«... тогда мой брат Эрнст-Август по вышеуказанным причинам сочетается с Ее Высочеством принцессой Софией, что посредством заключения брака должно быть в кратчайшие сроки приведено в исполнение. Таким образом, я следую данному мною слову, что вытекает из этой грамоты, и я, будучи в здравом уме и твердой памяти, хочу еще раз подтвердить моему брату, что сказанное остается в силе. Я клянусь моей честью, что передаю все права на замужество с уважаемой принцессой моему брату, а если после его смерти останется наследник мужского пола, я так же ничего не буду иметь против, если он женится на ком-нибудь. Я не желаю ничего другого, как полностью принести в жертву всю мою последующую жизнь во имя процветания этой династии.
   Кроме того, потомки мужского пола вполне могут быть правителями одного или обоих этих княжеств.
   Настоящим подтверждаю правдивость этих строк.
   Дано в Ганновере 11/21 апреля 1658 г.
   Георг-Вильгельм,
   герцог Брауншвейгский и Люнебургский».
   После смерти католического епископа Оснабрюкка наступил черед Эрнста-Августа, в результате чего создалась преемственность между католиками и протестантами в епископстве.
   Георг-Вильгельм через несколько лет жалел, что поспешил с отречением. Он сочетался законным браком с придворной дамой герцогини Тарентской, Элеонорой д'Ольбрез. Герцог добился у австрийского императора признания законных прав своей дочери Софьи-Доротеи и произвел свою супругу в графское звание.
   Позже Элеонора стала герцогиней Брауншвейгской.
   Георг-Вильгельм официально обвенчался с ней и спокойно жил в кругу семьи.
   В 1679 г. умер герцог Иоганн-Фридрих Ганноверский, брат епископа Эрнста-Августа. И Эрнст-Август занял герцогский трон в Ганновере. Элизабет фон Платен была вне себя от счастья. Наступил небывалый расцвет. Эрнст-Август получил невероятную возможность для осуществления своих самых честолюбивых и смелых планов в Оснабрюкке.
   Герцогиня София увидела в этом возвышении значительно большее. Ее болезненное честолюбие подсказало ей, что ее мечты о золотом троне Великобритании теперь могли осуществиться. Эта тема живо обсуждалась в Оснабрюкке. А человеку, принесшему одновременно печальную и радостную весть, капитану фон Илтену, были пожалованы титулы генерал-адъютанта и кригсрата, «верному Платену» – обергофмаршала, он стал министром иностранных дел.
   И Ганновер ожил и пришел в движение, как до этого Оснабрюкк. Весь двор жил по французскому образцу. Говорили только по-французски. Все было устроено с небывалой роскошью, Эрнст-Август и София соперничали друг с другом в своей любви к ней. Их расходы на удовлетворение своих потребностей были безграничны. Герцогиня лелеяла весьма честолюбивый план: ее любимый сын Георг-Людвиг должен был жениться на юной принцессе Анне Английской. София уже задумывалась о своем будущем. В Англии еще правил Карл V, и у него не было наследников. После него должен был взойти на престол Иаков, герцог Йоркский. У герцога тоже не было сына, а только две дочери. После его смерти взойти на трон должна была его старшая дочь принцесса Анна. Правда, ганноверские министры ни в коей мере не были уверены в успехе этого английского предприятия. Как бы там ни было, если повелительница приказывает, о возражениях не может быть и речи...
   Этот день принес радостные вести для Элизабет. Через своего мужа она узнала, что из матримониального путешествия в Англию наследный принц возвратился неожиданно быстро и безрезультатно. Элизабет радовалась. Герцогиня будет вне себя, когда она, куртизанка, предложит свой, более тонкий план...
   Курьеры сновали туда и сюда. Платен вела длительные переговоры с министром Отто фон Гроте. В то же время она вступила в контакт с Берншторфом, министром в Целле, завела с ним секретную переписку.
   Необходимо было сгладить немало противоречий между династиями, предпринять определенные дипломатические шаги, прежде чем план Элизабет удался. И тогда герцогиня Брауншвейгская написала своему брату:
   «Наконец-то, дорогой брат, моя дочь повенчана с самым прекрасным и богатым принцем Германии».
   24 октября 1692 г. был подписан брачный контракт. Невеста, принцесса Софья-Доротея, получила ежегодную ренту в 50000 талеров, а в перспективе еще 150000 талеров в течение шести лет, а кроме того, ей предназначались все долги, которые будут выплачивать Испания и Голландия.
   Куртизанка была заинтересована в этом браке только потому, что в Ганновер поступали значительные денежные средства. Именно поэтому она занялась этим делом, так как золото всегда действовало, безусловно, очень «вдохновляюще».
   Однако вскоре после замужества юная Софья-Доротея поняла, что ее так высоко оцененное счастье было только миражем.
   Вскоре ее покои в левом крыле замка были изолированы. Крошечная свита не могла облегчить безрадостное существование в этих мрачных стенах. Единственным лучом света в этой безотрадной жизни стала ее доверенная придворная дама Элеонора фон дель Кнезебек. От всех других посетителей наследная принцесса была с самого начала ограждена. Элизабет фон Платен, внезапно прозрев, почувствовала в юной прекрасной Софье-Доротее будущую сильную соперницу. И ей было необходимо как можно скорее свести на нет влияние этой молодой женщины. Впрочем, отношение Георга-Людвига к своей жене облегчало ей задачу. Этот суровый принц видел в навязанной ему женщине врага. К тому же герцогиня София всегда с таким высокомерием отзывалась об этой «выскочке» замка Целле, что воспоминание о жене вызывало у него постоянно только отрицательные эмоции.
   И он оставался верным рыцарем Генриетты. Платен все это предусмотрела. Обостренное с юных лет и развитое ее окружением восприятие действительности помогало ей точно улавливать истинную суть происходящих событий. Она радовалась, что удалось изолировать наследную принцессу, но еще больше злорадствовала, что обвела вокруг пальца герцогиню Софию с ее видами на английский трон. Свойственная ей жестокость давала о себе знать. Она постоянно думала о себе, о своей собственной выгоде. Все должны были покоряться ее воле, и только к этой цели она и стремилась. Для этого ей нужно было еще сильнее приблизить к себе любившего роскошь повелителя. Честолюбивый князь, желавший сделать свой двор самым великолепным в Европе, был ослеплен красотой Элизабет. Ее стройный стан, ясное, прекрасное лицо, шелковистые пышные волосы постоянно возбуждали его интерес. Однако он никогда не забывал, что виноват перед женой. Ведь она родила ему детей, и на этом ее роль закончилась... Что поделать, если она оставлена им... Хотя ее дружба с великим Лейбницем в какой-то мере скрашивала ее одиночество.
   Эрнст-Август пригласил свою возлюбленную в развлекательное путешествие по Италии. Во дворце Элизабет стало очень оживленно, все хотели поговорить с ней о путешествии. Претензии Элизабет неизмеримо возросли. Своими драгоценностями она уже могла бы вымостить целую улицу. Любая самая мельчайшая деталь, вплоть до украшений носилок и карет, заказывалась ею из самых красивых и дорогих материалов. Она сама придумывала целые гарнитуры платьев, верхней одежды своей и свиты. У камеристок, портных и швей не было ни минуты свободной. Башмаки Элизабет частенько летели в головы нерасторопных слуг. Все боялись всемогущей маршальши, и никто не любил ее. Платен со злобной радостью воспринимала враждебное отношение угодливо кланявшихся лакеев. Все это радовало ее в такой же степени, как, например, коллекционирование редкостей, которые ей подносили посланники иностранных дворов. Это был невеселый смех Саломеи...
   В Италии гордая ганноверская куртизанка имела неслыханный успех. Очень искусно удавалось ей украсить каждый праздник своей собственной персоной. Теперь уже вся Италия не переставала говорить о Платен. Молва передавала невероятные слухи о ее красоте, ювелирных украшениях, умении танцевать. Эрнст-Август, постоянно холодный и сдержанный на людях, здесь полностью отдался своей страсти. Ведь в Ганновере присутствие герцогини и дворцовый церемониал сковывали естественные порывы его любви. Поэтому Платен в эти месяцы была особенно счастлива...
   Но с приездом по приглашению Эрнста-Августа в Италию четы наследников многое изменилось для Элизабет. Она хотела уговорить Эрнста-Августа не делать этого, но он был неумолим. Он хорошо знал своего сына и понимал, что тот никогда не будет настоящим защитником юной Софьи-Доротеи. Присутствие четы наследников нисколько не поколебало «культ Платен» в здешнем высшем свете, на фоне ослепительной маршальши утонченная наследная принцесса отступала на второй план. Однако здесь раздавались голоса, отдающие пальму первенства ее хрупкой женственности. Но только тайком. Ведь Платен была могущественна, а ее супруг – изворотлив как уж. С этой четой герцогских придворных надо было поддерживать дружеские отношения...
   Грандиозный скандал между наследным принцем и маршальшей мгновенно положил конец этой увеселительной поездке. Платен позволила себе в довольно широком кругу распространяться о «незаконном» происхождении наследной принцессы. А Софья-Доротея, до которой дошли эти слухи, передала эти слова мужу и назвала Элизабет и ее супруга в припадке гнева «слугами нашего дома, которых мы по нашему желанию в любой момент можем прогнать».
   По возвращении в Ганновер образовались две враждующие группировки: многочисленные приверженцы куртизанки, которые важничали и кормились за счет ее милости, и немногочисленная группа наследной принцессы.
   Теперь у Софьи-Доротеи появился серьезный враг. Неумолимая судьба предоставляла ему возможность погрузить ее жизнь в беспросветную тьму...
   С виду все оставалось как ни в чем не бывало. В крыле замка, где жила чета наследников, жизнь текла в заведенном ритме. Софья-Доротея не жаловалась. Ее письма родителям в Целле всегда были подписаны «очень счастливой и благодарной Софьей-Доротеей...»
   Платен понимала толк в жизни. Ее балы были предметом постоянных пересудов ганноверцев. Люди рассказывали друг другу о ее особых способах ухода за телом, о молочных ваннах, об изобретенных ею самой притираниях. Элизабет посмеивалась над всем этим. Она знала, что красота ее теперь стала зрелой и опасной. Но в левом крыле замка жила женщина, которая однажды могла стать более блистательной, чем она. Софья-Доротея обладала редкой привлекательностью, а к тому же и мягким южным характером своей матери. Руки ее были удивительно прекрасны...
   Маршальша неустанно думала о том, как обезвредить эту соперницу. Ее сестра Генриетта, состоявшая в браке уже второй раз, нашла способ. Через свою могущественную сестру она устроила при дворе в качестве статс-дамы их кузину, бедную, но красивую. И вскоре план Элизабет был исполнен. Генриетта, еще более ленивая, чем раньше, считала делом чести остаться принцу преданной подругой. Однако ей не удалось привязать к себе принца навсегда. Министр Отто фон Гроте был тотчас вызван к маршальше. Он должен был назначить Мелузину фон дер Шуленбург придворной дамой. Отто фон Гроте должен был везде говорить, что Мейсенбурга и Шуленбурги много лет были в ссоре. Софья-Доротея поддалась на эту уловку. Ее мягкий характер мгновенно усыпила милая прелесть Мелузины. Вечером того же дня Платен сияла от радости. Все шло как было задумано. И в узком окружении Софьи-Доротеи появилась новая красотка – Meлузина фон дер Шуленбург...
   После этого Платен дала в своих интимных покоях скромный ужин в честь наследного принца. Кроме Генриетты и Мелузины, никто не был приглашен. Элизабет издевательски усмехалась, когда поздравляли друг друга «Прошлое» и «Будущее» принца. И через несколько дней весь Ганновер знал, что у наследного принца новая куртизанка.
   Эрнст фон Платен, испытывающий к наследной принцессе постоянную неприязнь, был очень доволен уловкой своей жены. Она была настоящей Сатаной. Ей удавалось навязать людям ход событий, никогда не устроивший бы их при трезвом размышлении. Она откровенно издевалась. Элизабет также позаботилась о том, чтобы подарить мужу двоих детей, мальчика и девочку, однако при более внимательном взгляде на детские лица было заметно явное сходство с совсем другим человеком...
   В ганноверском замке барометр показывал «бурю». Между герцогом и его супругой произошла серьезная ссора. Эрнст-Август выступал за право перворождения при наследовании в своей династии. А София упорствовала, ведомая своей фанатичной материнской любовью. Она требовала одинаковых прав для всех своих детей. Принцы Максимилиан, Христиан и Эрнст-Август были на ее стороне. Во время длительных совещаний со своими министрами и переговоров с герцогом Вильгельмом, Эрнст-Август решил, что все соберутся в Ганновере, чтобы урегулировать проблему наследования в соответствии с правом первородства и лишить этого права остальных детей.
   Это был чувствительный удар по самолюбию герцогини. Однако она достаточно хорошо владела собой, и поэтому куртизанка во время праздничных ужинов не смогла обнаружить и тени переживаний на волевом лице Софии. Эта женщина, как бы она ни относилась к ней, все больше импонировала Элизабет. Ей не оставалось ничего другого, как склониться перед этой настоящей и могущественной повелительницей...
   Софья-Доротея родила дочь, однако ее положение нисколько не изменилось. Ее жалобы свекрови на любовные похождения мужа оставались без внимания. Прежняя ненависть, никогда не затихавшая, теперь стала еще сильнее. Но герцогиня никогда не выказывала ее. Это так удручающе действовало на мягкую и нуждающуюся в утешении Софью-Доротею, что, оскорбленная до глубины души, она замкнулась в своих покоях и больше не находила выхода из окружающего ее мрака. Даже собственные дети были настроены против нее. Она видела их всего лишь час в день. Ее супруг вообще больше не появлялся. Ее мечты приобретали опасное направление... Не было никого в замке, кто относился бы к ней доброжелательно. Только стареющая статс-дама Элеонора фон дель Кнезебек была ее добрым гением. С юных лет Элеонора знала только одно – со всем мириться. Можно было вполне рассчитывать на ее преданность, только это не могло помочь вызволить несчастную женщину из создавшегося тяжелого положения. Чувствительность ее проявлялась с новой силой. И солнечные дни юности постоянно возникали в ее памяти. И в старом крепостном саду Целле как будто снова звучал радостный смех Софьи-Доротеи и ее пажа, графа Филиппа фон Кенигсмарка. Никогда не могла она забыть молодого прекрасного рыцаря...
   Элизабет фон Платен заходилась от гнева и возмущения. Один дворянин, прибывший с войны вместе с принцем, до сих пор не соизволил нанести визит ей, могущественнейшей женщине ганноверского двора... На дворцовых вечерах куртизанка блистала еще ярче, чем обычно. И красивый дворянин Филипп фон Кенигсмарк прямо-таки ослеп, глядя на нее. Поэтому он не заметил, что юная наследная принцесса была необычайно взволнованна, когда он неожиданно появился при здешнем дворе.
   А после бала Элизабет пригласила супруга в свои покои. Она хотела во всем разобраться. Кто такой этот Кенигсмарк, который так своеобразно сбил с толку ее, честолюбивую куртизанку самого герцога?! Ее обожали так, что даже представить себе было трудно. И теперь опять появилось основательно забытое и приятное чувство: ее заставили растеряться... Почти что игра с огнем.
   Бе муж, умный политик, понял, что к чему. Зная ее как необыкновенную женщину, он признавал ее выдающиеся способности. И сейчас он сделал ей несколько двусмысленный и искусный комплимент о том, как ловко она использовала его, своего мужа. Остается только удивляться, какими глупыми становятся мужчины, когда они влюблены. Его умной супругой на сегодняшнем балу заинтересовался саксонский генерал Кенигсмарк. Только бы сна не наделала глупостей. Ведь ревность герцога общеизвестна. И он, Платен, должен был ее предостеречь. Он был достаточно расчетлив, чтобы из-за мимолетной прихоти жены пожертвовать своим бесценным постом. И тогда он обратил ее внимание на прежнюю юношескую дружбу Софьи-Доротеи с Кенигсмарком.
   Принцесса осаждала его своей верной многолетней любовью. Нежные письма во множестве тянулись за смелым авантюристом в военные походы и не оставались без ответов. Она хотела бежать с ним; хотела во что бы то ни стало оставить ненавистного мужа. Она обращалась к родителям с просьбой приютить ее; строила планы отъезда во Францию и принятия католичества; она уже собрала свои драгоценности, готовясь к побегу.
   Элизабет все стало ясно. Да, она была благодарна дипломатичному супругу. Это было ценное признание. Может быть, теперь-то уж Софья-Доротея попадет в сети, которые ей расставит хитроумная куртизанка... Когда супруги расставались, ее поцелуй был достаточно красноречив.
   Через несколько недель Платену был пожалован титул графа. Элизабет была вне себя от счастья. В ее новом замке Ной-Линден балы следовали за балами. На первом балу появилась также герцогиня София. За это изъявление милости графиня была ей очень благодарна. Повелительница даже осталась ночевать. Конечно, замок был огромным. Тем не менее Элизабет была настороже. Мальчик-мавр графини неустанно вел наблюдение за многочисленными гостями, ее собственной прислугой, свитой повелительницы. В этом маленький негритенок был настоящей находкой для куртизанки. У него были идеальные слух и зрение, которые, казалось, прямо-таки пронзали тьму ночи...
   Опираясь на эту помощь, Элизабет даже осмеливалась сначала посещать повелителя в его покоях, а после принимала Филиппа фон Кенигсмарка в своих... Эти необыкновенные любовные похождения, полные прелести, с так долго желанным мужчиной, опьяняли ее. Любовь к нему заставляла трепетать ее, как волнует кровь крепкое вино. На время она вообще забывала герцога. В объятиях Кенигсмарка она теряла сознание...
   Он был саксонским генералом, однако военная служба больше нравилась ему открывшимися возможностями иметь легкий успех у дам. Конечно, ему не хотелось впасть в немилость у герцога Ганноверского. К тому же маршальша достаточно быстро надоела ему. У него было достаточно красивых женщин. И прелести еще одной были все такими же...
   А все его пылкие чувства принадлежали все-таки Софье-Доротее. Бесценны были их общие юношеские воспоминания. И ее образ постоянно преследовал генерала...
   Чтобы не дразнить графиню, он ни разу не упоминал при ней о наследной принцессе. Он вскоре узнал, как несчастна была молодая женщина при этом фривольном дворе. Куртизанка постоянно, как настоящая королева, окруженная стражей, была злейшим врагом Софьи-Доротеи. Об этой вражде знали все дворы. Слухи о скандале в Италии разошлись далеко. И поэтому графиня Платен не должна была знать, что значила для него Софья-Доротея...
   Многие хотели знать, почему это Платен особо отличает графа Кенигсмарка? Предположения передавались из уст в уста. Никто не знал ничего определенного... Между тем Кенигсмарк вскоре снова отправился на войну, сплетни прекратились. Сам герцог, прежде какое-то время охваченный подозрением из-за сплетен, искал примирения с Элизабет. Он засыпал ее драгоценностями, чтобы загладить свою вину...
   Декабрь 1691 г. принес герцогской чете из Ганновера новые неприятности. С помощью иностранных держав принц Максимилиан готовил заговор с целью отмены закона о праве первородства при наследовании трона.
   На одно из заседаний по этому поводу была также приглашена графиня фон Платен. Она достаточно ясно и со знанием дела изложила растерянным мужчинам свое мнение. По ее совету все заговорщики были тотчас арестованы. В глубине души графиня ликовала. Она знала, что герцогиня глубоко задета происходящим. В этом тяжелом конфликте не могло помочь даже свойственное ей всегдашнее мужество рода Стюартов. Учитывая тот факт, что и она высказывалась против этого закона, повелитель не обошел гневом собственную супругу. Он был глубоко уязвлен оскорблением, которое нанес ему собственный сын. Поэтому был беспощаден, и это дело разбирал сам и не слушал никаких советов своих министров.
   Главный зачинщик – обергермейстер фон Мольтке – был приговорен к смертной казни. Остальные заговорщики получили различные сроки тюремного заключения. Глубокая, укоренившаяся неприязнь к герцогине надолго овладела повелителем. Она была надежно изолирована, и герцог не хотел ее видеть. Со своей стороны Элизабет делала все от нее зависящее, чтобы эти чувства у него не проходили.
   Кенигсмарк возвратился в Ганновер. Он был достаточно умен, чтобы продолжить дружеские отношения с графиней. На самом деле ему было вполне достаточно мимолетного любовного эпизода. Он довольно часто тайно виделся с наследной принцессой. Элеонора фон дель Кнезебек следила, чтобы никто не увидел этого посетителя...
   Между тем Эрнст-Август стал курфюрстом.
   Это возвышение принесло Ганноверу много радостных дней. Несмотря на то, что София выступала во всем великолепии и роскоши, все взгляды как всегда были обращены на Платен. Мнение многочисленных гостей было единым: куртизанка была необыкновенной женщиной! На фоне многих красивых женщин этого блистательного двора она была самым заметным явлением...
   Но и в суете этих дней графиня продолжала искать встречи с Кенигсмарком. Ведь она любила его. Эта любовь бушевала в ней как пожар. Она чувствовала, что никогда не сможет забыть генерала. Кем для нее теперь был курфюрст, что он мог значить в ее жизни?! Он дал ей все, что она хотела. Теперь он стал толстым, его лицо, по-прежнему приятное и еще красивое, становилось дряблым. Он начал прихварывать. И графиня должна была принимать во внимание его состояние, а это ей совершенно не подходило! Ей приходилось собирать всю свою выдержку во время любовных свиданий, чтобы вести себя как ни в чем не бывало. И пока ей это удавалось. Ведь он был ее покровителем. И она ни в коем случае не должна была его потерять. Она уже получила все возможные привилегии, которые он мог ей дать. Покровительство Эрнста-Августа позволило ей удовлетворить свое непомерное честолюбие. Почему же оставалась эта смертельная тоска у нее в душе?..
   В течение многих месяцев графиня пристально наблюдала за ничего не подозревавшей наследной принцессой. Она знала о том, что Кенигсмарк посещает ее. Она мельком предупредила наследного принца, да, всего лишь намекнула. Ведь она только выполняла свой долг... Ведь она не хотела скандала... Георг-Людвиг, благодарный ей за Генриетту и Мелузину, все тотчас понял. Графиня была довольна. Георг-Людвиг ненавидел свою супругу. Он был целиком предан Мелузине.
   Теперь у графини Платен было много забот. Она даже стала домоседкой. Ее маленький шпион ежедневно доставлял ей все новые сведения. Он должен был выкрадывать письма в покоях Софьи-Доротеи, и это ему удавалось. В этих письмах, написанных рукой Кенигсмарка. содержался такой важный материал, что можно было с уверенностью утверждать – теперь ее сопернице в левом крыле замка конец. Нужно было только дать плодам дозреть...
   Софья-Доротея была уверена в своей любви к Кенигсмарку. Она не была достаточно изощренной интриганкой, чтобы долго хранить это в тайне. И она пренебрегла приличиями. В сопровождении своего любимого она отправилась в Целле. чтобы просить разрешения на развод с Георгом-Людвигом.
   Однако герцог Георг-Вильгельм, предупрежденный Софией, уже встречал свою дочь. Не говоря ни слова, он отправил ее обратно в Ганновер. Наследная принцесса, пораженная до глубины души этим поступком отца, поняла, что теперь есть только один путь – бегство! Ведь она любила Кенигсмарка! И ее бегство будет той ничтожной жертвой, которую она готова принести...
   Бегство было тщательно подготовлено ею, Кенигсмарком и Кнезебек. Они уточнили время и даже сигнал к побегу.
   А графиня Платен была в курсе и действовала. Она не знала сна и даже ночами следила за наследной принцессой. Ее разочарование в Кенигсмарке перешло в ненависть к его подруге после того, как Кенигсмарк, будучи в Дрездене, под действием винных паров похвалялся своими близкими отношениями с двумя ганноверскими дамами, не только с принцессой, но и с графиней Платен. Эти слухи дошли до старой графини. Она также поставила в известность мужа, но ровно настолько, насколько посчитала нужным. Муж был несколько растерян. Он не понимал, почему его жена горит желанием уничтожить обоих любовников. Это не было состраданием, скорее, возможно, остатком рыцарской чести, который не позволил ему поддержать Элизабет. Пришла ночь побега.
   В ночь на 1 июля 1694 года Кенигсмарк нанес принцессе весьма продолжительный визит и, расставшись с ней, отправился готовиться к побегу. Муж ее находился в отъезде, в Берлине. Ее кареты стояли заложенные, и все было готово к бегству. Тогда-то все и открылось.
   Поздно ночью графиня Платен разбудила курфюрста. Она принесла с собой смертельное оружие против наследной принцессы – те самые украденные письма.
   Около двух часов ночи курфюрст отдал распоряжение арестовать всех участников.
   В последние дни по Ганноверу ходили дикие слухи: «Побег наследной принцессы предотвращен. Она и придворная дама Элеонора фон дель Кнезебек арестованы. А Кенигсмарк исчез...»
   И в самом деле, ночью 1 июля 1694 г., покинув покои наследной принцессы Софьи-Доротеи, он бесследно исчез. Вполне вероятно, что он был убит. И обстоятельства его смерти так никогда и не прояснились. Многие намекали на участие графини Платен. Сестра Кенигсмарка Аврора сделала все возможное, чтобы установить истину, однако безуспешно. Впервые в жизни курфюрст был совершенно растерян. Исчезновение саксонского генерала вызвало смятение во всей Европе. Речь даже шла о войне с Саксонией...