- Ты о чем задумался? - прервала его мысли девушка.
- О тебе...
- Интересно... И каковы же твои мысли обо мне?
- Ты замечательный человек, - абсолютно искренне признался Аркадий. Скажи, ты не жалеешь, что позвонила вчерашним утром?
Лишь на миг она нахмурила лобик, но затем решительно покачала головой и столь же твердо заявила:
- Нет. Если бы я не помогла - потом никогда бы себе не простила. Чтобы там ни было, но бросать человека, когда он взывает о помощи... Нет!
Примерно так же всегда считал и он. И это совпадение ещё более угнетало, потому как продолжения и перспектив короткое знакомство столь похожих характеров и родственных душ, увы, не имело... При самом благоприятном стечении обстоятельств, изгой, возможно, вскоре окажется далеко за пределами страны или, что ещё более вероятно, в следственном изоляторе. А сколько ему будет отпущено дней после решения суда - известно только Богу...
- Я счастлив, что нашел твою анкету и написал... - Лавренцов положил руку на её ладонь, - не возьмусь предугадывать дальнейших событий, но никогда не пожалею о нашей встрече. Спасибо за все, что ты сделала...
Весь день они провели с Алиной в квартире Марии. Девушка оказалась весьма приятной собеседницей и, выслушав рассказ Аркадия о службе, о работе в отделе по борьбе с терроризмом, о неудачном браке, сама подробно поведала о себе...
За двадцать шесть лет она пережила только одну влюбленность в несмышленом школьном возрасте, а затем жизнь начала отсчитывать нескончаемые семестры и сессии. Институт девушка закончила на "отлично", но потом навалилась подготовка диссертации в аспирантуре, случилась продолжительная болезнь матери, потянулась бесконечная череда дежурств...
Готовя обед на кухне, Алина с оттенком сожаления даже посетовала, что из Питера довелось выехать всего дважды, да и то к дальним родственникам в Архангельск. Нет, разумеется, представителей противоположного пола, обращавших страстное внимание на её потрясающую внешность, она встречала в жизни предостаточно. Но, не обнаружив ни в одном настоящих мужских начал и признаков своего идеала, не позволяла развиваться отношениям и продолжала ждать...
Хозяйка "убитой" квартиры появилась только в восьмом часу вечера. Не разуваясь, она пронесла на кухню два пакета с продуктами и радостно сообщила:
- Видела два часа назад бывшего муженька! Представьте - он на свободе! Ничего конкретного рассказывать не стала, но задачу обрисовала - обещал помочь.
- У него есть такие знакомые? - насторожился чекист.
- Говорит: "Нет проблем, нужны только бабки..."
- Логично...
- Завтра встречаемся с ним в обеденный перерыв возле поликлиники и что-то уже должно проясниться.
Девушки вынимали из целлофановых авосек упаковки мясной нарезки, коробки сока, свежий хлеб...
- А это для вас, Аркадий, - подала ему бутылку коньяка довольная Маша, - вы вчера жаждали чего-нибудь покрепче...
Вскоре в зале на журнальном столике не оставалось места от тарелок с закуской, бутылок, приборов... Дружно усевшись на привычные места, троица в приподнятом настроении принялась за ужин.
- Нет-нет! - отказалась толстуха от коньяка, - я пью только легкие вина.
- А я, пожалуй, поддержу тебя, - кивнула Алина на крепкий напиток, только мне понемногу...
Рюмок в убогой квартирке не водилось, и Лавренцов использовал все те же приземистые бокалы.
- Давайте выпьем за то, чтобы у нас все получилось! - произнесла тост Мария.
Улыбаясь, приятели звонко чокнулись и выпили. Крупная девица без умолку делилась впечатлением о состоявшейся встрече с благоверным, задавала не суть важные вопросы подруге и Аркадию. Создавалось впечатление, что два бокала вина сыграли с ней злую шутку, а после третьего она непременно отправиться спать...
То ли от постоянной привычки употреблять мартини, то ли оттого, что прилавки нынешних магазинов ломились от спиртного неизвестного происхождения, вкус коньяка показался контрразведчику странноватым. Изучать этикетку дагестанского напитка при гостеприимной и щедрой хозяйке, отдавшей за бутылку часть скромной врачебной зарплаты, было неудобно. Да, к тому же и бесполезно - на красивой бумаженции, скорее всего, значился кизлярский разлив. Напечатать и наклеить сейчас без зазрения совести могли что угодно. "Даже если он левый - не умру... - подумал подполковник, - какую только гадость не приходилось пить за офицерскую службу и эту желудок как-нибудь переварит". Но Алине третью порцию непонятного зелья он налить не решился. На её вопросительный взгляд, Лавренцов, наполняя бокал подруги вином, незаметно покачал головой...
В прозорливости своих догадок он убедился через четверть часа. После очередного тоста, произнесенного Марией, фээсбэшник, ещё не донеся пустой стакан до стола, почувствовал неимоверную слабость. В глазах внезапно все стало расплываться, будто выпил за ужином с литр чистого спирта, происходящее вокруг показалось замедленными кадрами черно-белой хроники... Он ещё силился спросить у Алины, как она себя чувствует, но, та, откинувшись на спинку дивана, уже не реагировала на слова. Побледневшая Маша, почему-то неподвижно сидела напротив. Вместо того чтобы вызывать скорую помощь или самой попытаться что-то предпринять, она выжидающе смотрела на гостей. Аркадий произносил какие-то слова, увещевания, но на самом деле лишь беззвучно и слабо шевелились губы, пока сознание окончательно не отлетело...
Сначала сквозь смутную пелену стали прорываться звуки, обрывки незнакомых голосов, шаги... Еще ничего не понимая, Лавренцов попытался приоткрыть веки. Тонкая, размытая полоска света прорвалась к глазам, но более его воле не поддавалась ни одна мышца...
- Надо кончать их шеф и сматываться... - донеслась откуда-то издалека первая фраза, смысл которой он понял с большим опозданием.
- Не шелести над ухом. Незачем брать на себя лишний грех. Можно обставить все иначе... - загадочно ответил неизвестный оппонент, чей голос он когда-то уже слышал.
Постепенно чекист начал ощущать боль в суставах и затекших мышцах. Чувствительность тела, наконец, возвращалась. Пошевелив пальцами рук, он полностью открыл глаза. Какие-то фигуры маячили в зале, то, уходя в коридор, то возвращаясь...
- Прикончи девку, а с ним пусть легавые разбираются.
"Фролов! - узнал главврача клиники в одном из мужчин Аркадий, - жив сволочь! Как же так!? И каким образом он здесь очутился!?"
Левая рука психолога покоилась в перевязи, а на лице красовалось несколько прямоугольничков пластыря...
- Ты простишь ему Звонка и взрыв в своем кабинете?
- Пусть гниет в камере, это похуже...
- А не боишься, что у него найдется на нас компромат?
- Ничего у него нет! А если и будет - я решу проблемы. Действуй.
Подполковник все ещё не мог вспомнить случившегося несколько часов назад и не осознавал происходящего сейчас. Только когда к дивану вплотную подошел молодой человек с револьвером в руке и встал немного сбоку от него, в голове яркой молнией пронеслась мысль: "Сапер! Это же Бенкевич! Именно ему Звягин поручил убрать меня! Вот и настал бесславный конец. Что ж, стреляй подонок, с тебя не станется..."
Но, убийца, подняв оружие и направив его куда-то в сторону, почему-то медлил. Взведя курок револьвера с глушителем, он обернулся к стоящим посреди зала и цинично прогундосил:
- Хороша бабенка, шеф... Дал бы покуражится напоследок, а?
- Не тяни - заканчивай, - снова раздался властный голос Олега Давидовича.
"Там же Алина! Рядом со мной на диване лежит Алина!" - но, слишком поздно пришедшую жуткую догадку, прервали два хлопка.
Собрав все силы, фээсбэшник попытался встать, но мышцы, словно ватные, ещё не слушались.
- Ну вот, похоже, и наш герой-одиночка очухался, - процедил врач. Очень кстати. Звони Сапер в милицию, и уходим!
Четверо мужчин направились к выходу. Вложив в правую ладонь беспомощному контрразведчику оружие, Бенкевич на ходу достал сотовый телефон и, уже выходя в коридор, громко кричал в трубку:
- Алло, милиция! По улице Пржевальского, в доме номер два, в шестнадцатой квартире убийство... Да-да, это недалеко от пересечения Вознесенского и Гражданской. Кто говорит? Сосед...
Собрав в кулак волю, Лавренцов не поднимая револьвера, а лишь направив его в сторону удалявшегося убийцы, нащупал указательным пальцем и нажал спусковой крючок... Выстрела не последовало. Тогда он взял рукоятку обеими, трясущимися от напряжения руками, навел ствол на расплывавшуюся в глазах фигуру долговязого Бенкевича и нажал на курок ещё несколько раз...
Громко хлопнула входная дверь, а чекист все ещё продолжал бесполезно щелкать пустым револьвером. Тяжело дыша, он с трудом сел и, повернувшись вправо, с ужасом увидел лежащую навзничь Алину. С головы её на диванный плед тонкой струйкой стекала кровь. Слева под третьей пуговицей ослепительно белой блузки зияла небольшая дырка, и зловеще расползалось багровое пятно...
"Чудовищно! Как это несправедливо - ведь Мария её подруга! Как она могла решиться на такое дикое, гнусное предательство!? Или это страшный сон? Неужели то, что я вижу - происходит наяву!?" - вопрошал он, не в силах двинуться с места.
Немного придя в себя, Аркадий будто чужими пальцами взял запястье пострадавшей из-за него девушки и попытался нащупать пульс. Но, то ли его руки ещё не обрели былой чувствительности, то ли её сердце уже не работало... Машинально, будто все ещё в забытьи, он достал из заднего кармана брюк телефон и набрал номер неотложки. Диспетчер ответила почти сразу, и попросила сообщить характер происшествия. Сдавленным голосом Лавренцов объяснил суть и повторил только что произнесенный Бенкевичем адрес. Осторожно приподняв голову своей знакомой, он подложил под неё небольшую подушку и, прикоснувшись губами ко лбу, покачиваясь, побрел к выходу. Проходя мимо журнального столика, мужчина успел заметить, что на нем осталось лишь два прибора. Хозяйки квартиры дома словно и не было...
"Алина... Что же я наделал!? Бедная девушка... - метались в голове мучительные мысли, - сколько же горя и страданий я приношу окружающим людям! Моя затея зашла слишком далеко! Но теперь уже поздно..."
Торопливо спустившись по лестнице, он осторожно выглянул из подъезда. Двор поздней ночью пустовал. Аркадий пересек небольшую детскую площадку и, пройдя вдоль темного забора, завернул за угол. Он вовремя покинул квартиру. В эту минуту другой конец двора осветился фарами двух въезжавших в ворота милицейских автомобилей и скорой помощи...
Крадучись, словно вор, чекист пробирался по темным улочкам, избегая освещенных магистралей и проспектов Питера. Наградной пистолет Семена Донцова, видимо, забрали сподручные Фролова, когда Лавренцов валялся на диване без сознания и теперь за его поясом столь же бесполезно торчал какой-то импортный револьвер без единого патрона в барабане. В карманах, кроме ненужного сотового телефона, не было ничего - ни документов, ни денег... В тяжелой, словно с глубочайшего похмелья, голове пока не вырисовывалось каких-либо планов на самое ближайшее или, сколько-нибудь, отдаленное будущее. В его жизни будто порвалась основная, связующая нить, на которую ранее аккуратно нанизывались мгновения, часы и дни. Даже недавнее, беспросветное существование в "каморке папы Карло", теперь казалось наполненным смыслом и безмятежным спокойствием. Но с недавних пор все безвозвратно переменилось...
Примерно через час бесцельных блужданий, бывший офицер ФСБ оказался в длинном и сумрачном скверике, примыкающим своим торцом к широкой трассе, ведущей загород. Осмотревшись, он узнал Садовую улицу и уселся на ближайшую лавочку. Сонливость и слабость, вызванные подмешанным в коньяк снотворным, несмотря на глубокую ночь, уходили. Их место прочно занимала ясность мысли и необходимость принимать действенные решения. К контрразведчику постепенно возвращалась жажда жизни и мщения...
- Мужик, выпить есть? - раздался сбоку чей-то слабый, заспанный голос.
Мгновенно повернув голову, он увидел бомжа, с кряхтением поднимавшегося из-за соседней лавочки. Тот, по-видимому, чутко спал на зеленой травке, но был разбужен шагами подошедшего человека.
- Увы... - тихо ответил Аркадий.
- Жаль... Ну, тогда, может, покурим?
- И с табачком туго...
- Совсем плохи твои дела... - подходя и присаживаясь рядом, покачал седой бородой владелец ночного газона, - ну тогда угощайся...
Хитрый старик протягивал открытую пачку "Астры". Прикурив от зажженной спички, подполковник с удовольствием затянулся крепкой сигаретой.
- Что, без крова остался?
- И не только... - кивнул он, выпуская вниз струю дыма.
- Знакомо...
- А вы давно тут обосновались?
- Да, почитай кажнее лето здесь, - охотно ответил подвернувшемуся ночному собеседнику, бомж, - в теплое время-то найти местечко для ночлега несложно. Зимой вот - беда...
Глядя на изредка проносившиеся по трассе большегрузные автомобили, Лавренцов задумчиво спросил:
- Скажи-ка отец, а дальнобойщиков на выезде из города менты тормозят?
- Ну, этоть на кого нарвешься...
- И даже по субботам?
- По выходным-то особливо не донимают... - протянул уличный мудрец, я давненько из Ленинграда не выезжал, но, полагаю, милицейский люд на дорогах зверствует не всегда...
Постепенно у чекиста все же стало вызревать некое подобие плана на ближайший день. Но эскиз действий вовсе не предусматривал выхода из глухого тупика. Если удастся осуществить задуманное, света в конце тоннеля он уже не увидит никогда...
Встав с лавочки и распрямив спину, отставной морской пехотинец собрался в неблизкий путь.
- Что сынок, уже пошел? - разочарованно спросил бездомный, - ну возьми ещё табачку-то. Когда ночью промерзнешь - курево согревает...
Вытянув из протянутой пачки пару сигарет, Аркадий постоял в задумчивости, затем, достав из кармана сотовый телефон, вложил его в ладонь деда.
- Возьми отец. Новый стоит четыреста баксов. За этот скупщики легко дадут двести. Только не продешеви...
Он осторожно подошел к ярко освещенной фонарями Садовой и направился в сторону ближайшего дорожного поста. Идти, постоянно оглядываясь и шарахаясь от проезжавших машин, снова пришлось около часа. Когда за плавным поворотом шоссе показалась долгожданная цель, подполковник свернул в лесополосу и подошел к посту почти вплотную. Теперь осталось дождаться подходящего, попутного транспорта, но, как назло возле дежурного наряда один за другим тормозили большегрузные автомобили с прицепленными металлическими фурами. Скоро голодного мужчину и в самом деле начал пробирать жуткий холод... "Черт, не идти же пешком тридцать километров! - ругался он, сидя в придорожных кустах и потирая плечи, - по трассе дойду только к рассвету, а по лесу получится и того дольше..."
Наконец, возле двухэтажного, застекленного скворечника остановился КАМАЗ, над кузовом которого возвышался натянутый на металлические дуги тент. Спрыгнув на землю, водитель хлопнул дверцей и вместе с постовым сержантом откинул брезентовый полог. Приподнявшись, служивый посветил фонариком внутрь и, поглазев в документы, направился восвояси...
- Пора! - прошептал путешественник и осторожно пробрался к корме грузовика.
Быстро распутав шнур на одном углу тента, он забрался внутрь и сразу же услышал взревевший двигатель автомобиля. Кузов на две трети был загружен какими-то коробками и ящиками с апельсинами. В недолгой поездке, пока КАМАЗ не тормознули в очередной раз, Лавренцов успел съесть несколько спелых плодов и немного утолить разыгравшийся голод. Сердце гулко забарабанило, когда машина опять остановилась, а водитель покинул кабину и подошел показывать груз очередным дорожным стражникам. Спрятавшись за ящиками, беглец достал на всякий случай револьвер и сидел с минуту, не шелохнувшись, пока луч фонаря бесцельно блуждал по штабелям коробок. Вскоре сонный милицейский голос вальяжно дозволил шоферу продолжить путь...
Подъезжая к знакомой с детства местности, контрразведчик вылез наружу и, повиснув на металлической лесенке, всматривался в темные окрестности. Наконец, завидев промелькнувший справа нужный поворот к дачному массиву, он, вспомнив молодость в морской пехоте, развернулся лицом назад и прыгнул на дорогу...
- Это хорошо, что из города я исчез без свидетелей... - впервые за ночь улыбнулся Аркадий, потирая ушибленное плечо и провожая взглядом уносящийся вдаль грузовик, - у меня появилось несколько часов форы.
На ходу отряхивая с помятого костюма пыль, он исчез в густой лесополосе за обочиной. Менее пятнадцати минут понадобилось запоздалому путнику для того, чтобы, срезая путь, пройти знакомой тропинкой, к даче покойного Генриха Лавренцова. Лишь в окнах двух домиков заметил он свет и услышал слабые голоса задержавшихся с отходом ко сну отдыхающих. Подойдя к нужной калитке, Лавренцов осторожно перелез через невысокий забор и вскоре стоял на родном крыльце...
Родительский загородный дом запирался на навесной замок, ключ от которого всегда хранился за горизонтальной перекладиной неширокого деревянного косяка. Войдя внутрь, чекист оказался в кромешной тьме. В нос ударил неприятный запах влажного воздуха, пропитанного многолетней плесенью. Нашарив на кухонном подоконнике коробку спичек, он зажег огарок старой свечи и, распахнув окно, вылез наружу. Соседи давно спали, но хозяин заброшенной дачи, стараясь передвигаться как можно бесшумнее, закрыл входную дверь и повесил на место замок. Снова вернувшись на кухню через окно, он миновал большую комнату, поднялся на второй этаж и приставил лежавшую на застекленной лоджии лестницу к люку, ведущему на чердак. То, за чем приехал из города этот доведенный до отчаяния человек, хранилось именно здесь...
Еще мальчишкой Аркадий обжил полутемное, таинственное и, в то же время, уютное место. Издавна тут стоял древний, огромный диван с высоченной спинкой, украшенной зеркалами, полочками и с откидными, круглыми валиками-подлокотниками. Напротив возвышался массивный буфет из дерева той же породы, с такими же ажурными вставками из барельефных резных листьев и виноградных гроздей. В свое время родители не решились выбросить громоздкую, но красивую мебель деда и с трудом затащили её наверх во время возведения крыши. Тут же, рядом с диваном покоились два ящика. Один со старыми игрушками, другой - с дедовскими инструментами. Подобие письменного стола, некогда сооруженного юным Лавренцовым из ненужных досок, за которым он частенько рисовал планы запрятанных пиратами кладов, много лет терпеливо дожидалось хозяина...
Скиталец поставил на него свечу и, найдя какую-то тряпицу, занавесил маленькое оконце. Затем прошел в дальний угол и, приподняв одну из грубых досок чердачного пола, вытащил что-то длинное, завернутое в серую мешковину.
- На всякого убийцу найдется довольно приспособлений... - с необъяснимым воодушевлением шептал бывший советник по борьбе с терроризмом, разворачивая старое, немецкое охотничье ружье, - моя жизнь один черт закончена, но и с вами, сволочи я сполна поквитаюсь! За всех невинных... За Семена, за Алину... За то, что топчите не по праву землю...
Сотни раз он ранее рассматривал произведение искусства оружейников фирмы "Зауэр Три Кольца". Дед привез курковое ружье конца девятнадцатого века с войны в качестве трофея, и хранилось оно все это время, разумеется, нелегально. Только однажды, много лет назад, в будний день - когда на ближайших участках отсутствовали соседи, Аркадий с отцом взялись опробовать работу "музейного экспоната". Захватив из города пяток патронов двенадцатого калибра, старший Лавренцов зарядил один в ствол и протянул ружье сыну.
- Давай сначала ты, вон по тому ржавому тазу, а потом я. Плотнее прижимай приклад к плечу и пошире расставь ноги, иначе не устоишь... вполголоса напутствовал он перед первым пробным выстрелом.
Но грохот от испытания превзошел все мыслимые ожидания. Повторить опыт они тогда не решились, тем более что и выбранная цель была разнесена единственным выстрелом в клочья. Четыре патрона так и остались неиспользованными и лежали завернутыми в холстину вместе с ружьем...
Приладив приклад с цевьем к длинным стволам, Лавренцов проверил исправность оружия. Немецкие механики славились не зря - "Зауэр" работал не хуже швейцарских часов. "Зато русский свинец - самый тяжелый в мире, ухмылялся он, раскладывая небольшой боезапас возле горящей свечки, - только бы патроны не отсырели! Очень жаль, если хоть один даст осечку..."
Вскоре подполковник опять почувствовал одолевавший голод, но съестных припасов в забытом всеми загородном доме давно никто не держал. В кармане пиджака лежал единственный апельсин, украденный из кузова КАМАЗа, но оставленный на утро. В погребе, возможно, ещё оставалось несколько бутылей самодельного вина, сделанного ещё отцом, но об употреблении алкоголя Аркадий сейчас не помышлял. Для воплощения задуманной идеи требовались собранность и абсолютная трезвость мысли.
Втащив наверх лестницу и закрыв люк чердака, он улегся на пыльный диван и забылся нервным, тяжелым сном...
Часть XV
Расплата
Весь остаток ночи снилась Алина. Девушка сидела рядом с ним все в том же тускло освещенном зале квартиры предавшей подруги и с недоумением рассматривала свою, сплошь залитую кровью, блузку. Иногда она медленно поднимала лицо с дрожащими губами, и тогда Лавренцов явственно различал в её глазах вместо уже привычной доверчивости и сострадания к другим собственную боль и недоумение. Она что-то шептала и несколько раз хотела коснуться его плеча, но, в последний момент отдергивала руку, боясь перепачкать Аркадия кровью. Изо всех сил он старался прислушаться и понять, но не мог разобрать её слов...
Задыхаясь от бессилия и скорби, мужчина просыпался в холодном поту, вскакивал с дивана, подбегал к зашторенному оконцу и, убедившись, что на улице ещё темно, снова устраивался на скрипучем ложе. Мучительное действо продолжалось до рассвета. Вздрогнув и с ужасом открыв глаза в очередной раз, он с облегчением увидел пробивавшуюся полоску света из-под занавески и решил более не ложиться.
"Жива ли бедная девушка? - в который раз задавался вопросом Лавренцов, спрятав лицо в ладони и потирая красные от бессонной ночи глаза, - Господи, ну ладно я - привычно живущий в затяжном штопоре! Но за что же с ней-то ты так обошелся!?"
Погоревав ещё пару минут, он решительно встал и принялся за дело. Сняв с окна тряпицу, беглец порылся в ящике со стамесками, молотками, рубанками... Отыскав ножовку по металлу и, прижав ружье ногой к столу, тяжело вздохнул:
- Да простят и поймут меня предки. Жаль хорошую вещь, но по-другому не выйдет...
Великолепная сталь тонких, ленточных стволов, казалось, ни за что не поддастся. Но и дедовский инструмент не принадлежал к числу современных. Покончив с металлом, профессиональный диверсант легко обрезал деревянный приклад и слегка обработал оставшуюся рукоятку напильником. Через сорок минут перед ним лежал полуметровый обрез некогда элегантного и мощного ружья.
Для чистки сгодился простой шампур. Обмотав его лоскутом все той же тряпицы, послужившей ночью занавеской, Лавренцов с яростью надраил до зеркального блеска каналы стволов и слегка смазал обычным машинным маслом курковые механизмы. Все процедуры подготовки оружия он проделывал автоматически, продолжая скрупулезно взвешивать этап за этапом придуманного им плана. Плана последнего в его жизни дня возмездия...
- Вместе с Фроловым их осталось четверо... - еле слышно шептал Аркадий, затягивая последний винт на цевье, - возможно, имеется еще, всякого рода, шелупень - рядовые бойцы, но без самородков-главарей они не представляют особой опасности...
Закончив подготовку обреза, он решил позавтракать. Достав заветный апельсин, "дачник" не торопливо очистил и съел его.
- Ну, что ж, выкурю последнюю сигарету и в путь. Нечего здесь задерживаться - мне ещё предстоят сегодня два весьма важных разговора, один короткий, другой...
Но, едва успев прикурить, он замер и прислушался... С улицы донеслись приглушенные голоса. Метнувшись к оконцу, он осторожно выглянул во двор... По бетонной дорожке, тихо переговариваясь, шли по направлению к даче двое молодых людей, одетых в кожаные куртки и черные джинсы. В одном фээсбэшник сразу узнал бандита, присутствовавшего в квартире Марии. Четвертого свидетеля выстрелов в Алину он не запомнил, но, скорее всего, внизу был и тот.
Не переставая удивляться четкой организации беспредельщиков, чекист переломил "Зауэр" и загнал в стволы два патрона. Расправив перепачканную маслом тряпку, он снова занавесил ей окно и, слегка приоткрыв крышку чердачного люка, присел возле узкой щели на колено...
"Как им удается столь безошибочно вычислять мои ходы и действия? лихорадочно пытался сообразить Лавренцов, последний раз затянувшись сигаретой и затушив её под каблуком, - о загородном доме знал Семен, Екатерина, разумеется, жена с дочерью... Сергеич о нем слышал, но не ведает и приблизительного места расположения. Откуда у заурядной банды имеются подобные каналы исчерпывающей информации? Ни черта не понимаю!"
- О тебе...
- Интересно... И каковы же твои мысли обо мне?
- Ты замечательный человек, - абсолютно искренне признался Аркадий. Скажи, ты не жалеешь, что позвонила вчерашним утром?
Лишь на миг она нахмурила лобик, но затем решительно покачала головой и столь же твердо заявила:
- Нет. Если бы я не помогла - потом никогда бы себе не простила. Чтобы там ни было, но бросать человека, когда он взывает о помощи... Нет!
Примерно так же всегда считал и он. И это совпадение ещё более угнетало, потому как продолжения и перспектив короткое знакомство столь похожих характеров и родственных душ, увы, не имело... При самом благоприятном стечении обстоятельств, изгой, возможно, вскоре окажется далеко за пределами страны или, что ещё более вероятно, в следственном изоляторе. А сколько ему будет отпущено дней после решения суда - известно только Богу...
- Я счастлив, что нашел твою анкету и написал... - Лавренцов положил руку на её ладонь, - не возьмусь предугадывать дальнейших событий, но никогда не пожалею о нашей встрече. Спасибо за все, что ты сделала...
Весь день они провели с Алиной в квартире Марии. Девушка оказалась весьма приятной собеседницей и, выслушав рассказ Аркадия о службе, о работе в отделе по борьбе с терроризмом, о неудачном браке, сама подробно поведала о себе...
За двадцать шесть лет она пережила только одну влюбленность в несмышленом школьном возрасте, а затем жизнь начала отсчитывать нескончаемые семестры и сессии. Институт девушка закончила на "отлично", но потом навалилась подготовка диссертации в аспирантуре, случилась продолжительная болезнь матери, потянулась бесконечная череда дежурств...
Готовя обед на кухне, Алина с оттенком сожаления даже посетовала, что из Питера довелось выехать всего дважды, да и то к дальним родственникам в Архангельск. Нет, разумеется, представителей противоположного пола, обращавших страстное внимание на её потрясающую внешность, она встречала в жизни предостаточно. Но, не обнаружив ни в одном настоящих мужских начал и признаков своего идеала, не позволяла развиваться отношениям и продолжала ждать...
Хозяйка "убитой" квартиры появилась только в восьмом часу вечера. Не разуваясь, она пронесла на кухню два пакета с продуктами и радостно сообщила:
- Видела два часа назад бывшего муженька! Представьте - он на свободе! Ничего конкретного рассказывать не стала, но задачу обрисовала - обещал помочь.
- У него есть такие знакомые? - насторожился чекист.
- Говорит: "Нет проблем, нужны только бабки..."
- Логично...
- Завтра встречаемся с ним в обеденный перерыв возле поликлиники и что-то уже должно проясниться.
Девушки вынимали из целлофановых авосек упаковки мясной нарезки, коробки сока, свежий хлеб...
- А это для вас, Аркадий, - подала ему бутылку коньяка довольная Маша, - вы вчера жаждали чего-нибудь покрепче...
Вскоре в зале на журнальном столике не оставалось места от тарелок с закуской, бутылок, приборов... Дружно усевшись на привычные места, троица в приподнятом настроении принялась за ужин.
- Нет-нет! - отказалась толстуха от коньяка, - я пью только легкие вина.
- А я, пожалуй, поддержу тебя, - кивнула Алина на крепкий напиток, только мне понемногу...
Рюмок в убогой квартирке не водилось, и Лавренцов использовал все те же приземистые бокалы.
- Давайте выпьем за то, чтобы у нас все получилось! - произнесла тост Мария.
Улыбаясь, приятели звонко чокнулись и выпили. Крупная девица без умолку делилась впечатлением о состоявшейся встрече с благоверным, задавала не суть важные вопросы подруге и Аркадию. Создавалось впечатление, что два бокала вина сыграли с ней злую шутку, а после третьего она непременно отправиться спать...
То ли от постоянной привычки употреблять мартини, то ли оттого, что прилавки нынешних магазинов ломились от спиртного неизвестного происхождения, вкус коньяка показался контрразведчику странноватым. Изучать этикетку дагестанского напитка при гостеприимной и щедрой хозяйке, отдавшей за бутылку часть скромной врачебной зарплаты, было неудобно. Да, к тому же и бесполезно - на красивой бумаженции, скорее всего, значился кизлярский разлив. Напечатать и наклеить сейчас без зазрения совести могли что угодно. "Даже если он левый - не умру... - подумал подполковник, - какую только гадость не приходилось пить за офицерскую службу и эту желудок как-нибудь переварит". Но Алине третью порцию непонятного зелья он налить не решился. На её вопросительный взгляд, Лавренцов, наполняя бокал подруги вином, незаметно покачал головой...
В прозорливости своих догадок он убедился через четверть часа. После очередного тоста, произнесенного Марией, фээсбэшник, ещё не донеся пустой стакан до стола, почувствовал неимоверную слабость. В глазах внезапно все стало расплываться, будто выпил за ужином с литр чистого спирта, происходящее вокруг показалось замедленными кадрами черно-белой хроники... Он ещё силился спросить у Алины, как она себя чувствует, но, та, откинувшись на спинку дивана, уже не реагировала на слова. Побледневшая Маша, почему-то неподвижно сидела напротив. Вместо того чтобы вызывать скорую помощь или самой попытаться что-то предпринять, она выжидающе смотрела на гостей. Аркадий произносил какие-то слова, увещевания, но на самом деле лишь беззвучно и слабо шевелились губы, пока сознание окончательно не отлетело...
Сначала сквозь смутную пелену стали прорываться звуки, обрывки незнакомых голосов, шаги... Еще ничего не понимая, Лавренцов попытался приоткрыть веки. Тонкая, размытая полоска света прорвалась к глазам, но более его воле не поддавалась ни одна мышца...
- Надо кончать их шеф и сматываться... - донеслась откуда-то издалека первая фраза, смысл которой он понял с большим опозданием.
- Не шелести над ухом. Незачем брать на себя лишний грех. Можно обставить все иначе... - загадочно ответил неизвестный оппонент, чей голос он когда-то уже слышал.
Постепенно чекист начал ощущать боль в суставах и затекших мышцах. Чувствительность тела, наконец, возвращалась. Пошевелив пальцами рук, он полностью открыл глаза. Какие-то фигуры маячили в зале, то, уходя в коридор, то возвращаясь...
- Прикончи девку, а с ним пусть легавые разбираются.
"Фролов! - узнал главврача клиники в одном из мужчин Аркадий, - жив сволочь! Как же так!? И каким образом он здесь очутился!?"
Левая рука психолога покоилась в перевязи, а на лице красовалось несколько прямоугольничков пластыря...
- Ты простишь ему Звонка и взрыв в своем кабинете?
- Пусть гниет в камере, это похуже...
- А не боишься, что у него найдется на нас компромат?
- Ничего у него нет! А если и будет - я решу проблемы. Действуй.
Подполковник все ещё не мог вспомнить случившегося несколько часов назад и не осознавал происходящего сейчас. Только когда к дивану вплотную подошел молодой человек с револьвером в руке и встал немного сбоку от него, в голове яркой молнией пронеслась мысль: "Сапер! Это же Бенкевич! Именно ему Звягин поручил убрать меня! Вот и настал бесславный конец. Что ж, стреляй подонок, с тебя не станется..."
Но, убийца, подняв оружие и направив его куда-то в сторону, почему-то медлил. Взведя курок револьвера с глушителем, он обернулся к стоящим посреди зала и цинично прогундосил:
- Хороша бабенка, шеф... Дал бы покуражится напоследок, а?
- Не тяни - заканчивай, - снова раздался властный голос Олега Давидовича.
"Там же Алина! Рядом со мной на диване лежит Алина!" - но, слишком поздно пришедшую жуткую догадку, прервали два хлопка.
Собрав все силы, фээсбэшник попытался встать, но мышцы, словно ватные, ещё не слушались.
- Ну вот, похоже, и наш герой-одиночка очухался, - процедил врач. Очень кстати. Звони Сапер в милицию, и уходим!
Четверо мужчин направились к выходу. Вложив в правую ладонь беспомощному контрразведчику оружие, Бенкевич на ходу достал сотовый телефон и, уже выходя в коридор, громко кричал в трубку:
- Алло, милиция! По улице Пржевальского, в доме номер два, в шестнадцатой квартире убийство... Да-да, это недалеко от пересечения Вознесенского и Гражданской. Кто говорит? Сосед...
Собрав в кулак волю, Лавренцов не поднимая револьвера, а лишь направив его в сторону удалявшегося убийцы, нащупал указательным пальцем и нажал спусковой крючок... Выстрела не последовало. Тогда он взял рукоятку обеими, трясущимися от напряжения руками, навел ствол на расплывавшуюся в глазах фигуру долговязого Бенкевича и нажал на курок ещё несколько раз...
Громко хлопнула входная дверь, а чекист все ещё продолжал бесполезно щелкать пустым револьвером. Тяжело дыша, он с трудом сел и, повернувшись вправо, с ужасом увидел лежащую навзничь Алину. С головы её на диванный плед тонкой струйкой стекала кровь. Слева под третьей пуговицей ослепительно белой блузки зияла небольшая дырка, и зловеще расползалось багровое пятно...
"Чудовищно! Как это несправедливо - ведь Мария её подруга! Как она могла решиться на такое дикое, гнусное предательство!? Или это страшный сон? Неужели то, что я вижу - происходит наяву!?" - вопрошал он, не в силах двинуться с места.
Немного придя в себя, Аркадий будто чужими пальцами взял запястье пострадавшей из-за него девушки и попытался нащупать пульс. Но, то ли его руки ещё не обрели былой чувствительности, то ли её сердце уже не работало... Машинально, будто все ещё в забытьи, он достал из заднего кармана брюк телефон и набрал номер неотложки. Диспетчер ответила почти сразу, и попросила сообщить характер происшествия. Сдавленным голосом Лавренцов объяснил суть и повторил только что произнесенный Бенкевичем адрес. Осторожно приподняв голову своей знакомой, он подложил под неё небольшую подушку и, прикоснувшись губами ко лбу, покачиваясь, побрел к выходу. Проходя мимо журнального столика, мужчина успел заметить, что на нем осталось лишь два прибора. Хозяйки квартиры дома словно и не было...
"Алина... Что же я наделал!? Бедная девушка... - метались в голове мучительные мысли, - сколько же горя и страданий я приношу окружающим людям! Моя затея зашла слишком далеко! Но теперь уже поздно..."
Торопливо спустившись по лестнице, он осторожно выглянул из подъезда. Двор поздней ночью пустовал. Аркадий пересек небольшую детскую площадку и, пройдя вдоль темного забора, завернул за угол. Он вовремя покинул квартиру. В эту минуту другой конец двора осветился фарами двух въезжавших в ворота милицейских автомобилей и скорой помощи...
Крадучись, словно вор, чекист пробирался по темным улочкам, избегая освещенных магистралей и проспектов Питера. Наградной пистолет Семена Донцова, видимо, забрали сподручные Фролова, когда Лавренцов валялся на диване без сознания и теперь за его поясом столь же бесполезно торчал какой-то импортный револьвер без единого патрона в барабане. В карманах, кроме ненужного сотового телефона, не было ничего - ни документов, ни денег... В тяжелой, словно с глубочайшего похмелья, голове пока не вырисовывалось каких-либо планов на самое ближайшее или, сколько-нибудь, отдаленное будущее. В его жизни будто порвалась основная, связующая нить, на которую ранее аккуратно нанизывались мгновения, часы и дни. Даже недавнее, беспросветное существование в "каморке папы Карло", теперь казалось наполненным смыслом и безмятежным спокойствием. Но с недавних пор все безвозвратно переменилось...
Примерно через час бесцельных блужданий, бывший офицер ФСБ оказался в длинном и сумрачном скверике, примыкающим своим торцом к широкой трассе, ведущей загород. Осмотревшись, он узнал Садовую улицу и уселся на ближайшую лавочку. Сонливость и слабость, вызванные подмешанным в коньяк снотворным, несмотря на глубокую ночь, уходили. Их место прочно занимала ясность мысли и необходимость принимать действенные решения. К контрразведчику постепенно возвращалась жажда жизни и мщения...
- Мужик, выпить есть? - раздался сбоку чей-то слабый, заспанный голос.
Мгновенно повернув голову, он увидел бомжа, с кряхтением поднимавшегося из-за соседней лавочки. Тот, по-видимому, чутко спал на зеленой травке, но был разбужен шагами подошедшего человека.
- Увы... - тихо ответил Аркадий.
- Жаль... Ну, тогда, может, покурим?
- И с табачком туго...
- Совсем плохи твои дела... - подходя и присаживаясь рядом, покачал седой бородой владелец ночного газона, - ну тогда угощайся...
Хитрый старик протягивал открытую пачку "Астры". Прикурив от зажженной спички, подполковник с удовольствием затянулся крепкой сигаретой.
- Что, без крова остался?
- И не только... - кивнул он, выпуская вниз струю дыма.
- Знакомо...
- А вы давно тут обосновались?
- Да, почитай кажнее лето здесь, - охотно ответил подвернувшемуся ночному собеседнику, бомж, - в теплое время-то найти местечко для ночлега несложно. Зимой вот - беда...
Глядя на изредка проносившиеся по трассе большегрузные автомобили, Лавренцов задумчиво спросил:
- Скажи-ка отец, а дальнобойщиков на выезде из города менты тормозят?
- Ну, этоть на кого нарвешься...
- И даже по субботам?
- По выходным-то особливо не донимают... - протянул уличный мудрец, я давненько из Ленинграда не выезжал, но, полагаю, милицейский люд на дорогах зверствует не всегда...
Постепенно у чекиста все же стало вызревать некое подобие плана на ближайший день. Но эскиз действий вовсе не предусматривал выхода из глухого тупика. Если удастся осуществить задуманное, света в конце тоннеля он уже не увидит никогда...
Встав с лавочки и распрямив спину, отставной морской пехотинец собрался в неблизкий путь.
- Что сынок, уже пошел? - разочарованно спросил бездомный, - ну возьми ещё табачку-то. Когда ночью промерзнешь - курево согревает...
Вытянув из протянутой пачки пару сигарет, Аркадий постоял в задумчивости, затем, достав из кармана сотовый телефон, вложил его в ладонь деда.
- Возьми отец. Новый стоит четыреста баксов. За этот скупщики легко дадут двести. Только не продешеви...
Он осторожно подошел к ярко освещенной фонарями Садовой и направился в сторону ближайшего дорожного поста. Идти, постоянно оглядываясь и шарахаясь от проезжавших машин, снова пришлось около часа. Когда за плавным поворотом шоссе показалась долгожданная цель, подполковник свернул в лесополосу и подошел к посту почти вплотную. Теперь осталось дождаться подходящего, попутного транспорта, но, как назло возле дежурного наряда один за другим тормозили большегрузные автомобили с прицепленными металлическими фурами. Скоро голодного мужчину и в самом деле начал пробирать жуткий холод... "Черт, не идти же пешком тридцать километров! - ругался он, сидя в придорожных кустах и потирая плечи, - по трассе дойду только к рассвету, а по лесу получится и того дольше..."
Наконец, возле двухэтажного, застекленного скворечника остановился КАМАЗ, над кузовом которого возвышался натянутый на металлические дуги тент. Спрыгнув на землю, водитель хлопнул дверцей и вместе с постовым сержантом откинул брезентовый полог. Приподнявшись, служивый посветил фонариком внутрь и, поглазев в документы, направился восвояси...
- Пора! - прошептал путешественник и осторожно пробрался к корме грузовика.
Быстро распутав шнур на одном углу тента, он забрался внутрь и сразу же услышал взревевший двигатель автомобиля. Кузов на две трети был загружен какими-то коробками и ящиками с апельсинами. В недолгой поездке, пока КАМАЗ не тормознули в очередной раз, Лавренцов успел съесть несколько спелых плодов и немного утолить разыгравшийся голод. Сердце гулко забарабанило, когда машина опять остановилась, а водитель покинул кабину и подошел показывать груз очередным дорожным стражникам. Спрятавшись за ящиками, беглец достал на всякий случай револьвер и сидел с минуту, не шелохнувшись, пока луч фонаря бесцельно блуждал по штабелям коробок. Вскоре сонный милицейский голос вальяжно дозволил шоферу продолжить путь...
Подъезжая к знакомой с детства местности, контрразведчик вылез наружу и, повиснув на металлической лесенке, всматривался в темные окрестности. Наконец, завидев промелькнувший справа нужный поворот к дачному массиву, он, вспомнив молодость в морской пехоте, развернулся лицом назад и прыгнул на дорогу...
- Это хорошо, что из города я исчез без свидетелей... - впервые за ночь улыбнулся Аркадий, потирая ушибленное плечо и провожая взглядом уносящийся вдаль грузовик, - у меня появилось несколько часов форы.
На ходу отряхивая с помятого костюма пыль, он исчез в густой лесополосе за обочиной. Менее пятнадцати минут понадобилось запоздалому путнику для того, чтобы, срезая путь, пройти знакомой тропинкой, к даче покойного Генриха Лавренцова. Лишь в окнах двух домиков заметил он свет и услышал слабые голоса задержавшихся с отходом ко сну отдыхающих. Подойдя к нужной калитке, Лавренцов осторожно перелез через невысокий забор и вскоре стоял на родном крыльце...
Родительский загородный дом запирался на навесной замок, ключ от которого всегда хранился за горизонтальной перекладиной неширокого деревянного косяка. Войдя внутрь, чекист оказался в кромешной тьме. В нос ударил неприятный запах влажного воздуха, пропитанного многолетней плесенью. Нашарив на кухонном подоконнике коробку спичек, он зажег огарок старой свечи и, распахнув окно, вылез наружу. Соседи давно спали, но хозяин заброшенной дачи, стараясь передвигаться как можно бесшумнее, закрыл входную дверь и повесил на место замок. Снова вернувшись на кухню через окно, он миновал большую комнату, поднялся на второй этаж и приставил лежавшую на застекленной лоджии лестницу к люку, ведущему на чердак. То, за чем приехал из города этот доведенный до отчаяния человек, хранилось именно здесь...
Еще мальчишкой Аркадий обжил полутемное, таинственное и, в то же время, уютное место. Издавна тут стоял древний, огромный диван с высоченной спинкой, украшенной зеркалами, полочками и с откидными, круглыми валиками-подлокотниками. Напротив возвышался массивный буфет из дерева той же породы, с такими же ажурными вставками из барельефных резных листьев и виноградных гроздей. В свое время родители не решились выбросить громоздкую, но красивую мебель деда и с трудом затащили её наверх во время возведения крыши. Тут же, рядом с диваном покоились два ящика. Один со старыми игрушками, другой - с дедовскими инструментами. Подобие письменного стола, некогда сооруженного юным Лавренцовым из ненужных досок, за которым он частенько рисовал планы запрятанных пиратами кладов, много лет терпеливо дожидалось хозяина...
Скиталец поставил на него свечу и, найдя какую-то тряпицу, занавесил маленькое оконце. Затем прошел в дальний угол и, приподняв одну из грубых досок чердачного пола, вытащил что-то длинное, завернутое в серую мешковину.
- На всякого убийцу найдется довольно приспособлений... - с необъяснимым воодушевлением шептал бывший советник по борьбе с терроризмом, разворачивая старое, немецкое охотничье ружье, - моя жизнь один черт закончена, но и с вами, сволочи я сполна поквитаюсь! За всех невинных... За Семена, за Алину... За то, что топчите не по праву землю...
Сотни раз он ранее рассматривал произведение искусства оружейников фирмы "Зауэр Три Кольца". Дед привез курковое ружье конца девятнадцатого века с войны в качестве трофея, и хранилось оно все это время, разумеется, нелегально. Только однажды, много лет назад, в будний день - когда на ближайших участках отсутствовали соседи, Аркадий с отцом взялись опробовать работу "музейного экспоната". Захватив из города пяток патронов двенадцатого калибра, старший Лавренцов зарядил один в ствол и протянул ружье сыну.
- Давай сначала ты, вон по тому ржавому тазу, а потом я. Плотнее прижимай приклад к плечу и пошире расставь ноги, иначе не устоишь... вполголоса напутствовал он перед первым пробным выстрелом.
Но грохот от испытания превзошел все мыслимые ожидания. Повторить опыт они тогда не решились, тем более что и выбранная цель была разнесена единственным выстрелом в клочья. Четыре патрона так и остались неиспользованными и лежали завернутыми в холстину вместе с ружьем...
Приладив приклад с цевьем к длинным стволам, Лавренцов проверил исправность оружия. Немецкие механики славились не зря - "Зауэр" работал не хуже швейцарских часов. "Зато русский свинец - самый тяжелый в мире, ухмылялся он, раскладывая небольшой боезапас возле горящей свечки, - только бы патроны не отсырели! Очень жаль, если хоть один даст осечку..."
Вскоре подполковник опять почувствовал одолевавший голод, но съестных припасов в забытом всеми загородном доме давно никто не держал. В кармане пиджака лежал единственный апельсин, украденный из кузова КАМАЗа, но оставленный на утро. В погребе, возможно, ещё оставалось несколько бутылей самодельного вина, сделанного ещё отцом, но об употреблении алкоголя Аркадий сейчас не помышлял. Для воплощения задуманной идеи требовались собранность и абсолютная трезвость мысли.
Втащив наверх лестницу и закрыв люк чердака, он улегся на пыльный диван и забылся нервным, тяжелым сном...
Часть XV
Расплата
Весь остаток ночи снилась Алина. Девушка сидела рядом с ним все в том же тускло освещенном зале квартиры предавшей подруги и с недоумением рассматривала свою, сплошь залитую кровью, блузку. Иногда она медленно поднимала лицо с дрожащими губами, и тогда Лавренцов явственно различал в её глазах вместо уже привычной доверчивости и сострадания к другим собственную боль и недоумение. Она что-то шептала и несколько раз хотела коснуться его плеча, но, в последний момент отдергивала руку, боясь перепачкать Аркадия кровью. Изо всех сил он старался прислушаться и понять, но не мог разобрать её слов...
Задыхаясь от бессилия и скорби, мужчина просыпался в холодном поту, вскакивал с дивана, подбегал к зашторенному оконцу и, убедившись, что на улице ещё темно, снова устраивался на скрипучем ложе. Мучительное действо продолжалось до рассвета. Вздрогнув и с ужасом открыв глаза в очередной раз, он с облегчением увидел пробивавшуюся полоску света из-под занавески и решил более не ложиться.
"Жива ли бедная девушка? - в который раз задавался вопросом Лавренцов, спрятав лицо в ладони и потирая красные от бессонной ночи глаза, - Господи, ну ладно я - привычно живущий в затяжном штопоре! Но за что же с ней-то ты так обошелся!?"
Погоревав ещё пару минут, он решительно встал и принялся за дело. Сняв с окна тряпицу, беглец порылся в ящике со стамесками, молотками, рубанками... Отыскав ножовку по металлу и, прижав ружье ногой к столу, тяжело вздохнул:
- Да простят и поймут меня предки. Жаль хорошую вещь, но по-другому не выйдет...
Великолепная сталь тонких, ленточных стволов, казалось, ни за что не поддастся. Но и дедовский инструмент не принадлежал к числу современных. Покончив с металлом, профессиональный диверсант легко обрезал деревянный приклад и слегка обработал оставшуюся рукоятку напильником. Через сорок минут перед ним лежал полуметровый обрез некогда элегантного и мощного ружья.
Для чистки сгодился простой шампур. Обмотав его лоскутом все той же тряпицы, послужившей ночью занавеской, Лавренцов с яростью надраил до зеркального блеска каналы стволов и слегка смазал обычным машинным маслом курковые механизмы. Все процедуры подготовки оружия он проделывал автоматически, продолжая скрупулезно взвешивать этап за этапом придуманного им плана. Плана последнего в его жизни дня возмездия...
- Вместе с Фроловым их осталось четверо... - еле слышно шептал Аркадий, затягивая последний винт на цевье, - возможно, имеется еще, всякого рода, шелупень - рядовые бойцы, но без самородков-главарей они не представляют особой опасности...
Закончив подготовку обреза, он решил позавтракать. Достав заветный апельсин, "дачник" не торопливо очистил и съел его.
- Ну, что ж, выкурю последнюю сигарету и в путь. Нечего здесь задерживаться - мне ещё предстоят сегодня два весьма важных разговора, один короткий, другой...
Но, едва успев прикурить, он замер и прислушался... С улицы донеслись приглушенные голоса. Метнувшись к оконцу, он осторожно выглянул во двор... По бетонной дорожке, тихо переговариваясь, шли по направлению к даче двое молодых людей, одетых в кожаные куртки и черные джинсы. В одном фээсбэшник сразу узнал бандита, присутствовавшего в квартире Марии. Четвертого свидетеля выстрелов в Алину он не запомнил, но, скорее всего, внизу был и тот.
Не переставая удивляться четкой организации беспредельщиков, чекист переломил "Зауэр" и загнал в стволы два патрона. Расправив перепачканную маслом тряпку, он снова занавесил ей окно и, слегка приоткрыв крышку чердачного люка, присел возле узкой щели на колено...
"Как им удается столь безошибочно вычислять мои ходы и действия? лихорадочно пытался сообразить Лавренцов, последний раз затянувшись сигаретой и затушив её под каблуком, - о загородном доме знал Семен, Екатерина, разумеется, жена с дочерью... Сергеич о нем слышал, но не ведает и приблизительного места расположения. Откуда у заурядной банды имеются подобные каналы исчерпывающей информации? Ни черта не понимаю!"