Страница:
— Что — все? — спросил я чужим голосом. — Вода кончилась?
— И вода, и ты наконец открыл глаза. Ох, и повозился я с тобой! Сидишь, блаженно улыбаешься и мычишь, как глухонемая сирена. Должен признаться, что ты дьявольски напугал меня. Почище Джека. Ну почему ты не пристегнулся ремнем?
— Сам-то пристегнулся?
— Я — Другое дело: у меня есть опыт кораблекрушений.
— Это с яхтой?
— Хотя бы.
— Но и я ведь там находился!
— Мало находиться. Я говорю об опыте. Вот и сейчас, какой ты извлек опыт? Боюсь, что никакого. — Костя ощупал меня взглядом и спросил голосом капитана из пиратского романа: — Проверь, цел ли корпус, рангоут.
— Рангоут? Ничего не соображаю!
— Я имел в виду исключительно твою особу. Ну, целы руки, ноги и не болит ли в грудной клетке, в животе.
— Как будто нет. Вот только слегка голова. Костя засветился в улыбке:
— Как мне пригодился опыт «бегущего по волнам»!
Помнишь, как я катался на доске? На Гаваях прибой повыше. Ты заметил, как ловко, прямо-таки изящно я взял этот барьерчик?
— Ничего себе изящно! — Я нащупал на голове шишку с кулак величиной.
Не обратив на мой жест никакого внимания, Костя продолжал хвастаться:
— И я не удивляюсь, что так все ловко получилось. Вот что значит сбалансированность рефлекторной деятельности!
— У кого?
— Не догадываешься?
Наверно, я и в самом деле здорово ударился головой, потому что только после этих слов вспомнил о Тави и Протее, и мне по-настоящему стало плохо. Прошиб пот и закружилась голова. Я показал глазами на корму.
— Все в порядке, хотя им досталось несравненно больше, чем тебе, — успокоил Костя. — Я раскрыл створки их каюты еще на рифе, когда нас первый раз ударило о коралловый кустик. Они недавно подходили и дали мне понять, что все в порядке. Наш переводчик молчит, и вообще все молчит! — Костя захохотал и шлепнул рукой по приборам.
Наверное, на моем лице до того выразительно отразилась мелькнувшая было мысль, что Костя поспешил меня успокоить:
— Не бойся, у меня все в порядке. А то, что я несколько возбужден, так это вполне объяснимо. Неужели ты сам недоволен, что все так здорово получилось? Черный Джек остался с носом. Мы вблизи настоящей земли или около нее — видишь, темнеют пальмы… Стекло все в трещинах, ты посмотри вот сюда, пониже. Видишь? Мы надежно укрылись за барьерным рифом. Минут через тридцать подойдут сюда ребята. Надо покопаться в электронике. Помнишь, когда-то мы с тобой собирали неплохие транзисторы? — Он посмотрел на меня, как заговорщик: — Неплохо было бы вообще потерять на время все средства связи. Только товарищей жалко, начнут поиски во всемирном масштабе. Соберется флот Индийского и Тихого океанов, налетят аэропланы, не считая нашей «Колымаги». В наше время трудно потеряться. Хотя… У меня возникла одна гениальная мысль. Но пока это тайна…
С помощью аварийного устройства мы еле убрали кабину, правда не полностью, все же теперь можно было выбраться из ракеты, подойти к берегу и бросить якорь.
Тави сообщил мне, что косатки ходят довольно далеко от рифа и охотятся за макрелью, поджидая, когда мы будем возвращаться на свой плавающий остров. Тави не советовал этого делать, пока не подойдет помощь, а предлагал пожить на острове. Они с Протеем уже побывали в его лагуне и разделались с парой тигровых акул. По тому, как Тави весело свистнул в заключение, можно было понять, что мы попали в прелестное местечко.
Оставив меня с дельфинами, Костя открыл носовой люк и скрылся в чреве «Мустанга». Пробыл он там минут двадцать, все время насвистывая бравурный марш из «Веселых креветок». Под звуки этого же марша он вылез из люка и, продолжая насвистывать, стал рассматривать низкий берег с редкими, торчащими вкривь и вкось пальмами. За узкой полосой суши синела подернутая рябью лагуна. Не поворачивая головы, Костя сказал:
— Мне все больше нравится это тихое местечко. Ты знаешь, — сказал он вдруг подозрительно скорбным тоном, — мне не удалось наладить двигатель: замыкание в сети, передатчик тоже поработает еще немного, и все. Мы имеем с тобой одностороннюю связь, как это ни печально. — Последовал глубокий вздох и приказание в виде просьбы: — Не мог бы ты сказать несколько слов в эфир насчет нашего бедственного положения? Денек-другой мы провозимся с машиной. Скажи, что ракета сейчас похожа на жестянку, набитую хламом… Или лучше помолчи об этом, а не то еще высадят парашютный десант.
ОСТРОВ «ИКС»
— И вода, и ты наконец открыл глаза. Ох, и повозился я с тобой! Сидишь, блаженно улыбаешься и мычишь, как глухонемая сирена. Должен признаться, что ты дьявольски напугал меня. Почище Джека. Ну почему ты не пристегнулся ремнем?
— Сам-то пристегнулся?
— Я — Другое дело: у меня есть опыт кораблекрушений.
— Это с яхтой?
— Хотя бы.
— Но и я ведь там находился!
— Мало находиться. Я говорю об опыте. Вот и сейчас, какой ты извлек опыт? Боюсь, что никакого. — Костя ощупал меня взглядом и спросил голосом капитана из пиратского романа: — Проверь, цел ли корпус, рангоут.
— Рангоут? Ничего не соображаю!
— Я имел в виду исключительно твою особу. Ну, целы руки, ноги и не болит ли в грудной клетке, в животе.
— Как будто нет. Вот только слегка голова. Костя засветился в улыбке:
— Как мне пригодился опыт «бегущего по волнам»!
Помнишь, как я катался на доске? На Гаваях прибой повыше. Ты заметил, как ловко, прямо-таки изящно я взял этот барьерчик?
— Ничего себе изящно! — Я нащупал на голове шишку с кулак величиной.
Не обратив на мой жест никакого внимания, Костя продолжал хвастаться:
— И я не удивляюсь, что так все ловко получилось. Вот что значит сбалансированность рефлекторной деятельности!
— У кого?
— Не догадываешься?
Наверно, я и в самом деле здорово ударился головой, потому что только после этих слов вспомнил о Тави и Протее, и мне по-настоящему стало плохо. Прошиб пот и закружилась голова. Я показал глазами на корму.
— Все в порядке, хотя им досталось несравненно больше, чем тебе, — успокоил Костя. — Я раскрыл створки их каюты еще на рифе, когда нас первый раз ударило о коралловый кустик. Они недавно подходили и дали мне понять, что все в порядке. Наш переводчик молчит, и вообще все молчит! — Костя захохотал и шлепнул рукой по приборам.
Наверное, на моем лице до того выразительно отразилась мелькнувшая было мысль, что Костя поспешил меня успокоить:
— Не бойся, у меня все в порядке. А то, что я несколько возбужден, так это вполне объяснимо. Неужели ты сам недоволен, что все так здорово получилось? Черный Джек остался с носом. Мы вблизи настоящей земли или около нее — видишь, темнеют пальмы… Стекло все в трещинах, ты посмотри вот сюда, пониже. Видишь? Мы надежно укрылись за барьерным рифом. Минут через тридцать подойдут сюда ребята. Надо покопаться в электронике. Помнишь, когда-то мы с тобой собирали неплохие транзисторы? — Он посмотрел на меня, как заговорщик: — Неплохо было бы вообще потерять на время все средства связи. Только товарищей жалко, начнут поиски во всемирном масштабе. Соберется флот Индийского и Тихого океанов, налетят аэропланы, не считая нашей «Колымаги». В наше время трудно потеряться. Хотя… У меня возникла одна гениальная мысль. Но пока это тайна…
С помощью аварийного устройства мы еле убрали кабину, правда не полностью, все же теперь можно было выбраться из ракеты, подойти к берегу и бросить якорь.
Тави сообщил мне, что косатки ходят довольно далеко от рифа и охотятся за макрелью, поджидая, когда мы будем возвращаться на свой плавающий остров. Тави не советовал этого делать, пока не подойдет помощь, а предлагал пожить на острове. Они с Протеем уже побывали в его лагуне и разделались с парой тигровых акул. По тому, как Тави весело свистнул в заключение, можно было понять, что мы попали в прелестное местечко.
Оставив меня с дельфинами, Костя открыл носовой люк и скрылся в чреве «Мустанга». Пробыл он там минут двадцать, все время насвистывая бравурный марш из «Веселых креветок». Под звуки этого же марша он вылез из люка и, продолжая насвистывать, стал рассматривать низкий берег с редкими, торчащими вкривь и вкось пальмами. За узкой полосой суши синела подернутая рябью лагуна. Не поворачивая головы, Костя сказал:
— Мне все больше нравится это тихое местечко. Ты знаешь, — сказал он вдруг подозрительно скорбным тоном, — мне не удалось наладить двигатель: замыкание в сети, передатчик тоже поработает еще немного, и все. Мы имеем с тобой одностороннюю связь, как это ни печально. — Последовал глубокий вздох и приказание в виде просьбы: — Не мог бы ты сказать несколько слов в эфир насчет нашего бедственного положения? Денек-другой мы провозимся с машиной. Скажи, что ракета сейчас похожа на жестянку, набитую хламом… Или лучше помолчи об этом, а не то еще высадят парашютный десант.
ОСТРОВ «ИКС»
Вокруг острова даже с подветренной стороны кипела вода, разбиваясь о коралловые рифы. Как ни хитрил Костя, а в тот день нам все равно не удалось бы возвратиться домой. Тави сообщил, что они слышали о канале, который ведет в лагуну между рифов, но им самим ни разу не приходилось бывать здесь, так как эти места считают очень опасными — много смельчаков погибало, разбившись об острые камни при попытке проникнуть через риф. Тави сообщил, что только Харита в молодости побывала в лагуне, и то во время небывало тихого моря.
— Сейчас даже нам опасно снова переходить через рифы, — сказал Тави. — Кораллы могут убить, как зубы косатки. Надо ждать ночь и день, и тогда можно попытаться выйти в океан, хотя здесь не хуже, чем на острове, плавающем, как медуза: здесь ближе до дна, много рыбы и съедобных моллюсков.
Дельфины отправились искать путь в лагуну.
Кибер-переводчик, к счастью, заработал, и дельфины беспрерывно снабжали нас информацией: с видимой радостью они сообщили, что косатки, «пристыженные» неудачей, некоторое время покрутились у линии прибоя и отошли на большую глубину. Сейчас они в нескольких милях от острова: их сигналы с трудом можно услышать.
Дельфины провели нас по извилистому фарватеру к широкому каналу, облицованному плитами из кораллового известняка. Волны уже сбросили часть покрытия с его берегов, все же канал выглядел еще как солидное гидротехническое сооружение. При входе по обеим сторонам канала стояли изгрызенные волнами невысокие башни из серого бетона, развалины каких-то странных сооружений непонятного назначения виднелись по берегам, тоже облицованным такими же плитами, как и стенки канала.
И еще одна странность бросалась в глаза: бухта была абсолютно круглой. Я ходил по набережной, отшлифованной ветром и волнами, и думал: для чего понадобилось нашим предкам так реконструировать атолл? Ясно, он не был приспособлен для каких-либо промышленных целей, так как суда даже среднего тоннажа не могли проходить в круглую бухту.
Мы не особенно удачно выбрали место для стоянки на берегу: негде было укрыться от ветра, а за стенами развалин темнела вода. Здесь росло несколько кокосовых пальм, но на земле не было ни одного ореха, даже кокосовой скорлупы, все унес ветер.
За белой линией прибоя мелькали длинные корпуса ракет. Они рыскали, пытаясь нащупать косаток. Наконец поняв, что Джек увел свой отряд, товарищи отсалютовали нам серией разноцветных сигналов, построились в кильватер и взяли курс на северо-восток. Костя еще с полчаса вел переговоры с Лагранжем и командами ракет.
Когда он вышел на берег, меня заинтриговало выражение его лица. После всех передряг глаза его сияли, а физиономия прямо лучилась от радости.
— Все-таки я включил и передатчик! — крикнул он мне на ухо, потому что ветер свистел в ушах, отрывал слова от самого рта и уносил в грохочущий океан. — Когда услышал, куда мы с тобой попали, появились дополнительные вопросы. Да, да! У меня, конечно. Нам не выбраться отсюда, пока не утихнет ветер. А ты сам знаешь, что у него достаточный запас сил! Ни за что не отгадаешь, куда нас загнал этот проклятый Джек. Все ребята сходят с ума от зависти! Даже Нильсен — он сменил Лагранжа — сказал, что завидует нам.
— Нильсен нам завидует? Он так сказал, чтобы подбодрить нас.
Костя округлил глаза, фыркнул:
— Это же остров «Икс» или «Кольцо из яшмы». Вот куда нас загнали косатки!
Об этом острове я слышал как-то мельком от Пети Самойлова. Ничего толком он и сам не знал о нем, кроме того, что несколько лет назад здесь погибло несколько человек при попытке преодолеть линию прибоя. С тех пор специальным решением Союза безопасности плавания вообще запрещено посещение острова судам всех категорий, только гидролеты могут садиться на поверхность лагуны, и то по специальному разрешению Союза безопасности и еще почему-то Комиссии по борьбе с вредными примесями. Как-то во время дежурства, рассматривая карту на Центральном посту, я обратил внимание на крохотный кружок среди рифов и еще раз подивился разнообразию творческих возможностей природы. На этом мой интерес к острову угас, к тому же каждый день приносил столько впечатлений, что остров «Икс» затерялся в них, как в пене прибоя.
— Нильсен сказал, что он искусственный! — кричал Костя мне в ухо. — Лет сто назад его построили… направленные взрывы. Литературы не сохранилось… До сих пор загадка. Займемся…
— Чем займемся?
— Исследованием… раскопки…
— У нас нет даже лопаты.
— Найдем! — уверенно, как всегда, заверил Костя и предложил пока отметить начало «великих работ» пиршеством.
Костину затею развести костер и устроить пир сорвал ветер. Стихнув было, он набрался сил и так начал дуть, что ореховая скорлупа, которую мы с большим трудом собрали, была поднята в воздух и брошена в воду.
Мы забрались на «Мустанга» и стали выбирать более приличное место для лагеря. В западной части кольца суша несколько расширялась, и там ветер трепал рощу кокосовых пальм. Наверное, из-за этой рощицы остров носил второе романтическое название — «Кольцо из яшмы».
— Почему из яшмы? — спросил Костя. — Лучше «с яшмой». И то при необыкновенном воображении. Хотя если смотреть со спутника, то, возможно, колечко покажется зеленым среди белой пены. Мы пересекли бухту, и возле берега ракета попала в «мертвую зону». Пальмы самоотверженно защищали крохотный клочок воды и суши. Здесь мы нашли остатки лестницы из зеленого цемента, спускавшейся к воде. Я продел линь сквозь большое бронзовое кольцо в причальной стенке и стал подтягивать ракету кормой к берегу. Кольцо печально звенело, ударяясь о камень.
— Смотри! — Костин голос дрожал. — Здесь десятилетия не ступала нога человека. Какое великолепное запустение!
Мы стояли на уцелевшей зеленой ступеньке и, как первооткрыватели, смотрели на долгожданный берег. Тесно. росшие стволы пальм, шурша косматыми макушками, образовали стену, в узких промежутках между деревьями и на опушке разросся густой кустарник. Вымощенную камнем площадку причала покрывали сухие листья пальм. На них там и сям виднелись кокосовые орехи. Сновали большие сухопутные крабы — кокосовые воры. Пробежала поджарая рыжая крыса, с любопытством посмотрев на нас.
Провожая взглядом крысу, Костя заметил недовольным тоном:
— Я никогда не питал дружеских чувств к крысам. Хотя этот вид, кажется, питается только орехами, и то потому, что у них нет выбора. Придется использовать оазис под столовую, а ночь провести на нашем верном «Мустанге».
Сухая скорлупа кокосовых орехов оказалась великолепным топливом: горела медленно, давала много тепла и углей. Протей и Тави поймали нам двух морских «попугаев». Костя ловко вычистил их, потом поднял сухой пальмовый лист, очистил черенок и насадил на него тушки «попугаев».
— Самый древний способ приготовления пищи на огне, — сообщил он мне таким тоном, будто только что возвратился из экскурсии в каменный век. — Жаль, у нас нет пряностей…
Я слушал и вибрационным ножом снимал с кокосовых орехов волокно и проделывал в них отверстия. Большинство орехов давно созрели и в них было мало сока или же он испортился, все же несколько штук оказались наполненными прохладной и необыкновенно приятной на вкус жидкостью. Я расставлял эти естественные чаши с драгоценным соком на камни древнего причала и думал:
«Кто ходил по нему? Для чего среди рифа нашим предкам понадобилось это коралловое кольцо? Возможно, они намеревались создать целый архипелаг островов и еще не пришли к мысли, что их следует отливать из камня?»
Я только хотел поделиться своими мыслями с Костей, как и он, и я одновременно услышали треск в чаще. Кто-то пробирался к лагуне, ломая кустарник. Он находился совсем недалеко, слышалась тяжелая поступь, скрип песка и звон подошв о камень.
— Пообедаем втроем, — весело сказал Костя. — Хотя кто бы это мог быть? Неужели…
Костя не закончил фразы, как из самой гущи кустарника ударила мощная струя воды и в мгновение ока смыла костер и жаркое. Мы сидели на некотором расстоянии от огня, и это избавило нас от серьезной опасности. Струя воды была до того сильной, что, попав в трещину, выворотила кусок зеленого цемента. Все это мы по-настоящему осмыслили потом, когда опасность миновала и можно было понять, что произошло, а в первые мгновения нас парализовала внезапность и особенно необъяснимость атаки водяной струей. Мы сидели ошеломленные, инстинктивно закрыв лица руками от водяных брызг, затем, как по команде, откатились в стороны и вниз к лестнице.
Струя воды, иссякая, с шипением уползала в кустарник. Скрючившись, мы сидели на верхней ступеньке лестницы, не рискуя высунуться.
Костя посмотрел на меня, пожал плечами, фыркнул, вытер воду с лица и громко спросил:
— Кто это вздумал так мило шутить?
В ответ раздался скрип, характерное шипенье, нас обдало водой. На этот раз струя была направлена вверх и на нас падала дождем.
Делая мне знаки, чтобы я не шевелился, Костя приподнял голову над срезом причала. Лицо его выразило такое удивление, что и я поднял голову и удивился не меньше моего друга. На опушке метрах в двадцати от нас возвышалась громоздкая фигура робота. Он был неуклюж, и, видно, его изготовили еще в те времена, когда на внешнюю форму машин такого рода не обращали достаточно внимания, а возможно, что своим создателям он казался образцом элегантности. Но сейчас поражала громоздкость всей конструкции. Тяжелый торс, лишенный ног, передвигался на тележке с гусеничным ходом, по бокам и на спине робота вздувались цилиндрические баллоны. У него не было глаз, а только спереди и с боков круглые черные мембраны (как выяснилось позже, такая же мембрана находилась у него и на затылке). У робота было четыре руки: две длинные, безжизненно свисали почти до земли, две покороче держали блестящие брандспойты; один из них не действовал, из второго била в небо голубая струя морской воды. Некогда довольно нарядное покрытие из разноцветной эмали потрескалось на туловище и руках, эмаль местами отвалилась, обнажив ржавое железо.
Мы отошли в сторону, подальше от действующего брандспойта, и рассматривали странное создание.
— Он явно хочет потушить солнце, — сказал Костя. — Смотри, шланг точно направлен на наше бедное светило. Ему мало нашего костра.
Костя оказался прав. Как только выглянувшее было солнце закрыла туча, робот выключил подачу воды.
— Пожарный робот, — продолжал Костя. — Музейный экспонат, ничего подобного я еще не видел… Эй, парень! Ты зачем залил наш костер?
Робот безмолвствовал. Видимо, он реагировал только на инфракрасные лучи определенной силы.
И Костя подумал об этом же, потому что предложил:
— Давай испытаем этого дядю?
Мы с опаской, поглядывая на робота, углубились в рощу и принесли ворох сухих листьев, подожгли и только успели отбежать в сторону, как пожарник смыл и этот костер.
— Нет сомнений, — сказал Костя, — робот реагирует только на инфракрасную часть спектра.
Я спросил:
— Почему же он тогда не израсходовал весь запас энергии, пытаясь погасить солнце? Судя по виду, он здесь не один год.
— Действительно, странно, — согласился Костя. — Хотя, возможно, железный парень реагирует только на определенные объекты, вроде наших костров. И вообще возгорание органических веществ. Наверное, здесь находились большие запасы топлива, постройки с воспламеняющимися деталями.
— А солнце?..
— Далось тебе это солнце! На солнце он не был прежде настроен, но от долгого безделья что-то в нем испортилось, вот и поливает. Не может остановиться после того, как мы подогрели его своим костром. Что-нибудь неладно с переключением. Как он вообще действует? В баллонах у него прежде находилась какая-нибудь пенообразующая смесь. Кажется, она вся вышла или испарилась. Ты не двигайся с места, а я попробую поближе познакомиться с этим джентльменом… Ну конечно! Смотри! Выключил воду, хотя солнце и светит. Совсем у него, видно, расстроились нервишки. Не делай страшного лица. Неужели после моей сегодняшней демонстрации ловкости и присутствия духа ты сомневаешься, что я увернусь от этого урода?
Я попытался было остановить Костю, да он только махнул рукой и, крадучись, направился к роботу-пожарнику. Костя заходил несколько сбоку, голова робота медленно поворачивалась, водяной брандспойт также медленно опускался, целясь в Костю.
— Берегись! — только успел крикнуть я, как струя воды вырвалась из круглого отверстия.
Робот все-таки оказался очень расторопным, вернее чувствительным — он улавливал теплоту, излучаемую человеком. Водяной заряд пролетел в метре над Костиной головой. Костя упал и быстро пополз к роботу. Я не успел крикнуть, чтобы он остерегался второй пары рук, как два рычага протянулись, схватили его, словно клещами, и отшвырнули в сторону. Костя был хорошим гимнастом и, как кошка, стал на четвереньки.
— Ты видел? — радостно криинул Костя. — Он бросил меня, как горящее полено. Мы вдохнули в него жизнь. Теперь нам известно назначение и второй пары рук. Давай продолжим прекрасно начатый эксперимент. — Он поморщился и потер ушибленное колено. — Вот что: ты отвлеки его с фронта, а я попробую зайти с тыла и добраться до его нервной системы. Не бойся, иди смело, используй мой опыт, только смотри, чтобы он не смыл тебя в лагуну. Ну, пошли. Смотри, он опять хочет потушить солнце! Самый удобный момент!.. Эх, прозевал! Перестал поливать. Все равно иди смело и учитывай мой опыт!
Я направился к пожарнику, готовый каждое мгновение метнуться в сторону. Брандспойты не двигались в его железных руках, только голова, поскрипывая, поворачивалась то в одну, то в другую сторону. Учтя Костин опыт, я остановился в пяти метрах от робота.
Ветер яростно гнул стволы пальм и трепал их косматые вершины. Упало два ореха, один недалеко от моих ног, а второй гулко ударился о голову робота. Из второго до сих пор бездействовавшего шланга закапала пенистая жидкость, затем стали вздуваться большие радужные шары. Шары падали на причал и медленно катились к воде, подгоняемые воздушным потоком.
Костя неожиданно вынырнул из-за спины робота.
— Видал? — спросил он, раскачивая длинную руку пожарника. — Теперь понятно, почему у него разладилась схема. По теории вероятности, не один орешек трахнул его по голове с тех пор, как остров стал необитаем. Не бойся, я добрался до его вегетативной системы, нажал все кнопки, повернул все рычаги и, главное, отключил питание. Тут где-то есть солнечная, а может быть, и атомная станция…
Внезапно что-то круглое, метра полтора в диаметре стало наискось падать в лагуну и шлепнулось возле противоположного берега, подняв высокий столб воды. Среди низко летевших туч мелькнула «Колымага». Мы бросились в ракету. Из приемника слышался голос Пети Самойлова:
— Я «Колымага»! «Колымага»! На острове! Что случилось? Я вас не слышу…
— Ничего особенного, — ответил Костя, — встретили тут одного занятного робота, возились с ним…
— А мы думали… Ну и отлично… В тюке самое необходимое. Садиться к вам запрещено при таком ветре, Лагранж и особенно Нильсен боятся. Просили передать, чтобы вы держались берега, в пальмовой роще могут быть неприятные сюрпризы.
У Кости загорелись глаза; он многозначительно подмигнул мне и спросил Петю:
— Что еще за сюрпризы?
— Говорят, что остров сооружен очень давно, здесь могли остаться ракеты.
— Метеорологические?
— Нет…
— Ядерные?
— Да. Ядерные. Я вам сбросил счетчик Гейгера на всякий случай. Проверьте лагуну и береговую полосу. В рощу не суйтесь. Как вы меня слышите?
— Плоховато, мешают какие-то разряды.
— Я тоже плохо вас слышу… Чуть что, дайте знать. Прилетим завтра, как только немного стихнет…
Раздался сильный треск, и связь прервалась. Пока мы разговаривали с Петей, дельфины пригнали к нашему берегу тюк, сброшенный с «Колымаги». В нем находилась надувная палатка и множество всякой еды и термосов с напитками. При виде такого количества пищи у нас начались голодные спазмы в животе. Минут десять мы ели все, что попадалось под руку: винные ягоды, рыбу, сливочный крем, ростбиф, плоды папайи, паштет из планктона, запивая все это ананасным соком. За кофе с индийскими биоквитами, присыпанными солью, Костя сказал:
— С таким количеством запасов плюс лагуна и палатка можно жить здесь сколько угодно. Палатку мы установим вон там, в тени пожарника.
Возле нас медленно прошли две крысы, волоча по земле длинные голые хвосты. Я невольно подался назад.
— Не бойся, — успокоил Костя. — В такой палатке не страшны и крокодилы! Я знаю эту конструкцию. Полная изоляция от всех нежелательных соседей. Есть кондиционер и фильтры, исключающие проникновение москитов, хотя их здесь не бывает.
После обеда мы надули палатку под сенью пальм. Облачность стала плотной. Ветер не утихал, а как будто стал еще яростней. Облака с огромной скоростью летели над головой.
Быстро темнело. Накрапывал дождь.
Мы. пошли проститься с Тави и Протеем до следующего утра. Я рассказал им о нашей встрече с роботом и предупредил, что мы проведем ночь в палатке на берегу.
Тави или Протей сказал:
— Жаль, здесь мы все вместе. Там вы одни. В зеленых водорослях, — он имел в виду рощу, — могут быть еще железные люди.
Костя успокоил:
— В случае опасности мы перейдем на ракету. Пусть ночь будет такой же, как и день. — В этой фразе не было иронии, просто обычное вечернее приветствие у дельфинов.
— Пусть будет так, — прозвучало в ответ из гидрофона.
Мы опустили руки за борт, пожали ласты и погладили наших друзей.
Полил дождь. Потоки воды обрушивались на палатку и журчали под полом. Несмотря на усталость, мы с Костей долго не могли уснуть и делились пережитым за день. Наконец Костя зевнул и, оборвав фразу на полуслове, заснул.
Ветер дул порывами, только прибой грохотал так, что казалось, сотрясается весь остров, готовый рассыпаться на кусочки.
Я лежал и пытался представить тех, кто создавал этот круглый атолл, возводил на нем здания, а затем жил здесь. Наверное, этот остров все-таки одно из первых сооружений человека, поставившего перед собой цель покорить океан, думал я. Один из первых прообразов нашего плавающего гиганта, отлитого из базальта. Мне не верилось, чтобы разумные люди могли затратить столько труда лишь для того, чтобы тайно создать площадку для стрельбы баллистическими ракетами по великим городам Европы. Мне вспомнились слова учителя истории Андрея Николаевича Грошева: «Это была эпоха великих свершений и великих надежд».
Ночью с нами случилось довольно забавное происшествие: обрушилась палатка. Ткань прогрызли крысы, воздух между стенок вышел, и мы оказались в тесном, душном мешке и еле выбрались из него, разрезав ткань вибрационным ножом. Хорошо, что я никогда не расстаюсь с ним. На экспедиционные палатки идет сезалит — новая ткань такой прочности, что ее не берет обыкновенный нож.
Потные, злые, стояли мы возле сплющенной палатки, тяжело дыша и стараясь не наговорить друг другу ненужных обидных слов. Мы тогда еще не знали настоящих виновников нашего раннего пробуждения, и мысленно каждый обвинял другого в небрежности при установке палатки. Неожиданно Костя сказал:
— Как хорошо, что мы проснулись так рано! Ты только посмотри, что делается вокруг. Какое небо!
Пассат еле дышал. Созвездия сияли у нас над головой. Зеленый свет ущербной луны сочился между стволов пальм. На рифе клокотал холодный, голубой вал огня.
— Что-то невероятное! — прошептал Костя. — И надо же! Вместо того чтобы любоваться красотой Вселенной, мы спим, выключаемся из жизни. Смотри! Даже робот очарован!
Пожарник, одетый в причудливую светотень, застыл, склонив голову набок, его мембраны осмысленно поблескивали зловещим светом кошачьих глаз.
Луч лунного света упал на палатку, две огромные крысы с деловым видом грызли ткань.
— Брысь! — крикнул Костя.
Крысы пошевелили усатыми мордами и принялись за прерванное занятие. В тени намечалось еще несколько крысиных силуэтов.
— Что они нашли вкусного в этой палатке? — спросил Костя и сам ответил: — Тоска по цивилизации. Их предки, эмигранты, приехали сюда из стран, где можно грызть не только одну ореховую скорлупу, и вот генетическая память подсказала, что крысиные боги даровали им лакомое блюдо.
В этом было не столь уж много смешного, но мы захохотали так дружно и громко, что крысы с писком брызнули в стороны.
В ту ночь мы больше не ложились. Спать не хотелось, да и не было смысла — через час взойдет солнце, а у нас намечалось множество дел. Надо исследовать остров, заглянуть в лагуну, отремонтировать ракету, чтобы без посторонней помощи пробиться через рифы. Поэтому Костя предложил позавтракать на «Мустанге» и с первыми лучами солнца приняться за дело. Во время завтрака нас занимали разговором Тави, Протей и дежурная по острову Лия Гавара, или, как мы ее зовем, тетушка Лия. Это полная добродушная негритянка, единственный на острове арахнолог, она изучает паукообразных. Мы частенько приносим ей редкие экземпляры любимых ею животных, и она питает к нам материнскую нежность.
— Сейчас даже нам опасно снова переходить через рифы, — сказал Тави. — Кораллы могут убить, как зубы косатки. Надо ждать ночь и день, и тогда можно попытаться выйти в океан, хотя здесь не хуже, чем на острове, плавающем, как медуза: здесь ближе до дна, много рыбы и съедобных моллюсков.
Дельфины отправились искать путь в лагуну.
Кибер-переводчик, к счастью, заработал, и дельфины беспрерывно снабжали нас информацией: с видимой радостью они сообщили, что косатки, «пристыженные» неудачей, некоторое время покрутились у линии прибоя и отошли на большую глубину. Сейчас они в нескольких милях от острова: их сигналы с трудом можно услышать.
Дельфины провели нас по извилистому фарватеру к широкому каналу, облицованному плитами из кораллового известняка. Волны уже сбросили часть покрытия с его берегов, все же канал выглядел еще как солидное гидротехническое сооружение. При входе по обеим сторонам канала стояли изгрызенные волнами невысокие башни из серого бетона, развалины каких-то странных сооружений непонятного назначения виднелись по берегам, тоже облицованным такими же плитами, как и стенки канала.
И еще одна странность бросалась в глаза: бухта была абсолютно круглой. Я ходил по набережной, отшлифованной ветром и волнами, и думал: для чего понадобилось нашим предкам так реконструировать атолл? Ясно, он не был приспособлен для каких-либо промышленных целей, так как суда даже среднего тоннажа не могли проходить в круглую бухту.
Мы не особенно удачно выбрали место для стоянки на берегу: негде было укрыться от ветра, а за стенами развалин темнела вода. Здесь росло несколько кокосовых пальм, но на земле не было ни одного ореха, даже кокосовой скорлупы, все унес ветер.
За белой линией прибоя мелькали длинные корпуса ракет. Они рыскали, пытаясь нащупать косаток. Наконец поняв, что Джек увел свой отряд, товарищи отсалютовали нам серией разноцветных сигналов, построились в кильватер и взяли курс на северо-восток. Костя еще с полчаса вел переговоры с Лагранжем и командами ракет.
Когда он вышел на берег, меня заинтриговало выражение его лица. После всех передряг глаза его сияли, а физиономия прямо лучилась от радости.
— Все-таки я включил и передатчик! — крикнул он мне на ухо, потому что ветер свистел в ушах, отрывал слова от самого рта и уносил в грохочущий океан. — Когда услышал, куда мы с тобой попали, появились дополнительные вопросы. Да, да! У меня, конечно. Нам не выбраться отсюда, пока не утихнет ветер. А ты сам знаешь, что у него достаточный запас сил! Ни за что не отгадаешь, куда нас загнал этот проклятый Джек. Все ребята сходят с ума от зависти! Даже Нильсен — он сменил Лагранжа — сказал, что завидует нам.
— Нильсен нам завидует? Он так сказал, чтобы подбодрить нас.
Костя округлил глаза, фыркнул:
— Это же остров «Икс» или «Кольцо из яшмы». Вот куда нас загнали косатки!
Об этом острове я слышал как-то мельком от Пети Самойлова. Ничего толком он и сам не знал о нем, кроме того, что несколько лет назад здесь погибло несколько человек при попытке преодолеть линию прибоя. С тех пор специальным решением Союза безопасности плавания вообще запрещено посещение острова судам всех категорий, только гидролеты могут садиться на поверхность лагуны, и то по специальному разрешению Союза безопасности и еще почему-то Комиссии по борьбе с вредными примесями. Как-то во время дежурства, рассматривая карту на Центральном посту, я обратил внимание на крохотный кружок среди рифов и еще раз подивился разнообразию творческих возможностей природы. На этом мой интерес к острову угас, к тому же каждый день приносил столько впечатлений, что остров «Икс» затерялся в них, как в пене прибоя.
— Нильсен сказал, что он искусственный! — кричал Костя мне в ухо. — Лет сто назад его построили… направленные взрывы. Литературы не сохранилось… До сих пор загадка. Займемся…
— Чем займемся?
— Исследованием… раскопки…
— У нас нет даже лопаты.
— Найдем! — уверенно, как всегда, заверил Костя и предложил пока отметить начало «великих работ» пиршеством.
Костину затею развести костер и устроить пир сорвал ветер. Стихнув было, он набрался сил и так начал дуть, что ореховая скорлупа, которую мы с большим трудом собрали, была поднята в воздух и брошена в воду.
Мы забрались на «Мустанга» и стали выбирать более приличное место для лагеря. В западной части кольца суша несколько расширялась, и там ветер трепал рощу кокосовых пальм. Наверное, из-за этой рощицы остров носил второе романтическое название — «Кольцо из яшмы».
— Почему из яшмы? — спросил Костя. — Лучше «с яшмой». И то при необыкновенном воображении. Хотя если смотреть со спутника, то, возможно, колечко покажется зеленым среди белой пены. Мы пересекли бухту, и возле берега ракета попала в «мертвую зону». Пальмы самоотверженно защищали крохотный клочок воды и суши. Здесь мы нашли остатки лестницы из зеленого цемента, спускавшейся к воде. Я продел линь сквозь большое бронзовое кольцо в причальной стенке и стал подтягивать ракету кормой к берегу. Кольцо печально звенело, ударяясь о камень.
— Смотри! — Костин голос дрожал. — Здесь десятилетия не ступала нога человека. Какое великолепное запустение!
Мы стояли на уцелевшей зеленой ступеньке и, как первооткрыватели, смотрели на долгожданный берег. Тесно. росшие стволы пальм, шурша косматыми макушками, образовали стену, в узких промежутках между деревьями и на опушке разросся густой кустарник. Вымощенную камнем площадку причала покрывали сухие листья пальм. На них там и сям виднелись кокосовые орехи. Сновали большие сухопутные крабы — кокосовые воры. Пробежала поджарая рыжая крыса, с любопытством посмотрев на нас.
Провожая взглядом крысу, Костя заметил недовольным тоном:
— Я никогда не питал дружеских чувств к крысам. Хотя этот вид, кажется, питается только орехами, и то потому, что у них нет выбора. Придется использовать оазис под столовую, а ночь провести на нашем верном «Мустанге».
Сухая скорлупа кокосовых орехов оказалась великолепным топливом: горела медленно, давала много тепла и углей. Протей и Тави поймали нам двух морских «попугаев». Костя ловко вычистил их, потом поднял сухой пальмовый лист, очистил черенок и насадил на него тушки «попугаев».
— Самый древний способ приготовления пищи на огне, — сообщил он мне таким тоном, будто только что возвратился из экскурсии в каменный век. — Жаль, у нас нет пряностей…
Я слушал и вибрационным ножом снимал с кокосовых орехов волокно и проделывал в них отверстия. Большинство орехов давно созрели и в них было мало сока или же он испортился, все же несколько штук оказались наполненными прохладной и необыкновенно приятной на вкус жидкостью. Я расставлял эти естественные чаши с драгоценным соком на камни древнего причала и думал:
«Кто ходил по нему? Для чего среди рифа нашим предкам понадобилось это коралловое кольцо? Возможно, они намеревались создать целый архипелаг островов и еще не пришли к мысли, что их следует отливать из камня?»
Я только хотел поделиться своими мыслями с Костей, как и он, и я одновременно услышали треск в чаще. Кто-то пробирался к лагуне, ломая кустарник. Он находился совсем недалеко, слышалась тяжелая поступь, скрип песка и звон подошв о камень.
— Пообедаем втроем, — весело сказал Костя. — Хотя кто бы это мог быть? Неужели…
Костя не закончил фразы, как из самой гущи кустарника ударила мощная струя воды и в мгновение ока смыла костер и жаркое. Мы сидели на некотором расстоянии от огня, и это избавило нас от серьезной опасности. Струя воды была до того сильной, что, попав в трещину, выворотила кусок зеленого цемента. Все это мы по-настоящему осмыслили потом, когда опасность миновала и можно было понять, что произошло, а в первые мгновения нас парализовала внезапность и особенно необъяснимость атаки водяной струей. Мы сидели ошеломленные, инстинктивно закрыв лица руками от водяных брызг, затем, как по команде, откатились в стороны и вниз к лестнице.
Струя воды, иссякая, с шипением уползала в кустарник. Скрючившись, мы сидели на верхней ступеньке лестницы, не рискуя высунуться.
Костя посмотрел на меня, пожал плечами, фыркнул, вытер воду с лица и громко спросил:
— Кто это вздумал так мило шутить?
В ответ раздался скрип, характерное шипенье, нас обдало водой. На этот раз струя была направлена вверх и на нас падала дождем.
Делая мне знаки, чтобы я не шевелился, Костя приподнял голову над срезом причала. Лицо его выразило такое удивление, что и я поднял голову и удивился не меньше моего друга. На опушке метрах в двадцати от нас возвышалась громоздкая фигура робота. Он был неуклюж, и, видно, его изготовили еще в те времена, когда на внешнюю форму машин такого рода не обращали достаточно внимания, а возможно, что своим создателям он казался образцом элегантности. Но сейчас поражала громоздкость всей конструкции. Тяжелый торс, лишенный ног, передвигался на тележке с гусеничным ходом, по бокам и на спине робота вздувались цилиндрические баллоны. У него не было глаз, а только спереди и с боков круглые черные мембраны (как выяснилось позже, такая же мембрана находилась у него и на затылке). У робота было четыре руки: две длинные, безжизненно свисали почти до земли, две покороче держали блестящие брандспойты; один из них не действовал, из второго била в небо голубая струя морской воды. Некогда довольно нарядное покрытие из разноцветной эмали потрескалось на туловище и руках, эмаль местами отвалилась, обнажив ржавое железо.
Мы отошли в сторону, подальше от действующего брандспойта, и рассматривали странное создание.
— Он явно хочет потушить солнце, — сказал Костя. — Смотри, шланг точно направлен на наше бедное светило. Ему мало нашего костра.
Костя оказался прав. Как только выглянувшее было солнце закрыла туча, робот выключил подачу воды.
— Пожарный робот, — продолжал Костя. — Музейный экспонат, ничего подобного я еще не видел… Эй, парень! Ты зачем залил наш костер?
Робот безмолвствовал. Видимо, он реагировал только на инфракрасные лучи определенной силы.
И Костя подумал об этом же, потому что предложил:
— Давай испытаем этого дядю?
Мы с опаской, поглядывая на робота, углубились в рощу и принесли ворох сухих листьев, подожгли и только успели отбежать в сторону, как пожарник смыл и этот костер.
— Нет сомнений, — сказал Костя, — робот реагирует только на инфракрасную часть спектра.
Я спросил:
— Почему же он тогда не израсходовал весь запас энергии, пытаясь погасить солнце? Судя по виду, он здесь не один год.
— Действительно, странно, — согласился Костя. — Хотя, возможно, железный парень реагирует только на определенные объекты, вроде наших костров. И вообще возгорание органических веществ. Наверное, здесь находились большие запасы топлива, постройки с воспламеняющимися деталями.
— А солнце?..
— Далось тебе это солнце! На солнце он не был прежде настроен, но от долгого безделья что-то в нем испортилось, вот и поливает. Не может остановиться после того, как мы подогрели его своим костром. Что-нибудь неладно с переключением. Как он вообще действует? В баллонах у него прежде находилась какая-нибудь пенообразующая смесь. Кажется, она вся вышла или испарилась. Ты не двигайся с места, а я попробую поближе познакомиться с этим джентльменом… Ну конечно! Смотри! Выключил воду, хотя солнце и светит. Совсем у него, видно, расстроились нервишки. Не делай страшного лица. Неужели после моей сегодняшней демонстрации ловкости и присутствия духа ты сомневаешься, что я увернусь от этого урода?
Я попытался было остановить Костю, да он только махнул рукой и, крадучись, направился к роботу-пожарнику. Костя заходил несколько сбоку, голова робота медленно поворачивалась, водяной брандспойт также медленно опускался, целясь в Костю.
— Берегись! — только успел крикнуть я, как струя воды вырвалась из круглого отверстия.
Робот все-таки оказался очень расторопным, вернее чувствительным — он улавливал теплоту, излучаемую человеком. Водяной заряд пролетел в метре над Костиной головой. Костя упал и быстро пополз к роботу. Я не успел крикнуть, чтобы он остерегался второй пары рук, как два рычага протянулись, схватили его, словно клещами, и отшвырнули в сторону. Костя был хорошим гимнастом и, как кошка, стал на четвереньки.
— Ты видел? — радостно криинул Костя. — Он бросил меня, как горящее полено. Мы вдохнули в него жизнь. Теперь нам известно назначение и второй пары рук. Давай продолжим прекрасно начатый эксперимент. — Он поморщился и потер ушибленное колено. — Вот что: ты отвлеки его с фронта, а я попробую зайти с тыла и добраться до его нервной системы. Не бойся, иди смело, используй мой опыт, только смотри, чтобы он не смыл тебя в лагуну. Ну, пошли. Смотри, он опять хочет потушить солнце! Самый удобный момент!.. Эх, прозевал! Перестал поливать. Все равно иди смело и учитывай мой опыт!
Я направился к пожарнику, готовый каждое мгновение метнуться в сторону. Брандспойты не двигались в его железных руках, только голова, поскрипывая, поворачивалась то в одну, то в другую сторону. Учтя Костин опыт, я остановился в пяти метрах от робота.
Ветер яростно гнул стволы пальм и трепал их косматые вершины. Упало два ореха, один недалеко от моих ног, а второй гулко ударился о голову робота. Из второго до сих пор бездействовавшего шланга закапала пенистая жидкость, затем стали вздуваться большие радужные шары. Шары падали на причал и медленно катились к воде, подгоняемые воздушным потоком.
Костя неожиданно вынырнул из-за спины робота.
— Видал? — спросил он, раскачивая длинную руку пожарника. — Теперь понятно, почему у него разладилась схема. По теории вероятности, не один орешек трахнул его по голове с тех пор, как остров стал необитаем. Не бойся, я добрался до его вегетативной системы, нажал все кнопки, повернул все рычаги и, главное, отключил питание. Тут где-то есть солнечная, а может быть, и атомная станция…
Внезапно что-то круглое, метра полтора в диаметре стало наискось падать в лагуну и шлепнулось возле противоположного берега, подняв высокий столб воды. Среди низко летевших туч мелькнула «Колымага». Мы бросились в ракету. Из приемника слышался голос Пети Самойлова:
— Я «Колымага»! «Колымага»! На острове! Что случилось? Я вас не слышу…
— Ничего особенного, — ответил Костя, — встретили тут одного занятного робота, возились с ним…
— А мы думали… Ну и отлично… В тюке самое необходимое. Садиться к вам запрещено при таком ветре, Лагранж и особенно Нильсен боятся. Просили передать, чтобы вы держались берега, в пальмовой роще могут быть неприятные сюрпризы.
У Кости загорелись глаза; он многозначительно подмигнул мне и спросил Петю:
— Что еще за сюрпризы?
— Говорят, что остров сооружен очень давно, здесь могли остаться ракеты.
— Метеорологические?
— Нет…
— Ядерные?
— Да. Ядерные. Я вам сбросил счетчик Гейгера на всякий случай. Проверьте лагуну и береговую полосу. В рощу не суйтесь. Как вы меня слышите?
— Плоховато, мешают какие-то разряды.
— Я тоже плохо вас слышу… Чуть что, дайте знать. Прилетим завтра, как только немного стихнет…
Раздался сильный треск, и связь прервалась. Пока мы разговаривали с Петей, дельфины пригнали к нашему берегу тюк, сброшенный с «Колымаги». В нем находилась надувная палатка и множество всякой еды и термосов с напитками. При виде такого количества пищи у нас начались голодные спазмы в животе. Минут десять мы ели все, что попадалось под руку: винные ягоды, рыбу, сливочный крем, ростбиф, плоды папайи, паштет из планктона, запивая все это ананасным соком. За кофе с индийскими биоквитами, присыпанными солью, Костя сказал:
— С таким количеством запасов плюс лагуна и палатка можно жить здесь сколько угодно. Палатку мы установим вон там, в тени пожарника.
Возле нас медленно прошли две крысы, волоча по земле длинные голые хвосты. Я невольно подался назад.
— Не бойся, — успокоил Костя. — В такой палатке не страшны и крокодилы! Я знаю эту конструкцию. Полная изоляция от всех нежелательных соседей. Есть кондиционер и фильтры, исключающие проникновение москитов, хотя их здесь не бывает.
После обеда мы надули палатку под сенью пальм. Облачность стала плотной. Ветер не утихал, а как будто стал еще яростней. Облака с огромной скоростью летели над головой.
Быстро темнело. Накрапывал дождь.
Мы. пошли проститься с Тави и Протеем до следующего утра. Я рассказал им о нашей встрече с роботом и предупредил, что мы проведем ночь в палатке на берегу.
Тави или Протей сказал:
— Жаль, здесь мы все вместе. Там вы одни. В зеленых водорослях, — он имел в виду рощу, — могут быть еще железные люди.
Костя успокоил:
— В случае опасности мы перейдем на ракету. Пусть ночь будет такой же, как и день. — В этой фразе не было иронии, просто обычное вечернее приветствие у дельфинов.
— Пусть будет так, — прозвучало в ответ из гидрофона.
Мы опустили руки за борт, пожали ласты и погладили наших друзей.
Полил дождь. Потоки воды обрушивались на палатку и журчали под полом. Несмотря на усталость, мы с Костей долго не могли уснуть и делились пережитым за день. Наконец Костя зевнул и, оборвав фразу на полуслове, заснул.
Ветер дул порывами, только прибой грохотал так, что казалось, сотрясается весь остров, готовый рассыпаться на кусочки.
Я лежал и пытался представить тех, кто создавал этот круглый атолл, возводил на нем здания, а затем жил здесь. Наверное, этот остров все-таки одно из первых сооружений человека, поставившего перед собой цель покорить океан, думал я. Один из первых прообразов нашего плавающего гиганта, отлитого из базальта. Мне не верилось, чтобы разумные люди могли затратить столько труда лишь для того, чтобы тайно создать площадку для стрельбы баллистическими ракетами по великим городам Европы. Мне вспомнились слова учителя истории Андрея Николаевича Грошева: «Это была эпоха великих свершений и великих надежд».
Ночью с нами случилось довольно забавное происшествие: обрушилась палатка. Ткань прогрызли крысы, воздух между стенок вышел, и мы оказались в тесном, душном мешке и еле выбрались из него, разрезав ткань вибрационным ножом. Хорошо, что я никогда не расстаюсь с ним. На экспедиционные палатки идет сезалит — новая ткань такой прочности, что ее не берет обыкновенный нож.
Потные, злые, стояли мы возле сплющенной палатки, тяжело дыша и стараясь не наговорить друг другу ненужных обидных слов. Мы тогда еще не знали настоящих виновников нашего раннего пробуждения, и мысленно каждый обвинял другого в небрежности при установке палатки. Неожиданно Костя сказал:
— Как хорошо, что мы проснулись так рано! Ты только посмотри, что делается вокруг. Какое небо!
Пассат еле дышал. Созвездия сияли у нас над головой. Зеленый свет ущербной луны сочился между стволов пальм. На рифе клокотал холодный, голубой вал огня.
— Что-то невероятное! — прошептал Костя. — И надо же! Вместо того чтобы любоваться красотой Вселенной, мы спим, выключаемся из жизни. Смотри! Даже робот очарован!
Пожарник, одетый в причудливую светотень, застыл, склонив голову набок, его мембраны осмысленно поблескивали зловещим светом кошачьих глаз.
Луч лунного света упал на палатку, две огромные крысы с деловым видом грызли ткань.
— Брысь! — крикнул Костя.
Крысы пошевелили усатыми мордами и принялись за прерванное занятие. В тени намечалось еще несколько крысиных силуэтов.
— Что они нашли вкусного в этой палатке? — спросил Костя и сам ответил: — Тоска по цивилизации. Их предки, эмигранты, приехали сюда из стран, где можно грызть не только одну ореховую скорлупу, и вот генетическая память подсказала, что крысиные боги даровали им лакомое блюдо.
В этом было не столь уж много смешного, но мы захохотали так дружно и громко, что крысы с писком брызнули в стороны.
В ту ночь мы больше не ложились. Спать не хотелось, да и не было смысла — через час взойдет солнце, а у нас намечалось множество дел. Надо исследовать остров, заглянуть в лагуну, отремонтировать ракету, чтобы без посторонней помощи пробиться через рифы. Поэтому Костя предложил позавтракать на «Мустанге» и с первыми лучами солнца приняться за дело. Во время завтрака нас занимали разговором Тави, Протей и дежурная по острову Лия Гавара, или, как мы ее зовем, тетушка Лия. Это полная добродушная негритянка, единственный на острове арахнолог, она изучает паукообразных. Мы частенько приносим ей редкие экземпляры любимых ею животных, и она питает к нам материнскую нежность.