Переночевав в дупле дерева Корней наутро продолжил путь. Верст через двадцать он подошел к цветущей долине. Оглядывая с пригорка расцвеченные цветами луга, островки светлых, как невесты, березняков, медные величественные колонны соснового бора с зелеными кудрявыми головами, меловые осыпи окружавших гор, Корней замер от восторга. Такого буйства красок он еще не видывал. Удивительно тихо было здесь. Просто сказочно тихо! Наверное так должен выглядеть рай.
В июне месяце тайга всегда красива, но здесь красота была совершенно необычной: какой-то особенно светлой и торжественной.
Не спеша продвигаясь по долине очарованный скитник не переставал восхищаться окружавшей его красотой.
Позже, вернувшись в скит, Корней часто с благоговением вспоминал чудесную долину, представляя себе ее живописную красоту, удивляясь, как удачно она защищена от ветров, сколько в ней красивых уголков. Мысль о том, что вдруг ему еще когда-нибудь приведется побывать там, приятно волновала его.
За долиной, на юге, опять пошли обомшелые пустынные хребты. Только были они пониже тех, что окружали их Впадину. Горы устремляли ввысь голые плечи кое-как прикрытые рваной мантией кедрового стланника.
Взобравшись на небольшой отрог, к которому примыкал скалистый утес, усталый путник устроил привал. Ноги гудели. За день все же одолел немало верст.
Оглядывая открывшуюся перед ним очередную долину взгляд скитника зацепился за дальние макушки деревьев над которыми возвышалось нечто похожее на шпиль часовни. Неужели долгожданный скит?
Горя от нетерпения, забыв про еду Корней побежал к скиту. Он уже не сомневался, что увидит скит. Точно, часовня! А вот и восьмиконечный крест над ней. Через десять минут он уперся в бревенчатый, местами повалившийся, частокол окружавший постройки.
Рядом, на пригорке, заросший высокой лесной травой погост. За частоколом завалившиеся остатки неглубокого колодезя. Одна часовенка с тесовой крышей стояла, не зная ветшания, целой и невредимой. Торжественно взметнув высокий тесовый шпиль в молчаливое небо она как бы одна молила небеса об успокоении душ вымершего скита и все надеясь на воскрешение населения.
В часовне, из темного угла, сквозь пыльную паутину с высохшими мухами на него взирали огромные скорбные глаза Божьей матери и суровые лики святых.
Что-то зашевелилось в паутине и Корней узрел единственного живого обитателя - большого коричневого паука с крестом на спине. Потревоженный хозяин часовни медленно уполз в щель между бревнами под иконы.
В нескольких избах, на нарах, лежали истлевшие скелеты. На одной лежанке, среди костей, сиял необыкновенный камень размером с куриное яйцо. Это был агат с восхитительно красивым рисунком, напоминающим белые странички погруженные в прозрачное желе. С "верхней" странички таинственно смотрело голубое око, окруженное серыми, жемчужного блеска концентрическими окружностями, словно нимбом. От этого ока как-будто исходило особое излучение.
Рука невольно потянулась к нему. Корней положил камень в ладонь, стал всматриваться в око и почувствовал, что никак не может отвести взгляд от этого магического ока. У него перед глазами поплыли жемчужные круги и...(из истории вымершего скита).
За две недели проведенные в этой долине Корней обнаружил еще около десятка брошенных скитов. Все они соединялись между собой заросшими, но еще немного заметными тропами-дорогами.
Просто удивительно как много здесь оказалось поселений с еще крепкими постройками. Только почему все они обезлюдели? Толи всеобщая хворь, толи бежали от притеснений новой власти? А может прав старец Маркел, говоря, что скиты гибнут от проникновения в них ереси, от того, что в вере не крепки оказались, соблазнам мирским поддались, либо в язычество скатились.
На самой южной окраине долины в одном из таких заброшенных поселений Корней встретил красивого, с благородным профилем человека средних лет, но уже с искрящейся сединой шевелюрой и почти совсем белой бородой. Его благородная внешность и кроткое выражение лица никак не вязались с той обтрепанной одеждой в которую он был облачен.
Корней узнал, что здесь он недавно. До революции преподавал в Томском университете старославянский язык. Имел звание профессора. Спасаясь от бойни гражданской войны бежал в тайгу. Зиму пережил кочуя с эвенками. По весне двинулся на поиски староверов, зная, что в этих краях немало их поселений. Но когда, наконец, добрался сюда, то увидел и здесь сплошное разорение.
-Дела плохи нынче в России. Смута после заговора антихристов страшная, раздоры небывалые повсеместно, крайнее падение веры и брожение в умах.
Узнав, что Корней из по сей день здравствующего Варлаамовского скита, он просиял.
-Слыхал про ваш благочестивейший скит от эвенков, но крепко больно отгородились вы святыми молитвами, никто не ведает дороги к вам. На вас у меня единственная надежда в обретении покоя.
Продолжать поиски жилых поселений в южной тайге больше не имело смысла. Если двигаться дальше на юг, то там уже начинается "жило" гонителей не только старой , но и любой другой веры. По словам ученого, "там всех страшная порча настигла: разум помутился, дошли люди до братоубийства, до предательства детьми своих родителей - настоящее светопреставление".
Недаром говорят - "свой свояка видит издалека". Даже непродолжительная беседа с ученым убедила Корнея в благочестии и добронравии незнакомца и он не смог отказать настоятельной просьбе взять его в скит.
-Но помни, я тебя только приведу в скит, а дозволят ли тебе остаться, решать не мне, - предупредил Корней.
Всю обратную дорогу путников мучала духота от стоявшей жары. Долго не заходящее солнце и безветрие превратило сырую тайгу в парную баню. Во влажной жаре тайга разомлела, выпустила слезы смолистых капель. Наполнилась густым ароматом хвои и трав.
От удушающих влажных испарений было трудно дышать. Они шли все мокрые от пота и влаги пропитавшей воздух. Сквозь зеленую крышу из сомкнутых крон свет едва пробивался к земле. Ветер, итак едва живой, застревал в верхнем ярусе веток. Душный воздух стоял внизу неподвижно, тревожимый только падением совсем сгнивших стволов. Многодневная душегубка закончилась как только они поднялись на продуваемые всеми ветрами отроги южного хребта.
После изнурительной, измотавшей многодневной духоты с ночевками в тучах гнуса вид Впадины и до смешного крохотного скита с вершины последнего перевала обрадовал Корнея до такой степени, что он был готов бежать не щадя ног к чуть различимому отсюда родительскому дому, но тем не менее Корней первым делом провел ученого к дому наставника общины святому Маркелу. Тот сидел под исполинским высохшим кедром оставленным еще в период строительства скита.
Этот выбеленный мощный скелет таежного патриарха возвышался над всеми зелеными собратьями на пять саженей и сколько помнил себя Корней столько и стоял он белоствольный, корявый так всегда не меняя своего облика ни летом, ни зимой. Все вокруг менялось, а он стоял растопырив узловатые голые ветви как образ могучего непреклонного старика над которым не властно время. Пустотелый ствол по всей длине зиял множеством таинственных дупел. Ветер проникал в них и исполнял торжественные гимны этому образу могучего старика олицетворяющему стойкость неподвластного времени старика. От этих вибрирующих звуков ствола при сильном ветре даже земля вокруг начинала дрожать.
Увидев старца ученый отдал ему земной поклон и перекрестившись двумя перстами смиренно попросил выслушать его. Маркел недолго беседовал с ученым, он был поражен его образованностью и глубоким знанием преданий и истории старозаветного православия.
После вечерней молитвы в доме у Луки собрались старики и туда же Маркел привел ученого. На чисто выскобленные доски стола счастливая мать уже разложила посуду, ложки, полотенца, кушанья без счета. От всего этого веяло домашним уютом и хозяйским достатком.
Корней подробно поведал собравшимся в горнице старикам о том, что видел. Все были опечалены вестью о запустении и безлюдстве южных скитов, разрушении монастыря. Ученый в свою очередь рассказал о новых порядках царящих теперь во всей России и, с разрешения Маркела, прочитал замечательную проповедь о протопопе Аввакуме, чем сразу завоевал расположение стариков. Они стали расспрашивать о его предках.
К всеобщему удивлению выяснилось, что ученый происхождением из доброго дворянского рода и отец его являлся двоюродным братом почтенного князя Константина. Хоть и велика земля Российская, да тесно переплетены в ней людские судьбы. Горечь от того, что южные скиты обезлюдели сменилась радостью от появления в их общине близкого родственника всеми почитаемого великомученника и первооснователя скита.
В ученом обнаружилось в высшей степени приятное сочетание добрых свойств верного набожного старообрядца с глубокой и всесторонней просвещенностью и знанием современной жизни в миру.
Беседа затянулась допоздна пока наконец, наконец, Лука не предложил:
-По русскому обычаю, по старому завету, гостя в бане парят. Пойдемте прочистим жаром грешную плоть свою.
Баню вытопили сухими березовыми дровами. Дали выстояться. Диву дался ученый войдя в баню. Такой баней сроду никто не угощал его. Пол в предбаннике устлан пахучим сеном. Пышущая жаром печь завалена горой речных валунов. В бане на полках лежали обданные кипятком благоухающие травы: мята, чабер, донник. В углу стояла большая бочка с водой.
Запарили березовый веник вместе с багульником и кедровой хвоей. Черпанул ковшом и плеснул темный настой на каменку. Стало нечем дышать и словно огнем охватило тело. мужиков проняло потом.
Таким макаром, неспеша поддавая парку, разогрели баньку до того, что засмолились стены. Словно глаза затеплились и увлажнились навернувшимися слезинками тягучей смолы, сучки потолочных плах. Тело погрузилось в приятную истому.
Хлестались изо всей силы жарким, как огонь веником.
-Поддай, поддай еще! - в восторге покрикивал отцу Корней, - Прибавь парку! У-у, хорошо!.
Раскалившись до нутра он спрыгнул с полка и стремглав вылетев из бани бросился в яму ниже родника. Поостыв вбежал назад и принялся хлестаться пуще прежнего.
После бани все выпили по жбану настойки брусники. Долго сидели на лавке в предбаннике без конца вытирая спину и грудь. Еще выпили. И еще потели и все легче дышалось телу. Оделись во все чистое.
Ночью Корнея разбудила неясная тревога. Сначала смутная, словно тихий невнятный шепот, а перед рассветом он уже совсем не мог найти места от беспокойства.
-Дед? Неужто что случилось?
К притулившейся к серой, покрытой лишайниками скале лачуге деда он почти бежал. Пес поднялся навстречу тяжело и неуклюже. Для приличия вяло махнул хвостом. Сердце придавило гнетущее предчувствие.
Деда Корней нашел лежащим на нарах. Вид вытянувшегося костлявого тела не оставлял сомнений. Корней пощупал лоб - холодный.
-Опоздал! Деда, а я ведь привел в скит племянника твоего князя. Как жалко, что ты не дожил до этого! А посмотрел бы ты какое нетленное око я тебе принес.
В лачугу бочком, по-стариковски медленно прошел Космач. Потерся о ноги и сочувственно заглянул Корнею в глаза.
-Как тебе одному, Космач?
- Плохо друг, ой как плохо, но охраняю. Служба есть служба, - говорила его поза и грустные глаза.
-Надо идти за людьми. Ты пока здесь жди, не оставляй хозяина.
Корней направился по тропинке в скит, но не пройдя и пятидесяти сажень вернулся вспомнив про агат, лежащий кармане. Зайдя в каморку он застыл, крестясь:
-Чур, чур меня!
Старец сидел на шкуре с открытыми глазами. Увидев Корнея, чуть слышно произнес.
-Дождался я тебя, слава Богу!
Корней со слезами бросился обнимать деда и захлебываясь сказал:
-А я тебе нетленное око принес, - и с этими словами протянул старику камень с голубым глазом, - я тебе, деда, все, все расскажу...
-Погоди, сынок. Чую, мой срок земной истекает. Ждет Мать Сыра Земля. Прошу тебя, сохрани мои записки. Тут летопись нашей общины, мои умозаключения о жизни, лекарские наставления, полный травник. Ты их читал. Людям тоже пригодится. Богомольные книги в скит снеси. Пусть они там хранятся. Космача не оставьте. Старый он уже. Ухода требует. Мой наказ тебе - Худого во всю свою жизнь не делай. За нашу веру стой с твердостью непоколебимой. Старое православие духовная основа для счастия человека. Наш храм не церковь, а творения Божьи: горы, тайга, ее обитатели. Живи в ладу с ними и с заповедями Христа. Мертвого на Земле- матушке ничего нет. Все живые, а живому любовь и милосердие нужны. Через них и счастие повсеместно настанет. В мыслях не греши, злобу, да кривду гони из сердца. Душу в чистоте держи. Без креста, без молитвы и шагу не ступай, ни одного дела не твори. Тогда жизнь твоя и на небесах благодатью продлится. Плоть бренна. Бренны и дела людские, хотя они часто надолго переживают плоть. Дух лишь вечен. О нем заботься.
-Деда, а я знаешь кого нашел? Прямого наследника , племянника князя Константина. Очень ученый человек. Глубоко нашу веру знает.
-Не зря, сынок, именно ты его нашел. Для того тебя Бог и наделил любовью к странствиям.
Сказал, лег и тихо умер. На этот раз по-настоящему.
Корней безмерно скорбел по деду Никодиму. Он любил старца. Любил нежно и глубоко. Дед был ему настолько близок, что внук ясно сознавал, что потерял самого близкого по духу человека. И как только начинал думать о нем, на него тут же накатывалась такая неизбывная тоска, что он никого не мог видеть, ни с кем не желал разговаривать. Все валилось из рук. В голову лезли мысли о том, что на самом деле вполне мог бы воротиться из похода немного раньше и хоть несколько последних дней побыть с дедом. И, может быть, даже вылечить его , но если бы и это не удалось, то просто быть рядом. Эта горькая мысль не давала ему покоя.
Видя такое состояние сына Лука, пытаясь отвлечь его, предложил:
-Сынок, сходил бы ты к своим водопадам. Ты же знаешь, вода сможет тебя успокоить.
Обычно, придя к водопадам, Корней под них никогда сразу не вставал. Он любил постоять сначала на береговом уступе, полюбоваться красотой каскада. И сейчас он встал на свое обычное место. Порыв ветра, налетевший с речки, несколько раз обдал влажной пылью, тело каждый раз вздрагивало и постепенно стало наполняться жизненной энергией.
С этого места хорошо было видно, как речка, достигнув края уступа беззвучно срывалась в бездну загибающейся сплошной лентой. Которая, в падении, также беззвучно распадалась сначала на крупные, а чем ниже, тем более мелкие гроздья и с многоголосым шумом погружалась в кипящий котел, покидая его вся в пене. Объемные клочья, словно белоснежные парусники, с панической торопливостью устремлялись прочь от клокочущего котла по бурунистому течению до следующего водопада.
Некоторые клочья, более близкие к берегу, волей неожиданных вывертов течения, заносило в небольшой заливчик и они, собираясь там в большие и малые флотилии, кругами гонялись по поверхности друг за другом.
Там, где медленный водоворот выносил пену ближе к основному течению реки происходило бегство самых быстроходных "парусников" в короткое свободное плавание, а взамен снова и снова поступало свежее подкрепление.
Эта картина кругооборота пены благотворно подействовала на Корнея. Когда он глядел на этот бесконечно меняющийся цикл все грустные, тяжелые мысли постепенно отступали, он невольно стал думать, что и в жизни во всем так. Уходят старые звери, им на смены являются молодые. Рушатся одни деревья им на смену встает молодая поросль. А вот у меня смены нет. Так что надо жить до наследника, чтобы не прервалась наша ниточка.
В голове и в душе у Корнея прояснилось, теперь следует привести в порядок тело. Хорошенько потрясти, пробудить и восстановить жизненную энергию.
Корней разделся и, забравшись на омываемую пенными бурунами посреди кипящего котла глыбу, подставил тело под мощный низвергающийся поток. Он оглушал, мощно сотрясал его тело, массируя и трепля каждую мышцу. Плоть вибрировала под упругими ударами воды выбивавших прочь из тела всю вялость, подавленность, они как бы стекали вместе со струями и уносились прочь речным потоком. Мышцы наливались мощным током жизненной силы.
После такого омовения Корней почувствовал себя заново рожденным. К нему пришло понимание того, что жизнь не остановилась. Что он молод и полон сил, и что лучшей памятью для деда будет продолжение его святого дела сохранения чистоты веры в душах людей, изгнание хвори из тел и , самое главное, продолжение рода. Не зря же он передавал ему свои знания, наставлял в вере, обучал лекарству. Только таким образом можно продлить память о нем. От этих мыслей отлегло у Корнея на сердце.
Шли годы. Померли Никодим, Тихон. Спустился с гор совсем состарившийся Горбун. Женились, обзавелись детьми Корней и Ученый. Совсем древним стал Маркел. Бог его хранил на белом свете девяносто седьмой год. Ученый постепенно становился самым уважаемым в скиту человеком. Много часов он проводил с Маркелом и часто читал проповеди. Предания и заветы глохли, но послушание воле старших не ослабевало и даже укреплялось в крови молодых обитателей общины.
Они беспрекословно и с охотой смиренно покорялись малейшему движению руки и брови наставника Маркела.
Простая, строгая жизнь во славу Божью, без накопительства и зависти, с братским отношением к тайге и зверям воспитали в душах скитожителей такое устойчивое равновесие и светлодушие, которое ограждало от соблазнов и не пускало в их тела недуги.
Трудолюбивая, крепкая община жила по старым заветам. В ней господствовал культ здоровья, неутомимого труда, дружелюбное отношение внутри общины, почитание старших и фанатичная вера в Бога. Жили, одним словом, по старой вере.
Укромное положение и длительная изоляция христолюбцев помогли ей сохранить эту веру в первозданном виде.
Зимой, после Рождества Христова, слег белоголовый наставник. Его загорелое, изрытое морщинами лицо покрыла испарина, старческий туман погасил ясность взора. Вытянувшись на лежанке он тихо молился. Иногда Маркел приоткрывал глаза и начинал говорить слабым, но внятным голосом находившемуся при нем неотлучно в эти дни Ученому
-Ухожу из этой жизни счастливым. Знаю, все что берег эти годы будет сохранено. Одно меня тревожит - все это еще не скоро востребуется несчастной Россией. Поэтому вдвойне рад, что могу передать святые реликвии в надежные руки. Уверен, что именно тебя община определит наставником.
Ученый был страшно сконфужен такими словами:
-А правильно ли это будет? Знаю, что люди тянутся и доверяют мне, не считают меня чужим, тем более, что я по крови потомок основателя общины, но ваша община прошла столько испытаний, что будет более справедливым , если кто-нибудь из старожилов станет наставником.
-Спорить не зачем. Народ сам решит, но я так долго живу, что наперед знаю будущее. Мой тебе совет - держись в жизни правила простой справедливости и личной добросовестности. Во всех делах опирайся на Корнея. Хоть он не больно любит проводить время в молитвах, а любит болтаться по тайге среди зверья, но душа у него чистая, верная. Может потому и звери тянутся к нему. Ну да и он остепенится, тем более недавно женился.
Временами лицо старца озарялось счастливой блуждающей улыбкой. В такие минуты Ученый понимал, что мудрый учитель нравственности унесся в своих мыслях далеко. Подтверждая его догадку Маркел, ни к кому не обращаясь с чувством сказал:
-Эх, было времечко - не воротишь!
- Много тяжких испытаний ваша община перенесла, но не зря вы все это терпели. Вам не ведомо, а я видел своими глазами - богоненавистники в полное безумство впали. Богохульствуют, кощунствуют, прах и память предков оскверняют. Даже от Никоновских порядков отказались. Кресты порушили, дошли до разрушения Храмов Божьих. Господа гневают. Не может он бесконечно терпеть такого блуда в умах детей своих. Старое православие это твердыня, основа для возрождения российского народа.
-Верные слова. Не ошибся я в тебе, - одобрил старец Маркел, - потому старую веру и бережем, что она единственно приемлемая и правильная для России. Еще в самом начале раскола наши праведники предостерегали, что Никоновы новины не дадут для русского человека ничего, акромя отвращения от самой веры.
-Да, верно, старая вера была близка и понятна сердцу каждого. Чую, грядет пробуждение. Прозреют умы человеческие. Уверен, изгонят нечестивых слуг дьявола с земли русской. А нам надобно до поры еще пуще беречь основы православия, сохранить для России-матушки святые реликвии - символы веры истинной. Настанет время и востребуются они для возрождения истинного православия нашей многострадальной Родины преданной властными корыстолюбцами, христопродавцами,- с волнениями говорил Ученый.
Старец снял с шеи ключи от обитого железными полосками знаменитого сундука с хранящимися в нем староверческими святынями, златом фигурным и подал Ученому.
Ближе к вечеру старец послал за Корнеем. Он явился немедля и встал подле лежанки.
-Слышал я, чадо ты мое возлюбленное, нынешней ночью глас трубы смертной. Детей мне бог не дал. Ты мне всегда был вместо сына и вместо внука. С дедом твоим мы по завещанию великомученника князя Константина вели нашу общину сквозь все невзгоды и испытания. Хочу чтобы ты, чадо возлюбленное, предсмертные мои часы стоял у моего изголовья. Вся моя надежда на вас двоих. Я знаю, что ты Корней душой чист, но пристойно живи, люби ближнего и Господа своего, не возносись над людьми разумом и гордыней.
Осенил Корнея двумя перстами и сник от усталости и волнения. Смиренно глядя на лик Христа вытянулся в ожидании кончины, но силы вернулись ненадолго и он подал голос напоследок:
-Придет беда никогда не сдавайтесь. Боритесь до последнего вздоха и Создатель непременно дарует свою милость и спасение вам. Окажет Бог милость буду на том свете вашим ходатаем.
Ночью Маркел отошел в мир иной. Глубокие старческие морщины расправились и на лицо легла печать какой-то особой, свышеданной благодати.
Ученый подошел к всю ночь просидевшему у тела Старца Корнею. Сочувственно похлопал его по плечу.
-Да, дорогой друг. Все имеет свой конец. Человеческая жизнь к сожалению хрупка и недолговечна. В юности человек глуп, суетлив и растрачивает себя по мелочам. Позже приходит зрелость и ум. Появляются по-настоящему осознанные жизненные идеалы, стремления, но с ними же приходят сотни болячек, немощь-старость. Оглянешься, а за плечами нет ничего или же так мало, что начинаешь тосковать по напрасно ушедшей жизни.
Ученый строго следовал заветам Маркела и ладно вел большое общинное хозяйство. Нарушить установленный порядок было для него невозможным грехом.
Жизнь действительно не стоит на месте. Умерли состарившись Лютый и Снежок, но Корней привыкший всю жизнь возиться и общаться с дикими зверьми подобрал неизвестно по какой причине брошенного матерью медвежонка, быстро ставшего всеобщим любимцем. Его прозвали за потешную походку Потапычем.
Знамение небесное.
Однажды, в знойный летний полдень из-за хребта послышался легкий рокот и вскоре показалась черная точка. Она росла. Густым басом, словно рассерженный шмель она прогудела над головой превратившись в чудную четырехкрылую птицу с множеством глаз спереди и по бокам и двумя лапами. похожими на лодочки.
Всех скитников пронзила догадка.
-Неужто небесный посланник!?
Корней в это время находился в избе и вслушивался в нарастающий рокот с удивлением.
-Вода что ли поднимается на реке? С чего бы?, - подумал он, но рокот перерос в сильный грохот и Корней выскочил во двор.
Огромная механическая птица снижаясь пролетела над скитом и свернула к озеру, где, судя по тому что шмелиное гудение смолкло, села.
-Такая большая птица не сможет сесть на дерево! По лапам она водоплавающая. Пожалуй на озере села.
Несколько скитников с Корнеем пошли в сторону озера искать исполинскую птицу и понять, что означает ее появление. За ними увязался Потапыч. Он , на ходу читая послания ветра то забегал, смешно встряхивая заплывшим от жира задом вперед, то , найдя что-то интересное, ненадолго отставал.
Гидросамолет приводнился неудачно. Оба пилота и молоденькая девушка-врач были живы, но самолет, ударившись о чуть прикрытый водой камень, затонул. Люди добрались на резиновой лодке до берега и обсуждали куда им идти, в какой стороне они видели поселение.
В это время прямо на них выскочил косматый медведь. Девушка в ужасе завизжала. Пилот выхватил пистолет и выстрелил в упор. Пуля попала в плечо. Зверь протяжно заревел от боли и поднялся на задние лапы, обернулся к Корнею. В это время раздался второй выстрел. Потапыч недоуменно прижал лапу к пробитому сердцу. На его глазах навернулись слезы, изо рта потекла кровь.
Выбегающие из леса скитники закричали:
-Не стреляйте, не стреляйте! - но было поздно.
Медведь испустил дух.
Потрясенные староверы с ужасом смотрели на людей в странных одеждах и распростертого на земле Потапыча и долго не могли говорить, а только истово молились.
Да и не получался разговор. Люди с неба были без крестов, от них пахло табаком. Они говорили непонятные слова. Допытывались про дорогу в неведомый Новый город.
Вести нехристей в скит Корней не позволил и оставив продукты молвил им:
- Отсюда никуда не ходите. Завтра я вернусь и провожу вас к эвенкам, а уж они выведут туда, где много людей.
Ночью Корнею приснилось, что огромная четырехкрылая птица с лицом той красивой девушки пролетая над их часовней опускаясь схватила когтями Маркелов сундук и, изрыгая дым и пламя, скрылась за горами.
Корней в ужасе вскочил. Отворил окно. Над горами безмолвно мигали. Корней сел на кровать. Им овладело какое-то странное, неведомое ранее чувство. Зловещее предзнаменование. Глубоко в сердце пробуждалось страстное томление.
В июне месяце тайга всегда красива, но здесь красота была совершенно необычной: какой-то особенно светлой и торжественной.
Не спеша продвигаясь по долине очарованный скитник не переставал восхищаться окружавшей его красотой.
Позже, вернувшись в скит, Корней часто с благоговением вспоминал чудесную долину, представляя себе ее живописную красоту, удивляясь, как удачно она защищена от ветров, сколько в ней красивых уголков. Мысль о том, что вдруг ему еще когда-нибудь приведется побывать там, приятно волновала его.
За долиной, на юге, опять пошли обомшелые пустынные хребты. Только были они пониже тех, что окружали их Впадину. Горы устремляли ввысь голые плечи кое-как прикрытые рваной мантией кедрового стланника.
Взобравшись на небольшой отрог, к которому примыкал скалистый утес, усталый путник устроил привал. Ноги гудели. За день все же одолел немало верст.
Оглядывая открывшуюся перед ним очередную долину взгляд скитника зацепился за дальние макушки деревьев над которыми возвышалось нечто похожее на шпиль часовни. Неужели долгожданный скит?
Горя от нетерпения, забыв про еду Корней побежал к скиту. Он уже не сомневался, что увидит скит. Точно, часовня! А вот и восьмиконечный крест над ней. Через десять минут он уперся в бревенчатый, местами повалившийся, частокол окружавший постройки.
Рядом, на пригорке, заросший высокой лесной травой погост. За частоколом завалившиеся остатки неглубокого колодезя. Одна часовенка с тесовой крышей стояла, не зная ветшания, целой и невредимой. Торжественно взметнув высокий тесовый шпиль в молчаливое небо она как бы одна молила небеса об успокоении душ вымершего скита и все надеясь на воскрешение населения.
В часовне, из темного угла, сквозь пыльную паутину с высохшими мухами на него взирали огромные скорбные глаза Божьей матери и суровые лики святых.
Что-то зашевелилось в паутине и Корней узрел единственного живого обитателя - большого коричневого паука с крестом на спине. Потревоженный хозяин часовни медленно уполз в щель между бревнами под иконы.
В нескольких избах, на нарах, лежали истлевшие скелеты. На одной лежанке, среди костей, сиял необыкновенный камень размером с куриное яйцо. Это был агат с восхитительно красивым рисунком, напоминающим белые странички погруженные в прозрачное желе. С "верхней" странички таинственно смотрело голубое око, окруженное серыми, жемчужного блеска концентрическими окружностями, словно нимбом. От этого ока как-будто исходило особое излучение.
Рука невольно потянулась к нему. Корней положил камень в ладонь, стал всматриваться в око и почувствовал, что никак не может отвести взгляд от этого магического ока. У него перед глазами поплыли жемчужные круги и...(из истории вымершего скита).
За две недели проведенные в этой долине Корней обнаружил еще около десятка брошенных скитов. Все они соединялись между собой заросшими, но еще немного заметными тропами-дорогами.
Просто удивительно как много здесь оказалось поселений с еще крепкими постройками. Только почему все они обезлюдели? Толи всеобщая хворь, толи бежали от притеснений новой власти? А может прав старец Маркел, говоря, что скиты гибнут от проникновения в них ереси, от того, что в вере не крепки оказались, соблазнам мирским поддались, либо в язычество скатились.
На самой южной окраине долины в одном из таких заброшенных поселений Корней встретил красивого, с благородным профилем человека средних лет, но уже с искрящейся сединой шевелюрой и почти совсем белой бородой. Его благородная внешность и кроткое выражение лица никак не вязались с той обтрепанной одеждой в которую он был облачен.
Корней узнал, что здесь он недавно. До революции преподавал в Томском университете старославянский язык. Имел звание профессора. Спасаясь от бойни гражданской войны бежал в тайгу. Зиму пережил кочуя с эвенками. По весне двинулся на поиски староверов, зная, что в этих краях немало их поселений. Но когда, наконец, добрался сюда, то увидел и здесь сплошное разорение.
-Дела плохи нынче в России. Смута после заговора антихристов страшная, раздоры небывалые повсеместно, крайнее падение веры и брожение в умах.
Узнав, что Корней из по сей день здравствующего Варлаамовского скита, он просиял.
-Слыхал про ваш благочестивейший скит от эвенков, но крепко больно отгородились вы святыми молитвами, никто не ведает дороги к вам. На вас у меня единственная надежда в обретении покоя.
Продолжать поиски жилых поселений в южной тайге больше не имело смысла. Если двигаться дальше на юг, то там уже начинается "жило" гонителей не только старой , но и любой другой веры. По словам ученого, "там всех страшная порча настигла: разум помутился, дошли люди до братоубийства, до предательства детьми своих родителей - настоящее светопреставление".
Недаром говорят - "свой свояка видит издалека". Даже непродолжительная беседа с ученым убедила Корнея в благочестии и добронравии незнакомца и он не смог отказать настоятельной просьбе взять его в скит.
-Но помни, я тебя только приведу в скит, а дозволят ли тебе остаться, решать не мне, - предупредил Корней.
Всю обратную дорогу путников мучала духота от стоявшей жары. Долго не заходящее солнце и безветрие превратило сырую тайгу в парную баню. Во влажной жаре тайга разомлела, выпустила слезы смолистых капель. Наполнилась густым ароматом хвои и трав.
От удушающих влажных испарений было трудно дышать. Они шли все мокрые от пота и влаги пропитавшей воздух. Сквозь зеленую крышу из сомкнутых крон свет едва пробивался к земле. Ветер, итак едва живой, застревал в верхнем ярусе веток. Душный воздух стоял внизу неподвижно, тревожимый только падением совсем сгнивших стволов. Многодневная душегубка закончилась как только они поднялись на продуваемые всеми ветрами отроги южного хребта.
После изнурительной, измотавшей многодневной духоты с ночевками в тучах гнуса вид Впадины и до смешного крохотного скита с вершины последнего перевала обрадовал Корнея до такой степени, что он был готов бежать не щадя ног к чуть различимому отсюда родительскому дому, но тем не менее Корней первым делом провел ученого к дому наставника общины святому Маркелу. Тот сидел под исполинским высохшим кедром оставленным еще в период строительства скита.
Этот выбеленный мощный скелет таежного патриарха возвышался над всеми зелеными собратьями на пять саженей и сколько помнил себя Корней столько и стоял он белоствольный, корявый так всегда не меняя своего облика ни летом, ни зимой. Все вокруг менялось, а он стоял растопырив узловатые голые ветви как образ могучего непреклонного старика над которым не властно время. Пустотелый ствол по всей длине зиял множеством таинственных дупел. Ветер проникал в них и исполнял торжественные гимны этому образу могучего старика олицетворяющему стойкость неподвластного времени старика. От этих вибрирующих звуков ствола при сильном ветре даже земля вокруг начинала дрожать.
Увидев старца ученый отдал ему земной поклон и перекрестившись двумя перстами смиренно попросил выслушать его. Маркел недолго беседовал с ученым, он был поражен его образованностью и глубоким знанием преданий и истории старозаветного православия.
После вечерней молитвы в доме у Луки собрались старики и туда же Маркел привел ученого. На чисто выскобленные доски стола счастливая мать уже разложила посуду, ложки, полотенца, кушанья без счета. От всего этого веяло домашним уютом и хозяйским достатком.
Корней подробно поведал собравшимся в горнице старикам о том, что видел. Все были опечалены вестью о запустении и безлюдстве южных скитов, разрушении монастыря. Ученый в свою очередь рассказал о новых порядках царящих теперь во всей России и, с разрешения Маркела, прочитал замечательную проповедь о протопопе Аввакуме, чем сразу завоевал расположение стариков. Они стали расспрашивать о его предках.
К всеобщему удивлению выяснилось, что ученый происхождением из доброго дворянского рода и отец его являлся двоюродным братом почтенного князя Константина. Хоть и велика земля Российская, да тесно переплетены в ней людские судьбы. Горечь от того, что южные скиты обезлюдели сменилась радостью от появления в их общине близкого родственника всеми почитаемого великомученника и первооснователя скита.
В ученом обнаружилось в высшей степени приятное сочетание добрых свойств верного набожного старообрядца с глубокой и всесторонней просвещенностью и знанием современной жизни в миру.
Беседа затянулась допоздна пока наконец, наконец, Лука не предложил:
-По русскому обычаю, по старому завету, гостя в бане парят. Пойдемте прочистим жаром грешную плоть свою.
Баню вытопили сухими березовыми дровами. Дали выстояться. Диву дался ученый войдя в баню. Такой баней сроду никто не угощал его. Пол в предбаннике устлан пахучим сеном. Пышущая жаром печь завалена горой речных валунов. В бане на полках лежали обданные кипятком благоухающие травы: мята, чабер, донник. В углу стояла большая бочка с водой.
Запарили березовый веник вместе с багульником и кедровой хвоей. Черпанул ковшом и плеснул темный настой на каменку. Стало нечем дышать и словно огнем охватило тело. мужиков проняло потом.
Таким макаром, неспеша поддавая парку, разогрели баньку до того, что засмолились стены. Словно глаза затеплились и увлажнились навернувшимися слезинками тягучей смолы, сучки потолочных плах. Тело погрузилось в приятную истому.
Хлестались изо всей силы жарким, как огонь веником.
-Поддай, поддай еще! - в восторге покрикивал отцу Корней, - Прибавь парку! У-у, хорошо!.
Раскалившись до нутра он спрыгнул с полка и стремглав вылетев из бани бросился в яму ниже родника. Поостыв вбежал назад и принялся хлестаться пуще прежнего.
После бани все выпили по жбану настойки брусники. Долго сидели на лавке в предбаннике без конца вытирая спину и грудь. Еще выпили. И еще потели и все легче дышалось телу. Оделись во все чистое.
Ночью Корнея разбудила неясная тревога. Сначала смутная, словно тихий невнятный шепот, а перед рассветом он уже совсем не мог найти места от беспокойства.
-Дед? Неужто что случилось?
К притулившейся к серой, покрытой лишайниками скале лачуге деда он почти бежал. Пес поднялся навстречу тяжело и неуклюже. Для приличия вяло махнул хвостом. Сердце придавило гнетущее предчувствие.
Деда Корней нашел лежащим на нарах. Вид вытянувшегося костлявого тела не оставлял сомнений. Корней пощупал лоб - холодный.
-Опоздал! Деда, а я ведь привел в скит племянника твоего князя. Как жалко, что ты не дожил до этого! А посмотрел бы ты какое нетленное око я тебе принес.
В лачугу бочком, по-стариковски медленно прошел Космач. Потерся о ноги и сочувственно заглянул Корнею в глаза.
-Как тебе одному, Космач?
- Плохо друг, ой как плохо, но охраняю. Служба есть служба, - говорила его поза и грустные глаза.
-Надо идти за людьми. Ты пока здесь жди, не оставляй хозяина.
Корней направился по тропинке в скит, но не пройдя и пятидесяти сажень вернулся вспомнив про агат, лежащий кармане. Зайдя в каморку он застыл, крестясь:
-Чур, чур меня!
Старец сидел на шкуре с открытыми глазами. Увидев Корнея, чуть слышно произнес.
-Дождался я тебя, слава Богу!
Корней со слезами бросился обнимать деда и захлебываясь сказал:
-А я тебе нетленное око принес, - и с этими словами протянул старику камень с голубым глазом, - я тебе, деда, все, все расскажу...
-Погоди, сынок. Чую, мой срок земной истекает. Ждет Мать Сыра Земля. Прошу тебя, сохрани мои записки. Тут летопись нашей общины, мои умозаключения о жизни, лекарские наставления, полный травник. Ты их читал. Людям тоже пригодится. Богомольные книги в скит снеси. Пусть они там хранятся. Космача не оставьте. Старый он уже. Ухода требует. Мой наказ тебе - Худого во всю свою жизнь не делай. За нашу веру стой с твердостью непоколебимой. Старое православие духовная основа для счастия человека. Наш храм не церковь, а творения Божьи: горы, тайга, ее обитатели. Живи в ладу с ними и с заповедями Христа. Мертвого на Земле- матушке ничего нет. Все живые, а живому любовь и милосердие нужны. Через них и счастие повсеместно настанет. В мыслях не греши, злобу, да кривду гони из сердца. Душу в чистоте держи. Без креста, без молитвы и шагу не ступай, ни одного дела не твори. Тогда жизнь твоя и на небесах благодатью продлится. Плоть бренна. Бренны и дела людские, хотя они часто надолго переживают плоть. Дух лишь вечен. О нем заботься.
-Деда, а я знаешь кого нашел? Прямого наследника , племянника князя Константина. Очень ученый человек. Глубоко нашу веру знает.
-Не зря, сынок, именно ты его нашел. Для того тебя Бог и наделил любовью к странствиям.
Сказал, лег и тихо умер. На этот раз по-настоящему.
Корней безмерно скорбел по деду Никодиму. Он любил старца. Любил нежно и глубоко. Дед был ему настолько близок, что внук ясно сознавал, что потерял самого близкого по духу человека. И как только начинал думать о нем, на него тут же накатывалась такая неизбывная тоска, что он никого не мог видеть, ни с кем не желал разговаривать. Все валилось из рук. В голову лезли мысли о том, что на самом деле вполне мог бы воротиться из похода немного раньше и хоть несколько последних дней побыть с дедом. И, может быть, даже вылечить его , но если бы и это не удалось, то просто быть рядом. Эта горькая мысль не давала ему покоя.
Видя такое состояние сына Лука, пытаясь отвлечь его, предложил:
-Сынок, сходил бы ты к своим водопадам. Ты же знаешь, вода сможет тебя успокоить.
Обычно, придя к водопадам, Корней под них никогда сразу не вставал. Он любил постоять сначала на береговом уступе, полюбоваться красотой каскада. И сейчас он встал на свое обычное место. Порыв ветра, налетевший с речки, несколько раз обдал влажной пылью, тело каждый раз вздрагивало и постепенно стало наполняться жизненной энергией.
С этого места хорошо было видно, как речка, достигнув края уступа беззвучно срывалась в бездну загибающейся сплошной лентой. Которая, в падении, также беззвучно распадалась сначала на крупные, а чем ниже, тем более мелкие гроздья и с многоголосым шумом погружалась в кипящий котел, покидая его вся в пене. Объемные клочья, словно белоснежные парусники, с панической торопливостью устремлялись прочь от клокочущего котла по бурунистому течению до следующего водопада.
Некоторые клочья, более близкие к берегу, волей неожиданных вывертов течения, заносило в небольшой заливчик и они, собираясь там в большие и малые флотилии, кругами гонялись по поверхности друг за другом.
Там, где медленный водоворот выносил пену ближе к основному течению реки происходило бегство самых быстроходных "парусников" в короткое свободное плавание, а взамен снова и снова поступало свежее подкрепление.
Эта картина кругооборота пены благотворно подействовала на Корнея. Когда он глядел на этот бесконечно меняющийся цикл все грустные, тяжелые мысли постепенно отступали, он невольно стал думать, что и в жизни во всем так. Уходят старые звери, им на смены являются молодые. Рушатся одни деревья им на смену встает молодая поросль. А вот у меня смены нет. Так что надо жить до наследника, чтобы не прервалась наша ниточка.
В голове и в душе у Корнея прояснилось, теперь следует привести в порядок тело. Хорошенько потрясти, пробудить и восстановить жизненную энергию.
Корней разделся и, забравшись на омываемую пенными бурунами посреди кипящего котла глыбу, подставил тело под мощный низвергающийся поток. Он оглушал, мощно сотрясал его тело, массируя и трепля каждую мышцу. Плоть вибрировала под упругими ударами воды выбивавших прочь из тела всю вялость, подавленность, они как бы стекали вместе со струями и уносились прочь речным потоком. Мышцы наливались мощным током жизненной силы.
После такого омовения Корней почувствовал себя заново рожденным. К нему пришло понимание того, что жизнь не остановилась. Что он молод и полон сил, и что лучшей памятью для деда будет продолжение его святого дела сохранения чистоты веры в душах людей, изгнание хвори из тел и , самое главное, продолжение рода. Не зря же он передавал ему свои знания, наставлял в вере, обучал лекарству. Только таким образом можно продлить память о нем. От этих мыслей отлегло у Корнея на сердце.
Шли годы. Померли Никодим, Тихон. Спустился с гор совсем состарившийся Горбун. Женились, обзавелись детьми Корней и Ученый. Совсем древним стал Маркел. Бог его хранил на белом свете девяносто седьмой год. Ученый постепенно становился самым уважаемым в скиту человеком. Много часов он проводил с Маркелом и часто читал проповеди. Предания и заветы глохли, но послушание воле старших не ослабевало и даже укреплялось в крови молодых обитателей общины.
Они беспрекословно и с охотой смиренно покорялись малейшему движению руки и брови наставника Маркела.
Простая, строгая жизнь во славу Божью, без накопительства и зависти, с братским отношением к тайге и зверям воспитали в душах скитожителей такое устойчивое равновесие и светлодушие, которое ограждало от соблазнов и не пускало в их тела недуги.
Трудолюбивая, крепкая община жила по старым заветам. В ней господствовал культ здоровья, неутомимого труда, дружелюбное отношение внутри общины, почитание старших и фанатичная вера в Бога. Жили, одним словом, по старой вере.
Укромное положение и длительная изоляция христолюбцев помогли ей сохранить эту веру в первозданном виде.
Зимой, после Рождества Христова, слег белоголовый наставник. Его загорелое, изрытое морщинами лицо покрыла испарина, старческий туман погасил ясность взора. Вытянувшись на лежанке он тихо молился. Иногда Маркел приоткрывал глаза и начинал говорить слабым, но внятным голосом находившемуся при нем неотлучно в эти дни Ученому
-Ухожу из этой жизни счастливым. Знаю, все что берег эти годы будет сохранено. Одно меня тревожит - все это еще не скоро востребуется несчастной Россией. Поэтому вдвойне рад, что могу передать святые реликвии в надежные руки. Уверен, что именно тебя община определит наставником.
Ученый был страшно сконфужен такими словами:
-А правильно ли это будет? Знаю, что люди тянутся и доверяют мне, не считают меня чужим, тем более, что я по крови потомок основателя общины, но ваша община прошла столько испытаний, что будет более справедливым , если кто-нибудь из старожилов станет наставником.
-Спорить не зачем. Народ сам решит, но я так долго живу, что наперед знаю будущее. Мой тебе совет - держись в жизни правила простой справедливости и личной добросовестности. Во всех делах опирайся на Корнея. Хоть он не больно любит проводить время в молитвах, а любит болтаться по тайге среди зверья, но душа у него чистая, верная. Может потому и звери тянутся к нему. Ну да и он остепенится, тем более недавно женился.
Временами лицо старца озарялось счастливой блуждающей улыбкой. В такие минуты Ученый понимал, что мудрый учитель нравственности унесся в своих мыслях далеко. Подтверждая его догадку Маркел, ни к кому не обращаясь с чувством сказал:
-Эх, было времечко - не воротишь!
- Много тяжких испытаний ваша община перенесла, но не зря вы все это терпели. Вам не ведомо, а я видел своими глазами - богоненавистники в полное безумство впали. Богохульствуют, кощунствуют, прах и память предков оскверняют. Даже от Никоновских порядков отказались. Кресты порушили, дошли до разрушения Храмов Божьих. Господа гневают. Не может он бесконечно терпеть такого блуда в умах детей своих. Старое православие это твердыня, основа для возрождения российского народа.
-Верные слова. Не ошибся я в тебе, - одобрил старец Маркел, - потому старую веру и бережем, что она единственно приемлемая и правильная для России. Еще в самом начале раскола наши праведники предостерегали, что Никоновы новины не дадут для русского человека ничего, акромя отвращения от самой веры.
-Да, верно, старая вера была близка и понятна сердцу каждого. Чую, грядет пробуждение. Прозреют умы человеческие. Уверен, изгонят нечестивых слуг дьявола с земли русской. А нам надобно до поры еще пуще беречь основы православия, сохранить для России-матушки святые реликвии - символы веры истинной. Настанет время и востребуются они для возрождения истинного православия нашей многострадальной Родины преданной властными корыстолюбцами, христопродавцами,- с волнениями говорил Ученый.
Старец снял с шеи ключи от обитого железными полосками знаменитого сундука с хранящимися в нем староверческими святынями, златом фигурным и подал Ученому.
Ближе к вечеру старец послал за Корнеем. Он явился немедля и встал подле лежанки.
-Слышал я, чадо ты мое возлюбленное, нынешней ночью глас трубы смертной. Детей мне бог не дал. Ты мне всегда был вместо сына и вместо внука. С дедом твоим мы по завещанию великомученника князя Константина вели нашу общину сквозь все невзгоды и испытания. Хочу чтобы ты, чадо возлюбленное, предсмертные мои часы стоял у моего изголовья. Вся моя надежда на вас двоих. Я знаю, что ты Корней душой чист, но пристойно живи, люби ближнего и Господа своего, не возносись над людьми разумом и гордыней.
Осенил Корнея двумя перстами и сник от усталости и волнения. Смиренно глядя на лик Христа вытянулся в ожидании кончины, но силы вернулись ненадолго и он подал голос напоследок:
-Придет беда никогда не сдавайтесь. Боритесь до последнего вздоха и Создатель непременно дарует свою милость и спасение вам. Окажет Бог милость буду на том свете вашим ходатаем.
Ночью Маркел отошел в мир иной. Глубокие старческие морщины расправились и на лицо легла печать какой-то особой, свышеданной благодати.
Ученый подошел к всю ночь просидевшему у тела Старца Корнею. Сочувственно похлопал его по плечу.
-Да, дорогой друг. Все имеет свой конец. Человеческая жизнь к сожалению хрупка и недолговечна. В юности человек глуп, суетлив и растрачивает себя по мелочам. Позже приходит зрелость и ум. Появляются по-настоящему осознанные жизненные идеалы, стремления, но с ними же приходят сотни болячек, немощь-старость. Оглянешься, а за плечами нет ничего или же так мало, что начинаешь тосковать по напрасно ушедшей жизни.
Ученый строго следовал заветам Маркела и ладно вел большое общинное хозяйство. Нарушить установленный порядок было для него невозможным грехом.
Жизнь действительно не стоит на месте. Умерли состарившись Лютый и Снежок, но Корней привыкший всю жизнь возиться и общаться с дикими зверьми подобрал неизвестно по какой причине брошенного матерью медвежонка, быстро ставшего всеобщим любимцем. Его прозвали за потешную походку Потапычем.
Знамение небесное.
Однажды, в знойный летний полдень из-за хребта послышался легкий рокот и вскоре показалась черная точка. Она росла. Густым басом, словно рассерженный шмель она прогудела над головой превратившись в чудную четырехкрылую птицу с множеством глаз спереди и по бокам и двумя лапами. похожими на лодочки.
Всех скитников пронзила догадка.
-Неужто небесный посланник!?
Корней в это время находился в избе и вслушивался в нарастающий рокот с удивлением.
-Вода что ли поднимается на реке? С чего бы?, - подумал он, но рокот перерос в сильный грохот и Корней выскочил во двор.
Огромная механическая птица снижаясь пролетела над скитом и свернула к озеру, где, судя по тому что шмелиное гудение смолкло, села.
-Такая большая птица не сможет сесть на дерево! По лапам она водоплавающая. Пожалуй на озере села.
Несколько скитников с Корнеем пошли в сторону озера искать исполинскую птицу и понять, что означает ее появление. За ними увязался Потапыч. Он , на ходу читая послания ветра то забегал, смешно встряхивая заплывшим от жира задом вперед, то , найдя что-то интересное, ненадолго отставал.
Гидросамолет приводнился неудачно. Оба пилота и молоденькая девушка-врач были живы, но самолет, ударившись о чуть прикрытый водой камень, затонул. Люди добрались на резиновой лодке до берега и обсуждали куда им идти, в какой стороне они видели поселение.
В это время прямо на них выскочил косматый медведь. Девушка в ужасе завизжала. Пилот выхватил пистолет и выстрелил в упор. Пуля попала в плечо. Зверь протяжно заревел от боли и поднялся на задние лапы, обернулся к Корнею. В это время раздался второй выстрел. Потапыч недоуменно прижал лапу к пробитому сердцу. На его глазах навернулись слезы, изо рта потекла кровь.
Выбегающие из леса скитники закричали:
-Не стреляйте, не стреляйте! - но было поздно.
Медведь испустил дух.
Потрясенные староверы с ужасом смотрели на людей в странных одеждах и распростертого на земле Потапыча и долго не могли говорить, а только истово молились.
Да и не получался разговор. Люди с неба были без крестов, от них пахло табаком. Они говорили непонятные слова. Допытывались про дорогу в неведомый Новый город.
Вести нехристей в скит Корней не позволил и оставив продукты молвил им:
- Отсюда никуда не ходите. Завтра я вернусь и провожу вас к эвенкам, а уж они выведут туда, где много людей.
Ночью Корнею приснилось, что огромная четырехкрылая птица с лицом той красивой девушки пролетая над их часовней опускаясь схватила когтями Маркелов сундук и, изрыгая дым и пламя, скрылась за горами.
Корней в ужасе вскочил. Отворил окно. Над горами безмолвно мигали. Корней сел на кровать. Им овладело какое-то странное, неведомое ранее чувство. Зловещее предзнаменование. Глубоко в сердце пробуждалось страстное томление.