Жуков Максим. Оборона тупика

   – Бросьте, господин Струев! Тродат отказался от пробуждения, он просто никто. Могу лишь сказать, что если для нас вы были опасным инструментом, который мы как следует не смогли просчитать, то для Тродата миссия России была чем-то вроде религиозной веры… Но уверяю вас, господа, никакой ценности для Тродата сама Россия также не представляет.
   – Похоже, что ни для кого не представляет, кроме нас самих…
   – Я уже говорил вам, господин Струев: вы очень умны. Вы не можете не понимать, что так будет всегда и что все, что вы делаете, не принесет результата. Это тупик, господа.
   – А мы и занимаемся обороной тупика, – глухо произнес Струев, – и ничем больше, бог даст, в ближайшие двести лет заниматься не будем.
   – Я вижу, вы готовы завершить беседу со мной, господа, – вздохнул хьюмен, – и, если, позволите, я скажу вам еще кое-что. Из разговоров с нами сегодня вы наверняка сделали вывод, что то, что мы, сумевшие предугадать появление страшной опасности для человечества, не сумели до конца просчитать вас, говорит о вашей исключительности. Но ведь это только вопрос, господа, вопрос, а не ответ. И ваша Православная Цивилизация, сколько бы она ни продержалась на плаву, пока в очередной раз не съест сама себя, – тоже всего лишь вопрос. У вас также наверняка возникают мысли на счет того, что именно мы могли породить ведьм. Господин Струев, так и есть, только это случилось косвенно. Вы наверняка удивлялись исчезновению фактора Мировой революции из трендов развития человечества. Нам пришлось делать ставку на вас, на эту самую вашу цивилизацию, и тогда вы просто демонтировали Европу, которая только и могла быть центром той опасности. Но в мире все сбалансировано. Рано или поздно должно было нагрянуть что-то вместо М. Р. Нам тогда это казалось не слишком опасным, ведь скоро у нас в кармане должна была оказаться ваша страна, способная справиться и с этим.
   – Сволочь ты! – в сердцах бросил Струев.
   – Что бы вы ни думали, нам небезразлично человечество, породившее нас, даже если в этом человечестве нас уже не будет.
   – Тродат так же думает?
   – Абсолютно. Вы не забыли, как он назвал нас? Но сам он не верит в человечество, он прекрасно понимает, что будущее Земли – это мы. И альтернативой этому могут быть только ведьмы или еще что-нибудь похуже.
   – Когда вы узнали, что появятся ведьмы?
   – В 2014 году, – ответил хьюмен.
   – А Тродат?
   – Думаю, года на два пораньше, и он действовал на опережение.
   – А как же Джон До? – спросил Струев. – Он ведь, похоже, предвидел все еще раньше. Что же вы так?
   – Все очень сложно, господин Струев. Я не исключаю, что мы поддались соблазну и упустили нечто важное, но не стоит путать древнее мистическое недоверие к самкам с тем, что мы получили вместо Мировой революции. Вы умный человек, господин Струев. Вы даже слишком умны для человека. Вы не можете не понимать, что с такой страшной чумой человечество столкнулось впервые…
   – Ты плохо знаешь историю человечества, нелюдь.
   – Отнюдь, господин Струев, и я понимаю, на что вы намекаете. Вы ведь имеете в виду ту, первую Инквизицию, не так ли? Господину Ляну действительно на ближайшее время уготована роль Великого инквизитора. Но задумайтесь, если та Инквизиция действительно победила, то что из этого вышло? И кто на самом деле вытащил человечество? Подумайте об этом.
   – Устал я думать, родной. Хватит с меня.
   – Хочешь поговорить с самим Тродатом? – спросил Лян у Струева.
   – Да пошел он! – отмахнулся Струев. – Его камеру точно можно очищать.
   Лян пожал плечами, восстановил зеркальную стену и двинулся к лифту. Струев последовал за ним. Они молчали всю дорогу назад до приемной. Когда они вошли в кабинет Ляна, то увидели там Петрова. Он сидел в уголке верхом на стуле. На их появление он прореагировал только слегка приподняв брови. Лян уселся в свое кресло. Струев устроился на гостевом стуле.
   – Есть что добавить, Иван? – спросил Лян.
   – Слушай, Лянушка, я не понял, – отозвался Струев, – весь этот цирк ты затеял ради того, чтобы узнать, в чем я подправлю свою историю?
   – Да, – Лян спокойно смотрел собеседнику в глаза, – учитель, с этого дня ты свободен в любом случае и сам можешь выбирать, чем тебе заниматься. Но раз уж ты начал излагать свои выводы, доведи дело до конца.
   – Надеюсь, ты не мучаешься от мысли, победили ли бы мы без хьюменов в 2008 году?
   – Нет. Я мучаюсь от мысли, вдруг наши беды сегодня и наша будущая победа – тоже игра каких-то сил.
   – Это хорошо, – сказал Струев, – это очень хорошо, что именно об этом ты сейчас думаешь. К сожалению, ничего на сей счет я сказать тебе не могу – просто не знаю… Однако, Лянушка, на момент нашей сегодняшней встречи ты знал больше, чем я. Хотя слышал то же, что и я. Так что… Ты сказал, что я более не изолирован, что я больше не Советник и что сам могу выбирать поле деятельности…
   – Это так.
   – Хорошо. Я хочу на фронт.
   – Куда ты хочешь?
   – Воевать.
   – Хм. Ну что ж. Мы формируем бригады ламеров как для изучения явления, так и для возможных контратак. Был всю жизнь программистом, теперь побудешь ламером.
   – Да ты заранее знал, чего я попрошу! – воскликнул Струев.
   – Я учился у тебя, Иван, – отозвался Лян, – только у меня к тебе просьба: не лезь на рожон, ладно?
   – Пошел ты, господин Старший Советник! Я буду рядовым?
   – Нет, но и не генералом. Сейчас я представлю тебе твоего начальника.
   Лян нажал на кнопку на своем столе. Струев обернулся к входной двери, в которую через пару минут вошла женщина в полевом комбинезоне.
   – Забирайте господина Струева, Антонина Ивановна, – сказал ей Лян.
   Струев, совершенно остолбенев, стоял и смотрел на своего нового начальника. Потом он задумчиво улыбнулся и, не попрощавшись, шагнул в дверной проем. Женщина кивнула Советникам, вышла вслед за Струевым и прикрыла дверь.
   – Прощай, учитель, – тихо сказал Петров, не поднимая головы.
   Струев и женщина шли по коридорам базы.
   – Ты все так же прекрасна, седьмая, – сказал Струев.
   – Теперь меня зовут Светличная Антонина Ивановна, – отозвалась женщина.
   – Мы в некотором роде поменялись ролями, а?
   – Вроде того.
   – Как мне называть тебя… вас?
   – Зови меня Тоней, Иван.
   – Хорошо, Тоня… Скажи мне, то, что мы будем делать, это опасно?
   – Очень.
   – Это хорошо, – сказал Струев, – более всего я жалею о том, что мне было суждено все это пережить…

Эпилог

Москва. Востряковское кладбище.

Четверг, 3 октября 2030 г. 16:05.

   Хоронили Данилу Аркадьевича Суворова на Востряковском кладбище, тихо, как будто и не был он никогда Советником и одним из самых влиятельных людей мира. У гроба рядом с вырытой могилой стояли только четверо: двое «медведей», Старший Советник Лян и молодая белокурая девушка в темных очках. Никто не произнес ни слова, никто не поцеловал покойника, только один из «медведей» поправил икону в мертвых руках Суворова. Кладбищенские работники споро и аккуратно закрыли крышку гроба, заколотили ее и опустили гроб в могилу. Все, кроме Ляна, бросили в могилу по горсти земли. Через пару минут могильный холмик был уже готов, и рабочие начали устанавливать гранитный крест. Один из «медведей» положил на могилу венок с лентой, на которой было написано: «Прощай, друг».
   Девушка плакала. Из-под темных очков по щекам катились слезы. В руках она держала небольшой сверток. Когда рабочие закончили устанавливать крест, она развернула сверток и достала медную табличку.
   – Я хочу, чтобы это установили на могиле, – сказала она.
   «Медведь» посмотрел на надпись на табличке и отрицательно покачал головой. Подошел Лян и тоже прочел надпись: «Ты подарил мне Жизнь».
   – Нельзя, Вероника, – сказал он. – Вы же все прекрасно понимаете.
   – Сергей Кимович, я прошу, – прошептала она.
   – Вам же сказали… – тихо пробасил «медведь».
   – Уйди отсюда, – кинул ему Лян.
   Он забрал табличку из рук женщины и долго смотрел на нее.
   – Я бы тоже мог написать так, – наконец сказал он, возвращая ей блестящий медный квадратик, – не в биологическом смысле, конечно. Поверьте, я прекрасно вас понимаю. Давайте сохраним эту табличку до лучших времен.
   – До каких лучших? – сквозь плач проронила женщина.
   – Вероника, война все еще не закончена, и учитывая… хм… ее особый характер, любая информация может быть использована против того, за что боролся Данила Аркадьевич всю свою жизнь. Тот же Струев даже не захоронен. Вы тоже находитесь в постоянной опасности. Не надо.
   – Вы… Вы… – всхлипывала женщина. – Вы не смогли ни помочь ему, ни защитить его, а теперь боитесь даже отдать ему должные почести, господин Старший Советник!
   – Не кричите вы так пафосно, Вероника, – тихо произнес Лян. – Этот кусок меди не даст моей Родине больше шансов, а вам покоя. Отдайте его мне. Я сохраню его, пока я жив.
   – Сергей Кимович, почему я не с вами? Почему с меня не берут клятву?
   – Мы не можем взять вас к себе. Вы же знаете. Вы…
   – Да, я дочь Анны Григорьевны и, да, незаконнорожденная дочь…
   Лян сделал быстрый шаг к женщине и зажал ей рот рукой.
   – Вероника, вы сегодня уже трижды порывались нарушить клятву, – сказал он, – а потом удивляетесь, почему в ней нет никакого смысла. Поймите еще и такую вещь: Данила Аркадьевич тоже нарушил клятву.
   Он отпустил девушку. Та покачнулась, он подхватил ее под руку и усадил на рядом стоящую скамейку. Женщина уткнулась лицом в табличку, которую продолжала держать в руках. Лян закурил.
   – Будьте разумной, отдайте табличку мне. И не приходите сюда больше. Ладно?
   Женщина протянула табличку Ляну.
   – Сергей Кимович, где моя старшая сестра?
   – Не я прятал вашу единоутробную сестру, Вероника.
   – И вы не скажете, кто прятал?
   – Я и не знаю. Я дал клятву позже, чем ее спрятали.
   – А это правда, что тот, кто прятал, иногда убивал своих подопечных?
   – Этого никто точно не знает, Вероника. Но я допускаю, что порой это было единственным выходом. Я не меньше вас хочу найти вашу сестру, и, если она жива, то под нашим присмотром она была бы в большей безопасности.
   – Я понимаю, Сергей Кимович… Скажите, я хьюмен?
   – Пока нет, – ответил Лян, – возможно, никогда и не станете. Постарайтесь меньше думать об этом.
   – А моя сестра?
   – Как я могу это знать?
   – Я перееду жить в лабораторию завтра утром, так будет лучше?
   – Безусловно. Спасибо.
   – Не надо меня благодарить. Я это делаю не для вас.
   Женщина встала и быстро пошла по дорожке между могилами. Лян смял сигарету в руке, обжигая ладонь. Затем подозвал жестом одного из «медведей».
   – Вот что, Серпухов, – проговорил он тихо, – не спускайте с нее глаз. Если она исчезнет из поля вашего зрения или отдалится от приданных вам людей более чем на пятнадцать верст… Вы знаете, как пользоваться пультом.
   – Я понял, Сергей Кимович.
   Лян встал и пошел прочь. Он все время поглядывал на табличку, отданную ему Вероникой. Когда его привезут домой, он положит ее в ванну и зальет кислотой.

* * *

Москва. Строгино.

Воскресенье, 2 января 2000 г. 12:03.

   Аня сидела в кресле и куталась в плед. Угораздило ее поссориться с мужем и уехать с новогодней вечеринки от Крутитских! И вроде права была – напился он, как свинья, и стал клеиться к Ленке, а все смотрели на нее и хихикали. А все равно противно и тоскливо было сидеть дома 1 января одной с дочкой. А муж уже второй день околачивался невесть где. «Может быть, все-таки развестись с Виктором?» Аня встала, чтобы посмотреть в окно на детскую площадку, куда выпустила погулять дочку, и тут зазвонил телефон.
   – Алло.
   – Привет, Анюта, это Данила. С Новым годом!
   – Новый год был вчера, Данила…
   – Я далеко был… Ты чего такая кислая?
   – Я не кислая.
   – Кислая, я же слышу. Можно я сейчас приеду?
   – Нет, – после паузы отозвалась Аня, – будет неловко, если муж вернется.
   – Ё-моё, – услышала она в трубке, – когда ты научишься не замечать пустяков?
   – Пустяков по сравнению с чем, Данила?
   – Это я тебе года через три скажу.
   – Вот и звони через три года, – зло отозвалась Аня и вдавила кнопку отбоя.
   Она подошла к окну, посмотрела на дочку внизу во дворе, вернулась в кресло и заплакала. Ей было больно и противно. Ото всего. Но больней и противней всего оттого, что ей очень хотелось, чтобы Данила был прав. А она сама оттолкнулась от него, от его надоедливой правды, злясь на себя и на него за то, что он навязывает ей. Аня взяла трубку и стала звонить Даниле. Звонила всюду: домой, на мобильный, даже на некий служебный номер, который он ей когда-то оставил, и не нашла его нигде.
   «Нужна буду, позвонит», – решила она для себя. Настроение почему-то улучшилось. И потом у нее никогда не было такого легкого и спокойного настроя духа, как в предстоявшие ей четыре года обычной жизни.

Вместо заключения

Краткая хронология обороны тупика

   2000 год. Начало тысячелетия.
   Четыре года до активной фазы событий.
 
   2003 год. Авария шаттла «Колумбия».
   Начало заговора Советников.
 
   2004 год. Вербовка Анны Филипповой.
   Вербовка Бориса Штеймана.
 
   2006 год. Подготовка заговора Советников.
   Вербовка новых Советников, появление Киреева.
   Первое появление Джона До.
   Вербовка Вячеслава Петрова.
 
   2007 год. События 9 Мая.
   Гибель Джона До.
 
   2008 год. Переворот Советников.
   Президент России – Ясногоров.
 
   2010 год. Обнаружение «долгоживущих».
   Связь Суворова и Филипповой.
   События в Таджикистане.
 
   2012 год. Прибытие Тродата в Россию.
   Покушение на Тродата.
   Тродат излагает свою теорию Суворову.
   Струев удаляется от дел и уезжает в Европу.
 
   2014 год. События в Гамбурге.
 
   2016 год. Президент России – Никитин (в романе не описывается).
 
   2024 год. Президент России – Соколов.
   Суворов вывозит Струева в Россию.
   События на базе «Визязь-2».
   Гибель Филипповой.
   Отстранение Суворова.
   Изоляция Струева.
 
   2025 год. Начало новой войны (в романе не описывается).
 
   2026 год. Конец изоляции Струева.
 
   2027 год. Развертывание системы «Стерх».
   Гибель космических кораблей «МАКС-2».
 
   2030 год. Смерть Данилы Суворова.