Страница:
14 мая 1992 г. Четверг. Самолет
Сегодня в семь утра умер Олег Анисимов. Этим известием встретил меня Рудольф. Цирроз печени... запой жуткий... горлом кровь. Двое суток в больнице, и человек-оркестр ушел от нас в мир теней. Дорогой мой Олег! Я тебя ужасно любил, я лью слезы... что я могу еще?
15 мая 1992 г. Пятница. Архангельск
Записать. Родилась идея: предложить администрации Быстрого Истока выкупить родительский дом под кафе «У Золотухина». На паритетных началах могут выступить братья Золотухины. Написал письмо Тищенко, отправлю из Москвы.
29 мая 1992 г. Пятница, г. Белокуриха
Романов Петр Васильевич (закрытый Красноярск): «Я занимался всю жизнь тем, что производил технику, чтобы убивать людей. Средства доставки».
«Страшный человек», — такой я сделал вывод.
30 мая 1992 г. Суббота
Еще он вспоминал, как приезжал к ним Жириновский: более 10 000 народу, он сам не смог быть на встрече, но есть полная видеокассета — женщины целовали ему руки. «Женщины целовали ему руки!» — несколько раз он восторженно повторил эту фразу. Это что? Да, он экстремист, но он очень популярен, женщины целовали ему руки. Мне виделся Адольф.
1 июня 1992 г. Понедельник. «Ту-154»
Я лечу домой. Грандиозный праздник вчера прошел в Быстром Истоке. Как в лучшие 50-е годы. Перед народом вышли мы с о. Евгением.
Он молод и косноязычен... перед такой толпой говорит, очевидно, впервые. Волновался. Я же говорил о смутном времени... о том, что нас может спасти. Вера, культура, доброта и терпение... На сцену поднялся я с коробкой для будущих пожертвований и набрал в результате 11 600 рублей. Батюшка принародно благодарил меня как инициатора строительства храма. Несколько раз он это слово произнес, а народу — тьма. Бийский район Сростки... Женщины, помнящие Шукшина, покупали «Земляков» и брали автографы. Вот и Сростки с Быстрым поздоровались. Тищенко покаялся: пока не будет заложен фундамент, в отпуск не пойдет.
4 июня 1992 г. Четверг. Утро
Вознесение Христово.
Необходимо взяться за Версилова и к концу июня прогнать 1-й акт с выученным текстом. Нельзя подводить Костю.
7 июня 1992 г. Воскресенье — отдай Богу
К кому пойти за деньгами для храма?
13 июня 1992 г. Суббота
Любимов... А где он сейчас? Должно быть, в Израиле. Осенью будет в Хельсинки ставить «Грозу». Почему он нам не говорит об этом? Боится сглазить контракт? Он не из этаких. Опять барон ему делает оформление или Боровский на этот раз?! Встречался ли Ю. П. со Шнитке и как получить от Альфреда хотя бы несколько музыкальных номеров «Живаго»? Публике в газете объявлено, что Золотухин — д-р Живаго. С чего начинать? С вокальных занятий или с того, что выучить текст Версилова, дочитать «Подростка» и начать Пастернака? В этом проблема. И как попасть в Вену?
17 июня 1992 г. Среда, мой день и мое число
Снились Любимов, Губенко, Дупак, но это днем накануне.
1 июля 1992 г. Среда, мой день
День нашего крещения.
Опять возник вопрос о дележе театра, и в 12 сегодня худсовет.
2 июля 1992 г. Четверг. Ночь
Этот день, очевидно, войдет в историю Театра на Таганке. Мне кажется, оппозиция вместе с ее прокурорским заключением потерпела сокрушительное публичное поражение. После моего короткого выступления сугубо по предмету повестки вылез Ленька, перед тем называвший меня в беседе со Светланой Владимировной (старушка из репрессированных) респектабельным собеседником. Он вылез на трибуну президиума Моссовета опровергать или ставить под сомнение мою реплику-замечание, что всякое разделение театра есть гибель театра. А почему-де гибель? А почему-де не дать или не попробовать? Респектабельные артисты добились... Вспомнил Любимова, запутался в своей позиции. А на вопрос, кто сделал подлог в уставе, указал на нашу группу, чем вызвал гром смеха с нашей стороны. Смутился, сбился, вконец запутался и мрачный вернулся в зал и очутился рядом со мной, по левую руку, а по правую сидел Б. Глаголин, который вдруг наклонился через меня и с невероятными искренностью, болью и удивлением сказал Филатову: «Какое же ты ничтожество, какой же ты негодяй и мерзавец мелкий!» И вдруг произошло чудо: Филатов ничего не смог ответить. Он жалко лепетал. «А что, я не могу иметь своего мнения?..» Борис ему вторично врезал. Такого уничтоженного, раздавленного Филатова я видел первый раз, был поражен, и до меня дошло: он сам понимает, что Борис прав, что он опять вляпался в какую-то пакость. А я только успокаивал Бориса: «Ладно, брось, Борис, не обращай внимания...»
3 июля 1992 г. Пятница, очень рано
Не сомкнул я ночью глаз. И вот что хотелось бы мне сказать с трибуны вчерашнего президиума:
— Уважаемое собрание! Давайте поговорим, как в детском саду, просто... Театр на Таганке вместе с другими 93 театрами регистрирует свой устав. И все хорошо, нормально, успели в срок. Но некоторая группа лиц выкрадывает из устава Театра на Таганке несколько листов текста и подменяет их своими листиками со своими текстами. Этот факт становится известным и Театру на Таганке, и учредителю, Управлению культуры. Учредитель требует отдать изъятые незаконным путем листы и вернуть их на место. Лица, проделавшие это, понимая ответственность дальнейшего, краденое не возвращают. Как бы там ни было, учредитель и Театр на Таганке восстанавливают текст оригинала. Тогда лица обивают пороги Моссовета, сигнализируют во все инстанции, вплоть почему-то до прокуратуры. Это ведь, в общем-то, донос на самих себя. А Юрий Петрович Седых-Бондаренко, вместо того чтобы сигнал подать своему тезке в Театр на Таганке, вместе с этими лицами дает сигнал в ту же прокуратуру. И из прокуратуры приходит странный ответ. Вместо того чтобы защитить оригинал, она защищает укравших. Кто вас послал на это неправое дело, молодой человек от прокуратуры? Я имею право так говорить и по возрасту, и по званию — народный артист это все равно что генерал-лейтенант. И вы так бестолково ведете защиту этого неправого дела... Вы за это взыскание получите от пославшего вас. Теперь вопрос к вам, Ю. П. Представьте себе, что из протокола заседания под вашим председательством будут изъяты подлинные стенограммы и вставлены другие. И через некоторое время эта фальшивка всплывает на свет, и вы привлекаетесь к уголовной ответственности. Это приемы давние, они давно отлажены и отработаны. И начинаются путаница и бесконечные ваши хождения по инстанциям. А те, кто это сделал, спокойно вам доказывают, что вы не Седых-Бондаренко, а Бондаренко-Седых. Вы улавливаете аналогии, аллегорию?
4 июля 1992 г. Суббота. Утро у Сережи, за его столом
Окончен сезон, страшный, пустой, очень долгий и грязный. Наступили тяжелые времена «Таганки» — раскол, грызня.
24 июля 1992 г. Пятница, утро. Алтай
Смутное время. Можно сказать, что России не было. Москва в руках поляков. Новгород присягнул шведскому королевичу. Казань и вятские города провозгласили другого царя, в Пскове явился еще самозванец, повсюду грабеж и безначалие. Все погибало, все рушилось, но Россия не погибла, потому что в ней еще остались русские, которые любят свое отечество.
Какие интересные вещи произошли со мной сегодня! Поворачивая к Лавре левым крылом, у меня в руках заколотило руль и я едва справился с рулевым управлением. Я в ужасе понял: что-то произошло с тягами. Поставив машину, я стал заглядывать под нее, а что я там мог увидеть? Однако решил все-таки пойти с отцом Александром, Денисом и Серегой, будущим дьяконом, в Лавру, к пр. Сергию Радонежскому. Что-то случилось со мной — я стал просить Бога помиловать меня (как же я Сережу повезу, ведь разобьемся мы), я пал на колени перед мощами пр. Сергия, и я целовал пол перед его ракой, я целовал его мощи святые и просил избавить меня от этой напасти, стал припоминать грехи свои...
Распрощавшись с троицей, я направился к дежурным гаишникам. Они сказали, где ближайший автосервис. Я пошел к машине, надеясь на чудо. Стал давать на площади перед Лаврою круги влево-вправо на глазах у изумленных стражей автомобильного порядка, онемевших от моего нахальства. Но и намека на поломку или дефект управления машина не показала. Я поехал. Машина, руль слушались беспрекословно, и я, быть может, впервые реально почувствовал присутствие, вмешательство божественного провидения. Благодарю тебя, Господи! Кланяюсь тебе, целую одежды твои, преподобный мученик Сергий. Господи, прости и сохрани меня! И заплакал я от счастья, что зрю Бога!
Завтра умрет Володя.
Я на старости лет буду читать только свои дневники и тем самым еще раз проживу свою жизнь.
25 июля 1992 г. Суббота, рано
В 4 утра кто-то как толкнул меня, и я проснулся: умер Володя. Я вынул из тряпок его маску, спрятанную от жены, которая в сердцах сказала как-то, что разобьет ее, и на свое место ее положил. Когда развернул, Володя улыбнулся мне. Я вспомнил слова худ. Юры Васильева: «Маска живет, живая...» Надо съездить на кладбище, поклониться.
29 июля 1992 г. Среда, мой день. Белокуриха
Звонил в Москву, в Театр Армии.
Премьера «Маскарада» прошла плохо. После первого акта ушли ползала. Никакой в жизни радости.
9 августа 1992 г. Воскресенье
Бросить жену — немыслимая была бы глупость.
«Такой вот я человек: одной рукой отдаю Богу — другою лихорадочно ищу, где бы урвать, чтоб для себя оставить. Случается, что иной совершает десять добрых дел и имеет один злой навык, но и это одно, происходящее от злого навыка, превозмогает десять добрых дел. Если орел весь будет вне сети, но запутается в ней одним когтем, то через эту малость низлагается вся сила его, ибо не в сети ли он уже, хотя и весь находится вне ее, когда удерживается в ней одним когтем? Не может ли ловец схватить его, лишь только захочет. Так и душа — если хотя одну только страсть обратит себе в навык, то враг, когда ни вздумает, низлагает ее, ибо она находится в его руках по причине той страсти. Почему-то и говорю вам всегда: не допускайте, чтобы какая-либо страсть обратилась вам в навык, но подвизайтесь и молитесь Богу день и ночь, чтобы не впасть в искушение». Авва Дорофей.
Ну, бли-и-ин! Точно про меня. А зачем мне эта бытовка на шести хозблоках. А вот так: поругался с женой и уехал в бытовку. Почему-то вспомнил рассказ Райхельгауза, как на даче своей, на кровати-сетке на четырех кирпичах, замерзал, умирал великий русский писатель Юрий Казаков.
Снится просто хлеб — радость и утешение, а если хлеб белый — это добро и честь. Так вот, скандальным днем мне снился наш театр, но уже расколотый, на гастролях за границей, и Николай Губенко угощал меня, купил мне длинный французский батон, разрезанный вдоль пополам и густо намазанный маслом. Я шел в гостиницу, ел хрустящий батон, потом остановился, чтоб в номере доесть его с бульонным кубиком. Мне снился белый хлеб, но где же добро и честь? Впрочем, нет чести пророку в своем отечестве.
10 августа 1992 г. Понедельник
Это, конечно, замечательная, настоящая книга и полезнодушевное чтение — православный календарь. Просто, мудро и вечно прекрасно. Зачем я пишу свои дневники, сам с собою говорю, убеждаю себя, какой я хороший, значительный, глубокий человек, сам над собою плачу, сам над собою смеюсь. Одиночество — это так сладко, так хорошо.
«Несравненная!» Странный уговор, странный разговор — спонсор хочет посмотреть. И что? Утверждать будут по фотографии, что ли? Но мне уже хочется. Я прошелся Николсоном в новых пиджаке и рубашке по коридорам «Мосфильма». Показывая Сереже свой новый наряд, я сказал:
— Подумаешь, Николсон! Он пусть Павла I попробует сыграть.
Подмигнув сыну, я вышел вон. Напялил темные очки и снова отворил дверь.
— Ну, вообще... Пап, мне очень нравится...
— Вам идет этот пиджак, — сказала костюмерша.
А со стены на меня смотрел Николсон. Это что? Знак судьбы?
Но по фотографиям мне понравился Конкин. Да он вообще подходит. И по сути, и по возрасту, и по осанке белый офицер. А из меня, сегодняшнего, трудно сделать что-нибудь в этом роде путного. Но я так горячо убеждал их взять Конкина — от добра добра не ищут! — что, если они его возьмут, будет уже обидно.
15 августа 1992 г. Суббота
Тот, кто берется за дело Божье без искры Божией, обманывает самого себя и других.
Быть может, нет во мне искры Божьей. Оттого так трудно идет дело с храмом. Нет-нет — мысли смущающие гони!
4 сентября 1992 г. Пятница
Господи! Благодарю тебя, Господи! Ты услышал молитвы мои и послал мне спонсора. Я зарыдал к утру, и подушка мокрой стала. И по номеру ходил я, плача и не веря счастью моему.
Какой оказался день вчера наиважнейший. Запомним это число — 3 сентября. Обещают, что к зиме будет ноль, т. е. фундамент. А стоит он по их подсчетам 4,5 миллиона рублей. Все дают — и технику, и рабочих. Приехали начальники на двух «Волгах». Вербицкий Ан. Иванович: «Ну, вот, Валерий Сергеевич, привез... проси». Я пал на колени — и лбом в ботинки. Начальник вздрогнул, ошалел — Золотухин на коленях! Отец Евгений закатил обед — стол, что «Славянский базар» времен Шаляпина! Стерлядь под желе-суфле. Я ее 100 лет не видел, а тут ел! Три вторых пельменями венчались! Грибы всякие... Торты своедельские, медовуха сногсшибательная. Королевский салат! И пр. и пр. и пр. Говорили тосты за меня, и я не краснел.
Проезжая Смоленское, завернули к строящейся церкви. Деревянная, из брусов, легкая, и заболело от зависти сердце.
Уже купола вывели и кресты поставили. Есть еще мастера на Руси — рубят церкви. А потом подумал: торопятся смоляне. Не ровен час, не дай Господи, подожжет какой-нибудь коммунист, партократ. Ведь сказал сегодня ветеран с планками, разобравшись в афише: «А... это Ельцину!» — И прочь от стола.
11 сентября 1992 г.
Что делать с Америкой? Возникает она с 10 октября сроком на 25 дней. Преступление терять ее. Неизвестно ведь, что будет с рублем дальше.
16 сентября 1992 г. Среда, мой день
Я предложил и уже объявил семье, что пить я не буду до 17 мая 1993 г. День — премьера в Вене «Доктора Живаго». За это время я бы сыграл Версилова, съездил бы в Америку, сделал бы вчерне роль Живаго, потом — Япония и премьера в Вене. Не говоря о том, что я бы написал «21-й км», над которым вчера была произведена эксгумация — выкопаны трупы и оживлены. Год назад я закопал под деревом ее и свою фотографии — похоронил роман.
Пишем письма в инстанции против раздела театра, репетируем «Подростка».
17 сентября 1992 г. Четверг
Страшная роль — Версилов! Во что я впутываюсь? В серьезное дело. Господи! Научи разумному действию. Отказаться уже нельзя — я дал мастеру слово, что буду готов, технически хотя бы. Надо взяться, надо не терять времени, хотя бы текст выучить и мизансцены. А там, как в старом театре, под суфлера и как накатит. Теперь — спать.
Я хочу себя испытать. Я хочу поунижаться — сяду у машины и поставлю стул. На него положу журналы и буду кричать: «Покупайте специальный выпуск „Литературного обозрения“! Только у Золотухина!»
Нет! Пока нет, думаю я. Я не смог переступить стыд и страх. Табуретку я вытащил, поставил у довольно оживленной прохожей части. Положил на нее штук 10 журналов, срывающимся, стыдливым голосом выкрикнул:
— Покупайте у Золотухина!
Кажется, я в этот момент зажмурил глаза. Никто не обратил на мой писк внимания. Кое-какие недоуменные взгляды я уловил. Люди проходили понуренные, с тупыми выражениями лиц... Мне стало стыдно предлагать за 100 рублей эротику с утра моему голодному народу. Я подхватил табуретку, под мышку журналы — и убежал. Я не смог поступать как сын моего героя, подросток Аркадий. И обидно, что стало стыдно и я не смог переступить и победить себя. Но первый шаг или полшага, во всяком случае, я все-таки сделал. Так что я надеюсь эксперимент продолжить, но надо кого-то все-таки взять для поддержания штанов.
Тамара Мих.: «Вечером видела я Ф. У него что, какой-нибудь юбилей? Ш. такая некрасивая, лицо такое простое... Она что, не может сделать подтяжки? Он такой неухоженный... Он опускается с ней. Какова жена — таков и муж. Я это очень хорошо вижу. Ему надо быть таким холеным».
Я пытался возразить: дескать, когда надо, он бывает холеным. «Нет-нет, она не следит за ним...» А я с ужасом думаю о себе, гляжу на себя ее глазами. Что же она обо мне-то в таком случае думает, мисс Круиз?.. (Была она в круизе по Средиземному морю и стала победителем конкурса мисс Круиз.)
Она предала свою красоту. Во что она превратилась, чем она занимается? Играем «Преступление» — она ходит, как Ниловна по фабрике, и всех агитирует: голосуйте за раскол театра. Часто разговор в разных местах и с разными людьми заходит о Шацкой.
А вот что говорила Маша Полицеймако, которая (и первым это заметил шеф) замечательно похорошела:
— Я должна тебе 50 рублей, ты знаешь об этом. Я помню. Я все помню, у меня память знаешь какая! 20 лет назад ты размашисто дал мне 50 рублей и сказал: «На, Маша, и никогда не возвращай!» А у меня тогда такое было положение... И вдруг 50 рублей, целое состояние! Я теперь могу тебе отдать. Хочешь, я отдам тебе 100 руб. А еще помню, ты мне купил портрет за 25 рублей, он висит у меня над кроватью. Отдать?
— Нет, зачем же ты столько лет молчала, ты вернула мне к себе уважение некоторое. Как говорит Версилов: «Мы все еще были тогда молоды и поступали иногда хорошо».
25 сентября 1992 г. Пятница
Езжу на Десну, договариваюсь о домике с оградой. Хочется затеять капитальное строительство, а не сарай для лопат. Но денег нет, а жить в кредит — это такой хомут опять на себя надевать!..
28 сентября 1992 г. Понедельник
Вчера целый день были с Луневой <Лунева Татьяна — друг дома.> на Десне. Господь послал мне чудесный день — я работал на земле, копал, рыхлил, сажал. Мы посадили 10 кустов черной смородины. Думал, сегодня не встану, так намахался ломом. Ан нет — как с гуся вода.
11 октября 1992 г. Воскресенье, г-ца «Волгоград»
В Москве Любимову министр культуры вручил значок «Народный артист России» — указ Ельцина. «К сожалению, благодаря поведению некоторых моих учеников я не мог встретить свое 75-летие в своем доме. Я не мог прийти в свой дом. Я изгнан из своего дома...» Выглядел он ужасно. Грустный, опущенный, удрученный. Я представляю, как возмутятся этаким поворотом Любимова Губенко-Филатов и др. Я понимаю, что он может так чувствовать себя — ему противно входить в дом, где его так оскорбили, где его не чтут, не уважают поголовно и открыто и нагло ведут войну на выживание из собственного театра. Ответ у них простой и ясный — его нет в России, он руководит по телефону, театр сдан в аренду, продан.
19 октября 1992 г. Понедельник
Я провел Пушкинский день в выяснениях во мне лермонтовской крови. Скажем, артист Валерий Золотухин — двойник Лермонтова. Сибиряк из крестьянской семьи. Но откуда его предки приехали в Сибирь? Ведь та заселялась в основном после 1861 г.
Если отбросить ханжество, то потомки внебрачного сына (или дочери) Лермонтова имеют такое же право гордиться славой своего предка, как это делают официальные потомки других великих русских писателей.
20 октября 1992 г. Вторник.
Гипотетический потомок Лермонтова. Я перепишу «Дребезги» под этим углом. Я переделаю свою биографию.
21 октября 1992 г. Среда, мой день
День Павла I. Соперничество и зависть, вот что ясно отражается в тексте письма Л. Ф. Если бы я внезапно исчез с лица земли, испарился или был взят в космос инопланетянами, Ф. был бы рад, и для него это было бы лучшим исходом в его срамном положении. А еще, мне кажется, он мне мстит за Ш., что я ему подсунул этакое и жизнь ему собачью устроил. Это ведь неспроста в каждом интервью — «моя жена», «мой сын». Сын уже взрослый, живет с бабушкой. Как они покупали у меня сына! «Давай, дескать, дай согласие! Леня усыновит его, даст ему свою фамилию. Ты будешь избавлен от алиментов». Хуюшки Вам, Дунюшки.
Шнитке вошел сгорбленный, поддерживаемый под руки, волоча правую ногу. «Я хотел послушать, кого не запомнил, не вспомнил...» В конце всех поблагодарил и сказал, что будет много думать об этом. Господи, продли дни его в здравии на этой грешной земле!
Ф. зажался, как говорит Иван, в сцене «у вас, барон, есть дети?». Наступил мне на реплику, переврал текст. «У тебя была возможность поиграть с ним, но ты упустил». Нет, я думал и хотел... а потом решил: не надо, пусть, зачем на сцену вытаскивать наши подтексты, так близко лежащие... Вполне с меня достаточно, что он засуетился. «А ты, мне показалось, весьма правдиво ему влепил: „Барон, вы лжете!“ Нет, почему же показалось? Правильно. „Вы лжец!“ Зачем я это все пишу?! Пора бы бросить эту тему. И слава Богу, что я не вывесил ему ответ. Но он готов, и с меня довольно сего сознанья.
Если Лермонтов родился в 1814 г., а погиб в 1841 г., то Валерий, родившись в 1941 г., должен умереть в 2014 году в возрасте 73 лет.
«А историю царевича Алексея я вам, сударь, все-таки пришлю». Это я к тому, что Денису я пошлю и письмо Филатова, и версию про родню с Лермонтовым. А Лермонтов родственник Байрону, так что родня у меня хорошая может обнаружиться.
Золотухины — я ведь ничего не знаю о них! Вот порода, самая что ни на есть скрытная. Двоюродные братья молчат, Иван молчит. Помнит ли он, видел ли он бабку Елену Александровну. Что он слышал? Кое-что ведь может и Катя знать?! А вдруг мы найдем лермонтовские корни! Сохранились ли какие воспоминания о деде Илларионе у антоньевской братии? У Новичихиных надо поспрошать. Изысканием Илларионового корня надо заняться, пока живы те, кто мог бы что-то помнить.
25 октября 1992 г. Воскресенье
Меня больше тянет к чтению вокруг романа, чем собственно к самому роману. А роман надобно изучить досконально, так же как стихи Бориса Леонидовича. Это будут мои университеты к 52-му году моей жизни. Кстати, сегодня в Театре эстрады собираются поэты, кто поет под гитару.
Как-то попал я недавно на Л. Долину и получил удовольствие, опыт. Поразился обилием публики, сравнительным обилием, атмосферой — каминной, осенней, покойной, лирической, теплой. Долина подарила мне книжку. Этот вечер я отметил, как работу над Пастернаком, в копилку образа. Будто бы Ивинская вчера была показана по ТВ. Если так, ее надо найти и взять у нее автограф.
27 октября 1992 г. Вторник. Театр
Я не понимаю Глаголина. В такие напряженные, ответственные дни театра он к вечеру напивается и, естественно, ни хрена не соображает, уходит. Почему так поздно написано обращение совета трудового коллектива и худсовета с просьбой перенести собрание до приезда Любимова? К тому же оно сразу было сорвано Комаровской со словами: «Почему Ю. П. нас так боится, прямо в штаны наложил?» Их объявления все преспокойненько висят — мы благородные, а наши они тут же срывают. Гнусь филатовская висела почти месяц.
Вчера Колька, выходя из дверей театра после читки:
— Как жизнь, Валерий?
— Хреново, Коля.
— Что так? Почему не пришел на читку?
— Не был приглашен.
— Все желающие были приглашены.
Следом шел Филатов, сгорбившись, не поднимая головы. Вывешено обращение к Ельцину Калягина, Хазанова, Соловьева, Лазарева, Невинного. Смысл — поддержать идею разделения театра. Мы опять опоздали. Любимов просил такое письмо организовать в его защиту. Они идут с опережением. У нас нет Габец или Крымовой. Любимова по-человечески становится жаль, он один. Глаголин — дурак, не предпринимает никаких практических шагов, все советуется. И вот сегодня они могут этим собранием сильно нагадить. Поздно составляется список членов профсоюза. Поздно обзваниваются люди, да и этого Шкатова делать не хочет.
Звонил Распутин. Раньше он никогда не звонил и телефона не оставлял. Хвалиться нечем, а жаловаться не хочу — сегодня я дозвонился ему:
— В. Г., я рад безумно вас слышать!
— Я тоже. Я получил твое письмо, у меня есть по этому поводу предложение, но для этого надо встретиться.
Назначили созвониться рано в четверг. Будет он здесь весь месяц (какой?).
28 октября 1992 г. Среда, день Павла I
Предполагаемый конец света откладывается, хотя, быть может, для нас он давно наступил, да только мы того не замечаем. Открыл я дневник с мыслью о курносых. Оказывается, Живаго был курносый, а я сегодня Павла I изображаю, тоже курносого. Если я вычитаю в описании внешности Версилова, что и он был несколько курнос, это дает мне право для интересной версии.
Мне бы надо писать о собрании вчерашнем в театре, о разговоре Бориса с Любимовым, но так не хочется.
30 октября 1992 г. Пятница
Вчера был у Распутина в совминовских хоромах. Долго он меня в них не запускал. Разговор натянутый. Пришел Крупин.
При встрече мы расцеловались и простились хорошо.
Всю ночь не спал: объявление, продолжение собрания, итоги референдума о разделении театра. И крысы, охраняющие, сидящие вокруг судьбоносного ящика голосования. Почему-то меня взбеленил этот референдум. Тоска.
31 октября 1992 г. Суббота, родительская
Интервью идеолога Филатова, в которых он дает оценку нынешнему художественному коэффициенту нынешнего Любимова. «Не узнаю, не тот, не тот». Господи!
Звонил Денис. У него состоялся разговор с Филатовым. Но, насколько я понял, Ленька не дал ему говорить: «Не надо, я раскаялся, когда полетел в Израиль, но дело сделано». Они быстро смяли разговор, не начав, не объяснившись. Вторая тема Денискиного звонка более серьезная. Он собирается рукополагаться. О. Александр подыскивает ему будущую матушку, девчонку из священнической семьи. «Говорят, браки, которые устраиваются через третьих лиц, бывают иногда очень даже счастливые», — сообщает мне Денис, готовящийся в дьяконы. Ну что ж, так тому и быть — мое родительское благословение он получил. Господи, наставь его на путь истинный! Первоочередное — укротить его непомерную гордыню и готовность ежемгновенную учительствовать, а не учиться. Обет молчания, молчания и еще раз молчания нужно Денису дать.