Желязны Роджер. Мост из пепла

   Доктор Тимура пожал плечами.
   — Какая-нибудь реакция вполне возможна. Депрессия… Естественно, утомление, если он будет продолжать прогрессировать с такой же скоростью и дальше. С другой стороны, попытка замедлить ход развития мальчика именно сейчас, когда он пытается познать мир, может навредить ему. Как только наступит переполнение, он сам остановится и попытается переварить все, что ему удалось накопить. Именно тогда и начнется ваша работа. Впрочем, это всего лишь мое мнение.
   — Спасибо. Я благодарен за любой совет по поводу этого необычного случая.
   — В его комнате установлена записывающая аппаратура, не так ли?
   — Естественно, с того самого момента, как он у нас появился, мы еще кое-что добавили после случая с Кондорсе.
   — Прекрасно, прекрасно. Мне кажется, вам следует оставлять Денниса наедине с самим собой на более длительное время — все равно ведь за ним ведется наблюдение — и посмотреть, что из этого получится, как он станет справляться со своими проблемами сам.
   — Вы предлагаете приостановить лечение и дать Деннису некоторую свободу действий?
   — Нет, конечно. Однако вам же необходимо понаблюдать за ним, прежде чем вы решите, какой курс лечения выбрать. А для этого мальчик не должен находиться полностью под вашим контролем, как тогда, когда он практически не осознавал себя, разве не так?
   — Конечно, вы правы. Пожалуй, я немного отойду в сторонку и предоставлю машинам наблюдать за Деннисом. Зайду к нему попозже — посмотреть, как он справляется с рисованием. Ну, и конечно же, попытаюсь заглянуть в его сознание. Пока.
   — Постарайтесь действовать как можно осторожнее.
 
   Алек постучал в дверь, подождал ответа.
   — Да?
   — Это я, Алек.
   — Заходите.
   Деннис сидел на кровати рядом с портативным дисплеем компьютера. У противоположной стены Алек увидел мольберт с законченной картиной — небо и Земля были изображены так, словно видишь их со смотровой палубы. Алек подошел и встал перед картиной.
   — Тебе удалось нарисовать ее очень быстро, — сказал он. — Великолепно! А ведь это твоя первая картина. Здорово!
   — Акриловые краски — замечательная вещь, — ответил Деннис. — Быстро сохнут и рисовать легко. Ни в какое сравнение не идут с масляными — особенно если спешишь.
   — Разве ты рисовал когда-нибудь масляными красками?
   — Ну… Я хотел сказать… так я думаю. Я видел, что кое-кто ими пользовался на уроке рисования.
   — Ясно. Ты продолжаешь меня поражать. А чем ты сейчас занят?
   — Учусь. Мне нужно многое узнать.
   — Тебе не кажется, что стоит немного притормозить, — ведь ты только начал.
   — Никаких проблем, я еще не устал.
   — Хочешь погулять?
   — Честно говоря, я бы предпочел остаться здесь и продолжить работу.
   — Я хотел спросить тебя про чтение…
   — Мне кажется, я усвоил основы правил чтения где-то по пути. Сейчас я занимаюсь тем, что пытаюсь расширить свои возможности.
   — Ну, это просто замечательно. Не хочешь сходить со мной пообедать? Ты же должен когда-нибудь есть. Кафе открыто.
   — Да, вы правы. Хорошо.
   Деннис отключил дисплей, встал на ноги и потянулся.
   — А по дороге вы расскажете мне про Землю, — сказал он, — и про телепатов.
   Алек заговорил, Деннис шел рядом, внимательно слушая его объяснения.
   Вечером Алек сделал подробный отчет доктору Чалмерсу.
   — …Во время обеда мне удалось просканировать мысли Денниса, — сказал он. — Мальчик соглашается с тем, что он Деннис Гиз, но не верит этому. Соглашается только для нас. Сам же считает себя Леонардо да Винчи.
   Доктор Чалмерс фыркнул.
   — Вы серьезно?
   — Естественно.
   Доктор Чалмерс снова зажег свою трубку.
   — Тут нет ничего плохого, — сказал он, немного помолчав. — А вот в том, чтобы сейчас лишить его этого заблуждения, я вижу серьезную опасность
   — ведь состояние мальчика улучшается головокружительными темпами.
   — Я тоже считаю, что мы не должны вмешиваться, — проговорил Алек. — Однако меня беспокоит несколько иной аспект: я совсем не уверен в том, что это заблуждение.
   — Как такое может быть?
   — Я изучил сознание Денниса во время обеда. Он был совершенно спокоен, мысли перескакивали с предмета на предмет, ни на чем особенно не задерживаясь. Я попытался проникнуть в них и добился успеха. Мальчик считает себя да Винчи, скрывает это от нас и делает все, чтобы заставить нас поверить в выздоровление Денниса Гиза. С другой стороны, он пытается узнать про мир, в который попал, как можно больше.
   — Самый обычный параноидальный синдром — мы с такими весьма успешно справляемся.
   Алек поднял руку.
   — Речь идет не только о том, во что мальчик верит или не верит. Когда он считал себя Кондорсе, он овладел образом мышления древнего философа и говорил по-французски. Теперь же возник да Винчи, и Деннис приобрел художественные навыки и даже поменял руку — да Винчи был левшой, я только что проверил по книгам, — да еще стал почти патологически любопытным: его интересует практически все на свете.
   — В таком случае, почему он не говорит по-итальянски?
   — Потому что на этот раз он перенял образ мышления одного из величайших умов, живших когда-либо на Земле, и решил подыграть нам, приспособиться к ситуации, в которой оказался. Поэтому он целыми днями занимается изучением современного английского языка — и уже добился поразительных успехов. Однако, если вы прислушаетесь к нему повнимательнее, вы заметите, что он говорит с легким итальянским акцентом, который тщательно пытается скрыть. Он изо всех сил старается приспособиться к новым, по его мнению, обстоятельствам.
   — Абсолютно недопустимое предположение. Даже если на минутку представить, что вы правы, может быть, вы мне объясните, каким образом мальчику удалось все это провернуть?
   — Ну, хорошо. Я много думал. Каков механизм действия телепатической связи? Если посмотреть правде в глаза, придется признать, что этого никто не знает. Мы, главным образом, подходим к данному вопросу с точки зрения практики. Наши телепаты-охранники, специалисты по связи, врачи-психологи, инженеры-семантики, переводчики выработали собственные варианты использования этих способностей, нисколько не приблизившись к пониманию их природы. Нет, конечно, существует множество самых разнообразных теорий, но они так и остаются всего лишь теориями.
   — Итак, вы хотите к длинному списку теорий добавить еще одну?
   — Да. На большее мое предположение не тянет. Догадка — какое-то странное ощущение. Денниса прислали сюда прежде всего потому, что его телепатические способности обладают потрясающим диапазоном действия. Насколько я знаю, он самый сильный телепат из всех, известных до сих пор. Здесь он был эффективно заблокирован — помогло расстояние. Он просто не мог связаться с тем типом сознания, который, казалось, привлекал его на Земле. Что же ему оставалось делать?
   — Ему пришлось сосредоточиться на своих собственных ресурсах, что он и сделал, в соответствии с планом терапии, и вступил на путь выздоровления
   — как мы и рассчитывали.
   — Если только не верны мои предположения о контакте с другими личностями.
   — Алек! Кондорсе и да Винчи давно умерли! Неужели вы станете вкручивать мне про спиритизм и прочие глупости?
   — Нет, сэр, не стану. О природе времени нам известно еще меньше, чем о природе телепатии. Я подумал, что Деннис, возможно, впал в отчаяние от невозможности дотянуться до какого-нибудь чужого сознания через пространство, но ему удалось проникнуть в прошлое и войти в контакт с теми людьми, чьими именами он впоследствии и стал себя называть.
   Доктор Чалмерс тяжело вздохнул.
   — Как в паранойе, — сказал он, — так и в попытках перенестись в прошлое, в другую жизнь, о которых время от времени сочиняют трактаты начинающие телепаты, главным является то, что человек стремится стать какой-нибудь выдающейся личностью. Почему-то никто не превращается в бродягу, или раба, или крестьянина. Нет, они непременно выбирают для себя роль короля, королевы, храброго генерала, великого ученого, философа или пророка. Странно, не правда ли?
   — Не слишком. Кроме того, это не имеет никакого отношения к Деннису. Если он действительно обладает способностью проникать во время, естественно, он устанавливает связь с сознанием наиболее выдающихся людей. Они ведь и вправду необыкновенно интересны. Если бы я мог отправиться в прошлое таким способом, я обязательно заглянул бы в мысли гениев, а не тех, кто их окружает.
   — Ну хорошо, допустим. Только, на мой взгляд, эти разговоры нас никуда не приведут. Вы сказали — мальчик абсолютно уверен в том, что он Леонардо да Винчи.
   — Да.
   — Мы не знаем, что явилось побудительной причиной, но Деннис сейчас делает то, чего не делал до сих пор. Следовательно, для него это полезно. Дадим ему возможность оставаться в заблуждении и постараемся максимально использовать возникшую ситуацию для дальнейшего лечения.
   — Даже если на самом деле он не является Деннисом Гизом?
   — Послушайте, он откликается на имя Денниса Гиза и ведет себе так, как, по его мнению, должен вести себя Деннис Гиз. Он совершенно неожиданно продемонстрировал нам необыкновенно высокий уровень интеллектуального развития и поразительные способности. Если в глубине души наш пациент предпочитает считать себя Леонардо да Винчи, способным перехитрить придурков из двадцать первого века, пусть продолжает и дальше так считать
   — до тех пор, пока во всех остальных отношениях он следует принятым нормам поведения. У всех есть свои любимые тайные мечты и заблуждения. Существуют определенные области, в которых терапия не приносит пользы, а становится вмешательством в личную жизнь. Пусть себе мечтает. Ваше дело научить его вести себя так, как принято в нашем обществе.
   — Но это больше, чем мечта!
   — Алек! Прекратите!
   — Он мой пациент.
   — А я ваш начальник и должен проследить за тем, чтобы вы как следует делали свою работу. Я считаю, что вы поступаете неправильно, отстаивая идеи телепатического путешествия во времени, когда речь идет о таком сложном и запутанном случае. Мы обязаны действовать на основе знаний, а не догадок и предположений. Мы уже довольно подробно изучили болезнь, которая называется паранойя. Некоторые ее формы абсолютно безобидны. Ваше дело не обращать внимания на эту сторону заболевания мальчика, а заняться своими прямыми обязанностями. Вы почти наверняка увидите, что, как только Деннис наберет побольше опыта и станет более уверенным в себе, эта часть проблемы отпадет сама собой.
   — Вы не оставляете мне выбора.
   — Нет, не оставляю.
   — Хорошо, я сделаю по-вашему.
   — …И, пожалуйста, постоянно держите меня в курсе.
   Алек кивнул и повернулся, чтобы уйти.
   — Вот еще что… — произнес доктор Чалмерс.
   — Да?
   — Я был бы вам весьма признателен, если бы вы держали при себе ваши идеи относительно телепатических контактов с прошлым — по крайней мере, пока.
   — Почему?
   — А вдруг в них что-то есть? Это, естественно, всего лишь предположение. Возникнет необходимость проведения исследований и экспериментов. Преждевременная огласка — хуже вряд ли можно что-нибудь придумать.
   — Я вас понимаю.
   — Ну, вот и отлично.
   Алек вышел из кабинета, вернулся в свою квартиру, вытянулся на кровати и принялся думать. Через некоторое время он заснул.
   На следующий день Алек решил предоставить Денниса самому себе. Он лишь заходил за юным пациентом, чтобы пригласить поесть. Во время завтрака мальчик, главным образом, помалкивал. Однако за обедом он показался Алеку очень оживленным. Через некоторое время после того, как они начали есть, он наклонился к своему врачу и проговорил:
   — А эта… телепатическая способность, такая странная и чудесная штука.
   — Мне казалось, ты сказал, что не станешь пока пользоваться своим даром.
   — Так то было вчера. Я обещал не экспериментировать некоторое время. Ну, хорошо. Время прошло. Мне стало любопытно.
   Алек хмыкнул и покачал головой.
   — Это может оказаться большой ошибкой… — начал он.
   — Не беспокойтесь, я вполне могу контролировать свои способности. Просто потрясающе. Мне удалось узнать столько всего интересного за поразительно короткий срок — я заглянул в сознание других людей.
   — Например? — спросил Алек.
   Деннис улыбнулся.
   — Не знаю, стоит ли говорить. В вашем сознании я увидел, что существует определенный кодекс, запрещающий проникновение в чужие мысли без серьезной на то причины.
   — Как я посмотрю, это произвело на тебя впечатление.
   Деннис пожал плечами.
   — Палка о двух концах. Раз правило не касается меня, почему я должен его соблюдать?
   — Тебе прекрасно известен ответ на этот вопрос. Ты здесь находишься на положении пациента. Я твой врач. Ситуация необычная.
   — В таком случае я не понимаю, почему меня должно беспокоить осуждение тех, кто считает, что я не в состоянии отвечать за свои поступки?
   Алек усмехнулся.
   — Ну, хорошо, — сказал он. — Ты быстро прогрессируешь. Я не сомневаюсь, что отношение к тебе скоро изменится. А пока могу тебе сказать только одно: читать чужие мысли нехорошо.
   Деннис кивнул.
   — Тут я с вами совершенно согласен. У меня есть масса других занятий, бессмысленно тратить время на путешествия по чужим разумам. Нет. Я хотел обсудить с вами два вопроса, которые меня сейчас очень интересуют: мой собственный случай и природа телепатической связи.
   — Если все и в самом деле обстоит именно так, как ты сказал, в таком случае тебе известно про телепатию столько же, сколько и мне.
   — Вряд ли, — сказал Деннис. — Я не могу пробиться в глубины вашего сознания и извлечь оттуда знания и умения.
   — Да? С каких это пор? Раньше у тебя это получалось.
   — Когда?
   — Сначала ответь на мой вопрос. Ты что-нибудь помнишь о предыдущих периодах просветления, когда ты считал себя другой личностью?
   — Я… пожалуй, нет. Хотя нечто — вроде снов — иногда приходит и уходит. Праздные мысли, случайные, разобщенные фрагменты воспоминаний. Но они никогда не складываются в четкую картину. Вы хотите сказать, что я действительно превращался в других людей и что все мои нынешние мысли и чувства лишь некое наложение? Значит, где-то под ними прячется кто-то еще, и моя нынешняя личность может в любой момент смениться другой?
   — Нет, я так не считаю.
   — А что же тогда вы считаете?
   — Не знаю, Деннис. Ты понимаешь себя лучше, чем я. И учишься с фантастической скоростью…
   — Значит, вы не верите, что я на самом деле Деннис Гиз? — спросил он.
   — А ты?
   — Это глупый вопрос.
   — Ты сам его поднял.
   — Вы думаете, что моя личность есть наслоение, а настоящий Деннис Гиз похоронен где-то в глубинах моего сознания?
   — Деннис, я не знаю. Ты мой пациент. Больше всего мне хочется, чтобы ты окончательно поправился и начал жить нормальной жизнью. Мне не нравится, что у тебя возникают подобные сомнения. Врач обязан думать, принимая во внимание все возможности, какими бы фантастичными они ни казались на первый взгляд. Об этом не принято говорить вслух. Однако ты наделен выдающимся даром телепатии, тебе ничего не стоит проникнуть в любое сознание по собственному выбору.
   — Иными словами, вы хотите сказать, что теперь вам кажется, будто вы ошибались.
   — Пойми: это одна из тех догадок, что иногда возникают без особых на то оснований. Во время лечения терапевту временами приходится рассматривать, а потом отказываться от самых разнообразных и неожиданных гипотез. На самом деле это поле деятельности врача, а не тема для размышлений пациента.
   Деннис отпил немного сока из своего стакана.
   — Но вам же известно, что мой случай особенный, — сказал он через некоторое время. — Меня совсем не радует мысль о том, что я мешаю истинному владельцу этого тела и мозга свободно существовать.
   — Даже если он никогда не будет способен жить самостоятельно?
   — Даже если.
   — По правде говоря, все это пустые предположения, и я не представляю себе, как ты можешь что-нибудь изменить.
   — Наверное, вы правы. Однако тут есть над чем подумать, а учитывая, что я совсем недавно выбрался из темноты на свет, вопросы природы существования разума имеют для меня известную привлекательность.
   — Да, да. Тем не менее, мне кажется, сейчас не самое лучшее время для подобных размышлений — ведь, как ты сам очень образно только что заметил, ты и в самом деле лишь недавно выбрался из мрака.
   — Я вас понимаю, ведь вы врач… Но моя психика гораздо устойчивее, чем вы думаете.
   — В таком случае, как объяснить твои сомнения? Нет, сейчас я хочу тебе помочь побыстрее справиться с твоими проблемами, бесконечные самокопания ни к чему хорошему не приведут. Давай не будем больше об этом говорить, ладно? Сосредоточься на совершенствовании своих способностей. Когда пройдет некоторое время, эти проблемы, возможно, перестанут казаться тебе такими важными.
   — У меня создается впечатление, что сейчас вы скорее говорите за доктора Чалмерса, чем за себя.
   — Тогда постарайся осмыслить идею, а не ее источник. Ты был болен, а теперь начал поправляться. Опираясь на эти два факта, мы должны двигаться дальше. И к дьяволу теории. К дьяволу предположения. Выкинь из головы, хотя бы на время, сомнения и обрати внимание на конкретные задачи.
   — Легко сказать. Ладно, оставим эту тему.
   — Хорошо. Пойми: твоя способность рассуждать о подобных вещах на таком уровне — самое настоящее чудо. Ты удивительный человек. Если это знак твоего будущего предназначения, нам обоим следует радоваться.
   — Да, наверное, вы правы. Я должен быть благодарен за этот отрезок жизни, дарованный мне судьбой. Теперь же, в чисто образовательных целях, расскажите мне о телепатических связях сквозь время — мне удалось уловить в вашем сознании несколько разрозненных мыслей, указывающих на ваш интерес к этой проблеме. Есть какие-нибудь научные труды?
   — Нет. Я совсем недавно наводил справки. И ничего не нашел.
   — А вам удалось хоть раз проделать что-нибудь подобное?
   — Нет.
   — Каков, по вашему мнению, механизм действия такой связи?
   — Понятия не имею.
   — Жаль, что до сих пор такие путешествия были невозможны. Представьте себе, сколько всего интересного можно было бы узнать в прошлом… если бы люди относились к этому вопросу более серьезно.
   — Когда-нибудь… Кто знает?
   — Действительно, — сказал Деннис и встал из-за стола.
   Алек последовал его примеру.
   — Проводить тебя?
   — Благодарю вас, я предпочел бы остаться в одиночестве. Мне хочется подумать.
   — Хорошо, конечно. Ты ведь знаешь, где я живу, так что, если у тебя возникнет желание поговорить, приходи в любое время.
   — Да. Еще раз спасибо.
   Алек снова сел за стол и, допивая кофе, посмотрел вслед Деннису.
 
   На следующий день Деннис не пошел завтракать вместе с Алеком и даже не предложил тому войти в свою комнату. Лишь слегка приоткрыв дверь, он сообщил, что очень занят и не будет завтракать. И не стал ничего объяснять.
   После завтрака Алек проверил пленку, на которой фиксировалась комната Денниса и выяснил, что свет горел всю ночь, а мальчик либо подолгу стоял у мольберта, либо сидел без движения в кресле. Когда наступило время ужина, Алек постучался в его дверь, но никакого ответа не получил. Он несколько раз позвал его, однако за дверью царила тишина. Наконец он открыл дверь и вошел.
   Деннис лежал на кровати, держась рукой за бок. Его неподвижный взгляд был устремлен в потолок, тоненькая струйка слюны стекала по щеке.
   Алек подошел к нему.
   — Деннис! Что с тобой? — спросил он. — Что случилось?
   — Я… — сказал Деннис. — Я…
   Глаза мальчика наполнились слезами.
   — Пойду позову врача, — сказал Алек.
   — Я есть… — проговорил Деннис, и его лицо расслабилось, а руки соскользнули на постель.
   Когда Алек повернулся к двери, его глаза скользнули по холсту, стоявшему на мольберте, и он на несколько секунд задержался, чтобы его рассмотреть.
   Это был портрет Моны Лизы, завершенный и очень тщательно выполненный
   — ведь акриловые краски гораздо лучше масляных.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

   Я есть.
   Я помню всех. Их было так много. Но не помню себя потому что меня там не было. До того момента.
   Именно в тот момент я впервые себя познал.
   Тот момент.
   Жил-был человек. Его звали Гилберт Ван Дайн. Мы смотрели на него на Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций. Мы смотрели, как он поднялся и сказал, что сохранение Земли требует жертв. Мы смотрели на мир, который вдруг замер. Мы смотрели, как Ван Дайн пробирался сквозь неподвижные ряды плоти. Мы смотрели, как он вышел из зала и встретил смуглолицего. Мы смотрели, как они поднялись на крышу башни и стояли, взирая на город, на весь мир. Мы слушали рассказ смуглолицего. Смотрели, как они спустились на землю. Смотрели, как Гилберт Ван Дайн вернулся в зал и подошел к трибуне. Мы видели как ожил зал, и пуля настигла человека. Мы смотрели на голубой флаг, а жизнь покидала нас. Таков был наш выбор.
   Именно в тот момент мы узнали, я узнал.
   Жил-был человек. И я живу.
   Показавший мне все это сказал, что ничего не было сделано. В тот момент он тоже умер, снова, чтобы я мог жить. Но он по-прежнему живет во мне. Человек жил-был.
   И я промчался сквозь все свои воплощения, по мосту из пепла, которым является наше прошлое. К каждому, каждому, когда он умирал или терпел поражение. Я там был. Там были люди. Таков я.
   Умчался последний образ, давший мне жизнь, каждый каждому, каждому, и он вернулся, когда-то, последним видением Гилберта Ван Дайна, моим первым видением. Я. Я бежал.
   Назад, назад, туда, где, истекая кровью, лежал смуглый человек. Умирал? Умирал так же, как и все остальные? Но он остался жить, поднялся и снова оказался рядом со своими детьми. Я видел его глазами, и я понял. Однажды жил-был мужчина. И женщина. Я знал. Я начал понимать.
   Все, все, все они стали мне ясны. Все сотни людей, что я знал. Или их было больше? Сосчитать невозможно. Все. Я стоял на коленях на крыше здания и, подняв винтовку, направил ее на сенатора. Я упал и смотрел, как вытекает моя кровь, а персидская армия наступает. Там, в песках, я пытался создать систему исчисления, когда меч вошел в мое тело. А ты, моя Тереза! Где ты сегодня? Мои слова поглотил ветер. Видения роятся в голове, а мир стал еще чудовищнее. Я нажимаю на курок, и человек падает еще до того, как прогремел гром. Здесь, в тюремной камере, я созерцаю Ужас и думаю о будущем людей. Мой собственный конец пустяк в сравнении с ним. Я рисую элементы стихии, здесь, в Амбуазе, могущественные силы, чей путь лежит по воздуху и по морям, бушующие шторма, несущие ураганный ветер и огромные волны. Я снова стреляю, и падает другой человек. Я быстро, но тщательно, как и было запланировано, вытираю оружие, ставлю его к стене рядом со знаком Детей Земли, поворачиваюсь и, пригнувшись, бегу по крыше. И там, на самом верху здания, я, повинуясь жесту смуглого человека, смотрю на Ист-ривер, осколок грязного стекла, и на сумеречное зернистое небо, где клочья дыма похожи на кучи мусора, выброшенного морем на берег. А затем поворачиваю голову и смотрю на переплетение городских улиц. Я еду, еду сквозь ночь, у меня болит плечо, и я мечтаю о дожде. Однако кругом тихо и неуютно. Ну что ж, да будет так. Мне могут не нравиться эти места, и все же я люблю эту сухую траву и животных, спящих в своих норах. Только созерцая беззаботную, дремлющую силу Земли, человек испытывает истинное наслаждение и гордость. Даже в момент разрушения она созидает. Тот, кто забывает о ней, лишает себя права на общий успех и поражение. Мы должны знать о силах, рядом с которыми живем…
   На мгновение остался только белый круг на синем поле, когда мир вокруг меня рухнул. Но вот и круг тоже исчез. Остался только я, скала, возникшая из волн. Я — Деннис Гиз.
   Алек вышел из комнаты, он ищет доктора. Я начинаю понимать, и боль в боку проходит.
   Последние мысли Алека отдаются во мне эхом: я поворачиваю голову и смотрю на картину — краски сохнут так быстро — я вижу на мольберте женщину, которую он мне оставил, она улыбается. Жил-был мужчина.
 
   У меня была высокая температура, и я бредил. Много спал. Меня окутывал туман, который потом рассеивался, — и так несколько дней подряд. Когда все, наконец, встало на свои места, я снова осознал, что над головой у меня потолок больничной палаты, а рядом тихо сидит Алек.
   — У вас тут есть вода? — спросил я его.
   — Подожди минуту, — отозвался он, и я услышал, как он наливает в стакан воду. — На, держи.
   Он передал мне стакан с соломинкой. Я взял стакан обеими руками и начал пить.
   — Спасибо, — сказал я и отдал Алеку пустой стакан.
   — Как ты… себя чувствуешь?
   Мне удалось улыбнуться. Я понял, что Алек пытается пробиться в мое сознание. Пожалуй, не стоит сейчас полностью блокировать доступ, он даже не должен знать, что я умею это делать и догадался о его намерениях.
   — Я стал… самим собой, — ответил я. — Спросите, как меня зовут, если хотите.
   — Да, ладно. Я бы много отдал, чтобы понять, как это произошло.
   — И я тоже. Я чувствую слабость. А в остальном… все просто чудесно.
   — Ты помнишь события последних двух месяцев?
   — Не очень. Обрывки. Не связанные между собой впечатления.
   — Ты и вправду стал другим человеком.
   — Я рад, что вы это говорите. Я тоже так думаю.