Безусловно, США являются прямыми наследниками Европы и европейской истории. Но уникальность этого образования заключается в том, что Штаты взяли от Европы только одно наиболее рафинированное, очищенное направление цивилизации — либеральный рационализм, теорию “социального контракта”, индивидуализм, динамичный технологический индустриализм, абсолютизированные концепции “торгового строя”. Ранее все эти тенденции концентрировались в протестантской Англии. Британская империя была первой (если не принимать в расчет Древнюю Финикию) моделью построения чисто “торговой цивилизации”, к которой логически вела западная история. И не случайно главными теоретиками либерализма были именно англичане — Адам Смит, Рикардо и т. д., а философами индивидуализма — Локк, Гоббс, Мандевиль.
   Макс Вебер и еще более ярко Вернер Зомбарт убедительно показали, каким образом западный капитализм родился из протестантской этики, и насколько этнорелигиозный фактор существенен для возникновения определенных социально-экономических формаций. Эстафета “торгового строя” постепенно перешла от Англии к США, и, начиная со второй половины ХХ века, лидерство Америки в общем контексте западной цивилизации стало бесспорным историческим фактом.
   США — воплощение Запада, западного капитализма, его центр и его ось, его сущность. И мы теперь с позиций нашего опыта, когда США стали единственным хозяином всей планеты, к чему они так долго шли, можем легко распознать логику истории (чего не могли по историческим причинам сделать те мыслители, которые не дожили до драматической развязки геополитического, социального и экономического противостояния “холодной войны”).
   Итак, вся западная история сходится на США. Собственно, Запад как геополитическое явление возник в период раскола Христианской Церкви на Православие и католичество. Католический ареал и стал базой того, что именуется отныне “Западом” в концептуальном смысле. Начиная с этого момента, люди католического мира отождествили себя самих с полноценным человечеством, свою историю — с мировой историей, свою цивилизацию — с цивилизацией вообще. Все прочие цивилизации и традиции были презрительно приравнены к “диким, варварским странам”. Показательно, что в такой “недочеловеческий” разряд попадали не только нехристианские народы, но и весь православный мир, который на самом деле и был зоной реального, неискаженного, аутентичного христианства. Кстати, именно потому. что православные страны — вначале Византия, а позже Россия — были христианскими, они вызывали у католиков такое агрессивное неприятие. Православие давало пример христианства иного — универсального, открытого, не сектантского, радикально-альтернативного всему цивилизационному строю, который сложился на Западе и который до некоторого времени претендовал на единственную форму христианской государственности. В противостоянии католичества Православию и следует искать завязь диалектического развития истории цивилизации и геополитических процессов в последующие века.
   От раскола церквей следует отсчитывать историю Запада. Католичество в то время становится во главе сугубо “западных” тенденций. Но через какой-то промежуток времени определенные элементы католического учения, доставшиеся ему, кстати, в наследство от православного единства церквей, входят в противоречие с основной линией развития Запада. Перелом приходится на Реформацию. В этот момент наиболее “западные” тенденции обособляются и концентрируются в протестантском типе. Протестантизм распространяется именно в тех странах и среди тех народов, которые последовательно движутся в направлении, заданном расколом: отчуждение от Востока, высокомерное презрение к “диким народам”, отождествление себя самих и своего технического развития с пиком цивилизации, индивидуалистические и рационалистические тенденции, которые не довольствовались уже рамками католическими (хотя те, в свою очередь, были существенным шагом в том же направлении от совершенно традиционного и верного духу изначального учения Православия).
   Протестантские страны — в первую очередь, Англия — становятся на путь “морской цивилизации”, тяготеют к абсолютизации либеральной модели, к универсализации “торгового строя”. Отныне на самом Западе роль авангарда, роль “Дальнего Запада” начинают играть англичане.
   Еще позднее именно крайние, наиболее радикальные протестантские английские секты закладывают основу американской цивилизации, проектируют и реализуют США. Они едут туда — на крайний Запад как в “землю обетованную” строить там совершенное общество, “идеальный Запад”, “абсолютный Запад”. Соединенные Штаты Америки как государство созданы косенсусом фундаменталистских протестантских сект, и подавляющее большинство политической элиты США до сих пор неизменно остается представителями именно протестантских конфессий. Это, впрочем, вполне логично — страной правят законные идеологические наследники тех, кто ее создал, кто ее организовал, кто привел ее к процветанию и могуществу.
   Сами американцы называют это “Manifest Destinу”, “Проявленная Судьба” (или “Предначертанная Судьба”). Иными словами, американцы видят свою историю как последовательный восходящий путь к цивилизационному триумфу, к победе той мировоззренческой модели, на которой основана сама американская цивилизация — как квинтэссенция всей истории Запада.
   ПРОТЕСТАНТИЗМ КАК ИДЕОЛОГИЯ
   Могут возразить: “Современное западное общество, и особенно американское, давно уже атеистично, религии придерживается незначительное количество населения. Фундаментализм, пусть протестантского типа, никак не может быть приравнен к официальной идеологии США, ни тем более Запада в целом”. На самом деле, необходимо указать, что религия не обязательно должна выступать как культ или совокупность догматов. Часто в современном мире она проявляется подспудно как психологические предпосылки, как система культурных и бытовых штампов, как полусознательная геополитическая интуиция. Можно сравнить религию с идеологией: одни (меньшинство) владеют всей совокупностью концептуального аппарата, другие же схватывают идеологию интуитивно. И чаще всего религия сегодня воздействует больше через культурный фон, через семейную психологию, через нормативы социальной этики.
   В этом отношении США — страна абсолютно протестантская, и ее “протестантизм” затрагивает не только открытых приверженцев конфессии, но и огромные слои людей иных религиозных убеждений или атеистов. Протестантский дух легко обнаружить не только у пуритан, баптистов, квакеров, мормонов и т. д., но и в американском кришнаизме, и в секте Муна, и среди американских иезуитов, и просто в безрелигиозном американском обывателе. Все они в той или иной степени затронуты “протестантской идеологией”, хотя культово и догматически это признается относительным меньшинством. Кроме того, политическая элита в США не является пропорциональным отражением всего общества. Достаточно посмотреть на ничтожное число цветных среди политиков и высших администраторов. По традиции, мажоритарным типом в американской политике является “WASP” — “White Anglo-Saxon Protestant”, “белый англосаксонский протестант”. Следовательно, полноценный протестантский фундаментализм здесь намного вероятнее, чем в иных слоях.
   И наконец, еще более конкретно, Республиканская партия США, одна из двух обладающих де-факто политической монополией, руководствуется протестантско-фундаменталистским мировоззрением открыто и последовательно, закономерно считая его осевой линией американской цивилизации, религиозно-догматическим воплощением Manifest Destinу, “Проявленной Судьбы” Штатов.
   Промежуточным пластом между общепризнанным светским либерализмом для масс и протестантским эсхатологическим фундаментализмом политической элиты служат геополитические центры аналитиков, обслуживающих власть, которые пользуются в своих разработках обобщающей методикой, где главные религиозные и философские постулаты протестантизма, взятые без деталей и пророческого фанатизма проповедников, сочетаются с наиболее прагматическими сторонами либеральной доктрины, но очищенной от патетической демагогии о “правах человека” и “демократии”. Иными словами, геополитическое мышление, которое чрезвычайно развито у политической элиты США, непротиворечиво совмещает в себе эсхатологический фундаментализм, идею “США как Нового Израиля, призванного пасти народы в конце истории” и идею свободной торговли как максимальную рационализацию общественного устройства, основанного на приоритете “разумного эгоизма” и “атомарного индивидуума”. Протестантское мессианство американской геополитики сочетается таким образом с предложением универсальной рыночной модели и либеральной системой ценностей.
   “ИМПЕРИЯ ЗЛА”
   Главным геополитическим и идеологическим врагом Запада долгие века была Россия, что вполне закономерно. На богословском уровне это коренится в противостоянии католичества (и протестанства) Православию, Западной Римской Империи — Византии. Западная и восточная формы христианства — это два выбора, два пути, два несовместимых, взаимоисключающих мессианских идеала. Православие ориентировано на духовное преображение мира в лучах нетварного Фаворского света, католичество — на материальное переустройство земли под административным началом Ватикана (см. “Легенду о Великом Инквизиторе” в “Братьях Карамазовых” Ф.М.Достоевского). Православные почитают превыше всего созерцание, католики — действие. Православное политическое учение настаивает на “симфонии властей”, строго разводит светское (василевс, царь) и духовное (патриарх, клир) начала. Католичество же стремится распространить власть Папы на светскую жизнь, провоцируя обратный узурпационный ход со стороны светских монархов, рвущихся подчинить себе Ватикан. Православные считают католиков “отступниками”, предавшимися “апостасии”, католики рассматривают православных как “варварскую спиритуалистическую секту”. Позже наиболее антиправославные черты — включая отказ от богослужений и многих догматов — довели до предела протестанты.
   Русь была прямой и единственной духовно-политической, геополитической наследницей Византии после падения Константинополя. Поэтому, кстати, и только поэтому она называлась “святой”. Ее сделало “святой”, “богоносной”, “богоизбранной” провиденциальное принятие византийского наследия, верность полноте православной традиции (включая социально-политические и даже экономические аспекты). Особенно важно подчеркнуть, что не просто факт распространения Православия как конфессии дал эту святость — православные церкви есть и в других странах, среди других народов. Но именно сочетание православной веры с мощной и свободной политической империей, с царством, с Царем в сочетании с национальным русским Патриархом — обеспечивало догматическую и богословскую, эсхатологическую правомочность такого названия. И строго говоря, Русь перестала быть “святой”, когда “симфония властей”, все православное политическое устройство было отвергнуто: сперва вторым Романовым (раскол), а затем его сыном, западником и ликвидатором патриаршества, Петром I.
   Как бы то ни было, начиная с XVI века Русь выступает как главный идеологический, цивилизационный противник Европы. Позже следует затяжная геополитическая дуэль с Англией на Востоке, а в последнее время — “холодная война”. История не линейна, она часто делает отступления, уходит в стороны, выпячивает детали, акцентирует парадоксы и аномалии. Но все же осевая линия очевидна. Безусловно, существует некая “Manifest Destiny” (“Проявленная Судьба”) в широком смысле. Запад она приводит к американской модели, к американскому образу жизни, к сверхдержаве, а Восток (по меньшей мере христианский Восток) сквозь века воплощается в России. Абсолютно симметрическая антитеза рыночному эсхатологизму протестантских англосаксов — социалистическая вера в золотой век советских русских. “Конец Света” по либеральному сценарию, и его противоположность, “конец света”,- по сценарию православно-русскому, социальному, евразийскому, восточному.
   Логика истории постоянно на самых различных уровнях навязчиво высвечивает основополагающий дуализм — США и СССР, Запад и Восток, Америка и Россия. В экономике, политике, геополитике, богословии, культуре — ясная, пугающе ясная антитеза — как наглядно развернутый перед нами промысел о драме мира, о двух полюсах континентальной дуэли, о великой войне континентов — физических и духовных.
   ДИСПЕНСАЦИАЛИЗМ
   Осознают ли сами американцы богословскую подоплеку своего геополитического противостояния с Евразией, с Россией? Безусловно, да — и подчас гораздо яснее, чем русские.
   Существует особое протестантское эсхатологическое учение, которое называется “диспенсациализмом”, от латинского слова “despensatio”, что можно перевести как “промысел”, “замысел”. Согласно этой теории, у Бога есть один “замысел” относительно христиан англосаксов, другой — относительно евреев, а третий — относительно всех остальных народов. Англосаксы считаются “потомками десяти колен Израиля, не вернувшихся в Иудею из Вавилонского пленения”. Эти десять колен “вспомнили о своем происхождении, приняв протестантизм в качестве своей основной конфессии”.
   “Промысел” о протестантских англосаксах, по мнению приверженцев диспенсациализма, таков. Перед концом времен должна наступить смутная эпоха (“скорбь великая”, tribulation). В этот момент силы зла, “империя зла” (когда Рейган назвал СССР “империей зла”, он имел в виду именно этот эсхатологический библейский смысл) нападут на протестантов-англосаксов (а равно и на других “рожденных снова” (born again) и на короткий срок воцарится “мерзость запустения”. Главным отрицательным героем “смутной эпохи”, tribulation, является “царь Гог”. Теперь очень важный момент: этот персонаж устойчиво и постоянно отождествляется в эсхатологии диспенсациалистов с Россией. Впервые отчетливо это было сформулировано во время Крымской войны в 1855 евангелистом Джоном Каммингом. Тогда он отождествил с библейским “Гогом, принцем Магога” — предводителем нашествия на Израиль, предсказанного в Библии, (иезекииль 38-39) — русского царя Николая I. С особой силой эта тема вновь вспыхнула в 1917, а в эпоху “холодной войны” она стала фактически официальной позицией “морального большинства” религиозной Америки. Иной “промысел”, по учению диспенсациалистов, существует у Бога относительно Израиля. Под “Израилем” они понимают буквальное восстановление еврейского государства перед концом времен. В отличие от православных и всех остальных нормальных христиан, протестантские фундаменталисты убеждены, что библейские пророчества относительно участия народа Израилева в событиях “конца времен” надо понимать буквально, строго по-ветхозаветному, и что они относятся к тем евреям, которые продолжают исповедовать иудаизм и в наши дни. Евреи в конце времен должны вернуться в Израиль, восстановить свое государство и подвергнуться нашествию Гога, т.е. “русских”, “евразийских” (это “диспенсациалистское пророчество” странным образом буквально исполнилось в 1947 году).
   Далее начинается самая странная часть “диспенсациализма”. В момент “великой скорби” предполагается, что англосаксонские христиане будут “взяты” (“восхищены”) на небо (rapture) — как бы на “космическом корабле или тарелке” — и там переждут войну Гога (русских) с Израилем. Потом они (англосаксы) вместе с протестантским “Христом” спустятся на землю снова, где их встретят победившие Гога израильтяне и тут же перейдут в протестантизм. Тогда начнется “тысячелетнее царство”, и Америка будет вместе с Израилем безраздельно господствовать в устойчивом парадизе “открытого общества”, “единого мира”. Эта экстравагантная теория была бы достоянием маргинальных фанатиков, если бы не ряд обстоятельств.
   Во-первых, убежденным “диспенсациалистом”, искренне верившим в буквальное исполнение такого эсхатологического сценария, был некто Сайрус Скофильд, знаменитый тем, что является составителем самой популярной англоязычной Библии — “Scofield Reference Bible”, разошедшейся тиражом во много миллионов экземпляров. В Америке эту книгу можно встретить на каждом шагу. Так вот, этот Скофильд вставил в библейский текст собственные исторические комментарии и пророчества о грядущих событиях, выдержанные в духе радикального дис- пенсациализма таким образом, что неискушенному читателю трудно отличить собственно библейский текст от его авторской диспенсациалистской трактовки Скофильда. Таким образом, пропаганда христианства в англосаксонском мире, и особенно в США, уже в самом начале несет в себе компонент “патриотического” американского воспитания (“Manifest Destiny”), русофобской эсхатологической индоктринации и акцентированного сионизма. Иными словами, в “диспенсациализме” воплощена новейшая форма той многовековой идеологии, которая лежит в основе дуализма Запад — Восток, о котором мы говорили.
   В некоторых текстах современных диспенсациалистов “промыслы” увязываются с новейшими техническими достижениями, и тогда возникают образы “ядерного диспенсациализма”, т. е. рассмотрения “атомного оружия” как некоторого апокалиптического элемента. И снова Россия (или СССР) выступают здесь в качестве “сил зла”, “ядерного царя Гога”.
   Популяризатором этого “атомного диспенсациализма” был евангелист Хал Линдси, автор книги интерпретации пророчеств “Бывшая великая планета”, разошедшейся тиражом в 18 миллионов экземпляров (по тиражам в свое время это была вторая книга после Библии). Его горячим приверженцем был не кто иной, как Рональд Рейган, регулярно приглашавший Линси читать лекции атомным стратегам Пентагона. Другой “ядерный диспенсациалист” теле-евангелист Джерри Фолвелл стал при том же Рейгане ближайшим советником правительства, участвовал в его закрытых заседаниях и консультациях генералитета, где обсуждались вопросы атомной безопасности. Так архаические религиозные эсхатологические концепции прекрасно уживаются в столь светски-прогрессивном американском обществе с высокими технологиями, геополитической аналитикой и блестяще отлаженными системами политического менеджмента.
   Кстати, именно диспенсациализм объясняет непонятную без этого безусловную произраильскую позицию США, которая сплошь и рядом прямо противоречит геополитическим и экономическим интересам этой страны. Солидарность протестантских фундаменталистов с судьбой земного Израиля, восстановленного в 1947 году, что явилось в глазах протестантов прямым и внушительным подтверждением трактовки Скофильда и его Библии, основана на глубинных богословских эсхатологических сюжетах.
   Для нас очень важно, что столь же глубоки и устойчивы антирусские, антивосточные, антиеврайзиские принципы американского мышления. Это — глубины отрицания, ненависти, укорененной и тщательно взращивавшейся веками враждебности.
   Надо сказать, что “диспенсациализм” по-своему является потрясающе убедительным. С его помощью становятся логичными, понятными и осмысленными многие события современности. То же восстановление Израиля, “холодная война”, этапы американского пути к единоличному планетарному господству, расширение НАТО на Восток и т. д.
   ОНИ НЕ ОСТАНОВЯТСЯ,
   НЕ УНИЧТОЖИВ НАС ВСЕХ
   ДО ПОСЛЕДНЕГО
   В результате мы получаем страшную (для русских) картину. Силы, группы, мировоззрения и государственные образования, которые совокупно называют “Западом” и которые являются после победы в “холодной войне” единоличными властителями мира, исповедуют — за фасадом “либерализма” — стройную эсхатологическую богословскую доктрину, в которой события светской истории, технологический прогресс, международные отношения, социальные процессы и т. д. истолковываются в апокалипсической перспективе.
   Цивилизационные корни этой западной модели уходят в глубокую древность, и, в некотором смысле, определенный архаизм сохраняется здесь вплоть до настоящего времени параллельно технологической и социальной модернизации. И эти силы устойчиво и последовательно отождествляют нас, русских, с “духами ада”, с демоническими “ордами царя Гога из страны Магог”, с носителями “абсолютного зла”. Библейское упоминание об апокалипсических “князьях Роша, Мешеха и Фувала” растолковывается как однозначное указание на Россию — “Рош” (=“Россия”), “Мешех” (=“Москва”), Фувал (=“древнее название Скифии”). Иными словами, русофобия Запада и особенно США проистекает отнюдь не из-за фарисейской заботы о “жертвах тоталитаризма” или о пресловутых “правах человека”. Речь идет о последовательной и оправданной доктринально демонизации восточно-европейской цивилизации во всех ее аспектах — историческом, культурном, богословском, геополитическом, этическом, социальном, экономическом и т. д.
   Впечатляет многомерное совпадение далеких друг от друга концептуальных уровней “западной идеологии”: сторонники капитализма — в сфере экономики, теоретики индивидуализма — в области философско-социальной, геополитики — на уровне стратегии континентов, богословы — оперируя с эсхатологическими и апокалипсическими доктринами “диспенсациалистского толка”,- все они сходятся к однозначному и совпадающему во всех случаях отождествлению России с “империей зла”, с историческим негативом, с целиком отрицательным героем мировой драмы.
   Это все очень, очень серьезно. Мировые войны и крушение империй, исчезновение целых народов и рас, классовые конфликты и революции — лишь эпизоды великого противостояния, кульминацией которого должна стать последняя апокалипсическая битва, Endkampf, где нам отводится важнейшая роль. В глазах Запада — целиком и полностью негативная.
   Они не остановятся, пока окончательно не добьют нас. Всех нас, всех наших детей, стариков и женщин. С ветхозаветной жесткостью и либеральным цинизмом. Их намерения очевидны и ужасны.
   Наши спокойствие, зевота, тупость и лень на этом фоне выглядят преступлением.

МАРГИНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯЯ

   Роман Горич
   Года три назад, устав от регистрации курьезов нашей вялотекущей в никуда жизни, которые я пытался облекать в форму светского анекдота, я решил “совлечься” богопротивного греха иронии, поднатужиться и сходить на Исповедь и к Причастию. Однако хочет лох, да не хочет Бог.
   Памятуя, что при столь благочестивом намерении в первую очередь следует примириться с опечалившим тебя и тем, кого ты вольно или невольно обидел сам, я набрал телефон своего хорошего знакомого Саши Нежного (в либерально-демократическом миру известного как церковный публицист Александр Иосифович Нежный) и, прочитав ему одну из своих давних миниатюр, в которой задел его, собрался уже было попросить прощения. Но не успел я и рта раскрыть, как на меня обрушился такой шквал идеологических рекламаций, что хоть Святых выноси. Мол, и неуч я, и истории Церкви советских времен, где черным по белому написано, что все сергианцы — злодеи и предатели (?!), не знаю, и главное, что я его повестей не читал. Обескураженный, я пробурчал что-то вроде: “Нежный, ты сердишься, значит, ты не прав и не нежный уже”,- и опустил трубку.
   Чтобы объяснить причину гневливости такого славного человека, каким был и остается для меня, несмотря ни на что, Александр Иосифович, придется привести здесь раздражитель, на который последовала столь бурная реакция. Вот этот текст.
   “О СМИРЕНИИ
   Чрезвычайно политизированный православный публицист Александр Смежный (Нежный) очень возлюбил наших иерархов ругать. Чуть завидит митрополита какого, костылем старичка норовит, костылем. И сколько ни говорили ему: кончай рваться в открытые ворота, Саша, ибо сказано Господом: “Мне отмщение, Аз воздам”, а также “Не судите да не судимы будете”, — не внимал. И вот как-то, устав от праведных драчек с “маститыми и твердолобыми сергианцами”, прилег Саша с томиком Пушкина на канапе и своих любимых “Отцов пустынников и жен непорочных” решил еще раз перечитать. Однако только нужную страничку открыл, как вместо восхитительного Ефрема Сирина в парчовой пушкинской обработке, сущая ахинея со строчек поперла:
   “Отцы, бесстыдники, и жены заморочны,
   Что школу КГБ окончили заочно,
   Сплели немыслимое множество ловитв.
   Но ни одна из них меня не утомляет,
   Как та, которую гебисты поставляют
   В те дни, когда, виляя от “хвоста”,
   Как шиз, я озираюсь. Неспроста”.
   Как, однако, истощается Благодать от гневливости”.
   “Экий ведь щепетильный господин оказался мой нежнейший и добрейший приятель. Не жирно ли по нашим временам будет,”- печально подумалось, ибо ничего, кроме добродушного подтрунивания, честно признаюсь, я в ту шутку вкладывать не собирался. Как не собирался ее и обнародовать. Однако, решив, что, безусловно, в чем-то не прав, ежели так разгневал хорошего человека, положил незамедлительно познакомиться с творчеством Нежного-беллетриста. А вдруг открылось ему что-нибудь такое, что нам, грешным, неведомо.