Желязны Роджер. Князь Света

   — То, что ты мне все это рассказываешь, означает, по-видимому, что меня ты намерен отправить по его стопам.
   — Мне бы не хотелось, добрый Кубера, ибо я люблю тебя. Если ты дашь мне слово, что забудешь все, о чем узнал, и подождешь, пока это не откроет кто-нибудь другой, я отпущу тебя живым.
   — Ты рискнешь?
   — Я знаю, что ты никогда не нарушал своего слова, а ведь ты ровесник небесных холмов.
   — Кого из богов ты убьешь первым?
   — Яму, конечно, ибо он идет по моим следам.
   — Тогда, Сэм, тебе придется убить и меня, ведь он мой брат-локапала и добрый друг.
   — Я уверен, что мы оба будем сожалеть, если мне придется убить тебя.
   — А может, твое знакомство накоротке с ракшасами привило и тебе некий вкус к азартным играм?
   — Какого сорта?
   — Выигрываешь ты — и я даю слово ни о чем не говорить. Выигрываю я — и ты улетаешь отсюда со мною на спине у Гаруды.
   — А что за состязание ты предлагаешь?
   — Ирландский ванька-встанька.
   — С тобой, толстый Кубера?.. Ты предлагаешь это мне, в моем великолепном новом теле?
   — Да.
   — Тогда первый удар — твой.
   На темном холме, на дальней окраине Небес Сэм и Кубера застыли друг напротив друга.
   Кубера отвел назад правый кулак и затем послал его точно Сэму в челюсть.
   Сэм упал, чуть-чуть полежал, медленно поднялся на ноги.
   Потирая челюсть, он занял первоначальную позицию.
   — Ты сильнее, чем кажешься, Кубера, — сказал он и ударил.
   Кубера растянулся на земле, со свистом втягивая воздух.
   Он попытался встать, обдумал, как лучше за это приняться, издал отрывистый стон и с трудом поднялся на ноги.
   — Не думал, что ты встанешь, — сказал Сэм. Кубера направился к нему, темная, влажная линия спускалась у него по подбородку.
   Когда он занял свою позицию. Сэм дрогнул.
   Кубера ждал, глубоко втягивая в себя воздух.
   Беги под покровом серой степи сумерек. Спасайся! За скалу. Прячься! Ярость обращает потроха твои в воду.
   — Бей! — сказал Сэм. Кубера улыбнулся и ударил его.
   Он лежал, и его била мелкая дрожь, и тут слились воедино все голоса ночи: шепот насекомых, дуновение ветра, вздохи трав, — и стали ему внятны.
   Дрожи, как забитый на ветке осенний лист. В груди у тебя глыба льда. В мозгу твоем не осталось слов, только цвета мечутся там в панике…
   Сэм затряс головой и привстал на колени.
   Падай обратно, свернись в клубок и плачь. Ибо так начинается человек, и так же он и кончается. Вселенная — это катящийся черный шар. Он раздавит все, к чему только ни прикоснется. Он катится на тебя. Спасайся! Ты можешь немного выиграть, быть может, час, пока он не настиг тебя…
   Он поднес руки к лицу, опустил их, свирепо уставился на Куберу, встал.
   — Ты построил комнату, называемую Страх, — сказал он, — в Павильоне Молчания. Я вспомнил твою силу, старый бог. Но ее не хватит.
   Невидимый конь мчит сквозь угодья твоего разума. Ты узнаешь его по отпечаткам подков, каждый из которых — рана…
   Сэм занял свое место, сжал кулак.
   Небо трещит у тебя над головой. Земля вот-вот разверзнется под ногами. А что за высокая тень встала у тебя за спиной?
   Кулак Сэма дрогнул, но тут же устремился вперед.
   Кубера отшатнулся назад, голова его мотнулась в сторону, но он остался на ногах.
   Сэм стоял там, и его била дрожь, когда Кубера отвел назад свою правую руку для завершающего удара.
   — Старый бог, ты жульничаешь, — сказал он. Кубера улыбнулся сквозь кровь, и его кулак устремился вперед, словно черный шар.
 
   Яма беседовал с Ратри, когда ночную тишину разорвал крик проснувшегося Гаруды.
   — Раньше такого никогда не бывало, — пробормотал он.
   Небеса медленно начали раскрываться.
   — Быть может, это выезжает Великий Вишну…
   — Он никогда не делал этого ночью. Когда я недавно с ним разговаривал, он об этом и словом не обмолвился.
   — Значит, кто-то другой из богов рискнул использовать его транспорт.
   — Нет! Скорей к загонам, леди! Мне может понадобиться твоя помощь.
   И он потащил ее за собой к стальному гнезду Птицы.
   Гаруда был уже разбужен и отвязан, но голову его все еще покрывал колпак.
   Кубера, принеся сюда Сэма, привязал его, все еще не пришедшего в сознание, к седельному сиденью. Спустившись вниз, он сделал последние приготовления. Верхняя часть клетки откатилась в сторону. Затем, прихватив длинный металлический подкрыльный багор, он направился к веревочной лестнице. От птичьего запаха его мутило, кружилась голова. Гаруда пребывал в беспокойстве, не находя себе места, топорщил перья, каждое из которых вдвое превышало человеческий рост.
   Медленно начал карабкаться наверх Кубера.
   Когда он пристегивался к седлу, рядом с клеткой появились Яма и Ратри.
   — Кубера! Ты что, сошел с ума? — закричал Яма. — Ты же всегда избегал высоты!
   — Неотложное дело, Яма, — отвечал тот, — а на то, чтобы снарядить громовую колесницу, уйдет не меньше дня.
   — Какое такое дело, Кубера? И почему тебе не взять гондолу?
   — Гаруда быстрее. А о деле я расскажу тебе, когда вернусь.
   — Я, может быть, могу тебе помочь.
   — Нет. Спасибо.
   — Ну а Господин Муруган может?
   — В этом случае — да.
   — Вы же всегда были не в ладах.
   — Да и сейчас. Но мне нужна его помощь.
   — Эй, Муруган!.. Почему он не отвечает?
   — Он спит, Яма.
   — У тебя, брат, на лице кровь.
   — Да, тут со мной приключился один пустяк.
   — Да и с Муруганом, похоже, плохо обошлись.
   — Все тот же случай.
   — Что-то здесь не так. Подожди, я сейчас зайду в клетку.
   — Не ходи, Яма!
   — Локапалы не отдают друг другу приказов. Мы равны.
   — Не ходи, Яма! Я снимаю с головы Гаруды колпак!
   — Не делай этого!
   Глаза Ямы вдруг вспыхнули, и внутри своих алых одежд он вроде бы стал выше ростом.
   Кубера наклонился вперед и, вытянув багор, сдернул колпак с головы птицы. Гаруда закинул назад голову и испустил новый крик.
   — Ратри, — сказал Яма, — покрой тенью глаза Гаруды, чтобы он не мог видеть.
   И Яма направился к входу в клетку. Темнота, словно клубящаяся грозовая туча, окутала птичью голову.
   — Ратри! — крикнул Кубера. — Сними темноту и опусти ее на Яму — или все пропало!
   Лишь миг колебалась Ратри, прежде чем сделать, как он сказал.
   — Скорей ко мне, — прокричал он. — Забирайся на Гаруду, полетим вместе. Ты нам очень нужна!
   Она вошла в клетку и пропала из виду, ибо темнота все прибывала и прибывала; Яма ощупью пытался найти дорогу в чернильном пруду.
   Лестница раскачивалась и дергалась, пока Ратри взбиралась на птицу.
   А затем Гаруда вдруг завопил и подпрыгнул, ибо Яма на своем пути размахивал вслепую клинком направо и налево.
   На них нахлынула ночь, и через миг Небеса остались далеко внизу.
   Когда они набрали высоту, небесный купол начал закрываться.
   С новым воплем устремился Гаруда к вратам.
   Они успели в них проскочить, и Кубера пришпорил Птицу.
   — Куда мы направляемся? — спросила Ратри.
   — В Дезират на реке Ведре, — отвечал тот. — А это Сэм. Он жив.
   — Что случилось?
   — Он — тот, кого разыскивает Яма.
   — А не явится ли он за ним в Дезират?
   — Без сомнения, леди. Без всякого сомнения. Но до того, как он его отыщет, мы успеем к этому подготовиться.
 
   В предшествовавшие Великой Битве дни стекались в Дезират защитники. Кубера, Сэм и Ратри явились в город с предупреждением. В Дезирате уже знали о мобилизации в соседних городах, но известие о небесных карателях явилось здесь новостью.
   Сэм проводил учения с войсками, которым предстояло сражаться против богов, а Кубера взял на себя тех, чьими противниками должны были стать люди.
   Черные доспехи выкованы были для богини Ночи, о которой сказано было: «Храни же нас от волка и волчицы, храни от вора нас, о Ночь».
   А на третий день перед палаткой Сэма на равнине у города возник столб пламени.
   — Это Повелитель Адова Колодезя явился выполнить свое обещание, о Сиддхартха! — зазвенел в голове у Сэма голос.
   — Тарака! Как ты нашел — и узнал меня?
   — Я смотрю на пламя, которое и есть твоя истинная сущность, а не на плоть, ее маскирующую. Ты же знаешь об этом.
   — Я думал, ты мертв.
   — Я был на грани. Те двое и в самом деле пьют глазами жизнь! Даже жизнь таких, как я.
   — Я же тебе говорил. Привел ли ты с собой свои полчища?
   — Да, привел.
   — Хорошо. Скоро против этого города выступят боги.
   — Знаю. Много раз посещал я Град на вершине ледяной горы, а лазутчики мои и сейчас находятся там. Поэтому мне известно, что готовятся они напасть на вас и побуждают людей принять участие в битве. Хотя они и не считают необходимой помощь людей, кажется им полезным объединиться с ними при разрушении Дезирата.
   — Да, такую позицию нетрудно понять, — кивнул Сэм, изучая могучий вихрь желтого пламени. — Какие еще у тебя новости?
   — Тот, что в Красном, грядет.
   — Я его ждал.
   — На погибель. Я должен сразить его.
   — Учти, что на нем будет демонический репеллент.
   — Значит, я найду способ удалить его, или же мне придется убить его на расстоянии. Он будет здесь еще засветло.
   — А как он доберется?
   — В летающей машине — не такой большой, как громовая колесница, которую мы тогда пытались угнать, — но очень быстрой. Я не могу напасть на нее в полете.
   — Он один?
   — Да — если не считать машин.
   — Машин?
   — Множества механизмов. Его летательный аппарат просто набит странным оборудованием.
   — Это может сулить большие неприятности.
   Крутящееся пламя стало оранжевым.
   — Но на подходе и другие.
   — Ты же сказал, что он летит в одиночку.
   — Ну да.
   — Так что же ты имеешь в виду?
   — Остальные идут не с Небес.
   — Откуда же тогда?
   — С тех пор, как тебя забрали на Небеса, я много путешествовал, я буквально обшарил весь этот мир снизу доверху в поисках союзников среди тех, кто ненавидит Богов и Град. Кстати, в твоей последней инкарнации я на самом деле пытался спасти тебя от кошек Канибуррхи.
   — Я знаю.
   — Боги действительно сильны — сильнее, чем когда-либо раньше.
   — Но скажи же, кто идет нам на помощь.
   — Повелитель Ниррити Черный, который ненавидит всех и все, но более всего ненавидит Богов из Небесного Града. Он шлет сражаться на равнине у Ведры свою нежить — тысячу не душ, но штук. Он объявил, что после битвы мы, ракшасы, вольны выбирать себе любые уцелевшие тела выращенных им безмозглых мертвяков.
   — Не по нраву мне помощь Черного, но выбирать не приходится. И когда они прибудут?
   — Ночью. А раньше появится Далисса. Я уже чувствую ее приближение.
   — Далисса? Кто это?..
   — Последняя из Матерей Нестерпимого Зноя. Только она одна ускользнула в глубины, когда Дурга и Лорд Калкин обрушились на морской купол. Ей раздавили все яйца, и она больше не может ничего отложить, но внутри своего тела все еще несет она всесжигающую мощь морского зноя.
   — И ты что, полагаешь, что она поможет мне?
   — Она не поможет никому. Она последняя из своего рода. Она примет участие на равных.
   — Тогда знай, что та, которую звали когда-то Дургой, облачена ныне в тело Брахмы, вождя наших врагов.
   — Ага, это делает вас обоих мужчинами. Далисса могла бы принять ее сторону, останься Кали женщиной. Но она уже выбрала, на чью сторону встать. Она выбрала тебя.
   — Это позволит немного подравнять шансы.
   — На сей раз ракшасы пригонят сюда слонов, ящеров и огромных кошек, чтобы натравить их на наших врагов.
   — Хорошо.
   — И они призвали огненные элементали.
   — Отлично.
   — Далисса уже неподалеку. Она будет ждать на дне реки, чтобы подняться, когда потребуется.
   — Передай ей от меня привет, — сказал Сэм, поворачиваясь, чтобы вернуться к себе в палатку.
   — Передам.
   И он опустил за собой полог.
   Когда Бог Смерти спустился на равнину, тянущуюся вдоль Ведры, набросился на него в облике огромной кошки из Канибуррхи предводитель ракшасов Тарака.
   И тут же отскочил назад. Ибо пользовался Яма демоническим репеллентом, и не мог из-за этого Тарака с ним сблизиться.
   Взорвалась кошка, чтобы стать круговертью серебряных пылинок.
   — Бог Смерти! — взорвались слова в голове у Ямы. — Помнишь Адов Колодезь?
   И тут же всосал в себя смерч камни, щебень, обломки скал и швырнул все это издали в Яму, который завернулся в свой плащ, загородил его полою глаза и больше не пошевельнулся.
   Через минуту-другую яростный напор иссяк.
   Яма не пошевелился. Вся земля вокруг была усеяна мусором — кроме небольшого круга, в котором стоял он, но не было ни одного камня.
   Яма опустил плащ и уставился на крутящийся вихрь.
   — Что за колдовство? — послышались слова. — Как ты ухитрился устоять?
   Яма не сводил с Тараки взгляда.
   — Как ты ухитряешься крутиться? — спросил он в ответ.
   — Я — величайший из ракшасов. На меня уже падал твой смертельный взгляд.
   — А я — величайший из богов. Я выстоял в Адовом Колодезе против всей вашей орды.
   — Ты лакей Тримурти.
   — Ошибаешься. Я явился сюда, чтобы сражаться здесь с Небесами во имя акселеризма. Велика моя ненависть, и принес я с собой оружие, чтобы поднять его против Тримурти.
   — Тогда придется мне, похоже, отложить до лучших времен удовольствие от продолжения нашей схватки…
   — Что представляется весьма благоразумным.
   — И ты, без сомнения, хочешь, чтобы тебя проводили к нашему вождю?
   — Я и сам могу найти дорогу.
   — Тогда — до следующей встречи, Владыка Яма…
   — До свидания, ракшас.
   И Тарака, пылающей стрелой вонзившись в небо, исчез из виду.
   Одни говорят, что распутал Яма загадку, пока стоял в огромной клетке среди темноты и птичьего помета. Другие утверждают, что повторил он рассуждения Куберы чуть позже и проверил их с помощью лент, хранящихся в Безбрежных Чертогах Смерти. Как бы там ни было, вступив внутрь палатки, разбитой на равнине неподалеку от полноводной Ведры, обратился он к находившемуся там человеку по имени Сэм. Положив руку на свой клинок, встретил тот его взгляд.
   — Смерть, ты опережаешь битву, — сказал он.
   — Кое-что изменилось, — ответил Яма.
   — Что же?
   — Моя позиция. Я пришел сюда, чтобы выступить против воли Небес.
   — Каким образом?
   — Сталью. Огнем. Кровью.
   — В чем причина этой перемены?
   — На Небесах в закон вошли разводы. И предательства. Посрамление. Леди зашла слишком далеко, и теперь я знаю причину, Князь Калкин. Я ни принимаю ваш акселеризм, ни отвергаю его. Для меня важно лишь, что он представляет ту силу, которая способна сопротивляться Небесам. Как к таковой я и присоединяюсь к вам, если ты примешь мой клинок.
   — Я принимаю твой клинок, Господин Яма.
   — И я подниму его против любого из небесного воинства — кроме только самого Брахмы, с которым от встречи уклонюсь.
   — Хорошо.
   — Тогда дозволь мне стать твоим колесничим.
   — Я не против, но у меня нет боевой колесницы.
   — Одну, весьма необычную, я захватил с собой. Разрабатывал я ее очень долго, и она все еще не завершена. Но хватит и этого. Нужно собрать ее сегодня же ночью, ибо завтра с рассветом разгорится битва.
   — Я предчувствую это. Ракшасы к тому же предупредили, что неподалеку передвигаются войска.
   — Да, пролетая над ними, я это заметил. Главное направление удара — с северо-востока, со стороны равнины. Позже вступят и боги. Ну а отдельные отряды будут, без сомнения, нападать и с других направлений, в том числе и с реки.
   — Реку мы контролируем. Зной Далиссы дожидается на дне. Когда придет ее час, она сможет поднять могучие волны, вскипятить их и залить ими берега.
   — Я думал, что Зной стерт с лица земли!
   — Кроме нее. Она последняя.
   — Как я понимаю, с нами будут и ракшасы?
   — Да, и не только…
   — А кто еще?
   — Я принял помощь — полчище, отряд безмозглых тварей — от Властелина Ниррити.
   Глаза Ямы сузились, ноздри раздулись.
   — Это нехорошо. Рано или поздно, но его все равно надо будет уничтожить, и не стоило залезать к нему в долги.
   — Знаю, Яма, но положение у меня отчаянное. Они прибывают сегодня ночью…
   — Если мы победим, Сиддхартха, низвергнем Небесный Град, подорвем старую религию, освободим человека для индустриального прогресса — все равно останутся у нас противники. И тогда уже надо будет бороться и низвергать Ниррити, веками дожидавшегося, пока боги уйдут со сцены. А если нет, так опять все то же самое — а Боги Града обладали, по крайней мере, некоторой толикой такта в своих неправедных деяниях.
   — Думаю, он пришел бы к нам на помощь в любом случае, просили бы мы его об этом или нет.
   — Да, но позвав его — или приняв его предложение, — ты теперь ему кое-чем обязан.
   — Я начну разбираться с этим, когда на то будет нужда.
   — Ну да, это политика. Но мне это не по нраву.
   Сэм налил темного и сладкого вина Дезирата.
   — Думаю, что Кубера будет рад тебя увидеть, — сказал он, поднося Яме кубок.
   — А чем он занят? — спросил тот, принимая сосуд, и тут же его залпом осушил.
   — Обучает войска и ведет курс лекций по двигателям внутреннего сгорания для всех местных ученых, — ответил Сэм. — Даже если мы проиграем, кто-то может уцелеть и всплыть где-то еще.
   — Если это действительно будет когда-то использовано, им следовало бы знать не только устройство двигателей…
   — Он уже охрип, он говорит целыми днями, а писцы трудятся, записывая все, что он сказал, — по геологии, горному делу, металлургии, нефтехимии…
   — Будь у нас больше времени, я бы помог в этом. Ну а сейчас, даже если уцелеет всего процентов десять, этого может быть достаточно. Не завтра или послезавтра, но…
   Сэм допил свое вино и вновь наполнил кубки.
   — За день грядущий, колесничий!
   — За кровь, Бич, за кровь и за погибель!
   — Кровь может быть и нашей, Бог Смерти. Но коли мы прихватим за собой достаточно врагов…
   — Я не могу умереть, Сиддхартха, кроме как по собственному выбору.
   — Как это может быть, Господин Яма?
   — Пусть у Смерти останутся свои маленькие секреты. Да я могу и отказаться от права выбора в этой битве.
   — Как пожелаешь, Господин.
   — За твое здоровье и долгую жизнь.
   — За твои.
   Рассвет в день битвы выдался розовым, как свежеотшлепанное девичье бедро.
   С реки тянулся легкий туман. На востоке золотом горел Мост Богов, погружаясь другим своим, темнеющим концом в отступающую ночную мглу, словно пылающим экватором делил пополам небеса.
   На равнине у Ведры ждали своего часа воины Дезирата. Пять тысяч человек, вооруженных мечами и луками, пиками и пращами, дожидались битвы. Стояла в первых рядах и тысяча зомби, ведомых живыми сержантами Черного, которые управляли всеми их движениями посредством барабанного боя; легкий утренний ветерок перебирал шарфы черного шелка, которые, словно змейки дыма, вились над их шлемами.
   Сзади расположились пятьсот копейщиков. В воздухе серебряными вихрями висели ракшасы.
   Временами откуда-то из еще не рассеившихся сгустков тени доносился рык какого-то дикого обитателя джунглей. Огненные элементали рдели на концах веток, на наконечниках копий, на флагштоках и вымпелах.
   Ни одно облачко не омрачало небесную лазурь. Трава еще сохранила утреннюю влагу и сверкала россыпью росинок. В рассветной прохладе почва хранила ночную мягкость и готова была оставить на себе отпечатки попирающих ее ног. Под небесами глаза переполняли серые, зеленые, желтые тона; Ведра вскипала меж берегов водоворотами, собирая листья с обступивших ее гурьбой деревьев. Говорят, что повторяет вкратце каждый день историю всего мира, медленно проступает из темноты и хлада, пробуждаемый чуть брезжущим светом и нарождающимся теплом, расцветает утро — и щурится уже пробудившееся сознание сквозь сумятицу алогичных мыслей и ералаш не связанных друг с другом эмоций, к полудню все дружно устремляется к строгости порядка, чтобы потом медленно, горестно течь под уклон, сквозь скорбный упадок сумерек, мистические видения вечернего полумрака, — к энтропийному концу, каковым снова оказывается ночь.
   Наступил день.
   На дальнем краю поля виднелась черная линия. Острый звук трубы прорезал воздух, и линия эта двинулась вперед.
   Сэм стоял на боевой колеснице во главе своих войск, блестели его вороненые доспехи, смерть таило в себе длинное серое копье. Послышались слова облаченной в алое Смерти, его колесничего:
   — Первая волна — это ящерная кавалерия. Прищурясь, Сэм всматривался в далекую линию.
   — Вот они, — сказал возница.
   — Отлично.
   Он взмахнул копьем, и, словно белопенный прибой, устремились вперед белые огни ракшасов. Шагнули вперед зомби.
   Когда сошлись друг с другом белая волна и темная линия, разнесся по всему полю гвалт смешавшихся воедино голосов, шипение и бряцание оружия.
   Остановилась темная линия, поднялись над нею огромные сгустки пыли.
   А затем все покрыли звуки пробуждающихся джунглей, это во фланг противнику пущены были собранные по лесам хищники.
   Под медленный, размеренный ритм барабанов маршировали зомби, а перед ними текли вперед огненные элементали, и блекла и выцветала трава на их пути.
   Сэм кивнул Смерти, и их колесница медленно двинулась с места, мягко покачиваясь на своей воздушной подушке. У него за спиной зашевелилось воинство Дезирата. Владыка Кубера спал в это время мертвым сном, наглотавшись снотворных, в сокровенном укрытии под городом, Госпожа Ратри на черной кобыле следовала за рядами копейщиков.
   — Их атака отбита, — сказала Смерть.
   — Да.
   — Вся их кавалерия расстроена, и звери все еще свирепствуют среди нее. Они до сих пор не перестроили свои порядки. Ракшасы обрушились на них с небес, как ливень. А теперь их настиг огненный поток.
   — Да.
   — Мы уничтожим их. Как раз сейчас видят они, как безмозглые выпестыши Ниррити наступают на них, вышагивая все как один, в ногу и без страха, под равномерный и жуткий барабанный бой, — и ничего нет у них в глазах, ничего. А над головами зомби видят они нас, словно окруженных грозовой тучей, и видят они, что Смерть правит твоей колесницей. И чаще бьются их сердца, и холод сковывает их члены. Видишь, как рыщут среди них дикие звери?
   — Да.
   — Пусть не трубит никто в наших рядах победу, Сиддхартха. Ибо это не битва, а бойня.
   — Да.
   Зомби убивали всех, кто попадался им на пути, а когда падал кто-то из них самих, не раздавалось ни слова, ни звука, ибо им было все равно, а слова для нежити ничего не значат.
   Они прошлись по всему полю, и все новые волны воинов обрушивались на них. Но кавалерия была разбита, пехотинцы же не могли устоять против копейщиков и ракшасов, зомби и пехоты Дезирата.
   Острыми как бритва лезвиями прорезала колесница ряды врагов, словно пламя, пролетая по полю, управляемая Смертью. Посылаемые в нее снаряды и копья сворачивали в полете на полпути под прямым углом и падали далеко от боевой машины и ее экипажа. Темное пламя плясало в глазах Смерти, а сам колесничий, казалось, слился с двумя кольцами-близнецами, при помощи которых управлял он своим детищем. Снова и снова безжалостно направлял он его на врагов, и копье Сэма жалило, словно жало змеи, когда они проносились сквозь их ряды.
   Откуда-то прозвучал сигнал к отступлению. Но почти некому было к нему прислушаться.
   — Утри слезы, Сиддхартха, — сказала Смерть, — и перестрой войска. Пришло время усилить натиск. Меченосец Манжушри должен отдать приказ о наступлении.
   — Да, Смерть, я знаю.
   — Поле осталось за нами, но еще не вечер. Боги наблюдают, оценивая наши силы.
   Сэм подал поднятым копьем сигнал, и его войска всколыхнулись. Затем они вновь замерли на месте. Вдруг все стихло, ни ветерка, ни звука, повсюду разлилась неподвижность. Синело небо. Утоптанное тысячами ног, серо-зеленым ковром расстилалось поле. Вдали, словно призрачная ограда, висела пыль.
   Сэм оглядел ряды своего воинства и взмахнул копьем.
   В этот миг ударил гром.
   — На поле выходят боги, — сказала Смерть, глядя вверх.
   Над ними пронеслась громовая колесница. Но ливень разрушения не хлынул им на головы.
   — Почему мы еще живы? — спросил Сэм,
   — Я думаю, они хотят, чтобы наше поражение было как можно более позорным. К тому же они, наверное, боятся обратить громовую колесницу против ее создателя — и правильно делают.
   — В таком случае… — сказал Сэм и подал своим войскам сигнал к наступлению.
   Колесница вынесла его вперед.
   За ним двинулось воинство Дезирата.
   Они порубили отставших. Они прорвались сквозь гвардию, которая пыталась их задержать. Под тучей стрел перебили они лучников. И лицом к лицу сошлись с основной массой святых воителей, давших обет стереть с лица земли город Дезират.
   И тут протрубили небесные трубы.
   Расступились ряды воителей-людей.
   Выехало пятьдесят полубогов.
   Сэм поднял копье.
   — Сиддхартха, — сказала Смерть. — Никогда не был Князь Калкин побежден в битве.