Зайцев Михаил. Час бультерьера

   Пора, пожалуй. Таймер от стиральной машины в фанерном ящике отсчитывает последние секунды. Притворщику пора оживать, а мужикам из службы безопасности — наоборот. Что ж, такова се ля ви, назвался телохранителем — будь готов рассчитаться за высокие гонорары собственным живым телом.
   — Бабка вроде живая! Я вроде чувствую — у нее жилка на шее вроде пульсирует. Давайте-ка, перевернем ее, что ли...
   И тут псевдобабка сама, без всякой посторонней помощи, резво, очень резво перевернулась с боку на спину. Переворачиваясь, она рванула... то есть — рванул, нет более резонов изображать старушку, маскарад окончен, он рванул пистолет из-за войлочного голенища, затрещал, отпуская оружие, липкий скотч, боек ударил по капсюлю, выстрел!
   Наклонившийся к притворщику сотрудник так и не успел выпрямиться, свалился, стукнувшись простреленным черепом об асфальт.
   Еще выстрел! И еще один ответственный за безопасность падает с простреленной головой.
   Еще! Еще! И последняя пара из четверки, покинувшей автомобили, гибнет на боевом посту. Надежные бронежилеты под элегантно-строгими пиджаками их не спасают, ибо притворщик стреляет в их ответственные лица.
   Четыре выстрела за две с четвертью секунды, минус четыре патрона из боекомплекта "стечкина", плюс эффект неожиданности, и в итоге у президента нефтяного концерна "Никос" осталось только семеро защитников. Неплохо для начала.
   Нельзя было останавливаться всем трем автомобилям! Нельзя! Надо было, чтоб тормознул около сбитой старушки только третий "мерс", только последний. Но сбил-то псевдобабушку первый! А за рулем первого автомобиля сидел человек, хоть и прошедший спецподготовку, однако вовсе не робот. Кабы еще кто другой, а не бабка старая подвернулась под колеса, быть может, и не остановился бы "Мерседес" номер один, может быть, и не нарушил бы водитель должностных инструкций. Ну а шоферу главной, второй машины просто пришлось давить на педаль тормоза. Теоретически он смог бы запросто объехать "мерс" в авангарде, если в выскочил на встречную, куда полетел трюкач-притворщик с лицом и в одеждах старухи, который все рассчитал, все продумал. Духу не хватило у шофера главного авто крутануть резко баранку, рискуя проехать колесами по сбитой "бабусе". И конечно! Конечно же, нельзя было сразу четверым сотрудникам бежать к "пострадавшей"!
   Подвел, подставил под пули профессионалов охраны пресловутый ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР!
   Меж тем защищали и охраняли господина Юдинова отнюдь не полные лохи. Как только грянул первый выстрел, средняя, главная в кортеже машина рванула с места на предельно возможной стартовой скорости. Спец, управлявший "Мерседесом" с президентом "Никоса" на борту, с ювелирной точностью повернул баранку руля, проехал по белой разделительной линии, стараясь не задевать срезанных пулями коллег, толкнул "мерс" номер один, помял ему бок, размозжил свои крыло, фару и практически вырвался на дорожный просмотр к тому моменту, как таймер в "посылке" у приметной сосны тикнул в последний раз.
   В толстых щупальцах проводов, что тянулись в разные стороны от фанерного ящика, возник слабый, но вполне достаточный для срабатывания электродетонаторов сигнал. Оглушительно рвануло сзади и спереди от маленькой автомобильной пробки, за пройденным поворотом и перед следующим дорожным изгибом. Опрокинутые направленными взрывами, попадали и, точно шлагбаумы, перегородили дорогу деревья. И сзади и спереди образовались очаги густого серого дыма, самые настоящие "дымовые завесы". И слабого ветерка хватило, чтоб погнать клубы дымов навстречу "Мерседесу" с господином Юдиновым.
   А "стечкин" тем временем продолжал стрелять. Стрелок в валенках, в пальто с облезлым воротником, в варежке на правой руке жал на спуск без всяких пауз.
   Шофер "Мерседеса" в авангарде, тот, что считал себя убийцей нерасторопной дебильной бабушки, последним из четверки обступивших притворщика на асфальте получил пулю в голову и еще падал, еще опрокидывался на уже стартовавший "мерс" номер два, а безжалостный свинец в это же время дырявил лобовое стекло третьей, замыкающей машины и крал еще одну жизнь у еще одного шофера. Взрывы валили деревья, пухли клубы дымов, а пули уже прошили резину колес основной, президентской машины, уже били по дверце лучшего из водителей главного из "Мерседесов". Ветерок подхватил дымы, а свинцовый дождь снова сместился, снова забарабанил по стеклам авто в арьергарде и снова украл жизнь, и еще одну, и еще...
   Стрелок опорожнил магазин "стечкина", рассчитанный на двадцать патронов, за тридцать секунд, сократив количество противников до минимума.
   В замыкающей машине способных к сопротивлению, не осталось. Только мертвые и тяжелораненые. В машине, что изначально шла в авангарде кортежа, лежал на задних сиденьях живой, здоровый парень двадцати девяти лет от роду по фамилии Перловский. Выпускник МГУ, биатлонист-разрядник, бывший "краповый берет", любимчик начальника службы безопасности Евгения Владимировича Пушкарева и слывший большим умницей, Перловский сейчас никак не мог сообразить, что ему надо или малость приподняться, или чуть повернуться на бок. Он лежал на животе и безуспешно пытался вытащить из подмышечной кобуры-"босоножки" разрешенный для ношения частной охраной пистолет системы "ИЖ-17". За несколько лет безупречной службы в "Никосе" Перловский впервые попал под обстрел, никогда ранее, с момента основания, на первых лиц концерна серьезно не наезжали. Даже в эпоху бандитского беспредела девяностых.
   В президентском "Мерседесе" старший группы охраны, сидя в кресле рядом с только что застреленным шофером, сумел изогнуться так, что дотянулся-таки ногой до педали тормоза, сумел затормозить и вовремя дернуть ручник. Машину с простреленными колесами развернуло багажником к стрелку и ударило шлагбаумом поваленного взрывом дерева, но, слава богу, она устояла на всех четырех опорах. Ударило "мерс" не так чтобы особенно сильно, однако изогнувшийся утрем старший все же пострадал — кость спасшей положение ноги то ли треснула, то ли сломалась, и в бедре что-то хрустнуло. Михаил Юрьевич Юдинов, целый и невредимый, если забыть о паре синяков и стремительно подскочившем артериальном давлении, а также игнорировать психическое потрясение, валялся бревном в тесном промежутке меж задними и передними сиденьями. Сверху на президента лег телохранитель, которого звали Валерой, который связался по мобиле с Пушкаревым в самом начале инцидента, как только кавалькада "Мерседесов" остановилась. И было это всего две без малого минуты тому назад. Валера устроился в службу безопасности "Никоса" весной прошлого года, до этого служил в Чечне по контракту. Валера сохранял ледяное спокойствие и досадовал лишь на то, что при отчаянном стартовом рывке он уронил, потерял мобильник, что мобила закатился скорее всего под передние кресла и он, Валера, не успел закончить докладывать Евгению Владимировичу Пушкареву о нападении на маленькую автоколонну.
   Обе иномарки с живыми людьми быстро, прискорбно быстро окутало дымом. Ни хрена за стеклами не видать, ни черта не понятно, как и чего предпринимать, уж слишком, чересчур нештатная ситуация. Однако бездействие смерти подобно.
   Перловский наконец сообразил приподняться на локте, наконец схватился за оружие. Снял "ИЖ" с предохранителя, стиснул всеми десятью пальцами, продолжая лежать на сиденьях, поднял вооруженные руки над головой и открыл пальбу наобум, выстрелил в стекло задней левой дверцы раз, другой, третий... Пули калибра девять миллиметров долбили стекло окна в автомобильной дверце, чиркали об асфальт, застревали в стволах деревьев на другой стороне дороги.
   Ах, если бы не дымовая завеса! Тогда был бы смысл рискнуть и взглянуть за окно прежде, чем стрелять абы куда. Тогда в Перловский пренепременно увидел, как хитрожопый террорист, израсходовав запас патронов в обойме, вскакивает и в два с половиной прыжка оказывается рядом с замыкающим "Мерседесом", как сволочь двуличная суетится возле бензобака, как срывает с головы белесый старушечий платок, превращает его в фитиль, как шарит, ищет в кармане пальто зажигалку.
   — Валера, это кто стреляет? — спросил скороговоркой старший, кривясь от боли в бедре и в лодыжке.
   — Сейчас — Перловский. Остальные из той тачки вышли и спеклись, Перловский один в ней оставался, я помню.
   — Валер, я в капкане. Ноге каюк. Уводи Михал Юрича. Я ща пушку... ща достану и пошумлю, как Перловский. Повезет — отвлеки на себя...
   — Куда "уводи"? — перебил старшего Валера. — Не поймешь, сколько вокруг этих, бля, "старушек". Под ихние пули уводить шефа?
   — А варианты? Ждать, пока...
   Взрыв!!! На сей раз реплику старшего оборвал взрыв, гораздо более мощный, чем те, что валили деревья. Взорвался бензобак замыкающего "Мерседеса" с тяжелоранеными. Ярко-рыжая вспышка слепит глаза даже сквозь фильтры дымовой завесы. Взорванный "Мерседес" подбросило вверх, перевернуло кверху колесами, и тяжелая машина со страшным скрежетом рухнула на дорожную твердь. Ощутимо, как при землетрясении в несколько баллов, содрогнулась крытая асфальтом почва, фонтаны пламени взметнулись до небес, жаркие воздушные волны, шрапнель мелких обломков, раскаленные желтые брызги разметало вокруг во все стороны от эпицентра взрывного землетрясения, от бесформенной груды искореженного металла.
   Осколочный град забарабанил по крыше машины, из которой Перловский вел беспорядочную стрельбу наугад, полопались стекла, поломались, покрошились, будто это и не стекла вовсе, а тонкая, малопрочная слюда, в салоне сделалось нестерпимо душно, запахло паленой резиной, бензином и жареным мясом. Перловский перестал дышать, вжался в диванчик автомобильных кресел, разжал пальцы, выронил "ИЖ" и накрыл затылок ладонями. Он молил бога, чтоб этот ад кромешный поскорее закончился. Не важно как — спасением или смертью, но только, пожалуйста, скорее! Как можно скорее!
   А в салоне президентского "мерса" хладнокровный Валера, ухватившись одной рукой за шкирку господина Юдинова, другой открывал автомобильную дверцу.
   — Старшой, мы уходим!
   — Бегите, Валера! К лесу! В темноту!
   Распахнув дверцу, Валера сунул освободившуюся руку под полу форменного пиджака для телохранителей. Несколько мешковатого пиджака, чтоб налезал свободно на бронежилет. Балерин пиджак шили на заказ, но он топорщился под мышкой, поскольку Валера терпеть не мог ношение кобуры, где и как полагается. Личный, нигде не зарегистрированный "ТТ" Валеры торчал вороненой загогулиной у него за брючным ремнем.
   Взявшись за любимое оружие, Валера поторопил Юдинова:
   — Шеф! Шеф, пошевеливайтесь!..
   — Валера, он в шоке! Не хер с ним разговаривать! Тащи шефа, а я постреляю маленько.
   — Удачи, старшой!
   — Пшел на хер!..
   Михаил Юрьевич Юдинов находился в состоянии, близком к обморочному. Мозг президента нефтяного концерна отказывался верить в реальность происходящего. Вплоть до жуткого взрыва с землетрясением и вулканическим выбросом мозг еще что-то, как-то соображал, а шарахнуло по барабанным перепонкам, и остаточные способности мыслить отшибло напрочь. Президентское драгоценное белое тело с жировыми отложениями на пояснице, с проблемной печенью, пахнущее редким австрийским одеколоном, безропотно подчинилось грубым рывкам сильной руки телохранителя. Глаза Михаила Юрьевича зажмурились еще в самом начале инцидента, когда началась стрельба, неразбериха и Валера повалил его в узкую щель между сиденьями. Глаза закрылись, да так и не открывались.
   Добровольно ослепший и оглохший олигарх почувствовал, как его выволокли из ставшего таким неуютным, таким почему-то угловатым салона иномарки. Он старательно перебирал ногами, он инстинктивно боялся упасть, его тело боялось задохнуться, повиснув на строгом ошейнике воротника, точнее, воротников — демисезонного пальто от Гуччи, пиджака и сорочки от Армани. Кулак Валеры сжал, скомкал все три воротника и удавку галстука в придачу. Кулак у телохранителя был большой и жилистый.
   Михаил Юрьевич почувствовал твердь под ногами и смело шагнул, но вскоре щиколоткам стало мокро, и каблуки модельных полуботинок "Саламандер" заскользили. Влекомое телохранителем тело задело плечом гибкое молодое деревце, ветки зло хлестнули лицо с закрытыми глазами, с красными пятнами от подскочившего давления на гладко выбритых щеках. Сердце господина Юдинова раскололось на две части и колотилось в висках, возле оглохших ушей. И когда возле левого виска просвистела пуля, охраняемое тело господина президента вдруг почувствовало огромное облегчение. Его, это тело, вдруг перестали душить, оно получило свободу расслабить колени и полежать хотя бы минуту на отрезвляюще холодной земле.
   Террорист ожидал появления хранителя президентского тела и самого президента, сидя на корточках в темноте придорожного леса. Устраиваясь среди молоденьких, метровых елочек, усаживаясь в позицию, именуемую "позой орла", он расправил, раскинул полы старушечьего пальто и втянул голову в плечи, дабы беглый взгляд не смог узнать в темном силуэте характерного для человеческой фигуры очертания. Он сменил обойму "стечкина" и весь обратился в слух. У него был острый, тренированный слух.
   Если б телохранитель Валера, презрев всякую логику, потащил Юдинова через открытое пространство к дальней стороне дороги, у него остался бы шанс переиграть террориста. Если бы да кабы...
   Старший, кривясь от боли в травмированной ноге, снова клацнул затвором. Старший метил в лобовое стекло и нажал на спусковой крючок синхронно с первым шагом президента по асфальту дороги. Старший, как и обещал, хотел открыть "отвлекающий огонь", в котором, если откровенно, смысла не было. Разве что лишний шум чуть заглушит шаги беглецов. Старший секунд тридцать-сорок назад надавил на дугу спускового крючка, но механизм дал осечку.
   Старший выругался и секунд двадцать возился с отказавшимся стрелять оружием. Долго возился, мешала боль в ноге, застрявшей около педалей, и неудобная поза, необходимость сидеть изогнувшись, чтоб лишний раз ногу в капкане не беспокоить. Старший произвел кое-как необходимые манипуляции с пистолетом, дослал патрон в патронник и одновременно со щелчком затвора услышал выстрел "стечкина". Старший сразу все понял и опустил готовый к стрельбе ствол.
   Все! Аллес! Финал! Финиш! Чуда не случилось, Юдинова, считай, похитили. Валерку жалко до слез, но... Но пришла пора подумать и о себе. Возможно, чудо-то как раз и случилось! Чудо, что случилась осечка! Знак свыше!
   "Единственная надежда уцелеть — прикинуться, что склеил ласты, и затаиться", — думал старший, роняя на грудь уставшую разгоряченную голову с перекошенным лицом, пытаясь расслабиться. Старший уговаривал себя, мол, похитители олигарха не станут терять драгоценное время на контрольные выстрелы в проигравших битву за юдиновское тело. Он почти что себя уговорил, старший проигравшей команды, почти расслабился, а во внутреннем кармане пиджака возьми да заверещи, удивительно не ко времени, трубка мобильника! В отличие от коллег старший недолюбливал режим вибровызова, предпочитал, чтоб в кармане не трепетало, а улюлюкало громко и мелодично. Вот она и заулюлюкала, вместо того чтобы завибрировать. И старший совершил фатальную, непростительную ошибку — полез в карман отключать мобилу...
   Террорист, навострив уши, шел к отвоеванному безвольному телу господина Юдинова и освобождался от старушечьих одежд на ходу. "Раз из президентского "мерса" конвоировать Юдинова вышел только один охранник, значит, в той лайбе больше никого теплого не осталось, — думал террорист, выбрасывая накладные груди. — В другой-то лайбе остался свидетель, — думал он, застегивая ремешок часов на запястье. — Придурок расстрелял все патроны и сейчас небось лежит ни жив ни мертв. Шайтан с ним! Пусть живет, пускай расскажет начальнику Пушкареву, как одинокая старушенция в считаные минуты расправилась с отрядом частной охраны. Пущай рассказывает, мне это на руку".
   Он взглянул на циферблат со слабо светящимися стрелками. Он уложился в заранее намеченный временной промежуток. Он усмехнулся, представив себя на месте свидетеля его триумфа, о котором только что думал. Ему-то, свидетелю гибели сослуживцев, поди ж ты, жалкие минуты показались часами.
   Дабы не тратить времени на пустяки, вместо того чтобы снять, он разорвал на себе женское платье, стер подолом грим с лица и... чу!.. Расслышал трель мобильника.
   Он замер, весь обратившись в слух. Средство мобильной связи сигналило в президентской лайбе. Мобильник сыграл единожды музыкальную тему из "Крестного отца" и заткнулся. А что это означает? Одно из двух: либо мобилу отключили, либо на звонок ответили. Кто? Наверное, раненый и, вероятно, вооруженный. Второй живой свидетель. Нужен второй свидетель?.. Не-а, на фиг!
   Он ухватил рукоятку "стечкина" за войлочным голенищем и заодно стряхнул валенок с ноги, обутой в мужской ботинок на толстой подошве.
   Перловский услышал одиночный выстрел в лесу за ближайшей дорожной обочиной. Мелодию из "Крестного отца" он не слышал, а последующие выстрелы "стечкина" прозвучали совсем близко и вывели Перловского из состояния покорного ожидания приговора Судьбы.
   Град осколков более не барабанил над головой, выбитые взрывной волной стекла осыпали лежащего на заднем автомобильном диванчике молодого человека и скатывались с его спины при малейшем движении. Просочившийся в салон дым щекотал ноздри. Вместо "Мерседеса" сзади — костер. Трещат, как дрова в печке, все материалы, способные гореть, о трупах товарищей в смятой, пылающей машине лучше не думать.
   Перловский приподнялся на локте. Битые стекла посыпались водопадом, цепляясь за складки пиджака и брюк. Царапая пальцы о битое стекло на полу салона, Перловский ощупью искал потерянный "ИЖ". Где же пистолет?.. Вот! Вот он, возле дверцы, под спинкой водительского кресла.
   Сколько осталось... ешкин кот! Нету! Не осталось патронов! А ведь казалось, что не все заряды израсходованы. Выходит, что одновременно со взрывом замыкающего "Мерседеса" вылетел и последний патрон! Скверно выходит! На редкость скверно. И запасной обоймы нету ни шиша! Что ж делать-то, а?..
   "Думай! Думай, дурак! Думай, дубина! Думай!.." — в голове крутится одна и та же фраза, одно и то же слово, но пользы от попыток настроить мозговые извилины на рабочий лад — ноль. Дельных мыслей — ни одной!..
   Перловский выглянул в разбитое окошко, в которое стрелял наобум, попусту расходуя патроны. Повернул голову влево, вправо... Или померещилось, или действительно мелькнул в просвете разгоняемых ветром дымов странный силуэт, толстый, о четырех ногах, две идут по асфальту, две болтаются, будто парализованные...
   "Это кто-то взвалил на спину еще кого-то и тащит на другую сторону дороги", — догадался Перловский.
   Кто-то тащил кого-то, фактически уже перетащил, пересек полосу асфальта за шлагбаумом упавших деревьев, за источником клубящихся дымов, гонимых ветерком.
   Минула секунда, и Перловский сообразил, кто есть кто. Минута, другая, и Перловский взялся за ручку автомобильной дверцы.
   "Неужели я, один и без оружия, решусь преследовать террориста, похитившего Михаил Юрьича?.." — удивлялся своей решимости Перловский, сгорбившись, осторожно выбираясь из машины.
   Террорист нес президента "Никоса", горбясь под его тяжестью. Михаил Юрьевич был высок ростом, любил побаловаться пивком и пренебрегал диетами, а модный фитнес вообще ненавидел, отчего к своим пятидесяти растолстел и потяжелел изрядно. Террорист на всякий случай тюкнул президента костяшками пальцев по так называемому "заушному бугру", прежде чем взваливать его тушу на плечи. Можно было, конечно, обойтись и без ударного наркоза, шокированный гипертоник Юдинов и так был никакой, но, как говорится, береженого бог бережет. Случается, что в экстремальной ситуации напуганный до смерти, до обморока человек ни с того ни с сего перевоплощается в истерика-берсеркера.
   Террористу предстояло хлопотное дело — надо было дотащиться до спрятанного возле тропинки к железнодорожной станции мотоцикла, подобрать заранее приготовленную веревку и связать сначала руки, свисающие с плеч носильщика, после обмотать веревкой себя и президента, зафиксировать узлами жирную ношу за спиной, а потом вместе с живой ношей взобраться на мотоцикл.
   Ох, не зря придумана поговорка: "И на старуху бывает проруха", ой, не зря! Эта самая загадочная "проруха" все ж таки настигла террориста. Уж после того, как он окончательно вышел из образа старушки, снял старушечьи одежды, стер старческий грим. Он тащил Юдинова, а тот, свинья, сопел в ухо, прямо в ухо носильщику. И стонал вдобавок время от времени, боров поганый. Стоны да сопения ой как мешали слушать шорохи леса, звуки с дороги, глушили все шумы, как когда-то "глушилки" КГБ вещание вражеских радиостанций. Кашель Перловского похититель Юдинова не услышал.
   Перловский сдуру вдохнул полной грудью, и в горле запершило от дыма. Стоя на коленях около трупов товарищей, в первую очередь расстрелянных "старушкой", Перловский закашлялся громко и надрывно. Кашляя и отхаркиваясь, Перловский продолжал ощупывать трупы, искать оружие.
   У застреленного первым в кобуре под мышкой он нашел пистолет "глок-17", весьма популярный в середине 90-х. Поискал бы еще, нашел бы в пиджачном кармане и заявление, из коего следовало, что "глок" найден минувшей ночью и нашедший везет его сдавать органам правопорядка.
   У застреленного последним из четверых поспешивших к сбитой "бабушке", у водителя "мерса", в котором ехал и сам Перловский, он нашел в кобуре на поясе "ИЖ", точную копию своей "пушки", но с полным магазином.
   Откашлявшись, с двумя пистолетами, Перловский на цыпочках перебежал дорогу. За асфальтом сплошь кустарник, молодая поросль, лужи, ошметки талого снега, черные и противные! Переться напролом, шуму будет... Но чего это там, левее, за проплешинами?.. Ого, да это же тропинка! Быстрее! По асфальтовой кромке к тропинке!
   Перловский ступил на тропу, выставив перед собой оба пистолета. С этой стороны дороги задымления практически нет, луна светится достаточно ярко, чтобы различать путь. Пламя, пожирающее перевернутую при взрыве бензобака машину, трещит за спиной, слышны лесные шорохи и... И слышно впереди, в редколесье, какое-то копошение!
   Готовый открыть огонь в любую минуту, Перловский двинулся по тропинке крадучись, стараясь не задевать веток по сторонам, наступая на пятку, плавно переваливаясь на носок, затаив дыхание, напрягая глаза.
   С каждым шагом подозрительные звуки все ближе и ближе. Вот уже и прищуренные глаза видят... Не поймешь, чего они видят: темное, длинное, с двумя горбами, рогатое... Ба! Да это же мотоцикл с седоками!
   Впереди, метрах в семи-восьми, на тропинке мотоцикл. За рогатку руля держится байкер в шлеме с прозрачным забралом, одетый в короткую кожанку, в черные джинсы и ботинки на толстой подошве. Байкер только что выкатил мотоцикл на тропу, только что уселся в седло. Диво, как ему удалось сесть и усадить Михаила Юрьевича Юдинова на место пассажира у себя за спиной. Юдинова веревочные кольца прижали пузом к спине байкера.
   "Ему кто-то помогал вязать Юдинова", — подумал Перловский, прислушиваясь, оглядываясь, поднимая пистолеты, целясь... Блин! Шурика лысого попадешь в похитителя, не задев похищенного!.. Обнаружить, что ли, себя, рвануть к мотоциклу, рискуя нарваться на пулю мотоциклиста или его невидимого помощника?.. Ну?! Рискнуть или...
   Поздно! Мотоцикл рыгнул выхлопными газами, движок затарахтел, колеса закрутились, и мотоцикл помчался прочь по тропинке.
   Следующую минуту Перловский потратил на поиски помощника террориста. Рискуя, между прочим, быть обнаруженным, двигаясь с минимальной предосторожностью, в основном надеясь на слух и на удачу.
   Стремглав пролетели шестьдесят секунд, затих вдалеке рокот мотоциклетного мотора, испарился запашок выхлопных газов, и Перловский, вспомнив подходящее моменту изречение старика Конфуция: "Трудно найти черную кошку в темной комнате, тем более если ее там нет", опустил руки, выпрямил спину. Заковыристо матерясь, Перловский развернулся кругом и побежал к дороге, к огню и дыму, проверять, а вдруг кто живой, в смысле раненый, из ребят остался. Если кто выжил, надо оказать посильную помощь и обязательно надо связываться с Пушкаревым, докладывать о похищении президента, о трупах, о светопреставлении со стрельбой и взрывами.
   "Тропинка, по идее, должна вести к железной дороге, — думал Перловский, подбегая к асфальту. — Пушка-рев свяжется с ментами на железнодорожной станции и организует перехват мотоциклиста-террориста!"
   Перловский бежал, не замечая, что во врезном боковом кармане его пиджака давно вибрирует, требуя к себе внимания, трубка мобильного телефона. Перловский вспомнил о своем мобильнике и ответил на виброзвонок Пушкарева, лишь выбежав на асфальтовую плоскость, и в то же самое время, когда Перловский произнес "алло", мотоцикл с необычной парочкой в седле свернул с проторенной тропки на бездорожье.
   Иное бездорожье гораздо более пригодно для верховой езды на мотоцикле, чем некоторые пешеходные тропки. Меньше брызг из-под колес, мотоциклетная фара высвечивает пунктир колеи, сохранившейся назло оттепели с ночи, после перегона мотоцикла к месту акции, маршрут следования знакомый, деревья редки, и можно слегка прибавить газу.
   Мотоцикл совершал плавные виражи по комфортному бездорожью в течение двадцати с лишним минут, пока не вырулил на убогую дорожку, более похожую на просеку. Здесь, на дорожке-просеке, стоял, дожидаясь мотоциклиста, задрипанный "жигуленок"-"шестерка" с номерными знаками, испачканными грязью. Разухабистая дорожка вела в никуда, терялась в жидком редколесье, заезжали сюда разве что наиболее отчаянные моторизованные грибники, оттого автомобиль и стоял открыто, без всякой маскировки.