Желязны Роджер. Князь Света

   — Ольвегг. Это кажется невозможным.
   — И однако, так оно и есть. Это ныне старое тело я получил в тот день, когда Сэм разгромил Властителей Кармы в Маратхе. Я был там.
   — Один из Первых и — да! — христианин!
   — По случаю, когда у меня истощаются индийские ругательства.
   Ниррити положил руку ему на плечо.
   — Значит само твое существо изнемогает, должно быть, от боли, внимая насаждаемому ими богохульству!
   — Не очень-то я их жалую, да и они меня тоже.
   — Еще бы. Но вот Сэм — он же делал то же самое — преумножая число ересей, еще глубже погребая истинное Слово…
   — Оружие, Ренфрю, — сказал Ольвегг. — Оружие и ничего более. Я уверен, что он хотел стать богом не больше, чем ты или я.
   — Может быть. Но лучше бы он подыскал другое оружие. Хоть он и побеждает, души их все равно потеряны.
   Ольвегг пожал плечами.
   — Я, в отличие от тебя, не богослов…
   — Но ты поможешь мне? Веками я накапливал силы, наращивал свою мощь. У меня есть люди и есть машины. Ты сказал, что враг ослаблен. Моя нежить — отродья не мужчины и женщины — не ведают страха. У меня есть небесные гондолы — множество гондол. Я могу добраться до их Града на полюсе. Я могу разрушить их Храмы по всему миру. Полагаю, пришла пора очистить мир от этой скверны. Вновь должна воцариться истинная вера! Скоро! Уже недолго ждать!
   — Как я сказал, я не богослов. Но мне тоже хочется увидеть, как падет Град, — сказал Ольвегг. — Я помогу тебе всем, чем смогу.
   — Тогда мы захватим для начала несколько их городов и оскверним их Храмы, чтобы посмотреть, что они предпримут в ответ.
   Ольвегг кивнул.
   — Ты будешь моим советником. Окажешь мне моральную поддержку, — сказал Ниррити и опустил голову. — Молись со мною, — велел он.
 
   Долго стоял старик перед Дворцом Камы в Хайпуре, разглядывая его мраморные колонны. Наконец одна из девушек сжалилась над ним и вынесла ему хлеба и молока. Он съел хлеб.
   — Выпей и молоко, дедушка. Оно полезно для всех и укрепит твою плоть.
   — К черту! — сказал в ответ старик. — К черту молоко! И мою треклятую плоть! Впрочем, если уж на то пошло, так и дух.
   Девушка отпрянула назад.
   — Так-то ты отвечаешь на проявленное милосердие!
   — Я ругаю не твое милосердие, детка, а твой вкус в том, что касается напитков. Ты что, не могла нацедить мне на кухне глоток-другой самого дрянного винца?.. Того, которое не придет в голову заказывать даже забулдыгам, а повар не осмелится брызнуть на самый дешевый кебаб. Я жажду выжатого из гроздьев, а не из коровы!
   — Может быть, тебе подать меню? Уходи отсюда, покуда я не позвала слуг!
   Он посмотрел ей в глаза.
   — Не обижайся, леди, прошу тебя. Попрошайничество, видишь ли, дается мне с трудом.
   Она взглянула в его черные как смоль глаза, затерявшиеся в лабиринте испещривших задубевшую от загара кожу морщинок. В бороде у него проглядывали черные пряди, неуловимая улыбка играла в уголках рта.
   — Хорошо… ступай за мной, мы пройдем через черный ход на кухню, может, там найдется что-нибудь для тебя. Хотя, по правде говоря, я не знаю, почему это делаю.
   Пальцы его дернулись, когда она от него отвернулась, а на губах заиграла улыбка, он направился за ней следом, присматриваясь к ее походке.
   — Потому что я так захотел, — сказал он.
 
   Не по себе было вожаку ракшасов Тараке. Расположившись на проплывавших в полуденной лазури облаках, размышлял он о путях силы. Случилось ему когда-то быть могущественнейшим. Во дни, предшествовавшие обузданию, некому было встать поперек его пути. И тут явился Бич, Сиддхартха. И когда узнал о нем Тарака — о Калкине, наделенном немалой силой, — понял он, что рано или поздно суждено будет им сойтись, чтобы смог он испытать силу того Атрибута, которым, как говорили, обзавелся Калкин. И когда наконец пересеклись их пути — в тот великий, давно ушедший день, когда вспыхивали факелами от их неистовства вершины гор, — победил тогда Бич. И когда встретились они вторично, уже через века, так или иначе, но опять сломил он ракшаса, и было это поражение еще тяжелее первого. Но только ему и удалось такое, а сейчас ушел он из мира. Более же никому было не под силу превозмочь Владыку, Адова Колодезя. Но тут оспорить его силу явились боги. Когда-то смеялся он над их ничтожеством, над их неуклюжими попытками подчинить себе свои принесенные мутациями способности, используя наркотики, гипноз, медитацию, нейрохирургию, — выковать из них Атрибуты, — но выросли за века их силы. Четверо, всего четверо из них явились в Адов Колодезь — и все его легионы не в силах оказались их отразить. Силен был тот, кого звали Шивой, но Бич позднее убил его. Так и должно было быть, ибо признавал Тарака Бича себе равным. Женщину в расчет он не принимал, ведь была она всего-навсего женщиной, и понадобилась ей помощь Ямы. Но вот Бог Агни, душа которого сверкала ярким, нестерпимым пламенем, — его Тарака почти боялся. Опять вспомнил владыка ракшасов тот день, когда в Паламайдзу явился в одиночку во дворец к нему Агни и бросил вызов. Не под силу оказалось ракшасу тогда остановить пришельца, как он ни пытался, и сам дворец его пал жертвой пламени. Повторилось то же и в Адовом Колодезе, опять ничего не могло остановить пламенного бога. И дал тогда Тарака себе обещание, что придет день, и испытает он его силу, как было то уже с Сиддхартхой, чтобы либо победить, либо подчиниться. Но так ему это и не удалось. Бог Огня сам пал перед Красным — четвертым в Адовом Колодезе, — который повернул неведомым образом пламя его на свой же источник в день великого побоища у Дезирата на реке Ведре. И означало это, что он, Красный, и есть величайший. Разве сам Бич не предостерегал его от Ямы-Дхармы, бога Смерти? Да, из всех живущих ныне на белом свете выпивающий жизнь глазами был могущественнейшим. Однажды Тарака чуть не пал жертвой его силы, было это в громовой колеснице. Еще раз попытался он испытать его силу, но вынужден был тут же остановиться, ибо оказались они в тот раз на время союзниками. Потом рассказывали, что умер Яма в Небесном Граде. Позднее же говорили, что разгуливает он все еще по свету. Что не может он, будучи Владыкой Смерти, умереть без собственной на то воли. И поверил в это Тарака, принял все последствия, отсюда проистекающие. И значило это, что вернется он, Тарака, на далекий южный остров с синим дворцом, где дожидается его ответа Повелитель Зла, Ниррити Черный. И примет он его предложение. И, отправившись из Махаратхи от моря на север, присоединят ракшасы свою мощь к силам темного Властелина, разрушат вместе с ним один за другим Храмы шести крупнейших городов юго-запада, зальют улицы их кровью горожан, смешанной с кровью лишенных проблеска души легионеров Черного, — пока не выступят на защиту их боги и не встретят свою судьбу. Если же боги не выступят, явится это признанием полной их немощи. Тогда пойдут ракшасы на приступ Небесного Града, и разрушит Ниррити его и сравняет с землей; падет Шпиль Высотою В Милю, расколется свод Небес, увидят огромные белые кошки Канибуррхи вокруг развалины, и покроет наконец павильоны богов и полубогов толстая пелена полярного снега. И все это, на самом-то деле, с одной всего целью — если оставить в стороне, что развеет это отчасти скуку и приблизит наступление последних дней богов и людей в мире ракшасов. Где бы ни разгорелось большое сражение и вершились великие деяния огнем и мечом, — всюду, знал Тарака, явится он, Красный, ибо там его царство и тянет его туда его Образ. И знал Тарака, что будет искать, ждать, делать что угодно, как бы долго это ни продлилось, пока не наступит наконец тот день, когда взглянет он опять в черное пламя, бушующее в глубине глаз Смерти…
 
   Брахма бросил взгляд на карту, а затем вновь обернулся к хрустальному экрану, вокруг которого, зажав в зубах собственный хвост, обвился бронзовый нага.
   — Пожар, жрец?
   — Пожар, Брахма… в огне все склады!
   — Прикажи людям потушить огонь.
   — Они уже борются с ним.
   — Тогда зачем же ты меня беспокоишь?
   — Здесь царит страх, Великий.
   — Страх? Перед чем?
   — Перед Черным, чье имя я не могу произнести в твоем присутствии, — силы которого ежечасно растут на юге и перерезали все торговые пути.
   — Почему это ты должен бояться произнести имя Ниррити в моем пристутствии? Мне ведомо о Черном. Ты полагаешь, что пожар — это его рук дело?
   — Да, Великий, — или скорее какого-то нанятого им негодяя. Ходят упорные слухи, что он намерен отрезать нас от остального мира, подорвать наше благосостояние, уничтожить наши запасы, посеять в душах сомнения, ибо он планирует...
   — Захватить вас, конечно.
   — Твои слова, Всемогущий.
   — Быть может, так оно и есть, жрец. Скажи мне, вы не верите, что боги вступятся за вас, если Повелитель Зла осмелится напасть?
   — В этом никогда не было и тени сомнения, Могущественнейший. Мы просто хотим напомнить тебе о подобной возможности и освежить наши постоянные мольбы о прощении и божественном покровительстве.
   — Ты услышан, жрец. Не бойтесь.
   Брахма выключил связь.
   — Он нападет.
   — Конечно.
   — Насколько он силен, вот что меня интересует. Никто не знает, каковы в действительности его силы. Не так ли, Ганеша?
   — Ты спрашиваешь меня, Владыка? Твоего смиренного политического советника?
   — Больше я никого здесь не вижу, смиренный богодел. Не знаешь ли ты о ком-нибудь, кто мог бы это знать?
   — Нет, Владыка, не знаю. Все избегают нечистого, будто он настоящая смерть. В общем-то, так оно и есть. Ты же знаешь, что ни один из трех посланных мною на юг полубогов так и не вернулся.
   — Но они же были сильны, как бы их там ни звали, не так ли? И давно это было?
   — Последний — год тому назад. Тогда мы послали нового Агни.
   — Да, он, правда, был не очень-то хорош — все еще пользовался гранатами и взрывчаткой… но силен.
   — Морально, может быть. Когда богов становится меньше, приходится обходиться полубогами.
   — В былые дни я просто взял бы громовую колесницу…
   — В былые дни не было громовой колесницы. Яма…
   — Замолчи! Теперь-то у нас есть громовая колесница. Я думаю, что высокий гриб дыма изогнется вскоре над дворцом Ниррити.
   — Брахма, мне кажется, Ниррити может остановить громовую колесницу.
   — С чего ты взял?
   — Судя по некоторым полученным из первых рук сообщениям, он, кажется, использует против наших боевых судов, посылаемых бороться с его бандитами, самонаводящиеся ракеты.
   — Почему ты не сказал мне об этом раньше?
   — Это совсем новые донесения. Мне еще не представлялось возможности тебе о них сообщить.
   — Тогда ты считаешь, что нападать нам не стоит?
   — Не стоит. Подождем. Пусть первый ход сделает он сам, чтобы мы смогли оценить его силу.
   — Тем самым нам придется принести в жертву Махаратху?
   — Ну и что? Ты что, никогда не видел падения города?… Какой ему будет толк от временного владения Махаратхой? А ежели мы не отберем ее обратно — ну так пусть этот самый гриб со своей белой шляпкой вырастет там, в Махаратхе.
   — Ты прав. Игра стоит свеч, мы оценим его силы и отчасти истощим их. Ну а пока нам надо подготовиться.
   — Да. Каковы будут твои приказания?
   — Привести в состояние готовности все силы в Граде. Отозвать Владыку Индру с восточного континента — немедленно!
   — Будет сделано.
   — И оповестить остальные пять городов на реке — Лананду, Хайпур, Килбар…
   — Тотчас же.
   — Тогда ступай!
   — Уже ушел.
 
   Время как океан, пространство как его воды, в середине же — Сэм — покоясь, решая…
   — Бог Смерти, — позвал он, — перечисли наши силы.
   Яма потянулся и зевнул, потом поднялся с алого ложа, на котором подремывал, почти невидимый на его фоне. Он пересек комнату и посмотрел Сэму в глаза.
   — Оставляя в стороне Облик, вот мой Атрибут. Сэм встретил его взгляд и выдержал его.
   — Это что, ответ на мой вопрос?
   — Отчасти, — ответил Яма, — но в основном это испытание твоей собственной силы. Она вроде бы возвращается. Ты выдерживал мой смертельный взгляд дольше, чем это под силу любому смертному.
   — Я знаю, что моя мощь возвращается. Я чувствую это. И не она одна, многое возвращается сейчас ко мне. Все эти дни, проведенные здесь, во дворце Ратри, продолжал я размышлять о прошлых своих жизнях. И ты знаешь, бог смерти, сегодня я пришел к выводу, что не были они одной сплошной неудачей. Хотя раз за разом и побеждали меня Небеса, многого стоила им каждая очередная победа.
   — Да, вполне может статься, что ты — орудие в руках судьбы. Они сейчас и в самом деле слабее, чем в те времена, когда ты пошел наперекор их воле в Махаратхе. К тому же слабее они и относительно, поскольку люди стали с тех пор сильнее. Боги уничтожили Дезират, но не смогли уничтожить акселеризм. Потом попытались они похоронить буддизм в недрах своего собственного учения, но не смогли. В действительности, я не могу сказать, принесла ли твоя религия акселеризму пользу своими — то есть твоими — россказнями, поддержала ли она акселерацию хоть каким-нибудь образом, но тогда-то усомниться в этом не могло прийти в голову никому из богов. Ну а туману она напустила мастерски: отвлекла внимание богов от того вреда, который они сами себе нанесли, ведь после того, как их угораздило ее «принять» в качестве учения, все направленные против нее усилия возбуждали одновременно и антидеикратические настроения. Не будь ты столь практичен, ты мог бы показаться озаренным.
   — Благодарю. Хочешь, я тебя благословлю?
   — Нет, может, я тебя?
   — Очень может быть, Смерть, но попозже. Но ты не ответил на мой вопрос. Пожалуйста, расскажи мне, какими силами мы располагаем.
   — Хорошо. Вскоре прибудет Властитель Кубера…
   — Кубера? А где он?
   — Целые годы провел он в укрытии, впрыскивая в мир научные познания.
   — Так много лет? Дряхлым, должно быть, стало его тело! Как он справляется?
   — Ты не забыл Нараду?
   — Моего старого врача из Капила?
   — Его самого. Когда ты распустил своих копейщиков после сражения в Махаратхе, он удалился с помощью твоих вассалов в захолустье, прихватив с собой все оборудование, которое вы забрали из Палаты Кармы. Я засек его много лет назад. После падения Дезирата я, ускользнув с Небес путем Черного Колеса, вывел Куберу из его бункера под павшим городом. А потом он уже сам вступил в союз с Нарадой, который заправляет нынче в горах подпольной лавкой тел. Они работают на пару. Мы открыли подобные пункты и в нескольких других местах.
   — И Кубера будет здесь? Отлично!
   — А Сиддхартха все еще Князь Капила. И призыв к войскам княжества будет, вне всякого сомнения, услышан. Мы уже призвали их.
   — Горсточка, вероятно. Но все равно приятно об этом узнать, да…
   — Еще Господин Кришна.
   — Кришна? Что ему делать на нашей стороне? Где он?
   — Он был здесь. Я наткнулся на него в первый же день по прибытии. Он как раз заходил с одной из девиц. Весьма патетично.
   — Патетично? Почему?
   — Он стар. Достойный жалости слабый старик, но все еще пьяница и развратник. И однако Облик все еще служит ему, время от времени наделяя его долей былой харизмы и частью его колоссальной витальности. Его изгнали с Небес после Дезирата — всего лишь за то, что он не пожелал сражаться против Куберы и меня, как сделал, например, Агни. Более полувека скитался он по свету, пьянствуя, занимаясь любовью, играя на своей свирели, — и старея. Мы с Куберой несколько раз пытались отыскать его, но он нигде не задерживался подолгу, и где его только не носило! Чего еще ждать от отставного божества плодородия.
   — А какая нам от него польза?
   — В тот же день я послал его к Нараде за новым телом. Они прибудут вместе с Куберой. Он тоже всегда быстро восстанавливает свои силы после перерождения.
   — Но нам-то какая от него польза?
   — Не забывай, что ведь именно он уничтожил черного демона Бану, повстречать которого боялся даже Индра. Когда он трезв, трудно найти на свете бойца опаснее. Яма, Кубера, Кришна и — если ты пожелаешь — Калкин! Мы станем новыми локапалами, мы будем заодно.
   — Согласен.
   — Так тому и быть. Пусть шлют они против нас команды богов-практикантов! Я спроектировал новое оружие. Досадно, что приходится иметь дело с таким количеством его совершенно разных, чаще всего экзотических типов. Я распыляю свой гений, доводя каждый экземпляр до состояния произведения искусства, вместо того чтобы разработать массовое производство нескольких конкретных средств нападения. Но диктуется это многообразием паранормального. Всегда отыщется кто-нибудь, чей Атрибут окажется противоядием против данного конкретного оружия. Ну да ладно, пусть свернется у них в жилах кровь от моего ружья «Геена», пусть скрестят они клинки с электромечом, пусть предстанут перед фонтанирующим струйками цианида и диметилсульфаксида щитом — и поймут, что противостоят им локапалы.
   — Теперь я вижу, Смерть, почему любой бог — даже Брахма — может исчезнуть, и его заменит другой; любой, но не ты.
   — Спасибо. Есть ли у тебя какой-либо план?
   — Пока нет. Мне понадобится больше информации о имеющихся у Града силах. Демонстрировали ли Небеса свою мощь за последние годы?
   — Нет.
   — Если бы нашелся какой-нибудь способ испытать их, не выдавая себя… Может быть, ракшасы…
   — Нет, Сэм. Я им не доверяю.
   — Я тоже. Но подчас с ними можно иметь дело.
   — Как ты — в Адовом Колодезе и Паламайдзу?
   — Хороший ответ. Может, ты и прав. Я еще подумаю об этом. А еще меня интересует Ниррити. Как идут дела у Черного?
   — В последние годы он добился господства на море. Слухи гласят, что растут его легионы и что занят он постройкой военных машин. Я же когда-то уже говорил тебе о моих опасениях в его отношении. Давай-ка держаться от Ниррити как можно дальше. У него с нами только одно общее — желание низвергнуть Небеса. Он не акселерист и не деикрат, стоит ему прийти к власти, и он насадит повсюду такое темное средневековье, какое и не снилось тому строю, с которым мы боремся. Быть может, лучшей линией поведения для нас было бы спровоцировать конфликт, битву между Ниррити и Богами из Небесного Града, а самим выждать, чтобы потом напасть на победителя.
   — Вполне может быть, что ты прав, Яма. Но как это сделать?
   — Но это вполне может случиться само собой — и скоро. Махаратха затаилась, сжалась в комок, косясь с опаской на омывающее ее море. Ты же стратег, Сэм, а я — всего-навсего тактик. Мы отозвали тебя как раз для того, чтобы ты сказал нам, что делать. Прошу, обдумай все хорошенько, ведь ты теперь снова стал самим собой.
   — Ты все время подчеркиваешь эти последние слова.
   — Угу, проповедник. Ты же еще не испытан в бою после своего возвращения из блаженства нирваны… Скажи, а по-буддистски-то ты сможешь сражаться?
   — Вероятно, но мне пришлось бы стать личностью, которая представляется мне ныне отвратительной.
   — Хорошо… а может, нет. Но не забывай об этом, коли мы окажемся в затруднении. Или, по крайней мере, чтобы быть в безопасности, тренируйся каждую ночь перед зеркалом, читай лекции по эстетике вроде той, что ты прочел в монастыре Ратри.
   — Не хотелось бы.
   — Знаю, но надо.
   — Лучше я попрактикуюсь с клинком. Добудь его мне, и я дам тебе пару уроков.
   — Ого! Ну ладно! Если урок будет хорош, ты добудешь себе новообращенного.
   — Ну так пошли во двор, и я просветлю тебя.
 
   Когда поднял в своем синем дворце руки Ниррити, с ревом сорвались с палуб его кораблей ракеты и дугой перечеркнули небо над Махаратхой.
   Когда закрепил он на груди черный свой доспех, упали ракеты на город, извергая из себя пламя.
   Когда натянул сапоги, вошел его флот в гавань.
   Когда запахнул он черный плащ и, застегнув его на груди, надвинул на лоб шлем из вороненой стали, завели под палубами свой негромкий перестук его сержанты.
   Когда застегнул он свой пояс с ножнами, зашевелились в трюмах зомби.
   Когда натянул кожаные со стальными пластинами перчатки, приблизился флот его, подгоняемый поднятым ракшасами ветром, к причалу.
   Когда дал он знак юному своему адъютанту, Ольвагге, следовать за собою во двор, бессловесные воины поднялись на палубы кораблей и уставились на пылающую гавань.
   Когда зарокотали моторы темной небесной гондолы и дверь ее открылась перед ними, первый из его кораблей бросил якорь.
   Когда вошли они в гондолу, первый отряд его войск вступил в Махаратху.
   Когда прибыли они в Махаратху, город пал..
 
   В зеленом сплетении веток высоко над землей пели в саду птицы. Рыбы, словно старые монеты, лежали на дне в голубом пруду. Пунцовые, с мясистыми лепестками цветы изливали в воздух благоухание, рядом с ее нефритовой скамьей проглядывал кое-где и желтый львиный зев. Упершись левой рукой о белую кованую спинку скамьи, она смотрела, как, шаркая по каменным плитам дорожки, к ней не спеша приближаются его сапоги.
   — Сэр, это частный сад, — заявила она.
   Он остановился перед скамьей и взглянул на нее сверху вниз. Мускулистый, загорелый, темноглазый и темнобородый, он смотрел на нее безо всяких эмоций, потом улыбнулся. Из синей ткани и кожи были его одежды.
   — Для гостей, — продолжала она, — предназначен сад с другой стороны здания. Пройдешь под арку и…
   — У себя в саду я всегда был рад тебя видеть, Ратри, — сказал он.
   — Себя?..
   — Кубера.
   — Боже, Кубера! Ты не…
   — Нет, не толстый. Я знаю. Ничего удивительного: новое тело и ни минуты покоя. Мастерить это дьявольское оружие Ямы, перевозить его…
   — Когда ты прибыл?
   — Сию минуту. Прихватив с собой Кришну и партию взрывчатки, гранат и противопехотных мин…
   — Боги! Как давно было все…
   — Да. Очень. Но я все равно должен принести тебе свои извинения. Меня это угнетало все эти долгие годы. Я корю себя, Ратри, что тогда, той ночью втянул тебя во все эти междуусобицы. Мне нужен был твой Атрибут, и я впутал в это дело тебя. Терпеть не могу пользоваться кем бы то ни было подобным образом.
   — Я бы все равно покинула вскоре Небеса, Кубера. Так что не очень-то переживай и не вини себя. Вот разве что тело хотелось бы посимпатичнее… Ну да это не главное.
   — Я дам тебе новое тело, леди.
   — Попозже, Кубера. Прошу, садись. Вот сюда, ты голоден? Хочешь пить?
   — Да и еще раз да.
   — Вот фрукты, сома. Или ты предпочитаешь аи?
   — Нет, спасибо, лучше сома.
   — Яма говорит, что Сэм оправился от своей святости.
   — Это хорошо, он нам все нужнее. Ну как, он еще не разработал для нас план действий?
   — Яма мне не говорил. Но возможно, что Сэм не говорил Яме.
   На соседнем дереве вдруг заколыхались ветви, и на землю спрыгнул Так, приземлившись прямо на четвереньки. Пробежав по плитам, он замер у скамьи.
   — Ваши пересуды разбудили меня, — проворчал он. — Что это за тип, Ратри?
   — Господин Кубера, Так.
   — Ежели так оно и есть, то до чего же он изменился! — сказал Так.
   — То же можно сказать и про тебя, Так от Архивов. Почему ты все еще обезьянничаешь? Яма может вернуть тебя в человеческое тело.
   — Обезьяной я полезней, — ответил Так. — Я — замечательная ищейка и шпион, даже лучше собаки, а с другой стороны, я сильнее человека. А кто сможет отличить одну обезьяну от другой? Так что я останусь в этом теле, пока не пройдет нужда во всех этих достоинствах.
   — Похвально, похвально. Ну а об активности Ниррити ничего нового не слышно?
   — Его суда подбираются все ближе и ближе к большим портам, — сказал Так. — И их, похоже, становится все больше. А в остальном — ничего нового. Судя по всему, боги его побаиваются, коли не рассеивают они его силы.
   — Ну да, — заметил Кубера, — он же теперь — величина неизвестная. Я склоняюсь к тому, что он — ошибка Ганеши. Ведь именно Ганеша дозволил ему убраться с Небес, да еще и прихватить с собой все свое оборудование. Я думаю, Ганеше хотелось иметь под рукой какого-нибудь врага богов, если вдруг в нем возникнет экстренная надобность. Он даже и представить себе не мог, что гуманитарий сумеет так распорядиться этим оборудованием и накопить подобные силы.
   — Логично, — согласилась Ратри. — Даже я слышала, что именно такими соображениями Ганеша зачастую и руководствуется. Ну и что он будет делать теперь?
   — Отдаст Ниррити первый город, на который тот нападет, чтобы присмотреться к его атакующим возможностям и оценить его силы, — если, конечно, ему удастся удержать Брахму от активных действий. А потом — ударит по Ниррити. Махаратха должна пасть, а нам следует держаться поблизости. Интересно будет даже просто понаблюдать.
   — Но ты думаешь, что одним наблюдением дело для нас не окончится? — спросил Так.
   — Ну да. Сэм отлично понимает, что мы должны быть готовы произвести нужное количество нового оружия — и кое-что из него и употребить. Мы должны будем сразу среагировать на их действия, а они, Так, скорее всего не заставят себя ждать.
   — Наконец-то, — ответил тот. — Я всегда хотел сражаться в битве бок о бок с Бичом.
   — В ближайшие недели, уверен, что многие желания исполнятся, а многие потерпят крах.
   — Еще сомы? Фруктов?
   — Спасибо, Ратри.
   — А тебе, Так?
   — Разве что банан.
 
   Под сенью леса, у вершины высокого холма восседал Брахма, словно химера, водруженная на водосток готического храма, и не отрываясь глядел вниз, на Махаратху.
   — Они оскверняют Храм.
   — Да, — отвечал Ганеша. — Чувства Черного с годами не меняются.
   — С одной стороны, жалко. С другой — страшновато. У них винтовки и пистолеты.
   — Да. Они сильны. Вернемся в гондолу.