Зиганшин Камиль. История Варлаама (Скитник)

   Русло реки то и дело перегораживали труднопроходимые гряды крупных камней - "сундуков" выставивших из воды свои отполированные крышки.
   Сквозь беспрерывный гул воды слышались глухие удары сносимых течением камней, на волнах, бешено подпрыгивая, металось слепящее солнце. От всего этого нестойкий простолюдин впал бы в отчаяние, но непреклонные староверы упорно шли вверх.
   Далее река начала подниматься ступенчатыми уступами и превращалась в каскад порогов, следующих один за другим на расстоянии 10-20 саженей. Гладкий, лоснящийся поток с ревом , сотрясавшим всю округу, падал с уступа на уступ и каждый раз упираясь в каменное дно бился в гигантском котле. Над всей этой грохочущей, бурлящей стихией стояла переменчивая мутная стена влажной пыли. Медленно перемещаясь, она поднималась вверх, орошая скалистые склоны гор. А над каждым порогом полыхала праздничная сочная радуга, как ворота в таинственный, но недоступный мир. От туда то и дело выпрыгивали красавцы хариусы с цветистыми плавниками на спине словно окрашенными радугой.
   Берегов как таковых нет - сразу отвесные черные стены, в которых нескончаемым эхо метался рев от клокочущей как крутой кипяток воды.
   Все - дальше не пройти.
   Хотя берег тянулся скалистой острозубой стеной, все же кое-где к реке выходили узкие расщелины с небольшими ручьями пенными веерами впадавшими в речку.
   -Придется это буйное место по горам обходить.Надобно поискать удобный подъем. Я с Колодой пройдусь по правой стороне, а Никодим с Тихоном идите по левой. Вернемся, решим где лучше,- распорядился Маркел.
   Лешак тем временем уже успел промыть в лотке песок. В шлихе оказалось довольно много знаков золота. Около 70 крупных зерен пластинчатой формы сгрудившись в головку, испускали волнующий тускло-желтый свет, как угли затухающего костра в вечерних сумерках. Глаза Лешака азартно заблестели.
   -Вы уж простите меня ребятушки, вы топайте туда, куда вас Бог ведет, а мне и здесь премного радостно будет. На всю жизнь теперь хватит счастья.Благодарствую, что уговор соблюли и желаю вам на новом месте благодати.
   -Ну что ж, хозяин-барин,- дивясь и в то же время тайно радуясь,ответил Маркел,-может еще и свидемся когда. Отделите ему Марфа припасу без обиды.
   Чтобы выйти на покатый волок пришлось подниматься по боковому ручью, а затем три версты тащить лодки по пологому склону до грандиозного снежника образовавшегося между невысоких разбросанных по кругу горных вершин. Вся эта чаша сколько хватало глаз была до отказа забита оледеневшим снегом. Лодки скользили по нему как по маслу. Из лета люди сразу попали в зиму.
   Снежник языком спускался к реке и путешественники буквально съехали по нему на берег, обманув таким образом страшные пороги.
   Река приняла их приветливо, кипучая толчея воды угомонилась, и в первый же день они сразу поднялись на 14 верст. Но радость была не долгой : вошли в очередной мощный горный узел и застряли в мрачном ущелье, скаты которого унизывали угрожающе нависшие каменные зубья. Казалось, что они вот- вот рухнут на путников. А русло вновь перегородили непроходимые пороги.
   В этом глухом закоулке планеты на каменных берегах не росло ни единого кустика. Только лишайники, да редкие былинки травы прижились на них. Даже много повидавшие в тяжкой дороге мужики растерялись, приуныли.
   -Не выбраться нам отсель. Может тот монах со злым умыслом нас сюда отправил? Да и Лешак похоже неспроста отстал!
   -Успокойтесь, братцы. Это Господь нас испытывает. До нас люди прошли? Прошли. Так неужто мы не сдюжим, отступимся? Мы уже почти у цели. Молитесь и терпите.- Маркел сказал это так твердо и убежденно , что все сразу уверовали, что пройдут и заметно приободрились.
   На шестах подниматься было немыслимо - тащили лодки на веревках , привязанных к носу. Еще одна веревка крепилась к корме, для облегчения маневров.
   Бородачей здорово выручало то, что река за лето обмелела и всегда находился неглубокий проход по одному из берегов.
   Сколько еще так мучится? Время-то летит! Вон кое-где уже появились легкие мазки осени. Да и силы на исходе.
   Наконец, на пятый день бечевания * река, огибая отрог, неожиданно круто повернула на юг и ...
   О радость!! - истерзанные путники увидели перед собой обширную впадину, обрамленную с севера и юга двумя высоченными хребтами увенчанными цепью белоснежных шапок.
   *Бечевание - протягивание судна по реке веревками.
   Здесь речка угомонилась и дальже уже шли на шестах. На радостях и не заметили как миновали пару верст. Возле склона пологого холма путники пристали в длинной заводи перед широкой песчанной косой.
   На холме, покрытом светлым кедровым лесом куда они поднялись, было удивительно тихо и тепло. Не слышно ни малейшего дуновения ветерка. Все погружено в покой и блаженство.
   Эта сказочная тишина породила у всех ощущение, что мир здесь только что сотворен : такая удивительная первозданность и новоявленное величие царило вокруг.
   Речка, берущая начало с мощного ледника на восточном, дальнем от них, стыке хребтов , набрав силу в высокогорье , бурливым потоком устремлялась по ступеням предгорий в уютную котловину. По мере спуска она успокаивалась и рокот воды возле кедрового бора был почти не слышен.
   - Лепота-то какая! Давайте тут пару дней передохнем ,а там разберемся как дале быть,-предложил Никодим.
   Путники измученные(надорванные) тяжелым переходом, с нескрываемой радостью поддержали Никодима.
   Довольные люди разбрелись по Кедровой пади. Земля пред ними открывалась богатая. Изумляло обилие следов и помета дикого зверя, с деревьев то и дело слетали стаи тетеревов, бестолковых рябчиков, спесивых глухарей. Прогретый неподвижный воздух был полон всевозможных насекомых, порхающих птиц. По ветвям кедра сновали ватаги белок. Время от времени от порывов верхового ветра слетали с ветвей и шлепались в траву смолистые шишки. На холмистой земле низкие заросли голубики чередовались с черникой. Небо чистое, ни единой тучки.
   Понимая, что искомый скит где-то поблизости Маркел подошел к Никодиму:
   -Благодать-то какая вокруг. Может нам здесь и обосноваться? Или ты считаешь, нужно искать местную братию? Ведь они где-то рядом, верно?
   Никодим долго вздыхал, молчал, растирал зачем-то пальцами кедровую хвою.
   -Что хошь делай со мной, Маркел,да только скрыл я от всех вас , что та община поголовно вымерла. Одного пустынника Бог уберег. С ярмарки заразу завезли, тут, на грех, еще пурга . Так и перемерли один за другим. Подальше нам держаться надо от ихнего скита. Пустынник сказывал, что сто лет не должна ступать туда нога человека. А обитали они вон на той горе. Видишь на склоне дыры чернеют? Это их пещерный скит. А ты, Маркел , прости Христа ради и не держи на меня зла. Грех взял на душу, обманул , но решился на это от того,что за все годы царевы слуги не смогли найти этот скит, стало быть и нас не сыщут.
   В этот момент с небес полились торжественные, переливчатые, берущие за самое сердце звуки. Они заполнили собой весь воздушный океан. Собеседники подняли головы и увидели высоко-высоко прямо над собой летящую лебединую стаю.
   -Господь знак подает,- взволновано произнес Маркел.
   Собравшись вечером у костра братия взахлеб обсуждала прелести и достоинства Кедрового урочища.
   -Еще день набираемся сил и за дело. Скит здесь будем ставить. Место всем по нраву, да и Господь благословил.- прервал разговоры Маркел.
   -Верно Маркел, лучше земли не сыскать, а чужой скит - он и есть чужой.
   -Почто нам те, кого не знаем. Да и крепка ли их вера?
   Всем им как-то странно было сознавать, что уже ставшая привычной бесконечная и изнурительная дорога кончилась. Они даже несколько потерялись и слегка опешили от того, что больше идти никуда не надо. Мужики, приходя в себя, принялись наперебой увлеченно обсуждать планы обустройства нового скита и эти обсуждения воспринимались как приятный сон.
   В то же время было радостно от того, что в этой тяжелой дороге не потеряли ни единого человека, даже малого дитяти. Значит и в правду шли Богом ведомые.
   Утром отслужили большой молебен и принялись за работу.
   В саженях ста от берега, где кедрач редел, присмотрели на покрытой багульником поляне подходящее место.
   Поскольку до снега оставался месяц с небольшим, решили пока вырыть несколько общих землянок, а сосредоточится главным образом на заготовке припасов на зимовку.
   Бабы и дети разбрелись по окрестным лесам заготовлять ягоды, грибы, колотить орехи. Промысловики бить зверя, ловить рыбу. Оставшиеся рыли землянки, вмуровывали котлы для пищи, делали подтопки.
   Всю зиму, даже в самые морозные дни, готовили лес для построек. Материал для срубов подбирали бревно к бревну. Волочить их приходилось из далека, поскольку саму поляну обступали величественные свечи кедров в 1,5-2 обхвата и такие высокие, что задерешь голову на вершину поглядеть шапка валится. Вот и приходилось рубить стволы потоньше в глубине кедрача.
   С приходом весны и стройка закипела.
   Семейным рубили отдельные ладные избы. Братии поставили общий просторный дом с украшением в виде конской головы на охлупе.
   Конопатили мхом. Оконца затягивали оленьими пузырями. В передней половине избы клали из дикого камня и глины большие печи. Возле них подвешивали перекладины для сушки одежды и обуви. А под потолком, за печью, устраивати полати. Вдоль стен тянулись широкие лавки. Перед ними стоял длинный стол.
   Жили поселенцы не зная ни бедности, ни богатства. Время проводили в молитвах и на работах.
   Находясь в постоянной изоляции, среди глухой тайги, в окружении диких зверей , полагаясь только на свои силы и силы общины они приобрели удивительную сноровку и выносливость. А строгое следование заветам старой веры укрепляло добросердечие, отзывчивость и взаимовыручку.
   После работ, как правило, собирались в доме Маркела. Беседовали о священном писании, о житие святых, по Часослову* читали молитвы и пели псалмы во славу Господа.
   *Часослов - богослужебная книга, содержащая псалмы, молитвы, песнопения и другие тексты суточного богослужения.
   К осени воздвигли красивую высокую часовню. Внутри установили небольшой старинный иконостас привезенный в одном из сундуков.
   Скит постепенно приобретал облик патриархальной русской деревни. В пору обживания нового пристанища в мир не выбирались. Научились шить меховые одежды, выращивать за короткое, но жаркое лето рожь и картошку.
   Громада безлюдного пространства и непроходимые горы надежно укрыли новый скит от всего мира. Многие годы раскольники не покидали полюбившейся Впадины, не мыслили они иной жизни, кроме как в этом щедром кедровом урочище.
   Но на пятый год все же пришлось снарядить бригаду в острог* за мануфактурой, утварью, боеприпасами. Готовясь к ярмарке скитники все лето собирали самородки, мыли золотоносный песок, с осени промышляли пушнину.
   Из впадины к острогу пробирались на снегоступах через перевал, о котором в свое время рассказал Никодиму направивший их сюда монах. Шли по снежной тропе набитой горными баранами. Тропа эта лепилась по отвесным кручам, вилась над утесами, нередко висела над страшными безднами : вниз глянешь и невольная дрожь пробегает по всему телу.
   *Острог - казенная деревянная крепость обнесенная крепким бревенчатым частоколом.
   Распологался острог у подножья выветренных гор на приметном береговом куполе. Начиная с 17 века здесь находился казачий пост, разросшийся со временем до деревянной крепости с двумя сторожевыми башенками : " воротной" с выходом к реке и "тынной" с бойницей в сторону леса.
   Острог был известен во всей округе. Сюда, в конце зимы, по снегу, съезжались на оленьих упряжках все окрестные инородцы и прямо на льду, перед крепостью, проходила ежегодная шумная ярмарка.
   К десятку ровных столбов печного дыма из труб в остроге прибавлялось в дни торга до сотни дымовых столбов от очагов в чумах эвенков. Они подпирали остекленевший от мороза небесный свод высокими белыми колоннами, которые, сравнявшись ростом с окружающими острог сопками, ломались потоком воздуха и смешивались в одну теплую облачную крышу, неподвижно висящую над остогом, словно оберегая участников великого торжища от мороза.
   Пойма реки перед острогом заполнялось нартами, чумами, мешками с мягкой, радующую глаз богатыми искорками в мехах, рухлядью* ,тюками чая и табака, котлами и сковородками, топорами, ружьями и боеприпасами.
   Тут же ходили поп с дьячком. Читали проповеди, беседы вели, завлекали эвенков крестится в православие.
   Торговые люди тоже времени даром не теряли. Поили водочкой доверчивых инородцев и скупали у захмелевших охотников товар за бесценок.
   Глядя на этот грабеж скитники брезгливо отворачивались:
   -Экая срамота, не по совести поступают, а еще с крестом и молитвой. Ровно басурмане какие. В старые времена такого нечестия и в мыслях не допускалось.
   От обилия народу, многоголосого гомона и пестроты у непривычных скитников даже закружилась голова. Поменяв золото и меха на приглянувшийся товар ушли от острога кругами : следы путали. На вопрос откуда они и где мыли золотишко , отвечали, что мол проходом из Аяна.
   После посещения ярмарки вернувшиеся скитники, не заходя в избы, долго парились в бане, стирали одежды - скверну смывали.
   Через два года для похода в острог выбрали и уже повзрослевшего сына Никодима Елисея.
   На обратном пути, когда проходили по руслу реки мимо устья ключа, Елисей заметил:
   -Вроде парит, не лучше ли обойти - прямо только вороны летают.
   Но старшие решили экономить силы. Истончившийся под покровом снега лед не выдержал тяжело нагруженных скитников и они разом очутились в воде. Сильное течение затянуло людей под ледяной панцырь. Выбраться удалось лишь одному Елисею.
   Замерзающего парня подобрал ехавший с ярмарки эвенк Митчена. Его дочь, статная смуглоликая красавица , выходила Елисея. Они полюбили друг друга. Елисей, в плену нахлынувших чувств, вернувшись в скит, вымолил у родителей благословения и дозволение у наставника Маркела венчаться на возлюбленной.
   Посовещавшись, Никодим с Маркелом дали согласие, но с обязательным условием : невеста должна принять их веру через таинство крещения.
   Елисей с отцом, сосватав молодую невесту, привезли вновь обращенную Ольгу в скит. Повенчавшись по старому обряду, съиграли скромную свадьбу. Молодые были переведены жить в сделанный накануне пристрой под крышей отцова дома.
   Поскольку весь товар, что несли с ярмарки утонул, на следующий год пришлось вновь снаряжать ходоков в острог.
   На ярмарке, пока приценивались к товару, один из скитников по имени Тихон неосторожно высказался в адрес церковника склонявшего эвенков принять христианскую веру, услышал :
   -Кукишем молится, а Христа поминает!
   Эта, казалось не столь значительнок замечание отозвалось в дальнейшем самым плачевным образом. Казаки, по мстительному доносу, взяли голубчиков под стражу и увели в крепость.
   -Сколь можно с этими раскольниками возиться.Давно бесноватых упрямцев по сырболотам надоть разогнать, чтоб в трясинах зыбких, бездонных они сгинули . - ворчали служаки.
   После допроса казачьим старшиной золото и мягкую рухлядь изъяли в государеву казну, а самих староверов заперли в темной.
   Отвыкшие в скиту от коварства и вероломства кряжистые бородачи растерялись.
   -Что в скиту скажем? Елисеев товар утонул. У нас и того хуже случай.
   -Не о том голова у тебя болит. Нас в скит еще никто не отпустил. Сперва придумать надо как бы отсель выбраться.
   -Может нам понарошке покаяться, веру их принять, а как освободят, в скит тикать?- осторожно предложил Филимон.
   -Охолонь! Диавол тебя искушает! Укрепи свой дух молитвой! Не можно так даже помыслить, великий то грех перед Господом!- пристыдил в ответ Тихон.
   На следующий день казаки забражничали по случаю именин старшины и арестантам, оставленным без присмотра, удалось, сдвинув дверную задвижку бежать. В дороге Матвей с Филимоном захворали и померли в мучениях страшных.
   Тихон же все превозмог, преодолел. Один в Кедровое урочище возвращался. После страшной смерти его спутников он пуще прежднего укрепился в вере и ни единым помыслом не допускал сомнений в ней.
   К скиту подходил в поздних сумерках, пошатываясь от усталости. В кедраче было уже темно, но над небольшими лоскутами пашен, укрытых уже просевшим крупнозернистым снегом, еще стоял бледно-серый свет. У тропы в незамерзающем роднике как всегда услужливо качался берестяной ковш. Волнующе пахнуло дымом родных очагов. Среди стволов проступили темные очертания скитских построек. Прошел вдоль ограды к воротам.
   От часовни донеслось родное, извещавшее о завершении вечерней службы : "Алилуйя. Алилуйя.Слава тебе Боже. Аминь".
   И вскоре всревоженные скитники обступили худого, понурого Тихона.
   -Остальные-то где?
   -Бог прибрал,- отозвался Тихон, виновато опустив голову и перекосив плечи, словно стыдясь того, что сам вернулся живой.
   -Господи, да что же это за наказание такое?
   Все дружно принялись креститься:- Да будет им вечная память из роду в род, из века в век.
   -Недобрый знак. Второй раз Господь указует : нельзя покидать охранного места до знамения небесного,- заключил Никодим.
   Эти события подтвердили прозорливость наставления праведника Варлаама :" Жить уединенно, за веру стоять непоколебимо и с миром до срока не общаться".
   Но нашлись среди братии и не согласные.
   -Крот и тот на свет божий выбирается, а мы все по норам прячемся, от мира хоронимся,-возроптал младший брат Филимона Лука.
   Глава Варлаамовского скита праведник Маркел всегда спокойный и чинный вспыхнул от негодования. Он устремил на богохульника испепеляющий взор, от которого тому стало жарко как от огня.
   -Поразмысли, человече, что из твоих крамольных мыслей проистекает!? С нечистью познаться возжелал? От истинного православия, от веры предков отрекаешься?
   Побелевший Лука онемел под гипнотическим, проникающим в самую душу, взглядом.
   -В яму нечестивца! Для вразумления! Пусть остудится, грех свой замолит. В нашем скиту сроду ереси не водилось.
   Маркел хотел сказать еще что-то, но от сильного волнения запнулся, а овладев собой только воскликнул:
   -В том миру одна скверна! Не к добру все это!
   Богобоязненная братия одобрительно загудела, закивала.
   -Житие у нас, конечно, строгое, а как же иначе. Одному ослабу дай, другому - соблазнам поддадутся, про веру, про Бога забудут, в ополон к диаволу попадут.
   Из глубокой земляной ямы весь день доносились жалостливые просьбы и причитания раскаевшегося "отступника":
   - Смилуйтесь, братцы, не злобьтесь! Молюсь без устали, прошу прощения у Господа! Простите и вы меня! Без сомнения человеку века не прожить. Пожалейте братцы, околею!
   Сострадая, сбросили ему, ворох сена и рогожу. После этого богохульник притих. В первые дни к нему приходила жена, приносила еду и воду, а потом и она пропала. Лука не ведал, что пророческие слова Маркела сбылись : в скиту начался страшный мор и его Прасковья, вместе со своей сестрой, женой Никодима, умерли первыми.
   Хворь уносила по нескольку человек в день. Крестов на кладбище все прибавлялось. Здоровые денно и нощьно молились:
   -Боже милосердный, исцели от всякого недуга плотского и душевного, рабов твоих, отведи греховные соблазны от душ наших. Смилуйся, господи, даруй спасение, искупим прегрешения нечаянные.
   Праведник Маркел собрав оставшихся в живых в часовне, объявил:
   - Все видите: общение с христопродавцами приносит только несчастья. Господь устал нас предупреждать. Боле Впадину никому не покидать! Запрещаю даже думать о том! Кто ослушается - тому кара смертная!
   Меж тем, забытый всеми Лука окончательно застудился в земляной яме. Пытаясь докричаться, он давно сорвал голос, и теперь лишь шептал что-то невнятное синими губами, а голод довел его до того, что принудил есть сено. Не понимая такого жестокосердия, не ведая, что происходит наверху, Лука целыми днями дыханием отогревал землю и выковыривал в ней ступеньки, чтобы выбраться на свет божий. Но ему не повезло. Когда до кромки ямы оставалось четверть сажени, он сорвался и упал столь неловко, что повредил позвоночник.
   Когда его, наконец, спохватились, он чуть дышал. Никодим забрал Луку к себе и по нескольку раз на дню поил его целебными и очень питательными сливками из кедровых орешков. Несчастный живо пошел на поправку , но ходить начал лишь через год. При этом поврежденную спину согнуло так, что при хотьбе он касался перстами земли.
   За долгие месяцы он, обездвиженный, мучимый угрызениями совести, необыкновенно укрепился в вере, выучил наизусть свод книг, составляющих святое писание христианства - Библию. Особенно проникся он божественными откровениями первой части - Ветхого завета. Сей библейский текст стал для него источником абсолютной и непогрешимой истины. Прозревая, перечитал он все имевшиеся в скиту староверческие книги, иные по нескольку раз. Многое осмыслил и, в результате, сделался самым ревностным поборником старого вероисповедания.
   Господь вознаградил его за осознанную в муках веру и иступленные молитвы наделив способностью к ясной и точной трактовке библейских текстов. Даже праведник Маркел стал порой обращаться к нему за толкованием мудреных понятий, высказываний и сюжетов как в старом писании, так и в современных трудах проповедников старообрядства. Вот, например, как трактовал Лука понятие о праведной скитской жизни:
   "Скитская жизнь - это сосредоточенная, внутренняя работа человека над самим собой, состоящая в том, чтобы умом охранять сердце от страстей диаволом извне навеваемых или возникающих из несовершенства природы человеческой. Лучшее оружие в борьбе с ними - мысленная молитва и безмолвие, постоянное наблюдение за своим умом.
   Этим достигается такое воспитание ума и сердца, силой которого случайные, мимолетные порывы верующей души складываются в устойчивое равновесие, настроение, делающее ее неприступной для житейских тревог и соблазнов.
   Истинное соблюдение заповедей не в том, чтобы соблюдать их , а в том, чтобы и в уме не помышлять о возможности их нарушения. Так достигается особое состояние, когда разум теряет власть над собой и, направляемый высшей силой, переходит в состояние вечного блаженства и гармонии.
   Как раз в ту пору, когда Лука лежал обезноженный в доме Никодима, у Елисея народился сын . Нарекли его Корнеем, но уже через год к мальчонке прилипло прозвище Головешка. Он и в самом деле напоминал головешку. С черными как смоль волосами, малец к тому же не боялся мороза : бегал босиком по снегу ни чуть не замерзая, а став постарше на удивление всем купался зимой в промоинах. С годами он все больше походил на отца и деда, лишь прямые черные волосы выдавали текущую в нем эвенкийскую кровь.
   Оставшийся жить в доме у Никодима бездетный горбун любил возиться с шустрым, любознательным малышом. Несмотря на непоседливый нрав маленький Корнейка открыв рот слушал рассказы Луки о житиях святых, хотя может быть и не все понимал. Как-то летом, Лука неожиданно исчез, не сказав никому ни слова. Первые дни его усердно искали, но потом решили, что несчастный калека сорвался в речку и бедолагу унесло быстрым потоком. Пожалели, помолились за него, но жизнь не терпит долгой остановки. Повседневные заботы отодвинули это трагическое событие на задний план.
   Часть 2
   Корней.
   Дружная весна 1919 года пронеслась быстро и неудержимо и, щедро одарив скопившимся за долгую зиму теплом, умчалась на крыльях нескончаемых птичьих верениц дальше на Север. Таежный край на глазах ожил, гостеприимно зазеленел молодой листвой и травой, наполнился ликующим гомоном птиц.
   Ожило и унылое моховое болото, поросшее корявым лесом. По мере удаления от речки к чахлым елочкам примешивались молодые березки, худосочные сосенки. Сюда, при первых намеках на рассвет, слетались с клохтаньем, пугая тишину треском тугих крыльев, глухари и глухарки. Сюда же медленно брели, по освободившемуся от снега зеленому ковру украшенному кружевной вышивкой цветущей морощки, олени. Они то и дело ципали седые кудри ягеля.
   В зорко наблюдавшем за стадом босоногом огольце без труда можно было признать внука Никодима.
   От деда и отца он взял и рост, и силу, и сноровку, и покладистый нрав, а от матери эвенкийки способность легко переносить морозы, понимать язык зверей, птиц, растений, развитое чувство ориентировки. Это счастливое сочетание позволяло Корнею чувствовать себя в тайге также уверенно и свободно как у себя дома.
   Еще мальцом шустрый Корней облазил впадину вдоль и поперек. Одно из мест, где он не бывал - западный край Северного хребта.
   Оно манило его зияющими глазницами пещер рассыпанных по склону, но в скиту даже малыши, делавшие первые шаги , уже знали, что то место запретное. Тот кто туда ступит - тотчас умрет.
   Нынче у Корнея первая самостоятельная охота. Ему очень хотелось, чтобы его признали настоящим промысловиком, а поэтому он должен обязательно вернуться в скит с добычей.
   До этого он, представляя себя охотником, несколько лет тренировался в выслеживании и скрадывании зверя и настолько преуспел в этом, что мог подходить незамеченным к нему на расстояние нескольких шагов.
   Задержавшиеся на нетронутом ягельнике олени, остерегаясь нападения, поочередно отрывали головы от лакомых букетов и осматривались кругом.