Страница:
- В какой-то мере и с желанием оберегать его. Шульд снова рассмеялся.
- Вопрос в том, на что вы готовы пойти в своем рвении помешать Тибору увидеть настоящего Люфтойфеля? На все - вплоть до насилия?
Пит поднатужился и в свою очередь переломил толстую сухую ветку.
- Считайте как хотите, - сказал он. - Я ничего не говорил.
- Похоже, выполняя свою работу, я оказываю невольную услугу вашим товарищам.
Может быть.
- Жаль, что я не догадался об этом раньше. Если работаешь сразу на двух господ, разумнее брать плату с обоих.
- У христиан пустые кошельки, - промолвил Пит. - Но я не забуду поминать вас в своих молитвах.
Шульд потрепал его по плечу.
- Вы симпатичный парень, Пит, - сказал он. - Ладно, сделаем, как вы предлагаете. Тибор ни о чем не узнает.
- Большое спасибо.
"Что за этим беспечным цинизмом? - думал Пит, когда они возвращались к тележке с охапками хвороста. - Что вас вдохновляет на действия, господин охотник? Жажда наживы, которой вы нарочито бравируете? Или утробная, искренняя ненависть? Или что-то иное?"
В сумраке раздался заливистый лай. Шульд отшвырнул ногой Тоби, который накинулся на него с явным намерением укусить. Тоби мог просто не разобраться в темноте, но Шульд сказал в сердцах:
- Проклятая собака! Она ненавидит меня.
Глава 16
- Вопрос в том, на что вы готовы пойти в своем рвении помешать Тибору увидеть настоящего Люфтойфеля? На все - вплоть до насилия?
Пит поднатужился и в свою очередь переломил толстую сухую ветку.
- Считайте как хотите, - сказал он. - Я ничего не говорил.
- Похоже, выполняя свою работу, я оказываю невольную услугу вашим товарищам.
Может быть.
- Жаль, что я не догадался об этом раньше. Если работаешь сразу на двух господ, разумнее брать плату с обоих.
- У христиан пустые кошельки, - промолвил Пит. - Но я не забуду поминать вас в своих молитвах.
Шульд потрепал его по плечу.
- Вы симпатичный парень, Пит, - сказал он. - Ладно, сделаем, как вы предлагаете. Тибор ни о чем не узнает.
- Большое спасибо.
"Что за этим беспечным цинизмом? - думал Пит, когда они возвращались к тележке с охапками хвороста. - Что вас вдохновляет на действия, господин охотник? Жажда наживы, которой вы нарочито бравируете? Или утробная, искренняя ненависть? Или что-то иное?"
В сумраке раздался заливистый лай. Шульд отшвырнул ногой Тоби, который накинулся на него с явным намерением укусить. Тоби мог просто не разобраться в темноте, но Шульд сказал в сердцах:
- Проклятая собака! Она ненавидит меня.
Глава 16
В лунном свете Пит Сэндз вынул из-за пазухи передатчик. Пит находился на полянке между кустами примерно в четверти мили от их ночного лагеря.
"Ловко обделано. Шульду и в голову не придет, чем я тут занимаюсь. Он воображает, что я, согласно договоренности, ушел просто прогуляться и дать ему возможность потолковать по душам с Тибором".
Пит надел наушники и включил передатчик.
- Отче Абернати, - сказал он в микрофон, - это Пит Сэндз. Вы меня слышите? Прием!
Потрескивание, потом внятный голос:
- Привет, Пит. Это Абернати. Как твои дела?
- Я нашел Тибора.
- Он знает, что ты рядом?
- Больше того, мы теперь вместе путешествуем. Сейчас я на некотором расстоянии от нашего ночного лагеря.
- О! Так ты присоединился к нему? Каковы же твои дальнейшие планы?
- Они усложнились, - ответил Пит. - С нами еще один человек, его зовут Джек Шульд. Я повстречался с ним вчера. Он спас мою жизнь - в буквальном смысле. Он, похоже, очень точно знает, где в данный момент находится Люфтойфель, и взялся проводить нас к нему. Возможно, уже завтра мы увидим Люфтойфеля.
Пит улыбнулся, заслышав нервное сопение своего невидимого собеседника.
- С этим человеком я заключил сделку. В последний момент он сделает вид, что перед нами не Люфтойфель, что произошла ошибка. Таким образом, мы с Тибором и после этой встречи будем продолжать поиски.
- Погоди, Пит. Я ничего не уразумел из твоих слов. Зачем вы вообще идете к месту, где обретается Люфтойфель? Не проще ли пойти другой дорогой?
- Ну, - уклончиво произнес Пит, - этот человек хочет иметь компанию по дороге туда. А взамен пообещал мне сделать вид, что он не узнает Люфтойфеля.
- Пит, ты что-то недоговариваешь! В твоем рассказе концы с концами не сходятся. Ну-ка, выкладывай все остальное!
- Ладно, достопочтенный отец. Этот человек, который с нами третьим, он наемный убийца и идет, чтобы убить Люфтойфеля. Он считает, что ему более с руки явиться в одной компании с беспомощным калекой - чтобы прежде времени не насторожить Люфтойфеля.
- Пит! Ты якшаешься с наемным убийцей! Тем самым ты становишься соучастником преступления!
- В общем-то, нет. Я не одобряю убийство. Мы с вами уже говорили прежде на эту тему. Но мой новый знакомый имеет даже законное право на убийство - в качестве палача. Он работает на полицию - по крайней мере он мне так говорит, и я склонен верить ему. Как бы то ни было, я не в силах помешать ему, даже если бы захотел. Вы бы раз взглянули на него и сразу бы поняли, почему я так говорю. Я думал, вы будете счастливы узнать…
- …о готовящемся убийстве? Пит, мне все это совершенно не нравится.
- Тогда предложите что-нибудь другое, сэр.
- А вы не можете убежать от этого Шульда? Скажем, потихоньку удрать этой ночью? И продолжайте себе путешествие - но уже вдвоем.
- Вы опоздали с вашим советом. Тибор не станет сотрудничать со мной, если я не выдвину предельно убедительную причину, а такой причины я не вижу. Он всей душой поверил в то, что Шульд укажет ему потребного человека. И я уверен, что теперь он ни за какие блага на свете не убежит вместе со мной. К тому же от Шульда так просто не убежишь. У него собачье чутье - он бывалый охотник.
- А ты сможешь предупредить Люфтойфеля об опасности, когда вы с ним повстречаетесь?
- Нет, - сказал Пит. - Зря я, что ли, так старался? Я сделал все, чтобы Тибор или вообще не встретил Люфтойфеля, или увидел его мельком - и никогда не узнал, что был рядом с настоящим Люфтойфелем… Вот правда, нравится она вам или нет.
- Я лишь пытаюсь уберечь тебя от большого греха.
- Не считаю это таким уж большим грехом.
- А я опасаюсь, что это будет смертельный грех!
- Ладно, дальше мне придется действовать по обстоятельствам, без подсказки. Я доложу вам, когда все кончится.
- Постой, Пит! Послушайся меня! Любыми способами постарайся расстаться с Шульдом. Если бы не этот тип, ты бы и на пушечный выстрел не приблизился к Люфтойфелю. Ты не будешь нести ответственность за поступки Шульда лишь в том случае, если тебя не будет рядом с ним и ты никак не сможешь удерживать его или потакать ему. И с моральной, и с практической точек зрения тебе лучше держаться подальше от него. Беги прочь! Беги как от чумы!
- И бросить Тибора?
- Тибора, конечно же, бери с собой.
- Не считаясь с его желанием? То есть похитить, что ли?
Молчание. Потрескивание в передатчике. Наконец нерешительный голос Абернати:
- Не знаю, что конкретно тебе посоветовать. Сам решай. Но ты должен найти способ покинуть Шульда.
- Что ж, я помозгую над этим, - сказал Пит. - Однако очень сомневаюсь, что сумею придумать что-нибудь подходящее.
- Буду продолжать молиться за тебя, - ответил отец Абернати. - Когда ты свяжешься со мной снова?
- Думаю, завтра вечером. Вряд ли я смогу выйти на связь в течение дня.
- Хорошо. Буду ждать. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Обычные помехи сменились ровным шуршанием. Пит выключил передатчик и сунул его за пазуху.
- Тибор, - говорил Шульд, помешивая угли в костре. - Тибор Макмастерс на пути к собственному бессмертию.
- А? - переспросил Тибор. Он рассеянно смотрел на пляшущие языки пламени, где ему чудилось лицо девушки по имени Фэй Блейн, которая была более чем добра к нему в прошлом.
"Если бы Он оставил мне руки и ноги, - думал Тибор, - я бы мог вернуться и показать ей истинную силу моих чувств к ней. Я смог бы обнять ее, пробежаться пальцами по ее волосам, ощутить подушечками пальцев все изгибы ее тела. А она бы мне позволила касаться себя - везде. Я был бы подобен всем нормальным мужчинам. Я бы…"
- А? - повторил он.
- Бессмертие в памяти потомства, - сказал Шульд, - куда лучше и надежнее физического потомства, потому как наши отпрыски имеют дурное свойство разочаровывать нас, обижать и покрывать нас стыдом за их поступки. Но живопись - "внучка природы, так как все видимые вещи были порождены природой и от этих вещей родилась живопись".
- Не улавливаю вашей мысли, - сказал Тибор.
- "Если поэт свободен в изобретениях, как и живописец, то его выдумки не доставляют такого удовлетворения людям, как картины. Ведь если поэзия распространяется в словах на фигуры, формы, жесты и местности, то живописец стремится собственными образами форм подражать этим формам в природе. Теперь посмотрите, что ближе человеку: имя человека или образ человека? Имя человека меняется в разных странах, а форма изменяется только смертью".
- Теперь кое-что понимаю.
- "И если поэт служит чувству путем слуха, то живописец - путем глаза, чувства более достойного". Леонардо да Винчи начертал это в одной из своих записных книжек. И, по-моему, это очень верные слова. Они и к нашему случаю отлично подходят. Вас, Тибор Макмастерс, будут помнить не благодаря цепочке ваших курносых потомков, которая, быть может, протянется до края вечности, но за дерзновенную попытку запечатлеть образ другого -бессмертный облик уникальной пластической формы. И вы будете отцом видения, которое вознесено над самой природой, которое выше дольней природы, ибо имеет природу божественную. Из всех людей вы один избраны для бессмертия такого масштаба.
Тибор кротко улыбнулся.
- Да, на меня возложили немалую ответственность, - промолвил он.
- Вы очень скромны, - сказал Шульд. - И довольно наивны. Вы полагаете, вас избрали лишь потому, что, когда Служители Гнева решили расписать церковь, вы случились под рукой и лучше вас художника в городке не было? На самом деле причина кроется совсем в другом. Поверите ли вы мне, если я скажу, что церковь в Шарлоттсвилле, штат Юта, была избрана местом для фрески только потому, что вы живете именно в этом городе? Поверите ли вы мне, что ваш город был избран потому, что вы являетесь величайшим художником среди ныне живущих?
Тибор резко повернул голову в сторону охотника и какое-то время молча смотрел на него.
- Отец Хэнди ничего подобного мне не говорил, - произнес он наконец.
- Отец Хэнди выполняет приказы своего церковного начальства, над которым есть еще более высокое начальство.
- Опять я не очень понимаю вас, - сказал Тибор. - Откуда вы можете все это знать?
Шульд усмехнулся и молча сверлил взглядом калеку - надменно вскинув голову, полуприкрыв глаза. Казалось, его лицо колышется в отблесках костра.
- Потому что я первоисточник всех приказов. Я хотел, чтобы вы стали моим главным художником. Я глава истинной веры. Я глава Церкви Служителей Гнева.
- Ну и ну! - ахнул Тибор.
- Да, это правда, - сказал Шульд. - По понятным причинам я не торопился открыть это. Мне не хотелось говорить при Пите Сэндзе.
- Шульд - ваша настоящая фамилия? - спросил Тибор.
- Имя человека меняется в разных странах. Фамилия Шульд меня устраивает. Я присоединился к вам в вашем Странствии, ибо хочу лично проследить за тем, чтобы вы не обознались и нашли нужного человека. А Пит Сэндз, несомненно, постарается обмануть вас. Такие у него инструкции - от его начальства. Но я позабочусь о том, чтобы он вас не провел. Я укажу вам Люфтойфеля - когда придет время. И как бы ни старалась Ветхая Церковь, ей не удастся помешать нам. Можете быть спокойны на этот счет.
- Я с самого начала нутром почувствовал, что вы не тот, за кого себя выдаете, - сказал Тибор.
Ему теперь и в самом деле казалось, что он чуть ли не с первого мгновения угадал в незнакомце Служителя Гнева высокого ранга. Но чтобы это был сам… нет, об этом и помыслить было страшно. Впрочем, о иерархии в Церкви Господа Гнева Тибор имел самое смутное представление. Знал только, что во главе Церкви стоит один человек.
"А я-то воображал, - подумал Тибор, - что решение о росписи в нашей церкви принималось нашим местным начальством - вздумали подукрасить бедную церковку. Но все это выглядит весьма правдоподобно, если хорошенько поразмыслить. Люфтойфель - средоточие веры. И соответственно все, что касается его канонического изображения, должно быть санкционировано самым большим церковным начальством. И вот оно самое большое начальство - сидит рядом у костра. Если Шульду положено было появиться, то появился он в самый подходящий момент. Никто другой, кроме подлинного главы Церкви Господа Гнева, не мог так верно подгадать время своего прихода и обладать столь точной информацией. Выходит, этому человеку следует верить".
- Я вам верю, - молвил Тибор. - Но это все… это ошеломляет. Спасибо вам за безмерное доверие ко мне. Я постараюсь оправдать его.
- Вы достойны моего доверия, - сказал Шульд, - потому и избраны. И теперь я вам открою еще одно: готовьтесь к неожиданности, ибо встреча может произойти внезапно. Мне придется ориентироваться по обстоятельствам -присутствие Пита Сэндза принуждает к хитростям. Начиная с настоящего момента вы должны быть готовы в любой момент запомнить и запечатлеть то, что я вам покажу, - без промедления, без предварительного предупреждения.
- Я буду держать фотокамеру в полной готовности, - пообещал Тибор, приводя в действие свои манипуляторы и перемещая фотоаппаратуру так, чтобы ею можно было воспользоваться в любой момент. - А что касается моих глаз -они всегда наготове.
- Отлично. В настоящее время от вас больше ничего не требуется. Когда на вашей сетчатке отпечатается его образ, ни Пит, ни все христиане мира не сумеют вырвать это знание из вашей памяти. И вы завершите фреску, как и было запланировано.
- Огромное спасибо, - сказал Тибор. - Вы пролили бальзам на мою душу, я безмерно счастлив. Надеюсь, Пит никак не сумеет вмешаться…
Шульд встал и ласково потрепал Тибора по плечу.
- Вы мне нравитесь, - сказал он. - Ничего не бойтесь. Все идет по плану.
На обратном пути Пит Сэндз думал о словах отца Абернати, а также о Шульде и Карлтоне Люфтойфеле.
"Отец Абернати никак не может в открытую сказать мне: "Убей Люфтойфеля!" - даже сознавая, что это разом решит все наши проблемы. Будучи истым христианином, он не может закрыть глаза на планы Шульда, коль скоро о них проведал. Да, тут та самая проклятая дилемма, возвращающая нас к коренному парадоксу, который таит обязательство любить все сущее без исключения - вплоть до людоеда, который собрался закусить вами. Если идти до логического конца, надо сложить руки и покорно умереть в людоедском котле. Если вы единственный во Вселенной буквальный приверженец христианской доктрины непротивления, ваши убеждения сгинут вместе с вами. Если буквальных приверженцев этой доктрины несколько… что ж, их убеждения сгинут вместе с ними под ножом того, кто на эту доктрину плевал. И благороднейший идеал человеческого поведения уйдет из мира вместе со своими носителями. Если мы, ради сохранения в мире этого идеала, убьем - то тем самым этот идеал замараем, предадим. Похожая концепция у дзен-буддистов: ничего не делай - и злой разрушит, сделаешь движение - и разрушителем станешь ты. Но при этом ты обязан - сохранить. Каким же, спрашивается, образом, если делание и неделание равнозначны?! Предлагаемый ответ: есть божественный промысел, который позаботится обо всем сам. Я, так сказать, проникаю в глубь вещи именно в тот момент, когда отрекаюсь от попытки проникнуть в глубь этой вещи. Или, в христианских терминах, сейчас мне дарован - в испытание моей воли - огромный соблазн, и этот ниспосланный дар следует воспринимать как акт величайшей милости ко мне. Но я, хоть убей, не ощущаю себя обласканным. Наоборот, у меня такое впечатление, что мои мысли бессильно раскорячиваются в виду совершенно неразрешимой ситуации. У меня нет ни малейшего желания убивать Люфтойфеля, честное слово. Я никого не желаю убивать. И не из каких-то религиозных соображений. Просто мне не по душе причинять боль -кому бы то ни было. Если эта жалкая скотина до сих пор жива, то кто знает -быть может, люфтойфелевская черная душа успела так настрадаться, что пора ее пощадить? Не знаю. И знать не желаю. В конце концов, я просто-напросто брезглив".
Осторожно бредя среди кустов, слабо освещенных луной, Пит ломал голову над тем, как ему следует поступить.
"Как мне в данных обстоятельствах реализовать благородный идеал непротивления? Куда ни кинь - всюду клин. Где мне взять силы, чтобы любить Люфтойфеля - или кого бы то ни было - безотносительно к тому, что он сделал, что он за человек? Мне должно любить каждую единицу бытия только за то, что она существует. Но такие высокие требования любви приложимы разве что к самому Господу, а не к бренной плоти. Однако именно это и есть тот идеал, к коему мы обязаны стремиться. Любви никогда не бывает слишком много. Не знаю, путаюсь. Бывало, что я чувствовал эту вселенскую любовь ко всему, но это чувство быстро иссякало. В чем причина приливов и отливов любви? Быть может, это просто биохимия? Накопилось в крови больше такого-то вещества -и пылаешь кроткой любовью. Накопилось больше другого вещества - и из тебя прет агрессия. Искать причину причин - гиблое дело. А впрочем, в моей памяти гвоздем сидит тот день, когда Лурин спросила: "Что такое ein Todesstachel?" - а я стал толковать про жало смерти и потом ощутил, как это самое жало входит копьем в мой бок - о Боже, какая боль, этот заостренный крюк, вгоняемый в меня с небес. Господь Всемилостивый, пощади и помилуй, и я в агонии мечусь, как фигура в пляске смерти, и Лурин пытается остановить и успокоить меня, и вот я вижу это копье, слежу его древко от самой Земли до горних высот, откуда на меня взирают те трое, которые пригвождают меня и удерживают, и в глаза смотрю, о Лурин, сердце моих исканий, и твой вопрос здесь и там, и тут и везде эта боль никогда не закончится, но брызжет, брызжет из-под нее радость и учащеннее дышится, когда то жало пронзает меня вновь в сердцевине лесов и в этой ночи, о Ты, в Котором Все, я здесь и больше не вопрошаю, но я действительно…"
Впереди возникли фигуры Шульда и Тибора у костра. Они смеялись и казались такими счастливыми, что и Питу стало хорошо на душе. Он ощутил, как что-то мягко коснулось его ноги. Это был Тоби. Пит нагнулся и ласково погладил его по загривку.
Нежно прижимая куклу к груди, Алиса баюкала ее, раскачиваясь всем телом - влево-вправо, взад-вперед. Потом она присела на корточки, усадила куклу в кузов большого игрушечного грузовика и легким толчком пустила машину вниз по покатому коридору. Алиса весело засмеялась, глядя, как ускоряется движение грузовичка. Но тут он ударился о стену, перевернулся и вывернул куклу на пол.
- Нет! Нет! Нет! Нет!
Алиса подбежала к кукле и взяла ее на руки.
- Нет! Все будет хорошо!
Она поставила на колеса опрокинувшийся грузовик и снова усадила в него куклу.
- Ну-ка, - сказала она, опять толкая грузовик вниз по коридору.
И снова смеялась, наблюдая за лихой ездой машинки, которая чудесным образом лавировала между препятствиями. Когда же грузовик с силой уткнулся в ящик с кафелем, кукла совершила кульбит в воздухе и ударилась об острый угол - голова отвалилась, а тело покатилось дальше.
- Нет! Нет!
Слабоумная, тяжело шлепая ногами и задыхаясь от спешки, подбежала к месту аварии и стала прилаживать голову куклы к ее телу.
- Все будет хорошо! - приговаривала она. - Все будет хорошо!
Но голова не хотела оставаться на прежнем месте. Притискивая голову к телу, девушка подбежала к комнате с закрытой дверью.
- Папочка! - прокричала она, распахивая дверь. - Папочка! Папочка, почини!
В комнате никого не было. Сумрак, беспорядок. Алиса добрела до незаправленной кровати и грузно опустилась на нее.
- Ушел, - сказала она, баюкая на коленях свою искалеченную куклу. -Все будет хорошо! Пожалуйста, пусть все будет хорошо!
Она тыкала голову куклы на положенное место, а та расплывалась в тумане Алисиных слез. Из-за слез комната казалась еще мрачнее.
Опустив голову, корова дремала подле дерева, к которому была привязана. А Тибор в тележке пережевывал все одну и ту же мысль: куда подевалось его приподнятое настроение?
"Моя мечта, материал для моего грядущего шедевра, вожделенная цель всей моей работы - совсем рядом, рукой подать. Да, я бы, наверное, предвкушал исполнение желаний с куда большей радостью, если бы Он не являлся мне и не сделал того, что Он сделал. Теперь, когда мне твердо обещана встреча с Ним и возможность воплотить Его на полотне, горизонты моей радости распадаются, бегут прочь от меня, душа моя остается не то чтобы темным, но пустым гулким домом с опрокинутой мебелью, а моя жизнь сейчас - как переспелый плод, готовый взорваться от переполняющего сока, но распирают меня страх и непомерное тщеславие, спровоцированные последними событиями. Обратить все в гимн камням и звездам - что ж, я должен попробовать. Но только сейчас это труднее, намного труднее, чем мне прежде казалось. Эх, мне бы былую силу, как она мне нынче нужна…"
- Пит! - окликнул Тибор, когда Сэндз подошел к огню вместе с Тоби, вилявшим хвостом у его ног. - Как прогулялся?
- Прекрасно, - сказал Пит. - Такая божественная ночь.
- По-моему, у меня осталось немного вина, - сказал Шульд. - Почему бы нам не прикончить его?
- Хорошая мысль. Я не против.
Шульд передал им бутылку.
- Последнее вино. И хлеб кончился. Не думаешь ли ты, Пит, что ты очень скоро можешь оказаться в этой ситуации - допьешь свое последнее вино и съешь последние крохи хлеба? Почему ты выбрал себе такую судьбу - в наши многотрудные времена связал себя с гонимыми христианами?
Пит пожал плечами.
- Трудно сказать. Ясное дело, не потому, что хотел отличиться. Кто может с уверенностью объяснить, почему он выбрал что-то одно и позволил этому одному руководить всей его жизнью? Наверно, я хотел доискаться до истины, обрести красоту - в некоей определенной форме…
- Ты не упомянул о добродетели, - сказал Шульд.
- И это тоже.
- Понятно. Средневековые философы подчистили древних греков под христианство, так что и Платон с его обожанием добродетели вдруг стал приемлемым. Вы даже косточки Аристотеля с готовностью крестили в христианскую веру, как только нашли способ приспособить его мысли себе на потребу. Да если из вашей веры изъять идеи древнегреческих логиков и иудейскую мистику - много ли останется!
- Полагаю, Страсти Господни и Воскресение чего-нибудь да стоят, -кротко возразил Пит.
- Ладно. А как насчет заимствований из восточных мистических культов? И, если продолжить тему свинства, как насчет крестовых походов, святых войн против христиан-еретиков, а также инквизиции?
- Высказались? - спросил Пит. - Я устал от всех этих вещей. У меня достаточно хлопот с моими собственными мозгами - такой спутанный клубок мыслей! Если язык чешется поспорить, вступите в дискуссионный клуб.
Шульд рассмеялся:
- Вы правы. Ей-же-ей, я не хотел вас обидеть. Я знаю, что внутри христианства столько проблем, что нет резона притягивать их со стороны.
- Что вы имеете в виду?
- Процитирую вам великого математика Эрика Белла: "Всякие религиозные убеждения имеют тенденцию расщепляться надвое, и каждая новая часть в свою очередь делится пополам и т. д., пока через некоторое конечное число поколений (которое можно вычислить, используя простой логарифм) в любом районе земли, даже самом огромном, оказывается меньше людей, чем верований, и дальнейшее деление идей, заложенных в исходном символе веры, приводит к полному их распылению, созданию предельно разреженного газа, который не способен поддерживать веру даже в доверчивом ребенке". Иными словами, христианство распадается само по себе, без посторонней помощи. В каждом из разобщенных селений возникает собственная форма христианства. Нахмурившийся было Пит просветлел.
- Ну, если таков жестокий закон природы, то он приложим и к другой стороне. Церковь Служителей Гнева будет подвержена диффузии в равной степени. Да только у нас за спиной традиции, которым две тысячи лет, и они нас могуче поддерживают. Так что я не склонен впадать в отчаяние.
- Но давайте предположим - о, только предположим, - сказал Шульд, -что Служители Господа Гнева правы, а вы не правы. Что, если небесные силы на их стороне и гарантируют их от искажений веры и от ее вырождения? Что тогда?
Пит молодым бычком нагнул голову, как бы боднулся и простодушно улыбнулся:
- Как говорят арабы: "На что воля Господа, то не может не случиться".
- Аллаха, - поправил Шульд.
- Возможно, - согласился Пит и встал. - Впрочем, сейчас для меня всего важней воля моего переполненного мочевого пузыря. Прошу прощения, я должен отлучиться.
Когда Пит скрылся в зарослях, Тибор сказал:
- Быть может, разумней не перечить ему и не раздражать его. Это сделает его еще менее покладистым, и вам будет труднее отвлечь его, или ввести в заблуждение, или что вы там собираетесь сделать, когда мы наконец отыщем Люфтойфеля.
- Я знаю, что делаю, - беззлобно огрызнулся Шульд. - Я хочу показать, какую гнилую и никудышную веру он исповедует.
- Теперь мне известно, что в вопросах религии вы знаете безмерно больше Пита, - сказал Тибор. - Еще бы! Вы же глава Церкви! А парень -неотесанный церковный служка. Вам не стоит показывать мне, что вы знаете больше Пита. Это и без того ясно. Мне бы хотелось, чтобы остаток нашего путешествия прошел тихо-мирно и все мы остались добрыми друзьями.
Шульд рассмеялся.
- Погоди, имейте терпение, - сказал он. - И вы увидите, что все образуется.
"Нет, не таким мне представлялось мое Странствие, - подумал Тибор. -Было бы правильно, если б я проделал Странствие в одиночку, самолично нашел Люфтойфеля, поглядел бы на него и сфотографировал без суеты, без спешки и шума, а потом тихонечко вернулся в Шарлоттсвилль и закончил свою работу. Вот и все, что мне хотелось. Ненавижу теоретические споры о чем угодно. И так повернут мысль, и этак, и наизнанку вывернут. Не желаю я брать чью-либо одну сторону. А впрочем, сердцем я с Питом. И не он затеял эту перепалку. Не желаю быть наглядным пособием для урока теологии. Нашли подопытного кролика! Одного хочу - чтоб это прекратилось".
Пит вернулся.
Становится холодновато, - сказал он, присел на корточки и стал подбрасывать хворост в костер.
- Холод у вас в душе, - подхватил Шульд, - потому что вы чувствуете, как темнота извне наконец проникает в вашу душу.
- Ах, ради всего святого! - воскликнул Пит, выпрямляясь. - Если вы так помешаны на этой религии, какого дьявола вы не становитесь Служителем Гнева? Бегите класть поклоны чинуше, который отдал приказ смешать всю Землю с дерьмом! Займитесь лепкой бюстов с портрета, который Тибор вмалюет в свою фреску! Играйте в карты на деньги в алтаре своего вонючего Господа! Устраивайте лотереи и пикники для сбора средств на проведение Судного Дня, если у вас такой зуд поваляться в грязи! Остальным гадостям вас охотно обучат матерые проповедники Гнева - поверьте, вам будет чему у них поучиться. Идите к ним, но меня извольте оставить в покое, потому что мне плевать, плевать и еще раз плевать на всю эту белиберду! Шульд закатился смехом.
"Ловко обделано. Шульду и в голову не придет, чем я тут занимаюсь. Он воображает, что я, согласно договоренности, ушел просто прогуляться и дать ему возможность потолковать по душам с Тибором".
Пит надел наушники и включил передатчик.
- Отче Абернати, - сказал он в микрофон, - это Пит Сэндз. Вы меня слышите? Прием!
Потрескивание, потом внятный голос:
- Привет, Пит. Это Абернати. Как твои дела?
- Я нашел Тибора.
- Он знает, что ты рядом?
- Больше того, мы теперь вместе путешествуем. Сейчас я на некотором расстоянии от нашего ночного лагеря.
- О! Так ты присоединился к нему? Каковы же твои дальнейшие планы?
- Они усложнились, - ответил Пит. - С нами еще один человек, его зовут Джек Шульд. Я повстречался с ним вчера. Он спас мою жизнь - в буквальном смысле. Он, похоже, очень точно знает, где в данный момент находится Люфтойфель, и взялся проводить нас к нему. Возможно, уже завтра мы увидим Люфтойфеля.
Пит улыбнулся, заслышав нервное сопение своего невидимого собеседника.
- С этим человеком я заключил сделку. В последний момент он сделает вид, что перед нами не Люфтойфель, что произошла ошибка. Таким образом, мы с Тибором и после этой встречи будем продолжать поиски.
- Погоди, Пит. Я ничего не уразумел из твоих слов. Зачем вы вообще идете к месту, где обретается Люфтойфель? Не проще ли пойти другой дорогой?
- Ну, - уклончиво произнес Пит, - этот человек хочет иметь компанию по дороге туда. А взамен пообещал мне сделать вид, что он не узнает Люфтойфеля.
- Пит, ты что-то недоговариваешь! В твоем рассказе концы с концами не сходятся. Ну-ка, выкладывай все остальное!
- Ладно, достопочтенный отец. Этот человек, который с нами третьим, он наемный убийца и идет, чтобы убить Люфтойфеля. Он считает, что ему более с руки явиться в одной компании с беспомощным калекой - чтобы прежде времени не насторожить Люфтойфеля.
- Пит! Ты якшаешься с наемным убийцей! Тем самым ты становишься соучастником преступления!
- В общем-то, нет. Я не одобряю убийство. Мы с вами уже говорили прежде на эту тему. Но мой новый знакомый имеет даже законное право на убийство - в качестве палача. Он работает на полицию - по крайней мере он мне так говорит, и я склонен верить ему. Как бы то ни было, я не в силах помешать ему, даже если бы захотел. Вы бы раз взглянули на него и сразу бы поняли, почему я так говорю. Я думал, вы будете счастливы узнать…
- …о готовящемся убийстве? Пит, мне все это совершенно не нравится.
- Тогда предложите что-нибудь другое, сэр.
- А вы не можете убежать от этого Шульда? Скажем, потихоньку удрать этой ночью? И продолжайте себе путешествие - но уже вдвоем.
- Вы опоздали с вашим советом. Тибор не станет сотрудничать со мной, если я не выдвину предельно убедительную причину, а такой причины я не вижу. Он всей душой поверил в то, что Шульд укажет ему потребного человека. И я уверен, что теперь он ни за какие блага на свете не убежит вместе со мной. К тому же от Шульда так просто не убежишь. У него собачье чутье - он бывалый охотник.
- А ты сможешь предупредить Люфтойфеля об опасности, когда вы с ним повстречаетесь?
- Нет, - сказал Пит. - Зря я, что ли, так старался? Я сделал все, чтобы Тибор или вообще не встретил Люфтойфеля, или увидел его мельком - и никогда не узнал, что был рядом с настоящим Люфтойфелем… Вот правда, нравится она вам или нет.
- Я лишь пытаюсь уберечь тебя от большого греха.
- Не считаю это таким уж большим грехом.
- А я опасаюсь, что это будет смертельный грех!
- Ладно, дальше мне придется действовать по обстоятельствам, без подсказки. Я доложу вам, когда все кончится.
- Постой, Пит! Послушайся меня! Любыми способами постарайся расстаться с Шульдом. Если бы не этот тип, ты бы и на пушечный выстрел не приблизился к Люфтойфелю. Ты не будешь нести ответственность за поступки Шульда лишь в том случае, если тебя не будет рядом с ним и ты никак не сможешь удерживать его или потакать ему. И с моральной, и с практической точек зрения тебе лучше держаться подальше от него. Беги прочь! Беги как от чумы!
- И бросить Тибора?
- Тибора, конечно же, бери с собой.
- Не считаясь с его желанием? То есть похитить, что ли?
Молчание. Потрескивание в передатчике. Наконец нерешительный голос Абернати:
- Не знаю, что конкретно тебе посоветовать. Сам решай. Но ты должен найти способ покинуть Шульда.
- Что ж, я помозгую над этим, - сказал Пит. - Однако очень сомневаюсь, что сумею придумать что-нибудь подходящее.
- Буду продолжать молиться за тебя, - ответил отец Абернати. - Когда ты свяжешься со мной снова?
- Думаю, завтра вечером. Вряд ли я смогу выйти на связь в течение дня.
- Хорошо. Буду ждать. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Обычные помехи сменились ровным шуршанием. Пит выключил передатчик и сунул его за пазуху.
- Тибор, - говорил Шульд, помешивая угли в костре. - Тибор Макмастерс на пути к собственному бессмертию.
- А? - переспросил Тибор. Он рассеянно смотрел на пляшущие языки пламени, где ему чудилось лицо девушки по имени Фэй Блейн, которая была более чем добра к нему в прошлом.
"Если бы Он оставил мне руки и ноги, - думал Тибор, - я бы мог вернуться и показать ей истинную силу моих чувств к ней. Я смог бы обнять ее, пробежаться пальцами по ее волосам, ощутить подушечками пальцев все изгибы ее тела. А она бы мне позволила касаться себя - везде. Я был бы подобен всем нормальным мужчинам. Я бы…"
- А? - повторил он.
- Бессмертие в памяти потомства, - сказал Шульд, - куда лучше и надежнее физического потомства, потому как наши отпрыски имеют дурное свойство разочаровывать нас, обижать и покрывать нас стыдом за их поступки. Но живопись - "внучка природы, так как все видимые вещи были порождены природой и от этих вещей родилась живопись".
- Не улавливаю вашей мысли, - сказал Тибор.
- "Если поэт свободен в изобретениях, как и живописец, то его выдумки не доставляют такого удовлетворения людям, как картины. Ведь если поэзия распространяется в словах на фигуры, формы, жесты и местности, то живописец стремится собственными образами форм подражать этим формам в природе. Теперь посмотрите, что ближе человеку: имя человека или образ человека? Имя человека меняется в разных странах, а форма изменяется только смертью".
- Теперь кое-что понимаю.
- "И если поэт служит чувству путем слуха, то живописец - путем глаза, чувства более достойного". Леонардо да Винчи начертал это в одной из своих записных книжек. И, по-моему, это очень верные слова. Они и к нашему случаю отлично подходят. Вас, Тибор Макмастерс, будут помнить не благодаря цепочке ваших курносых потомков, которая, быть может, протянется до края вечности, но за дерзновенную попытку запечатлеть образ другого -бессмертный облик уникальной пластической формы. И вы будете отцом видения, которое вознесено над самой природой, которое выше дольней природы, ибо имеет природу божественную. Из всех людей вы один избраны для бессмертия такого масштаба.
Тибор кротко улыбнулся.
- Да, на меня возложили немалую ответственность, - промолвил он.
- Вы очень скромны, - сказал Шульд. - И довольно наивны. Вы полагаете, вас избрали лишь потому, что, когда Служители Гнева решили расписать церковь, вы случились под рукой и лучше вас художника в городке не было? На самом деле причина кроется совсем в другом. Поверите ли вы мне, если я скажу, что церковь в Шарлоттсвилле, штат Юта, была избрана местом для фрески только потому, что вы живете именно в этом городе? Поверите ли вы мне, что ваш город был избран потому, что вы являетесь величайшим художником среди ныне живущих?
Тибор резко повернул голову в сторону охотника и какое-то время молча смотрел на него.
- Отец Хэнди ничего подобного мне не говорил, - произнес он наконец.
- Отец Хэнди выполняет приказы своего церковного начальства, над которым есть еще более высокое начальство.
- Опять я не очень понимаю вас, - сказал Тибор. - Откуда вы можете все это знать?
Шульд усмехнулся и молча сверлил взглядом калеку - надменно вскинув голову, полуприкрыв глаза. Казалось, его лицо колышется в отблесках костра.
- Потому что я первоисточник всех приказов. Я хотел, чтобы вы стали моим главным художником. Я глава истинной веры. Я глава Церкви Служителей Гнева.
- Ну и ну! - ахнул Тибор.
- Да, это правда, - сказал Шульд. - По понятным причинам я не торопился открыть это. Мне не хотелось говорить при Пите Сэндзе.
- Шульд - ваша настоящая фамилия? - спросил Тибор.
- Имя человека меняется в разных странах. Фамилия Шульд меня устраивает. Я присоединился к вам в вашем Странствии, ибо хочу лично проследить за тем, чтобы вы не обознались и нашли нужного человека. А Пит Сэндз, несомненно, постарается обмануть вас. Такие у него инструкции - от его начальства. Но я позабочусь о том, чтобы он вас не провел. Я укажу вам Люфтойфеля - когда придет время. И как бы ни старалась Ветхая Церковь, ей не удастся помешать нам. Можете быть спокойны на этот счет.
- Я с самого начала нутром почувствовал, что вы не тот, за кого себя выдаете, - сказал Тибор.
Ему теперь и в самом деле казалось, что он чуть ли не с первого мгновения угадал в незнакомце Служителя Гнева высокого ранга. Но чтобы это был сам… нет, об этом и помыслить было страшно. Впрочем, о иерархии в Церкви Господа Гнева Тибор имел самое смутное представление. Знал только, что во главе Церкви стоит один человек.
"А я-то воображал, - подумал Тибор, - что решение о росписи в нашей церкви принималось нашим местным начальством - вздумали подукрасить бедную церковку. Но все это выглядит весьма правдоподобно, если хорошенько поразмыслить. Люфтойфель - средоточие веры. И соответственно все, что касается его канонического изображения, должно быть санкционировано самым большим церковным начальством. И вот оно самое большое начальство - сидит рядом у костра. Если Шульду положено было появиться, то появился он в самый подходящий момент. Никто другой, кроме подлинного главы Церкви Господа Гнева, не мог так верно подгадать время своего прихода и обладать столь точной информацией. Выходит, этому человеку следует верить".
- Я вам верю, - молвил Тибор. - Но это все… это ошеломляет. Спасибо вам за безмерное доверие ко мне. Я постараюсь оправдать его.
- Вы достойны моего доверия, - сказал Шульд, - потому и избраны. И теперь я вам открою еще одно: готовьтесь к неожиданности, ибо встреча может произойти внезапно. Мне придется ориентироваться по обстоятельствам -присутствие Пита Сэндза принуждает к хитростям. Начиная с настоящего момента вы должны быть готовы в любой момент запомнить и запечатлеть то, что я вам покажу, - без промедления, без предварительного предупреждения.
- Я буду держать фотокамеру в полной готовности, - пообещал Тибор, приводя в действие свои манипуляторы и перемещая фотоаппаратуру так, чтобы ею можно было воспользоваться в любой момент. - А что касается моих глаз -они всегда наготове.
- Отлично. В настоящее время от вас больше ничего не требуется. Когда на вашей сетчатке отпечатается его образ, ни Пит, ни все христиане мира не сумеют вырвать это знание из вашей памяти. И вы завершите фреску, как и было запланировано.
- Огромное спасибо, - сказал Тибор. - Вы пролили бальзам на мою душу, я безмерно счастлив. Надеюсь, Пит никак не сумеет вмешаться…
Шульд встал и ласково потрепал Тибора по плечу.
- Вы мне нравитесь, - сказал он. - Ничего не бойтесь. Все идет по плану.
На обратном пути Пит Сэндз думал о словах отца Абернати, а также о Шульде и Карлтоне Люфтойфеле.
"Отец Абернати никак не может в открытую сказать мне: "Убей Люфтойфеля!" - даже сознавая, что это разом решит все наши проблемы. Будучи истым христианином, он не может закрыть глаза на планы Шульда, коль скоро о них проведал. Да, тут та самая проклятая дилемма, возвращающая нас к коренному парадоксу, который таит обязательство любить все сущее без исключения - вплоть до людоеда, который собрался закусить вами. Если идти до логического конца, надо сложить руки и покорно умереть в людоедском котле. Если вы единственный во Вселенной буквальный приверженец христианской доктрины непротивления, ваши убеждения сгинут вместе с вами. Если буквальных приверженцев этой доктрины несколько… что ж, их убеждения сгинут вместе с ними под ножом того, кто на эту доктрину плевал. И благороднейший идеал человеческого поведения уйдет из мира вместе со своими носителями. Если мы, ради сохранения в мире этого идеала, убьем - то тем самым этот идеал замараем, предадим. Похожая концепция у дзен-буддистов: ничего не делай - и злой разрушит, сделаешь движение - и разрушителем станешь ты. Но при этом ты обязан - сохранить. Каким же, спрашивается, образом, если делание и неделание равнозначны?! Предлагаемый ответ: есть божественный промысел, который позаботится обо всем сам. Я, так сказать, проникаю в глубь вещи именно в тот момент, когда отрекаюсь от попытки проникнуть в глубь этой вещи. Или, в христианских терминах, сейчас мне дарован - в испытание моей воли - огромный соблазн, и этот ниспосланный дар следует воспринимать как акт величайшей милости ко мне. Но я, хоть убей, не ощущаю себя обласканным. Наоборот, у меня такое впечатление, что мои мысли бессильно раскорячиваются в виду совершенно неразрешимой ситуации. У меня нет ни малейшего желания убивать Люфтойфеля, честное слово. Я никого не желаю убивать. И не из каких-то религиозных соображений. Просто мне не по душе причинять боль -кому бы то ни было. Если эта жалкая скотина до сих пор жива, то кто знает -быть может, люфтойфелевская черная душа успела так настрадаться, что пора ее пощадить? Не знаю. И знать не желаю. В конце концов, я просто-напросто брезглив".
Осторожно бредя среди кустов, слабо освещенных луной, Пит ломал голову над тем, как ему следует поступить.
"Как мне в данных обстоятельствах реализовать благородный идеал непротивления? Куда ни кинь - всюду клин. Где мне взять силы, чтобы любить Люфтойфеля - или кого бы то ни было - безотносительно к тому, что он сделал, что он за человек? Мне должно любить каждую единицу бытия только за то, что она существует. Но такие высокие требования любви приложимы разве что к самому Господу, а не к бренной плоти. Однако именно это и есть тот идеал, к коему мы обязаны стремиться. Любви никогда не бывает слишком много. Не знаю, путаюсь. Бывало, что я чувствовал эту вселенскую любовь ко всему, но это чувство быстро иссякало. В чем причина приливов и отливов любви? Быть может, это просто биохимия? Накопилось в крови больше такого-то вещества -и пылаешь кроткой любовью. Накопилось больше другого вещества - и из тебя прет агрессия. Искать причину причин - гиблое дело. А впрочем, в моей памяти гвоздем сидит тот день, когда Лурин спросила: "Что такое ein Todesstachel?" - а я стал толковать про жало смерти и потом ощутил, как это самое жало входит копьем в мой бок - о Боже, какая боль, этот заостренный крюк, вгоняемый в меня с небес. Господь Всемилостивый, пощади и помилуй, и я в агонии мечусь, как фигура в пляске смерти, и Лурин пытается остановить и успокоить меня, и вот я вижу это копье, слежу его древко от самой Земли до горних высот, откуда на меня взирают те трое, которые пригвождают меня и удерживают, и в глаза смотрю, о Лурин, сердце моих исканий, и твой вопрос здесь и там, и тут и везде эта боль никогда не закончится, но брызжет, брызжет из-под нее радость и учащеннее дышится, когда то жало пронзает меня вновь в сердцевине лесов и в этой ночи, о Ты, в Котором Все, я здесь и больше не вопрошаю, но я действительно…"
Впереди возникли фигуры Шульда и Тибора у костра. Они смеялись и казались такими счастливыми, что и Питу стало хорошо на душе. Он ощутил, как что-то мягко коснулось его ноги. Это был Тоби. Пит нагнулся и ласково погладил его по загривку.
Нежно прижимая куклу к груди, Алиса баюкала ее, раскачиваясь всем телом - влево-вправо, взад-вперед. Потом она присела на корточки, усадила куклу в кузов большого игрушечного грузовика и легким толчком пустила машину вниз по покатому коридору. Алиса весело засмеялась, глядя, как ускоряется движение грузовичка. Но тут он ударился о стену, перевернулся и вывернул куклу на пол.
- Нет! Нет! Нет! Нет!
Алиса подбежала к кукле и взяла ее на руки.
- Нет! Все будет хорошо!
Она поставила на колеса опрокинувшийся грузовик и снова усадила в него куклу.
- Ну-ка, - сказала она, опять толкая грузовик вниз по коридору.
И снова смеялась, наблюдая за лихой ездой машинки, которая чудесным образом лавировала между препятствиями. Когда же грузовик с силой уткнулся в ящик с кафелем, кукла совершила кульбит в воздухе и ударилась об острый угол - голова отвалилась, а тело покатилось дальше.
- Нет! Нет!
Слабоумная, тяжело шлепая ногами и задыхаясь от спешки, подбежала к месту аварии и стала прилаживать голову куклы к ее телу.
- Все будет хорошо! - приговаривала она. - Все будет хорошо!
Но голова не хотела оставаться на прежнем месте. Притискивая голову к телу, девушка подбежала к комнате с закрытой дверью.
- Папочка! - прокричала она, распахивая дверь. - Папочка! Папочка, почини!
В комнате никого не было. Сумрак, беспорядок. Алиса добрела до незаправленной кровати и грузно опустилась на нее.
- Ушел, - сказала она, баюкая на коленях свою искалеченную куклу. -Все будет хорошо! Пожалуйста, пусть все будет хорошо!
Она тыкала голову куклы на положенное место, а та расплывалась в тумане Алисиных слез. Из-за слез комната казалась еще мрачнее.
Опустив голову, корова дремала подле дерева, к которому была привязана. А Тибор в тележке пережевывал все одну и ту же мысль: куда подевалось его приподнятое настроение?
"Моя мечта, материал для моего грядущего шедевра, вожделенная цель всей моей работы - совсем рядом, рукой подать. Да, я бы, наверное, предвкушал исполнение желаний с куда большей радостью, если бы Он не являлся мне и не сделал того, что Он сделал. Теперь, когда мне твердо обещана встреча с Ним и возможность воплотить Его на полотне, горизонты моей радости распадаются, бегут прочь от меня, душа моя остается не то чтобы темным, но пустым гулким домом с опрокинутой мебелью, а моя жизнь сейчас - как переспелый плод, готовый взорваться от переполняющего сока, но распирают меня страх и непомерное тщеславие, спровоцированные последними событиями. Обратить все в гимн камням и звездам - что ж, я должен попробовать. Но только сейчас это труднее, намного труднее, чем мне прежде казалось. Эх, мне бы былую силу, как она мне нынче нужна…"
- Пит! - окликнул Тибор, когда Сэндз подошел к огню вместе с Тоби, вилявшим хвостом у его ног. - Как прогулялся?
- Прекрасно, - сказал Пит. - Такая божественная ночь.
- По-моему, у меня осталось немного вина, - сказал Шульд. - Почему бы нам не прикончить его?
- Хорошая мысль. Я не против.
Шульд передал им бутылку.
- Последнее вино. И хлеб кончился. Не думаешь ли ты, Пит, что ты очень скоро можешь оказаться в этой ситуации - допьешь свое последнее вино и съешь последние крохи хлеба? Почему ты выбрал себе такую судьбу - в наши многотрудные времена связал себя с гонимыми христианами?
Пит пожал плечами.
- Трудно сказать. Ясное дело, не потому, что хотел отличиться. Кто может с уверенностью объяснить, почему он выбрал что-то одно и позволил этому одному руководить всей его жизнью? Наверно, я хотел доискаться до истины, обрести красоту - в некоей определенной форме…
- Ты не упомянул о добродетели, - сказал Шульд.
- И это тоже.
- Понятно. Средневековые философы подчистили древних греков под христианство, так что и Платон с его обожанием добродетели вдруг стал приемлемым. Вы даже косточки Аристотеля с готовностью крестили в христианскую веру, как только нашли способ приспособить его мысли себе на потребу. Да если из вашей веры изъять идеи древнегреческих логиков и иудейскую мистику - много ли останется!
- Полагаю, Страсти Господни и Воскресение чего-нибудь да стоят, -кротко возразил Пит.
- Ладно. А как насчет заимствований из восточных мистических культов? И, если продолжить тему свинства, как насчет крестовых походов, святых войн против христиан-еретиков, а также инквизиции?
- Высказались? - спросил Пит. - Я устал от всех этих вещей. У меня достаточно хлопот с моими собственными мозгами - такой спутанный клубок мыслей! Если язык чешется поспорить, вступите в дискуссионный клуб.
Шульд рассмеялся:
- Вы правы. Ей-же-ей, я не хотел вас обидеть. Я знаю, что внутри христианства столько проблем, что нет резона притягивать их со стороны.
- Что вы имеете в виду?
- Процитирую вам великого математика Эрика Белла: "Всякие религиозные убеждения имеют тенденцию расщепляться надвое, и каждая новая часть в свою очередь делится пополам и т. д., пока через некоторое конечное число поколений (которое можно вычислить, используя простой логарифм) в любом районе земли, даже самом огромном, оказывается меньше людей, чем верований, и дальнейшее деление идей, заложенных в исходном символе веры, приводит к полному их распылению, созданию предельно разреженного газа, который не способен поддерживать веру даже в доверчивом ребенке". Иными словами, христианство распадается само по себе, без посторонней помощи. В каждом из разобщенных селений возникает собственная форма христианства. Нахмурившийся было Пит просветлел.
- Ну, если таков жестокий закон природы, то он приложим и к другой стороне. Церковь Служителей Гнева будет подвержена диффузии в равной степени. Да только у нас за спиной традиции, которым две тысячи лет, и они нас могуче поддерживают. Так что я не склонен впадать в отчаяние.
- Но давайте предположим - о, только предположим, - сказал Шульд, -что Служители Господа Гнева правы, а вы не правы. Что, если небесные силы на их стороне и гарантируют их от искажений веры и от ее вырождения? Что тогда?
Пит молодым бычком нагнул голову, как бы боднулся и простодушно улыбнулся:
- Как говорят арабы: "На что воля Господа, то не может не случиться".
- Аллаха, - поправил Шульд.
- Возможно, - согласился Пит и встал. - Впрочем, сейчас для меня всего важней воля моего переполненного мочевого пузыря. Прошу прощения, я должен отлучиться.
Когда Пит скрылся в зарослях, Тибор сказал:
- Быть может, разумней не перечить ему и не раздражать его. Это сделает его еще менее покладистым, и вам будет труднее отвлечь его, или ввести в заблуждение, или что вы там собираетесь сделать, когда мы наконец отыщем Люфтойфеля.
- Я знаю, что делаю, - беззлобно огрызнулся Шульд. - Я хочу показать, какую гнилую и никудышную веру он исповедует.
- Теперь мне известно, что в вопросах религии вы знаете безмерно больше Пита, - сказал Тибор. - Еще бы! Вы же глава Церкви! А парень -неотесанный церковный служка. Вам не стоит показывать мне, что вы знаете больше Пита. Это и без того ясно. Мне бы хотелось, чтобы остаток нашего путешествия прошел тихо-мирно и все мы остались добрыми друзьями.
Шульд рассмеялся.
- Погоди, имейте терпение, - сказал он. - И вы увидите, что все образуется.
"Нет, не таким мне представлялось мое Странствие, - подумал Тибор. -Было бы правильно, если б я проделал Странствие в одиночку, самолично нашел Люфтойфеля, поглядел бы на него и сфотографировал без суеты, без спешки и шума, а потом тихонечко вернулся в Шарлоттсвилль и закончил свою работу. Вот и все, что мне хотелось. Ненавижу теоретические споры о чем угодно. И так повернут мысль, и этак, и наизнанку вывернут. Не желаю я брать чью-либо одну сторону. А впрочем, сердцем я с Питом. И не он затеял эту перепалку. Не желаю быть наглядным пособием для урока теологии. Нашли подопытного кролика! Одного хочу - чтоб это прекратилось".
Пит вернулся.
Становится холодновато, - сказал он, присел на корточки и стал подбрасывать хворост в костер.
- Холод у вас в душе, - подхватил Шульд, - потому что вы чувствуете, как темнота извне наконец проникает в вашу душу.
- Ах, ради всего святого! - воскликнул Пит, выпрямляясь. - Если вы так помешаны на этой религии, какого дьявола вы не становитесь Служителем Гнева? Бегите класть поклоны чинуше, который отдал приказ смешать всю Землю с дерьмом! Займитесь лепкой бюстов с портрета, который Тибор вмалюет в свою фреску! Играйте в карты на деньги в алтаре своего вонючего Господа! Устраивайте лотереи и пикники для сбора средств на проведение Судного Дня, если у вас такой зуд поваляться в грязи! Остальным гадостям вас охотно обучат матерые проповедники Гнева - поверьте, вам будет чему у них поучиться. Идите к ним, но меня извольте оставить в покое, потому что мне плевать, плевать и еще раз плевать на всю эту белиберду! Шульд закатился смехом.