Страница:
Гендальфусу Тампльдору не пришлось долго уговаривать очаровательную разведчицу сотрудничать с Лигой. Девушка сразу призналась, что приехала в академию Мерлина по заданию российских спецслужб. Более того, она назвала профессору Гендальфусу своего бывшего начальника — доктора Севастьяна Савенкова.
А ещё Александра Селецкая поведала старому ведуну Гендальфусу о том, что доктор Савенков собирался заслать в академию совсем мелкого казачка из числа московских кадет.
— Маленький шпион приедет под личиной юного музыканта, — с лёгким смешком сказала она. — Таков «гениальный» план маразматика Савенкова. Ансамбль называется «Петрушки», первый концерт этого младенческого дерьма в кокошниках состоится в детском театре Глазго через пару дней. Ах да, ещё важный момент: прикрывать мелюзгу будет старый матёрый волчара из бывших десантников…
Сообразительная и очень бойкая Александра Селецкая была самой молодой сотрудницей Отдела по борьбе с деструктивными культами ФСБ России. Генерал Савенков месяц назад отправил её в Мерлин с тем же заданием: установить контакт с российскими детдомовцами. Теперь Селецкая пила кремовый ликёр в кабинете профессора Гендальфуса и внимательно читала предложенный ей контракт. Согласно контракту, с сегодняшнего дня она поступала на высокооплачиваемую работу в академии Мерлина. С наслаждением поглядывая на черноглазую девушку, мудрейший профессор Гендальфус нажал кнопку телефонного пульта и, услышав в наушнике знакомое потрескивание, попросил секретаршу соединить его с деканом факультета наступательной магии.
— Декан Колфер Фост слушает, — послышалось через мгновение. Голос был гладкий и колкий, точно треснувшая стекляшка.
— Господин Фост сейчас соединится с нашими людьми в Глазго, — медленно выпячивая губы, произнёс профессор Гендальфус Тампльдор. Это была его фирменная манера приказывать: проректор избегал повелительного наклонения, он просто изрекал подчинённому его ближайшее будущее. — Господин Фост обратит внимание на детский ансамбль из России. Группа называется «Петрушки». Один из мальчиков — русский шпион.
Я хорошо понял Вас, проректор, — с удовольствием ответил голос молодого, но очень уважаемого декана Фоста. — Мы посканируем детишек, понюхаем что к чему.
— И Вы доложите мне сразу, в любое время суток.
— Разумеется, проректор.
— Важно не допустить ошибки, декан Фост. Мальчика будет прикрывать опытный русский офицер, очень опасный. Вы посоветуетесь с тангалактической общественностью, чтобы изучить слабые места этого офицера. И потом Вы постараетесь убрать его на расстоянии.
— Конечно, проректор.
— Мы понимаем, что наше наступление на московском направлении остаётся главной задачей, господин Фост. Но нельзя забывать про оборонительные меры. Русские пытаются нанести ответный удар. Мы дадим им по рукам очень сильно. Чтобы Москве навсегда расхотелось засылать к нам шпионов.
— Разумеется, проректор. Мы нейтрализуем взрослого агента и найдём Вам мальчика, а потом Вы сами определите его судьбу.
Машина вылетела прямо на лётное поле, юркнула под крыло пузатого транспортника, и через минуту кадет, как нашкодивших котят, за шкирки втащили на борт. Рюкзаки погрузили куда более бережно: кто знает, что за груз у мальчишек, — может быть, там дорогостоящая техника?
— Эге, вот и пионеры, — послышался чуть насмешливый голос. Невысокий человек в выгоревшей форме десантника разглядывал кадетов, придирчиво щуря левый глаз.
Загорелое лицо подполковника Телегина показалось Ване неприятным. Глаза смотрели цепко и холодно, точно любого собеседника Телегин воспринимал как потенциальную цель — говорит с тобой, даже улыбается криво, а сам будто прикидывает, как удобнее загнать в шею собеседника десантный нож. Улыбку портил железный зуб сбоку. Пожалуй, только усики понравились Ване — лихие и немного заносчивые, как у казачьего ротмистра со старой дореволюционной фотографии.
Телегин, и верно, происходил из терских казаков — его прадед был разведчиком-пластуном, мастерски резал глотки чеченским разбойникам и туркам.
— Здравия желаю, товарищ подполковник! — Иван как старший в кадетской паре сделал шаг вперёд. — Суворовцы Царицын и Тихогромов прибыли!
— Где ж вы шляетесь, соколики? Командир корабля уже нервничает, — усмехнулся подполковник, демонстрируя крупные, пожелтелые от курева зубы. У глаз десантника собрались задиристые морщинки:
— Ну что, солдаты будущего? Я гляжу, оружия вам ни хрена не выдали. Я-то, дурак, надеялся, вы с ракетными ранцами прибудете, с лазерными пушками…
Вместо ответа Царицын снова отбил строевой шаг — так что едва не зазвенело в позвоночнике:
— Какие будут приказания, товарищ подполковник?!
— Ух ты… — искренне поразился десантник, озадаченно схватился за кончик уса. — Совсем маленькие, а уже вона как умеют! Молодцы. Значит так, господа суперкадеты, слушай мою команду. Во-первых, сняли рюкзаки и сели. Во-вторых, зовут меня подполковник Телегин. Повиноваться мне нужно беспрекословно. Правила у меня такие: не ныть, не жаловаться, боли не чувствовать. Записали в мозжечки?
Турбины завыли, как буран в степи, — воздушный транспорт мелко завибрировал и тихо-тихо качнулся в разбег. Иванушка глянул в иллюминатор — сразу увидел Быкова, который прощально махал рукой из окошка «Тайги».
— Ещё, господа кадеты, — подполковник Телегин нахмурился. — Спиртного не пить, чужого не брать, онанизмом не заниматься. Иначе сразу бью в рыло и насмерть. Вопросы есть?
— Никак нет! — хором гаркнули кадеты. Подполковник начинал положительно нравится мальчишкам. Царицын пожирал восхищённым взглядом рябое усатое лицо: вот настоящий офицер! Не высокий, не крупный — а весь гибкий, как из тросов железных скручен. Зверь, сущий зверь. Вот бы таким стать!
— Ну, вроде всё рассказал, — подытожил Телегин. — Теперь послушаю вас. Генерал-полковник Савенков обещал найти лучших кадетов в столице. И нашёл вас. Небось, вы у меня крутые? Каратисты, акробаты и снайперы?
Юные разведчики потупились.
— Не понял, — нахмурился подполковник. — Ну хоть вертолётом-то управлять умеете?
— Никак нет… — промямлил Тихогромов. — Это мы не проходили…
— То есть как «не проходили»? А дешифровку кода тоже не изучали? Неужто и блюмбизацию шторфингов не умеете выполнять грамотно? Да чему вообще учат в вашем училище?
— Товарищ подполковник, разрешите доложить! — Царицын почти обиделся. — Я немножко знаю самбо, ещё увлекаюсь борцовским стилем Кадочникова, вот. Пару-тройку ключевых приёмов могу применить довольно чётко. Мой напарник Петр Тихогромов — неплохой боксёр, гребец и штангист. Стрелять нас учили только из пистолета Макарова, а также из АКМ и немного из пулемёта.
— Ещё мы бегаем быстро, — поспешно добавил Петруша. И зачем-то набычился.
— Во-во, это вам как раз пригодится, — десантник закусил ус. — Похоже, всё пропало. С такими, как вы, кашу из топора не сваришь. Я-то думал, молодых суперменов пришлют. А тут… не разведчики, а гимназистки какие-то.
Царицын чуть зубами не заскрипел с досады. Боевой подполковник издевается над уровнем их подготовки, а им и возразить нечего! Какой позор для русского кадетства!
— Я песни могу петь, — вдруг сказал Петруша. Телегин уставился, мрачно покусывая ус.
— Песни — тоже важно, — серьёзно сказал он. — Ладно, будем работать с тем материалом, который есть. Слушайте всеми ушами, барышни-кадеты.
И подполковник Виктор Телегин рассказал «барышням», почему они не поехали на поезде под Ла-Маншем. К счастью, на Лубянке вовремя узнали о том, что колдуны перевербовали Александру Селецкую. Савенков не шибко доверял эксцентричной особе, которая делала карьеру в его отделе благодаря выдающимся актёрским способностям и потрясающей наглости. Вы спросите, зачем тогда Савенков послал в Мерлин именно её? Всё очень просто и грустно. Селецкая приходилась внучкой знаменитому Якову Цельсу, очень уважаемому ветерану госбезопасности, который в своё время был одним из лучших учеников самого старика Кагановича[5]. Папаша Александры Селецкой, многоуважаемый Глеб Яковлевич, в свою очередь, был не последним человеком в одной крупной государственной корпорации. Папаша понимал, что командировка в замок добрых волшебников — задание не слишком опасное. Риска для жизни почти никакого, а в случае успеха — карьерный рост обеспечен.
Не последнюю роль сыграло и то, что в свои двадцать лет рыжая Сандрочка, как прозвали её коллеги (или Саррочка, как обращались в домашнем кругу), выглядела от силы на шестнадцать. Тощенькая, с неразвитой фигурой, с огромными удивлёнными глазами и кудрявыми хвостиками, она вполне могла сойти за старшеклассницу. И доктор Савенков, перекрестившись, отправил её в Мерлин под видом учащейся.
— Рыжая подлючка знала, что у Савенкова есть план забросить в замок пару кадет под видом танцоров детского ансамбля, — рассказывал подполковник Телегин небрежно, точно сплевывая слова сквозь зубы. — Она сообщила об этом противнику. Стало быть, способ проникновения в страну надо менять. Новый вариант, конечно, посложнее для вас будет. Но зато уж точно поинтереснее. Раз в триста, по моим оценкам.
Кадеты восторженно переглянулись: впереди было настоящее приключение! Иван прикрыл глаза и подумал: а ведь не случайно из сотни кадет выбрали именно его. Не снайпера Гену Шапкина, не бычка Разуваева, не каратиста Горбылёва… Мудрый Савенков почувствовал в Иване Царицыне тот самый воинский дух Империи, который Ванька так взращивал в своём сердце. Царицын уже наизусть выучил всё, как ему казалось: полки и ордена, старые знамёна и названия давно погибших линейных кораблей. Он переживал боль и славу забытых сражений, как события собственной жизни. И чем больше Царицын влюблялся в царское офицерство, тем пламеннее он ненавидел современную пошлую, торгашеско-бандитскую Федерацию. Царицын уходил в старые книги, в дореволюционные военные мемуары — как в мечту, освобождавшую его от современной удушливой вони.
— Не спать! — рявкнул Телегин. — Снижаемся.
Мальчишки прилипли к иллюминаторам: самолёт снижался… прямо в горбатую гору, заросшую лесом! Сверху казалось, будто по горному хребту гигантским рубанком прошлись — здесь была вырублена короткая взлётно-посадочная полоса, уходящая в чёрную дыру тоннеля. Это был секретный сербский аэродром, который судорожно искали натовцы во время войны с сербами в 1999 году. Единственный объект, который Москва продолжала контролировать после того, как тактические ракеты и силовая дипломатия блока НАТО изгнали из Косова сначала сербов, живших здесь искони, а затем и русских десантников, которые безуспешно пытались сербам помогать.
Шасси весело ударили в бетон, взревели двигатели, изо всех сил тормозя машину. Телегин вскочил, на ходу поправляя выцветший, видать, ещё советский, голубой берет:
— Барышни-кадеты, внимание! Мы на Медной горе. Прошу вышвыриваться.
Ребята соскочили на бетон, размеченный жёлтой краской. Телегин выпрыгнул следом — невысокий, ловкий, в полной разгрузке, а в руке — ух ты! — характерный чемоданчик…
«Кофр для мини-автомата „Вал“! — быстро и радостно подумал Ванька. — Ого-го! Совсем по-взрослому!»
— Видите, они бомбили это место очень активно, — Телегин указал на рытвины и воронки, изуродовавшие склон у входа в тоннель.
— Кто бомбил, товарищ подполковник? — спросил Петруша.
— Натовцы, кто ж ещё? — огрызнулся Телегин, поправляя «берцы» на ногах. — Отставить глупые вопросы…
Он подтолкнул кадетов ко входу в тоннель.
— Вперёд, барышни. Эта гора — особенная. Сербы в этом тоннеле прятали свою эскадрилью двадцать девятых «МиГов». Ну и… кое-какую другую технику, засекреченную.
Подполковник перекинул кофр со снайперским автоматом через плечо и улыбнулся: из подземной дыры навстречу бежали два радостных рязанских десантника.
— Нас уже встречают. Жаль, что времени в обрез… Ну ладно, пусть рязанские сгружают свои ящики с тушенкой, а нам надо на вертушки пересаживаться.
Сказав это, он несильным, но метким пинком направил в сторону тоннеля зазевавшегося Тихогромова.
В русских сказках Иван Царевич пересаживается на серого волка. Нашему Ивану Царевичу предстояло оседлать. «Чёрную осу».
В подземном ангаре до сих пор хранились рабочие образцы секретной техники — складные микрокоптеры «Ка-56УМ» с роторно-поршневым двигателями. Миниатюрные вертолёты были разработаны для специальных операций ещё в советское время и закуплены Югославией в 1985 году. Двадцать лет они дремали здесь, в продолговатых цилиндрических контейнерах.
В 1999 году сербы уходили с этой базы поспешно и прихватить микровертушки не успели. А натовцы так и не добрались до «Чёрных ос» — помешали русские десантники, которые пришли сюда на полтора часа раньше британских разведчиков.
Телегин щёлкнул парой стальных запоров и распахнул первый саркофаг. Одноместный вертолётик раскладывался подобно зонтику. Наверху цеплялись лопасти, а внизу приделан бензобак и сиденье с рычагами управления.
Кадеты ходили вокруг собранного вертолётика кругами — и правда, было чему подивиться.
— Для диверсий, да? — спросил Ваня.
— Для разведки, — строго ответил Телегин и тут же подмигнул: — Также идеально подходит для точечных ударов по тыловым объектам противника. Одно плохо: такая вертушка может нести не более 80 килограммов. А значит, пилот должен быть лёгким, иначе — и полверсты не пролетишь.
— Простите, товарищ подполковник, а разрешите прокатиться? — Петруша поднял на начальника невинный незабудковый взор.
— Что значит «прокатиться»?! — возмутился Телегин. — Вам что здесь, парк культуры? Нет, барышни, вы не кататься сюда прибыли. Вы прибыли, чтобы использовать боевую технику для решения специальных задач! Поэтому быстро взяли плоскогубцы — и радостно начали собирать второй вертолёт! И чтобы в десять минут уложились! Время пошло.
Кадеты накинулись на второй контейнер. К чести Тихогромова надо заметить, что он почти не мешал Ване. Всего четыре раза наступил Царицыну на ногу и только единожды зацепился штанами за рычаг управления. Ровно через одиннадцать минут второй летательный аппарат был полностью собран.
— Вы опоздали на пятьдесят восемь секунд, — вздохнул Телегин, жмурясь на солнце. — Враг прибыл минуту назад и расстрелял вас раньше, чем вы поднялись в воздух.
Сказав это, подполковник вновь удалился в чёрную пещеру тоннеля. Вернулся, волоча пыльный ворох старых пилотских курток с нашивками югославских ВВС. Кадеты с восторгом облачились в лётные кожанки, а Тихогромову даже достались сохранившиеся в единственном экземпляре пилотские очки. Очки были выиграны у Царицына в честном поединке по схеме «камень-ножницы-бумага». Петруша нацепил слегка закопчённые окуляры и стал похож на удивлённого медвежонка-мутанта из далёкого будущего. «Вот балбес!» — насмешливо сощурился Иванушка. Царицын застегнул молнию на лётной куртке и с удовольствием прочитал надпись на рукаве: «ратни галеб».
Телегин сказал, что это название югославской эскадрильи, полностью уничтоженной во время войны с НАТО. «Ратни галеб» по-сербски означает «боевая чайка», — добавил он.
— Значит, не полностью, — гордо шепнул Ваня приятелю.
— Что не полностью? — не понял Петруша.
— Не полностью они уничтожили эту эскадрилью, — по-партизански сощурился Ваня. — Последние «ратные галебы» — это мы с тобой, Тихогромыч.
Петруша с минуту соображал, потом понял, что Ваня имел в виду — и тоже горделиво приосанился, косясь на белую чайку, вышитую на предплечье.
Управлять «осой» было не намного сложнее, чем мотоциклом — только болтает посильнее, да скорость вдвое больше. Первые фигуры были выполнены кадетами на «отлично». «Интересно, а способна ли эта машинка забацать мёртвую петлю? — размышлял Царицын, осторожно маневрируя у самой земли. — Ребята в училище умерли бы от зависти. Эх, жаль нет камеры…»
— Ну что, полетаем чуток по окрестностям? — спросил Телегин после обеденного перерыва, когда кадеты прикончили холодную гречневую кашу в котелке. — Следовать строго за мной. Если что случится — делайте, как я.
Кадеты что есть мочи проорали: «Есть!» — и побежали к машинам. Три тарахтелки взревели и, загребая небо винтами, вскарабкались метров на сто пятьдесят. Поначалу рулить было совсем легко, но боковой ветер вскоре усилился, начало кидать не на шутку. Постоянно приходилось ложится на бок, чтобы выправить машину. Впрочем, Иван чувствовал, что истомившаяся в тесном контейнере «оса» страшно рада наконец подняться в небо и готова подчиниться любой команде маленького пилота. Шли резво, под двести километров в час. Царицын глянул вниз — и поёжился. Неприступные горы превратились в серые пыльные кочки, поросшие лесом, точно мхом. Взлётная полоса казалась теперь размером с чертёжную линейку.
Ваня подумал о том, что на эту крошечную чёрную полоску придётся вскоре приземляться… «Становится немного страшно», — произнёс он вслух, благо, никто не мог услышать его из-за треска двигателя да свиста лопастей.
Легендарное Косово поле медленно раскатывалось под ногами, будто старинный серо-зелёный ковёр, затоптанный чужими ботинками и прожжённый. Чуть вдали россыпью кубиков желтел полумёртвый посёлок, над окраиной дыбился бурый хвост дыма. Блеснула колкая искорка — это автомашина едва ползёт по горной дороге: лобовое стекло бликует.
Сверху Царицыну было видно и дороги, и потрёпанный лес на гребне, и вертлявые, будто оловянные, речки, и даже мёртвые туши разбитых тракторов на обочине грунтовки. Глядя на Косово поле, Ваня не мог отделаться от странного впечатления, что он находится… на родине. Только не в настоящей России, а в… будущей. Словно не на транспортном самолёте, а на машине времени кадеты перелетели в собственное взрослое будущее. Природа была очень родной, и даже дороги лежали как-то привычно, а сгоревший детский сад вон там, у подножия холма, и вовсе был страшно похож на Ванин, да и взорванная албаноидами церковь — на старенький храм в рязанской деревне, куда водила его в детстве баба Тоня.
Каким далёким, мелким и несущественным вдруг показался ему отсюда болтливый тележурналист Артемий Уроцкий вместе со своими доберманами, пиццами и глупой женой Эвелиной! Сейчас, когда Ваня летел над измученной косовской землёй — возможно, под прицельными взглядами албанских бандитов, засевших вон там, на склонах, — он вдруг поразился своей нелепой возне с сорокапятками, электрическими кабелями и прочей дребедени. Как же всё это было несерьёзно, глупо, по-детски… А если бы Ваню поймали? Ради чего он рисковал кадетскими погонами, своим офицерским будущим? Конечно, каждый русский мальчик обязан защищать честь своей великой Родины, родной армии, память непобедимого графа Суворова. Но только не совсем так, как пытался делать это Иванушка.
Как хочется мне сказать нашему юному герою: дружище, послушай! Если ты, русский Царевич, действительно любишь Родину и хочешь научиться побеждать её недругов, не трать попусту драгоценного времени на борьбу с легионами мелких болтливых негодяев. Наука побеждать начинается с науки видеть настоящих врагов. Не трать патроны на трусливую трёхкопеечную шантрапу. Она сама собою рассеется как дым, если — как сказал бы милый сердцу моему Севастьян Куприянович Савенков — ты овладеешь не только добрым мужским искусством метко стрелять, но и гораздо более сложной наукой: не ошибаться в том, в какую цель мы должны метить в первую очередь.
Внезапно… Телегин круто повернул машину — и кадеты один за другим припали на левое колено. «Никак, случилось что?» — пробормотал Царицын. И вмиг понял: да, случилось. Он увидел внизу — чуть впереди, где пересекались жёлтые ниточки двух грунтовых дорог, — россыпь мелких пятен. Пятна движутся, это… животные, это козы, они разбегаются. А вот и люди… Три, четыре… пять человек! Суетятся вокруг повозки… Ну точно! Теперь видно, что на телеге сидит женщина в платке, а вокруг точно шершни вьются пятеро мужиков. Какие-то рыжие повязки на руках… Смотрите! У одного в руке блеснуло лезвие!
Царицын понял, что мужики с кинжалами — это албанские боевики.
Глава 12
«Чёрная оса» Телегина с рёвом спикировала в гущу событий. Ударом ветра вздыбило пыльное облако, вертолёт прошёл метров десять на бреющем, у самой земли и — с размаху толкнул железным брюхом приземистого парня, который размахивал ножом перед лицом старухи. Остальные кинулись врассыпную. Один на бегу обернулся и метнул нож — потоком ветра от лопастей железку отшвырнуло вбок. Доблестный кадет Царицын решительно пошёл на посадку, намереваясь подобно Телегину таранить одного из разбегавшихся подонков. Он уже настигал драпающего мужика — и вдруг понял, что это подросток в грязной серой майке с мокрыми кругами у подмышек.
Таранить не получилось — подвешенный снизу рюкзак зацепился за кустарник. Машина дёрнулась и коряво, боком повалилась на дорогу. Ваня поспешно заглушил двигатель и выпутался из ремней, собираясь немедленно вступить в бой.
Поздно. Негодяев и след простыл. Товарищ подполковник, придавив протараненного парня коленом, скручивал ему руки за спиной. Царицын поспешно подбежал, сплёвывая пыль, закричал:
— Товарищ подполковник! Разрешите подняться в воздух и догнать противника!
— Лучше предложите помощь бедной бабушке, — глухо сказал Телегин, потуже затягивая ремнём локти поверженного албанца.
Царицын побежал к телеге. По пути перескочил через что-то грязное, мохнатое и окровавленное, валявшееся на дороге. Судя по рогам, это была коза. Негодяи прирезали её — должно быть, собирались забрать с собою.
Сбоку с грохотом приземлился Тихогромов.
— Ванюша! — тонким голосом закричал он. — Не бойся! Я спешу к тебе на помощь!
«Вот балбес, — подумал Царицын на бегу. — Я и не думал бояться».
Из-за телеги выскочила маленькая, совершенно высохшая старушка в чёрной запыленной юбке и таком же чёрном платке.
— «Галеби»! «Ратни галеби» повратили се![6] — радостно запищала она, хватая Царицына за локти. Глаза у неё были светлые, а зубов не было совсем. «Какая сгорбленная, — подумал Царицын, — и какая сильная: бегает, как молодой суворовец». Старая сербка чуть не прыгала от радости: хватала Царицына за рукава, быстро поглаживала по локтям, поминутно закидывала кверху смуглое сморщенное личико и, кажется, наглядеться не могла на мальчика в сербской лётной форме:
— Сини мои, момци добри, мило ми йе, добро се повратили куче![7]
— Мы не сербы, мы русские, — тихо сказал Ваня.
— Не надо, Вань. Не говори ей, — прошептал на ухо Тихогромыч, который подошёл сзади и теперь пыхтел за спиной. — Не огорчай, пусть порадуется. Пусть думает, что её любимые «чайки» вернулись.
— Где ж вы были столько лет! Мы так ждали вас. Никто не дождался, — бабка причитала по-сербски, но кадеты почему-то понимали каждое слово. — Внучку зарезали албаны, дядю Зорана расстреляли, капитана Марко Зизича расстреляли в машине из ружей, ночью. И даже всех монашек на горе убили, всех, а монастырь сожгли, нет теперь монастыря. Ах, какое горе было, внуки. Но слава Богу, вы вернулись, родные. Только я одна дождалась из всего села, только я, старая дура, осталась… И за что меня Бог оставил одну… Ах, какая радость! Мои «галебы» вернулись! Вот возьми скорее молока и сыра, у меня осталось немного. И козу возьмите себе, албаны её зарезали, бедную, а вы покушайте на здоровье. Я молиться за вас буду всю ночь! Скажите мне ваши имена, скажите!
Старуха смотрела на них, вытирая слёзы кончиком чёрного платка.
— Займитесь-ка делом, суворовец Тихогромов. — Телегин начальственно махнул рукой. — Хватайте вот этого связанного гражданина за ноги и тащите к дороге. Положите на обочину, пусть там полежит, подумает о своём поведении. Кто-нибудь проедет по дороге, да подберёт его, негодяя.
А ещё Александра Селецкая поведала старому ведуну Гендальфусу о том, что доктор Савенков собирался заслать в академию совсем мелкого казачка из числа московских кадет.
— Маленький шпион приедет под личиной юного музыканта, — с лёгким смешком сказала она. — Таков «гениальный» план маразматика Савенкова. Ансамбль называется «Петрушки», первый концерт этого младенческого дерьма в кокошниках состоится в детском театре Глазго через пару дней. Ах да, ещё важный момент: прикрывать мелюзгу будет старый матёрый волчара из бывших десантников…
Сообразительная и очень бойкая Александра Селецкая была самой молодой сотрудницей Отдела по борьбе с деструктивными культами ФСБ России. Генерал Савенков месяц назад отправил её в Мерлин с тем же заданием: установить контакт с российскими детдомовцами. Теперь Селецкая пила кремовый ликёр в кабинете профессора Гендальфуса и внимательно читала предложенный ей контракт. Согласно контракту, с сегодняшнего дня она поступала на высокооплачиваемую работу в академии Мерлина. С наслаждением поглядывая на черноглазую девушку, мудрейший профессор Гендальфус нажал кнопку телефонного пульта и, услышав в наушнике знакомое потрескивание, попросил секретаршу соединить его с деканом факультета наступательной магии.
— Декан Колфер Фост слушает, — послышалось через мгновение. Голос был гладкий и колкий, точно треснувшая стекляшка.
— Господин Фост сейчас соединится с нашими людьми в Глазго, — медленно выпячивая губы, произнёс профессор Гендальфус Тампльдор. Это была его фирменная манера приказывать: проректор избегал повелительного наклонения, он просто изрекал подчинённому его ближайшее будущее. — Господин Фост обратит внимание на детский ансамбль из России. Группа называется «Петрушки». Один из мальчиков — русский шпион.
Я хорошо понял Вас, проректор, — с удовольствием ответил голос молодого, но очень уважаемого декана Фоста. — Мы посканируем детишек, понюхаем что к чему.
— И Вы доложите мне сразу, в любое время суток.
— Разумеется, проректор.
— Важно не допустить ошибки, декан Фост. Мальчика будет прикрывать опытный русский офицер, очень опасный. Вы посоветуетесь с тангалактической общественностью, чтобы изучить слабые места этого офицера. И потом Вы постараетесь убрать его на расстоянии.
— Конечно, проректор.
— Мы понимаем, что наше наступление на московском направлении остаётся главной задачей, господин Фост. Но нельзя забывать про оборонительные меры. Русские пытаются нанести ответный удар. Мы дадим им по рукам очень сильно. Чтобы Москве навсегда расхотелось засылать к нам шпионов.
— Разумеется, проректор. Мы нейтрализуем взрослого агента и найдём Вам мальчика, а потом Вы сами определите его судьбу.
***
Посеревшая от пыли генеральская «Тайга» резко, не сбавляя скорости, свернула с трассы под указатель: «АВКП-105. Проезд закрыт». Солдатики на воротах заметили долгожданную машину издалека и заранее распахнули ржавые железные створки с побуревшими звёздами.Машина вылетела прямо на лётное поле, юркнула под крыло пузатого транспортника, и через минуту кадет, как нашкодивших котят, за шкирки втащили на борт. Рюкзаки погрузили куда более бережно: кто знает, что за груз у мальчишек, — может быть, там дорогостоящая техника?
— Эге, вот и пионеры, — послышался чуть насмешливый голос. Невысокий человек в выгоревшей форме десантника разглядывал кадетов, придирчиво щуря левый глаз.
Загорелое лицо подполковника Телегина показалось Ване неприятным. Глаза смотрели цепко и холодно, точно любого собеседника Телегин воспринимал как потенциальную цель — говорит с тобой, даже улыбается криво, а сам будто прикидывает, как удобнее загнать в шею собеседника десантный нож. Улыбку портил железный зуб сбоку. Пожалуй, только усики понравились Ване — лихие и немного заносчивые, как у казачьего ротмистра со старой дореволюционной фотографии.
Телегин, и верно, происходил из терских казаков — его прадед был разведчиком-пластуном, мастерски резал глотки чеченским разбойникам и туркам.
— Здравия желаю, товарищ подполковник! — Иван как старший в кадетской паре сделал шаг вперёд. — Суворовцы Царицын и Тихогромов прибыли!
— Где ж вы шляетесь, соколики? Командир корабля уже нервничает, — усмехнулся подполковник, демонстрируя крупные, пожелтелые от курева зубы. У глаз десантника собрались задиристые морщинки:
— Ну что, солдаты будущего? Я гляжу, оружия вам ни хрена не выдали. Я-то, дурак, надеялся, вы с ракетными ранцами прибудете, с лазерными пушками…
Вместо ответа Царицын снова отбил строевой шаг — так что едва не зазвенело в позвоночнике:
— Какие будут приказания, товарищ подполковник?!
— Ух ты… — искренне поразился десантник, озадаченно схватился за кончик уса. — Совсем маленькие, а уже вона как умеют! Молодцы. Значит так, господа суперкадеты, слушай мою команду. Во-первых, сняли рюкзаки и сели. Во-вторых, зовут меня подполковник Телегин. Повиноваться мне нужно беспрекословно. Правила у меня такие: не ныть, не жаловаться, боли не чувствовать. Записали в мозжечки?
Турбины завыли, как буран в степи, — воздушный транспорт мелко завибрировал и тихо-тихо качнулся в разбег. Иванушка глянул в иллюминатор — сразу увидел Быкова, который прощально махал рукой из окошка «Тайги».
— Ещё, господа кадеты, — подполковник Телегин нахмурился. — Спиртного не пить, чужого не брать, онанизмом не заниматься. Иначе сразу бью в рыло и насмерть. Вопросы есть?
— Никак нет! — хором гаркнули кадеты. Подполковник начинал положительно нравится мальчишкам. Царицын пожирал восхищённым взглядом рябое усатое лицо: вот настоящий офицер! Не высокий, не крупный — а весь гибкий, как из тросов железных скручен. Зверь, сущий зверь. Вот бы таким стать!
— Ну, вроде всё рассказал, — подытожил Телегин. — Теперь послушаю вас. Генерал-полковник Савенков обещал найти лучших кадетов в столице. И нашёл вас. Небось, вы у меня крутые? Каратисты, акробаты и снайперы?
Юные разведчики потупились.
— Не понял, — нахмурился подполковник. — Ну хоть вертолётом-то управлять умеете?
— Никак нет… — промямлил Тихогромов. — Это мы не проходили…
— То есть как «не проходили»? А дешифровку кода тоже не изучали? Неужто и блюмбизацию шторфингов не умеете выполнять грамотно? Да чему вообще учат в вашем училище?
— Товарищ подполковник, разрешите доложить! — Царицын почти обиделся. — Я немножко знаю самбо, ещё увлекаюсь борцовским стилем Кадочникова, вот. Пару-тройку ключевых приёмов могу применить довольно чётко. Мой напарник Петр Тихогромов — неплохой боксёр, гребец и штангист. Стрелять нас учили только из пистолета Макарова, а также из АКМ и немного из пулемёта.
— Ещё мы бегаем быстро, — поспешно добавил Петруша. И зачем-то набычился.
— Во-во, это вам как раз пригодится, — десантник закусил ус. — Похоже, всё пропало. С такими, как вы, кашу из топора не сваришь. Я-то думал, молодых суперменов пришлют. А тут… не разведчики, а гимназистки какие-то.
Царицын чуть зубами не заскрипел с досады. Боевой подполковник издевается над уровнем их подготовки, а им и возразить нечего! Какой позор для русского кадетства!
— Я песни могу петь, — вдруг сказал Петруша. Телегин уставился, мрачно покусывая ус.
— Песни — тоже важно, — серьёзно сказал он. — Ладно, будем работать с тем материалом, который есть. Слушайте всеми ушами, барышни-кадеты.
И подполковник Виктор Телегин рассказал «барышням», почему они не поехали на поезде под Ла-Маншем. К счастью, на Лубянке вовремя узнали о том, что колдуны перевербовали Александру Селецкую. Савенков не шибко доверял эксцентричной особе, которая делала карьеру в его отделе благодаря выдающимся актёрским способностям и потрясающей наглости. Вы спросите, зачем тогда Савенков послал в Мерлин именно её? Всё очень просто и грустно. Селецкая приходилась внучкой знаменитому Якову Цельсу, очень уважаемому ветерану госбезопасности, который в своё время был одним из лучших учеников самого старика Кагановича[5]. Папаша Александры Селецкой, многоуважаемый Глеб Яковлевич, в свою очередь, был не последним человеком в одной крупной государственной корпорации. Папаша понимал, что командировка в замок добрых волшебников — задание не слишком опасное. Риска для жизни почти никакого, а в случае успеха — карьерный рост обеспечен.
Не последнюю роль сыграло и то, что в свои двадцать лет рыжая Сандрочка, как прозвали её коллеги (или Саррочка, как обращались в домашнем кругу), выглядела от силы на шестнадцать. Тощенькая, с неразвитой фигурой, с огромными удивлёнными глазами и кудрявыми хвостиками, она вполне могла сойти за старшеклассницу. И доктор Савенков, перекрестившись, отправил её в Мерлин под видом учащейся.
— Рыжая подлючка знала, что у Савенкова есть план забросить в замок пару кадет под видом танцоров детского ансамбля, — рассказывал подполковник Телегин небрежно, точно сплевывая слова сквозь зубы. — Она сообщила об этом противнику. Стало быть, способ проникновения в страну надо менять. Новый вариант, конечно, посложнее для вас будет. Но зато уж точно поинтереснее. Раз в триста, по моим оценкам.
Кадеты восторженно переглянулись: впереди было настоящее приключение! Иван прикрыл глаза и подумал: а ведь не случайно из сотни кадет выбрали именно его. Не снайпера Гену Шапкина, не бычка Разуваева, не каратиста Горбылёва… Мудрый Савенков почувствовал в Иване Царицыне тот самый воинский дух Империи, который Ванька так взращивал в своём сердце. Царицын уже наизусть выучил всё, как ему казалось: полки и ордена, старые знамёна и названия давно погибших линейных кораблей. Он переживал боль и славу забытых сражений, как события собственной жизни. И чем больше Царицын влюблялся в царское офицерство, тем пламеннее он ненавидел современную пошлую, торгашеско-бандитскую Федерацию. Царицын уходил в старые книги, в дореволюционные военные мемуары — как в мечту, освобождавшую его от современной удушливой вони.
— Не спать! — рявкнул Телегин. — Снижаемся.
Мальчишки прилипли к иллюминаторам: самолёт снижался… прямо в горбатую гору, заросшую лесом! Сверху казалось, будто по горному хребту гигантским рубанком прошлись — здесь была вырублена короткая взлётно-посадочная полоса, уходящая в чёрную дыру тоннеля. Это был секретный сербский аэродром, который судорожно искали натовцы во время войны с сербами в 1999 году. Единственный объект, который Москва продолжала контролировать после того, как тактические ракеты и силовая дипломатия блока НАТО изгнали из Косова сначала сербов, живших здесь искони, а затем и русских десантников, которые безуспешно пытались сербам помогать.
Шасси весело ударили в бетон, взревели двигатели, изо всех сил тормозя машину. Телегин вскочил, на ходу поправляя выцветший, видать, ещё советский, голубой берет:
— Барышни-кадеты, внимание! Мы на Медной горе. Прошу вышвыриваться.
Ребята соскочили на бетон, размеченный жёлтой краской. Телегин выпрыгнул следом — невысокий, ловкий, в полной разгрузке, а в руке — ух ты! — характерный чемоданчик…
«Кофр для мини-автомата „Вал“! — быстро и радостно подумал Ванька. — Ого-го! Совсем по-взрослому!»
— Видите, они бомбили это место очень активно, — Телегин указал на рытвины и воронки, изуродовавшие склон у входа в тоннель.
— Кто бомбил, товарищ подполковник? — спросил Петруша.
— Натовцы, кто ж ещё? — огрызнулся Телегин, поправляя «берцы» на ногах. — Отставить глупые вопросы…
Он подтолкнул кадетов ко входу в тоннель.
— Вперёд, барышни. Эта гора — особенная. Сербы в этом тоннеле прятали свою эскадрилью двадцать девятых «МиГов». Ну и… кое-какую другую технику, засекреченную.
Подполковник перекинул кофр со снайперским автоматом через плечо и улыбнулся: из подземной дыры навстречу бежали два радостных рязанских десантника.
— Нас уже встречают. Жаль, что времени в обрез… Ну ладно, пусть рязанские сгружают свои ящики с тушенкой, а нам надо на вертушки пересаживаться.
Сказав это, он несильным, но метким пинком направил в сторону тоннеля зазевавшегося Тихогромова.
В русских сказках Иван Царевич пересаживается на серого волка. Нашему Ивану Царевичу предстояло оседлать. «Чёрную осу».
В подземном ангаре до сих пор хранились рабочие образцы секретной техники — складные микрокоптеры «Ка-56УМ» с роторно-поршневым двигателями. Миниатюрные вертолёты были разработаны для специальных операций ещё в советское время и закуплены Югославией в 1985 году. Двадцать лет они дремали здесь, в продолговатых цилиндрических контейнерах.
В 1999 году сербы уходили с этой базы поспешно и прихватить микровертушки не успели. А натовцы так и не добрались до «Чёрных ос» — помешали русские десантники, которые пришли сюда на полтора часа раньше британских разведчиков.
Телегин щёлкнул парой стальных запоров и распахнул первый саркофаг. Одноместный вертолётик раскладывался подобно зонтику. Наверху цеплялись лопасти, а внизу приделан бензобак и сиденье с рычагами управления.
Кадеты ходили вокруг собранного вертолётика кругами — и правда, было чему подивиться.
— Для диверсий, да? — спросил Ваня.
— Для разведки, — строго ответил Телегин и тут же подмигнул: — Также идеально подходит для точечных ударов по тыловым объектам противника. Одно плохо: такая вертушка может нести не более 80 килограммов. А значит, пилот должен быть лёгким, иначе — и полверсты не пролетишь.
— Простите, товарищ подполковник, а разрешите прокатиться? — Петруша поднял на начальника невинный незабудковый взор.
— Что значит «прокатиться»?! — возмутился Телегин. — Вам что здесь, парк культуры? Нет, барышни, вы не кататься сюда прибыли. Вы прибыли, чтобы использовать боевую технику для решения специальных задач! Поэтому быстро взяли плоскогубцы — и радостно начали собирать второй вертолёт! И чтобы в десять минут уложились! Время пошло.
Кадеты накинулись на второй контейнер. К чести Тихогромова надо заметить, что он почти не мешал Ване. Всего четыре раза наступил Царицыну на ногу и только единожды зацепился штанами за рычаг управления. Ровно через одиннадцать минут второй летательный аппарат был полностью собран.
— Вы опоздали на пятьдесят восемь секунд, — вздохнул Телегин, жмурясь на солнце. — Враг прибыл минуту назад и расстрелял вас раньше, чем вы поднялись в воздух.
Сказав это, подполковник вновь удалился в чёрную пещеру тоннеля. Вернулся, волоча пыльный ворох старых пилотских курток с нашивками югославских ВВС. Кадеты с восторгом облачились в лётные кожанки, а Тихогромову даже достались сохранившиеся в единственном экземпляре пилотские очки. Очки были выиграны у Царицына в честном поединке по схеме «камень-ножницы-бумага». Петруша нацепил слегка закопчённые окуляры и стал похож на удивлённого медвежонка-мутанта из далёкого будущего. «Вот балбес!» — насмешливо сощурился Иванушка. Царицын застегнул молнию на лётной куртке и с удовольствием прочитал надпись на рукаве: «ратни галеб».
Телегин сказал, что это название югославской эскадрильи, полностью уничтоженной во время войны с НАТО. «Ратни галеб» по-сербски означает «боевая чайка», — добавил он.
— Значит, не полностью, — гордо шепнул Ваня приятелю.
— Что не полностью? — не понял Петруша.
— Не полностью они уничтожили эту эскадрилью, — по-партизански сощурился Ваня. — Последние «ратные галебы» — это мы с тобой, Тихогромыч.
Петруша с минуту соображал, потом понял, что Ваня имел в виду — и тоже горделиво приосанился, косясь на белую чайку, вышитую на предплечье.
Управлять «осой» было не намного сложнее, чем мотоциклом — только болтает посильнее, да скорость вдвое больше. Первые фигуры были выполнены кадетами на «отлично». «Интересно, а способна ли эта машинка забацать мёртвую петлю? — размышлял Царицын, осторожно маневрируя у самой земли. — Ребята в училище умерли бы от зависти. Эх, жаль нет камеры…»
— Ну что, полетаем чуток по окрестностям? — спросил Телегин после обеденного перерыва, когда кадеты прикончили холодную гречневую кашу в котелке. — Следовать строго за мной. Если что случится — делайте, как я.
Кадеты что есть мочи проорали: «Есть!» — и побежали к машинам. Три тарахтелки взревели и, загребая небо винтами, вскарабкались метров на сто пятьдесят. Поначалу рулить было совсем легко, но боковой ветер вскоре усилился, начало кидать не на шутку. Постоянно приходилось ложится на бок, чтобы выправить машину. Впрочем, Иван чувствовал, что истомившаяся в тесном контейнере «оса» страшно рада наконец подняться в небо и готова подчиниться любой команде маленького пилота. Шли резво, под двести километров в час. Царицын глянул вниз — и поёжился. Неприступные горы превратились в серые пыльные кочки, поросшие лесом, точно мхом. Взлётная полоса казалась теперь размером с чертёжную линейку.
Ваня подумал о том, что на эту крошечную чёрную полоску придётся вскоре приземляться… «Становится немного страшно», — произнёс он вслух, благо, никто не мог услышать его из-за треска двигателя да свиста лопастей.
Легендарное Косово поле медленно раскатывалось под ногами, будто старинный серо-зелёный ковёр, затоптанный чужими ботинками и прожжённый. Чуть вдали россыпью кубиков желтел полумёртвый посёлок, над окраиной дыбился бурый хвост дыма. Блеснула колкая искорка — это автомашина едва ползёт по горной дороге: лобовое стекло бликует.
Сверху Царицыну было видно и дороги, и потрёпанный лес на гребне, и вертлявые, будто оловянные, речки, и даже мёртвые туши разбитых тракторов на обочине грунтовки. Глядя на Косово поле, Ваня не мог отделаться от странного впечатления, что он находится… на родине. Только не в настоящей России, а в… будущей. Словно не на транспортном самолёте, а на машине времени кадеты перелетели в собственное взрослое будущее. Природа была очень родной, и даже дороги лежали как-то привычно, а сгоревший детский сад вон там, у подножия холма, и вовсе был страшно похож на Ванин, да и взорванная албаноидами церковь — на старенький храм в рязанской деревне, куда водила его в детстве баба Тоня.
Каким далёким, мелким и несущественным вдруг показался ему отсюда болтливый тележурналист Артемий Уроцкий вместе со своими доберманами, пиццами и глупой женой Эвелиной! Сейчас, когда Ваня летел над измученной косовской землёй — возможно, под прицельными взглядами албанских бандитов, засевших вон там, на склонах, — он вдруг поразился своей нелепой возне с сорокапятками, электрическими кабелями и прочей дребедени. Как же всё это было несерьёзно, глупо, по-детски… А если бы Ваню поймали? Ради чего он рисковал кадетскими погонами, своим офицерским будущим? Конечно, каждый русский мальчик обязан защищать честь своей великой Родины, родной армии, память непобедимого графа Суворова. Но только не совсем так, как пытался делать это Иванушка.
Как хочется мне сказать нашему юному герою: дружище, послушай! Если ты, русский Царевич, действительно любишь Родину и хочешь научиться побеждать её недругов, не трать попусту драгоценного времени на борьбу с легионами мелких болтливых негодяев. Наука побеждать начинается с науки видеть настоящих врагов. Не трать патроны на трусливую трёхкопеечную шантрапу. Она сама собою рассеется как дым, если — как сказал бы милый сердцу моему Севастьян Куприянович Савенков — ты овладеешь не только добрым мужским искусством метко стрелять, но и гораздо более сложной наукой: не ошибаться в том, в какую цель мы должны метить в первую очередь.
Внезапно… Телегин круто повернул машину — и кадеты один за другим припали на левое колено. «Никак, случилось что?» — пробормотал Царицын. И вмиг понял: да, случилось. Он увидел внизу — чуть впереди, где пересекались жёлтые ниточки двух грунтовых дорог, — россыпь мелких пятен. Пятна движутся, это… животные, это козы, они разбегаются. А вот и люди… Три, четыре… пять человек! Суетятся вокруг повозки… Ну точно! Теперь видно, что на телеге сидит женщина в платке, а вокруг точно шершни вьются пятеро мужиков. Какие-то рыжие повязки на руках… Смотрите! У одного в руке блеснуло лезвие!
Царицын понял, что мужики с кинжалами — это албанские боевики.
Глава 12
Галебы вернулись
Тарас указал сыновьям на малень кую, черневшую в дальней траве точку, сказавши: «Смотрите, дет ки, вон скачет татарин!» Малень кая голова с усами уставила издали прямо на них узенькие глаза свои…
Н. В. Гоголь. Тарас Бульба
«Чёрная оса» Телегина с рёвом спикировала в гущу событий. Ударом ветра вздыбило пыльное облако, вертолёт прошёл метров десять на бреющем, у самой земли и — с размаху толкнул железным брюхом приземистого парня, который размахивал ножом перед лицом старухи. Остальные кинулись врассыпную. Один на бегу обернулся и метнул нож — потоком ветра от лопастей железку отшвырнуло вбок. Доблестный кадет Царицын решительно пошёл на посадку, намереваясь подобно Телегину таранить одного из разбегавшихся подонков. Он уже настигал драпающего мужика — и вдруг понял, что это подросток в грязной серой майке с мокрыми кругами у подмышек.
Таранить не получилось — подвешенный снизу рюкзак зацепился за кустарник. Машина дёрнулась и коряво, боком повалилась на дорогу. Ваня поспешно заглушил двигатель и выпутался из ремней, собираясь немедленно вступить в бой.
Поздно. Негодяев и след простыл. Товарищ подполковник, придавив протараненного парня коленом, скручивал ему руки за спиной. Царицын поспешно подбежал, сплёвывая пыль, закричал:
— Товарищ подполковник! Разрешите подняться в воздух и догнать противника!
— Лучше предложите помощь бедной бабушке, — глухо сказал Телегин, потуже затягивая ремнём локти поверженного албанца.
Царицын побежал к телеге. По пути перескочил через что-то грязное, мохнатое и окровавленное, валявшееся на дороге. Судя по рогам, это была коза. Негодяи прирезали её — должно быть, собирались забрать с собою.
Сбоку с грохотом приземлился Тихогромов.
— Ванюша! — тонким голосом закричал он. — Не бойся! Я спешу к тебе на помощь!
«Вот балбес, — подумал Царицын на бегу. — Я и не думал бояться».
Из-за телеги выскочила маленькая, совершенно высохшая старушка в чёрной запыленной юбке и таком же чёрном платке.
— «Галеби»! «Ратни галеби» повратили се![6] — радостно запищала она, хватая Царицына за локти. Глаза у неё были светлые, а зубов не было совсем. «Какая сгорбленная, — подумал Царицын, — и какая сильная: бегает, как молодой суворовец». Старая сербка чуть не прыгала от радости: хватала Царицына за рукава, быстро поглаживала по локтям, поминутно закидывала кверху смуглое сморщенное личико и, кажется, наглядеться не могла на мальчика в сербской лётной форме:
— Сини мои, момци добри, мило ми йе, добро се повратили куче![7]
— Мы не сербы, мы русские, — тихо сказал Ваня.
— Не надо, Вань. Не говори ей, — прошептал на ухо Тихогромыч, который подошёл сзади и теперь пыхтел за спиной. — Не огорчай, пусть порадуется. Пусть думает, что её любимые «чайки» вернулись.
— Где ж вы были столько лет! Мы так ждали вас. Никто не дождался, — бабка причитала по-сербски, но кадеты почему-то понимали каждое слово. — Внучку зарезали албаны, дядю Зорана расстреляли, капитана Марко Зизича расстреляли в машине из ружей, ночью. И даже всех монашек на горе убили, всех, а монастырь сожгли, нет теперь монастыря. Ах, какое горе было, внуки. Но слава Богу, вы вернулись, родные. Только я одна дождалась из всего села, только я, старая дура, осталась… И за что меня Бог оставил одну… Ах, какая радость! Мои «галебы» вернулись! Вот возьми скорее молока и сыра, у меня осталось немного. И козу возьмите себе, албаны её зарезали, бедную, а вы покушайте на здоровье. Я молиться за вас буду всю ночь! Скажите мне ваши имена, скажите!
Старуха смотрела на них, вытирая слёзы кончиком чёрного платка.
— Займитесь-ка делом, суворовец Тихогромов. — Телегин начальственно махнул рукой. — Хватайте вот этого связанного гражданина за ноги и тащите к дороге. Положите на обочину, пусть там полежит, подумает о своём поведении. Кто-нибудь проедет по дороге, да подберёт его, негодяя.