Жарковский Сергей. Я, Хобо: Времена Смерти

   Мьюком закрыл и открыл глаза, но лицо в маске не исчезло, реяло над ним на фоне мягкого белого потолка. Белый тёплый свет в помещение - Мьюком уже начал ощущать себя в замкнутом, нормально стабилизированном объёме кубов примерно в двенадцать плюс ещё метр - проникал откуда-то с боков и снизу, не напрягая глаза и мозг, вместе со сквозняком, очень приятно пахнущим. Запаха же лекарств на самом деле не было, его в мозг Мьюкома подмешала память, реагируя на медицинскую маску и шапочку, надетую сверху лица в маске…
   - Кто вы? - спросил Мьюком.
   - Я Ю Тоджин, личный врач сенатора Романова. Заместитель главного врача "Наума Чернякова". Как вы себя чувствуете, товарищ?
   - Я хочу сесть, - сказал Мьюком в ответ. Под ним было упругое, он не был фиксирован на ложе, а тяжесть была единица, практически, безусловно, точно.
   - Попробуйте, - сказали губы, снова отделяясь от лица Ю Тоджина. - Просто попробуйте. Не торопитесь. Осторожно. Берегите себя. Но не бойтесь ничего. За вас боюсь я.
   Мьюком осторожно, бережно сел и увидел, что абсолютно гол. Если бы Ю Тоджин, землянин, не отрекомендовался бы врачом, Мьюком прикрылся бы обеими горстями и неизвестно, чем бы кончилось: резко двигаться ему, воистину, было противопоказано: сел-то он бережно, но увидел себя голым и быстро посмотрел вокруг, нет ли здесь кого кроме врача, - и движение головы сбило его в обморок опять.
   Очнувшись опять, он испытал повтор. Лицо, потолок, боль в локте.
   - Сколько меня не было? - спросил Мьюком, больше не делая попыток встать.
   - Первый раз больше часа, - сказал Ю Тоджин с огромным неудовольствием. - Второй раз - меньше минуты. Не волнуйтесь, мэр Мьюком, товарищ. Дезориентация пройдёт. Просто пройдёт. Пройдёт быстро.
   Вы по-прежнему в Космосе, модельное переориентирование SOC вам не нужно. И вам нечего стыдиться, товарищ. Впрочем, конечно, вас должны были подготовить. Предупредить. Не знаю, почему вас не предупредили. Я поставлю этот вопрос перед нужными людьми. Это серьёзное замечание к работе службы эскорта, и оно должно быть снято навпредь. Вам должны принести извинения. Приличия должны быть восстановлены. Нужные люди обязаны быть ответственными людьми. Ответственность не может нуждаться в никаких стимуляциях.
   Чувства, наконец, нагнали сознание, включилась на полную память, и Мьюкома аж перекосило от стыда. Его сопровождала от шлюза баба, встречала - у ворот в "термос" - тоже баба, в платье (!) и блёстках на маленьких цепочках, смутно помнились вокруг этой, второй, которая в платье, ещё какие-то двуногие… и теперь Мьюкому казалось, что сквозь головокружение и обморок до него доносились смех и издевательские слова… Товарищ откинулся…
   - Моя одежда… - сказал Мьюком, совладав с судорогами на своём лице.
   - Да, конечно, мэр. Одежда. Немедленно. Но прежде позвольте ваши дальнейшие действия предварить несколькими словами. Постарайтесь их запомнить. Я имею в виду слова… замечания… точнее, рекомендации. Вы находитесь в замкнутом пространстве. Пространства, напугавшие вас, - иллюзорны. Дизайнерские ухищрения. Лекарства, введённые мной в вашу кровь, действуют. Вас окружают доброжелательные люди. Опасаться вам нечего. Просто - нечего, и всё тут. Поэтому будьте со своим телом осторожны не в большей мере, чем обычно. Садитесь, вставайте и одевайтесь. Просто делайте то, что вы делали тысячи раз. Я помогу вам.
   - Нет, - сказал Мьюком. - Спасибо, господин Тоджин… Я, позвольте уж, сам. - И он сел на ложе. С закрытыми глазами. Утвердившись на заднице и ладонях, мелко разжмурился. Вроде бы стандартный медотсек. Ю Тоджин, личный, изволите ли, врач сенатора Романова, справа, белый балахон, бледное лицо под крысиной прозрачной маской, красные глаза. В руке врача похрустывает (приятно) пакет с одеждой. Гравитация прямая, вертикальная, без боковых наводок. Как будто стоишь, прекрасно адаптированный, на грунте большой зелёной планеты, молодой, красивый. Голый, кстати. Загораешь. Мьюком повернул голову, подался над краем койки (или медицинского стола), чтобы разглядеть пол, а Ю Тоджин сделал шаг назад, от Мьюкома, как бы давая без помех пол Мьюкому увидеть… мысли прочитал?… затем Мьюком нашёл глазами потолок, закативши для этого глаза под лоб так, что стало больно… и смело сбросил ноги с кушетки (ложа или стола), ноги пола не доставали, Мьюком перенёс фокус распределения личной массы на ладони, приподнял зад над ложем, чёрт бы его побрал, этот стол или кушетку, и спрыгнул.
   - Великолепно держит! - произнёс Ю Тоджин, неотрывно наблюдавший за Мьюкомом. - Ве-ли-ко-леп-но! Просто замечательно, мэр Мьюком! Вы сильный человек. Наверняка - замечательный пилот. Простите, я не видел вашего досье. Но просто вы не можете не быть носителем этой гордой, самой важной в колониях профессии! Вы замечательно двигаетесь! Вот ваша одежда, господин Мьюком. Сенатор Романов ждёт вас. Он просил передать, что без вас за стол не сядет. Вас ждут, товарищ. Но вы не должны испытывать неловкость! Подышите, подышите, не стесняйтесь.
   Мьюком дышал. И дышалось ему так мягко, как будто, похоже, до сих пор он никогда не дышал вовсе, только теперь первые в жизни вдохи и выдохи делал. В него входило блаженство, а не воздух, а наружу выходил, точно, чистейший кислород, без следов малейшего распада…
   Снова голова закружилась у старого опытного космача, утверждённого мэра.
   - Но можно и поторопиться, товарищ Мьюком, - сказал с едва заметной лукавинкой Ю Тоджин.
   Мьюком опомнился. Осознал, что сжимает грудь обеими руками: в один из последних мгновений он всерьёз испугался, как бы не лопнула у него грудь. От восторга, что ли.
   - Берите свою одежду, одевайтесь, прошу вас, товарищ, - сказал Ю Тоджин.
   Как такая ядовитая тварь может работать врачом, подумал Мьюком. Впрочем, яд его - для меня яд, а для Романова он, конечно, превращается в мёд с творогом. Натуральные. Стал бы ты в створе, гробарь, подумал Мьюком по адресу Ю Тоджина, самый обычный Пол Мьюком, нарвавшийся на отказ, отказ отработавший и закрывший. Мьюком протянул руку и почти выдернул у Ю Тоджина пакет. Он повертел его, ища нить или липучку. Их не было. Тогда Мьюком зажал угол пакета подмышкой, большими и указательными пальцами захватив другой угол, потянул, пакет подался и вдруг весь сразу лопнул.
   - Но это не моя одежда, - сказал Мьюком, держа и встряхивая перед собой полный комбинезон. (Кармашек с бельём упал на пол.) - Я предпочёл бы мой мундир, господин Тоджин.
   - К сожалению, невозможно, товарищ… - Мьюком воззрился. - Будучи в обмороке вы… ну, просто немного испачкали свой мундир… Кроме того, мэр Мьюком, наверняка он, я имею в виду мундир ваш, ну… просто не прошёл бы обычные для посетителей… тесты. Обычные, совершенно невинные и необидные тесты. Так что всё к добру, всё удобно получилось.
   - Слушайте, Тоджин, - сказал Мьюком. - Как вы отнесётесь к тому, что я сейчас сломаю вам в двух-трёх местах позвоночник? Ведь что взять с дикаря из колоний?
   - О, неужели же я позволил себе сказать нечто, задевшее вас настолько? - воскликнул Ю Тоджин. - Господин мэр! Возможно, вы ещё не вполне пришли в себя? - Тут он вдруг стремительно поднёс палец к уху и прислушался. - Нет, не требуется. Да, скоро будет. Через десять-двадцать минут. Флаг. - Он посмотрел на Мьюкома. - Одевайтесь, господин космач. Хватит болтать. Позвоночник он мне сломает.
   Мьюком стиснул зубы. Следующие десять его мыслей были черны, и каждая была в унисон с каждым зубным скрипом.
   - Мне пора возвращаться к своим занятиям, - сказал врач сенатора. - Напоминаю вам: сенатор Романов столь любезен, что задержал из-за вашего обморока начало ужина. Вопреки моим рекомендациям. Пищу следует принимать всегда в одно и то же время. Вы здоровы и дееспособны, далее заставлять себя ждать было бы с вашей стороны… действительно, несколько по… дикарски. Вас проводят, мэр Мьюком. Сопровождающий ждёт снаружи. Честь имею. Вероятность повторной нашей встречи замечательно маловероятна.
   Два корпуса "Чернякова" были неравновелики и несимметричны. Нынче утром, обсуждая с Пулеми архитектуру и возможную внутреннюю конфигурацию земной машины, Мьюком не смог доказать своё предположение, что обитаемый пассажирский корпус именно есть самый большой из трёх, стопятидесятитысячетонный, а Пулеми противопоставил предположению Мьюкома глубоко обоснованную идею обитаемости корпуса малого, "пятидесятки"… Теперь Мьюком знал, что Нахав-Цац посрамлён, но обычного удовлетворения выигрыш пари не принёс. Ни удовлетворения, ни простой обычной маленькой радости. Какая тут могла быть радость, даже и маленькая? Ошеломление. Да: ошеломление полностью овладело Мьюкомом, когда он пригляделся и поверил своим глазам.
   Его вывели из домика (медцентр располагался в, колбу его, домике, двухэтажном белом домике!) в, его колбу, сад. Нет, не в сад. В этимой колбы парк. Величина, разнообразие и количество деревьев в парке осознанию решительно не поддавались. Названий деревьев Мьюком не знал. Точнее, он, конечно, читал, что бывают дубы, сосны и липы, тополя и кусты. Наверняка, здесь были и те и другие. Сопровождающие - два молчаливых типа в белом и плавном - вежливо и настойчиво, не давая мэру Молодой земли Палладина ни-паузы-ни-стопа, влекли его куда-то по похрустывающей под подошвами жёлтой дорожке… Ещё потом, например, Мьюком запомнил здоровенный фонтан, на него они выскочили неожиданно, пройдя узкую щель в пышных, словно миксером взбитых, маленьких деревьях… Атмосфера двигалась! но не трубами, а полотнами… резкими и мягкими одновременно. Порыв сквозняка (ветерка?) сбил с фонтана водяную пыль прямо на Мьюкома. В фонтане плавали блестящие рыбы. Освещение же было такое… странное… многоцветное, как в кино, как будто настоящий вечер наступал. Сопровождающие гнали мэра по парку быстро, но парк всё никак не кончался. За деревьями слышался смех, играло несколько музык, направление звуков не определялось, изменяясь с порывами… ветерка. Группы ярко раскрашенных автоматов… с водой, сигаретами или кофе… или с ещё чем-то… Мьюком видел также людей за деревьями. Они гуляли. Гуляли люди, одетые… на ум вскочило и поехало слово "непринуждённо"… Когда личный зенит Мьюкома вдруг пересёк глайдер - нормальный стандартный глайдер, - Мьюком решил, что никто, никогда, ни за деньги, ни просто так, ни под стимуляторами, ни под пыткой, ни даже на пари не заставит его проговориться, рассказать, как он провёл нынешний вечер. В конце концов, где доказательства, что окружающее его, Пола Мьюкома, есть истинно существенное? В наркауте мы видали и не такое! Разное мы видали в наркауте, многие места посетили.
   Сто метров по парку показались Мьюкому парсеком пешком. Чтобы отвлечься и взять себя в руки, он допустил ошибку: начал подсчитывать массу парка, со всеми ирригационными устройствами, влагоёмкостью, почвой, стволами и листьями… а свету сколько потребляет парк? Одна, например, система декорации. Или небо над головой натуральное? В оранжерее Города, точно, стоял один стенной декоратор. Mask_Pro-4a. Двенадцать на шесть метров приличного изображения, небольшой строб, муар в левом нижнем углу. Мьюком совершенно точно знал, сколько стоит городскому бюджету одна суточная серия работы декоратора… Нет, чудовищно… расточительно… Нерационально! Ну хорошо, какое-то количество атмосферы оборачивается. Хорошо. Но каков личный состав инженерного корпуса "Чернякова"? Три дня жизни куста орешника по имени Веничек самому Мьюкому обходились, помимо всего прочего, в двенадцать человекочасов…
   Один этот парк в средние сутки не мог стоить меньше, чем месячный бюджет жизнеобеспечения Города Палладины.
   - Осторожнее, сэр: ступеньки, - сказал вдруг левый сопровождающий.
   Зелёно-жёлто-коричнево-синий калейдоскоп прекратился. Деревья, кустарники и трава остались позади. Под ноги Мьюкому легла широкая, довольно крутая лестница, белые широкие ступени. Каменные? Мьюком, натурально, впервые в жизни видел лестницу, собранную не из решётчатых секций. Он видел ясно пыль на ступенях. Он не удивился бы, если б увидел на ступенях насекомых. Или обронённую кем-то лет сто назад монетку, может быть, даже римскую. Он заставил себя поднять голову. Опять какая-то ошибка. Над ним стояло вечернее небо. На нём фонили, искажаемые тяжёлой атмосферой, несколько спелых звёзд. Одна была наверняка планетой, светила электрически бело-голубым. И висела бледная луна. То есть не просто луна, а - Луна, Moon, живописным портретом которой, доставшимся по наследству, гордился Генри Маяма. Комбинезон, выданный мэру Ю Тоджином, обладал замечательным свойством: как бы ни потела спина, комбинезон к ней не лип.
   - Господин мэр, я просил бы вас поспешить, - произнёс сопровождающий справа.
   - Да… да… - сказал Мьюком и поставил ногу на первую из ступенек. А всего их было двадцать шесть. Ни одна не подалась под ногой, не выказала подделки… Нет, так нельзя, подумал Мьюком. Это подделка, серьёз! Я не смогу разговаривать, просто не смогу разговаривать с Романовым, ни здравого ума, ни твёрдой памяти, как пишут в романах… невероятно… нерационально… А море у них есть на звездолёте или какая-нибудь речушка, или, там, пруд дешёвый?
   Лестница подняла Мьюкома на просторную… террасу. Ко-щунственность использования обыденной терминологии для обозначений (не вслух, про себя даже) пространств "Черня-кова" была Мьюкому очевидной. Конечно - терраса. Терраса с парапетом. Как в запрещённой книге "Волхв". Из каменных плит, на бетон не похоже. Гранит. Даже если подделка. Небрежно полированный гранит. Столики. Разноцветные, под разноцветными зонтиками. Сиденья. Разноцветные, неидентичные. Ветер. Ласковый, сытный. Тут Мьюком увидел, чтС находится там, за парапетом, чтС он сначала принял за… он не знал слов, чтобы описать, даже мысленно, даже себе самому, чтС мозг попытался подставить на место величавой, спокойной, уходящей к горизонту водной глади… Море! Мьюком споткнулся на ровном месте. Кто там сомневался в величии Земли? Земля велика - в обоих смыслах - и ничего не стоит Земле взять кусок любого своего моря, сунуть его в звездолёт и запустить по Трассе… Как сказал Ю Тоджин? Современный звездолёт.
   Море было большое. Оно было совершенно равно небу по величине. Горизонт обозначался замечательно красивым кантом заката в миллион красок. Луна отражалась в море длинно и вертикально. Мьюком, не помня себя, как сомнамбула, пошёл к парапету. Но тут его взяли, мягко и сильно, за локоть и остановили.
   - Сэр, вас ждёт сенатор Романов, - прошелестело над ухом. Он слепо глянул на смутное лицо сопровождающего. Уловил указующее движение блестяще выбритого подбородка и повернул голову. На террасе, вот чудо, как он сразу не заметил, присутствовали ещё люди. Он сразу узнал Романова, сидящего за столиком рядом с парапетом, и одну из двух женщин, с ним соседствующих… И ещё кто-то стоял поодаль… Все смотрели на него. Посреди моря, посреди неба, посреди всего этого безумия… величия… декорации, стоимость которой - Мьюком теперь это ясно понимал - превышала стоимость всей Дистанции XIII. Императорской Дюжины. Мьюком тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Перезагружайся быстрее, мэр, успешное ты производное от единицы биологического материала хомо сапиенс, код пробирки такой-то… Им развлекаться, живя, а тебе - и твоим людям - жить, выживая.
   - Пол, присоединяйтесь, - позвал Романов, кивая приветливо.
   - Двигайтесь, господин Мьюком, - приказал сопровождающий очень тихо. Мьюком осознал, что рядом с ним остался только один сопровождающий, куда делся второй и когда - неизвестно. Ноги плохо гнулись, внимание соскальзывало, будто терраса имела наклон, к морю, но Мьюком улыбнулся и отправился в путь к столику сенатора, ступая смело, спасибо единице. Романов поднялся навстречу и протянул над столиком, мимо стойки для освещающих шашек, руку по направлению к Мьюкому. Мьюком пожал её, приблизившись достаточно.
   - Извините, сенатор, - я опоздал.
   - Ветерок, Пол, - сказал Романов небрежно. - Разрешите вас познакомить.
   - С радостью, - так невпопад, что сам заметил, сказал Мьюком.
   - Моя жена Сильва, - сказал Романов. Его жена Сильва… Какая из двух? Мьюком мысленно заметался, но тут же сообразил, что это та, скорее всего, что протягивает ему руку ладонью книзу. Тут он сделал то, чем потом втайне гордился. Он сообразил нежно снизу подхватить протянутую руку и поцеловать.
   - Я рада знакомству, господин Мьюком, - очень низким голосом сказала жена Сильва. - Ермак много о вас рассказывал.
   - И только хорошее! - воскликнул Романов. - Впрочем, ничего иного о вас, Пол, я и не знаю.
   - Благодарю вас, - пробормотал Мьюком и выпустил, наконец, руку жены Сильвы из своей.
   - А это наша дочь, Катерина.
   Ей тоже целовать? - спросил себя Мьюком. - Она, она меня встречала у адаптера… Видела, как я навернулся и облевался.
   - Катя работает у мужа личным секретарём, - сказала жена Сильва предупредительным тоном. - Сегодня она на работе, лицо, так сказать, официальное.
   Значит, целовать не нужно?- подумал Мьюком.
   - Присаживайтесь, Пол, - сказал сенатор радушно. - Пора… так сказать, перекусить. Как вам у нас, на "Чернякове"? Не чересчур?
   Так, - вспыхнуло у Мьюкома в районе виска. - Хватит. Достаточно. Здесь Туман, критическая ситуация, оценка, первичный анализ, сортировка, размещение, анализ полный, рекомендации, отработка, программа на руках. Пошёл, Туман, бананарама!
   - Нет, не чересчур, Ермак, в самый раз, - сказал он и сел. Сел первым, сенатор не успел опередить его. - Многие позавидуют космическому путешествию в таких условиях.
   - Муж настаивал, чтобы мы отправились всей семьёй, - сказала сквозь ослепительную, как аварийный сигнал, улыбку жена Сильва. - Император не возражал: "Наум Черняков" - очень, как мне объяснил Ермак, безопасное средство передвижения.
   - Полно, полно, дорогая, - сказал Романов. У Мьюкома создалось впечатление, что сенатор еле удержался, чтобы не перебить её маленькую речь. - Итак, мэр Мьюком, выбирайте ужин.
   Мьюком поднял брови.
   - Меню перед вами, - подсказал Романов, улыбаясь.
   Мьюком взял со стола книжку в твёрдой тяжёлой обложке и раскрыл. Перевернул несколько пластиковых страниц с стереотунами различных блюд слева и их названиями справа. Ничегошеньки не понятно. Ничего в упаковке, всё на тарелках. Романовы ждали. Не дождётесь! - подумал Мьюком. - Не покраснею…
   - Сэр, может быть, мы сделаем какие-то рекомендации господину Мьюкому? - спросила вдруг у отца дочь Катерина.
   - Конечно, Катя, - сказал Романов. - Прошу тебя.
   Правильно, землянин, - подумал Мьюком и захлопнул книжку. - Иначе поужинать тебе не удастся сегодня.
   - Прошу прощения, - сказал он. - Надеюсь, вы извините меня.
   - Но вам не за что извиняться, господин Мьюком! - с жаром сказала жена Сильва. - Столько лет в Космосе! А мода на приличные блюда так изменчива. Я иногда и сама теряюсь, когда приходится выбирать…
   - Полно, дорогая, полно, - перебил её Романов. - Ладно, Пол. Светский ужин - не самая… так сказать, удачная моя идея. Простите. Запишите мне замечание.
   - Мне трудно соответствовать столь искушённому обществу, - сказал Мьюком. Слово "искушённому" он будто придумал на ходу.
   - Не примите за снобизм, прошу вас, Пол… Классовых противоречий между нами и вами нет… уж чего-чего, а этого нет. Уровень жизни, и только. Уровень, если можно так выразиться, бытовых… поведенческих привычек. Ваше самообладание удивительно, Пол, хотя я и не собирался его… тестировать. Я только сейчас понимаю, кем я… все мы - выглядим в ваших глазах теперь… - Романов говорил покаянно, и Мьюком решил, что искренне. - Чёрт возьми! Извините, Пол!
   - Сенатор, хватит переводить кислород, - сказал Мьюком с лихостью. - Я голоден. Вы ждали, пока я приду в себя и меня отмоют от… э-э-э… и тоже проголодались. Мы в Космосе, под ногами пустота, да бог с ним, с этикетом, чем будете кормить?
   Сенатор и его дочь рассмеялись. Жена Сильва, слушавшая последнюю тираду грязного космача, приоткрывши большой красивый рот, похлопала большими красивыми глазами, посмотрела на супруга, посмотрела на дочь и неуверенно улыбнулась.
   - Мясо, Пол! - сообщил Романов. - Жареное на воздухе! На открытом огне! Мясо!
   - Из живого животного? - спросил Мьюком.
   - Нет, конечно, из уже… неживого. Но настоящего. Видали свинью?
   - В детстве, конечно видел, - ответил Мьюком. - На картинке.
   - Сейчас попробуете. Милейший! - воскликнул Романов. - Накрывайте на стол. А запивать мясо, Пол, мы будем вином. Но для начала - коньяк. А? Армянский коньяк, Пол, любимый напиток Черчилля и Базза Олдрина!
   - Базза Олдрина? Вы надеетесь, я откажусь, облагоговев? Наливайте!
   - Если бы вы отказались, я приказал бы вас арестовать, заковать и влить вам силой пять рюмок подряд. Для коньяка это означало бы бессмысленную и бесполезную гибель, но вы казнили бы потом себя вечно.
   - Трудно было бы вам арестовать меня на моей территории, Ермак, - заметил Мьюком, наблюдая за стечением благородной жидкости по стенкам жирной ёмкости для питья. Романов налил странно: донышко прикрыв. Не космач, и никогда не.
   Выслушав слова Мьюкома, Романов рассмеялся.
   - Как бы я выглядел, представляю, рассказывая Императору о мятеже в Новой Земле Палладина Дальняя из-за рюмки - очень хорошего, но не более того - коньяка!
   - Никто не говорил о мятеже, уважаемый Ермак, - заметил Мьюком.
   - Никто не говорил… - согласился Романов. - И не намекал…
   - Господа, - вмешалась дочка Катерина. - Предлагаю тост. За Императора!
   Мьюком посмотрел на неё и взял ёмкость в руку. Очень тяжёлая ёмкость.
   - Мужчины пьют за Императора стоя, - сказал Романов.
   - За Императора пьют стоя и женщины Империи, - сказала жена Сильва гордо и вздёрнув подбородок.
   - Молодёжь Империи любит Императора, - произнесла Катерина. - Пить высокий тост стоя есть самое ничтожное, что мы, молодые имперцы, можем сделать для Александра Галактики.
   За её спиной, а потом и за спиной жены Сильвы сфокусировались из пространства… стюарды (решил Мьюком) и зачем-то взялись за спинки стульев дам.
   - Господа! - провозгласил Романов и рывком поднялся. Стюарды что-то сделали со стульями дам, отодвинули… или что… дамы встали. Тут Мьюком спохватился и подскочил, едва не пролив драгоценное из… а, бокала. "Бокал вина во славу дружбы…" Бокал. А есть ещё рюмки, фужеры.
   - Господа! - повторил Романов. - Мы пьём величие Империи!
   Коньяк был на Трассе самым драгоценным и редким напитком. Спирт, самогон, винные концентраты, даже пиво - не были космачам в диковинку, но коньяк… Мьюком стоял, пил, закрыв глаза, переживая и запоминая в лицо каждый маленький глоток. Ни о каком Императоре и думать не думал. Он смог растянуть порцию на девять маленьких глотков. Бокал опустел. Глаза Мьюкома открылись, словно веки попрозрачнели, и он увидел, как Романов поспешно кусает, подсасывая, ломтик лимона, навсегда лишая мэра последнего грана пиетета перед собой. Сдержав ухмылку, Мьюком поставил бокал и уселся как можно свободнее. Говоришь, мятежи не начинаются из-за коньяка? - подумал он. - Ну-ну. Мьюком уже был готов к мятежу. Найти бы причину! А чем не причина коньячные запасы "Чернякова"?
   - Надеюсь, Ермак, после ужина мы немного поговорим о делах? - спросил он вполголоса.
   Земляне опустили свои загорелые под Солнцем зады и попки на стулья. Романов бросил на блюдце корку лимона, промокнул губы салфеткой.
   - Думаю, не стоит, Пол. Один вечер дела могут и подождать. Я намерен провести вас по "Чернякову"… Мы могли бы искупаться в нашем море. Есть хороший кинофильм. Отдыхайте, Пол! Кроме того, разве вы не помните? Сегодня у нас бал, Пол! В вашу, так сказать… честь! Да вы ешьте, ешьте. Как вам мясо?
   Мьюком заметил, что в руках у него нож и пустая вилка, а во рту - мясо. Оно было немыслимо вкусным.
   - Очень вкусно, - сказал Мьюком, жуя. - Ничего подобного не едал.
   - Всё будет, Пол, всё в наших руках.
   Мьюком отвёл взгляд и продолжил неловко орудовать ножом и вилкой. Нож он держал в левой руке, а вилку - в правой.
   - Пол… вы позволите вас так называть? - спросила жена Сильва.
   А как меня ещё называть? - подумал Мьюком, останавливая вилку с нанизанным куском у губ.
   - Буду рад, - сказал он и сунул мясо в рот.
   - И вы зовите меня просто Сильвой. Скажите, Пол, вы никогда не жалели, что живёте в Космосе?
   Мьюком тысячи раз - как и все мы - отвечал на этот вопрос. Когда засыпаешь… когда ждёшь чего-то… когда… когда… всегда. "У меня не было выбора" - нечестный ответ, хотя и верный.
   - Я люблю Космос, - ответил Мьюком честно. - Потому что меньше у меня никогда не было, а больше будет вряд ли.
   - Я не поняла…
   Мьюком пожал плечами. Романов хотел что-то сказать, но жена Сильва ещё не закончила. - Пол, скажите, а вы одиноки?
   - Э-э… Простите, боюсь…
   - Пол не женат, дорогая, - сказал Романов.
   - А почему? - огорчилась жена Сильва. - Ведь…
   - Так сложилось, - сказал Мьюком, сдерживая ухмылку.
   - Мама, я потом тебе расскажу об отношениях мужчин и женщин в Глубоком Космосе, - тихонько сказала Катерина.
   - А они необычны? - спросила жена Сильва. - Чем?
   - Они обычны, - сказал Романов. - Дорогая. Может же Пол быть неженат? Просто неженат?
   - Так сложилась жизнь? - спросила жена Сильва непосредственно у Мьюкома.
   - Да, госпожа Сильва, - сказал Мьюком. - Жизнь так сложилась. Так сложилась судьба. Но я не отчаиваюсь. Всё впереди, и…
   - Сэр, вам срочный звонок. Адмирал Маус, - сказала вдруг дочка, кладя приборы по сторонам тарелки, и передала папе сенатору наушник. Тот надел его и прижал пальцем, глядя на Мьюкома с извиняющейся улыбкой. Мьюком подбавил на тарелку зелени с общего блюда, скрутил её в пучок и откусил от пучка половину. Соком можно захлебнуться и умереть счастливым.