Страница:
— Вот что, барон! Я не собираюсь вступать с вами в перепалку, и в догадки тоже играть не будем. Сейчас вы отдадите своим людям приказ покинуть здание, а я начну расследование, как того требуют законы королевства Грайвор. Дальнейшие наши с вами отношения будут идти по официальным каналам. Это всё, что я могу вам сказать сейчас, — невозмутимо сказал Вейдж.
Секретарь посольства сделал вид, что раздумывает. После короткой паузы он кивнул:
— Хорошо же, лис, будь по-вашему. Полицейские из охраны посольства сейчас погрузят на повозки ящики со святынями и документами и вывезут тела погибших подданных Императрицы, да продлится вовек её царствование.
Вейджу показалось, что в голосе салийца прозвучали нотки облегчения. Лис насторожился:
— Вначале я осмотрю их.
— Тела — пожалуйста, ящики — нет, — чуть быстрее, чем того требовала ситуация, отреагировал Ойба.
Лис решил прощупать:
— Это невозможно, барон! Вы намерены вывезти на территорию посольства, которая по условиям договора между нашими государствами находится под юрисдикцией империи, нечто с территории королевства — без формального досмотра?
— Да, Вейдж, именно так! Никто, кроме посвященных, не вправе видеть алтарь Многоликого, и я не допущу подобного святотатства! Равно как не могу позволить вам ознакомиться с бумагами, которые хранил здесь покойный господин посол.
— А если я не соглашусь, Ойба?
Салиец хищно оскалился:
— Тогда я прорвусь силой! Это лишь подтвердит мою правоту насчёт заговора. Ведь тогда тебе уже не придётся никому объяснять, откуда взялись в этом доме трупы переодетых стражников. Всё и так станет ясно. Понятно, лис?
От Вейджа не ускользнуло, что салиец намеренно перешёл на «ты», подчеркивая тем самым своё презрение к собеседнику. «Потерял самообладание, или раскачивает?» — мелькнула мысль.
— Ты не уйдёшь дальше своего посольства, Ойба. Попытка прорыва будет означать начало войны между империей и королевством. Интересно, что скажет императрица, когда узнает, что какой-то баронишка возомнил себя равным ей, и объявил войну другому государству. Что потом будет с родом э'Илом, как думаешь? — рискнул Вейдж, намеренно оскорбляя имперца.
Услышав обращение, барон Ойба э'Илом побагровел. Его рука метнулась к левому бедру, но тут же замерла. Высокородный вспомнил, что перед ним неверный, да ещё к тому же простолюдин и попытался успокоиться. «Он не заслуживает боя чести. Он умрёт как собака, не будь я сын своих предков», — мстительно пообещал самому себе барон.
— Ты всё равно дашь нам уйти без досмотра, нюхач, — почти спокойным голосом сказал салиец. — Если не хочешь, чтобы мы выставили в окно обнаженное тело эррины Неус, которая погибла как простая портовая шлюха в чужой постели.
Вейдж вздрогнул. Этилия Неус убита? Единственная дочь главы Совета эрров была любовницей посла? Это чудовищно!
— Я должен увидеть её, барон, — заявил Вейдж голосом, не терпящим возражений.
Лис не оборачиваясь направился к лестнице, уверенный в том, что Ойба проследует за ним, но сделав пару шагов, внезапно остановился. В груди привычно забилось сердце, а в висках застучали крохотные частые молоточки. Его нервы натянулись струнами — и в тот же миг со звоном лопнули. След!!
Вейдж резко развернулся.
— А ведь ты меня обманываешь, барон. Нехорошо! — улыбка лиса более всего напоминала собачий оскал. — Кто-то из отступников выжил. Я уверен в этом так же, как в том, что мы с тобой оба рыбаки, хоть и стоим на разных берегах. Я не выпущу тебя отсюда… Где он??
— Я не стану юлить, лис. Да, один из нападавших жив. Но он мой, и я не отдам его тебе. Он — единственный, кто может засвидетельствовать, что нападение не было просто бандитским налётом.
— Значит — война, барон?
Салиец задумался. Вейдж почти видел, как напряжённо работает его мысль, как возникают и отметаются варианты, взвешиваются аргументы, просчитываются ходы… Ойба тряхнул головой и улыбнулся — точь-в-точь такой же улыбкой, как незадолго до этого улыбался Вейдж.
— Я предлагаю тебе сделку, лис. Я официально передаю в руки грайворского правосудия отступника, ты — не досматриваешь ящики с документами.
Теперь настала очередь Вейджа думать быстро и наверняка. С одной стороны — в согласии барона чувствовался какой-то скрытый смысл. С другой — подобный расклад вполне «бился» с планом, навязанным ему оборотнями: взять налётчика, обработать его «по-правильному», доставить в Салию как доказательство того, что никакого заговора не было — а было заурядное ограбление, в котором принимали участие продавшиеся Гурману караульные…
— У меня нет выбора, Ойба. Будь по-твоему. Но ящиков много, а отступник один… Ты упомянул сделку, а сделка должна быть честной.
— Что ты еще хочешь? — раздражённо спросил салиец.
— Сколько человек видели погибшую эррину?
— Я и мой помощник, — понимая, куда клонит лис, медленно произнёс барон, — но он не видел её лица — только накрытое тело.
— В свете случившегося, барон, — осторожно начал Вейдж, — ни нам, ни вам не нужны дополнительные сложности. Правда? К чему привлекать церковь? Вступив в связь с эрриной Неус, погибший посол навлёк на себя, да и на других салийцев, находящихся на территории Грайвора, проклятие Шаура: ведь Этилии Неус не было ещё семнадцати. Если вы хотите, чтобы мы уважали вашу веру, вы должны считаться с нашей, и…
— Хорошо! — обрывая его, кивнул Ойба. — О ней никто не узнает.
— Не так барон, — твёрдо сказал Вейдж, глядя ему прямо в глаза. — Не так! Ты должен поклясться. Причем не только от своего имени, но и от имени вице-посла! Ты ведь ему доложишь обо всём, не так ли?
— Ты слишком многого хочешь, неверный! Кто ты такой, чтобы Ойба э'Илом тебе давал клятву, — презрительно процедил салиец.
— Я тот, — понизив голос, спокойно сказал Вейдж, — кто в силах не только не дать тебе уйти отсюда без боя, но ещё сделать так, чтобы тело барона Ямина осталось на земле неверных после захода солнца. Я заблокирую корабль в порту, и вы не успеете отчалить до заката. Насколько я знаю, в этом случае не только род э'Батим-и-Ажа будет проклят Многоликим, но и твой род, так как именно ты своим упрямством обрёк своего соотечественника на этот позор.
— Ты этого не сделаешь, — побледнел Ойба.
— Сделаю, и ты это прекрасно знаешь.
— Будь ты проклят лис! — выдохнул салиец. Он вскинул голову и произнёс сквозь зубы — Я, Ойба э'Илом, клянусь прахом своих предков, что ни я, ни Атим э'Нроба не предадим огласке обстоятельства смерти эррины Этилии Неус.
— Спасибо, барон. Я знал, что нам удастся договориться. Можете грузить свои ящики.
— Сейчас у меня не было выбора, Вейдж, но Многоликий учит терпению своих детей. Я дождусь своего часа и тогда…
Барон жестом подозвал одного их своих подчиненных.
— Захваченного преступника отдать грайворцу.
Первый секретарь посольства Салийской империи в королевстве Грайвор барон Ойба э'Илом, он же — генерал тайной полиции Салии, в последний раз взглянул на лиса, после чего молча развернулся и ушёл отдавать приказания.
Для Вейджа не стало неожиданностью, когда двое салийских стражников вынесли и погрузили в его карету носилки, на которых лежал Проныра…
«Мрачное помещение, — подумал Сарн, окинув взглядом гостиную. — Такое впечатление, что находишься в склепе. Воздух какой-то спёртый, и звуки вязнут, словно в болоте. Может, всё дело в коврах? Вон сколько их — не только пол, но и стены покрыты так, что между ними не видно ни одной щели. Да ещё эти узоры, от которых режет глаза», — он поморщился.
…Детство Сарна прошло в нищете: отца своего он не знал, мать перебивалась случайными заработками да торговала собой в портовых кабаках. Его воспитывала улица — как, впрочем, почти всех мальчишек Южного квартала. Он рано понял и принял для себя её законы, и — не гнушаясь ничем — прочно занял место лидера в ребячьей ватаге. Жестокими были правила — жестоким стал юный Сарн. Если бы не война — он вполне бы мог стать коронованным лидером грайворского преступного мира, но судьба распорядилась иначе: в одной из облав семнадцатилетний Сарн попался в руки вербовщиков. Однако и здесь ему повезло: в отличие от других новобранцев из грайворской черни он не сразу попал в пекло войны. Вначале его отправили в школу первецов. Там он стал одним из лучших — и не только потому что умел приспосабливаться и выживать, а ещё и потому, что по складу характера был прирождённым лидером. Навыки же уличных драк позволили ему стать отличным бойцом.
В мясорубку аурийской войны он попал как раз в самый страшный и кровавый её момент… Их отряд должен был отбить у неприятеля небольшой каменистый участок, который позже стали называть Серебряным проходом. И они захватили его, застав аурийцев врасплох, ссыпавшись на них с отвесной скалы, ломая кости себе и своим врагам. В том бою полегли все офицеры. Все до единого! Сарн взял командование на себя. Оставшиеся в живых удерживали этот клочок земли ещё шесть часов, показавшихся им вечностью… Два больших отряда приходили к ним на подмогу, и оба полегли в той бойне. А Сарн — выжил, один из немногих. Когда подоспела конная гвардия дроков и разметала по ущелью аурийцев, их осталось только четверо. Дроки заняли перевал и тем самым обеспечили проход грайворской армии через ущелье Серебряных Скал.
Сарн был представлен королю, и Грав ХШ лично произвёл его в офицеры, вручив ему белый офицерский шарф. И всё… На этом почести закончились.
Вся слава досталась дрокам и их тёмнику — Ивычу, а Сарна лишь назначили на безденежную должность в столичной городской страже. Был бы он пожиже характером, он, скорее всего, спился бы, но уличная закваска пригодилась и здесь. Сарн быстро стал лучшим стражником, потом квартальным. Через некоторое время он вырос до начальника стражи, а ещё через полгода, после нелепой смерти прежнего коменданта города, занял его место. Должность, конечно, была почётной, и приносила стабильный и немалый доход, ибо комендант имел свою долю от всех «чёрных» городских сборов, но ему этого уже было мало. Он даже богател как-то медленно, а ему хотелось — всего и сразу.
Неудовлетворённые амбиции и самолюбие грызли его изнутри, а тщеславие и зависть точили душу. Ему хотелось быть ближе ко двору, командовать королевской гвардией, но на пути стоял Ивыч. Тот самый Ивыч, который украл его победу, его славу, его титул…
Комендант города поднялся по лестнице на второй этаж и заглянул в спальню. Здесь ковров было ещё больше, только в отличие от гостиной они были однотонными. Спальня была полностью задрапирована белым цветом, даже потолок спальни сиял белизной. Сарн попытался представить себе, каково это — просыпаться среди этой белой пустоты, где взгляду даже не за что зацепится, и снова поморщился. Впрочем, в данный момент эта белая идиллия была разрушена: алые пятна впитавшейся крови словно оставленные на снегу следы раненого зверя покрывали весь пол, и даже кое где стены.
Комендант подошёл к огромной кровати из тёмного аурийского дуба. Откинув покрывало, он увидел, что вся перина пропитана кровью. В одном месте она была распорота — судя по всему, ударом шершня. Сарн заслуженно считался одним из лучших в Грайворе мечников. Он не пил хмельного, не курил ард-траву, не играл в азартные игры и не прожигал ночи с девками. Меч был его любовью, страстью и наслаждением, и в свободное время он всё оттачивал и оттачивал своё мастерство.
Он представил себе позу нападавшего и расположение жертвы — удар был нанесён из крайне неудобного положения. Сарн нагнулся и заглянул под ложе. «Это ж какой нечеловеческой силы ударом нужно обладать, чтобы меч пробил кровать насквозь, да ещё и плиты пола повредил?» — ошеломлённо подумал он.
Пробив обрешётку кровати, остриё меча так ударило в угол каменной плиты, что противоположный её угол приподнялся. Сарн начал было уже подниматься, как вдруг в образовавшейся от удара щели что-то нестерпимо ярко блеснуло. Он опустился на колени и сдвинул плиту в сторону…
Такого богатства он не видел даже во время борьбы с еретиками-чернокнижниками, когда городская стража реквизировала в пользу королевской казны имущество ювелирного дома Арифов — тайных верховных жрецов Чернокнижия. Тайник размером с лёгкий шлем был почти доверху заполнен драгоценными камнями. «Королевская слеза кейритской огранки — безошибочно определил Сарн. — Да за такие деньги…» — мысль его осеклась, а рука самостоятельно, будто бы и против его воли, потянулась к сокровищу.
За спиной предупредительно кашлянули, и коменданта словно окатило крутым кипятком. Он оглянулся из-под руки и медленно поднялся с колен. У двери, переминаясь с ноги на ногу, стояли квартальный офицер и стражник — оба старики, из ветеранов. «Видели? Не видели? Не видели… Наверняка не видели… А может, обнаружили раньше? И сейчас как раз доложат об этом?» — мысли метались, словно мыши в амбаре. Сарн мрачно сдвинул брови и насколько мог, спросил безразличным тоном:
— Что у тебя, Юс?!
— Тут такое дело, господин комендант, — осторожно начал офицер стражи, — один из моих людей, немного знает салийский… и я подумал, что вам будет это интересно…
«Не видели…» — с облегчением подумал Сарн, и сразу почувствовал какую-то лёгкость во всём теле. Ему вдруг нестерпимо захотелось вновь заглянуть под кровать, снова увидеть тайник, запустить руки в эту сверкающую кучу… «Долго эти истуканы будут ещё здесь топтаться?» — накатило раздражение.
— Рассказывай, — коротко бросил он сквозь зубы. — И побыстрей!
Стражник вопросительно посмотрел на своего командира, тот ободряюще кивнул, и стражник, потея от почтительности, начал докладывать:
— Я случайно слышал, как салийцы упоминали о какой-то женщине, погибшей в этом доме, господин комендант!
— Ну и что? — перебил стражника Сарн. Мысли его судорожно вертелись вокруг драгоценностей…
Стражник растерянно посмотрел на Юса, и квартальный решил взять инициативу на себя:
— Так это… ну… после того, как губошлёпы погрузили все свои трупы в повозки, тело убитой женщины должно было остаться в доме! А среди тех тел, которые выносили из особняка лисы, были только мужские трупы…
— Интересно, очень интересно, — пробормотал комендант, думая о своём. — Продолжай.
— Нюхачи загрузили в повозку один ящик и мне кажется, что он не был пустым, — позволил себе ухмыльнуться стражник.
— Ты мне рожу то не криви! — прошипел Сарн. — Выяснили, кто она?
Юс вздрогнул:
— Виноват, господин комендант! Никак нет, господин комендант!
— Что значит, никак нет? — не предвещающим ничего хорошего тоном переспросил Сарн.
Стражник судорожно сглотнул:
— Я не совсем уверен, но мне кажется… — едва слышно залепетал он.
Тёмник в бешенстве ударил кулаком по стене:
— Да не жуй ты сопли — говори прямо!
Квартальный покрылся пятнами.
— Дело в том, господин комендант… Мне только что доложили… Не далее как полчаса назад на Горбатом мосту перевернулась карета. Возница и пассажир, судя по всему, утонули… течение там сильное и тела найти будет очень сложно… Вот я и подумал…
— Чья? Чья карета? — выдохнул Сарн.
— Эррины Этилии Неус…
В сознании Сарна словно мелькнула молния. «Дочь главы совета эрров убита в постели салийца… Как последняя шлюха… Вейдж подстроил с каретой-то… Значит — уверен, что никто не прознает, и что салийцы молчать будут… Чем он купил их молчание, интересно? Ерунда, об этом я потом подумаю… Вот он, мой шанс! Такие сведения дорогого стоят… Неус сделает меня эрром, Белолобый всё забери!! Я им всем покажу, что такое Сарн… Они меня за подкидного держат, а я хитрее их всех вместе взятых… Нет, не хитрее… Я — умнее! Камушки… Никто не видел, это точно! Это шанс…»
— Больше никому об этом не рассказывали? — как можно спокойнее спросил он.
Стражник и его квартальный переглянулись.
— Нет, господин комендант, никому! — рявкнул Юс.
— Вот и хорошо…
Квартальный и стражник не успели даже среагировать: вылетевший из ножен по широкой дуге меч, зажатый в умелой руке, рассёк их шеи до самых позвоночников. Тела ещё не успели упасть, а комендант уже выгребал обеими руками содержимое тайника, и сноровисто рассовывал его по карманам. Он не был жадным — просто расчетливым, поэтому не пожалел нескольких камней для покойничков, и бросил полгорсти им под ноги, и ещё полгорсти оставил в тайнике. А потом аккуратно вложил им в руки их собственное оружие, поднял свой меч с пола и закричал во всю мощь: «Стража, ко мне!!»…
Глава 11
Секретарь посольства сделал вид, что раздумывает. После короткой паузы он кивнул:
— Хорошо же, лис, будь по-вашему. Полицейские из охраны посольства сейчас погрузят на повозки ящики со святынями и документами и вывезут тела погибших подданных Императрицы, да продлится вовек её царствование.
Вейджу показалось, что в голосе салийца прозвучали нотки облегчения. Лис насторожился:
— Вначале я осмотрю их.
— Тела — пожалуйста, ящики — нет, — чуть быстрее, чем того требовала ситуация, отреагировал Ойба.
Лис решил прощупать:
— Это невозможно, барон! Вы намерены вывезти на территорию посольства, которая по условиям договора между нашими государствами находится под юрисдикцией империи, нечто с территории королевства — без формального досмотра?
— Да, Вейдж, именно так! Никто, кроме посвященных, не вправе видеть алтарь Многоликого, и я не допущу подобного святотатства! Равно как не могу позволить вам ознакомиться с бумагами, которые хранил здесь покойный господин посол.
— А если я не соглашусь, Ойба?
Салиец хищно оскалился:
— Тогда я прорвусь силой! Это лишь подтвердит мою правоту насчёт заговора. Ведь тогда тебе уже не придётся никому объяснять, откуда взялись в этом доме трупы переодетых стражников. Всё и так станет ясно. Понятно, лис?
От Вейджа не ускользнуло, что салиец намеренно перешёл на «ты», подчеркивая тем самым своё презрение к собеседнику. «Потерял самообладание, или раскачивает?» — мелькнула мысль.
— Ты не уйдёшь дальше своего посольства, Ойба. Попытка прорыва будет означать начало войны между империей и королевством. Интересно, что скажет императрица, когда узнает, что какой-то баронишка возомнил себя равным ей, и объявил войну другому государству. Что потом будет с родом э'Илом, как думаешь? — рискнул Вейдж, намеренно оскорбляя имперца.
Услышав обращение, барон Ойба э'Илом побагровел. Его рука метнулась к левому бедру, но тут же замерла. Высокородный вспомнил, что перед ним неверный, да ещё к тому же простолюдин и попытался успокоиться. «Он не заслуживает боя чести. Он умрёт как собака, не будь я сын своих предков», — мстительно пообещал самому себе барон.
— Ты всё равно дашь нам уйти без досмотра, нюхач, — почти спокойным голосом сказал салиец. — Если не хочешь, чтобы мы выставили в окно обнаженное тело эррины Неус, которая погибла как простая портовая шлюха в чужой постели.
Вейдж вздрогнул. Этилия Неус убита? Единственная дочь главы Совета эрров была любовницей посла? Это чудовищно!
— Я должен увидеть её, барон, — заявил Вейдж голосом, не терпящим возражений.
Лис не оборачиваясь направился к лестнице, уверенный в том, что Ойба проследует за ним, но сделав пару шагов, внезапно остановился. В груди привычно забилось сердце, а в висках застучали крохотные частые молоточки. Его нервы натянулись струнами — и в тот же миг со звоном лопнули. След!!
Вейдж резко развернулся.
— А ведь ты меня обманываешь, барон. Нехорошо! — улыбка лиса более всего напоминала собачий оскал. — Кто-то из отступников выжил. Я уверен в этом так же, как в том, что мы с тобой оба рыбаки, хоть и стоим на разных берегах. Я не выпущу тебя отсюда… Где он??
— Я не стану юлить, лис. Да, один из нападавших жив. Но он мой, и я не отдам его тебе. Он — единственный, кто может засвидетельствовать, что нападение не было просто бандитским налётом.
— Значит — война, барон?
Салиец задумался. Вейдж почти видел, как напряжённо работает его мысль, как возникают и отметаются варианты, взвешиваются аргументы, просчитываются ходы… Ойба тряхнул головой и улыбнулся — точь-в-точь такой же улыбкой, как незадолго до этого улыбался Вейдж.
— Я предлагаю тебе сделку, лис. Я официально передаю в руки грайворского правосудия отступника, ты — не досматриваешь ящики с документами.
Теперь настала очередь Вейджа думать быстро и наверняка. С одной стороны — в согласии барона чувствовался какой-то скрытый смысл. С другой — подобный расклад вполне «бился» с планом, навязанным ему оборотнями: взять налётчика, обработать его «по-правильному», доставить в Салию как доказательство того, что никакого заговора не было — а было заурядное ограбление, в котором принимали участие продавшиеся Гурману караульные…
— У меня нет выбора, Ойба. Будь по-твоему. Но ящиков много, а отступник один… Ты упомянул сделку, а сделка должна быть честной.
— Что ты еще хочешь? — раздражённо спросил салиец.
— Сколько человек видели погибшую эррину?
— Я и мой помощник, — понимая, куда клонит лис, медленно произнёс барон, — но он не видел её лица — только накрытое тело.
— В свете случившегося, барон, — осторожно начал Вейдж, — ни нам, ни вам не нужны дополнительные сложности. Правда? К чему привлекать церковь? Вступив в связь с эрриной Неус, погибший посол навлёк на себя, да и на других салийцев, находящихся на территории Грайвора, проклятие Шаура: ведь Этилии Неус не было ещё семнадцати. Если вы хотите, чтобы мы уважали вашу веру, вы должны считаться с нашей, и…
— Хорошо! — обрывая его, кивнул Ойба. — О ней никто не узнает.
— Не так барон, — твёрдо сказал Вейдж, глядя ему прямо в глаза. — Не так! Ты должен поклясться. Причем не только от своего имени, но и от имени вице-посла! Ты ведь ему доложишь обо всём, не так ли?
— Ты слишком многого хочешь, неверный! Кто ты такой, чтобы Ойба э'Илом тебе давал клятву, — презрительно процедил салиец.
— Я тот, — понизив голос, спокойно сказал Вейдж, — кто в силах не только не дать тебе уйти отсюда без боя, но ещё сделать так, чтобы тело барона Ямина осталось на земле неверных после захода солнца. Я заблокирую корабль в порту, и вы не успеете отчалить до заката. Насколько я знаю, в этом случае не только род э'Батим-и-Ажа будет проклят Многоликим, но и твой род, так как именно ты своим упрямством обрёк своего соотечественника на этот позор.
— Ты этого не сделаешь, — побледнел Ойба.
— Сделаю, и ты это прекрасно знаешь.
— Будь ты проклят лис! — выдохнул салиец. Он вскинул голову и произнёс сквозь зубы — Я, Ойба э'Илом, клянусь прахом своих предков, что ни я, ни Атим э'Нроба не предадим огласке обстоятельства смерти эррины Этилии Неус.
— Спасибо, барон. Я знал, что нам удастся договориться. Можете грузить свои ящики.
— Сейчас у меня не было выбора, Вейдж, но Многоликий учит терпению своих детей. Я дождусь своего часа и тогда…
Барон жестом подозвал одного их своих подчиненных.
— Захваченного преступника отдать грайворцу.
Первый секретарь посольства Салийской империи в королевстве Грайвор барон Ойба э'Илом, он же — генерал тайной полиции Салии, в последний раз взглянул на лиса, после чего молча развернулся и ушёл отдавать приказания.
Для Вейджа не стало неожиданностью, когда двое салийских стражников вынесли и погрузили в его карету носилки, на которых лежал Проныра…
* * *
Там же, через час.«Мрачное помещение, — подумал Сарн, окинув взглядом гостиную. — Такое впечатление, что находишься в склепе. Воздух какой-то спёртый, и звуки вязнут, словно в болоте. Может, всё дело в коврах? Вон сколько их — не только пол, но и стены покрыты так, что между ними не видно ни одной щели. Да ещё эти узоры, от которых режет глаза», — он поморщился.
…Детство Сарна прошло в нищете: отца своего он не знал, мать перебивалась случайными заработками да торговала собой в портовых кабаках. Его воспитывала улица — как, впрочем, почти всех мальчишек Южного квартала. Он рано понял и принял для себя её законы, и — не гнушаясь ничем — прочно занял место лидера в ребячьей ватаге. Жестокими были правила — жестоким стал юный Сарн. Если бы не война — он вполне бы мог стать коронованным лидером грайворского преступного мира, но судьба распорядилась иначе: в одной из облав семнадцатилетний Сарн попался в руки вербовщиков. Однако и здесь ему повезло: в отличие от других новобранцев из грайворской черни он не сразу попал в пекло войны. Вначале его отправили в школу первецов. Там он стал одним из лучших — и не только потому что умел приспосабливаться и выживать, а ещё и потому, что по складу характера был прирождённым лидером. Навыки же уличных драк позволили ему стать отличным бойцом.
В мясорубку аурийской войны он попал как раз в самый страшный и кровавый её момент… Их отряд должен был отбить у неприятеля небольшой каменистый участок, который позже стали называть Серебряным проходом. И они захватили его, застав аурийцев врасплох, ссыпавшись на них с отвесной скалы, ломая кости себе и своим врагам. В том бою полегли все офицеры. Все до единого! Сарн взял командование на себя. Оставшиеся в живых удерживали этот клочок земли ещё шесть часов, показавшихся им вечностью… Два больших отряда приходили к ним на подмогу, и оба полегли в той бойне. А Сарн — выжил, один из немногих. Когда подоспела конная гвардия дроков и разметала по ущелью аурийцев, их осталось только четверо. Дроки заняли перевал и тем самым обеспечили проход грайворской армии через ущелье Серебряных Скал.
Сарн был представлен королю, и Грав ХШ лично произвёл его в офицеры, вручив ему белый офицерский шарф. И всё… На этом почести закончились.
Вся слава досталась дрокам и их тёмнику — Ивычу, а Сарна лишь назначили на безденежную должность в столичной городской страже. Был бы он пожиже характером, он, скорее всего, спился бы, но уличная закваска пригодилась и здесь. Сарн быстро стал лучшим стражником, потом квартальным. Через некоторое время он вырос до начальника стражи, а ещё через полгода, после нелепой смерти прежнего коменданта города, занял его место. Должность, конечно, была почётной, и приносила стабильный и немалый доход, ибо комендант имел свою долю от всех «чёрных» городских сборов, но ему этого уже было мало. Он даже богател как-то медленно, а ему хотелось — всего и сразу.
Неудовлетворённые амбиции и самолюбие грызли его изнутри, а тщеславие и зависть точили душу. Ему хотелось быть ближе ко двору, командовать королевской гвардией, но на пути стоял Ивыч. Тот самый Ивыч, который украл его победу, его славу, его титул…
Комендант города поднялся по лестнице на второй этаж и заглянул в спальню. Здесь ковров было ещё больше, только в отличие от гостиной они были однотонными. Спальня была полностью задрапирована белым цветом, даже потолок спальни сиял белизной. Сарн попытался представить себе, каково это — просыпаться среди этой белой пустоты, где взгляду даже не за что зацепится, и снова поморщился. Впрочем, в данный момент эта белая идиллия была разрушена: алые пятна впитавшейся крови словно оставленные на снегу следы раненого зверя покрывали весь пол, и даже кое где стены.
Комендант подошёл к огромной кровати из тёмного аурийского дуба. Откинув покрывало, он увидел, что вся перина пропитана кровью. В одном месте она была распорота — судя по всему, ударом шершня. Сарн заслуженно считался одним из лучших в Грайворе мечников. Он не пил хмельного, не курил ард-траву, не играл в азартные игры и не прожигал ночи с девками. Меч был его любовью, страстью и наслаждением, и в свободное время он всё оттачивал и оттачивал своё мастерство.
Он представил себе позу нападавшего и расположение жертвы — удар был нанесён из крайне неудобного положения. Сарн нагнулся и заглянул под ложе. «Это ж какой нечеловеческой силы ударом нужно обладать, чтобы меч пробил кровать насквозь, да ещё и плиты пола повредил?» — ошеломлённо подумал он.
Пробив обрешётку кровати, остриё меча так ударило в угол каменной плиты, что противоположный её угол приподнялся. Сарн начал было уже подниматься, как вдруг в образовавшейся от удара щели что-то нестерпимо ярко блеснуло. Он опустился на колени и сдвинул плиту в сторону…
Такого богатства он не видел даже во время борьбы с еретиками-чернокнижниками, когда городская стража реквизировала в пользу королевской казны имущество ювелирного дома Арифов — тайных верховных жрецов Чернокнижия. Тайник размером с лёгкий шлем был почти доверху заполнен драгоценными камнями. «Королевская слеза кейритской огранки — безошибочно определил Сарн. — Да за такие деньги…» — мысль его осеклась, а рука самостоятельно, будто бы и против его воли, потянулась к сокровищу.
За спиной предупредительно кашлянули, и коменданта словно окатило крутым кипятком. Он оглянулся из-под руки и медленно поднялся с колен. У двери, переминаясь с ноги на ногу, стояли квартальный офицер и стражник — оба старики, из ветеранов. «Видели? Не видели? Не видели… Наверняка не видели… А может, обнаружили раньше? И сейчас как раз доложат об этом?» — мысли метались, словно мыши в амбаре. Сарн мрачно сдвинул брови и насколько мог, спросил безразличным тоном:
— Что у тебя, Юс?!
— Тут такое дело, господин комендант, — осторожно начал офицер стражи, — один из моих людей, немного знает салийский… и я подумал, что вам будет это интересно…
«Не видели…» — с облегчением подумал Сарн, и сразу почувствовал какую-то лёгкость во всём теле. Ему вдруг нестерпимо захотелось вновь заглянуть под кровать, снова увидеть тайник, запустить руки в эту сверкающую кучу… «Долго эти истуканы будут ещё здесь топтаться?» — накатило раздражение.
— Рассказывай, — коротко бросил он сквозь зубы. — И побыстрей!
Стражник вопросительно посмотрел на своего командира, тот ободряюще кивнул, и стражник, потея от почтительности, начал докладывать:
— Я случайно слышал, как салийцы упоминали о какой-то женщине, погибшей в этом доме, господин комендант!
— Ну и что? — перебил стражника Сарн. Мысли его судорожно вертелись вокруг драгоценностей…
Стражник растерянно посмотрел на Юса, и квартальный решил взять инициативу на себя:
— Так это… ну… после того, как губошлёпы погрузили все свои трупы в повозки, тело убитой женщины должно было остаться в доме! А среди тех тел, которые выносили из особняка лисы, были только мужские трупы…
— Интересно, очень интересно, — пробормотал комендант, думая о своём. — Продолжай.
— Нюхачи загрузили в повозку один ящик и мне кажется, что он не был пустым, — позволил себе ухмыльнуться стражник.
— Ты мне рожу то не криви! — прошипел Сарн. — Выяснили, кто она?
Юс вздрогнул:
— Виноват, господин комендант! Никак нет, господин комендант!
— Что значит, никак нет? — не предвещающим ничего хорошего тоном переспросил Сарн.
Стражник судорожно сглотнул:
— Я не совсем уверен, но мне кажется… — едва слышно залепетал он.
Тёмник в бешенстве ударил кулаком по стене:
— Да не жуй ты сопли — говори прямо!
Квартальный покрылся пятнами.
— Дело в том, господин комендант… Мне только что доложили… Не далее как полчаса назад на Горбатом мосту перевернулась карета. Возница и пассажир, судя по всему, утонули… течение там сильное и тела найти будет очень сложно… Вот я и подумал…
— Чья? Чья карета? — выдохнул Сарн.
— Эррины Этилии Неус…
В сознании Сарна словно мелькнула молния. «Дочь главы совета эрров убита в постели салийца… Как последняя шлюха… Вейдж подстроил с каретой-то… Значит — уверен, что никто не прознает, и что салийцы молчать будут… Чем он купил их молчание, интересно? Ерунда, об этом я потом подумаю… Вот он, мой шанс! Такие сведения дорогого стоят… Неус сделает меня эрром, Белолобый всё забери!! Я им всем покажу, что такое Сарн… Они меня за подкидного держат, а я хитрее их всех вместе взятых… Нет, не хитрее… Я — умнее! Камушки… Никто не видел, это точно! Это шанс…»
— Больше никому об этом не рассказывали? — как можно спокойнее спросил он.
Стражник и его квартальный переглянулись.
— Нет, господин комендант, никому! — рявкнул Юс.
— Вот и хорошо…
Квартальный и стражник не успели даже среагировать: вылетевший из ножен по широкой дуге меч, зажатый в умелой руке, рассёк их шеи до самых позвоночников. Тела ещё не успели упасть, а комендант уже выгребал обеими руками содержимое тайника, и сноровисто рассовывал его по карманам. Он не был жадным — просто расчетливым, поэтому не пожалел нескольких камней для покойничков, и бросил полгорсти им под ноги, и ещё полгорсти оставил в тайнике. А потом аккуратно вложил им в руки их собственное оружие, поднял свой меч с пола и закричал во всю мощь: «Стража, ко мне!!»…
Глава 11
День третий.
семь часов после Полуночной службы.
Новидж широко зевнул, даже не удосужившись прикрыть рот рукой. «К чему лишние политесы? — рассудил он. — Я в своей карете, кроме меня здесь никого нет, если, конечно, не считать этого очаровательного существа. Но это же только рабыня!» — внешний министр довольно хрюкнул.
Он удивительно быстро освоился с новой для себя ролью рабовладельца, и уже не представлял себе, как раньше мог жить без ощущения полной и ничем не ограниченной власти над другим человеком. Это свежее чувство пьянило его и слегка кружило голову. «Всё ж таки салийцы — великая нация, — подумал он, разглядывая маленькую фигурку напротив. — В отличие от других народов, они не стали ханжески лукавить, а просто взяли и узаконили рабство. В то время как в других странах правители лицемерно делили людей на сословия, пытаясь хоть как-то оправдать своё право на власть, салийцы сделали власть человека над человеком абсолютной. А власть — настоящая власть — должна быть именно таковой!» — Новидж хищно раздул ноздри. Его мысли понеслись дальше, и через какое-то мгновение перед его взором возник новый Грайвор, в котором он…
Карета резко остановилась. Рабыня испуганно пискнула. Сладкие грёзы мгновенно вылетели из головы министра.
— Что там, Кхур тебя забери, случилось? — зло выругался он.
— Хозяин, — откликнулся кучер. — Улица перекрыта — не проехать.
— Так пойди и разберись, в чем там дело, бестолочь!
Возница спрыгнул и неторопливо, как и подобает слуге знатного вельможи, направился в сторону толпы. Продираясь сквозь человеческую массу, он то и дело слышал обрывки чьих-то разговоров.
— …А что случилось?…
— …Говорю же, я сам видел — четыре телеги мертвецов вывезли…
— …Давно нужно было губошлёпов к ногтю прижать! Скоро весь Грайвор скупят! У моего шурина один такой лавку за долги забрал…
— …Видел он! Что видел-то? Это не салийцев порезали, а наоборот — они честных горожан к себе заманили и в жертву принесли своему Многоликому. Тьфу… чтоб его Кхур в зад поцеловал…
— …Мне соседка рассказывала — она у них в прислугах была — что сами-то они человечину не едят, а скармливают своим рабам, точно мы брюкву хрякам. Потому и здоровые они у них такие! А рожи-то, рожи их видела?…
Активно работая локтями, кучер пролез в первые ряды. Улица была перегорожена тремя рядами рогаток, вдоль которых стояла шеренга из десяти стражников. Их алебарды были угрожающе направлены в сторону толпы, словно солдаты опасались, что жиденькую плотину первых рядов вот-вот прорвёт, и людское море хлынет прямо на них.
— Господин первец, умоляю, пропустите! Мне на рынок надо, у меня рыба протухнет! Мне за неё потом целый месяц не расплатиться! — заламывая руки, стенал огромный детина в фартуке торговца рыбой. Напротив него стоял командовавший патрулем первец. Его лицо было красным от злости. Он уже не мог кричать, а только хрипел, бешено вращая глазами:
— Назад, назад, рыбье отродье! Кому сказал, езжай в обход, через Горбатый мост!
— Да как же через мост, господин первец? Это же добрых два часа ходу! У меня же рыба!!
— Я счас тебе эту рыбу знаешь куда засуну?! У меня приказ! Понял ты, осьминог драный?! В обход! Все в обход! — пытаясь перекричать толпу, просипел офицер.
Кучер бесцеремонно дёрнул его за рукав. Первец мгновенно развернулся и железной хваткой сграбастал наглеца.
— Ты куда свои ручонки тянешь, кусок дерьма?! — прорычал он. — Да я тебя сейчас…
Он внезапно осёкся, разглядев цвета камзола слуги. Тот довольно осклабился — подобная реакция людей ему была не в диковинку.
— Господин внешний министр желает проехать, и побыстрее! — нагловатым тоном заявил он.
Стражник с ужасом представил себе, что произойдёт с толпой, вздумай он освободить проезд для кареты. Он мгновенно покрылся потом, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации.
— Никак нельзя, — почти извиняясь, пробормотал он. — К тому же, дальше всё равно не проехать там… — он махнул рукой куда-то вперёд и что-то сказал. Его последние слова заглушил очередной рёв толпы.
— Что?! — переспросил кучер.
Первец выругался в бессильной злобе и, повернувшись, прокричал:
— Зонг, остаёшься за меня! Дальше, дальше от рогаток толпу держите! Эй ты, новенький, как там тебя… Марн? Алебарду-то повыше подними! Что, ручонки устали?! Не хватало ещё, чтобы ты кому-нибудь ухо отрезал, дубина деревенская! — Он повернулся к слуге. — Веди к карете, сам всё объясню господину министру.
Эрр Новидж тем временем стал понемногу раздражаться. Задержка была совсем некстати: перед тем как ехать во дворец, он намеревался завезти рабыню в свой охотничий замок. Эту ночь, надо сказать восхитительную во всех отношениях, он провёл в доме своего личного лекаря, который умел держать язык за зубами хотя бы потому, что его там не было последние пятнадцать лет. Однако, это было лишь временное пристанище, и утром перед министром встала проблема: куда пристроить свою новую игрушку. Ну, не везти же её к себе в дом? И дело было даже не в мегере, которую он последние десять лет называл женой, а в том, что само существование рабыни должно было остаться в тайне. Закон Грайвора был непреклонен: в королевстве кому бы то ни было запрещалось владеть рабами. Святой Шаур в своём писании провозгласил всех людей свободными, и нарушивший его волю тотчас объявлялся еретиком. Исключение допускалось лишь в отношении салийцев, которые придерживались иной веры, но и они были не вправе убивать либо увечить своих рабов, пока те находились в пределах королевства. В этом отношении подарок посла был весьма и весьма опасным. Новидж не сумел совладать со своими страстями: он принял подарок — и тем самым, пожалуй, впервые в своей жизни, рискнул по-настоящему. Впрочем, в королевстве ходили слухи, что некоторые благородные благополучно владели рабами на протяжении многих лет. Для этого достаточно было держать их где-нибудь взаперти, подальше от любопытных глаз, например — в загородном поместье. Риск в этой ситуации тоже был довольно велик, однако, проведя ночь в объятиях маленькой искусницы, Новидж пришёл к мысли, что он был вполне оправдан. Внешний министр слегка шевельнул пальцем, и салийка немедленно встрепенулась.
— Что желает господин? — немного сглатывая на салийский манер гласные, спросила она.
— Не называй меня господин, — приказал Новидж.
— Хорошо, хозяин, — склонила голову рабыня.
— И хозяином тоже не называй, во всяком случае, когда мы не одни.
Изящные брови вопросительно изогнулись, и на детском личике отобразилось неподдельное удивление.
— Обращайся ко мне… — Новидж наморщил лоб, пытаясь придумать что-то нейтральное. — Обращайся ко мне — дядюшка, — вдруг припомнив слова барона, сказал он. — А я буду называть тебя племянницей или просто по имени. Поняла?
Рабыня неуверенно кивнула.
— И вообще, знаешь что, — Новиджа вдруг осенило. — Я запрещаю тебе говорить с кем-либо в моё отсутствие. Ты не должна…
Снаружи постучали. Он приоткрыл дверцу. Возле кареты навытяжку стоял стражник, судя по бляхе в чине первеца.
— Первец Тендж, господин внешний министр! — представился он.
— Меня не интересует твоё имя, солдат, — раздраженно бросил эрр Новидж. — Меня интересует, когда я смогу, наконец, проехать!
— Это невозможно, господин внешний министр. Я…
— Что?! — взревел Новидж. — Да я тебя, стервеца, в колодки закую! Я тебя…
— Господин внешний министр, — стражник побледнел, — в связи с последними событиями по приказу канцлера все подходы к салийскому посольству оцеплены. Велено никого не пропускать до особого распоряжения. Там дальше, — он махнул рукой в сторону площади, — в оцеплении стоят дроки. Они не только рогатки на дороге поставили, но еще и медвежью желчь разлили, так что лошади всё одно там не пройдут, даже если я вас пропущу.
— С какими такими последними событиями, Кхур тебя забери?
— Как, неужели вы ничего не знаете? — изумился первец. — Сегодня ночью был убит посол салийской империи барон Ямин.
— К-как убит? — заикаясь, переспросил Новидж.
— Подробностей не знаю, господин внешний министр, но нам строго-настрого запрещено пропускать кого-либо к посольству.
Услышанное никак не хотело укладываться в голове. Эрр Новидж был слишком ошеломлён, чтобы осмыслить и принять это поистине страшное для него известие. Всё, на что его хватило, это вяло пошевелить рукой, отпуская ретивого служаку восвояси. Из оцепенения его вывел подобострастный голос кучера:
— Куда прикажете, эрр?
— Во дворец, — почти прошептал Новидж, продолжая таращиться пустыми глазами перед собой.
— Хей! Пошли! — заорал кучер, натягивай вожжи и разворачивая карету.
семь часов после Полуночной службы.
Новидж широко зевнул, даже не удосужившись прикрыть рот рукой. «К чему лишние политесы? — рассудил он. — Я в своей карете, кроме меня здесь никого нет, если, конечно, не считать этого очаровательного существа. Но это же только рабыня!» — внешний министр довольно хрюкнул.
Он удивительно быстро освоился с новой для себя ролью рабовладельца, и уже не представлял себе, как раньше мог жить без ощущения полной и ничем не ограниченной власти над другим человеком. Это свежее чувство пьянило его и слегка кружило голову. «Всё ж таки салийцы — великая нация, — подумал он, разглядывая маленькую фигурку напротив. — В отличие от других народов, они не стали ханжески лукавить, а просто взяли и узаконили рабство. В то время как в других странах правители лицемерно делили людей на сословия, пытаясь хоть как-то оправдать своё право на власть, салийцы сделали власть человека над человеком абсолютной. А власть — настоящая власть — должна быть именно таковой!» — Новидж хищно раздул ноздри. Его мысли понеслись дальше, и через какое-то мгновение перед его взором возник новый Грайвор, в котором он…
Карета резко остановилась. Рабыня испуганно пискнула. Сладкие грёзы мгновенно вылетели из головы министра.
— Что там, Кхур тебя забери, случилось? — зло выругался он.
— Хозяин, — откликнулся кучер. — Улица перекрыта — не проехать.
— Так пойди и разберись, в чем там дело, бестолочь!
Возница спрыгнул и неторопливо, как и подобает слуге знатного вельможи, направился в сторону толпы. Продираясь сквозь человеческую массу, он то и дело слышал обрывки чьих-то разговоров.
— …А что случилось?…
— …Говорю же, я сам видел — четыре телеги мертвецов вывезли…
— …Давно нужно было губошлёпов к ногтю прижать! Скоро весь Грайвор скупят! У моего шурина один такой лавку за долги забрал…
— …Видел он! Что видел-то? Это не салийцев порезали, а наоборот — они честных горожан к себе заманили и в жертву принесли своему Многоликому. Тьфу… чтоб его Кхур в зад поцеловал…
— …Мне соседка рассказывала — она у них в прислугах была — что сами-то они человечину не едят, а скармливают своим рабам, точно мы брюкву хрякам. Потому и здоровые они у них такие! А рожи-то, рожи их видела?…
Активно работая локтями, кучер пролез в первые ряды. Улица была перегорожена тремя рядами рогаток, вдоль которых стояла шеренга из десяти стражников. Их алебарды были угрожающе направлены в сторону толпы, словно солдаты опасались, что жиденькую плотину первых рядов вот-вот прорвёт, и людское море хлынет прямо на них.
— Господин первец, умоляю, пропустите! Мне на рынок надо, у меня рыба протухнет! Мне за неё потом целый месяц не расплатиться! — заламывая руки, стенал огромный детина в фартуке торговца рыбой. Напротив него стоял командовавший патрулем первец. Его лицо было красным от злости. Он уже не мог кричать, а только хрипел, бешено вращая глазами:
— Назад, назад, рыбье отродье! Кому сказал, езжай в обход, через Горбатый мост!
— Да как же через мост, господин первец? Это же добрых два часа ходу! У меня же рыба!!
— Я счас тебе эту рыбу знаешь куда засуну?! У меня приказ! Понял ты, осьминог драный?! В обход! Все в обход! — пытаясь перекричать толпу, просипел офицер.
Кучер бесцеремонно дёрнул его за рукав. Первец мгновенно развернулся и железной хваткой сграбастал наглеца.
— Ты куда свои ручонки тянешь, кусок дерьма?! — прорычал он. — Да я тебя сейчас…
Он внезапно осёкся, разглядев цвета камзола слуги. Тот довольно осклабился — подобная реакция людей ему была не в диковинку.
— Господин внешний министр желает проехать, и побыстрее! — нагловатым тоном заявил он.
Стражник с ужасом представил себе, что произойдёт с толпой, вздумай он освободить проезд для кареты. Он мгновенно покрылся потом, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации.
— Никак нельзя, — почти извиняясь, пробормотал он. — К тому же, дальше всё равно не проехать там… — он махнул рукой куда-то вперёд и что-то сказал. Его последние слова заглушил очередной рёв толпы.
— Что?! — переспросил кучер.
Первец выругался в бессильной злобе и, повернувшись, прокричал:
— Зонг, остаёшься за меня! Дальше, дальше от рогаток толпу держите! Эй ты, новенький, как там тебя… Марн? Алебарду-то повыше подними! Что, ручонки устали?! Не хватало ещё, чтобы ты кому-нибудь ухо отрезал, дубина деревенская! — Он повернулся к слуге. — Веди к карете, сам всё объясню господину министру.
Эрр Новидж тем временем стал понемногу раздражаться. Задержка была совсем некстати: перед тем как ехать во дворец, он намеревался завезти рабыню в свой охотничий замок. Эту ночь, надо сказать восхитительную во всех отношениях, он провёл в доме своего личного лекаря, который умел держать язык за зубами хотя бы потому, что его там не было последние пятнадцать лет. Однако, это было лишь временное пристанище, и утром перед министром встала проблема: куда пристроить свою новую игрушку. Ну, не везти же её к себе в дом? И дело было даже не в мегере, которую он последние десять лет называл женой, а в том, что само существование рабыни должно было остаться в тайне. Закон Грайвора был непреклонен: в королевстве кому бы то ни было запрещалось владеть рабами. Святой Шаур в своём писании провозгласил всех людей свободными, и нарушивший его волю тотчас объявлялся еретиком. Исключение допускалось лишь в отношении салийцев, которые придерживались иной веры, но и они были не вправе убивать либо увечить своих рабов, пока те находились в пределах королевства. В этом отношении подарок посла был весьма и весьма опасным. Новидж не сумел совладать со своими страстями: он принял подарок — и тем самым, пожалуй, впервые в своей жизни, рискнул по-настоящему. Впрочем, в королевстве ходили слухи, что некоторые благородные благополучно владели рабами на протяжении многих лет. Для этого достаточно было держать их где-нибудь взаперти, подальше от любопытных глаз, например — в загородном поместье. Риск в этой ситуации тоже был довольно велик, однако, проведя ночь в объятиях маленькой искусницы, Новидж пришёл к мысли, что он был вполне оправдан. Внешний министр слегка шевельнул пальцем, и салийка немедленно встрепенулась.
— Что желает господин? — немного сглатывая на салийский манер гласные, спросила она.
— Не называй меня господин, — приказал Новидж.
— Хорошо, хозяин, — склонила голову рабыня.
— И хозяином тоже не называй, во всяком случае, когда мы не одни.
Изящные брови вопросительно изогнулись, и на детском личике отобразилось неподдельное удивление.
— Обращайся ко мне… — Новидж наморщил лоб, пытаясь придумать что-то нейтральное. — Обращайся ко мне — дядюшка, — вдруг припомнив слова барона, сказал он. — А я буду называть тебя племянницей или просто по имени. Поняла?
Рабыня неуверенно кивнула.
— И вообще, знаешь что, — Новиджа вдруг осенило. — Я запрещаю тебе говорить с кем-либо в моё отсутствие. Ты не должна…
Снаружи постучали. Он приоткрыл дверцу. Возле кареты навытяжку стоял стражник, судя по бляхе в чине первеца.
— Первец Тендж, господин внешний министр! — представился он.
— Меня не интересует твоё имя, солдат, — раздраженно бросил эрр Новидж. — Меня интересует, когда я смогу, наконец, проехать!
— Это невозможно, господин внешний министр. Я…
— Что?! — взревел Новидж. — Да я тебя, стервеца, в колодки закую! Я тебя…
— Господин внешний министр, — стражник побледнел, — в связи с последними событиями по приказу канцлера все подходы к салийскому посольству оцеплены. Велено никого не пропускать до особого распоряжения. Там дальше, — он махнул рукой в сторону площади, — в оцеплении стоят дроки. Они не только рогатки на дороге поставили, но еще и медвежью желчь разлили, так что лошади всё одно там не пройдут, даже если я вас пропущу.
— С какими такими последними событиями, Кхур тебя забери?
— Как, неужели вы ничего не знаете? — изумился первец. — Сегодня ночью был убит посол салийской империи барон Ямин.
— К-как убит? — заикаясь, переспросил Новидж.
— Подробностей не знаю, господин внешний министр, но нам строго-настрого запрещено пропускать кого-либо к посольству.
Услышанное никак не хотело укладываться в голове. Эрр Новидж был слишком ошеломлён, чтобы осмыслить и принять это поистине страшное для него известие. Всё, на что его хватило, это вяло пошевелить рукой, отпуская ретивого служаку восвояси. Из оцепенения его вывел подобострастный голос кучера:
— Куда прикажете, эрр?
— Во дворец, — почти прошептал Новидж, продолжая таращиться пустыми глазами перед собой.
— Хей! Пошли! — заорал кучер, натягивай вожжи и разворачивая карету.