Я лихорадочно собрал все крупные камни и соорудил нечто вроде барьера по краю карниза. Расчет: если кошки прыгнут на меня, они вместе с барьером рухнут вниз, при этом, поскольку камни увесистые, могут и серьезно пострадать. Конечно, все может обернуться и по-другому, но не изнывать же на солнцепеке до потери сознания! Я крикнул туземцу, чтобы он тоже готовился; я видел, что мои хлопоты его заинтриговали, и он, кажется, понял их смысл. Во всяком случае, несколько увесистых глыб Ного около себя пристроил.
   Не знаю, как туземца, а меня начала донимать жажда. Этот подъем по расселине, это сидение на скале выпарили из меня всю влагу. Облизываю шершавые губы и мечтаю о глотке воды, которого лишен из-за подлых кровожадных тварей. Бросаю на них ненавидящие взгляды и отмечаю, что одной кошки не хватает. Неужели ушла? Может, и остальные последуют за ней? Э-э, не тут-то было - одна из тварей забралась в выеденное брюхо быка, только хвост наружу торчит. У кошек грузно отвисают животы, а они все рвут и рвут куски. Покалеченные повизгивают, - им, бедным, больно, особенно той, что не может распоряжаться задними лапами. Ей можно посочувствовать. При первом же удобном случае она может рассчитывать на меня. Я пристраиваю под руку тяжелую дубину туземца. Пожалуй, надо начинать:
   - Ного, давай бросать в них камни!
   - Зачем? - спрашивает Ного, - они же на нас не бросаются!
   А я-то думал, что Ного все понял! Я могу и сам начать, только не хочется все внимание кошек на себе сосредоточивать. Одно дело, когда камни и крики полетят со всех сторон, и совсем другое, когда с одной стороны.
   - Ного, если мы вдвоем будем бросать камни, пятнистые не будут знать, что делать, испугаются. Ного сильный, он бросит большой камень - и попадет пятнистой по голове.
   Ного, выслушав меня, тут же вдохновился и стукнул кулаком по своей гулкой груди. Глядя на кошек, он начал плеваться и громко ругать их. Одна из пятнистых сразу же оскорбилась, наверное, та, что загнала туземца на скалу. Она, моргая, несколько мгновений смотрела на него, потом лениво и сыто потянулась и только после этого направилась к туземцу. Шла и думала, наверное, что за нахал дерзнул вторично отвлечь ее от серьезного дела. Ного подождал, пока она подойдет поближе, и швырнул в нее несколько камней. Один или два камня попали в цель, кошка подпрыгнула на месте. Ее ленивое любопытство сменилось неистовой яростью, и она взвилась вверх с решительным намерением растерзать Ного. Ее решительность напоролась на меткость туземца, который ударил ее прицельно. Кошка тяжело упала к подножию скалы и замотала головой. Если бы Ного в этот момент бросил в нее камень потяжелее, мы бы сейчас прыгали от радости. Туземец почему-то выжидал. Кошка пришла в себя, вскочила на ноги и увернулась от камня, запоздало брошенного туземцем. Похоже, кошка поняла, что лихим наскоком туземца не возьмешь, необходимы осторожность и увертливость. Ее поведение заинтересовало вторую здоровую кошку, которая до сих пор основное внимание уделяла мясу.
   Я не спускал с нее глаз. Вижу, с какой неохотой она поднимается с места и злобно посматривает на туземца, мешающего ей насыщаться. Кажется, пора начинать. Я взял в руку камень, высунулся над барьером и закричал. Все кошки, как по команде, повернули ко мне запачканные кровью морды. Я швырнул камень - и попал. Кошка, которая до сих пор не изъявляла особого желания вмешиваться в изменившуюся ситуацию, буквально взорвалась. Она в два прыжка преодолела расстояние между местом пиршества зверей и моей скалой. Третьим прыжком она бросила свое гибкое тело в мою сторону. Я сделал шаг назад и поднял дубину. В тот миг, когда разъяренная морда зверя показалась над барьером, я вложил в удар всю свою силу. Сползая, зверь увлек за собой камни. Грохот, визг, пыль... Прижимаясь спиной к скале, замечаю, что кошка, забравшаяся в брюхо толстокожего, мчится на меня. Ногой сталкиваю с карниза оставшиеся камни - они летят навстречу кошке. Я не видел, угодил ли хоть один камень в эту кошку, но она на какое-то мгновенье помедлила с прыжком. А когда прыгнула, я уже был готов встретить ее дубиной. Удар был такой, что я сорвался со скалы вниз. Сила удара передалась через дубину в руку. Я услышал хруст и вой. Какой-то камень, сорвавшись вслед за мной, ударил меня в голову. Пылью запорошило мне глаза. Я в страхе обхватил голову руками, ожидая самого худшего. Я понял, что обречен, - сейчас, в следующую секунду все кошки набросятся на меня... И тут раздался торжествующий крик Ного:
   - Мы их убили! Гррегор, мы их убили!
   Поднимаю глаза. В метре от меня агонизирует одна из кошек с раскроенной головой. Огромные когти судорожно рвут собственную шкуру, конвульсивно отшвыривают камни, которыми завалена площадка.
   - Мы убили их! - ревел Ного. - Мы великие охотники!
   Я считал его восторги преждевременными, потому что, оглядевшись, не увидел кошку, которая нападала на Ного. Я поднял дубину, полузаваленную камнями, готовый к любым неожиданностям:
   - Ного, а где та пятнистая, что нападала на тебя?
   - Убежала! - орал Ного, приплясывая среди камней. - Убежала! Испугалась силы Ного и убежала!
   - А где та, что первая напала на меня?
   - Вот здесь, под камнями! - вопил Ного, - ее придавили камни! Мы их убили! Теперь уйдем отсюда!
   Агонизирующая кошка загораживала мне выход из ущелья. Перешагнуть через нее? А если она в это время взмахнет своей когтистой лапой? Видя мои колебания, Ного подошел к ней, взялся за мелко дергающийся хвост и с силой отбросил ее в дальний угол площадки. Полумертвая кошка взмахнула лапой. Ного мгновенно отшатнулся. Когти прошли в нескольких сантиметрах от его лица. Две покалеченные в самом начале кошки молча лежали у трупа травоядного, прижимаясь к земле, словно боялись, что мы увидим их. Ного продолжал прыгать и махать руками, вопя на весь мир о том, какие мы великие охотники. Вдруг одна из кошек, та, у которой перебита передняя лапа, поднялась и, хромая, пошла на туземца.
   - Ного, смотри!
   Ного оглянулся, в мгновение ока подхватил камень и ударил глупого зверя по голове. Еще одна агонизирующая кошка! Вторая, с перебитым задом, не шевелилась, только следила за нами желтыми злыми глазами. Туземец опять взялся за камень, но передумал и повернулся ко мне:
   - Пойдем, Гррегор!
   Ного опять был деятелен и решителен. Я заметил, что смена настроения у него не занимала много времени. Торопя меня, он подошел к растерзанному травоядному и оторвал от кровавых останков кусок. Вопросительно посмотрел на меня. Я мотнул головой, показывая, что брезгую недоедками.
   Мы торопились уйти от этого места. Времени потеряно много. До сумерек надо было подыскать место для ночлега, желательно - с водопоем. Надо было уйти подальше еще и на тот случай, если запах крови привлечет сюда других хищников. Мы, там, где позволяло ущелье, пытались бежать, потому что солнце клонилось к закату. Ного снова смотрел на меня другими глазами. Что бы он ни напевал о великих охотниках, но теперь он причислял к ним и меня. Теперь ему следовало бы извещать окрестности о том, что Ного и Гррегор - великие охотники. Мы управились с крупными хищниками. С тех пор я никогда больше не встречался с такими кошками. Они хоть и похожи на рысей, но были крупнее и наглее, так что не встречался больше я с ними к моему искреннему удовольствию.
   Ного ошибся, когда сказал, что на следующий день мы спустимся к подножию гряды. До полудня следующего дня мы блуждали среди крутых и глубоких ущелий, прыгали по камням. Казалось, что дикому нагромождению скал нет конца и края. А когда вышли на открытое место, валились от усталости. До сумерек можно было еще пройти какое-то расстояние, но здесь, в небольшой котловине, мы увидели небольшое озеро. Его окружал зеленый пояс, из-за которого при нашем приближении поднялись белые птицы. В зарослях мы набрели на открытые гнезда. В одних шевелились крупные птенцы, в других лежали яйца. После четырехдневного кактусового рациона лично меня обрадовала высококалорийная пища. По следам вокруг озера и протоптанным тропинкам было видно, что к водопою приходит немало крупных животных. Можно было поохотиться из засады. Но перспектива удачной охоты не привлекала даже неутомимого Ного, настолько тяжелым был день.
   Для ночлега мы выбрали узкое ущелье, которое разрезало стену хребта, примыкавшую к озеру. Вход в ущелье, когда начало темнеть, мы завалили камнями. У водопоев, особенно немногочисленных в этом каменистом краю, всегда бродит немало хищников.
   Ночь прошла спокойно. Правда, на заре мы продрогли. Насколько все здесь было накалено днем, настолько посвежело к исходу ночи. Озеро тонуло в довольно густом тумане.
   Мы поднимались по широкому склону соседней гряды. Солнце с утра приятно грело нам спины. К середине дня мы уже не радовались ему. Наш путь часто преграждали каменные осыпи, через которые очень тяжело было перебираться. Но, несмотря на это, я намного лучше чувствовал себя среди скал, чем в зарослях. если там впереди шел Ного, то здесь дорогу выбирал я, - Ного заявил, что очень не любит горы. Не любит, я ему верю, но продвигается, как ящерица, ловко и быстро. Мы взошли на вершину гряды - и я прямо ахнул от красоты, развернувшейся перед моими глазами.
   Сзади высились горы. Справа и слева к ним примыкали холмистые предгорья, поросшие кустарниками и лесами. Еще дальше в солнечных лучах сверкали меловые скалы. Перед нами расстилались невысокие холмы, поросшие редким лесом и островами кустарника. Горизонт был затянут тучами и грозовым фронтом. По левую руку и чуть впереди высились отроги горной гряды - она, видно, была ответвлением той, которую мы преодолели. Но самое поразительное зрелище открывалось за этой грядой. Высокие, иссиня-черные пики гор сверкали снежной белизной, которая залегала длинными языками по ущельям. Думаю, высота гор достигала не меньше 6-7 километров. Еще более мощные, сверкающие ледниками пики возвышались над фронтом грозовых туч...
   - Нгали, Великий Отец Гор, - тихо сказал Ного, старавшийся почему-то казаться маленьким и незаметным перед этой грандиозной панорамой. - Там живут Духи - хорошие Духи и плохие Духи. Туда нельзя ходить... Люди Ного их не видят. Там всегда тучи. Большие тучи.
   При виде высоких гор меня охватила грусть. С каким удовольствием я отдал бы остаток своей жизни на изучение этого великолепного объекта для геологической науки! Я хотел бы умереть геологом, а не членом племени плоскоголовых. Передо мной лежала волшебная книга, которая могла бы раскрыть перед специалистом тайны геологического строения планеты, возможно - сходные, а может быть, и отличные от земных. Разгадка тайн происхождения чужой планеты могла бы стать смыслом моей жизни, а я вместо этого вынужден буду вести жизнь обитателя каменного века в неизвестном районе неизвестной планеты.
   Я часами мог бы рассматривать развернутую передо мной картину горного ландшафта, мысленно моделировать процессы горообразования, вулканической деятельности и все, что связано с непрерывной эволюцией планеты, но меня начало беспокоить то, что происходило с тучами в непосредственной близости от нас. Небо напоминало гигантский котел. Атмосферная неразбериха стала проявлять себя весьма недвусмысленно: резкие порывы ветра, всплески огня в самых глубоких недрах туч, темная стена грозы, накатывающаяся на нас с равнинной стороны - все это обещало нам не минуты сладкого отдыха, а новые испытания.
   Характер нашей местности говорил о том, что во время бури оставаться здесь опасно. Нас если не сбросит в ущелья или овраги шквалом, то непременно смоет лавиной воды. Ного в явной растерянности поглядывал то на меня, то на приближающееся буйство. В нескольких сотнях метров ниже я увидел группу громоздящихся друг на друга скал. Если в окрестностях и можно найти убежище, так только там. Мы побежали, падая и спотыкаясь о камни. А над нами уже погромыхивало. Вокруг нас начали шлепаться первые крупные капли дождя. Когда мы приблизились к скалам, небеса словно прорвало. Мы заметались, отыскивая укрытие. Нашли какой-то выступ и втиснулись под него, прижимаясь друг к другу спиной. Похоже, мы оказались под водопадом. А наша скала, видно, ничего так не любила, как притягивать молнии. Она, должно быть, исполняла роль громоотвода, единственного на десятки миль в окрестностях.
   Гроза длилась больше двух часов, но и после ее окончания мы не могли двинуться в путь. Вокруг нас шумела вода, которая катила вниз камни и камешки.
   Солнечные лучи сверкали в тысячах ручьев и ручейков, которые бежали по склону, радуясь - чему? - окончанию грозы. Далеко над клубящимися тучами я снова увидел сияющую вершину Отца Гор. Мы снова пустились в путь. Дорога, пока не подсохла была скользкой. Часа через три у подножья в зарослях полузаиленного кустарника мы наткнулись на горного козла, сброшенного, как видно, со скалы и принесенного сюда потоком. В нем еще чувствовалось тепло уходящей жизни. Ного обрадовался. Он хоть и прирожденный охотник, но охотиться не любил, а находка избавила нас от необходимости терять время на выслеживание дичи. Долины выглядели здесь буйно-зелеными. Вода, собирающаяся на склонах гор во время дождей, орошала их обильно и регулярно. Здесь был рай для животных. Многочисленные стада буйволов, антилоп и еще каких-то парнокопытных паслись на открытых местах.
   Ного сказал, что здесь очень много дичи, но его сородичи не любят охотиться в этих местах, потому что очень много хищников. В тех местах, где я впервые увидел Ного, я всего три раза видел Большого Гривастого, многие дни мы даже не слышали рева могучих зверей. Здесь же, едва ступив на эту землю, с вершины холма оглядывая окрестности, мы увидели четырех Гривастых. Кроме того, рев Гривастого мы услышали в небольшой рощице. в полумиле от нас. Я чувствовал, что мы прямо-таки гуляем в пасти Большого Гривастого. Может, они специально собрались, чтобы поприветствовать нас? Ного беззаботно отмахнулся рукой:
   - Здесь их никто не боится! Здесь много буйволов, антилоп! Дичи хватает всем Гривастым. Но если ты подойдешь к нему близко, он может убить.
   Во всяком случае, племя Ного не охотится здесь. Большой Гривастый при таком обилии дичи не станет пачкаться о плоскоголового, который одинаково ловко и быстро движется как по земле, так и по деревьям. Но нельзя чувствовать себя спокойно там, где на территории в квадратный километр подстерегают добычу, рычат, дерутся, спят и греют бока на солнце полдюжины Больших Гривастых.
   Мы подтащили козла под ближайшее высокое дерево, чтобы в случае опасности далеко не бежать. Развели костер. Вскоре запах поджариваемого мяса заставил, наверное, всех хищников этого района шевелить ноздрями.
   - Мы пойдем туда! - Ного ткнул куском поджаренного мяса в сторону северо-запада, где между горными отрогами пролегала широкая долина. Мы будем идти много!
   Скова зачастили дожди. Снова небо целыми днями было затянуто тучами. По мне, так лучше грозы и ливни, чем серое, унылое, беспросветное моросящее пространство. О разведении костров нечего было и думать. Рев Больших Гривастых заставлял нас вжимать голову в плечи и посматривать на ветви высоких деревьев. Ночью этот рев наполнял нас таким ужасом, что утром мы боялись спускаться с деревьев. Я снова почувствовал себя беспомощным, как в самые жалкие дни моих одиноких блужданий.
   Ного свободно ориентировался в выборе пути. Это была его родина, он знал здесь каждое приметное дерево, каждую речку. Он, как вепрь, вонзался в заросли и не считал нужным обходить их. Так мы шли два или три дня. Поведение Ного все более казалось мне странным. Он часто останавливался и нюхал воздух; приставив ладони к ушам, ловил звуки. Мы почти не разговаривали.
   Бывало, он неожиданно поворачивал, словно хотел бежать обратно. Наш путь стал зигзагообразным. Туземца что-то тревожило. Я почувствовал, что близкая встреча Ного со своими сородичами начала нас отдалять друг от друга; вернее, Ного от меня, словно многочисленные нити, связывающие нас, начали одна за другой обрываться. В мою душу закрадывались смутные подозрения. Не собирается ли блудный сын вернуться к своим сородичам с "трофеем"? Я раздумывал над тем, как прощупать Ного, выяснить его намерения, но события неожиданно понеслись, как потерявший управление авиалайнер.
   Идущий передо мною Ного вдруг остановился, втянул ноздрями воздух и молниеносно повернул влево. Я бежал за ним, боясь отстать. Ветки кустов хлестали меня по лицу. Туземца ничуть не беспокоило, успеваю за ним или отстаю. Что именно его встревожило, я тоже не мог понять. Через несколько минут быстрой ходьбы через кустарниковые заросли Ного остановился так неожиданно, что я налетел на него.
   - Тихо! - прошипел он, как мне показалось, раздраженно.
   Перед нами стояло высокое дерево с широкой и густой кроной. Крона служила неплохой крышей - под нею земля была почти сухая. Недалеко от комля находилось кострище, вокруг валялись кости. В середине кострища лежала окровавленная голова с расколотым теменем. На мгновенье оторопев, Ного в следующую секунду метнулся в кусты. Он бежал так быстро, как не бежал от Большого Гривастого. Когда я отставал от него, он поджидал и все время торопил:
   - Надо быстрее! Они убьют!
   Мы сначала бежали вверх по склону холма. Я видел только, как туземец, не снижая скорости, перевалил через вершину и скрылся на противоположной стороне в кустах. Я бежал за ним, сколько мог. Не видя его, остановился и прислушался. До моего слуха долетел шум схватки, вскрик, глухие удары. Я побежал на шум, мне было страшно потерять Ного, но вскоре все стихло. Я стоял, не зная, что делать. А что, если Ного погиб? И с кем это он мог схватиться? Почему больше никаких звуков?
   - Гррегор, иди сюда! - голос туземца был неузнаваем, какой-то надорванный. Бегу на голос, ничего не видя в густом кустарнике. Ного стоял на небольшой полянке, опираясь на дубинку. По его левой руке текла кровь. В разных концах поляны лежали два поверженных волосатых обезьяноподобных существа с разбитыми головами. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что Ного схватился здесь с представителями своей породы. Я опять в тупике: зачем Ного проделал со мною такой длинный путь от морского побережья? Чтобы уложить двух попавших под его дубину сородичей? Зачем он их убил? Каковы будут последствия? Чья голова валялась там, на кострище? И почему мы не бежим сейчас, не спасаемся бегством?
   Пока я испытывал свое неведенье безответными вопросами, послышался неясный говор. Ного прислушивался, не трогаясь с места. Говор приближался. На некотором расстоянии от нас в разных местах шевельнулись ветки, нас окружили шорох и потрескивание веточек на земле. Мне показалось, что сотни невидимок сжимают вокруг нас кольцо окружения. Ного напряженным взглядом смотрел в одну точку - он, кажется, видел тех, кто нас окружал. Я тронул его за руку, он только сказал: - Стой здесь! Возле меня!
   У меня было такое впечатление, что густой кустарник, стоявший стеной вокруг лужайки, вдруг превратился в бесшумную толпу дикарей. От непреодолимого страха у меня застучали зубы. Это были, видимо, сородичи Ного. Но тогда почему они приближались к нам с враждебной сосредоточенностью? Некоторые держали в волосатых руках камни, у других были дубинки. И все были готовы немедля пустить свое оружие в ход. Почти все они были мельче моего Ного. Разве что один, идущий в центре полукруга, мог сравниться с Ного ростом и массивностью. Рядом с великаном семенил худой безбровый старик с тонкими, сухими ногами и острым недобрым взглядом.
   Ного выдохнул из себя какое-то хриплое слово, и в ответ из нескольких десятков глоток вырвались точно такие же слова. Раньше такого слова в устах Ного я не слышал. Туземцы приближались, словно подкрадываясь, их движения приобрели ритмическую стройность, палки и камни покачивались в их руках над плоскими головами, напряженные глаза сверкали огнем. Так смотрят на добычу, которой уготована участь жертвы языческого обряда. Меня одолевало безрассудное желание броситься на дикарей с криком, разорвать их кольцо и бежать. Удерживало невозмутимое спокойствие моего спутника. В ритмических движениях и тягостном молчании дикарей было что-то магическое. Концы их палок уже касались наших плеч... Незнакомый с обрядами и обычаями дикарей, я неверно истолковал процедуру встречи. Но пока я понял это, страх чуть не доконал меня.
   Во время нашего возвращения домой - странно звучит слово "домой", верно? - сородичи Ного находились, как и всегда, в состоянии войны с соседним племенем. Я не знаю, чего они не поделили, - места под здешним солнцем хватало всем, и дичи в этих угодьях для всех было достаточно. Их войны, в сущности, были обыкновенными облавами, в результате которых несколько представителей враждебного рода, охотников и собирателей, отлучившихся от основной массы сородичей, попадали в плен и пожирались. Плоскоголовые высоко ценили мясо своих противников, а случалось, что и соплеменников.
   Ного, должно быть, знал, что наш путь пролегал через охотничьи угодья соседнего племени. Костер с головой рассказал моему спутнику о трапезе, которую устроили извечные враги рода Ного, заполучив пленника. Понятно теперь, почему Ного так торопился уйти из опасной зоны. Он, видно, учуял и соглядатаев, которым вражеская сторона поручила следить за соседями.
   Ного быстро разделался с наблюдателями, это не укрылось от глаз сородичей Ного, которые тоже не спускали глаз с лазутчиков. Я также заподозрил, что отношения Ного с сородичами, точнее, с вождем, с шаманом и их прилипалами нельзя назвать идеальными. Правда, реальной опасности пока не было.
   Позже я узнал, почему Ного оказался в изгнании. Он слишком удачно использовал дубинку, когда вождь Крири поручил своим телохранителям отправить Ного к Матери Крокодилов, то есть в мир иной.
   Со временем изгнаннику надоело скитаться вдали от сородичей. Зов рода оказался сильнее страха перед местью вождя. Вдобавок, как я заметил, сородичи не отличались злопамятством. Ного отдавал себе отчет именно в этом плане, когда решил возвращаться домой. Наблюдая за Ного, я видел его неуверенность, которая охватывала его временами, и теперь я толкую это как тревогу изгнанника, не слишком уверенного в благополучном исходе задуманного. Думаю, что быстрая расправа возвращенца с лазутчиками оказала нам немалую услугу в смысле милостивого прощения Ного. Оценив мясные качества убитых врагов, Крири и шаман, а, значит, и остальные соплеменники, простили Ного его прошлый грех и даже то, что он, вернувшись домой, привел с собой странное безволосое существо с тонкой белой кожей, то есть меня.
   Напугавший меня обряд, которым племя отмечало факт нашей встречи и который я считал приготовлением к принесению меня в жертву, на самом деле означал признание героической заслуги Ного, приравненной к военной победе.
   Впоследствии мне пришлось часто наблюдать дикарские танцы. Они все похожи друг на друга за исключением концовки. Пожирание жертвы начиналось с удара дубинками по голове, а чествование героя - с легких прикосновений дубинками к плечам.
   Иногда я задумываюсь над ранней историей человечества. Когда то, что мне известно, накладывается на мой опыт, приобретенный в диком племени Ного, многое становится понятным. По неписаным законам первобытных твое только то, что ты можешь удержать. Для дикарей это само собой разумелось, меня это повергало в недоумение. Когда волосатые руки во время ритуального танца сорвали с меня те немногие вещи, которые были оставлены джунглями, я был уверен, что это игра, потом их вернут. Не вернули. Они перебирали грубыми пальцами мои длинные волосы, щупали мою голую кожу и при этом недвусмысленно чавкали. Объектом их основного внимания оставался Ного, который хвастался своими подвигами. Интересно, он расскажет им, как влип в асфальт?
   Четверо плоскоголовых ловко связали запястья и лодыжки убитых лазутчиков, продели между их конечностями длинные шесты и, сопровождаемые плотоядными восклицаниями, куда-то понесли. Для плоскоголовых - это добыча. Добыча - это пиршество. Ни о чем другом дикари не помышляли. Они дружно отправились вслед за носильщиками в глубь своей территории, в собственные заросли, где можно было пировать без помех со стороны врагов.
   Все дружно ринулись в заросли - я, ошеломленный увиденным, остался на месте. Через минуту кусты раздвинулись. Ко мне подошел Ного, вспомнил.
   - Пойдем, Гррегор, мы дома! - по руке туземца из раненого плеча все еще сочилась кровь. Рана его не занимала. Он не скрывал радости, что все обернулось так хорошо. С широкой оскальной улыбкой он схватил меня за руку и потащил в заросли.
   Я долго не мог прийти в себя от психологического шока после встречи с племенем Ного, и это наложило отпечаток на всю мою жизнь среди дикарей. Она прошла под знаком вечного, неизбывного страха. В их глазах я был слабым и безропотным. Второстепенный персонаж на сцене безжалостной жизни, где будничным фоном, психологической декорацией служит насилие.
   Нас проглотил кустарник. Так морские волны проглатывают камешек, брошенный с берега. Я теперь думаю, чего бы не отдали современные историки за возможность изучать в естественных условиях жизнь племени раннего неолита! Впрочем, ранний неолит - это уже довольно развитая цивилизация. Точнее будет - поздний период нижнего палеолита. Ведь плоскоголовым было еще ох как далеко до первых неандертальцев!