Зилазни Р. Князь Света

- Понятно, - сказал князь. - Да, ты прав. Надо обдумать все это.
Спасибо.
Он вышел из очереди, обогнул Фонтан и, обнаружив место, где на столбе
висел знак Шила, отправился по улице Ткачей.
Трижды спрашивал он о Янагге-парусиннике, в третий раз - у низенькой
женщины с могучими руками и усиками над верхней губой. Женщина сидела,
скрестив ноги, и плела коврик под низкой стрехой того, что когда-то, должно
быть, было конюшней - и до сих пор продолжало ею пахнуть.
Она пробурчала ему, куда идти, окинув взглядом с ног до головы и с
головы до ног, взглядом странно прекрасных бархатисто-карих глаз. Князь
прошел извилистой аллеей, спустился по наружной лестнице, лепившейся к стене
пятиэтажного строения, оказался у двери, через которую попал в коридор на
первом этаже. Внутри было темно и сыро.
Он постучал в третью слева дверь, и почти сразу ему открыли.
Открывший дверь мужчина уставился на него.
- Ну?
- Можно войти? У меня кое-что важное... Человек чуть поколебался, резко
кивнул и отступил в сторону.
Князь вошел следом. Большое полотнище холста было расстелено на полу
перед стулом, на который вновь уселся хозяин, указав своему гостю на другой
из двух находившихся в комнате стульев.
Это был невысокий, но очень широкоплечий человек с белоснежными
волосами и начинающейся катарактой обеих глаз. Руки его были коричневыми и
жесткими, с узловатыми суставами пальцев,
- Ну? - повторил он.
- Ян Ольвегг, - послышалось в ответ.
Глаза его слегка расширились, затем превратились в щелки. Он взвешивал
в руке большущие ножницы.
- "Опять в краю моем цветет медвяный вереск", - произнес князь.
Хозяин застыл, потом вдруг улыбнулся.
- "А меда мы не пьем!" - сказал он, швыряя ножницы на свою работу. -
Сколько же лет минуло, Сэм?
- Я потерял счет годам.
- Я тоже. Но должно быть прошло лет сорок... сорок пять? - с тех пор,
как я тебя видел в последний раз. И мед, и эль, бьюсь об заклад, прорвали к
черту все плотины?
Сэм кивнул:
- Даже и не знаю, с чего начать, -сказал ему старик.
- Начни с того, почему вдруг "Янагга"?
- А почему бы и нет? Звучит честно, и для работяги вполне годится. Ну а
ты сам? Все еще балуешься княжением?
- Я все еще я, - сказал Сэм, - и меня все еще зовут Сиддхартхой, когда
спешат на мой зов.
Его собеседник хихикнул.
- И Победоносным, "Бичом Демонов", - нараспев продекламировал он. - Ну
хорошо. Раз ты оделся не по своему богатству, значит, по обыкновению
разнюхиваешь, что к чему?
Сэм кивнул:
- И наткнулся на многое, чего не понимаю.
- Ага, - вздохнул Ян. - Ага. С чего бы начать? И как? А вот как, я
расскажу тебе о себе... Слишком много дурной кармы накопил я, чтобы получить
право на новомодный перенос.
- Что?
- Дурная карма, говорю. Старая религия - не только Религия, это -
показная, насаждаемая и до жути доказуемая религия. Но не очень-то громко
про то думай. Лет этак двенадцать тому назад Совет утвердил обязательное
психозондирование тех, кто домогается обновления. Это было как раз после
раскола между акселеристами и деикратами, когда Святая Коалиция выперла всех
молодых технарей и присвоила себе право зажимать их и дальше. Простейшим
решением оказалось, конечно, проблему просто изжить - со света. Храмовая
орава стакнулась с телоторговцами, заказчику стали зондировать мозги и
акселеристам отказывать в обновлении или... ну... ладно. Теперь акселеристов
не так уж много. Но это было только начало. Божественная партия тут же
смекнула, что здесь же лежит и путь к власти. Сканировать мозг стало
стандартной процедурой, предшествующей переносу. Торговцы телами
превратились в Хозяев Кармы и стали частью храмовой структуры. Они
вычитывают твою прошлую жизнь, взвешивают карму и определяют ту жизнь, что
тебе предстоит. Идеальный способ поддерживать кастовую систему и крепить
контроль деикратов. Между прочим, большинство наших старых знакомцев по
самый нимб в этом промысле.
- Мой бог! - воскликнул Сэм.
- Боги, - поправил Ян. - Их всегда считали богами - еще бы, с их
Обликами и Атрибутами; но они теперь сделали из этого нечто до крайности
официальное. И любой, кому случилось быть одним из Первых, лучше бы, черт
побери, заранее понял, к чему он стремится, к быстрому обожествлению или к
костру, когда он в эти дни вступает в Палаты Кармы. А когда тебе на прием? -
заключил он.
- Завтра, - ответил Сэм, - после полудня... А как же ты бродишь тут,
если у тебя нет ни нимба, ни пригоршни перунов?
- Потому что у меня нашлась пара друзей, и они навели меня на мысль,
что лучше пожить еще - тихо-мирно, - чем идти под зонд. Всем сердцем
воспринял я их мудрый совет, и вот, все еще способен починять паруса и
подчас взбаламутить соседнюю забегаловку. Иначе, - он поднял мозолистую,
искореженную руку и щелкнул пальцами, - если не подлинная смерть, то, может
статься, тело, прошпигованное раком, или захватывающая жизнь холощеного
водяного буйвола, или...
- Собаки? - перебил Сэм.
- Ну да, - подтвердил Ян.
И он разлил спиртное, нарушив этим и тишину, и пустоту двух стаканов.
- Спасибо.
- В пекло, - и он убрал бутылку.
- Да еще на пустой желудок... Ты сам его делаешь?
- Угу. Перегонный куб в соседней комнате.
- Поздравь, я догадался. Если у меня и была плохая карма, теперь она
вся растворилась.
- Чего-чего, а четкости и ясности в том, что такое плохая карма, наши
приятели боги не переваривают.
- А почему ты думаешь, что у тебя она есть?
- Я хотел поторговать здесь машинами среди наших потомков. Был за это
бит на Совете. Публично покаялся и тешил себя надеждой, что они забудут. Но
акселеризм нынче так далек, никогда ему не вернуться, пока я не помер. Да,
жалко. Хотелось бы вновь поднять паруса и - вперед, к чужому горизонту. Или
поднять корабль...
- А что, зонд настолько чувствителен, что может уловить нечто столь
неощутимое, как склонность к акселеризму?
- Зонд, - ответил Ян, - достаточно чувствителен, чтобы сказать, что ты
ел на завтрак одиннадцать лет и три дня тому назад и где ты порезался, когда
брился сегодня утром, насвистывая гимн Андорры.
- Они же были только на экспериментальной стадии, когда мы покидали...
дом, - сказал Сэм. - Те два, что мы захватили с собой, являлись лишь основой
для трансляции мозговых волн. Когда же произошел прорыв?
- Послушай-ка, провинциальный родственничек, - начал Ян. - Не
припоминаешь ли ты такого сопляка, черт знает чье отродье, из третьего
поколения, по имени Яма? Молокосос, который все наращивал и наращивал
мощность генераторов, пока в один прекрасный день там у него не шарахнуло;
он тогда схлопотал такие ожоги, что
пришлось ему влезать во второе свое - пятидесятилетнее - тело, когда
ему самому едва стукнуло шестнадцать? Парнишка, который жить не мог без
оружия? Тот самый, что анестезировал по штучке всего, что шевелится, чтобы
его проанато-мировать, так упиваясь при этом своими изысканиями, что мы в
шутку трепались, что он обожествляет смерть?
- Да, я его помню. Он еще жив?
- Если тебе угодно так это называть. Он теперь и в самом деле бог
смерти - и уже не по кличке, а по титулу, важная шишка. Он усовершенствовал
зонд около сорока лет назад, но деикраты до поры до времени скрывали это. Я
слышал, он выдумал и кое-какие другие сокровища, способные исполнить волю
богов... ну, к примеру, механическую кобру, которая может зарегистрировать
показания энцефалограммы с расстояния в милю, когда она приподнимется и
распустит веером свой капюшон. Ей ничего не стоит выискать в целой толпе
одного-единственного человека, какое бы тело он при этом ни носил. И нет
никаких противоядий против ее укуса. Четыре секунды, не больше... Или же
огненосный жезл, который, как говорят, искорежил поверхность всех трех лун,
пока Бог Агни стоял на берегу у моря и им размахивал. А сейчас, как я
понимаю, он проектирует что-то вроде реактивного левиафана-колесницы для
Великого Шивы... вот такие штучки-дрючки.
- Мда, - сказал Сэм.
- Пойдешь на зондаж? - спросил Ян.
- Боюсь, что нет, - ответил Сэм. - Послушай, сегодня утром я видел
машину, которую, помоему, лучше всего назвать молитвоматом, - это что,
обычное явление?
- Да, - подтвердил Ян. - Они появились два года тому назад - идея,
осенившая однажды ночью юного Леонардо за стаканчиком сомы. Нынче, когда в
моде карма, эти штуковины гораздо удобнее сборщиков налогов. Когда господин
горожанин является накануне своего шестидесятилетия в клинику бога выбранной
им церкви, наряду с перечнем его грехов учитывается, как говорят, и реестр
накопленных молитв и уже на основе их баланса решается, в какую касту он
попадет, - а также возраст, пол, физические кондиции нового его тела.
Изящно. Точно.
- Я не пройду зондирование, - заметил Сэм, - даже если накоплю огромный
молитвенный счет. Они отловят меня, как только дело дойдет до грехов.
- Какого типа?
- Грехов, которых я еще не совершил, но которые окажутся записанными в
моем разуме, ибо я обдумываю их сейчас.
- Ты собираешься пойти наперекор богам? -Да.
- Как?
- Еще не знаю. Начну, во всяком случае, с непосредственного общения.
Кто у них главный?
- Одного не назовешь. Правит Тримурти - то есть Брахма, Вишну и Шива.
Кто же из трех главный на данный момент, сказать не могу. Некоторые говорят
- Брахма...
- А кто они - на самом деле? - спросил Сэм. Ян покачал головой:
- Поди знай. У всех у них другие тела, чем поколение назад. И все
пользуются именами богов,
Сэм встал.
- Я еще вернусь или же пришлю за тобой.
- Надеюсь... Глотнем еще? Сэм покачал головой.
- Пойду, еще раз превращусь в Сиддхартху, разговеюсь после поста на
постоялом дворе Хау-каны и объявлю о своем намерении посетить Храмы. Если
наши друзья стали нынче богами, они должны сообщаться со своими жрецами.
Сиддхар-тха отправляется молиться.
- За меня не надо, - сказал Ян, подливая себе самогона. - Не знаю,
смогу ли я пережить гнев божий.
Сэм улыбнулся:
- Они не всемогущи.
- Смиренно надеюсь, что нет, - ответил тот, - но боюсь, что день этого
уже не далек.
- Счастливого плавания, Ян.
- Скаал.

По пути в Храм Брахмы князь Сиддхартха ненадолго задержался на улице
Кузнецов. Спустя полчаса он вышел из лавки в сопровождении Стрейка и трех
своих вассалов. Улыбаясь, будто его посетило видение грядущего, он пересек
Маха-ратху и наконец приблизился к высокому и просторному Храму Создателя.
Не обращая внимания на взгляды толпящихся у молитвомата, он поднялся по
длинной, пологой лестнице; при входе в Храм его встретил верховный жрец,
которого он заранее известил о своем посещении.
Сиддхартха и его люди вступили в Храм, оставили при входе свое оружие и
отвесили подобающие поклоны в направлении центрального святилища, прежде чем
обратиться к жрецу.
Стрейк и его спутники отступили на почтительное расстояние, когда князь
вложил тяжелый кошель в сложенные руки жреца и тихо промолвил:
- Я хотел бы поговорить с Богом.
Жрец, отвечая, внимательно изучал его лицо.
- Храм открыт для всех, Князь Сиддхартха, и всякий может общаться здесь
с Небесами сколько пожелает.
- Это не совсем то, что я имел в виду, - сказал Сиддхартха. - Я подумал
о чем-то более личном, чем жертвоприношение и долгие литания.
- Я не вполне осознаю...
- Но ты вполне осознал вес этого кошелька, не так ли? Он наполнен
серебром. Второй, который я взял с собой, наполнен золотом - его можно будет
получить после. Я хочу воспользоваться местным телефоном.
- Теле?..
- Системой связи. Если бы ты, как и я, был одним из Первых, ты бы понял
намек.
- Я не...
- Заверяю тебя, мой звонок не отразится неблагоприятным образом на
твоем положении старосты этого Храма. Я разбираюсь в подобных вопросах, а
благоразумие мое всегда было притчей во языцех среди Первых. Вызови сам
Опорную Базу и наведи справки, если это тебя успокоит. Я подожду здесь, во
внешних покоях. Скажи им, что
Сэм хотел бы перемолвиться словечком с Тримур-ти. Они захотят
переговорить.
- Я не знаю...
Сэм вытащил второй кошелек и взвесил его на ладони. Жрец, не отрывая от
него взгляда, облизнул губы.
- Подожди здесь, - приказал он и, повернувшись кругом, вышел из
комнаты.

Или, пятая нота гаммы, сорвавшись со струны арфы, разнеслась по Саду
Пурпурного Лотоса.
Брахма бездельничал на берегу искусственно -подогреваемого пруда, где
он купался вместе со своим гаремом. Прикрыв глаза, он возлежал, опираясь на
локти и свесив ноги в воду.
На самом же деле он поглядывал из-под своих длинных ресниц за дюжиной
резвящихся в пруду девушек, надеясь, что одна-другая бросят восхищенный
взгляд на его темный, с рельефной мускулатурой торс. Черные на коричневом,
усы его поблескивали, влага лишила их четких геометрических очертаний;
волосы черным крылом были отброшены назад. Он улыбался ослепительной под
упавшим солнечным лучом улыбкой.
Но ни одна из них, похоже, не замечала всего этого, улыбка его
потускнела и пропала. Все их внимание было поглощено игрой в водное поло,
которой они самозабвенно предавались.
Или, сигнальный колокольчик, зазвонил опять, когда легкое дуновение
искусственного ветерка донесло до него запах садового жасмина. Он вздохнул.
Ему так хотелось, чтобы они боготворили его - его могучее тело, его
тщательно вылеп-
ленные черты лица. Боготворили его как мужчину, не как бога.
И тем не менее, хотя его особое, усовершенствованное тело и делало
возможными подвиги, которые не под силу повторить ни одному смертному
мужчине, все равно он чувствовал себя неловко в присутствии такой старой
боевой лошадки, как Бог Шива, который, несмотря на свою приверженность
нормальным телесным матрицам, казалось, сохранял для женщин гораздо большую
привлекательность. Можно было подумать, что пол превозмогает биологию; и как
бы он ни старался подавить воспоминания и уничтожить этот фрагмент своего
духа, Брахма, который родился женщиной, до сих пор каким-то образом женщиной
и оставался. Ненавидя эту свою черту, он раз за разом выбирал для
перерождения замечательно мужественные мужские тела, но, поступая так, все
равно чувствовал свою недостаточность, словно клеймо его собственного пола
была выжжено у него на челе. От этого ему хотелось топнуть ногой и состроить
гримасу.
Он встал и направился к своему павильону - мимо низкорослых деревьев,
чьи искореженные силуэты были полны какой-то гротесковой красоты, мимо
шпалер, сотканных с утренней славой, прудов с голубыми кувшинками, нитей
жемчуга, свешивающихся с колец, выделанных из белого золота, мимо
светильников в форме девушек, треножников, на которых курились пикантные
благовония, мимо восьмирукой статуи синей богини, которая, если ее должным
образом попросишь, играет на вине.
Брахма вошел в павильон и направился прямо к хрустальному экрану,
вокруг которого обвился, зажав собственный хвост в зубах, бронзовый нага. Он
включил механизм обратной связи.
Помехи, словно снегопад, покрыли было экран, но вот уже на экране
появился верховный жрец его Храма в Махаратхе. Упав на колени, он трижды
прикоснулся своей кастовой метой к полу.
- * Среди четырех чинов божественных, среди восемнадцати воинств Рая,
могущественнейший - Брахма, - завел священник. - * Всесоздатель, Владыка
Небес высоких и всего, что под ними. * Лотос прорастает из твоего пупка,
руки твои пахтают океаны, тремя шагами ноги твои покрывают все миры. *
Барабан твоей славы наполняет ужасом сердца врагов твоих. * В деснице твоей
колесо закона. * Ты вяжешь катастрофы, как путами, змеею. * Приветствую
тебя! * Соблаговоли услышать молитву твоего жреца. * Благослови и выслушай
меня, о Брахма!
- Встань... жрец, - сказал Брахма, не сумев вспомнить его имя. - Что за
неотложная надобность побудила тебя срочно меня вызывать?
Жрец выпрямился, бросил быстрый взгляд на мокрого Брахму и отвел глаза.
- Владыка, - сказал он, - я не собирался нарушать покой твоего купания,
но здесь сейчас находится один из твоих смиренных почитателей, который хотел
бы поговорить с тобой на темы, которые, как мне показалось, могут иметь
немалое значение.
- Один из почитателей! Скажи ему, что все-слышащий Брахма слышит всех,
и пусть он идет молиться мне, как и все, в Храме, для этого, собственно, и
созданном!
Рука Брахмы потянулась было к выключателю, но вдруг замерла.
- А как он узнал о линии Храм-Небо? - удивился он. - И о прямом общении
святых и богов?
- Он говорит, - отвечал жрец, - что он из Первых и мне нужно передать,
что Сэм хотел бы переговорить с Тримурти.
- Сэм? - сказал Брахма. - Сэм? Да этого не может быть... сам Сэм?
- Он известен здесь как Сиддхартха, Бич Демонов.
- Жди моего соизволения, - промолвил Брахма, - распевая покуда
подобающие стихи Вед.
- Слушаю, мой Властелин, - ответил жрец и запел.
Брахма перешел в другую часть павильона и замер перед своим гардеробом,
решая, что надеть.
Князь, услышав, что его зовут, отвлекся от созерцания внутренности
Храма. Жрец, чье имя он позабыл, манил его с другого конца коридора. Он
пошел на зов и очутился в кладовой. Жрец нащупал потайной рычаг и толкнул
ряд полок, который, словно дверь, открылся вовнутрь.
Шагнув через эту дверь, князь очутился в богато украшенной усыпальнице.
Сверкающий видеоэкран висел над алтарно-контрольной панелью, обрамленный
бронзовым нагой, сжимавшим в зубах собственный хвост.
Жрец трижды поклонился.
- * Привет тебе, правитель мироздания, могущественнейший среди четырех
божественных чинов и восемнадцати райских воинств. * Из пупа твоего
произрастает лотос, руки твои пахтают океаны, тремя шагами...
- Подтверждаю правоту сказанного тобой, - перебил Брахма. - Слышу и
благословляю. А теперь ты можешь оставить нас.
- *?
- Да-да. Сэм наверняка оплатил частную беседу, разве не так?
- Владыка!
- Все! Ступай!
Жрец быстро поклонился и вышел.
Брахма изучал Сэма; тот был одет в темные рейтузы, небесно-голубую
камизу, зелено-голубой тюрбан Симлы, к поясу из потемневших железных колец
были привешены пустые ножны.
В свою очередь, и Сэм разглядывал своего визави, чей силуэт четко
вырисовывался на черном фоне; одет он был в костюм из тончайшей коль-чуги,
на который накинул сверху щегольский плащ, сколотый на груди брошью с
огненным опа-лом. Голову Брахмы венчала пурпурная корона, усеянная
пульсирующими аметистами, а в правой руке он сжимал скипетр, украшенный
девятью приносящими счастье самоцветами. Глаза - два темных пятна на темном
лице. Нежные звуки вины разносились вокруг него.
- Сэм? - сказал он. Сэм кивнул.
- Пытаюсь догадаться, кто ты на самом деле, Великий Брахма. Должен
сознаться, что мне это не удается.
- Так и должно быть, - сказал Брахма, - если кому-то суждено быть
богом, который был, есть и будет всегда.
- Красивое одеяние ты носишь, - заметил Сэм. - Просто очаровательное.
- Спасибо. Мне трудно поверить, что ты все еще жив. По справкам ты уже
лет пятьдесят не требовал нового тела. Это весьма рискованно.
Сэм пожал плечами:
- Жизнь полна риска...
- Согласен, - сказал Брахма. - Прошу, возьми стул и садись. Устраивайся
поудобнее.
Сэм так и сделал, а когда он опять посмотрел на экран, Брахма восседал
на высоком троне, вырезанном из красного мрамора, над ним пламенел раскрытый
зонт.
- Выглядит не слишком-то удобным, - заметил Сэм.
- Сиденье с поролоном, - улыбаясь, ответил бог - Если хочешь, кури.
- Спасибо, - Сэм вытащил из привешенного к поясу кисета трубку, набил
ее табаком, тщательно умял и закурил.
- Что же ты делал все это время, - спросил бог, - соскочив с насеста
Небес?
- Взращивал свои собственные сады, - сказал Сэм.
- Мы могли бы использовать тебя здесь, - сказал Брахма, - в нашем
гидропонном департаменте. Что касается этого, может быть, еще могли бы.
Расскажи мне о своем пребывании среди людей.
- Охота на тигров, пограничные споры с соседними царствами, поддержание
высокого морального духа в гареме, немножко ботанических штудий - все в
таком роде, жизнь в ее банальности, - неспешно поведал Сэм. - Теперь силы
мои на исходе, и я опять взыскую свою юность. Но чтобы вновь стать молодым,
как я понимаю, мне придется подвергнуться промывке мозгов? Так?
- В некотором роде, - признал Брахма.
- Могу я полюбопытствовать, с какой целью?
- Неправедный ослабнет, праведный окрепнет, - изрек, улыбаясь, бог.
- Предположим, я неправеден, - спросил Сэм, - каким образом я ослабею?
- Колесо сансары повернется для тебя вниз: тебе придется отрабатывать
бремя своей кармы в низшей форме.
- А у тебя под рукой нет данных - процента тех, кто идет вниз, и тех,
кто идет вверх?
- Надеюсь, ты не подумаешь, что я не всемогущ, - сказал, прикрывая
скипетром зевок, Брахма, - если я признаюсь, что подзабыл эти данные.
Сэм хмыкнул.
- Ты сказал, что вам в Небесном Граде нужен садовник.
- Да, - подтвердил Брахма. - Уж не намерен ли ты обратиться к нам за
работой?
- Не знаю, - сказал Сэм. - Может быть.
- Что означает - может быть и нет, - уточнил его собеседник.
- Да, может быть и нет, - согласился Сэм. - Что касается человеческого
разума, то в былые дни не было этого невразумительного перетягивания каната.
Если кто-то из Первых желал возродиться - он платил за тело и его
обслуживали.
- Мы живем уже не в былые дни. Сэм. На пороге новая эпоха.
- Можно - почти что - подумать, что вы стремитесь устранить всех
Первых, которые не выстроились у вас за спиной.
- В пантеоне комнаты есть для многих, Сэм. Есть ниша и для тебя, если
ты решишь заявить о своих на нее правах.
- А если нет?
- Тогда наводи справки о своем теле в Палате Кармы.
- А если я выбираю божественность?
- Мозг твой зондировать не будут. Хозяевам посоветуют обслужить тебя
быстро и отменно. Будет послана летательная машина, чтобы доставить тебя на
Небеса.
- Все это наводит на некоторые размышления, - сказал Сэм. - Я люблю
этот мир, хотя он и погряз в темноте средневековья. С другой стороны, любовь
эта ничуть не поможет мне насладиться объектами моего желания, если мне
будет предписано умереть подлинной смертью или принять образ обезьяны и
скитаться в джунглях. Но не очень-то мне любо и то искусственное
совершенство, которое процветало на Небесах, когда я в последний раз посетил
их. Подожди, будь любезен, чуть-чуть, я поразмышляю.
- В моих глазах твоя нерешительность является просто наглостью, -
сказал Брахма. - Тебе только что сделали такое предложение...
- Да-да, и в моих, наверное, она выглядела бы так же, если бы мы
поменялись местами. Но если бы я был Богом, а ты - мною, ей-богу, я бы
помолчал немного, пока человек принимает самое важное свое решение за и про
свою жизнь.
- Сэм, ты чудовищный торгаш! Кто еще заставлял бы меня ждать, когда на
чашу весов брошено его бессмертие? Уж не собираешься ли ты торговаться - со
мной?
- Ну да, я же потомственный торговец ящерами - и я страшно хочу
кое-чего.
- Что же это может быть?
- Ответы на несколько вопросов, которые преследуют меня вот уже
некоторое время.
- К примеру..?
- Как тебе ведомо, я перестал посещать собрания старого Совета более
сотни лет тому назад, ибо они превратились в длиннющие заседания,
рассчитанные так, чтобы отсрочить принятие решений, и стали главным образом
поводом для Празднества Первых. Нынче я не имею ничего против праздников. По
правде говоря, века полтора я являлся на них только для того, чтобы еще
разок хлебнуть добротного земного зелья. Но я чувствовал, что мы должны
сделать что-то с пассажирами, равно как и с отпрысками наших многочисленных
тел, а не бросать их на произвол судьбы в этом порочном мире, где они
неминуемо превратятся в дикарей. Я чувствовал, что мы, команда, должны им
помочь, обеспечить их преимуществами сохраненной нами технологии, а не
выстраивать себе неприступный рай, используя мир в качестве комбинации
охотничьих угодий и борделя. И вот я давно пытаюсь понять, почему это не
было сделано. Это был бы, кажется, честный и справедливый путь управлять
миром.
- Я делаю отсюда вывод, что ты акселерист.
- Нет, - сказал Сэм, - просто любопытствующий, Я любопытен, вот
единственная причина.
- Тогда, отвечая на твой вопрос, - заговорил Брахма, - скажу, что
причиной этому - то, что они не готовы. Если бы мы начали действовать сразу
- да, тогда это могло сработать. Но нам поначалу было все равно. Потом,
когда возник этот вопрос, мы разделились. Слишком много прошло времени. Они
не готовы и не будут готовы еще много веков. Если их на настоящем этапе
снабдить развитой технологией, это приведет к неминуемым войнам, которые
уничтожат и те начинания, которые они уже претворили в жизнь. Они зашли
далеко. Они дали толчок цивилизации по образу и подобию своих древних
праотцов. Но они еще дети, и как дети они бы играли с нашими дарами и
обжигались бы на них. Они и есть наши дети, дети наших давным-давно мертвых
Первых тел, и вторых, и третьих, и неизвестно скольких еще - и отсюда наша
родительская за них ответственность. Мы должны не допустить, чтобы они стали
акселератами, чтобы ускорение их развития привело к индустриальной революции
и уничтожило тем самым первое стабильное общество на этой планете. Наши
отцовские функции легче всего выполнять, руководя ими, как мы это и делаем,
через Храмы. Боги и богини - исходно родительские фигуры, и что же может
быть правильнее и справедливее, чем принятие нами этих ролей и
последовательное их использование?
- А зачем же тогда вы уничтожили их собственную зачаточную технологию?
Печатный станок изобретался на моей памяти трижды - и всякий раз изымался.