Страница:
Этот саркофаг ныне выставлен в Каирском музее, и совсем недавно мы имели случай еще раз его осмотреть. Он выполнен из позолоченного дерева, с инкрустациями из сердолика и стеклянной пасты. Плеть, которую держит царь, сделана из бусин синего стекла и позолоченного дерева. Процитируем (в переводе) текст, записанный на ступнях антропоморфного саркофага:
Слова, произнесенные…[имя в картуше изглажено]. Да буду я вдыхать сладостное дыхание, что исходит из твоих уст, да буду я лицезреть красоту твою каждодневно; мое желание – внимать твоему сладкозвучному голосу, сравнимому с (освежающим) ветерком, и чтобы мое обновленное тело пребывало в жизни благодаря любви к тебе. Протягивай ко мне твои руки, несущие твою духовную силу, дабы я мог принимать ее и жить ею. Зови меня моим именем – вечно, всегда!.. Ты ecu… живущий вечно, подобно солнечному Диску… Царь Верхнего и Нижнего Египта, живущий Правдою, владыка Обеих Земель… тебя, дитя совершенное Атона, что будет жить вечно…
Прощание с Макетатон. Статуя или мумия умершей принцессы стоит в украшенной цветами беседке (слева), в то время как ее родители и сестры в знак траура посыпают головы прахом. Прорись рельефа из царской гробницы в эль-Амарне.
Ни в одной фразе, где было записано имя фараона, оно не сохранилось. Вместо него остались лишь раздражающие нас пустоты. Сам же текст, как мы видим, посвящен проблемам вечности, а не историческим событиям.
Гробница 55, если бы ее должным образом исследовали, могла бы пролить свет на конец амарнской эпохи. Но – увы! – нам приходится довольствоваться немногими разрозненными свидетельствами. По нашему мнению, с уверенностью можно утверждать одно: обнаруженная в гробнице мумия принадлежит Сменхкара, соправителю Эхнатона, который готовил возвращение в Фивы царского двора.
Англичанин Сэйс, описывая раскопки царской гробницы в эль-Амарне, упоминает о найденном там трупе мужчины, который был сожжен уже после мумификации. Официальный археологический отчет об этом умалчивает. Разумеется, ничто не доказывает, что речь идет о мумии Эхнатона. Но даже если бы это было так, совершенное святотатство следует отнести на счет грабителей XIX века, которые имели обыкновение, завершив свою «работу», сжигать мумии и устраивать пожары в гробницах.
Что же касается гробницы 55 в Долине царей, то она изначально предназначалась для царицы Тийи, но позднее была передана Сменхкара. Место его вечного упокоения находится совсем недалеко от гробницы его преемника, Тутанхамона.
Глава XXIX
Глава XXX
Заключение
Слова, произнесенные…[имя в картуше изглажено]. Да буду я вдыхать сладостное дыхание, что исходит из твоих уст, да буду я лицезреть красоту твою каждодневно; мое желание – внимать твоему сладкозвучному голосу, сравнимому с (освежающим) ветерком, и чтобы мое обновленное тело пребывало в жизни благодаря любви к тебе. Протягивай ко мне твои руки, несущие твою духовную силу, дабы я мог принимать ее и жить ею. Зови меня моим именем – вечно, всегда!.. Ты ecu… живущий вечно, подобно солнечному Диску… Царь Верхнего и Нижнего Египта, живущий Правдою, владыка Обеих Земель… тебя, дитя совершенное Атона, что будет жить вечно…
Ни в одной фразе, где было записано имя фараона, оно не сохранилось. Вместо него остались лишь раздражающие нас пустоты. Сам же текст, как мы видим, посвящен проблемам вечности, а не историческим событиям.
Гробница 55, если бы ее должным образом исследовали, могла бы пролить свет на конец амарнской эпохи. Но – увы! – нам приходится довольствоваться немногими разрозненными свидетельствами. По нашему мнению, с уверенностью можно утверждать одно: обнаруженная в гробнице мумия принадлежит Сменхкара, соправителю Эхнатона, который готовил возвращение в Фивы царского двора.
Англичанин Сэйс, описывая раскопки царской гробницы в эль-Амарне, упоминает о найденном там трупе мужчины, который был сожжен уже после мумификации. Официальный археологический отчет об этом умалчивает. Разумеется, ничто не доказывает, что речь идет о мумии Эхнатона. Но даже если бы это было так, совершенное святотатство следует отнести на счет грабителей XIX века, которые имели обыкновение, завершив свою «работу», сжигать мумии и устраивать пожары в гробницах.
Что же касается гробницы 55 в Долине царей, то она изначально предназначалась для царицы Тийи, но позднее была передана Сменхкара. Место его вечного упокоения находится совсем недалеко от гробницы его преемника, Тутанхамона.
Глава XXIX
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ СТОЛИЦЫ
Вопреки тому, что часто писали, смерть Эхнатона не повлекла за собой возвращения к ортодоксии. По одной существенной причине, которую хотелось бы еще раз настойчиво подчеркнуть: в Древнем Египте никогда не было религиозной ортодоксии. Ни один город не считался хранителем абсолютной догмы. Ни одна жреческая коллегия не владела окончательной истиной. Единичность Бога постигалась через множественность культов и храмов: только все вместе они могли создать сколько-нибудь полное представление о Едином.
Со смертью Эхнатона и Нефертити опыт атонизма закончился. Новая столица свое отжила. Существование в Фивах храма фараона-соправителя Сменхкара доказывает, что возвращение царского двора в старую столицу было делом предрешенным.
А между тем в карнакских храмах Атона мастера продолжали работать, и культ этого бога сохранялся. По мнению Редфорда, все храмы Атона действовали в течение трех лет после смерти Эхнатона. Коллегии жрецов по-прежнему служили Солнечному богу. По крайней мере, еще десять лет культ Атона отправлялся в Фивах, в Мемфисе и в Гелиополе – трех крупнейших религиозных центрах Египта.
Конечно, религиозная ситуация изменилась. Атон вновь стал таким же божеством, как и другие. «Имперским» богом опять был Амон. Магическую защиту имени фараона обеспечивал уже не Атон, а Амон: царя теперь звали Тутанхамон. Великая супруга царя также изменила свое имя. Анхесенпаатон, «Живущая для Атона», превратилась в Анхесенамон, «Живущую для Амона». [120]
Следовательно, глубоко ошибаются те, кто утверждает, будто сразу после кончины Эхнатона стала искореняться память о солнечной чете, и начались преследования приверженцев Атона. Не существовало никакой «секты атонистов», маргинальной по отношению к египетскому обществу, или «религиозного меньшинства», поклоняющегося этому богу. Египетская религия – это не совокупность «конфессий», отношения между которыми строятся на применении силы. Атон был вдохновителем одного царствования, а не выражением истины, явленной однажды и на все времена.
Если храмы Атона были закрыты через несколько лет после смерти царственных супругов, то лишь потому, что исчерпали свою функцию. Атон, Эхнатон и Нефертити образовывали божественную триаду, которая приняла на себя роль традиционного сообщества древних богов. Однако, когда триада распалась, все другие культы в полной мере возобновили свою активность.
Хоремхеба часто обвиняли в том, что он разрушил Ахетатон и предал своего прежнего повелителя Эхнатона, объявив его еретиком и неправедным царем. Действительность была совершенно иной, чем эта воображаемая версия событий.
Взойдя на трон (примерно через десять лет после смерти Эхнатона), Хоремхеб, как и любой фараон XVIII династии, только что пришедший к власти, начал выполнять свою функцию «начальника (строительных) работ». Он предпринял в Карнаке целый ряд крупномасштабных работ, в том числе строительство девятого пилона. Следуя традиции, он использовал элементы архитектурных сооружений своих предшественников для создания собственных памятников. Такими «элементами» и стали камни карнакских храмов Атона.
Храмы, некогда сооруженные в Фивах Эхнатоном, демонтировались и разбирались на блоки – очень аккуратно и методично. Речь идет не о варварском разрушении, осуществленном фанатиками и подстрекателями, но именно о ритуальном демонтаже, который производился с большим тщанием. Эти блоки, или талататы (которые мы часто упоминали), складывались рядами внутри второго и девятого пилонов, образуя эффективное заполнение их внутренних полостей.
Археологи, которые обнаружили эти блоки, к сожалению, не сразу поняли, с чем имеют дело. Иначе они бы заметили, что египтяне укладывали камни в порядке, обратном порядку демонтажа. Тогда они не разбирали бы блоки «как бог на душу положит», но следовали бы логике системы и могли бы легко реконструировать стены, которые некогда были из них сложены. Увы! Некоторые камни были выставлены под открытое небо, потом их перемещали, потом по-разному складывали. Короче говоря, сегодня специалисты вынуждены складывать из разрозненных кусков гигантскую головоломку. Если бы первооткрыватели талататов проявили чуть больше внимания и ума, можно было бы избежать титанической работы, которая закончится очень не скоро – не говоря уже о том, что все попытки реконструировать те или иные сцены неизбежно наталкиваются на критику.
Имя Хоремхеба содержит имя Хора, его божественного покровителя. После коронации царь жил так же часто в Мемфисе (где соорудил свою первую гробницу, еще будучи генералом), как и в Фивах. Он не начинал никаких гонений на приверженцев Эхнатона или Атона, а просто проводил архитектурную «политику», соответствовавшую традиции фараонов.
Что стало с Ахетатоном, столицей солнечной четы? Вначале правления Тутанхамона город еще был обитаем, хотя его активность резко снизилась. Переезд «министерств» и других учреждений, очевидно, растянулся на много месяцев. Как считает Редфорд, город был окончательно покинут жителями не ранее чем через три года после смерти Эхнатона.
Вейгал, основываясь на находках скелетов собак в царской псарне и останков животных на фермах, предположил, что Ахетатон был оставлен «в одночасье». Почти все гробницы остались незаконченными. Среди них мало было таких (а может, и ни одной), где находились мумии.
Однако все это не доказывает, что имел место массовый и поспешный исход населения. Вельможи и высшие чиновники, вероятно, уехали первыми. Ремесленники и люди неквалифицированного труда – последними. Еще при Тутанхамоне в городе продолжали работать мастера по изготовлению фаянса. Что же касается сановников, то они успели позаботиться о том, чтобы замуровать входы в свои роскошные жилища.
А потом наступил последний день, в последний раз Солнце взошло над умирающим городом, который, наконец, покидали и те, кто оставался в нем до самого конца. Отъезжающие поднимались на палубы барок, часть которых направлялась на север, к Мемфису, а другая – на юг, к Фивам.
Одна из страниц египетской истории бесповоротно отошла в прошлое.
Мириам Лихтхайм, специалист по египетской литературе, предложила убедительное объяснение опыта атонизма и неизбежного конца Ахетатона, города божественного Солнца. Для того чтобы обрести вечную жизнь, напоминает она, египтянин должен был знать богов и их учение – прежде всего учение Осириса. Однако в Ахетатоне традиционных богов не было. У кого же человек мог вымолить себе бессмертие? Только у царской семьи. Лишь она могла даровать своим подданным жизнь в вечности. Считалось, что какаждого человека продолжает жить благодаря своему единению с царской семьей, которая поклоняется Атону.
Когда Эхнатон умер, его столица, Ахетатон, тоже умерла. Ведь она была сущностно связана с царем, неотделима от его естества. Атон, город и фараон составляли единое целое.
После исчезновения царской семьи священный город Атона, ее конкретная манифестация, не мог более существовать. Необходимость возврата к другим формам божества и к другим формам существования стала осознаваться как неизбежность.
Внимательный анализ документации вносит важные коррективы в эту картину. Действительно, два знаменитых фараона XIX династии, Сети I и Рамсес II, несут ответственность за то, что исторический опыт атонизма был предан забвению. Однако заметим, что речь в данном случае идет именно о позиции фараона, а не о народном выступлении или массовых «антиатоновых манифестациях».
Термины «враг» и «преступник» могут ввести нас в заблуждение. На самом деле Эхнатон именуется в документах «павшим (херу)из Ахетатона» – иначе говоря, «тем, кто перестал существовать». Термин херуне содержит в себе идеи враждебности или тем более вины.
Ситуация кажется странной еще и потому, что имя Рамсеса II включает в себя имя солнечного бога par excellence,Pa. Этот фараон (как до него Хоремхеб) исключил из царских анналов все упоминания Эхнатона, Тутанхамона и Эйе – создав, таким образом, впечатление, что непосредственным преемником Аменхотепа III был Хоремхеб. Но ведь Хоремхеб – одна из самых заметных фигур эпохи атонизма.
Затмить одну форму солнечного бога (Атона), чтобы отдать первенствующую роль более древней манифестации того же бога – Ра? Быть может, в этом и состояла главная цель Рамсеса II.
Следует также отметить, что имя Эхнатона изглаживалось не на всех памятниках. Камни храмов эль-Амарны были вторично использованы (а значит, и приобрели сакральный статус) при строительстве пилона храма Рамсеса II в Гелиополе. Другие архитектурные фрагменты эпохи Эхнатона сохранились в храме того же Рамсеса в Антиное; на некоторых из них даже имеются изображения культа Атона.
Рамсес II поступал точно так же, как Хоремхеб. Он демонтировал памятники атонизма, не разрушая их, чтобы использовать каменные блоки при сооружении собственных монументов. Однако на этот раз отряды мастеров разбирали храмы в самой эль-Амарне, уже в течение многих лет необитаемой. Большинство блоков переправляли в Гермополь, на другой берег Нила. Однако часть из них использовали на строительстве других рамессидских храмов – в Карнаке и даже в Абидосе. Все храмы Атона, по всему Египту, разделили одну и ту же участь. Здесь уместно говорить не о разрушении, но о ритуальном систематическом демонтаже, который осуществлялся, как полагает Редфорд, в соответствии с точным планом.
«Профанные» здания Ахетатона были снесены до фундамента. Если какие-то руины и оставались, их использовали как каменоломни. Город, покинутый жителями, не имело смысла жалеть.
Рождение города Солнца было окрашено в теологические тона – равно как и его кончина. Однако «исчезновение», с точки зрения египтянина, есть не что иное, как трансформация старых элементов, их включение в новую конструкцию. Поэтому действия Рамессидов следует расценивать не как проявление ненависти к «проклятому» Эхнатону, а как нормальную символическую акцию, вполне соответствующую традиции фараонов.
Кстати говоря, многие амарнские формулировки встречаются и в рамессидских текстах. Новые служители культа охотно прибегали к образам и символам атонизма. Рамессидские гимны (Тоту, Осирису и Птаху) близки по своей фразеологии к амарнским.
Исторический Эхнатон и его столица (как материальный город) перестали существовать. Однако учение о божественном Солнце продолжало развиваться. А это значит, что – с точки зрения египтянина – суть атонизма сохранилась.
Со смертью Эхнатона и Нефертити опыт атонизма закончился. Новая столица свое отжила. Существование в Фивах храма фараона-соправителя Сменхкара доказывает, что возвращение царского двора в старую столицу было делом предрешенным.
А между тем в карнакских храмах Атона мастера продолжали работать, и культ этого бога сохранялся. По мнению Редфорда, все храмы Атона действовали в течение трех лет после смерти Эхнатона. Коллегии жрецов по-прежнему служили Солнечному богу. По крайней мере, еще десять лет культ Атона отправлялся в Фивах, в Мемфисе и в Гелиополе – трех крупнейших религиозных центрах Египта.
Конечно, религиозная ситуация изменилась. Атон вновь стал таким же божеством, как и другие. «Имперским» богом опять был Амон. Магическую защиту имени фараона обеспечивал уже не Атон, а Амон: царя теперь звали Тутанхамон. Великая супруга царя также изменила свое имя. Анхесенпаатон, «Живущая для Атона», превратилась в Анхесенамон, «Живущую для Амона». [120]
Следовательно, глубоко ошибаются те, кто утверждает, будто сразу после кончины Эхнатона стала искореняться память о солнечной чете, и начались преследования приверженцев Атона. Не существовало никакой «секты атонистов», маргинальной по отношению к египетскому обществу, или «религиозного меньшинства», поклоняющегося этому богу. Египетская религия – это не совокупность «конфессий», отношения между которыми строятся на применении силы. Атон был вдохновителем одного царствования, а не выражением истины, явленной однажды и на все времена.
Если храмы Атона были закрыты через несколько лет после смерти царственных супругов, то лишь потому, что исчерпали свою функцию. Атон, Эхнатон и Нефертити образовывали божественную триаду, которая приняла на себя роль традиционного сообщества древних богов. Однако, когда триада распалась, все другие культы в полной мере возобновили свою активность.
Хоремхеба часто обвиняли в том, что он разрушил Ахетатон и предал своего прежнего повелителя Эхнатона, объявив его еретиком и неправедным царем. Действительность была совершенно иной, чем эта воображаемая версия событий.
Взойдя на трон (примерно через десять лет после смерти Эхнатона), Хоремхеб, как и любой фараон XVIII династии, только что пришедший к власти, начал выполнять свою функцию «начальника (строительных) работ». Он предпринял в Карнаке целый ряд крупномасштабных работ, в том числе строительство девятого пилона. Следуя традиции, он использовал элементы архитектурных сооружений своих предшественников для создания собственных памятников. Такими «элементами» и стали камни карнакских храмов Атона.
Храмы, некогда сооруженные в Фивах Эхнатоном, демонтировались и разбирались на блоки – очень аккуратно и методично. Речь идет не о варварском разрушении, осуществленном фанатиками и подстрекателями, но именно о ритуальном демонтаже, который производился с большим тщанием. Эти блоки, или талататы (которые мы часто упоминали), складывались рядами внутри второго и девятого пилонов, образуя эффективное заполнение их внутренних полостей.
Археологи, которые обнаружили эти блоки, к сожалению, не сразу поняли, с чем имеют дело. Иначе они бы заметили, что египтяне укладывали камни в порядке, обратном порядку демонтажа. Тогда они не разбирали бы блоки «как бог на душу положит», но следовали бы логике системы и могли бы легко реконструировать стены, которые некогда были из них сложены. Увы! Некоторые камни были выставлены под открытое небо, потом их перемещали, потом по-разному складывали. Короче говоря, сегодня специалисты вынуждены складывать из разрозненных кусков гигантскую головоломку. Если бы первооткрыватели талататов проявили чуть больше внимания и ума, можно было бы избежать титанической работы, которая закончится очень не скоро – не говоря уже о том, что все попытки реконструировать те или иные сцены неизбежно наталкиваются на критику.
Имя Хоремхеба содержит имя Хора, его божественного покровителя. После коронации царь жил так же часто в Мемфисе (где соорудил свою первую гробницу, еще будучи генералом), как и в Фивах. Он не начинал никаких гонений на приверженцев Эхнатона или Атона, а просто проводил архитектурную «политику», соответствовавшую традиции фараонов.
Что стало с Ахетатоном, столицей солнечной четы? Вначале правления Тутанхамона город еще был обитаем, хотя его активность резко снизилась. Переезд «министерств» и других учреждений, очевидно, растянулся на много месяцев. Как считает Редфорд, город был окончательно покинут жителями не ранее чем через три года после смерти Эхнатона.
Вейгал, основываясь на находках скелетов собак в царской псарне и останков животных на фермах, предположил, что Ахетатон был оставлен «в одночасье». Почти все гробницы остались незаконченными. Среди них мало было таких (а может, и ни одной), где находились мумии.
Однако все это не доказывает, что имел место массовый и поспешный исход населения. Вельможи и высшие чиновники, вероятно, уехали первыми. Ремесленники и люди неквалифицированного труда – последними. Еще при Тутанхамоне в городе продолжали работать мастера по изготовлению фаянса. Что же касается сановников, то они успели позаботиться о том, чтобы замуровать входы в свои роскошные жилища.
А потом наступил последний день, в последний раз Солнце взошло над умирающим городом, который, наконец, покидали и те, кто оставался в нем до самого конца. Отъезжающие поднимались на палубы барок, часть которых направлялась на север, к Мемфису, а другая – на юг, к Фивам.
Одна из страниц египетской истории бесповоротно отошла в прошлое.
Мириам Лихтхайм, специалист по египетской литературе, предложила убедительное объяснение опыта атонизма и неизбежного конца Ахетатона, города божественного Солнца. Для того чтобы обрести вечную жизнь, напоминает она, египтянин должен был знать богов и их учение – прежде всего учение Осириса. Однако в Ахетатоне традиционных богов не было. У кого же человек мог вымолить себе бессмертие? Только у царской семьи. Лишь она могла даровать своим подданным жизнь в вечности. Считалось, что какаждого человека продолжает жить благодаря своему единению с царской семьей, которая поклоняется Атону.
Когда Эхнатон умер, его столица, Ахетатон, тоже умерла. Ведь она была сущностно связана с царем, неотделима от его естества. Атон, город и фараон составляли единое целое.
После исчезновения царской семьи священный город Атона, ее конкретная манифестация, не мог более существовать. Необходимость возврата к другим формам божества и к другим формам существования стала осознаваться как неизбежность.
Преследовалась ли память об Эхнатоне?
Некоторые авторы полагают, что мощное течение, направленное против Эхнатона, зародилось примерно через пятьдесят лет после смерти этого царя. Эхнатон вдруг стал «врагом», «преступником». Его имя было вычеркнуто из официальных документов, изглажено на всех памятниках, где прежде присутствовало. Именно тогда город Солнца полностью снесли с лица земли.Внимательный анализ документации вносит важные коррективы в эту картину. Действительно, два знаменитых фараона XIX династии, Сети I и Рамсес II, несут ответственность за то, что исторический опыт атонизма был предан забвению. Однако заметим, что речь в данном случае идет именно о позиции фараона, а не о народном выступлении или массовых «антиатоновых манифестациях».
Термины «враг» и «преступник» могут ввести нас в заблуждение. На самом деле Эхнатон именуется в документах «павшим (херу)из Ахетатона» – иначе говоря, «тем, кто перестал существовать». Термин херуне содержит в себе идеи враждебности или тем более вины.
Ситуация кажется странной еще и потому, что имя Рамсеса II включает в себя имя солнечного бога par excellence,Pa. Этот фараон (как до него Хоремхеб) исключил из царских анналов все упоминания Эхнатона, Тутанхамона и Эйе – создав, таким образом, впечатление, что непосредственным преемником Аменхотепа III был Хоремхеб. Но ведь Хоремхеб – одна из самых заметных фигур эпохи атонизма.
Затмить одну форму солнечного бога (Атона), чтобы отдать первенствующую роль более древней манифестации того же бога – Ра? Быть может, в этом и состояла главная цель Рамсеса II.
Следует также отметить, что имя Эхнатона изглаживалось не на всех памятниках. Камни храмов эль-Амарны были вторично использованы (а значит, и приобрели сакральный статус) при строительстве пилона храма Рамсеса II в Гелиополе. Другие архитектурные фрагменты эпохи Эхнатона сохранились в храме того же Рамсеса в Антиное; на некоторых из них даже имеются изображения культа Атона.
Рамсес II поступал точно так же, как Хоремхеб. Он демонтировал памятники атонизма, не разрушая их, чтобы использовать каменные блоки при сооружении собственных монументов. Однако на этот раз отряды мастеров разбирали храмы в самой эль-Амарне, уже в течение многих лет необитаемой. Большинство блоков переправляли в Гермополь, на другой берег Нила. Однако часть из них использовали на строительстве других рамессидских храмов – в Карнаке и даже в Абидосе. Все храмы Атона, по всему Египту, разделили одну и ту же участь. Здесь уместно говорить не о разрушении, но о ритуальном систематическом демонтаже, который осуществлялся, как полагает Редфорд, в соответствии с точным планом.
«Профанные» здания Ахетатона были снесены до фундамента. Если какие-то руины и оставались, их использовали как каменоломни. Город, покинутый жителями, не имело смысла жалеть.
Рождение города Солнца было окрашено в теологические тона – равно как и его кончина. Однако «исчезновение», с точки зрения египтянина, есть не что иное, как трансформация старых элементов, их включение в новую конструкцию. Поэтому действия Рамессидов следует расценивать не как проявление ненависти к «проклятому» Эхнатону, а как нормальную символическую акцию, вполне соответствующую традиции фараонов.
Кстати говоря, многие амарнские формулировки встречаются и в рамессидских текстах. Новые служители культа охотно прибегали к образам и символам атонизма. Рамессидские гимны (Тоту, Осирису и Птаху) близки по своей фразеологии к амарнским.
Исторический Эхнатон и его столица (как материальный город) перестали существовать. Однако учение о божественном Солнце продолжало развиваться. А это значит, что – с точки зрения египтянина – суть атонизма сохранилась.
Глава XXX
ПРОДОЛЖЕНИЕ В БИБЛИИ?
Духовный опыт Эхнатона и тексты амарнской эпохи не раз поражали ученых-христиан, занимавшихся этим периодом. Можно ли считать, что вера Эхнатона была – в какой-то степени – предвосхищением христианства, глубоким прозрением божественного единства, которое по необходимости вылилось в монотеизм?
Атон, действительно, предстает перед нами как чисто духовная сила, порождающая жизнь. Дэниэл-Ропс, пораженный глубиной образа Атона, ставит вопрос: «Не есть ли это то самое божество, которое, как нам кажется, постигаем мы; не есть ли это наш Бог?»
Если признать, что приверженцы древних религий, и особенно религий Ближнего Востока, неосознанно готовили пришествие Христа, то, конечно, бог Эхнатона обнаруживает особенно разительное сходство с Богом первых христиан. Однако такая точка зрения основывается исключительно на эволюционистском подходе к истории, который мы не разделяем.
Поэтому попробуем взглянуть на эту проблему в иной перспективе.
Атонизм мог оказать влияние на зарождающееся христианство, так сказать, «издалека» – путем распространения идей и символов. Такое предположение вполне правдоподобно.
В одном оксиринхском папирусе записаны следующие слова Христа:
Христос, произнося эти слова, вовсе не впадает в сентиментальный натурализм, но дает понять своим ученикам, что божественные тайны запечатлены в природе. Наблюдая ее, общаясь с ней, человек рано или поздно обнаруживает, что секрет жизни сокрыт в его собственном сердце. Все учение Эхнатона вмещается в это внезапное озарение.
Можно было бы процитировать и другие христианские тексты, источником вдохновения для которых послужили – более или менее непосредственным образом – идеи Эхнатона. Мы ограничимся тем, что напомним читателю самый знаменитый из них – 104-й псалом, [121]отдельные части которого представляют собой переводы из Большого гимна Атону. Псалмопевец начинает с того, что испрашивает благословения Яхве, обращаясь к нему так: «Ты одеваешься светом, как ризою, простираешь небеса, как шатер». Этот сияющий Бог «шествует на крыльях ветра»; он «поставил землю на твердых основах: не поколеблется она во веки и веки». Он, подобно богу-творцу Древнего Египта, устанавливает гармонию во вселенной. Яхве, как и Атон, «положил предел» своему творению – чтобы природные силы стали компонентами созданного им шедевра красоты и порядка. А далее следуют стихи, которые не удивят тех, кто знаком с Большим гимном Атону:
Еврейские писцы наверняка переводили многие египетские тексты, прежде всего «поучения», и таким образом нередко сохраняли для потомков их религиозный смысл.
Кто не знает, хотя бы в общих чертах, историю Моисея, величайшего религиозного лидера, который в возрасте восьмидесяти лет осмелился вступить в борьбу с фараоном, поработившим его братьев-евреев? Этот конфликт между главой сынов Израиля и египетским царем, выразившийся в мощных магических акциях Моисея, закончился Исходом: евреи покинули Египет и отправились на поиски Земли Обетованной. Моисею удалось убедить евреев, чье социальное положение вовсе не было таким ужасным, как утверждает полемически заостренный библейский текст, вернуться к состоянию номадизма.
Моисею пришлось употребить весь свой авторитет, чтобы уговорить соплеменников оставить пределы Обеих Земель и пуститься в опасную авантюру; он испытал много горьких разочарований – между прочим и потому, что к еврейскому клану присоединились некоторые сомнительные личности и кое-кто из людей, находившихся вне закона.
Когда именно произошли эти события? После долгих колебаний большинство нынешних исследователей приняли гипотезу, согласно которой Исход имел место около 1220 года до н. э., то есть в правление фараона Мернептаха, сына и преемника Рамсеса II. Единственная другая возможная дата – 1290 год до н. э. Как бы то ни было, все сходятся на том, что Моисей совершил свои деяния в Египте эпохи Рамессидов – «ликвидаторов» амарнского опыта.
Моисея часто сопоставляли с Эхнатоном, представляя дело таким образом, что первый будто бы воспринял некоторые элементы духовного наследия второго.
Моисей, как рассказывается в Библии, владел всей мудростью египтян. Эта мудрость не была «суетной», поскольку касалась тайн неба и земли, законов Творения и священных наук, которым обучали в сокровенном уединении храмов. Моисей, носивший египетское имя, [122]вероятно, получил образование при дворе фараона; согласно легенде, его спасла из воды и законным образом усыновила египетская принцесса. Заметим в скобках, что в соответствии с египетской символикой «спасенный из воды» – это тот, кто достиг бессмертия.
Еврейская традиция представляет Моисея пророком, пробудившим сознание евреев, но, с точки зрения египтян, он был просто мудрым человеком, обязанным своими знаниями египетской науке. Два рамессидских папируса упоминают некоего человека по имени Месу: он обладал столь большим влиянием, что имел право наказывать провинившихся чиновников и – невероятная деталь – даже смещать визиря! Если признать, что Моисей и Месу – одно лицо, сам собой возникает вопрос: а не был ли будущий герой Исхода «правой рукой» фараона?
Другой текст, в котором трудно отделить фольклорный элемент от исторического, сообщает о том, что Моисей участвовал в победоносной кампании против эфиопов. Именно он подавил мятеж, и восторженные рассказы о его заслугах принесли ему великую честь. Успех Моисея вылился в настоящий триумф, что и побудило фараона приобщить его к власти, назначив своим соправителем!
Еврейская эзотерическая традиция, кажется, подтверждает эти сведения – по крайней мере, в плане символики. Ее приверженцы иногда считали Моисея одновременно богом и царем (то есть, иными словами, настоящим фараоном). «Когда Бог сделал его царем, Моисей получил священное имя; он был коронован светом и облачен в одежды из света. Взойдя на небесный трон, он принял в свою длань скипетр из божественного пламени». Согласитесь, что трудно более адекватно выразить сущность символической коронации фараона.
Из всего сказанного мы должны сделать следующий вывод: Моисей, военачальник и предводитель народов, был очень многим обязан цивилизации и мысли Древнего Египта. Близко общаясь с первыми сановниками государства, он знал египетскую административную систему изнутри – и сумел использовать свою компетентность и влияние, чтобы вывести евреев за пределы Египта.
Какие же точки соприкосновения усматривали между Эхнатоном и Моисеем?
Оба будто бы были инициаторами социальной революции. Однако мы видели, что в отношении Эхнатона подобная оценка не выдерживает критики.
Оба вступали в прямой контакт с Богом. К Моисею Бог обращался непосредственно, высказывая свою волю с полной ясностью. Во Второзаконии говорится: «И не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал лицем к лицу» (Вт 34:10). Ту же привилегию бог Атон даровал царю Эхнатону. Фараон получил прямое божественное откровение, на основе которого и создал свою религию.
Моисей, первый из пророков, сам проповедовал слово, воспринятое им от Бога. Будучи истинным духовным наставником, Моисей сначала поделился полученным Откровением с Аароном, двумя своими сыновьями и старейшинами. Только после этого он обратился к народу, чтобы сообщить ему законы мудрости. Что касается Эхнатона, то мы видели, сколь большое значение придавал он своей роли духовного наставника, как много времени тратил, чтобы лично обучать людей из своего окружения новым истинам.
Эхнатон и Моисей находились в одинаковых отношениях с божеством и одинаковым образом доносили до других то Откровение, которое было им даровано.
И все же такое сравнение искусственно – поскольку любойфараон поддерживал непосредственный контакт с божественной силой, которую представлял на земле, и одновременно являлся духовным наставником всего Египта.
Аналогии находили и между доктринами Моисея и Эхнатона. Бог обратился к Моисею, чтобы тот открыл миру точную истину: «Нет подобного Богу Израилеву, который по небесам принесся на помощь тебе, и во славе Своей на облаках» (Вт 33:26).
С точки зрения Андрэ Нейера, путь Моисея состоял в «познании Бога, отличного от всех других, – Бога единого, творца и владыки земли и неба, чья ясная воля совпадает с идеалом справедливости и праведности». Нейер, который не любит египетскую цивилизацию, тем не менее, вынужден признать, что жизнь Эхнатона также была «страстным поиском единства: единства добра и истины, единства противоречивых сил природы в едином солнечном Диске, единства жизни и смерти в созидательной энергии того же Диска». Однако вся эта теория основывается на представлении об Эхнатоне как о творце монотеизма. Мы же имели возможность убедиться, что такое представление неверно. Идея Единого Бога, которую евреи довели до логического завершения, существовала в египетской религиозной мысли с самого начала.
Господь поведал Моисею, что Он является Богом всех народов, но лишь с Израилем заключил завет, дабы народ израильский привлек к нему другие народы. В этом откровении усматривали продолжение великого «универсалистского» проекта Эхнатона. Разве Атон не должен был стать «Богом всех народов»? Разве Моисей, пророк еврейского Бога, не возродил тот же идеал, но на иных религиозных основаниях? Ответ на оба вопроса – отрицательный. Мы видели, что Эхнатон не разрабатывал проектов универсалистского типа – хотя бы уже потому, что не собирался никого обращать в свою веру.
Но, может быть, Моисей все-таки черпал вдохновение в личности Эхнатона или в его учении? Доказательств в пользу такого предположения нет. Однако сегодня уже вполне очевидно, что мы не поймем истоков христианства, не обратившись к египетской духовности. [123]
Атон, действительно, предстает перед нами как чисто духовная сила, порождающая жизнь. Дэниэл-Ропс, пораженный глубиной образа Атона, ставит вопрос: «Не есть ли это то самое божество, которое, как нам кажется, постигаем мы; не есть ли это наш Бог?»
Если признать, что приверженцы древних религий, и особенно религий Ближнего Востока, неосознанно готовили пришествие Христа, то, конечно, бог Эхнатона обнаруживает особенно разительное сходство с Богом первых христиан. Однако такая точка зрения основывается исключительно на эволюционистском подходе к истории, который мы не разделяем.
Поэтому попробуем взглянуть на эту проблему в иной перспективе.
Атонизм мог оказать влияние на зарождающееся христианство, так сказать, «издалека» – путем распространения идей и символов. Такое предположение вполне правдоподобно.
В одном оксиринхском папирусе записаны следующие слова Христа:
Вы спрашиваете, кто приведет нас к Царству? Вы спрашиваете, расположено ли Царство на небесах? Птицы в воздухе и все звери, которые под землей и на земле, а также рыбы в море – вот те, кто вас приведет; что же касается Царства Небесного, то оно находится в вас самих.Любопытный отзвук амарнских текстов, не правда ли?
Христос, произнося эти слова, вовсе не впадает в сентиментальный натурализм, но дает понять своим ученикам, что божественные тайны запечатлены в природе. Наблюдая ее, общаясь с ней, человек рано или поздно обнаруживает, что секрет жизни сокрыт в его собственном сердце. Все учение Эхнатона вмещается в это внезапное озарение.
Можно было бы процитировать и другие христианские тексты, источником вдохновения для которых послужили – более или менее непосредственным образом – идеи Эхнатона. Мы ограничимся тем, что напомним читателю самый знаменитый из них – 104-й псалом, [121]отдельные части которого представляют собой переводы из Большого гимна Атону. Псалмопевец начинает с того, что испрашивает благословения Яхве, обращаясь к нему так: «Ты одеваешься светом, как ризою, простираешь небеса, как шатер». Этот сияющий Бог «шествует на крыльях ветра»; он «поставил землю на твердых основах: не поколеблется она во веки и веки». Он, подобно богу-творцу Древнего Египта, устанавливает гармонию во вселенной. Яхве, как и Атон, «положил предел» своему творению – чтобы природные силы стали компонентами созданного им шедевра красоты и порядка. А далее следуют стихи, которые не удивят тех, кто знаком с Большим гимном Атону:
Автор этого псалма был прекрасно знаком с амарнской духовностью и счел ее идеалы достойными того, чтобы выразить их в тексте, прославляющем Яхве. В результате, через посредство Библии, мысль Эхнатона обрела бессмертие.
Ты послал источники в долины: между горами текут,
Поят всех полевых зверей; дикие ослы утоляют жажду свою.
При них обитают птицы небесные, из среды ветвей издают голос.
Ты напояешь горы с высот твоих, плодами дел твоих насыщается земля.
Ты произращаешь траву для скота, и зелень на пользу человека,
чтобы произвесть из земли пищу […]
Он [Яхве] сотворил луну для указания времен; солнце знает свой запад.
Ты простираешь тьму, и бывает ночь: во время ее бродят все лесные звери;
Львы рыкают о добыче и просят у Бога пищу себе.
Восходит солнце, и они собираются и ложатся в свои логовища.
Выходит человек на дело свое и на работу свою до вечера.
Как многочисленны дела Твои, Господи! Все сделал Ты премудро;
земля полна произведений Твоих…
Сокроешь лице Твое – мятутся; отнимешь дух их – умирают,
и в персть свою возвращаются.
Пошлешь дух Твой – созидаются, и Ты обновляешь лице земли.
Еврейские писцы наверняка переводили многие египетские тексты, прежде всего «поучения», и таким образом нередко сохраняли для потомков их религиозный смысл.
Кто не знает, хотя бы в общих чертах, историю Моисея, величайшего религиозного лидера, который в возрасте восьмидесяти лет осмелился вступить в борьбу с фараоном, поработившим его братьев-евреев? Этот конфликт между главой сынов Израиля и египетским царем, выразившийся в мощных магических акциях Моисея, закончился Исходом: евреи покинули Египет и отправились на поиски Земли Обетованной. Моисею удалось убедить евреев, чье социальное положение вовсе не было таким ужасным, как утверждает полемически заостренный библейский текст, вернуться к состоянию номадизма.
Моисею пришлось употребить весь свой авторитет, чтобы уговорить соплеменников оставить пределы Обеих Земель и пуститься в опасную авантюру; он испытал много горьких разочарований – между прочим и потому, что к еврейскому клану присоединились некоторые сомнительные личности и кое-кто из людей, находившихся вне закона.
Когда именно произошли эти события? После долгих колебаний большинство нынешних исследователей приняли гипотезу, согласно которой Исход имел место около 1220 года до н. э., то есть в правление фараона Мернептаха, сына и преемника Рамсеса II. Единственная другая возможная дата – 1290 год до н. э. Как бы то ни было, все сходятся на том, что Моисей совершил свои деяния в Египте эпохи Рамессидов – «ликвидаторов» амарнского опыта.
Моисея часто сопоставляли с Эхнатоном, представляя дело таким образом, что первый будто бы воспринял некоторые элементы духовного наследия второго.
Моисей, как рассказывается в Библии, владел всей мудростью египтян. Эта мудрость не была «суетной», поскольку касалась тайн неба и земли, законов Творения и священных наук, которым обучали в сокровенном уединении храмов. Моисей, носивший египетское имя, [122]вероятно, получил образование при дворе фараона; согласно легенде, его спасла из воды и законным образом усыновила египетская принцесса. Заметим в скобках, что в соответствии с египетской символикой «спасенный из воды» – это тот, кто достиг бессмертия.
Еврейская традиция представляет Моисея пророком, пробудившим сознание евреев, но, с точки зрения египтян, он был просто мудрым человеком, обязанным своими знаниями египетской науке. Два рамессидских папируса упоминают некоего человека по имени Месу: он обладал столь большим влиянием, что имел право наказывать провинившихся чиновников и – невероятная деталь – даже смещать визиря! Если признать, что Моисей и Месу – одно лицо, сам собой возникает вопрос: а не был ли будущий герой Исхода «правой рукой» фараона?
Другой текст, в котором трудно отделить фольклорный элемент от исторического, сообщает о том, что Моисей участвовал в победоносной кампании против эфиопов. Именно он подавил мятеж, и восторженные рассказы о его заслугах принесли ему великую честь. Успех Моисея вылился в настоящий триумф, что и побудило фараона приобщить его к власти, назначив своим соправителем!
Еврейская эзотерическая традиция, кажется, подтверждает эти сведения – по крайней мере, в плане символики. Ее приверженцы иногда считали Моисея одновременно богом и царем (то есть, иными словами, настоящим фараоном). «Когда Бог сделал его царем, Моисей получил священное имя; он был коронован светом и облачен в одежды из света. Взойдя на небесный трон, он принял в свою длань скипетр из божественного пламени». Согласитесь, что трудно более адекватно выразить сущность символической коронации фараона.
Из всего сказанного мы должны сделать следующий вывод: Моисей, военачальник и предводитель народов, был очень многим обязан цивилизации и мысли Древнего Египта. Близко общаясь с первыми сановниками государства, он знал египетскую административную систему изнутри – и сумел использовать свою компетентность и влияние, чтобы вывести евреев за пределы Египта.
Какие же точки соприкосновения усматривали между Эхнатоном и Моисеем?
Оба будто бы были инициаторами социальной революции. Однако мы видели, что в отношении Эхнатона подобная оценка не выдерживает критики.
Оба вступали в прямой контакт с Богом. К Моисею Бог обращался непосредственно, высказывая свою волю с полной ясностью. Во Второзаконии говорится: «И не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал лицем к лицу» (Вт 34:10). Ту же привилегию бог Атон даровал царю Эхнатону. Фараон получил прямое божественное откровение, на основе которого и создал свою религию.
Моисей, первый из пророков, сам проповедовал слово, воспринятое им от Бога. Будучи истинным духовным наставником, Моисей сначала поделился полученным Откровением с Аароном, двумя своими сыновьями и старейшинами. Только после этого он обратился к народу, чтобы сообщить ему законы мудрости. Что касается Эхнатона, то мы видели, сколь большое значение придавал он своей роли духовного наставника, как много времени тратил, чтобы лично обучать людей из своего окружения новым истинам.
Эхнатон и Моисей находились в одинаковых отношениях с божеством и одинаковым образом доносили до других то Откровение, которое было им даровано.
И все же такое сравнение искусственно – поскольку любойфараон поддерживал непосредственный контакт с божественной силой, которую представлял на земле, и одновременно являлся духовным наставником всего Египта.
Аналогии находили и между доктринами Моисея и Эхнатона. Бог обратился к Моисею, чтобы тот открыл миру точную истину: «Нет подобного Богу Израилеву, который по небесам принесся на помощь тебе, и во славе Своей на облаках» (Вт 33:26).
С точки зрения Андрэ Нейера, путь Моисея состоял в «познании Бога, отличного от всех других, – Бога единого, творца и владыки земли и неба, чья ясная воля совпадает с идеалом справедливости и праведности». Нейер, который не любит египетскую цивилизацию, тем не менее, вынужден признать, что жизнь Эхнатона также была «страстным поиском единства: единства добра и истины, единства противоречивых сил природы в едином солнечном Диске, единства жизни и смерти в созидательной энергии того же Диска». Однако вся эта теория основывается на представлении об Эхнатоне как о творце монотеизма. Мы же имели возможность убедиться, что такое представление неверно. Идея Единого Бога, которую евреи довели до логического завершения, существовала в египетской религиозной мысли с самого начала.
Господь поведал Моисею, что Он является Богом всех народов, но лишь с Израилем заключил завет, дабы народ израильский привлек к нему другие народы. В этом откровении усматривали продолжение великого «универсалистского» проекта Эхнатона. Разве Атон не должен был стать «Богом всех народов»? Разве Моисей, пророк еврейского Бога, не возродил тот же идеал, но на иных религиозных основаниях? Ответ на оба вопроса – отрицательный. Мы видели, что Эхнатон не разрабатывал проектов универсалистского типа – хотя бы уже потому, что не собирался никого обращать в свою веру.
Но, может быть, Моисей все-таки черпал вдохновение в личности Эхнатона или в его учении? Доказательств в пользу такого предположения нет. Однако сегодня уже вполне очевидно, что мы не поймем истоков христианства, не обратившись к египетской духовности. [123]
Заключение
СОЛНЦЕ И ВЕЧНОСТЬ
Эхнатон не был ни гуманистом-просветителем, ни харизматическим лидером, ни исполненным человеколюбия романтиком, ни далеким от жизни мистиком. Он не воевал с собственным народом, а последний не восставал против своего повелителя. Ни Эхнатон, ни Нефертити ничем не напоминали фанатичных проповедников сектантского вероучения. Они не объявляли «священной войны» против жречества Амона. «Солнечная чета» царствовала в мире, и ей привычно повиновались все – жрецы, армия, полиция, различные звенья административного аппарата.