Страница:
– Боже, до него наконец дошло! – картинно поднял руки Струев.
– Господи, доцент, ты и этот момент используешь для агитации за свою теорию?! Я только хотел сказать, что если все-таки опасность существует, и она вне России, то шли бы они к чертовой бабушке. Если же проблема внутри России, то, надеюсь, никто здесь не собирается сотрудничать в решении ее с существами, для которых мы – муравьи. Это наше дело, и мы никого сюда не пустим.
– Что будем делать с ним? – спросил Соколов.
– Мы его отпустим, – ответил Суворов.
– Что?!
– Отпустим, – повторил Суворов, – пусть идет к своим. Возможно, мы даже предложим им со временем новый договор. Или решим их планомерно уничтожать. Возможно, они примут такое же решение в отношении нас. Но не сейчас… Сейчас пусть идет. Мы не знаем, как связываются они друг с другом. Но пусть будет полная уверенность: наша воля до них донесена.
Суворов прошел к пульту и сел в кресло.
– Ты меня слышишь, сверхчеловек? – спросил он. – Мы отпускаем тебя. Скажи всем хьюменам, что договор расторгнут. Все хьюмены, обнаруженные нами где бы то ни было, будут уничтожены. А обнаруженные на территории России будут уничтожаться с особой жестокостью. Попытка снова повлиять на нас вызовет с нашей стороны крупномасштабную ответную акцию. Ты нас знаешь: все будет именно так. И с татарской жестокостью. Прячьтесь. И бойтесь. Теперь о Фломастере. Ты обещал не тронуть его. Если Фломастер умрет или окажется с заложенным сюрпризом, я организую твой поиск и лично порежу тебя на куски. Ты хорошо меня понял?
– Я понял вас, господин Суворов, – ответил хьюмен, – я не трону господина Штеймана. Хотя я бы на вашем месте уничтожил меня.
– Поэтому вы и не на моем месте, – произнес Суворов, не отрывая взгляд от монитора. – Через какое-то время поле будет отключено. Остальное для тебя не преграда. Не вздумай только делать глупости по дороге. Труков!
– Я, – полковник подскочил к креслу Суворова.
– Обеспечьте отключение основного энергоснабжения ровно на три минуты с переключением на аварийные системы ровно на три минуты. Насколько я понимаю, специфическая изоляция двух помещений базы завязана на основное энергоснабжение. Через три минуты включайте все назад. И прочешите базу. Кто не спрятался, я не виноват. Морозов!
– Я!
– Вам я поручаю в течение трех суток провести повторное медицинское тестирование всего персонала базы. Тщательно, тихо, мило и с подробным отчетом. Вы освобождаетесь от всех прочих обязанностей до исполнения данного задания.
– Есть!
Морозов и Труков вышли за дверь. Через пару минут свет в комнате погас, затем загорелись красноватые лампочки аварийного освещения. Струев стал шарить по ящикам шкафов в комнате. К своему удовольствию, он нашел бутылку коньяка. Помучившись, он снял пластиковую обертку и вынул пробку.
– Хочешь?
– Нет, – отозвался Суворов, – и тебе не советую.
– Да пошел ты со своими советами!
– Доцент, это твоя последняя бутылка, понял?!
– Тебе делать больше нечего, Данила?!
– Ты понял меня? – повторил свой вопрос Суворов. – Последняя.
– Хорошо, хорошо, не нервничай, – ответил Струев. – Слушай, а что будем делать с потенциальной второй опасностью?
– Вот ты и будешь заниматься ею. Кстати, интересно, сколько народу исчезнет из правительства и среди Советников сегодня-завтра…
– А мне интересно другое, – отхлебнув из бутылки, сказал Струев, – ясно ведь, что хьюмены не пришельцы. Стало быть, генетические изменения, хотя бы в латентном виде, должны быть и у обычных людей.
– Хьюмены, милый мой, – отозвался Суворов, – отличаются от нас не геномом, а тем, как эти уроды пользуются им.
– Пожалуй, это наиболее точное определение глубинных причин конфликта, – заговорил Соколов, – необходимо позаботиться о преемственности политики в отношении хьюменов.
– Эк хватили, Сергей Савельевич! – хохотнул Струев. – Однако же на каком шатком основании стоит Третий Рим!..
– Не веди себя как шут гороховый, – раздраженно бросил Суворов.
– А пока я алкоголик, мне можно, – ответил Струев, – и вы меня, господа, не сбивайте. Это ведь тоже проблема. И Тродат этот твой, Данила, он же, насколько я понимаю, в определенной степени способен сопротивляться воздействию хьюменов… С одной стороны, стало быть, существуют латентные хьюмены. Возможно, для полной инициации требуется некий процесс при участии зрелых хьюменов. Латентных должны попытаться или забрать с собой, или… Плюс должна где-то быть бомба замедленного действия. С другой стороны, постоянно существует соблазн… Черт, похоже, в этом все дело! Погодите-ка…
Включилось основное освещение. Через некоторое время дверь в комнату распахнулась. В нее вошли Труков и Скотников.
– Все чисто, Данила Аркадьевич, – доложил Труков, – Киреев исчез. Штейман жив. Его сейчас обследуют. Лейтенант Морозов приступил к исполнению вашего задания.
– Что ж, замечательно, – Суворов поднялся. – Дайте мне связь с Москвой.
– Анну Григорьевну?
– Точно. Советника Филиппову. Вы что-то хотели спросить, Скотников?
– Так точно, Данила Аркадьевич. Вы поручили мне подготовить учения. Какая будет вводная?
– Атака вампиров при поддержке ВВС США, – кинул Суворов, направляясь к выходу. – Я серьезно.
Невольно прыснув со смеху, следом за Суворовым поднялся Струев, и они вместе вышли в коридор.
– Базу надо менять, – задумчиво проговорил Суворов.
– Бьюсь об заклад, что ты и название ей уже подобрал, – сказал Струев.
– Не извольте сомневаться, – Суворов тронул сенсор вызова на коммуникаторе. – Я просил связь с Москвой. Что значит идет настройка антенны?! Так настраивайте! Даю пять минут.
– Данила, не будь такой занудой, – буркнул Струев.
– Нашим людям расслабляться нельзя, – ответил Суворов, – это даже хьюмены понимают.
Струев вдруг неожиданно остановился.
– Ты что это? – обернулся Суворов.
– Данила, вечно вы все меня сегодня с мысли сбить хотите, – Струев очередной раз приложился к бутылке. – Слушай, а ведь это мат.
– В каком смысле?
– В прямом. Шах и мат. Если идти по их пути, то это конец нашей цивилизации, а если не идти, то мы с тобой скоро умрем к чертовой бабушке от старости, и как ты тогда будешь уверен, что они не соблазнят и не облапошат наших преемников или преемников преемников?
– Тебе ж Соколов сказал: надо обеспечить преемственность политики в отношении хьюменов, – ответил Суворов, – как это сделать, я не знаю, но надо. В конце концов можно их всех переловить и передушить, чего бы это ни стоило. Их не может быть очень много. Что ты улыбаешься, чудик?
– А то, – Струев снова хлебнул коньяка, – ты, Данила, дураком-то не прикидывайся. Время на их стороне. Или ты собираешься Православную Цивилизацию превратить в фашизм? Тебя неплохо спровоцировали.
– Кто?! – Суворов надвинулся на Струева. – Сами хьюмены? На что?
– Почему ты так уверен в простоте устройства мира, Данила? – спросил Струев. – И потом, пусть даже хьюмены эти самые испугались тебя сейчас и описались со страху, но, повторяю, время на их стороне. Ты погоди, погоди, дорогой. Вот если им действительно нужно, чтобы мы снова там за что-то поборолись до последнего русского солдата, тогда да, им ждать тоже не хочется, но в таком случае мы ни хрена так и не поняли. Куда ни кинь, всюду клин. Тебе эта ситуация ничего не напоминает?
Суворов не отвечал с минуту, потом повернулся и пошел дальше по коридору.
– У нас нынче неплохой Президент, доцент, – бросил он через плечо, – он очень верно все говорит. Мы будем стоять на своем. У нас не может быть никаких гарантий, иначе мы были бы не мы. Мы будем защищаться и не поддаваться. И когда нас свалят, видимо, закончится и мир.
– А до того времени писать в штаны со страху будем мы. Это ты называешь стоять и не сдаваться?!
– И это тоже. И не плоди лишние сущности, доцент. Хватит с меня на сегодня, оставь, ради Бога!
Они дошли до операторской. Суворов толкнул дверь внутрь. Полковник Щерин и его помощник вскочили с мест и вытянулись во фрунт.
– Вольно, – сказал Суворов, – ну и какую антенну вы тут, господа офицеры, настраиваете? Что за бардак снова?!
– Данила, – Струев первый увидел глаза Щерина и потянул Суворова за рукав, затем схватил его на плечо, – Данила…
– Да что такое?!.
– Данила Аркадьевич…
– Что за черт, Щерин?! Конец света наступил наконец или что? Москва утонула? Антенну пропили? Радиоволны не подчиняются законам физики? Что?!
– Данила, – Струев уже почти сграбастал Суворова и стал разворачивать к себе лицом, спиной к пульту, ногой подпихивая ближе к себе свободный стул. Сильно мешала в левой руке открытая бутылка коньяка. – Данила, сядь…
Суворов снял коммуникатор и, сев на стул, опустил голову. Коммуникатор он рассеянно крутил между пальцами. Еще никто ничего не сказал, но уже что-то обрывалось внутри, руки и ноги начали становиться ватными, на лбу выступил липкий холодный пот. Струев все суетился вокруг, наконец встал позади спинки его стула и сжал его плечо.
– Данила Аркадьевич, – тихо проговорил Щерин, – у нас нет связи с персональным каналом Советника Филипповой.
Суворов не промолвил ни слова.
– На связи Советник Хабаров, – лейтенант-помощник подал Суворову телефонную трубку. Шнур тянулся от стационарного телефона спецсвязи. Антенна работала, Москва была на месте. Не было Анюты.
– Здесь Суворов, – глухо произнес в трубку Суворов.
– Здесь Хабаров, – услышал он в ответ.
– Коля, что с Анютой?.
– Данила, я сам ничего не понимаю. Я все время был рядом. Она была, как обычно, деловита, немного на взводе, но… Я выскочил за дверь добежать до сортира, Данила, и не успел сделать и десяти шагов, как услышал выстрел.
– Кто?!
– Данила, похоже, что она сама. Из подарочной «беретты». Мы сейчас разбираемся…
– Кто был у нее за последние 2 часа?
– Только я и… Она еще ходила в спецархив. Потом приходил техник подсоединить допотопный CD-привод. Я почти все время был с ней, она сама меня вызвала, когда вернулась из архива. Я и техника вызывал из ее кабинета…
– Ты не уберег ее, Коля, – почти прошептал Суворов и отбросил трубку, – и я тоже.
– Данила, тихо, – проговорил Струев. Он поставил бутылку на пол и теперь упирался в плечи Суворова двумя руками, – выйдите все!
– Иван Андреевич, мы не можем оставить операторскую…
– Все вон! – заорал Струев. Он уже чувствовал, как начали вздрагивать плечи Суворова. – Перенесите пост в запасную операторскую. Уходите, мать вашу!
Военные вышли. Данила затрясся и завыл.
– Стой, Данила, не надо, – Струев снова суетился вокруг, взял с пола бутылку, протянул Суворову, – на, выпей. Выпей, Данила! Черт, перестань!
– Ы-ы-ы-ы, – выл Суворов, – ы-ы-ы!.. Анюта… С-суки!..
– Помолчи, помолчи, Данила. Выпей, тебе говорят! Успокойся. Нельзя сейчас срываться, нельзя. Кроме Аннушки остались еще я и все остальные. Мы без тебя можем и скапуститься. Данила, перестань! Выпей!
Суворов, не глядя, ударил по руке Струева с бутылкой, та отлетела в угол и с грохотом разбилась. Струев какое-то время смотрел на свою ушибленную руку потом со всего маху залепил Суворову оплеуху.
– Прекрати, Данила! – закричал он Суворову прямо в лицо. – Ты что, думал, что все закончилось? Что жертв больше не будет?! Ты малинового звона хотел, мать твою? А вот хрен тебе по всей морде! Ты помнишь, как я запил и уехал? Я тоже хотел малинового звона и сорвался, не выдержал. Нет никакого малинового звона, Данила. Нет, не было и не будет. Есть только кровь и грязь. А где нет грязи, там дерьмо, понял?!
Суворов поднял глаза.
– Что же ты снова впрягся, чудик?
– Потому что я знаю только один народ, который способен столетиями потреблять кровь вперемешку с дерьмом и не получать несварение желудка. Вот и вся наша мистическая функция, милый, вот и вся до копейки причина, по которой этот мир еще стоит, а не провалился в тартарары! Господи, да что я тебе объясняю!..
– Не ори ты, у меня и так в ушах шумит, – сказал после паузы Суворов.
– Все, Данила, хорош. Утирай сопли и пошли. Походишь, народу покажешься, поумничаешь, потом баиньки. А завтра в Москву. Субботка, воскресеньице, отдохнешь и снова держать небо на каменных, мать их, плечах. Ну, идем?
– Идем, – согласился Суворов, – идем в четвертую переговорную. Куда ты ноутбук свой дел, умник?
– Остался в шестой.
– Коньяк ты не забыл, алкоголик!
– А ты, гад, разбил его!
– Я тебе попробую это компенсировать, – хмуро усмехнулся Суворов, – если обещаешь поделиться. Ты мне вот что скажи, доцент. Анюта… покончила с собой, видимо, сразу после прочтения диска…
– Что было на диске? – спросил Струев. – Данные о хьюменах?
– Да, почти все, что у нас было до сего дня, включая Гамбург и договор.
– В этом-то вся и проблема, Данила.
– Что ты имеешь в виду?
– Прочтя диск, она поняла все и, оставшись человеком, попыталась отвести от тебя угрозу. Может быть, прочтение диска тоже сыграло свою роль…
– Что ты несешь? – Суворов уткнул лицо в ладони. – Боже мой! Анюта…
– Перестань ныть, Данила, хватит! Она была латентным хьюменом.
– Что?!
– А вот то! – Струев сел на корточки перед Суворовым. – Представь себе: она нечто чувствует, но не находит объяснения. Она входит в правящую элиту России, и это временно стабилизирует ее, однако со временем она все более чувствует это нечто. И тут – диск. Она все понимает и пугается, прежде всего за тебя, дурак недоделанный. Она решает уничтожить себя. Нам надо срочно соорудить новый ДНК-тест и вообще думать, что делать по этому поводу.
Слегка оклемавшийся Суворов почувствовал, как снова начали становиться ватными ноги. События двадцатилетней давности встали перед ним, как если бы происходили вчера. Анюта спускается по лестнице ресторана, хлопает по плечу официанта…
– Батюшки-светы!.. – прошептал Суворов.
– Что такое? – спросил Струев.
– Ничего, – зло отозвался Суворов, – доцент, если б ты знал, как ты меня достал!
– А ты меня нет, что ли? – парировал Струев.
– Да пошел ты!
– Да, Данила, туго дело… Знаешь, какая у тебя основная проблема?
– Ну и?
– Ты клинически сильный человек. Ты патологически не слабак. Именно такие люди совершают самые страшные ошибки. Как же это вы с Аннушкой-то, а, Данила?
Суворов вскинул взгляд на Струева.
– Сейчас об этом догадаться несложно, – сказал тот, – хотя я понял это еще несколько дней назад, сопоставив все факты. А тогда… Я ведь не бог, Данила… Скажи мне, милый, а ребенок у вас есть?
– Да какой, к богу в рай, ребенок, доцент?! Была всего одна ночь в 2010 году.
– Мда-а… Ладно, ты мне теперь вот что скажи. Почему ты скрыл от Советников все эти дела с хьюменами после Гамбурга? Что молчишь? Ты полез в европейскую драку, чтобы доказать, что у хьюменов нет превосходства, а когда это превосходство обнаружил, решил не подвергать свой народ искушению. Ты боялся дать всем повод подумать, что мы не находимся, так сказать, на столбовой дороге развития цивилизации? Никогда не думал, что ты такой дурак!
Суворов молчал. Струев продолжил:
– Шла бы она эта столбовая дорога к такой-то бабушке! Мы тысячу лет защищаем маленький боковой тупичок на этой дороге, и пока этот тупичок не сдан внаем автолюбителям с большой дороги, пока в этом тупике живут люди, еще не все потеряно. Вот тебе и малиновый звон, Данила…
– Слушай, доцент, уйди, дай побыть одному.
– Не, Данила, не дам, – сказал Струев, – и пойдем мы вместе. Ну-ка глянь на меня. Так. Соплей не видать. Пошли. Не забудь поумничать.
Их остановил сигнал громкой связи в операторской. В динамиках раздался голос Щерина:
– Господа, на связи Советник Лян.
Оба ничего не ответили, поэтому первой прозвучала реплика Ляна:
– Данила, Иван, здравствуйте.
– Здравствуй и ты, коли не шутишь, – ответил Ляну Струев, – давай, говори, милый. Только, ради всего святого, без предисловий.
– Хорошо, без предисловий. Завтра заседание Совета. Вам надлежит принять в нем участие. Спецрейс уже готовится. Прошу быть.
У Суворова даже удивляться сил не было.
– Мы поняли, Лянушка, – ответил за обоих Струев, – что-нибудь еще?
– Нет, ничего, – ответил Лян, – до встречи.
Связь прервалась. Суворов поднял на Струев глаза и сказал:
– Объясни.
– Что здесь объяснять, – отозвался Струев, – все, что здесь происходило, знают и на той точке, где сидит Лян, и в Москве.
– Ну ты и крендель!.. И?
– И нас вызывают на Совет, чтобы примерно наказать. Одним словом, суббота с воскресеньем отменяется. Ситуация 23 разрешилась так, как и было запланировано.
– Кем?
– У тебя совсем мозги отсохли? Не нами, конечно. Слава богу, вскрыта опасность по ситуации 28, а Старшим Советником будет человек.
– Ты что же это, чудик, – вскинулся Суворов, – ситуацией 23 не занимался?! Свою любимую двадцать восьмую разрабатывал?
– Занимался, – ответил Струев, – как не заниматься… Просто если ситуация 23 существует три года, с ней ничего не поделаешь. Это закон природы, Данила.
– И что будет?
– Нас с тобой снимут или отстранят…
– Это мы еще посмотрим. А вообще?
– А вообще будет война. Непонятная, беспощадная и долгая. С кем – неизвестно. Ладно, хватит об этом. У нас осталось около четырнадцати часов, чтобы надраться и выспаться. Пойдем отсюда.
Они вышли в коридор.
– Хм… Совершенно некстати вспомнил, – на ходу проговорил Суворов, – знаешь, что в войсках называется «малиновым звоном»?
– Ну и что же?
– Переносной армейский термоядерный заряд.
– Это еще почему?
– Там при постановке на боевой взвод загорается малиновым цветом светодиод готовности. Сначала в жаргон вошло, а потом… Теперь название практически официальное. Такие дела…
Глава 18
В 2026 году сразу после Рождества Струева перевезли на базу «Китеж». Везли машиной, потом самолетом, потом снова машиной, из чего Струев сделал вывод, что база находится достаточно далеко от Москвы, если только специально для Струева не разыграли спектакль. На базе в его распоряжении была двухкомнатная камера со всеми удобствами, его хорошо кормили, не отказывали в книгах, видеофильмах, даже в алкоголе. Единственное, что ему запрещалось, так это покидать пределы камеры. Впервые осмотрев камеру, Струев усмехнулся: «Комфортнее, чем в Амстердаме, и трамваев наверняка не слышно». Здесь он впервые из телевизионных программ узнал, что происходит в стране и мире. У него было смешанное чувство: с одной стороны, он был рад, что страна все еще на месте, с другой стороны, он был потрясен тем, с чем миру пришлось столкнуться. И здесь его чувства снова раздваивались: новая угроза казалась ему действительно страшной и омерзительной, но то, что именно к противостоянию ей готовили его страну, вызывало в нем естественное возмущение. Он еще и еще раз спрашивал сам себя: можно ли было закрыться от этой угрозы, изолироваться, затаиться и позволить безумному миру самому разбираться с тем, что происходит. Ответа он не находил: слишком ужасной была угроза и слишком отвратительным и виновным казался ему мир. «Интересно, – подумал он как-то, – что Совет вообще думает по поводу того, что нас готовили для этой миссии?» Когда охранник в очередной раз принес еду, он спросил, может ли он написать Старшему Советнику Ляну. Ему ответили, что да, конечно, может, более того, о его сообщении позаботятся: оно немедля окажется у секретаря Сергея Кимовича. Струев попросил принести бумагу и ручку. Охранник на секунду замялся, словно раздумывая, потом ушел и вернулся с пачкой бумаги и обычной шариковой ручкой. Струев сел писать, но понял, что руки его окончательно потеряли этот навык. В следующий раз он попросил обеспечить его компьютером. Охранник отреагировал сразу и довольно спокойно.
– Какого класса, Иван Андреевич? – спросил он.
– Ноутбук с экраном и клавиатурой побольше.
– Подключение к сети обеспечить?
Струев потерял дар речи. Он еще не знал, какой доступ у него будет, но понял, что его подключат не просто к Интернету. Это означало, что все это время у него была возможность узнавать о происходящем не по телепередачам, а из секретной информсети.
– Каков будет мой доступ в сеть? Я имею в виду прежде всего внутреннюю сеть Совета, каналы спецслужб и политического руководства.
– Полный доступ, – ответил охранник. «Он ответил сразу, они все здесь давно знали ответ на этот вопрос!» – Но только в режиме чтения.
– Давайте компьютер и подключайте к сети.
Следующие два дня он просто не отходил от компьютера. Он впитывал информацию и сквозь призму разработанной им когда-то статсистемы, и посредством очень интересной новой программы обработки и сортировки информации с дурацким русским названием «Жернова». Когда он вполне осознал ситуацию, ему захотелось повеситься, напиться, рассмеяться и попроситься инквизитором-добровольцем на войну одновременно. Выбрав из всего перечня самый легкий путь, он потребовал у охранника бутылку виски. Ему сразу же принесли. Струев свинтил крышку и… не смог пить. Он убрал бутылку в холодильник и сел к компьютеру, на сей раз не для того, чтобы читать, а чтобы писать. Он писал вполне официальный рапорт Старшему Советнику. «Возможно, к этому никто и не подумает прислушаться, возможно, это все давно известно, и моя писанина бессмысленна, но я напишу это», – решил он. «Писанина» заняла у него четыре часа. Был вечер, и он лег спать, проспав спокойным сном восемь часов. Встав утром и позавтракав, он, запихивая остатки последнего бутерброда в рот, сел к компьютеру редактировать написанное накануне. Через два часа он потребовал диск для записи и конверт, а еще через пять минут передал охраннику конверт с диском, коротко бросив: «Ляну». Удивительно, но ответ он получил уже вечером того же дня. Пришла электронная почта на его компьютер в камере: «Мы с тобой очень скоро поговорим. Лян». Первым побуждением Струева было разбить со всего маху компьютер о стену. «Что он себе там думает! Он что, дрессировал меня все это время? Хочет, чтобы я начал работать, как в шарашке?!.» Однако ноутбук остался цел, а вот бутылка виски была наконец ополовинена. От обеда Струев отказался. Он лежал на диване и смотрел телевизор, переключая каналы. От ужина он тоже отказался и, допив бутылку виски, лег спать. Встав утром, он, к удовольствию уже начавшего нервничать охранника, позавтракал и сразу после этого получил электронную почту: «Прости. Был далеко. Сегодня. Лян». «Пошел ты!» – вслух буркнул Струев, однако потребовал чистое белье и одежду, сходил в душ, почистил зубы и побрился. Каково же было его удивление, когда ему принесли строгий костюм его размера, причем с учетом того, что на тюремных харчах он поправился, как минимум, на размер. Струев, не подавая вида, что волнуется, не спеша, переоделся, сел в кресло, закурил и стал смотреть телевизор. Когда он услышал знакомый шум сбрасываемого давления из пневматической системы, запирающей камеру, он только слегка повернул голову в направлении входа.
– Прошу, прошу, гостем будете, – бросил он и тут увидел, кто пришел: – Слава…
Струев порывисто встал, больно ударился ногой о журнальный столик, попытался отодвинуть его или кресло, потом неуклюже полез через подлокотник кресла. Все это время Петров терпеливо ждал, широко и приветливо улыбаясь. Струев наконец выбрался, и они обнялись.
– Господи, доцент, ты и этот момент используешь для агитации за свою теорию?! Я только хотел сказать, что если все-таки опасность существует, и она вне России, то шли бы они к чертовой бабушке. Если же проблема внутри России, то, надеюсь, никто здесь не собирается сотрудничать в решении ее с существами, для которых мы – муравьи. Это наше дело, и мы никого сюда не пустим.
– Что будем делать с ним? – спросил Соколов.
– Мы его отпустим, – ответил Суворов.
– Что?!
– Отпустим, – повторил Суворов, – пусть идет к своим. Возможно, мы даже предложим им со временем новый договор. Или решим их планомерно уничтожать. Возможно, они примут такое же решение в отношении нас. Но не сейчас… Сейчас пусть идет. Мы не знаем, как связываются они друг с другом. Но пусть будет полная уверенность: наша воля до них донесена.
Суворов прошел к пульту и сел в кресло.
– Ты меня слышишь, сверхчеловек? – спросил он. – Мы отпускаем тебя. Скажи всем хьюменам, что договор расторгнут. Все хьюмены, обнаруженные нами где бы то ни было, будут уничтожены. А обнаруженные на территории России будут уничтожаться с особой жестокостью. Попытка снова повлиять на нас вызовет с нашей стороны крупномасштабную ответную акцию. Ты нас знаешь: все будет именно так. И с татарской жестокостью. Прячьтесь. И бойтесь. Теперь о Фломастере. Ты обещал не тронуть его. Если Фломастер умрет или окажется с заложенным сюрпризом, я организую твой поиск и лично порежу тебя на куски. Ты хорошо меня понял?
– Я понял вас, господин Суворов, – ответил хьюмен, – я не трону господина Штеймана. Хотя я бы на вашем месте уничтожил меня.
– Поэтому вы и не на моем месте, – произнес Суворов, не отрывая взгляд от монитора. – Через какое-то время поле будет отключено. Остальное для тебя не преграда. Не вздумай только делать глупости по дороге. Труков!
– Я, – полковник подскочил к креслу Суворова.
– Обеспечьте отключение основного энергоснабжения ровно на три минуты с переключением на аварийные системы ровно на три минуты. Насколько я понимаю, специфическая изоляция двух помещений базы завязана на основное энергоснабжение. Через три минуты включайте все назад. И прочешите базу. Кто не спрятался, я не виноват. Морозов!
– Я!
– Вам я поручаю в течение трех суток провести повторное медицинское тестирование всего персонала базы. Тщательно, тихо, мило и с подробным отчетом. Вы освобождаетесь от всех прочих обязанностей до исполнения данного задания.
– Есть!
Морозов и Труков вышли за дверь. Через пару минут свет в комнате погас, затем загорелись красноватые лампочки аварийного освещения. Струев стал шарить по ящикам шкафов в комнате. К своему удовольствию, он нашел бутылку коньяка. Помучившись, он снял пластиковую обертку и вынул пробку.
– Хочешь?
– Нет, – отозвался Суворов, – и тебе не советую.
– Да пошел ты со своими советами!
– Доцент, это твоя последняя бутылка, понял?!
– Тебе делать больше нечего, Данила?!
– Ты понял меня? – повторил свой вопрос Суворов. – Последняя.
– Хорошо, хорошо, не нервничай, – ответил Струев. – Слушай, а что будем делать с потенциальной второй опасностью?
– Вот ты и будешь заниматься ею. Кстати, интересно, сколько народу исчезнет из правительства и среди Советников сегодня-завтра…
– А мне интересно другое, – отхлебнув из бутылки, сказал Струев, – ясно ведь, что хьюмены не пришельцы. Стало быть, генетические изменения, хотя бы в латентном виде, должны быть и у обычных людей.
– Хьюмены, милый мой, – отозвался Суворов, – отличаются от нас не геномом, а тем, как эти уроды пользуются им.
– Пожалуй, это наиболее точное определение глубинных причин конфликта, – заговорил Соколов, – необходимо позаботиться о преемственности политики в отношении хьюменов.
– Эк хватили, Сергей Савельевич! – хохотнул Струев. – Однако же на каком шатком основании стоит Третий Рим!..
– Не веди себя как шут гороховый, – раздраженно бросил Суворов.
– А пока я алкоголик, мне можно, – ответил Струев, – и вы меня, господа, не сбивайте. Это ведь тоже проблема. И Тродат этот твой, Данила, он же, насколько я понимаю, в определенной степени способен сопротивляться воздействию хьюменов… С одной стороны, стало быть, существуют латентные хьюмены. Возможно, для полной инициации требуется некий процесс при участии зрелых хьюменов. Латентных должны попытаться или забрать с собой, или… Плюс должна где-то быть бомба замедленного действия. С другой стороны, постоянно существует соблазн… Черт, похоже, в этом все дело! Погодите-ка…
Включилось основное освещение. Через некоторое время дверь в комнату распахнулась. В нее вошли Труков и Скотников.
– Все чисто, Данила Аркадьевич, – доложил Труков, – Киреев исчез. Штейман жив. Его сейчас обследуют. Лейтенант Морозов приступил к исполнению вашего задания.
– Что ж, замечательно, – Суворов поднялся. – Дайте мне связь с Москвой.
– Анну Григорьевну?
– Точно. Советника Филиппову. Вы что-то хотели спросить, Скотников?
– Так точно, Данила Аркадьевич. Вы поручили мне подготовить учения. Какая будет вводная?
– Атака вампиров при поддержке ВВС США, – кинул Суворов, направляясь к выходу. – Я серьезно.
Невольно прыснув со смеху, следом за Суворовым поднялся Струев, и они вместе вышли в коридор.
– Базу надо менять, – задумчиво проговорил Суворов.
– Бьюсь об заклад, что ты и название ей уже подобрал, – сказал Струев.
– Не извольте сомневаться, – Суворов тронул сенсор вызова на коммуникаторе. – Я просил связь с Москвой. Что значит идет настройка антенны?! Так настраивайте! Даю пять минут.
– Данила, не будь такой занудой, – буркнул Струев.
– Нашим людям расслабляться нельзя, – ответил Суворов, – это даже хьюмены понимают.
Струев вдруг неожиданно остановился.
– Ты что это? – обернулся Суворов.
– Данила, вечно вы все меня сегодня с мысли сбить хотите, – Струев очередной раз приложился к бутылке. – Слушай, а ведь это мат.
– В каком смысле?
– В прямом. Шах и мат. Если идти по их пути, то это конец нашей цивилизации, а если не идти, то мы с тобой скоро умрем к чертовой бабушке от старости, и как ты тогда будешь уверен, что они не соблазнят и не облапошат наших преемников или преемников преемников?
– Тебе ж Соколов сказал: надо обеспечить преемственность политики в отношении хьюменов, – ответил Суворов, – как это сделать, я не знаю, но надо. В конце концов можно их всех переловить и передушить, чего бы это ни стоило. Их не может быть очень много. Что ты улыбаешься, чудик?
– А то, – Струев снова хлебнул коньяка, – ты, Данила, дураком-то не прикидывайся. Время на их стороне. Или ты собираешься Православную Цивилизацию превратить в фашизм? Тебя неплохо спровоцировали.
– Кто?! – Суворов надвинулся на Струева. – Сами хьюмены? На что?
– Почему ты так уверен в простоте устройства мира, Данила? – спросил Струев. – И потом, пусть даже хьюмены эти самые испугались тебя сейчас и описались со страху, но, повторяю, время на их стороне. Ты погоди, погоди, дорогой. Вот если им действительно нужно, чтобы мы снова там за что-то поборолись до последнего русского солдата, тогда да, им ждать тоже не хочется, но в таком случае мы ни хрена так и не поняли. Куда ни кинь, всюду клин. Тебе эта ситуация ничего не напоминает?
Суворов не отвечал с минуту, потом повернулся и пошел дальше по коридору.
– У нас нынче неплохой Президент, доцент, – бросил он через плечо, – он очень верно все говорит. Мы будем стоять на своем. У нас не может быть никаких гарантий, иначе мы были бы не мы. Мы будем защищаться и не поддаваться. И когда нас свалят, видимо, закончится и мир.
– А до того времени писать в штаны со страху будем мы. Это ты называешь стоять и не сдаваться?!
– И это тоже. И не плоди лишние сущности, доцент. Хватит с меня на сегодня, оставь, ради Бога!
Они дошли до операторской. Суворов толкнул дверь внутрь. Полковник Щерин и его помощник вскочили с мест и вытянулись во фрунт.
– Вольно, – сказал Суворов, – ну и какую антенну вы тут, господа офицеры, настраиваете? Что за бардак снова?!
– Данила, – Струев первый увидел глаза Щерина и потянул Суворова за рукав, затем схватил его на плечо, – Данила…
– Да что такое?!.
– Данила Аркадьевич…
– Что за черт, Щерин?! Конец света наступил наконец или что? Москва утонула? Антенну пропили? Радиоволны не подчиняются законам физики? Что?!
– Данила, – Струев уже почти сграбастал Суворова и стал разворачивать к себе лицом, спиной к пульту, ногой подпихивая ближе к себе свободный стул. Сильно мешала в левой руке открытая бутылка коньяка. – Данила, сядь…
Суворов снял коммуникатор и, сев на стул, опустил голову. Коммуникатор он рассеянно крутил между пальцами. Еще никто ничего не сказал, но уже что-то обрывалось внутри, руки и ноги начали становиться ватными, на лбу выступил липкий холодный пот. Струев все суетился вокруг, наконец встал позади спинки его стула и сжал его плечо.
– Данила Аркадьевич, – тихо проговорил Щерин, – у нас нет связи с персональным каналом Советника Филипповой.
Суворов не промолвил ни слова.
– На связи Советник Хабаров, – лейтенант-помощник подал Суворову телефонную трубку. Шнур тянулся от стационарного телефона спецсвязи. Антенна работала, Москва была на месте. Не было Анюты.
– Здесь Суворов, – глухо произнес в трубку Суворов.
– Здесь Хабаров, – услышал он в ответ.
– Коля, что с Анютой?.
– Данила, я сам ничего не понимаю. Я все время был рядом. Она была, как обычно, деловита, немного на взводе, но… Я выскочил за дверь добежать до сортира, Данила, и не успел сделать и десяти шагов, как услышал выстрел.
– Кто?!
– Данила, похоже, что она сама. Из подарочной «беретты». Мы сейчас разбираемся…
– Кто был у нее за последние 2 часа?
– Только я и… Она еще ходила в спецархив. Потом приходил техник подсоединить допотопный CD-привод. Я почти все время был с ней, она сама меня вызвала, когда вернулась из архива. Я и техника вызывал из ее кабинета…
– Ты не уберег ее, Коля, – почти прошептал Суворов и отбросил трубку, – и я тоже.
– Данила, тихо, – проговорил Струев. Он поставил бутылку на пол и теперь упирался в плечи Суворова двумя руками, – выйдите все!
– Иван Андреевич, мы не можем оставить операторскую…
– Все вон! – заорал Струев. Он уже чувствовал, как начали вздрагивать плечи Суворова. – Перенесите пост в запасную операторскую. Уходите, мать вашу!
Военные вышли. Данила затрясся и завыл.
– Стой, Данила, не надо, – Струев снова суетился вокруг, взял с пола бутылку, протянул Суворову, – на, выпей. Выпей, Данила! Черт, перестань!
– Ы-ы-ы-ы, – выл Суворов, – ы-ы-ы!.. Анюта… С-суки!..
– Помолчи, помолчи, Данила. Выпей, тебе говорят! Успокойся. Нельзя сейчас срываться, нельзя. Кроме Аннушки остались еще я и все остальные. Мы без тебя можем и скапуститься. Данила, перестань! Выпей!
Суворов, не глядя, ударил по руке Струева с бутылкой, та отлетела в угол и с грохотом разбилась. Струев какое-то время смотрел на свою ушибленную руку потом со всего маху залепил Суворову оплеуху.
– Прекрати, Данила! – закричал он Суворову прямо в лицо. – Ты что, думал, что все закончилось? Что жертв больше не будет?! Ты малинового звона хотел, мать твою? А вот хрен тебе по всей морде! Ты помнишь, как я запил и уехал? Я тоже хотел малинового звона и сорвался, не выдержал. Нет никакого малинового звона, Данила. Нет, не было и не будет. Есть только кровь и грязь. А где нет грязи, там дерьмо, понял?!
Суворов поднял глаза.
– Что же ты снова впрягся, чудик?
– Потому что я знаю только один народ, который способен столетиями потреблять кровь вперемешку с дерьмом и не получать несварение желудка. Вот и вся наша мистическая функция, милый, вот и вся до копейки причина, по которой этот мир еще стоит, а не провалился в тартарары! Господи, да что я тебе объясняю!..
– Не ори ты, у меня и так в ушах шумит, – сказал после паузы Суворов.
– Все, Данила, хорош. Утирай сопли и пошли. Походишь, народу покажешься, поумничаешь, потом баиньки. А завтра в Москву. Субботка, воскресеньице, отдохнешь и снова держать небо на каменных, мать их, плечах. Ну, идем?
– Идем, – согласился Суворов, – идем в четвертую переговорную. Куда ты ноутбук свой дел, умник?
– Остался в шестой.
– Коньяк ты не забыл, алкоголик!
– А ты, гад, разбил его!
– Я тебе попробую это компенсировать, – хмуро усмехнулся Суворов, – если обещаешь поделиться. Ты мне вот что скажи, доцент. Анюта… покончила с собой, видимо, сразу после прочтения диска…
– Что было на диске? – спросил Струев. – Данные о хьюменах?
– Да, почти все, что у нас было до сего дня, включая Гамбург и договор.
– В этом-то вся и проблема, Данила.
– Что ты имеешь в виду?
– Прочтя диск, она поняла все и, оставшись человеком, попыталась отвести от тебя угрозу. Может быть, прочтение диска тоже сыграло свою роль…
– Что ты несешь? – Суворов уткнул лицо в ладони. – Боже мой! Анюта…
– Перестань ныть, Данила, хватит! Она была латентным хьюменом.
– Что?!
– А вот то! – Струев сел на корточки перед Суворовым. – Представь себе: она нечто чувствует, но не находит объяснения. Она входит в правящую элиту России, и это временно стабилизирует ее, однако со временем она все более чувствует это нечто. И тут – диск. Она все понимает и пугается, прежде всего за тебя, дурак недоделанный. Она решает уничтожить себя. Нам надо срочно соорудить новый ДНК-тест и вообще думать, что делать по этому поводу.
Слегка оклемавшийся Суворов почувствовал, как снова начали становиться ватными ноги. События двадцатилетней давности встали перед ним, как если бы происходили вчера. Анюта спускается по лестнице ресторана, хлопает по плечу официанта…
– Батюшки-светы!.. – прошептал Суворов.
– Что такое? – спросил Струев.
– Ничего, – зло отозвался Суворов, – доцент, если б ты знал, как ты меня достал!
– А ты меня нет, что ли? – парировал Струев.
– Да пошел ты!
– Да, Данила, туго дело… Знаешь, какая у тебя основная проблема?
– Ну и?
– Ты клинически сильный человек. Ты патологически не слабак. Именно такие люди совершают самые страшные ошибки. Как же это вы с Аннушкой-то, а, Данила?
Суворов вскинул взгляд на Струева.
– Сейчас об этом догадаться несложно, – сказал тот, – хотя я понял это еще несколько дней назад, сопоставив все факты. А тогда… Я ведь не бог, Данила… Скажи мне, милый, а ребенок у вас есть?
– Да какой, к богу в рай, ребенок, доцент?! Была всего одна ночь в 2010 году.
– Мда-а… Ладно, ты мне теперь вот что скажи. Почему ты скрыл от Советников все эти дела с хьюменами после Гамбурга? Что молчишь? Ты полез в европейскую драку, чтобы доказать, что у хьюменов нет превосходства, а когда это превосходство обнаружил, решил не подвергать свой народ искушению. Ты боялся дать всем повод подумать, что мы не находимся, так сказать, на столбовой дороге развития цивилизации? Никогда не думал, что ты такой дурак!
Суворов молчал. Струев продолжил:
– Шла бы она эта столбовая дорога к такой-то бабушке! Мы тысячу лет защищаем маленький боковой тупичок на этой дороге, и пока этот тупичок не сдан внаем автолюбителям с большой дороги, пока в этом тупике живут люди, еще не все потеряно. Вот тебе и малиновый звон, Данила…
– Слушай, доцент, уйди, дай побыть одному.
– Не, Данила, не дам, – сказал Струев, – и пойдем мы вместе. Ну-ка глянь на меня. Так. Соплей не видать. Пошли. Не забудь поумничать.
Их остановил сигнал громкой связи в операторской. В динамиках раздался голос Щерина:
– Господа, на связи Советник Лян.
Оба ничего не ответили, поэтому первой прозвучала реплика Ляна:
– Данила, Иван, здравствуйте.
– Здравствуй и ты, коли не шутишь, – ответил Ляну Струев, – давай, говори, милый. Только, ради всего святого, без предисловий.
– Хорошо, без предисловий. Завтра заседание Совета. Вам надлежит принять в нем участие. Спецрейс уже готовится. Прошу быть.
У Суворова даже удивляться сил не было.
– Мы поняли, Лянушка, – ответил за обоих Струев, – что-нибудь еще?
– Нет, ничего, – ответил Лян, – до встречи.
Связь прервалась. Суворов поднял на Струев глаза и сказал:
– Объясни.
– Что здесь объяснять, – отозвался Струев, – все, что здесь происходило, знают и на той точке, где сидит Лян, и в Москве.
– Ну ты и крендель!.. И?
– И нас вызывают на Совет, чтобы примерно наказать. Одним словом, суббота с воскресеньем отменяется. Ситуация 23 разрешилась так, как и было запланировано.
– Кем?
– У тебя совсем мозги отсохли? Не нами, конечно. Слава богу, вскрыта опасность по ситуации 28, а Старшим Советником будет человек.
– Ты что же это, чудик, – вскинулся Суворов, – ситуацией 23 не занимался?! Свою любимую двадцать восьмую разрабатывал?
– Занимался, – ответил Струев, – как не заниматься… Просто если ситуация 23 существует три года, с ней ничего не поделаешь. Это закон природы, Данила.
– И что будет?
– Нас с тобой снимут или отстранят…
– Это мы еще посмотрим. А вообще?
– А вообще будет война. Непонятная, беспощадная и долгая. С кем – неизвестно. Ладно, хватит об этом. У нас осталось около четырнадцати часов, чтобы надраться и выспаться. Пойдем отсюда.
Они вышли в коридор.
– Хм… Совершенно некстати вспомнил, – на ходу проговорил Суворов, – знаешь, что в войсках называется «малиновым звоном»?
– Ну и что же?
– Переносной армейский термоядерный заряд.
– Это еще почему?
– Там при постановке на боевой взвод загорается малиновым цветом светодиод готовности. Сначала в жаргон вошло, а потом… Теперь название практически официальное. Такие дела…
Глава 18
База «Китеж». Местоположение засекречено.
Среда, 25 марта 2026 г. 10:30.
Положение Струева лучше всего подпадало под определение «интернирован по классу один», однако об интернировании ему никто не сообщал, да и вообще во всем была какая-то неопределенность. Ему заявили, что он «изолирован», но это был термин не из тех, которые, во всяком случае, раньше, определяли действия Советников. После очень короткого заседания Совета в 2024 году Суворов был смещен с поста Старшего Советника и вообще выведен из состава Совета. Новым Старшим Советником был избран Лян. В таком развитии событий Струев нисколько не сомневался. Он сказал тогда: «Что ж, могло быть хуже. Прости, Данила». Интересно, что по поводу Струева такого рода решение озвучено не было. «Забыли, что ли, второпях?..» Струев и Суворов были заключены под стражу и разделены. В Москве Струева содержали в самой большой и благоустроенной камере на минус четвертом этаже гостиницы «Москва». На все его расспросы о Суворове ему отвечали подробно, и Струев половине сказанного даже верил. Суворов был болен. Болен сильно. Воспаление коры головного мозга, ярко выраженная шизофрения с долгими периодами ремиссии, когда болезнь почти полностью отступала, цирроз печени и рак правого легкого. Создавалось полное впечатление, что организм титана враз перестал бороться сам за себя, и началось его полное разрушение. Суворова лечили, «Состояние его стабильное», – говорили Струеву, когда тот настаивал на своих вопросах, от него не скрывали: надежд на излечение нет никаких. В одном из разговоров его собеседник упомянул слово «интернированный». «Так Старший Советник интернирован?» – спросил тогда Струев. «Бывший Советник Суворов интернирован», – ответили ему. Однако, судя по всему, содержание больного интернированного бывшего Советника было более комфортным, чем содержание изолированного непонятно кого.В 2026 году сразу после Рождества Струева перевезли на базу «Китеж». Везли машиной, потом самолетом, потом снова машиной, из чего Струев сделал вывод, что база находится достаточно далеко от Москвы, если только специально для Струева не разыграли спектакль. На базе в его распоряжении была двухкомнатная камера со всеми удобствами, его хорошо кормили, не отказывали в книгах, видеофильмах, даже в алкоголе. Единственное, что ему запрещалось, так это покидать пределы камеры. Впервые осмотрев камеру, Струев усмехнулся: «Комфортнее, чем в Амстердаме, и трамваев наверняка не слышно». Здесь он впервые из телевизионных программ узнал, что происходит в стране и мире. У него было смешанное чувство: с одной стороны, он был рад, что страна все еще на месте, с другой стороны, он был потрясен тем, с чем миру пришлось столкнуться. И здесь его чувства снова раздваивались: новая угроза казалась ему действительно страшной и омерзительной, но то, что именно к противостоянию ей готовили его страну, вызывало в нем естественное возмущение. Он еще и еще раз спрашивал сам себя: можно ли было закрыться от этой угрозы, изолироваться, затаиться и позволить безумному миру самому разбираться с тем, что происходит. Ответа он не находил: слишком ужасной была угроза и слишком отвратительным и виновным казался ему мир. «Интересно, – подумал он как-то, – что Совет вообще думает по поводу того, что нас готовили для этой миссии?» Когда охранник в очередной раз принес еду, он спросил, может ли он написать Старшему Советнику Ляну. Ему ответили, что да, конечно, может, более того, о его сообщении позаботятся: оно немедля окажется у секретаря Сергея Кимовича. Струев попросил принести бумагу и ручку. Охранник на секунду замялся, словно раздумывая, потом ушел и вернулся с пачкой бумаги и обычной шариковой ручкой. Струев сел писать, но понял, что руки его окончательно потеряли этот навык. В следующий раз он попросил обеспечить его компьютером. Охранник отреагировал сразу и довольно спокойно.
– Какого класса, Иван Андреевич? – спросил он.
– Ноутбук с экраном и клавиатурой побольше.
– Подключение к сети обеспечить?
Струев потерял дар речи. Он еще не знал, какой доступ у него будет, но понял, что его подключат не просто к Интернету. Это означало, что все это время у него была возможность узнавать о происходящем не по телепередачам, а из секретной информсети.
– Каков будет мой доступ в сеть? Я имею в виду прежде всего внутреннюю сеть Совета, каналы спецслужб и политического руководства.
– Полный доступ, – ответил охранник. «Он ответил сразу, они все здесь давно знали ответ на этот вопрос!» – Но только в режиме чтения.
– Давайте компьютер и подключайте к сети.
Следующие два дня он просто не отходил от компьютера. Он впитывал информацию и сквозь призму разработанной им когда-то статсистемы, и посредством очень интересной новой программы обработки и сортировки информации с дурацким русским названием «Жернова». Когда он вполне осознал ситуацию, ему захотелось повеситься, напиться, рассмеяться и попроситься инквизитором-добровольцем на войну одновременно. Выбрав из всего перечня самый легкий путь, он потребовал у охранника бутылку виски. Ему сразу же принесли. Струев свинтил крышку и… не смог пить. Он убрал бутылку в холодильник и сел к компьютеру, на сей раз не для того, чтобы читать, а чтобы писать. Он писал вполне официальный рапорт Старшему Советнику. «Возможно, к этому никто и не подумает прислушаться, возможно, это все давно известно, и моя писанина бессмысленна, но я напишу это», – решил он. «Писанина» заняла у него четыре часа. Был вечер, и он лег спать, проспав спокойным сном восемь часов. Встав утром и позавтракав, он, запихивая остатки последнего бутерброда в рот, сел к компьютеру редактировать написанное накануне. Через два часа он потребовал диск для записи и конверт, а еще через пять минут передал охраннику конверт с диском, коротко бросив: «Ляну». Удивительно, но ответ он получил уже вечером того же дня. Пришла электронная почта на его компьютер в камере: «Мы с тобой очень скоро поговорим. Лян». Первым побуждением Струева было разбить со всего маху компьютер о стену. «Что он себе там думает! Он что, дрессировал меня все это время? Хочет, чтобы я начал работать, как в шарашке?!.» Однако ноутбук остался цел, а вот бутылка виски была наконец ополовинена. От обеда Струев отказался. Он лежал на диване и смотрел телевизор, переключая каналы. От ужина он тоже отказался и, допив бутылку виски, лег спать. Встав утром, он, к удовольствию уже начавшего нервничать охранника, позавтракал и сразу после этого получил электронную почту: «Прости. Был далеко. Сегодня. Лян». «Пошел ты!» – вслух буркнул Струев, однако потребовал чистое белье и одежду, сходил в душ, почистил зубы и побрился. Каково же было его удивление, когда ему принесли строгий костюм его размера, причем с учетом того, что на тюремных харчах он поправился, как минимум, на размер. Струев, не подавая вида, что волнуется, не спеша, переоделся, сел в кресло, закурил и стал смотреть телевизор. Когда он услышал знакомый шум сбрасываемого давления из пневматической системы, запирающей камеру, он только слегка повернул голову в направлении входа.
– Прошу, прошу, гостем будете, – бросил он и тут увидел, кто пришел: – Слава…
Струев порывисто встал, больно ударился ногой о журнальный столик, попытался отодвинуть его или кресло, потом неуклюже полез через подлокотник кресла. Все это время Петров терпеливо ждал, широко и приветливо улыбаясь. Струев наконец выбрался, и они обнялись.