— Знаю.
   — Со мной Талисман Бича. На костре у Миросхода сгорела подделка. Я подменил его, чтобы изучить на досуге. Досуга у меня, правда, не было. Постой минуту, я надену его на тебя.
   Сэм поднял руки, и Смерть застегнула у него на талии пояс из раковин.
   Он подал своим войскам знак остановиться.
   Смерть мчала его в одиночку навстречу полубогам.
   Над головами некоторых из них переливались нимбы зачаточных Обликов. Другие несли странное оружие, чтобы сфокусировать на нем странные свои Атрибуты. Языки пламени лизнули колесницу. Ветры налетели на нее. Обрушился грохот. Сэм взмахнул копьем и первые трое из его противников зашатались и рухнули со спин своих ящеров.
   Смерть устремила на них свою колесницу.
   Как бритва остры были косы, которые приладила Смерть к своей колеснице; и была она втрое быстрее лошади и вдвое — ящера.
   Туман окутал Сэма, туман, подкрашенный кровью. Навстречу ему неслись тяжелые снаряды — и исчезали то с одной, то с другой стороны от колесницы. Сверхзвуковой вой заполнял его уши, но что-то ослабляло его до терпимых пределов.
   Не меняясь в, лице, воздел Сэм свое копье высоко над головой.
   И вдруг вспышка неожиданной ярости исказила его лицо, и с наконечника копья ударили в ответ молнии.
   Опалило, обуглило ящеров и их всадников.
   Ноздри Сэма раздулись от запаха горелой плоти.
   Он засмеялся, и Смерть развернула колесницу для новой атаки.
   — Смотрите ли вы на меня? — прокричал Сэм в небо. — Смотрите — и остерегайтесь! Ибо вы ошиблись!
   — Не надо! — вмешалась Смерть. — Слишком рано! Никогда не насмехайся над богом, пока с ним не покончено!
   И еще раз промчалась колесница сквозь ряды полубогов, и ни одному не удалось коснуться ее.
   Разнесся призыв трубы, и священное ополчение ринулось на помощь.
   Навстречу им двинулись воины Дезирата.
   Сэм стоял на своей колеснице, и вокруг него с грохотом падали тяжелые снаряды, но ни один из них не достиг цели. Смерть раз за разом устремляла колесницу сквозь ряды врагов, то словно вбивая в них клин, то будто пронзая рапирой. Сэм пел. И копье его было словно жало змеи, иногда с наконечника слетали яркие искры, а Талисман светился бледным огнем.
   — Мы их осилим! — обратился он к колесничему.
   — Сейчас на поле только полубоги и люди, — отвечала Смерть. — Они все еще испытывают нашу мощь. Почти не осталось тех, кто помнит истинную силу Калкина.
   — Истинную силу Калкина? — переспросил Сэм. — Ни разу не была она проявлена, о Смерть. За все века этого мира… Пусть же выступят теперь они против меня, и оплачет небо их тела, и обагрятся воды Ведры их кровью… Вы слышите меня? Вы слышите меня, боги? Где же вы? Я вызываю вас, здесь, на этом поле! Выходите против меня со всей вашей силой, явитесь сюда!
   — Нет! — перебила Смерть. — Еще рано! Над ними опять показалась громовая колесница.
   Сэм поднял копье, и вокруг пролетающей машины разверзся пиротехнический ад.
   — Тебе не следует выдавать себя! Пусть они пока не догадываются, на что ты способен!
   Сквозь грохот боя и пение внутри собственного мозга до него донеслись слова Тараки:
   — Они поднимаются по реке, Бич! А другой отряд осаждает ворота города!
   — Передай Далиссе, чтобы она бралась за дело. Пусть вскипятит своим Зноем воды Ведры. А ты со соими ракшасами отправляйся к воротам Дезирата и уничтожь захватчиков!
   — Слушаюсь, Бич! — и Тарака исчез.
   Луч ослипительного света пронизал, вырвавшись из из громовой колесницы, ряды защитников.
   — Пора, — сказала Смерть и взмахнула плащом.
   В задних рядах леди Ратри привстала в стремянах своей вороной кобылы. Она откинула черную вуаль, покрывавшую ее доспехи.
   И закричали от страха оба воинства, ибо прикрыло солнце лик свой, и тьма снизошла на ратное поле. Зачах росток света, пробивавшийся из громовой колесницы, не под силу ему больше было обжечь кого-нибудь, а затем и вовсе изчез.
   Лишь слабое, непонятно откуда исходившее свечение окружало их, когда ринулся на поле Владыка Мара — в своей переливчатой колеснице изменчевых цветов и очертаний, влекомый лошадьми, изрыгающими реки дымящейся крови.
   Навстречу ему устремился Сэм, но помешали ему толпы воинов, и прежде чем прорубился он сквозь них, умчался Мара прочь, убивая всех на своем пути.
   Поднял тогда копье Сэм и нахмурился, но цель его колебалась, меняла очертания, и все его перуны падали то по сторонам от нее, то позади.
   Вдалеке, в водах реки начал разгораться приглушенный свет. Он медленно пульсировал, и в какой-то момент над водой показалось нечто, напоминающее щупальце.
   Со стороны города доносились звуки битвы. Воздух был наполнен демонами. Почва, казалось, шевелилась под ногами ратников.
   Опять воздел Сэм свое копье, и ломаная линия света ударила из него в небосвод, заставляя его разразится на головы сражающихся десятком-другим молний.
   Дикие звери рычали, выли, ревели, опустошая без разбора ряды и того, и другого воинства.
   Подгоняемые сержантами, ведомые бесперебойным пульсом барабанов, продолжали убивать всех и каждого зомби; огненные элементалии льнули к груди павших, будто питаясь плотью.
   — Полубоги разбиты, — проговорил Сэм. — Перейдем к Владыке Маре.
   В поисках его они пересекли поле — среди тех, кто скоро станет трупами и среди тех, кто ими уже стал.
   Завидев радужные цвета колесницы сновидца, пустились они в погоню.
   Наконец он развернул свою колесницу и встретил их в коридоре темноты, куда с трудом, будто издалека, долетал шум боя. Смерть тоже натянула поводья, и они пожирали друг друга сквозь ночную тьму пылающими глазами.
   — Может, ты все-таки остановишься и примешь бой? — закричал Сэм. — или нам придется прикочить тебя походя, как собаку?
   — Не говори мне о своем отродье, кобеле и суке, о Бич! — отвечал тот. — Это ведь ты, не так ли, Калкин? Это твой пояс. Это твой стиль боя, когда вызванные тобой молнии поражают без разбору друзей и врагов. Значит, ты как-то все-таки выжил?
   — Да, это я, — сказал Сэм, взвешивая в руке копье.
   — И бог падали правит твоей калымагой!
   Смерть подняла свою левую руку ладонью вперед.
   — Обещаю тебе, Мара, смерть, — сказала она. — Если не от руки Калкина, то от моей собственной. Если не сегодня, то позже.
   Слева пульсация в реке все учащалась.
   Смерть наклонилась вперед, и колесница устремилась к Маре.
   Кони сновидца заржали и, выпустив из ноздрей струи пламени, прянули вперед.
   Стрелы Рудры отыскали их в темноте, но и они пронеслись, не задев Смерть и ее колесницу, и взорвались поблизости, на мгновение чуть сильнее осветив окрестность.
   Издалека доносился тяжелый топот и пронзительный визг слонов, которых гнали по равнине ракшасы.
   Раздался оглушительный рев.
   Мара вырос в гиганта, горою стала его колесница. Вечность ложилась под копыта его коней. Молния сорвалась с копья Сэма, словно брызги с фонтана. Вокруг него закружила вьюга, и сам холод межзвездных бездн выстудил вдруг все у него внутри.
   В последний момент отвернул Мара свою колесницу в сторону и соскочил с нее.
   Они врезались ей прямо в борт, снизу донесся скрежет, и они медленно опустились на землю.
   К тому времени они, казалось, просто оглохли от рева; пульсирующий свет с реки разлился над нею ровным заревом. Волна смешанной с паром воды выплеснулась из Ведры на берег, покатилась по полю.
   Раздались новые вопли, не затихая громыхало и лязгало оружие. Где-то в темноте едва различимо продолжали бубнить барабаны Ниррити, а сверху донесся странный звук, словно громовая колесница пикировала на них.
   — Куда он делся? — прокричал Сэм.
   — Спрятался, — отвечала Смерть. — Но он не может спрятаться навсегда.
   — Проклятие! Что это, победа или поражение?
   — Отличный вопрос. Но увы, я не знаю, каков на него ответ.
   Волны пенились вокруг стоявшей на земле колесницы.
   — Ты можешь опять запустить ее?
   — Только не в темноте, когда все заливает вода.
   — Что же тогда нам делать?
   — Запастись терпением и перекурить это дело. Он откинулся назад и зажег огонек. Чуть погодя в воздухе над ними завис один из ракшасов.
   — Бич! — обратился он к Сэму. — Новые отряды нападающих на город пропитаны той мерзостью, приблизиться к которой нам не дано!
   Сэм поднял копье, и с его острия сорвалась молния.
   На какое-то мгновение все поле осветилось ослепительной вспышкой.
   Повсюду валялись убитые. Местами они образовали небольшие кучи. Некоторые и в смерти были сплетены с соперниками. Там и сям виднелись трупы животных. Кое-где еще крались в поисках поживы огромные кошки. Огненные элементали отступали перед водой, которая занесла илом и грязью павших и насквозь промочила тех, кто еще мог стоять. Холмами возвышались над равниной сломанные колесницы и павшие ящеры. И сквозь все это брели, продолжая подчиняться приказу, зомби, убивая все живое, что двигалось и шевелилось перед ними, и пусты были их глаза. Вдалеке, иногда запинаясь, продолжал рокотать один из барабанов. Со стороны города доносился шум непрекращающейся схватки.
   — Найди леди в черном, — сказал Сэм ракшасу, — и скажи, чтобы она убрала мглу.
   — Хорошо, — сказал демон и умчался обратно к городу.
   Опять засверкало солнце, и Сэм прикрыл глаза от его лучей.
   Еще ужаснее оказалась резня под голубым небом и золотым мостом.
   Поперек поля высилась над землей громовая колесница.
   Зомби убили последних уцелевших людей. Потом оглянулись, чтобы поискать очередную добычу, и в этот момент барабан стих и сами они упали на землю.
   Сэм и Смерть стояли в своей колеснице и оглядывали поле в поисках признаков жизни.
   — Ничто не движется, — сказал Сэм. — Где же боги?
   — Быть может, в громовой колеснице. Опять появился ракшас.
   — Защитники не в состоянии удержать город, — доложил он.
   — Участвуют ли в штурме боги?
   — Там Рудра, и его стрелы наделали много бед. Там же Господин Мара. И Брахма, я думаю, тоже — и еще много других. Там все смешалось, а я торопился.
   — А где леди Ратри?
   — Она вступила в Дезират и ждет там в своем Храме.
   — А где остальные боги?
   — Не знаю.
   — Я иду в город, — заявил Сэм, — его защищать.
   — Ну а я отправлюсь к громовой колеснице, — сказала Смерть, — попробую использовать ее против врагов, если ее еще можно как-то использовать. Ну а нет — так останется еще Гаруда.
   — Хорошо, — сказал Сэм и поднялся в воздух. Смерть спрыгнула с колесницы.
   — Удачи тебе!
   — И тебе.
   И они, каждый по-своему, покинули место гекатомбы.
 
   Дорога шла чуть в гору, и его красные кожаные сапоги бесшумно ступали по влажному дерну.
   Закинув алый плащ за правое плечо, он критически оглядел громовую колесницу.
   — Она пострадала от молний.
   — Да, — кивнул он.
   И посмотрел на говорившего: тот стоял у самого хвостового оперения.
   Доспехи его сверкали, как бронза, хоть и не из бронзы были они сделаны.
   Казалось, что состоят они из множества змей.
   Его вороненый шлем украшали бычьи рога, а в левой руке держал он сверкающий трезубец.
   — Блестящая карьера, брат Агни.
   — Я больше не Агни, я теперь Шива, Владыка Разрушения.
   — Ты носишь на новом теле его доспехи и вооружен его трезубцем. Но никому не под силу так быстро научиться пользоваться этим трезубцем. Вот почему на правой твоей руке белеет перчатка, вот откуда очки у тебя на лбу.
   Шива поднял руку и опустил очки на глаза.
   — Да, так оно и есть. Брось трезубец, Агни. Отдай мне свою перчатку, жезл, пояс и очки.
   Тот покачал головой.
   — Я уважаю твою силу, бог Смерти, твою скорость и мощь. Но ты ушел слишком далеко от их источников, и они тебе больше не помогут. Тебе до меня не добраться, я сожгу тебя издалека, пока ты не приблизился. Ты, Смерть, умрешь.
   И он потянулся к поясу за своим жезлом.
   — Ты собираешься обратить дар Смерти против нее самой?
   И в руке у него появилась кроваво-красная сабля.
   — Пока, Дхарма. Дни твои подошли к концу. Он поднял жезл.
   — Во имя когда-то существовавшей между нами дружбы, — произнес облаченный в алое, — я сохраню тебе жизнь, если ты сдашься мне.
   Жезл качнулся.
   — Ты убил Рудру, защищая имя моей жены.
   — Я защищал честь локапал, одним из которых был я сам. Ну а теперь я — Бог Разрушения, я одно с Тримурти!
   Он нацелил огневой жезл, и Смерть взмахнула перед собой алым плащом.
   Столь ослепительна была последовавшая вспышка, что в двух милях от громовой колесницы защитники Дезирата замерли на миг на стенах города, удивляясь ее источнику.
 
   Захватчики вступали в Дезират. Их окружал огонь, стоны, удары металла о дерево, скрежет металла о металл.
   Ракшасы обрушивали на врагов, с которыми не могли сойтись в схватке, целые здания. Немногочисленны были вступившие в город, немногочисленны были и его защитники. Большая часть обеих армий пала на равнине у реки.
   Сэм стоял наверху самой высокой башни Храма и смотрел вниз, как рушится город.
   — Я не смог спасти тебя, Дезират, — мрачно промолвил он. — Я пытался, но этого не хватило.
   Далеко внизу, на улице, Рудра натянул свой лук.
   Увидев это, Сэм поднял копье.
   И ударили в Рудру молнии, взорвались его стрелы.
   Когда дым рассеялся, на месте Рудры виднелся лишь небольшой кратер в середине выжженной площадки земли.
   Вдалеке, на одной из крыш появился Господин Вайю, он посылал ветра раздувать пожары. Опять поднял было Сэм свое копье, но уже дюжина Вайю стояла на дюжине крыш.
   — Мара! — воззвал Сэм. — Покажись, сновидец! Если осмелишься!
   Сразу отовсюду донесся до него смех.
   — Когда я буду готов, Калкин, — донесся до него голос из пропитанного дымом воздуха, — я осмелюсь. Но выбирать буду я… А у тебя не кружится голова? Что произойдет, если ты бросишься вниз? Явится и подхватит тебя ракшас? Спасут ли тебя твои демоны?
   И тут ударили молнии сразу во все дома, стоявшие вокруг Храма, но покрыл грохот разрушений смех Мары. И растаял вдали под треск новых костров.
   Уселся Сэм и продолжал смотреть, как горит город. Затихли звуки сражения. Осталось одно пламя.
   Острая боль пронзила его мозг, отступила. Затем вновь пришла и более уже не уходила. Затем охватила все его тело, и он закричал.
   Внизу, на улице стояли Брахма, Вайю, Мара и четыре полубога.
   Он попытался поднять копье, но рука его дрожала, он не удержал древко в руке, копье со стуком упало на камень и откатилось в сторону.
   Скипетр, состоявший из колеса и черепа, уставил свои глазницы прямо на него.
   — Спускайся, Сэм! — крикнул, слегка пошевелив им, Брахма, и боль огненной волной перекатилась по телу. — Кроме тебя и Ратри, в живых никого не осталось! Ты последний! Сдавайся!
   Он боролся, чтобы подняться на ноги, ему удалось положить руки на пояс, на свой светящийся пояс.
   Покачнувшись, он пробормотал сквозь крепко сжатые зубы:
   — Хорошо! Я спущусь… среди вас упадет бомба!
   Но тут небо потемнело, посветлело, вновь потемнело.
   Оглушительный крик покрыл рев ненасытного пламени.
   — Это Гаруда! — воскликнул Мара.
   — Что здесь делать Вишну — теперь-то?
   — Гаруду же украли! Ты что, забыл?
   Огромная птица пикировала на охваченный пожаром город, словно стремящийся к своему пылающему гнезду исполинский феникс.
   Сэм с трудом взглянул вверх и увидел, как вдруг на глаза Гаруде опустился колпак. Птица взмахнула крыльями и, словно свинцовая, продолжала падать туда, где перед Храмом стояли боги.
   — Красный! — вскричал Мара. — Седок! Он в красном!
   Брахма повернулся и обеими руками направил свой вопящий скипетр на голову пикирующей птицы.
   Мара взмахнул рукой, и крылья Гаруды, казалось, вспыхнули.
   Вайю поднял вверх обе руки, и ураганный ветер обрушился на вахану Вишну, чей клюв сминает колесницы.
   Еще раз вскричал Гаруда, расправив крылья, чтобы замедлить падение. Вокруг его головы суетились ракшасы, тычками и подзатыльниками подталкивая вниз.
   Падение его замедлялось, замедлялось, но превратиться не могло.
   Боги бросились врассыпную.
   Гаруда рухнул на землю, и земля содрогнулась.
   Среди перьев на его спине появился Яма с клинком в руке, он сделал три шага и повалился на мостовую. Из развалин возник Мара и дважды ударил его сзади по затылку ребром ладони.
   Еще до второго удара Сэм прыгнул вперед, но не успел достичь земли вовремя. Вновь завопил скипетр, и все закружилось вокруг него. Изо всех сил боролся он, чтобы остановить падение, но смог его лишь замедлить.
   Земля была под ним в пятнадцати метрах… в десяти… в пяти…
   Сначала она была подернута мутно-кровавой пеленой, потом стала просто черной…
   — Наконец-то Князь Калкин сражен в битве, — мягко сказал кто-то.
 
   Брахма, Мара, да два полубога, Бора и Тикан, вот и все, больше некому было конвоировать Сэма и Яму из умирающего города Дезирата на реке Ведре. А перед ними брела леди Ратри с веревочной петлей на шее.
   Они забрали Сэма и Яму в громовую колесницу, которая была в еще более плачевном состоянии, чем сразу после падения: в правом борту ее зияла огромная дыра, а часть хвостового оперения исчезла неизвестно куда. Они сковали пленников цепями, сняв с них предварительно Талисман Бича и малиновый плащ Смерти. Они связались с Небесами, и вскоре за ними прибыла гондола.
   — Мы победили, — сказал Брахма. — Дезирата больше нет.
   — Дорогая победа, на мой взгляд, — сказал Мара.
   — Но мы победили!
   — А Черный опять шевелится.
   — Он хотел лишь испытать нашу силу.
   — И что он должен о ней решить? Что мы потеряли всю армию? И даже нескольких богов?
   — Мы бились со Смертью, ракшасами, Калкиным, Ночью и Матерью Зноя. После такой победы Ниррити не осмелится вновь поднять на нас руку.
   — Могуч Брахма, — сказал Мара и отвернулся.
   Властители Кармы вызваны были, чтобы судить пленных.
   Леди Ратри изгнана была из Града и осуждена на пребывание в мире простой смертной, воплощенной всегда в располневшие немолодые тела, которые не могли принять на себя ее Облик или Атрибуты. Так милостиво обошлись с ней, поскольку решено было, что стала она заговорщицей случайно, неосторожно доверившись Кубере.
   Когда послали за Владыкой Ямой, дабы предстал он перед судом, то обнаружили в камере лишь его мертвое тело. Оказалось, что у него в тюрбане спрятана была маленькая металлическая коробочка. И она взорвалась.
   После вскрытия Властители Кармы дали свои разъяснения.
   — Почему он не принял яд, если хотел умереть? — спросил Брахма. — Легче скрыть пилюлю, чем мину.
   — Теоретически возможно, — сказал один из Властителей, — что где-то в мире он заготовил другое тело, в которое намеревался себя переслать при помощи самовзрывающегося по завершении работы устройства.
   — Такое возможно?
   — Нет, конечно. Аппаратура для передачи громоздка и сложна. Яма, правда, хвастался, что он может все. Однажды он пытался меня убедить, что подобный прибор можно построить. Но контакт между двумя телами должен быть непосредственным и осуществляться при помощи многих проводов и кабелей. И никакое миниатюрное устройство не способно развить нужную мощность.
   — Кто построил вам психозонд? — спросил Брахма.
   — Господин Яма.
   — А Шиве громовую колесницу? А Агни огневой жезл? Грозный лук Рудре? Трезубец? Пресветлое Копье?
   — Яма.
   — Я бы хотел сообщить вам, что примерно в то же время, когда, должно быть, работала эта крошечная коробочка, сам собою включился главный генератор в Безбрежных Чертогах Смерти. Он проработал неполных пять минут и сам же отключился.
   — Была передача? Брахма пожал плечами.
   — Пора наказать Сэма.
   Что и было сделано. И поскольку один раз он уже умирал и это не дало желаемого эффекта, на сей раз решено было не ограничиваться смертным приговором.
   И он был перенесен. Но не в другое тело.
   Возвели радиобашню, Сэма, накачав наркотиками, должным образом подготовили к переносу, облепив проводами и датчиками. Но связаны те были не с другим телом, а с особым преобразователем.
   И излучен был его атман через открывшийся купол прямо в огромное магнитное облако, окружавшее всю планету и прозывавшееся Мостом Богов.
   И даровано ему было затем уникальное отличие: единственным на Небесах дважды прошел он через погребальные обряды. Ну а для Ямы это были первые похороны, и, глядя, как поднимается ввысь дым от костров, гадал Брахма, где он сейчас на самом деле.
   — Будда погрузился в нирвану, — возвестил Брахма. — Молитесь по Храмам! Пойте на улицах! Во славе ушел он! Преобразовал он старую религию, и лучше мы теперь, чем были когда-либо! Пусть всякий, кто не согласен, вспоминает Дезират!
   Так оно и было.
   Но так и не нашли они Владыку Куберу.
   Демоны разгуливали на свободе.
   Наращивал силы Ниррити.
   То тут, то там находился кто-то, кто помнил бифокальные очки или бурление ватерклозета, нефтехимию или двигатели внутреннего сгорания — и день, когда отвратило солнце лик свой от правосудия Небес.
   А Вишну говаривал, что наконец-то явилось на Небеса запустение.

VII

   Еще одним именем, которым его называли, было Майтрея, что означает Князь Света. Вернувшись из Золотого Облака, отправился он во Дворец Камы в Хайпуре, чтобы собраться с силами и приготовиться к последнему дню юги. Обмолвился однажды один мудрец, что никому не дано встретить этот день, лишь потом узнаешь, что же произошло. Ибо не отличить его рассвет от любого другого рассвета, и течет он, как все, переиначивая историю мира.
   Иногда звали его Майтрея, что значит Князь Света…
   Мир — это жертвенный огонь, солнце — его топливо, солнечные лучи — дым, день — пламя, стороны света — угли и искры. На этом огне вершат боги подношение веры. Из подношения этого рождается Царь Луна.
   Дождь, о Гаутама, это огонь, год — его топливо, облака — дым, молния — пламя, угли, искры. На этом огне вершат боги подношение Царя Луны. Из подношения этого рождается дождь.
   Мир, о Гаутама, это огонь, земля — его топливо, огонь — дым, ночь — пламя, луна — угли, звезды — искры. На этом огне вершат боги подношение дождя. Из подношения этого возникает пища.
   Мужчина, о Гаутама, это огонь, его открытый рот — это топливо, дыхание — дым, речь — пламя, глаз — угли, ухо — искры. На этом огне вершат боги подношение пищи. Из подношения этого возникает детородная сила.
   Женщина, о Гаутама, это огонь, тело ее — его топливо, волосы — дым, лоно — пламя, наслаждения — угли и искры. На этом огне вершат боги подношение детородной силы. Из подношения этого рождается человек. Он живет столько, сколько суждено ему прожить.
   Когда человек умирает, уносят его, чтобы предать огню. Огонь становится его огнем, топливо — его топливом, дым — дымом, пламя — пламенем, угли — углями, искры — искрами. На этом огне вершат боги подношение человека. Из подношения этого выходит человек в сияющем величии.
Брихадараньяка упанишада (VI, 2, 9-14).

   В высоком синем дворце, увенчанном стройными шпилями и украшенном филигранью резных дверей, где воздух пропитан терпкой морской солью и пронизан криками населяющих прибрежье тварей, отчего быстрее бьется сердце и сильнее жаждешь жизни и ее удовольствий, Господин Ниррити Черный допрашивал приведенного к нему человека.
   — Как тебя зовут, мореход? — спросил он.
   — Ольвагга, Господин, — отвечал капитан. — Почему перебил ты всю мою команду, а меня оставил в живых?
   — Потому что я желаю допросить тебя, Капитан Ольвагга.
   — О чем же?
   — О многом. О том, что старый морской волк может вызнать в своих скитаниях. Хорошо ли я контролирую южные морские линии?
   — Лучше, чем я думал, иначе меня здесь не было бы.
   — Многие боятся рисковать, да?
   — Да.
   Ниррити подошел к окну и, повернувшись к пленнику спиной, долго смотрел на море. Потом снова заговорил:
   — Я слышал, что немалых успехов добилась на севере наука со времен, гм, битвы при Дезирате.
   — Я тоже слыхивал об этом. И знаю, что так оно и есть. Сам видел паровую машину, Печатные станки вошли в обиход. Ноги мертвых ящеров дергаются от знакомства с гальванизмом. Повысилось качество стали. Вновь изобрели микроскоп и телескоп.
   Ниррити обернулся к нему, и некоторое время они изучали друг друга.
   Ниррити был маленьким человечком с огоньком в глазах, мимолетной улыбкой, темными волосами, забранными серебряным обручем, вздернутым носом и глазами под цвет его дворца. Одет он был во все черное, а кожа его, похоже, давно не встречала солнечных лучей.
   — А почему Боги из Града не смогли это предотвратить?
   — Мне кажется, что они просто ослабели, в чем ты, наверное, и хочешь убедиться, Господин. После холокоста на Ведре они вроде бы боятся искоренять прогресс машинерии силой. А еще говорят, что внутри Града сейчас свои распри — между полубогами и уцелевшими из старших. К этому добавляется проблема новой религии. Люди нынче не боятся Небес, как раньше. Они способны постоять за себя; и теперь, когда они лучше подготовлены, боги уже не спешат вступать с ними в открытые конфликты.
   — Значит, Сэм победил. Через годы он разбил их.
   — Да, Ренфрю. Думаю, ты прав.
   Ниррити бросил быстрый взгляд на двух стражников, стоявших по бокам Ольвагги.
   — Ступайте, — приказал он и затем, когда они вышли, добавил: — Ты знаешь меня?
   — Угу, капеллаша. Я ведь Ян Ольвегг, капитан «Звезды Индии».