове,
   Там притаился в пышной листве.
   Шепчет тебе хитроумный совет:
   Так ли уж сдался тебе этот свет?
   Очень уж холоден этот свет.
   Холоден свет.
   Тепл человек.
   Очень уж короток женский век.
   И разбирается женский век
   На кучу гнездышек, рук и рек.
   Усталость - сон.
   Сновиденье - бег.
   На острие - блистающий свет.
   Дали хмыкнула. Девушка неловко поклонилась и убежала под подбадривающие аплодисменты. Вышли несколько девочек, запели новую песенку:
   Мастерю мечты я, корабли,
   Мастерю и вижу на просторе,
   Далеко на краешке земли,
   Синее в бурлящей пене море.
   Корабли те ставлю на песок,
   Знаю, будет день, и силой ветра
   Их, качая, к морю понесет,
   Через скалы, в мареве рассветном...
   После девочек вышла пожилая пианистка, села за инструмент. Дали нашла глазами Синди - вон она, среди стайки подруг, рядом с градоправительницей. Лора восседала на возвышении (как на троне... королева!), благожелательно и равнодушно поглядывая на окружающих. Дали опять неприятно кольнуло. Могли бы породниться... Если бы. Если бы не дурацкая жизнь, разорвавшая мир на половины. А так - Лора улыбается и поглядывает свысока. А ей, Дали, рваться от муки.
   Вскоре концерт был окончен. Объявили танцы. В Арвилоне редко танцуют по-старинному, парами. В основном танцы общие, хороводы, змейки, игры... Дали решительно поднялась и пошла плясать. Она плясала до упаду, до чертиков в глазах, она кружилась и хохотала... Потом ей резко надоело все это, и отошла она в другой конец зала, где в креслах и на скамьях располагались не желающие танцевать.
   - Дали, иди сюда! - рука Виолы потянула ее в кружок спорщиц. Кто-то протянул Дали тарелку с фуршетного столика, с сахарным миндалем и печеньем, кто-то подал фужер вина. Дали присела на маленький, словно из деревянного кружева, стул, всерьез опасаясь за его сохранность.
   - О чем речь? - осведомилась она. Рядом с ней сидела Ольга, бывшая одноклассница, сидела на инвалидном кресле. Пулю в позвоночник Ольга получила лет пять назад, на западной границе. И осмотревшись, Дали заметила, что собрались почти все, имеющие прямое отношение к войне, воевавшие, списанные из-за ран или отпущенные по беременности (Римонда, Римонда...)
   Ольга повернула к Дали узкое смуглое лицо.
   - Понимаешь, Дали, тут вот говорят, что война не имеет смысла...
   - Я не об этом, - возразила Ренис, - Я повторю, потому что я вижу, что не все поняли. В старые времена, до Раздела, война обычно проходила как? Кто-то нападал, потом тот, кто оказывался сильнее, отбрасывал врага все дальше и дальше, по его же территории... Захватывал всю территорию врага и диктовал свои условия. И война кончалась. А наша война не кончается с самого Раздела. Иногда наступает затишье, потом - снова... Почему? Да потому, что мы не наступаем. Наша техника лучше, наша подготовка сильнее, о духе я уже не говорю. А мы ограничиваемся тем, что охраняем Арвилон. Так война будет бесконечной. Вернее, кончится тогда, когда они прорвут нашу оборону и захватят нас.
   При этих словах многие вздрогнули. Ужас перед мужчинами... О нем никогда прямо не говорили, но страх этот был в крови.
   - Вообще это верно, - заметила Виола, - Нужно бить врага на его территории.
   - Ну хорошо, - насмешливо вступила рыжая Бири, - Ну вот побьем мы мужиков на их территории, а что дальше?
   Все замолчали. В самом деле, что дальше? Диктовать ИМ свои условия? Какие? Чтобы ОНИ перестали быть тем, что ОНИ есть?
   - В том-то и суть, - заметила Ольга, - что с самого Раздела интересы женщин были - Раздел. Мы хотели только, чтобы нас оставили в покое. Мы вообще не хотим иметь с ними никакого дела. А их интересы - это объединение. Захватить нас и превратить в рабынь. Поэтому так и получается - они нападают, мы защищаемся.
   - Да и вообще, - глухо сказала Дали, - Вы представляете себе, что это значит - пойти и бить врага на его территории... Да как мы их можем бить вообще? Ладно еще защищаться... Они ведь наши же. Наша же кровь. Мы их и вырастили. И вообще ведь они люди. Что я вам говорю, девчонки, сами же все знаете. Никудышные из нас вояки.
   Она встала. Синди бежала ей навстречу, раскрасневшаяся, счастливая.
   - Мам, пойдем, а?
   Она потащила Дали за руку к компании сверстниц. Девочки окружили летчицу.
   - Это моя мама, - с гордостью объявила Дали.
   - А вы на Осе летаете? - спросила со знанием дела какая-то пигалица. Девчонки смотрели на Дали во все глаза.
   - На Осе.
   - А правда, что Ос лучше Маггорна?
   - Да. Они у нас и скопировали, но неудачно получилось. Ос ведь в Арвилоне проектировали.
   - А страшно летать? - спросила совсем маленькая девчушка. Дали улыбнулась.
   - Да. Иногда страшно бывает. То есть летать не страшно, а вот когда видишь Маггорны, или зенитки начинают лупить...
   - Здравствуйте, госпожа Маттаури, - сказал девичий голосок сзади. Дали обернулась и увидела девочку постарше, лет пятнадцати.
   - Я занимаюсь в аэроклубе. Вы не придете к нам, опытом поделиться?
   - Это можно, - согласилась Дали, - Когда?
   - Когда вам удобно...
   - Давайте завтра днем, хорошо? И полетать можно. У вас что есть?
   - У нас... много чего. Четыре Оса есть, но "тройки".
   - "Тройки", это не очень хорошо, - вздохнула Дали, - но для вас не так важно... Посмотрим, ладно.
   В гостиной затеяли уже игру в большой карточный банкет. Лора сидела во главе стола и раздавала карты. Единственное свободное место было рядом с ней. Дали, вздохнув, присела. Лора скосила на нее взгляд. Простая вежливость требовала не молчать.
   - Ваш ход, Колетта, - громко произнесла градоправительница, - Дали, милая, как вам город? Изменился?
   - Не очень, Лора... Дети вот изменились за год. Растут... А где ваша дочь, кстати? Что-то ее сегодня...
   - А у меня нет больше дочери, - со спокойной улыбкой произнесла Лора, - Юлия ушла из Арвилона. Две недели назад. Вместе с вашим сыном.
   Было что-то забавное в том, чтобы здесь, в отпуске, снова карабкаться в кабину, разогревать двигатель, ощущать плавное давление на взлете... "Тройка" летела не очень устойчиво. Недолго продержалась эта модель, уступавшая "Маггорнам", а теперь уже "Семерка" на подходе. Испытания на авиазаводе в Луканосе уже ведутся, по слухам. Дали подняла машину к облакам, спросила сидевшую сзади девочку (разумеется, "Тройка" была спаренная).
   - Не страшно?
   - Нет.
   Дали развернула "Тройку" и с полупереворота бросила машину в пике... Недалеко от земли вышла из пике - перегрузка вдавила в кресло, затрещали кости - и снова поднялась выше. Девочка издала странный звук.
   - Ты что? Тошнит?
   - Не-а, - раздался в шлемофоне сдавленный голос. Дали сделала замедленную бочку, мертвую петлю, сделала круг над аэродромом, и повела самолет на посадку. Шасси, выскочив, вцепились в бетон, как когти ястреба в добычу. Едва самолет остановился, Дали отстегнулась. Лицо ее спутницы приобрело выраженный зеленый оттенок. Они выбрались из кабины. Несколько наблюдательниц уже бежали к ним по полю. Инструктор - Берри, седая бывшая летчица, уже четырежды бабушка... Воплощение будущего самой Дали (если, она, конечно, доживет). И несколько девчонок. Одна показалась Дали знакомой, ах да, вчера она читала стихи на вечеринке у Лоры. Белокурая такая, серьезная. Хорошая девочка. Все они хорошенькие, в туго перепоясанных форменных серых блузах, с горящими глазами, восторженно глядящими на Дали...
   Девчонка, летавшая с ней, уже оправилась и смотрела бойко, тень славы Дали падала и на нее.
   - Здорово, - произнесла одна из девочек.
   - Ну вот, мы посмотрели, как нужно работать в воздухе, - назидательно сказала Берри, - Теперь, я надеюсь, госпожа Маттаури прочитает нам лекцию и ответит на вопросы. Пройдемте в здание.
   Вопросов было очень много, и лекция завершилась только под вечер. Девчонки расходились взбудораженные, горячо обсуждая рассказ Дали. Летчица накинула куртку - снаружи было прохладно, спустилась с кафедры. Берри пожала ей руку.
   - Спасибо, Дали. Ты нам очень помогла.
   Она рассеянно кивнула. Все это было знакомо, словно некое де жа вю только раньше она, маленькая черненькая девчонка Дали сидела в этой аудитории и с волнением слушала подобные рассказы. Теперь же оказалась в другой роли. Но - словно и не прошли годы - все осталось так же.
   Ей нравились самолеты. Она всегда любила технику, внутреннее устройство машины, изгибы крыла, блеск стали - все это будоражило, волновало. Так же, как и всех этих девчонок - иначе они не были бы здесь. Ей смертельно хотелось летать. Хотелось покорить эту тяжелую железную машину, поднять ее вверх, сделать послушной и легкой... Ее мечта сбылась. Но и теперь, оказываясь в самолете, Дали ощущала легкое волнение, как бы вспоминая то состояние, ту детскую мечту... Вот сейчас, сейчас - полетишь. И такими же были эти девочки. И выйдя сейчас в коридор, они с азартом обсуждали подробности боев, о которых рассказала Дали, детали строения новых "Шестерок" и "Семерок", разницу с "Магами". Дали знала все это, она помнила собственную юность. В Арвилоне всегда так. Если занимаешься делом, которое любишь, то все получается. И это счастье. И больше ничего в жизни не нужно. Ну, разве что дети...
   - Я вам еще понадоблюсь?
   - Ладно, Дали. Отдыхай. Отпуск короткий, сама знаю.
   - Спасибо.
   - Так не забудь, приходи на крестины моей внучки.
   - Обязательно.
   Дали двинулась к выходу. Коридор был уже пуст, одна только девушка стояла у подоконника. Та самая, белокурая, сероглазая, с ладной фигуркой. Заметив Дали, девушка быстро двинулась к ней.
   - Я... простите, мне нужно с вами поговорить.
   - Выйдем на поле? - предложила Дали. Они двинулись вместе по коридору. Девушка заговорила быстро, сбивчиво.
   - Мне уже скоро двадцать. Я хочу летать, то есть по-настоящему. Я в клубе четыре года. Сертификат на "Тройку" уже есть. Вы не возьмете меня в часть?
   - Как тебя зовут? - спросила Дали.
   - Чена. Чена Лаккор.
   Они вышли на улицу. Вверху, в незамутненной сини, высоко парил крошечный транспортник "Тиннес". Несколько точек отделились от него, долго беспомощно летели вниз, потом взорвались разноцветными куполами тренировались десантницы.
   - Сколько налетала? - поинтересовалась Дали.
   - Сто восемьдесят два часа.
   Дали одобрительно кивнула.
   - Ты бы могла написать заявление...
   - Я писала. Но мне предложили на восток, на океан, а там ведь затишье... И потом, какая наставница будет, ведь это важно. Я с вами хочу, можно?
   Дали задумалась. Девочка, вроде бы, ничего. Вполне может заменить Римонду... Ей стало противно от этой мысли. Как будто Римонду можно заменить. Но - перебила она сама себя - в звене у нас пустое место. И неизвестно еще, кого поставят.
   Дали не любила, когда ей ставили слабых ведомых... Они быстро погибали. А это тяжело.
   Конечно, придется месяца три еще девчонку тренировать. Одно дело учебный аэродром и "Тройка", а другое - реальные боевые условия. Теперь, правда, у них отличный компьютерный тренажер, так что они и стрелять учатся, и все ситуации проходят... Это мы учились прямо на ходу. Бросили в воду, выплывешь - молодец... Собьют - такова жизнь.
   - Ты работаешь? - спросила Дали.
   - Да. Я библиотекарь.
   - Ого!
   Чена смущенно улыбнулась.
   - Люблю книги. Ну и здесь вот, в летном клубе учусь.
   - У нас в полку, кажется, библиотекарь нужен.
   - Я летать хочу, - предупредила Чена.
   - Да не беспокойся, будешь ты летать, надоест еще. А мать жива?
   - Да. Мы живем на Солнечной. У меня еще две сестры, старшие. У них уже дети.
   - А братьев нет?
   - Нет.
   - Твое счастье, - вздохнула Дали.
   - Почему? Хотя...
   - Я подумаю, - сказала Дали, - Если решу тебя взять, позвоню, хорошо?
   Когда-то в древности это был католический собор. Длинные ряды скамеек, готические окна и своды, пространство и свет, льющийся сквозь цветные витражи (последние, впрочем, обновлены совсем недавно), сверкающий алтарь в глубине кафедры, и у входа, как положено - Купель. Все, как и раньше. Только нет больше величавых священников-мужчин в рясах...
   Мать Феодосия в белом стихаре неслышно подошла к купели.
   - Раскройте младенца, - тихо сказала она. Помощник - Дейл - поднес ей Библию в кованом переплете. Молодая мать, волнуясь, развернула одеяльце. Крошечная девочка, вся в белых кружевцах, спокойно смотрела на монахиню. Феодосия начала молитву. Окружающие женщины и Дейл тихо повторяли за ней.
   - Крещу тебя во имя Отца и Сына, и Святого Духа, - произнесла Феодосия, брызгая на младенца водой из Купели. Девочка недовольно поморщилась, но не заплакала. Феодосия быстро закончила обряд. Крестная мать приняла ребенка, как положено. Бабушка - Берри - протянула Дейлу стокроновую бумажку, пожертвование на церковь.
   Священнослужительница удалилась. Гости стали выходить из церкви. Дали, смочив пальцы святой водой, перекрестилась, и тут же вспомнила Римонду... Выйдя на улицу, все зашумели, зашевелились. Веселой процессией двинулись к дому Берри. Взрослая дочь - мать окрещенного младенца и еще одного, старшего мальчика - жила с ней. Тем более, дом был большой, целый особняк, не пропадать же ему.
   Люция, мать девочки, тут же уселась в кресло и дала ребенку грудь. Трехлетний старший мальчик пристроился рядом, завистливо поглядывая на эту картину. Хэлл тоже очень ревновал, вспомнила Дали. Начал впадать в детство, соску взял, истерики устраивал без повода. Приходилось с ним часами гулять, играть, чтобы он поверил, что мама вовсе его не бросила.
   Женщины во главе с Берри тем временем накрыли на стол. Напечено было множество пирогов, с мясом, с капустой, с грибами, соленые грибки стояли на столе, и икра, и салаты, и ветчина, оливки, овечий сыр... Так было принято, на крещение - пироги. На кухне ждала своей очереди еще и сладкая выпечка, яблочный пирог, творожный, кремовый торт, торт безе. Синди села рядом с матерью и накинулась на еду с такой прожорливостью, что Дали лишь диву давалась. Надо же, тощая, как глиста, а ест и ест... Растет она, что ли? А может, у нее и правда глисты завелись? Надо бы проверить. Вообще-то у них обоих конституция тощая, и у Хэлла тоже. Не в мать. Дали никогда особо худенькой не была. Удивительно, но Хэлл и Синди очень похожи, причем пошли не в Маттаури, а неизвестно в кого, в безымянную сперму, и не могла же она быть от одного и того же мужчины.
   (Сперму сдавали оставшиеся в Арвилоне мужчины, в том числе, и женатые - добровольно, разумеется, для этого велась разъяснительная работа. Но этого было мало для поддержки генофонда, и сперму брали также у старших мальчиков, тоже на добровольной основе, не очень хорошо, но для выживания, что поделаешь...)
   Люция уложила новокрещенную спать в коляске и сама уселась за стол. Мальчик взгромоздился ей на колени. Берри навалила целую тарелку пирогов.
   - Ешь, ешь, тебе для молока надо.
   - А потом худеть придется, - вздохнула Люция, с аппетитом уписывая пирог.
   - А вот я...- начал кто-то, и пошел вечный разговор на тему: как похудеть после беременности. Дали повернулась к счастливой бабушке.
   - Берри, вопрос есть.
   - Да?
   - У тебя там девочка есть, Чена Лаккор. Как она?
   - Просилась к тебе? - мгновенно среагировала инструкторша.
   - Да. Как летает?
   - Летает прекрасно. Пилотирует уверенно так, реакция отличная. Вообще пожаловаться не могу. Страха нет. Ну и ты знаешь, она готовилась много самостоятельно. С парашютом опыт есть, рэстан, стреляет отлично...
   - Ты так говоришь, как будто хочешь сказать "но"... Как характер?
   - Хороший характер. Правда, не то, чтобы общительна, предпочитает уединяться, но в общем, пользуется уважением...
   - Религиозна?
   - Да. Ну, не то, чтобы чрезмерно, но...
   - Здоровье?
   - Хорошее здоровье. Да нет, Дали, нет у нее никаких недостатков.
   - А в чем дело?
   - Дело... Видишь, Дали, честно говоря, жалко.
   - В смысле?
   - Девочка очень умненькая. Интеллигентная. Читает много. Сама что-то пишет, стихи такие хорошие... Жалко, понимаешь, ведь у вас там тяжело... А если убьют? Не хочется мне ее пускать, честно говоря. Ну что наша жизнь сама знаешь, сегодня жив, завтра сбили, да и бессмыслица - полеты, тренировки, все по кругу. Она для большего предназначена. Жалко.
   - А других не жалко? - холодно спросила Дали. Берри вздохнула.
   - Всех жалко. Ладно, забирай. Все равно ведь уйдет.
   Дали попросила, чтобы ее не провожал никто. Не хватало душераздирающих сцен на вокзале, то есть, конечно, мать и Синди сцены закатывать не будут, но ведь как это больно... Как договорились, на вокзале под часами ее ждала Чена.
   Дали так и не познакомилась с родными Чены... Хотелось, но она запретила себе это. Ни к чему узнавать девчонку ближе. Она в моем звене, и точка. Она мне не подруга, просто ученица. И лучше, если это состояние продлится подольше. Чтобы в случае чего не сойти с ума от горя и ужаса.
   Чена вскинула на плечи рюкзак, подняла гитару в чехле. ("А можно гитару с собой взять?" - "Возьми, это лишним не будет").
   - Там поезд уже стоит, госпожа капитан, - обратилась она к Дали, объявили уже.
   - Пойдем, - Дали кивнула, - кстати, не нужно обращаться по званию. У нас это не принято, только к командиру полка, когда докладываешь, говоришь "госпожа полковница".
   - А как же к вам обращаться? - они быстро шагали по перрону.
   - А как ты к Берри обращалась?
   - Мисс Берри...
   - Можешь и ко мне так же.
   Кажется, это какое-то древнее слово, мисс, вспоминала Дали, вскакивая в вагон. Еще было "миссис", одно из них означало замужнюю даму, другое девушку. Спросить бы Чену, она начитанная, помнит, наверное. Но неловко авторитет ронять. И на каком это языке? На английском, вроде бы...
   В купе, едва поезд тронулся, Чена вскарабкалась на верхнюю полку и раскрыла книгу. Дали, встав, чтобы прикрыть окно, глянула на обложку: Рина Виолани, "Второй Рим и разделение церкви". Надо же, довольно известный историк. Ну и вопросы интересуют юную летчицу и мастера рэстана.
   - Интересно? - спросила Дали. Смущенные серые глаза показались из-за книги.
   - Да. Она очень многомерна, Виолани. Она всегда еще и философию истории вскрывает. Здесь у нее любопытная версия разделения восточной и западной церквей... Вы не читали?
   - Нет, - призналась Дали.
   - И вообще целая глава о межконфессионных проблемах. Тогда ведь было много конфессий внутри христианства, а все началось с отделения Византии... А теперь у нас единая церковь.
   - Это у нас. А у мужчин - своя, - возразила Дали.
   - А разве у них есть церковь?
   - Не знаю. Скорее всего, нет. Или есть, но не везде.
   Дали легче и проще, нежели Чена, чувствовала себя в сегодняшнем дне. Девчонке же, похоже, уютнее казались давно прожитые, древние эпохи... Мудреная философия, рассуждения, взлеты духа, как древние, мужские, так и современные, принадлежащие женщинам, но ничуть не ниже, не хуже тех, древних.