– Наш мессия Иван Струев!.. – с сарказмом проговорил Суворов.
   – Именно, – нейтральным тоном подтвердил Тродат, – насколько я знаю, он сейчас с вами не работает?
   – Да, он удалился от дел.
   – Жаль… о'кей, вернемся к нашему фактору М.П. Итак, статсистема никак опасность наличия М.П. не обнаруживает. Что бы это могло значить?
   – Мы не там ищем?
   – Единственное ли это объяснение, Данила?
   – Хм, – пробурчал Суворов, – есть еще два: то, что статсистема работает неверно, и то, что фактора М.П. или чего-то сходного с ним просто не существует… И то и другое маловероятно, поэтому…
   – Вот! – Тродат поднял вверх большой палец, затянутый в меховую перчатку. – Вы сами поняли, что есть что-то другое. Вы меня радуете, Данила.
   Суворов какое-то время шел молча, глядя себе под ноги и размышляя в такт скрипу снега под ботинками. Потом он сказал:
   – Джеймс, я вполне допускаю, что я не поверил бы вашим словам раньше, и поэтому ваши наводящие вопросы и рассуждения в некотором смысле объяснимы, однако сейчас это уже слишком. Хватит строить из себя прорицателя и посвященного в мировые тайны. Или говорите, или проваливайте к вашим Макдоналдсам!
   – Лучше я буду говорить, Данила, – отозвался с тонкой улыбкой Тродат, – боюсь, после борща и расстегаев у меня в американской закусочной сразу случится заворот кишок. Вы посылаете меня на верную смерть.
   – Очень грубая лесть, профессор. Вы меня разочаровываете, – фыркнул Суворов.
   – Отчего же лесть? Ладно, не злитесь, пожалуйста, я перехожу к сути…
   – Неужели так быстро?
   – Юмор у вас, Данила, под стать моей лести… Ну что ж, слушайте, если вы так этого хотите. Как вы знаете, по роду своей деятельности я физик с уклоном в биологию и генетику. Я утверждаю, что среди людей имеется достаточно древняя, я даже точно не могу сказать, насколько древняя, генетическая мутация. Генетические мутации случаются часто, реже мутации бывают устойчивыми, еще реже устойчивость мутаций может породить преимущество в конкуренции видов. Но с разумными существами все куда сложнее. Существенное преимущество можно получить и без всяких генетических изменений – взять хотя бы ваш пример… Однако то, о чем я вам рассказываю, если смотреть на этот вопрос отстраненно и верить классике генетики, – это, безусловно, новый этап эволюции.
   – Почему вы молчали до сих пор? – спросил Суворов.
   – Не догадываетесь? Вы и сейчас не верите мне, а раньше было бы ещё хуже. Вы только представьте себе: вместо мирового правительства или чего-то подобного – не вполне люди.
   – У вас наверняка имеются данные, результаты исследований – все то, что называется доказательствами…
   – Вы ни во что из этого не поверили бы, – сказал Тродат, – я ведь пытался изложить вам в свое время весьма облегченную и завуалированную версию, и что вышло из этого? Кроме того, это ведь не «маленькие серые». В ваших или американских лабораториях не лежат трупы хьюменов…
   – Кого?
   – Хьюменов. Я так их назвал. Так вот у нас нет их трупов или живых индивидов, а к технической культуре они относятся весьма скептически. У них ее практически нет.
   – Почему?
   – Их немного, Данила, очень немного. И они многое умеют. У них есть такая вещь, как так называемый пятый контур. Зачем им технологии, если они могут проходить сквозь стены, способны на сильное ментальное воздействие, телепатию и телекинез, их тела очень живучи…
   – Стоп! – остановил Тродата Суворов. Он достал из кармана сигарету и закурил. Тродат терпеливо ждал, когда будет прерван взятый тайм-аут. – Предположим, что все это так. Однако набор даже самых невероятных качеств не делает этих сверхлюдей властелинами мира. Или…
   – Пока неплохо, – самыми краешками губ улыбнулся Тродат, – ну же, Данила, продолжайте. Что «или»?
   – Или они обладают гораздо более развитым интеллектом. – Это был даже не вопрос, Суворов просто сделал умозаключение.
   – Это с какой стороны посмотреть, Данила, – сказал Тродат, – да и давайте зададимся вопросом: делает ли развитый интеллект кого-либо власть имущим автоматически? И еще: а не делает ли развитый интеллект существо уязвимым?
   – Хорошо, Джеймс, – Суворов несколько раз затянулся, прежде чем продолжить, – вы знаете, почему их немного?
   – И да, и нет.
   – Хм-м… Вы все продолжаете вашу игру? Что же, я поддержу ее. Стало быть, я должен угадать правильный вопрос… Скажите, а у двух особей этих самых… чёрт… хьюменов рождается хьюмен? Погодите, не отвечайте. Я понял. Поскольку это генетический признак, то, как вы говорите, и да, и нет. Ребенок будет обладать всеми генетическими признаками родителей. В этом случае нашим друзьям надо только усиленно размножаться… Но… Ага! Джеймс, а как давно существует эта генетическая мутация?
   – Не знаю, – развел руками Тродат, – однако, по моим подсчетам, активно они действуют не менее трехсот лет.
   – За это время можно было расплодиться так, что… А от смешанных браков хьюмены рождаются?
   – Генетический код может передаться и ребенку от смешанного брака, однако для этого требуется одно условие, выполнение которого почти невозможно.
   – Какое же?
   – Нужна женщина-хьюмен, а я полагаю, что таковых нет. Более того, вероятность появления женщины-хьюмена ничтожна мала. Наверняка они ищут латентных женщин-хьюменов, но, думаю, у них и без этого хватает проблем. Кроме того, они могут и опасаться женщин-хьюменов, ведь это изменит их мир.
   – Почему изменит? – спросил Суворов. – Ба, профессор, да не на первородный ли грех вы замахнулись, а?
   – Напрасно иронизируете, Данила.
   – Это вы напрасно… Черт, вы всерьез, что ли? А, бог с вами, сейчас опять начнете плести ваше кружево. Вернемся к делу. Итак, видимо, родиться хьюменом недостаточно, необходимо воспитание или еще что-то там такое. Далее, им, быть может, вовсе не хочется, чтобы их было много. Почему? Молчите? Что же… Как вы там сказали? Давайте подумаем вместе. Они могли бы уйти, создать собственное общество, оставить мир развиваться или деградировать по его собственным законам, однако, судя по всему, они этого не делают… Вот оно что! Им нужно человечество. Нужно, потому что только в человечестве зарождаются особи их вида, нужно, потому что, оставшись одни, они более не смогут быть эгоистами.
   – Bingo, Данила! – воскликнул Тродат. – Что же касается воспитания, то, насколько мне известно, они инициируют своих, принимают, так сказать, роды… Для остальных выводов вам не потребовалось серьезных умственных усилий, вы ведь видели нечто подобное, не так ли?
   – Золотой миллиард и все остальные…
   – Именно. Вас с начала так называемых реформ пытались убедить, что развитые страны более всего хотели бы жить отдельно от остальных, поскольку самодостаточны, но вы-то хорошо знаете, что это не так. Россия – другое дело. Однако она всегда с самыми плачевными последствиями для себя включалась в решение мировых конфликтов. Боюсь, что не избежит и грядущих…
   – Нас ждут проблемы?
   – Еще бы! Но… я не знаю, какие. Однако есть один вопрос, по которому пройдет водораздел, баррикады, если хотите. На чьей вы стороне – вот этот вопрос. На стороне избранных или на стороне всех остальных? Об этом никогда нельзя забывать.
   – Забавно получается, – Суворов выкинул сигарету и полез в карман за следующей. – Отсюда вывод – быть только на своей стороне невозможно. Видимо, не зря вы спрашивали меня о том, как бы мы отнеслись к содействию мирового правительства… Ладно, Джеймс, ну а вас-то что интересует?
   – Будущее, – ответил Тродат, – меня интересует будущее.
   – А будущее выковать без помощи России невозможно, не так ли?
   – Видимо, так. Но что это за будущее, никто не знает. Я убежден лишь, что, только сплотившись, мы выживем.
   Тродат и Суворов сделали полный круг по тропинке и остановились в нескольких шагах от парковки.
   – Скажите мне, Джеймс, – спросил Суворов, закуривая, – покушение на вас два года назад совершал хьюмен?
   – Еще вопрос, было ли это покушением… Но вы правы. Это был хьюмен.
   – Почему бы ему не воспользоваться ментальным воздействием вместо того, чтобы… Ба! Да вы, стало быть, резистентны к такому воздействию… Как говорит доцент, раз нативно резистентен, значит латентно способен. Боже! У вас не «приняли роды», но в вас сидит та же или похожая мутация. Вы – часть их системы мира. Как я могу, в таком случае, вам доверять?!
   – В точку! – ответил Тродат. – Это тупик, без сомнения. Однако это ничего не меняет. Казалось бы, вам следует сделать выбор, верить мне или нет. Но, поверьте, ваш выбор, выбор вашей страны, вашей цивилизации уже сделан. Вам остается только понять, почему он сделан.
   – Каков же наш выбор?
   – Вы будете сражаться с хьюменами, в этом не может быть сомнений.
   – Вам-то какой от этого прок?! Что нужно вам?
   – Хьюменам нужен этот мир. Для того чтобы успешно развивать свой вид, им требуется определенное развитие событий в мире, им нужен определенный баланс… Я же хочу им помешать.
   – Вы понимаете, Джеймс, что, узнав о вас то, в чем вы признались, я должен изолировать вас, а может быть, даже уничтожить?
   – Понимаю, – ответил Тродат, – но вы этого, надеюсь, не сделаете, Данила. Я почему-то думаю, что я вам пригожусь. Но вам самим придется решать, использовать полученную от меня информацию или нет. Однако, как я уже сказал, ваш выбор уже сделан, вам остается только это осознать.
   – Черт, Джеймс, вы даже не подозреваете, насколько вы опасны!.. Хм-м, так вы поэтому настаивали на немедленном сожжении трупов хьюменов, которые напали на вас? Ну конечно! Вы подверглись самому тщательному медицинскому обследованию и поэтому боялись, что мы сможем обнаружить подозрительное сходство в генетических отклонениях между вами и этими. А тогда…
   – Тогда, Данила, у КГБ появились бы ко мне вполне оправданные и очень неприятные вопросы, и такой откровенный разговор, как сейчас, был бы просто невозможен. Вам чины госбезопасности преподнесли бы все таким образом, что это было разборкой между врагами, между чужими…
   – Мне еще не поздно подумать так.
   Тродат ничего не ответил, только молча пожал плечами, вынул из кармана пуховика компьютерный диск и протянул его Суворову.
   – Здесь, Данила, – сказал он, – почти все, что я знаю о хьюменах. Возьмете? Вы колеблетесь? Вы раздумываете, взять или не взять это, чтобы не попасть под влияние опасного америкоса? Дело ваше. Вы можете отправлять меня к моим Макдоналдсам, ничего другого я сделать для вашей страны не могу.
   Суворов взял диск и спрятал его во внутренний карман пальто.
   – Вы хотите что-то еще спросить, Данила?
   – Да. Почему Россия?
   – По многим причинам. Однако есть такая штука, как коллективная ментальность. Не коллективное сознание, а именно коллективная ментальность…
   – Вы не зря так интересовались смыслом слова «мир»…
   – Конечно, – ответил Тродат, – разве бывает что-либо случайное? Итак… Коллективная ментальность свойственна не только русским, однако именно у русских она обрела цивилизационные черты. Люди, активно действующие во имя такой идеи, не будучи резистентными к ментальному воздействию, все же могут ему не поддаться. Да и не это главное. Дело в том, что только русские, зная о превосходстве другой расы над собой, все равно будут считать носителями правды себя, пусть даже эта правда разойдется с истиной.
   – А я, профессор, не верю ни в эту истину, ни в это превосходство.
   – Вот видите? – улыбнулся Тродат. – Это же замечательно, что не верите! Американцы, к примеру, тоже могли бы так сказать, но им-то как раз можно доказать наличие превосходства. А вам… Вам, русским, доказать такое нельзя. Американцы считают идею демократии истиной в последней инстанции, однако истиной они ее считают, потому что демократия удобна, полезна и гуманна. У русских же мистическое понятие истины. А если истина отвратительна, на ее пути встает правда, и вашу правду вы не отдадите.
   – Не объясняйте мне банальные веши, – раздраженно перебил Суворов, – вы хотите использовать нас против них. Вы почему-то ненавидите их. Еще большой вопрос, поверю ли я вам!
   – Ваш выбор сделан, Данила, – сказал Тродат, – причем задолго до вашего рождения. Кажется, я уже это говорил…
   Суворов помолчал какое-то время, потом спросил:
   – Долгоживущие и есть хьюмены?
   – Нет, конечно, – ответил Тродат, – но хьюмены живут долго. Те из долгоживущих, что не являются хьюменами, – всего лишь следствие их деятельности.
   – Я не поверил вам, профессор, – после паузы произнес Суворов, – но я хочу, чтобы вы продолжали работать. Что вам нужно, чтобы двигаться дальше?
   – Просто сообщайте мне о ваших успехах, – ответил Тродат, – и предоставьте мне возможность иногда с вами поговорить.
   – Черт, профессор, почему вы так уверены, что хьюмены опасны для нас?! Почему мы должны начинать войну первыми?
   – Возможно, вы или они ее уже начали. Продолжайте давление в Европе, делайте все то, что наметили, и вы обязательно наткнетесь на них. Могу дать подсказку: поворошите Женеву. Туда лежит ваш путь.
   – Швейцария не приняла условий договора с Европой.
   – Ах, бросьте, Данила! Ваши спецслужбы везде лезут, так пусть пролезут и туда. Это не вызовет никаких особых подозрений.
   Суворов стоял напротив Тродата, качаясь с пятки на носок, и смотрел куда-то сквозь собеседника.
   – Профессор, – сказал он наконец, – я свяжусь с нами в самое ближайшее время. До свидания.
   Суворов развернулся и пошел к машине.

Глава 13

Москва. Парк культуры и отдыха им. Горького.
Среда, 9 мая 2007 г. 12:15.
   Суворов не бывал в Парке культуры на День Победы уже три года, но до этого он никогда не пропускал этот праздник, еще с тех пор, как был ребенком. У него даже сохранились смутные воспоминания о том, как он, будучи сначала маленьким мальчиком, потом подростком, дарил цветы ветеранам, смущенно поздравлял их с праздником и говорил «спасибо». Когда он заявил, что предлагает сходить всем вместе в Парк культуры отметить День Победы, Вадимов сразу сказал, что «у великого сентиментальное помешательство». «Чего вы боитесь? – возражал Суворов. – Если кто-то знает, кто мы такие, то, появимся мы группой в парке или нет, нас все равно накроют, и мы не успеем отсидеться по укромным местам до момента, когда накрывать нас будет поздно. Кроме того, это, возможно, последний День Победы в моей жизни, и я хочу отметить его так, как отмечал всегда. Не согласны – давайте голосовать». Киреев наотрез отказывался решать данный вопрос голосованием. Он настаивал на том, что это вопрос технической безопасности, поэтому тот, кто отвечает за оперативную деятельность, за тем и последнее слово. Суворов предложил поставить на голосование уже это – считать ли данный вопрос исключительно оперативным. Киреев понял, что Суворов уперся по-настоящему и что так может продолжаться до бесконечности. Советники проголосовали, и большинство согласилось на поход в Парк культуры. Тогда Киреев попытался уговорить Суворова. «Мы обязательно победим, Данила, – сказал он, – осталось совсем немного. На будущий год мы будем праздновать этот день уже в другой стране. А сейчас это опасно». «Чем бы все ни кончилось, на будущий год мы не окажемся в толпе народа в Парке культуры, – пожал плечами Суворов, – и я не вижу, в чем опасность». Киреев сдался.
   В парк пошли Суворов, Струев, Киреев, Жук, Синий, Петров и Хабаров. Тёмин и Вадимов были против и не пошли из принципа, Филиппова, Никитин и остальные сослались на катастрофическую загруженность. Штейман после принятия решения вплоть до истерики стал требовать взять его с собой. Суворов отказал. Штейман взбунтовался, но его неожиданно быстро упокоил Струев: «Боря, – сказал он, – пойми, не то что один волос, упавший с твоей головы, а даже твои слегка испачканные брюки могут сорвать график. Я обещаю, что с восьми вечера буду праздновать с тобой, а в десять мы вместе посмотрим салют. Сделай это для меня, хорошо?» Равновесие восстановилось, и подчинившийся решению Совета Киреев стал готовить оперативников.
   Двенадцать парней прикрывали Советников непосредственно в парке. Еще десять, доставив Советников разными дорогами и видами транспорта к ЦПКиО, заняли позиции на подходах к парку, отслеживая обстановку. Советники, немного побродив по парку (Суворов даже пострелял в тире), разместились на лужке напротив пруда. Выпили по маленькой, напряжение ушло, и ощущение великого и грустного праздника растеклось по умам и душам. Жук, одетый в гражданский костюм, не мог усидеть на месте и все ходил, периодически возвращаясь к компании, по парку, поздравлял всех подряд с Днем Победы и, как поначалу показалось всем, очень быстро напился. Наконец он вернулся, и все впервые увидели на его глазах слезы.
   – Точно назюзюкался, – тихо сказал Хабаров.
   Синий подскочил, схватил Жука под руку и усадил его на траву.
   – Что с тобой, Петр? – спросил он.
   – Ничего, все то же самое, – ответил Жук, – Господи, как мало… Да их вообще в живых почти не осталось!
   – А что же ты хочешь, Петр? – обнимая друга за плечи, возразил Синий. – Шестьдесят три года прошло…
   – А те, что живы, – словно не слыша Синего, продолжал Жук, – нищие… Нищие, Сева, понял?!
   – Мы все исправим, – сказал Синий, – давай дернем. Большинство из них уже в лучшем мире.
   Все выпили водки из пластиковых стаканчиков не чокаясь. Жук постепенно успокоился. Синий влил в него еще порцию водки, и тот стал даже посмеиваться на общие шутки. Погода стояла на удивление солнечная и теплая. Толпы народа прогуливались по парку, в воздухе летали упущенные детьми воздушные шарики, по пруду плавали лодки и водные велосипеды, работали аттракционы, издали, от центральной эстрады доносилась музыка. Суворов безмятежно оглядывался вокруг и жмурился на солнце. Киреев, понаблюдав какое-то время за Суворовым, подсел к нему и сказал:
   – Я знаю, о чем ты сейчас думаешь.
   – Вот как? Ты у нас еще и телепат!..
   – Ты думаешь, что, может быть… Одним словом, ты сейчас сомневаешься, стоит ли доводить дело до конца: оно ведь, возможно, и так, само, а?
   – Не понимаю…
   – Понимаешь ты все прекрасно, Данила, – зло улыбнулся Киреев, – травка зеленеет, солнышко, как водится, блестит, птички поют, березки там всякие вокруг – Россия-матушка, одним словом, которая шестьдесят с лишним лет назад всем показала, кто в доме хозяин. Так вот ты и думаешь: а может быть, все само выправится? Не раз ведь такое было, не из таких ещё задниц Россия выбиралась. Не может такого быть, чтобы…
   – Сашка, ё-моё! – перебил Суворов. – Отлезь, не порть праздник!
   – Я только хотел сказать тебе, Данила, – понизив голос, произнес Киреев, – что ни черта само не выправится. Я знаю, что самые сильные русские медведи бывают чересчур сентиментальны и благостно настроены. А ты не смей! Не смей, потому что эта задница – всем задницам задница!
   – Все? – поинтересовался Суворов.
   – Все.
   – Хорошо. Я сентиментальный, благостно настроенный русский медведь, и мне безумно жаль, что нам все-таки придется делать то, что мы задумали. Но делать мы это будем. А березки не тронь, – Суворов сменил тон на совсем шутливо-мягкий, – а то шею сверну.
   – Договорились, – усмехнулся Киреев.
   Он начал подниматься, но так и застыл в неудобной полулежачей позе. Словно из-под земли появился незнакомец, невесть как прошедший сквозь заслоны оперативников, и встал прямо перед Суворовым и Киреевым. Для неожиданно жаркого майского дня он был одет явно не по погоде: в черный костюм и плащ. За его спиной сразу вырос оперативник, но незнакомец небрежным и даже каким-то вялым движением руки отбросил его метра на два. По обе стороны от нежданного гостя выросли оперативницы, и одна уже потянулась под футболку за оружием.
   – Стоять! – окрикнул их Киреев. – Ничего не делать без моей команды.
   – Ага, а вот и они, – заговорил незнакомец каким-то странным голосом. Создавалось полное впечатление, что говорят сразу два человека в терцию, одновременно басом и фальцетом, – спасители мира и Третьего Рима! И, как всегда, вокруг меня ваши эти… Фу, как смердит! Что же за участь уготована миру, если…
   – Чего тебе надо? – ровным и неожиданно громким голосом спросил Киреев.
   – Я даже не знаю, – развел руками незнакомец, – скажи мне сам, Алекс.
   – Что, мать растак, происходит?! – вскинулся Суворов. – Сашка, ты знаешь этого придурка?
   – Кто из нас придурок – это еще большой вопрос, господин Суворов, – отозвался незнакомец. – Вы удивлены, что я вас знаю? Так ведь это совсем неудивительно, мы с вами связаны. И я должен знать, кто…
   – Заткнись, – все также ровным голосом оборвал говорившего Киреев.
   – Кто это?! – заорал Суворов.
   – Кто я? – оскалился незнакомец и повернул голову к Кирееву. – Алекс, скажи, кто я.
   – Ты спятивший, – ответил Киреев, – просто спятивший. Ты сбой, ты изгой, тебе не место на земле.
   – Тебе и им, что ли, место?! – незнакомец задрал голову и засмеялся, издавая все те же странные звуки сразу в нескольких октавах. – Место… Какое интересное славянское слово. Это место мое, Алекс!
   – Кто это? – повторил свой вопрос Суворов.
   – Боже, это он… – прошептал Петров.
   – Что? – повернул голову в другую сторону Суворов.
   – Подожди, Данила, а ты, Слава, помолчи, – Киреев, задержал на пару секунд взгляд на Петрове, потом положил ладонь на плечо Суворова и снова повернулся к нежданному гостю, – знаешь, ты слишком много о себе возомнил. Ты должен был послушаться. Ты не послушался. Тогда ты должен был исчезнуть, но ты не исчез. Теперь что же? Ты искал меня? Ты меня нашел. Тем хуже для тебя, потому что я тебя тоже искал.
   Незнакомец вдруг издал долгий и совершенно неестественный визг. На разыгрывающуюся сцену стали оборачиваться прохожие. Хорошо еще, что рядом не было милиционеров, а шум в парке стоял нешуточный, и поэтому слишком много внимания сцена не привлекала. Незнакомец поднял руки и сделал ими одновременное плавное движение вперед. Оперативницы вытащили пистолеты. Суворов обратил внимание на то, что смотрели они куда-то в сторону и вообще выглядели весьма рассеянными. Киреев тоже развёл руки в стороны и зло заулыбался. Незнакомец сделал шаг вперед и оказался уже вплотную к Суворову и Кирееву. Оперативницы не сделали ни единого движения, но перед незнакомцем стоял Киреев. Суворов даже головой тряхнул, так быстро все это произошло. Незнакомец захрипел, и Суворов увидел, что Киреев глубоко проткнул его кадык двумя пальцами. Оперативницы ожили и направили на незнакомца пистолеты.
   – Отставить, – сказал Киреев, – убрать оружие.
   И в это время со стороны аттракционов появился милицейский наряд. Возглавлявший его лейтенант ещё не вполне понимал, что происходит на лужайке у пруда, но внимание свое на Кирееве, незнакомце и компании вокруг уже сосредоточил. Синий вскочил на ноги и тихо бросил оперативницам:
   – Отвлечь. Отвлечь немедленно. Мы уходим.
   Как только одна из оперативниц оказалась перед милицейским нарядом, Советники все разом двинулись в сторону выхода из парка. Киреев тащил незнакомца, который истекал кровью и пачкал ею Киреева и асфальт под ногами. Как это ни выглядело странно, но незнакомец был еще жив, продолжал хрипеть и даже не терял сознания. Его глаза были открыты, а руки сжимали кисть Киреева, которая вонзилась ему в горло. Жук попытался помочь Кирееву, но тот бешеным кивком головы отослал его прочь. Наконец они дошли до аллеи, поднимающейся к выходу из парка. Киреев повернул налево и пошел подальше от асфальтовых дорожек, по которым гуляли люди. Как ни странно, на них мало кто обратил внимание. Газон закончился, и они оказались перед забором, за которым уже много лет продолжали то ли что-то строить, то ли что-то рушить. Киреев почти не остановился, он выбил доски в заборе ногой и вместе со своим подопечным ввалился на стройплощадку. Вслед за ними в дыру в заборе пролезли Советники и два оперативника. Киреев остановился и выдернул пальцы из горла незнакомца. Тот, устояв на ногах, снова завизжал. Киреев протянул к нему руки и свернул ему шею. Мерзко хрустнули шейные позвонки, и незнакомец упал.
   – Сашка, ты мне когда-нибудь ответишь, кто это? – спросил Суворов.
   – Педик один, – глухо ответил Киреев, – русофоб и женоненавистник.
   – Кто-кто?
   В это время внимание всех снова привлек незнакомец. Он шумно вдохнул воздух и немного приподнялся. Суворов отшатнулся, Жук с хрустом сжал кулаки.
   – Алекс!.. – просипел незнакомец.
   – Что же ты, Александр Юрьевич, – тихо и зло проговорил Жук, – шею свернуть даже как следует не можешь?!
   – Отстань, Петр, – отмахнулся Киреев. Жук двинулся к незнакомцу, Киреев схватил его за рукав, – оставь его мне.
   Жук вырвался, шагнул к лежащему незнакомцу и нагнулся над ним. Тот вдруг резко сел, столкнувшись лоб в лоб с Жуком, который отлетел в сторону и грохнулся оземь, как будто получил профессиональный боксерский удар. Киреев тут же оказался рядом с незнакомцем, присев на корточки.