Страница:
— Не думаю. Побоится — там Денис между нами...
— Побоится Дениса?! Думаешь?
Я напрасно, конечно, даю волю безудержному мату и прочим выражениям в дневниках. Зачем я пишу открытым текстом в дневниках, не стесняясь будущих читателей? Сыновьям стыдно будет за отца... Я якобы раскрепощаю себя — нет, это узость ума и мрачность, мелочность души. Ведь я хочу оставить после себя дневники, так элементарные приличия в речи написанной соблюдать надо.
14 декабря 1993 г. Вторник. Молитва, зарядка, душ, крепкий кофе, сковородка овощей из магазина «Морозко». Завел машину
Явлинский агитировал не голосовать за Конституцию. А что скажет академик Лихачев? А академик Лихачев говорит, что, слава Богу, Россия избежала беззакония, укрепила президентскую власть, есть перспектива движения к реформам и пр. Высказывания академика широко транслируются. Высказываются зарубежные обозреватели — «выборы показали, насколько безнадежно больна Россия». Но Пащенко радуется, его компартия в полном порядке. И, думаю, правильно поступил президент, не запретив ее и других. Его политика от этого должна выиграть.
А Явлинский, славный человек и экономист, провалился как политик, и такой президент нам на хрен не нужен.
Театр. Келья. Вчера здесь были съемки для японского телевидения. Снимали мои слова о Высоцком, но случайно проходящий Любимов после некоторых иронических реплик, проверочных вопросов согласился сесть и сказать. И великолепно сказал о Володе и о том, как проходимцы могут подтасовывать его песни под свои дела. Например, «Охоту на волков» кто-то связал с сюжетом событий 3-4 октября, и получилось: те, кто в Лефортове, — волки, а кто их туда привез — охотники. Обратный смысл.
Я боюсь что-нибудь писать. Странно закончился день. Разговор Любимова с Бугаевым, который приехал от Лужкова. Через Коробченко Лужков отдал распоряжение Панкратову, и завтра охрана должна быть снята, а я с утра отвезу очередную бумагу в прокуратуру.
Я боюсь писать, потому что заплачу. Я полгода не был в своем театре, не видел сцену, не видел свою гримерную. Губенко потерпел поражение на выборах. Перед тем как говорить с Бугаевым, Любимов долго беседовал с каким-то человеком, присутствовавшим на съемках, долго рассказывал о нашем позорном общении в судах с Губенко и пр. Этот человек оказался продюсером «Чайки». Оказывается, Соловьев не хотел идти в «Таганку», он хотел сделать это в павильоне «Мосфильма». Но Губенко тряс все время бумажками из прокуратуры и судов. Что же произошло, почему продюсер пришел извиняться перед Любимовым и почему так поздно? Он вынул из почтового ящика листовку — «Не голосуйте за Явлинского и Гайдара, голосуйте за Жириновского и Зюганова!». Губенко в этом ряду. Этот парень говорил, что он ничего не знал. Это вранье. Все газеты писали о нашем скандале, и не мог Соловьев ему об этом не говорить. Он пришел от Соловьева к Любимову с извинениями на разведку. Упредить. Отмазать Соловьева. Они пронюхали и поняли, что надо убираться, затратив 157 миллионов...
Еще пять партий преодолели пятипроцентный барьер. Это какая-то, по-моему, надежда.
Бумагу я Платонову отдал. Сначала он меня спросил:
— Подключили вам свет?
— Зачем? У нас свет есть.
— Вы со стороны Любимова... А Губенко ходит с фонариком. Лужков приказал Панкратову снять охрану. Меня просили передать вам эту бумагу. Будет решение арбитражного суда.
— Да-да, до свидания. Извините за ранний визит.
Расписку с него я брать не стал. Мы же солидные люди, думаю я. Кроме того, у него сидела женщина, которая вышла из двери с табличкой заместителя прокурора.
Сейчас идет коллегия... Да, Люся права, она ничего не решит, это опять какая-то промежуточная инстанция, но вчерашний разговор Любимова с Витруком, разговор Бугаева с Лужковым и Панкратовым должны дело с места сдвинуть. Я сейчас молю Бога помочь нам и судей вразумить, а также красноречия и убедительности сообщить Татьяне Николаевне. Остается ждать.
Елена Мих., вчерашняя журналистка из Японии, начала нашу встречу с оплеушного комплимента:
— Люся Абрамова мне сказала, что лучшее, что написано о Высоцком, это у Золотухина. Все без прикрас, оттого и трясет Нину Максимовну.
Первая часть всплеска нравится ой как, а вторая ой как не устраивает...
АЛКОГОЛИЗАЦИЯ всей страны.
Коллегия суда нанесла нам поражение, признав законным первое решение. «В иске отказать». Ужасно. Руки опускаются, но надо жить.
Боровский интересно говорил про мои дневники. Он изучает меня, я интересен ему как психологический тип. «Актерская профессия — вне нормы. Нормальный человек не держит в голове чужие тексты».
16 декабря 1993 г. Четверг. Молитва, зарядка
Вчерашняя среда не оказалась моим днем. Мы проиграли процесс, и это уже серьезно. Осталась последняя инстанция.
18 декабря 1993 г. Суббота. Молитва, зарядка
Шеф в 15.00 уезжает в Шереметьево — и в Бонн. Он в опере стал директором актерской труппы. Очень много русских работают, поют, а уж про балет Панова и говорить нечего. От Панова и узнал шеф, что я книжки продавал на Урале.
Господи! Спаси и помилуй нас, грешных. Сегодня Любимов на митинг противу Жириновского идет — «Фашизм не пройдет!». Черниченко его позвал. Митинг закрытый. В «Московских новостях» Любимову необходимо широко высказаться, доругаться по оси Губенко — Жириновский — Говорухин. Разговаривал он вчера с председателем арбитражного суда Яковлевым безобразно — «совковый суд», «звонковый суд», «вы, советские...». Вот и дождались, вот и хлебайте! Он сразу настраивает на решение не в свою пользу. А Глаголина с Поповым вызывают в суд за самоуправство, выразившееся в отключении света. Любимов отдал распоряжение свет включить, но на «Мосэнерго» не торопятся. В конце будущей недели, говорят... Париж — Москва, впустую съездил вчера на вокзал. Парижские вагоны отправляются три раза в неделю. Вчера поезд шел только до Кёльна. На что Любимов надеется? Какая вчера беседа была у него со Свиридовым, Швыдким? Что он скрывает? Хотя настроение у него боевое. «Я человек не сентиментальный, не даю волю эмоциям. Я дерусь, поэтому мне слюни распускать некогда, не дама я, в отличие от некоторых». Задиристый тон у него — органическое начало всякого разговора, с кем бы то ни было и какого вопроса ни касалось бы. Всегда перед ним изначально потенциальный враг, а уж потом он смягчается, если на том конце провода или перед ним сидящий вытерпливает первую, вторую и третью атаки. Выдерживает субъект, не возражает, не обижается, не оскорбляется — Любимов довольно быстро это замечает и меняет тон, меняет фразы, слова, тексты, и даже нередко извиняется, да почти всегда: «Извините, что я так резко, но такой характер, довели...»
20 декабря 1993 г. Понедельник. Г-ца «Октябрьская», № 930
Как давно я не был в Ленинграде! Тот же Глиэр на перроне, но в зале... надпись «Ленинград» сменилась на «Санкт-Петербург». Ленина нет, стоит бюст роскошный хозяину — Петру, основателю. Чистота поразила, тишина и отсутствие коммерческого засилья.
21 декабря 1993 г. Вторник. Молитва, зарядка
Нина Максимовна. Надо найти возможность с ней объясниться через Люсю или через Никиту. Необходимо, чтобы они ее подготовили к моему визиту или звонку. Быть может, надо начать с поздравления новогоднего. Там, боюсь, еще ведут работу люди Губенко — Филатова, настраивая ее и окружение против меня.
Смоктуновский — в кожаной шапке-ушанке меховой, с опущенными ушами, чуть ли не завязанными под подбородком; перехваченные ремешком где-то посередине штаны.
Ульянов — подшепелявливающий почему-то вдруг, я так понимаю — неудачно вставленные зубы. Все это меня поразило в первый огляд в поезде... да еще состарившаяся красавица Быстрицкая, а что же я?! Зато удивительно хорош Боярский в черном свитерке, черных брючках, черной шляпе — этакий санкт-петербургский ковбой-Воланд.
23 декабря 1993 г. Четверг. Молитва, зарядка
С возвратом театра не получается. Губенко по телевизору все врет, вернее — полуправда о приватизации Любимовым театра, о каком-то перемирии в будущем и т. д.
Надо отвлечься от этого конфликта.
Любимов: «Мой сын одобрил твою книгу, а он человек злой. Это нехорошо, но он одобрил, а он — злой».
Демидова: «Я прочитала твои дневники. Это очень интересно. Правильно сделал, что опубликовал. Я вообще люблю читать дневники».
24 декабря 1993 г. Пятница. Молитва, зарядка
Сегодня Лужков примет Любимова, что-нибудь скажет вразумительное. Вы можете решить, Ю. М., потому что вы единственный мужчина среди демократов.
27 декабря 1993 г. Понедельник
Сегодня было собрание, и был кворум впервые за два года. Решение: обратиться в городскую Думу, чтобы отменить решение Моссовета и прекратить судебное разбирательство. Билетерши проголосовали, но не подписали.
28 декабря 1993 г. Вторник. Молитва, зарядка
Видел в суде Шацкую — пополнела, а Филатов в хорошей форме, по-моему. Такое ощущение, что ему стыдно. А мы правы... и мы победим.
29 декабря 1993 г. Среда, мой день
Кричал в подушку беззвучно. Ну, ошибся Моссовет, за большую сумму. Ну так ведь у суда была возможность ошибку исправить, а он ее узаконил. На одно место продано два билета, но приоритет всегда у того, кто пришел в купе первый. Любимов пришел в это купе 30 лет назад. Создали театр, замечательно, так пусть учредитель и позаботится о помещении. Ошибка Моссовета в том, что они дали новому театру тот же юридический адрес. Моссовет считает себя хозяином и, как они говорили, может принять любое решение — это я слышал своими ушами.
Они с таким же успехом могли дать юридический адрес на помещение Большого театра или Мавзолея — абсурдно, но факт. Полгода мы не играем, мы не услышаны. И никому, получается, мы не нужны. Мы не вернемся из Парижа, мы обратимся в ЮНЕСКО, пока нам не вернут театр.
К Чубайсу сегодня Любимов идет, больной, но не сдающийся. Господи! Помоги ему, вразуми хоть этого начальника. Хочется обратиться к коллегам, что по ту сторону: «Зачем вы ходите, светитесь с этим бандитом по судам? Он же вас повязывает, он же вашими душами торгует, как же вы этого не понимаете? Чтоб одному, самому не отвечать, дескать, народ меня попросил, народ меня в лидеры произвел, позвал...»
Дозвонился до Б. Истока, передал, чтоб Тищенко срочно фотографии макета храма и бревен клуба прислал.
Сабинин:
— О нравственности рассуждаете... А как вам — человек проработал 28 лет и получает 31 тысячу. Это ваша вина. — Такой укор мы с Боровским и Бортником получили от старого актера.
«Не дай мне Бог сойти с ума!»
Бортник:
— И я получил 39 тысяч, а Антипов почему-то 150 тысяч.
— Ваня! От количества спектаклей... ты когда играл последний спектакль?
— А я виноват, что ли?!
Боровский:
— Так сложилось... Или уходить в другой театр?..
А я думаю: Боже, как хорошо, что меня еще зовут на концерты. Какие-то деньги я получаю, кроме театра. Предвыборная кампания меня поддержала — 150 000. Фурман — 120 тысяч. Что будет дальше? И как люди живут другие, у которых нет этого? И книжки меня кормят. Из «Академкниги» вчера — 52 тыс. рублей.
31 декабря 1993 г. Пятница. Молитва, зарядка
Любимов:
— Многие спрашивают: «Вы не обижаетесь, Ю. П., на Золотухина за его книгу?»
— Неужели, Ю. П., вы думаете, я бы выпустил книгу, если бы в ней содержались оскорбительные для вас вещи? Обидные слова, безусловно, есть. Взаимоотношения актера и режиссера — невидимые миру слезы. Все же замешено на диком тщеславии и самолюбии...
ДИАЛОГ
Вышла девушка лет тридцати пяти, с чрезвычайными объемами груди и бедер, внушающими ей, очевидно, какую-то упругую уверенность в себе, а ее собеседнику — мысль о том, что любые его доводы будут отскакивать от этой ее уверенности, не оставляя никакого следа.
— А что это тут у вас за билетики?
— На «Таганку», на творческий вечер...
— На Губенко или Любимова?
— ??
— Если что-то на Губенко, я бы взяла.
— ??
— Видите ли, я не люблю Любимова. Мне он не нравится как личность. Человек, который в трудное время покидает свою Родину, мне неинтересен.
— Простите, но ведь его вынудили уехать, запретив «Бориса Годунова», где, кстати, играл тогда Губенко, кажется, главную роль.
— А вы знаете, в каких условиях работал великий русский поэт Игорь Тальков! Он писал свои стихи, сидя на унитазе, больше негде было, но никуда не уезжал, потому что бросить Родину — все равно что бросить мать. Любимов — предатель!
— Так, по-вашему, и Ростропович — предатель, и Солженицын, и Рахманинов, и Шаляпин и...
— Ростропович и Солженицын — это политики!
— Ростропович?!
— Конечно, он же выступал перед Белым домом. А Любимов — артист...
— Но ведь, когда Ростропович уезжал... кстати, он не уезжал, а его, как и Любимова, лишили гражданства... И потом, вы ведь ничего не знаете о сути конфликта на «Таганке». Все очень просто: Моссовет прописал, дал юридический адрес Губенко с его бумажным театром на площади Любимова — вот и все.
— А это ваш конек — отсутствие информации. Ведь Губенко не дают слова сказать. Все средства массовой информация показывают только Любимова. Ведь за него все правительство: Лужков, Нойман, Ельцин... А бедный Губенко...
— Но ведь он объективно не прав. Ю. П. тридцать лет назад из группы никому не известной молодежи создал известнейший театр, вырастил таких артистов — и теперь его выгоняют из им же построенного дома, и кто? Его собственные питомцы!
— Конечно! Потому что Любимов хочет ездить за границу и зарабатывать валюту, а Губенко будет работать в России...
— ...потому что за границей он никому не нужен, у него нет спектаклей, ему и здесь играть нечего.
— Но он нужен нам здесь!
— Господи! Но вы же знаете его только по кино! А в театре он — порождение гения Любимова! Ведь вы не видели спектаклей Губенко, потому что он сам ничего не сделал! За что же вы так яростно боретесь?
На том и расстались.
БЕЗ ПОВОДЫРЯ 1994
— Побоится Дениса?! Думаешь?
«Дорогая Лили!Вот такой факс уйдет завтра в Париж. Кому, к чему, для чего рекомендует и зачем — не объясняет шеф, он просто рекомендует. Но Борис говорил с переводчицей и объяснил ей смысл нашей просьбы и нашего предложения — продажа на спектаклях. Мне стыдно за мой народ, до какой же степени он тёмен! Господи! В самом деле, что ли, Богородица сняла со страны нашей благодать?!
Я рекомендую книгу нашего артиста Валерия Золотухина.
Юрий Любимов».
Я напрасно, конечно, даю волю безудержному мату и прочим выражениям в дневниках. Зачем я пишу открытым текстом в дневниках, не стесняясь будущих читателей? Сыновьям стыдно будет за отца... Я якобы раскрепощаю себя — нет, это узость ума и мрачность, мелочность души. Ведь я хочу оставить после себя дневники, так элементарные приличия в речи написанной соблюдать надо.
14 декабря 1993 г. Вторник. Молитва, зарядка, душ, крепкий кофе, сковородка овощей из магазина «Морозко». Завел машину
Явлинский агитировал не голосовать за Конституцию. А что скажет академик Лихачев? А академик Лихачев говорит, что, слава Богу, Россия избежала беззакония, укрепила президентскую власть, есть перспектива движения к реформам и пр. Высказывания академика широко транслируются. Высказываются зарубежные обозреватели — «выборы показали, насколько безнадежно больна Россия». Но Пащенко радуется, его компартия в полном порядке. И, думаю, правильно поступил президент, не запретив ее и других. Его политика от этого должна выиграть.
А Явлинский, славный человек и экономист, провалился как политик, и такой президент нам на хрен не нужен.
Театр. Келья. Вчера здесь были съемки для японского телевидения. Снимали мои слова о Высоцком, но случайно проходящий Любимов после некоторых иронических реплик, проверочных вопросов согласился сесть и сказать. И великолепно сказал о Володе и о том, как проходимцы могут подтасовывать его песни под свои дела. Например, «Охоту на волков» кто-то связал с сюжетом событий 3-4 октября, и получилось: те, кто в Лефортове, — волки, а кто их туда привез — охотники. Обратный смысл.
Я боюсь что-нибудь писать. Странно закончился день. Разговор Любимова с Бугаевым, который приехал от Лужкова. Через Коробченко Лужков отдал распоряжение Панкратову, и завтра охрана должна быть снята, а я с утра отвезу очередную бумагу в прокуратуру.
Я боюсь писать, потому что заплачу. Я полгода не был в своем театре, не видел сцену, не видел свою гримерную. Губенко потерпел поражение на выборах. Перед тем как говорить с Бугаевым, Любимов долго беседовал с каким-то человеком, присутствовавшим на съемках, долго рассказывал о нашем позорном общении в судах с Губенко и пр. Этот человек оказался продюсером «Чайки». Оказывается, Соловьев не хотел идти в «Таганку», он хотел сделать это в павильоне «Мосфильма». Но Губенко тряс все время бумажками из прокуратуры и судов. Что же произошло, почему продюсер пришел извиняться перед Любимовым и почему так поздно? Он вынул из почтового ящика листовку — «Не голосуйте за Явлинского и Гайдара, голосуйте за Жириновского и Зюганова!». Губенко в этом ряду. Этот парень говорил, что он ничего не знал. Это вранье. Все газеты писали о нашем скандале, и не мог Соловьев ему об этом не говорить. Он пришел от Соловьева к Любимову с извинениями на разведку. Упредить. Отмазать Соловьева. Они пронюхали и поняли, что надо убираться, затратив 157 миллионов...
Еще пять партий преодолели пятипроцентный барьер. Это какая-то, по-моему, надежда.
Бумагу я Платонову отдал. Сначала он меня спросил:
— Подключили вам свет?
— Зачем? У нас свет есть.
— Вы со стороны Любимова... А Губенко ходит с фонариком. Лужков приказал Панкратову снять охрану. Меня просили передать вам эту бумагу. Будет решение арбитражного суда.
— Да-да, до свидания. Извините за ранний визит.
Расписку с него я брать не стал. Мы же солидные люди, думаю я. Кроме того, у него сидела женщина, которая вышла из двери с табличкой заместителя прокурора.
Сейчас идет коллегия... Да, Люся права, она ничего не решит, это опять какая-то промежуточная инстанция, но вчерашний разговор Любимова с Витруком, разговор Бугаева с Лужковым и Панкратовым должны дело с места сдвинуть. Я сейчас молю Бога помочь нам и судей вразумить, а также красноречия и убедительности сообщить Татьяне Николаевне. Остается ждать.
Елена Мих., вчерашняя журналистка из Японии, начала нашу встречу с оплеушного комплимента:
— Люся Абрамова мне сказала, что лучшее, что написано о Высоцком, это у Золотухина. Все без прикрас, оттого и трясет Нину Максимовну.
Первая часть всплеска нравится ой как, а вторая ой как не устраивает...
АЛКОГОЛИЗАЦИЯ всей страны.
Коллегия суда нанесла нам поражение, признав законным первое решение. «В иске отказать». Ужасно. Руки опускаются, но надо жить.
Боровский интересно говорил про мои дневники. Он изучает меня, я интересен ему как психологический тип. «Актерская профессия — вне нормы. Нормальный человек не держит в голове чужие тексты».
16 декабря 1993 г. Четверг. Молитва, зарядка
Вчерашняя среда не оказалась моим днем. Мы проиграли процесс, и это уже серьезно. Осталась последняя инстанция.
18 декабря 1993 г. Суббота. Молитва, зарядка
Шеф в 15.00 уезжает в Шереметьево — и в Бонн. Он в опере стал директором актерской труппы. Очень много русских работают, поют, а уж про балет Панова и говорить нечего. От Панова и узнал шеф, что я книжки продавал на Урале.
Господи! Спаси и помилуй нас, грешных. Сегодня Любимов на митинг противу Жириновского идет — «Фашизм не пройдет!». Черниченко его позвал. Митинг закрытый. В «Московских новостях» Любимову необходимо широко высказаться, доругаться по оси Губенко — Жириновский — Говорухин. Разговаривал он вчера с председателем арбитражного суда Яковлевым безобразно — «совковый суд», «звонковый суд», «вы, советские...». Вот и дождались, вот и хлебайте! Он сразу настраивает на решение не в свою пользу. А Глаголина с Поповым вызывают в суд за самоуправство, выразившееся в отключении света. Любимов отдал распоряжение свет включить, но на «Мосэнерго» не торопятся. В конце будущей недели, говорят... Париж — Москва, впустую съездил вчера на вокзал. Парижские вагоны отправляются три раза в неделю. Вчера поезд шел только до Кёльна. На что Любимов надеется? Какая вчера беседа была у него со Свиридовым, Швыдким? Что он скрывает? Хотя настроение у него боевое. «Я человек не сентиментальный, не даю волю эмоциям. Я дерусь, поэтому мне слюни распускать некогда, не дама я, в отличие от некоторых». Задиристый тон у него — органическое начало всякого разговора, с кем бы то ни было и какого вопроса ни касалось бы. Всегда перед ним изначально потенциальный враг, а уж потом он смягчается, если на том конце провода или перед ним сидящий вытерпливает первую, вторую и третью атаки. Выдерживает субъект, не возражает, не обижается, не оскорбляется — Любимов довольно быстро это замечает и меняет тон, меняет фразы, слова, тексты, и даже нередко извиняется, да почти всегда: «Извините, что я так резко, но такой характер, довели...»
20 декабря 1993 г. Понедельник. Г-ца «Октябрьская», № 930
Как давно я не был в Ленинграде! Тот же Глиэр на перроне, но в зале... надпись «Ленинград» сменилась на «Санкт-Петербург». Ленина нет, стоит бюст роскошный хозяину — Петру, основателю. Чистота поразила, тишина и отсутствие коммерческого засилья.
21 декабря 1993 г. Вторник. Молитва, зарядка
Нина Максимовна. Надо найти возможность с ней объясниться через Люсю или через Никиту. Необходимо, чтобы они ее подготовили к моему визиту или звонку. Быть может, надо начать с поздравления новогоднего. Там, боюсь, еще ведут работу люди Губенко — Филатова, настраивая ее и окружение против меня.
Смоктуновский — в кожаной шапке-ушанке меховой, с опущенными ушами, чуть ли не завязанными под подбородком; перехваченные ремешком где-то посередине штаны.
Ульянов — подшепелявливающий почему-то вдруг, я так понимаю — неудачно вставленные зубы. Все это меня поразило в первый огляд в поезде... да еще состарившаяся красавица Быстрицкая, а что же я?! Зато удивительно хорош Боярский в черном свитерке, черных брючках, черной шляпе — этакий санкт-петербургский ковбой-Воланд.
23 декабря 1993 г. Четверг. Молитва, зарядка
С возвратом театра не получается. Губенко по телевизору все врет, вернее — полуправда о приватизации Любимовым театра, о каком-то перемирии в будущем и т. д.
Надо отвлечься от этого конфликта.
Любимов: «Мой сын одобрил твою книгу, а он человек злой. Это нехорошо, но он одобрил, а он — злой».
Демидова: «Я прочитала твои дневники. Это очень интересно. Правильно сделал, что опубликовал. Я вообще люблю читать дневники».
24 декабря 1993 г. Пятница. Молитва, зарядка
Сегодня Лужков примет Любимова, что-нибудь скажет вразумительное. Вы можете решить, Ю. М., потому что вы единственный мужчина среди демократов.
27 декабря 1993 г. Понедельник
Сегодня было собрание, и был кворум впервые за два года. Решение: обратиться в городскую Думу, чтобы отменить решение Моссовета и прекратить судебное разбирательство. Билетерши проголосовали, но не подписали.
28 декабря 1993 г. Вторник. Молитва, зарядка
Видел в суде Шацкую — пополнела, а Филатов в хорошей форме, по-моему. Такое ощущение, что ему стыдно. А мы правы... и мы победим.
29 декабря 1993 г. Среда, мой день
Кричал в подушку беззвучно. Ну, ошибся Моссовет, за большую сумму. Ну так ведь у суда была возможность ошибку исправить, а он ее узаконил. На одно место продано два билета, но приоритет всегда у того, кто пришел в купе первый. Любимов пришел в это купе 30 лет назад. Создали театр, замечательно, так пусть учредитель и позаботится о помещении. Ошибка Моссовета в том, что они дали новому театру тот же юридический адрес. Моссовет считает себя хозяином и, как они говорили, может принять любое решение — это я слышал своими ушами.
Они с таким же успехом могли дать юридический адрес на помещение Большого театра или Мавзолея — абсурдно, но факт. Полгода мы не играем, мы не услышаны. И никому, получается, мы не нужны. Мы не вернемся из Парижа, мы обратимся в ЮНЕСКО, пока нам не вернут театр.
К Чубайсу сегодня Любимов идет, больной, но не сдающийся. Господи! Помоги ему, вразуми хоть этого начальника. Хочется обратиться к коллегам, что по ту сторону: «Зачем вы ходите, светитесь с этим бандитом по судам? Он же вас повязывает, он же вашими душами торгует, как же вы этого не понимаете? Чтоб одному, самому не отвечать, дескать, народ меня попросил, народ меня в лидеры произвел, позвал...»
Дозвонился до Б. Истока, передал, чтоб Тищенко срочно фотографии макета храма и бревен клуба прислал.
Сабинин:
— О нравственности рассуждаете... А как вам — человек проработал 28 лет и получает 31 тысячу. Это ваша вина. — Такой укор мы с Боровским и Бортником получили от старого актера.
«Не дай мне Бог сойти с ума!»
Бортник:
— И я получил 39 тысяч, а Антипов почему-то 150 тысяч.
— Ваня! От количества спектаклей... ты когда играл последний спектакль?
— А я виноват, что ли?!
Боровский:
— Так сложилось... Или уходить в другой театр?..
А я думаю: Боже, как хорошо, что меня еще зовут на концерты. Какие-то деньги я получаю, кроме театра. Предвыборная кампания меня поддержала — 150 000. Фурман — 120 тысяч. Что будет дальше? И как люди живут другие, у которых нет этого? И книжки меня кормят. Из «Академкниги» вчера — 52 тыс. рублей.
31 декабря 1993 г. Пятница. Молитва, зарядка
Любимов:
— Многие спрашивают: «Вы не обижаетесь, Ю. П., на Золотухина за его книгу?»
— Неужели, Ю. П., вы думаете, я бы выпустил книгу, если бы в ней содержались оскорбительные для вас вещи? Обидные слова, безусловно, есть. Взаимоотношения актера и режиссера — невидимые миру слезы. Все же замешено на диком тщеславии и самолюбии...
ДИАЛОГ
Вышла девушка лет тридцати пяти, с чрезвычайными объемами груди и бедер, внушающими ей, очевидно, какую-то упругую уверенность в себе, а ее собеседнику — мысль о том, что любые его доводы будут отскакивать от этой ее уверенности, не оставляя никакого следа.
— А что это тут у вас за билетики?
— На «Таганку», на творческий вечер...
— На Губенко или Любимова?
— ??
— Если что-то на Губенко, я бы взяла.
— ??
— Видите ли, я не люблю Любимова. Мне он не нравится как личность. Человек, который в трудное время покидает свою Родину, мне неинтересен.
— Простите, но ведь его вынудили уехать, запретив «Бориса Годунова», где, кстати, играл тогда Губенко, кажется, главную роль.
— А вы знаете, в каких условиях работал великий русский поэт Игорь Тальков! Он писал свои стихи, сидя на унитазе, больше негде было, но никуда не уезжал, потому что бросить Родину — все равно что бросить мать. Любимов — предатель!
— Так, по-вашему, и Ростропович — предатель, и Солженицын, и Рахманинов, и Шаляпин и...
— Ростропович и Солженицын — это политики!
— Ростропович?!
— Конечно, он же выступал перед Белым домом. А Любимов — артист...
— Но ведь, когда Ростропович уезжал... кстати, он не уезжал, а его, как и Любимова, лишили гражданства... И потом, вы ведь ничего не знаете о сути конфликта на «Таганке». Все очень просто: Моссовет прописал, дал юридический адрес Губенко с его бумажным театром на площади Любимова — вот и все.
— А это ваш конек — отсутствие информации. Ведь Губенко не дают слова сказать. Все средства массовой информация показывают только Любимова. Ведь за него все правительство: Лужков, Нойман, Ельцин... А бедный Губенко...
— Но ведь он объективно не прав. Ю. П. тридцать лет назад из группы никому не известной молодежи создал известнейший театр, вырастил таких артистов — и теперь его выгоняют из им же построенного дома, и кто? Его собственные питомцы!
— Конечно! Потому что Любимов хочет ездить за границу и зарабатывать валюту, а Губенко будет работать в России...
— ...потому что за границей он никому не нужен, у него нет спектаклей, ему и здесь играть нечего.
— Но он нужен нам здесь!
— Господи! Но вы же знаете его только по кино! А в театре он — порождение гения Любимова! Ведь вы не видели спектаклей Губенко, потому что он сам ничего не сделал! За что же вы так яростно боретесь?
На том и расстались.
БЕЗ ПОВОДЫРЯ 1994
1 января 1994 г. Суббота. Была молитва
Печальный разговор с В. Талызиной о Саввиной. «Скажи честно, я не вышла в тираж?»
Любимая актриса моей любимой жены.
11 января 1994 г. Вторник. Мы летим в Париж
9-го в университете была встреча с Любимовым. Он в форме и хорошем настроении. Его бескомпромиссность вызывает уважение. Один вопрос-предложение чуть было не поставил точку в начале встречи. Человек благожелательный кавказской национальности:
— А что, если взять большой круглый стол, поставить хорошие напитки, хорошую еду, закуску и начать мирные переговоры?
— Вы, значит, не понимаете существа вопроса, и я зря долго вам что-то говорил и пытался объяснять... С грабителями мне разговаривать не о чем, тем более за одним столом.
Казалось, еще минута, миг, и он так себя разозлит, что хлопнет дверью.
— Дайте слово Золотухину, пусть он споет, а то замерзнет и заболеет.
И спел я только «Это было у моря».
«Это смокинг Ваш или как?»
6 января 1994 г.
Неёлова:
— Второй акт лучше. Я вся издергалась из-за посоха — он, как заколдованный, не втыкался, французы стали обращать внимание. Ты здорово, хорошо играл, по-моему.
— А ты как здесь, в театре?
— Я иногда здесь живу...
— Да?! А-а-а...
Я очень рад был ее видеть, и она, по-моему, была искренна.
14 января 1994 г. Пятница. Париж. Молитва, зарядка
Струве — основное событие дня. Говорили о театре — он видел «Гамлета»: «Диссидентский вариант... здесь не приняли, а мне... и „Высоцкий“... „Вишневый сад“ — суетный, мне показалось...» Сошлись мы в отношении к Ельцину — политик плохой, но человек лучше, чем Горбачев... непосредственность, детскость и пр. «В России плохо, кошмар, но с точки макрокосмоса все идет в правильную, хорошую сторону». Удивился моей огромной многословной надписи дарственной на титуле «Дребезгов». Мне же написал кратко — в качестве антипода... Православие и культура. Купил 10 книжек «Дневников» — 300 франков. Одну взял рекламку-плакатик. На Б. Истокскую церковь!
16 января 1994 г. Воскресенье, молитва, зарядка
Играла вчера Сидоренко. Перед спектаклем с ней репетировал шеф. «Ты думаешь, я ушел хоть на минуту? Нет...» — это он после репетиции «Матине» с Никитой-переводчиком сидел. Репетировал он с Таней в полную силу. Вот в чем гений его. Ведь он мог плюнуть — да ладно, премьеру Демидова сыграла, а эта лучше все равно не сыграет. «Нет, сыграет, я ей помогу!» — и он приходит и репетирует с артисткой, советует, какой грим сделать, какую прическу, он во все вникает, он заинтересован, он помогает.
Таня Краснопольская плачет:
— Я могу ему простить только из-за его возраста, никакая гениальность не дает право так разговаривать. Если он достиг таких высот, он должен быть снисходителен к людям, стоящим ниже его. Можно по-человечески объяснить: мол, работа, извините, так получилось, а не вроде того, что «сваливайте отсюда»...
— Кто это сказал?
— Любимов...
Я боялся, что тирада относится к Глаголину.
Любимов:
— Он дурак, твой Краснопольский, кретин и дурак... Удивительно, что он еврей. Такой еврей на тысячу — один. Я не могу платить такие деньги за номер для него. Я должен платить из собственного кармана. А то, что он потом отдаст, — чушь собачья... Типичный совок-дурак. На что он тут рассчитывал — разбогатеть? Не связывайся больше с ним никогда, он — склочник.
17 января 1994 г. Понедельник. Молитва, зарядка
После спектакля с Любимовым на сцене для демократической публики ответы на вопросы. Мой Самозванец найден схожим с Жириновским.
Вопрос ко мне:
— Как давно вы пребываете в тирании Любимова?
— 30 лет.
Потом я объяснял в противовес тирании режиссера — тиранию авторитета.
— Даже если зал будет носить на руках и критики трубадурить «гениально!», а Любимов скажет: «Валерий, это плохо», я поверю Любимову (аплодисменты), хотя я понимаю, что объективно не может быть Любимов всегда прав.
Надо начинать бизнес, зарабатывать деньги.
Любимов:
— Самостоятельность и основу для жизни актерам давала эта уникальная компания под странным названием худсовет... Там были Дм. Дм. Шостакович и Н. Р. Эрдман, А. Г. Шнитке и ученый с мировым именем П. Л. Капица — ученик Резерфорда, А. Вознесенский и Е. Евтушенко, писатели — цвет «Нового мира», когда во главе журнала стоял А. Т. Твардовский — Абрамов, Трифонов, Можаев, Андрей Дмитриевич Сахаров и Солженицын...
24 января 1994 г. Понедельник
И в Париже бывают перебои с горячей водой. И что же? В посольство идти с грязной головой или накипятить?
25 января 1994 г. Вторник. И рука не дрожит
Прекрасно прошел вечер в посольстве. Советник по культуре Валерий Иванович говорил, что имел прямое отношение к записям пластинок во Франции, что Высоцкий называл меня своим самым близким другом и «часто звонил вам». Все для меня теперь уже удивление. И как давно это было, и было ли это.
31 января 1994 г. Понедельник. «Ту-154», 15.00 по Москве
Умер Е. П. Леонов.
1 февраля 1994 г. Вторник. Молитва, зарядка, кофе
Надо пойти на панихиду к Евгению Павловичу. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
Хождение в народ не получилось, как заметила женщина из очереди. Милиционер меня спас, выудил из народа и проводил к служебному входу. Но стоял я около часа или даже больше. Продрог изрядно, зуб на зуб не попадал. За кулисами увидел Ульянова. «Замечательная книга... дочитал... Я впервые Володю так...» Дальше я не стал слушать — как-то было неловко у гроба комплименты в адрес гробовой книжки выслушивать. Положил я две розы белые, по 8 тысяч каждая, Евгению Павловичу, поцеловал его, сердечного, в лоб и ушел восвояси в келью свою. И вот теперь я выпил кофе и частично — человек.
20 февраля 1994 г. Воскресенье — отдай Богу!
Третий день так и хочется сказать — созрел для предательства. Пока я пьянствовал в Арзамасе с Гайдаром и без, артисты дали факс Любимову, что они решили частично возобновить работу на малой сцене. Тут же я отзвонил в Иерусалим и открестился от этого факса. Названивал Демидовой, Полицеймако...
Но ясно одно — здание от нас ушло и дело мы проиграли. «Чайка» идет, хвалят Губенко и Шацкую, упоминают Петрова и Джабраилова. А со вторника Вилькин начинает восстанавливать «Мастера» — вот и разгадка. Вилькин — «Мастер» — «Тартюф». Оказывается, уволен Иван. Мне бы надо уйти в отставку, снять с себя полномочия председателя трудового коллектива, члена художественного совета.
И получилось так, что Губенко в дамках. Тимур Аркадьевич советует не бросать дело, не выходить из игры — репертуара года на два-три хватит, а там, глядишь, султан умрет или верблюд сдохнет.
Ужас, ужас... И все это придет к объединению и под Губенко. Уходить в ЦАТРА?! И играть на Таганке по договору? Разбежаться в самый тяжелый момент поражения? Годится ли?
26 февраля 1994 г. Суббота. Молитва, зарядка
100 000 на храм вернулись. Нужно послать их обратно, снабдив новыми реквизитами. Храм необходимо достроить, сходить на прием к Питириму, не оставлять Б. Исток. Гайдар?! Чем может быть полезен в нашей ситуации Егор Тимурович? Какой банк навести на нас и почему выпускают из Лефортова Руцкого и Хасбулатова? Это маневр Ельцина, он опять провоцирует события.
Алла заходила.
— А чего ты сидишь?
— Чтоб кто-то был тут.
Рассказывала, что видела во МХАТе Вишневскую в Екатерине II. «Богатые развлекаются, никакого отношения к профессии не имеет... и текст, и постановка, и исполнение — пошлость и мерзость, более омерзительного зрелища я не видела».
«Богатые развлекаются»... Что же это такое?
1 марта 1994 г. Вторник. Молитва, зарядка
Календарная весна! И мы выходим с «Живаго» на старую сцену. Вчера давал интервью Российскому ТВ — невнятица меня губит. А дело вот в чем: закрыв театр, потеряв здание, нам необходимо сохранить труппу, уникальную по своим музыкальным возможностям. Сохранить труппу, сохранить молодежь — вот главная идея открытия.
8 марта 1994 г. Вторник. Молитва, зарядка
«Ты должен быть в полном боевом, на коне», — сказал Лавлинский.
Подписать контракт, играть и продолжать бороться за новую сцену. Мы не можем дать уйти театру в песок, не можем похоронить заживо труппу и репертуар, который не видели не только сотни тысяч по стране, но и больше половины москвичей, — репертуар, который стал классикой. Мы должны опять работать, приглашать классных режиссеров и жить, как и прежде, при аншлагах. Зритель пойдет на нас, а не на новую сцену. Мы в тысячу раз больше подведем Ю. П. Любимова, если дадим умереть его спектаклям в России. Объективно он выиграет, если его работы будут жить, а жить они будут только пока живы мы, потому что никто, кроме нас, этого не сделает. У Губенко — одна несчастная «Чайка» с весьма бледными рецензиями. Наш репертуар — сплошные аншлаги.
Надо работать. Да, правительство не заступилось. Что теперь — уходить и отдавать Губенко весь театр, чтобы он царил и это называлось «Таганкой»? Не заступился никто! Обижаться? Нет, будем бороться за себя сами. И сохраним репертуар в пику единственной «Чайке» Губенко. Зритель истосковался. Наш изысканный, эксклюзивный репертуар — и «Чайка», поставленная кинорежиссером!
Теперь шеф в Иерусалиме и не хочет, чтоб мы открывались до решения Думы, суда и пр. Но мы рискуем потерять и старую сцену, и я принимаю решение 23 апреля играть «Живого»! Если «Маяк» пройдет 10 марта, а с Дибровым 27 марта по ТВ — это хороший разброс. В середине будут газеты «Московский комсомолец», «Собеседник».
«Удачу надо готовить ежесекундно».
10 марта 1994 г. Четверг
Пусть москвичи, и как можно больше, увидят «Чайку», пусть бывший Малый Моссовет придет на «Чайку» в полном составе и убедится, ради чего он принимал свои преступные решения! Ради чего Губенко в своем болоте утопил «Годунова», «Электру», «Живого» и «Трех сестер»! Любимовские спектакли...
11 марта 1994 г. Пятница
За мои идеи, особенно если бы они были реализованы, мне должны были бы платить. Правда — кто?! Вот сегодня идея: нырнуть под сень области. Кто мэр Московской области?! Бить челом ему: «Спасай, мэр, „Таганку“, отдай нас какому-нибудь банку, а то и двум. А мы тебе поездим по области — Чехов, Можайск, Волоколамск (опять же Питирим!), Дмитров...»
12 марта 1994 г. Суббота
Олег Вальков:
— Вы не обижаетесь, когда зрители при упоминании фамилии Золотухин говорят: «А-а, это который Бумбараш...» Не обидно вам слышать это?
Печальный разговор с В. Талызиной о Саввиной. «Скажи честно, я не вышла в тираж?»
Любимая актриса моей любимой жены.
11 января 1994 г. Вторник. Мы летим в Париж
9-го в университете была встреча с Любимовым. Он в форме и хорошем настроении. Его бескомпромиссность вызывает уважение. Один вопрос-предложение чуть было не поставил точку в начале встречи. Человек благожелательный кавказской национальности:
— А что, если взять большой круглый стол, поставить хорошие напитки, хорошую еду, закуску и начать мирные переговоры?
— Вы, значит, не понимаете существа вопроса, и я зря долго вам что-то говорил и пытался объяснять... С грабителями мне разговаривать не о чем, тем более за одним столом.
Казалось, еще минута, миг, и он так себя разозлит, что хлопнет дверью.
— Дайте слово Золотухину, пусть он споет, а то замерзнет и заболеет.
И спел я только «Это было у моря».
«Это смокинг Ваш или как?»
6 января 1994 г.
«Президенту Российской Федерации13 января 1994 г. Четверг. Париж
Б. Н. Ельцину
В течение полугода Театр на Таганке не имеет возможности играть для москвичей. Театр разорен, закрыт. Мне 76 лет, из коих 71 я живу в Москве. Я глубоко оскорблен, и мой разум отказывается это принять и понять. Пока я не получу возможность работать в созданном мною театре, которому 23 апреля 1994 г. будет 30 лет, ни о каком продолжении работы в моем родном городе не может быть и речи.
Прошу мне ответить.
Ю. Любимов».
Неёлова:
— Второй акт лучше. Я вся издергалась из-за посоха — он, как заколдованный, не втыкался, французы стали обращать внимание. Ты здорово, хорошо играл, по-моему.
— А ты как здесь, в театре?
— Я иногда здесь живу...
— Да?! А-а-а...
Я очень рад был ее видеть, и она, по-моему, была искренна.
14 января 1994 г. Пятница. Париж. Молитва, зарядка
Струве — основное событие дня. Говорили о театре — он видел «Гамлета»: «Диссидентский вариант... здесь не приняли, а мне... и „Высоцкий“... „Вишневый сад“ — суетный, мне показалось...» Сошлись мы в отношении к Ельцину — политик плохой, но человек лучше, чем Горбачев... непосредственность, детскость и пр. «В России плохо, кошмар, но с точки макрокосмоса все идет в правильную, хорошую сторону». Удивился моей огромной многословной надписи дарственной на титуле «Дребезгов». Мне же написал кратко — в качестве антипода... Православие и культура. Купил 10 книжек «Дневников» — 300 франков. Одну взял рекламку-плакатик. На Б. Истокскую церковь!
16 января 1994 г. Воскресенье, молитва, зарядка
Играла вчера Сидоренко. Перед спектаклем с ней репетировал шеф. «Ты думаешь, я ушел хоть на минуту? Нет...» — это он после репетиции «Матине» с Никитой-переводчиком сидел. Репетировал он с Таней в полную силу. Вот в чем гений его. Ведь он мог плюнуть — да ладно, премьеру Демидова сыграла, а эта лучше все равно не сыграет. «Нет, сыграет, я ей помогу!» — и он приходит и репетирует с артисткой, советует, какой грим сделать, какую прическу, он во все вникает, он заинтересован, он помогает.
Таня Краснопольская плачет:
— Я могу ему простить только из-за его возраста, никакая гениальность не дает право так разговаривать. Если он достиг таких высот, он должен быть снисходителен к людям, стоящим ниже его. Можно по-человечески объяснить: мол, работа, извините, так получилось, а не вроде того, что «сваливайте отсюда»...
— Кто это сказал?
— Любимов...
Я боялся, что тирада относится к Глаголину.
Любимов:
— Он дурак, твой Краснопольский, кретин и дурак... Удивительно, что он еврей. Такой еврей на тысячу — один. Я не могу платить такие деньги за номер для него. Я должен платить из собственного кармана. А то, что он потом отдаст, — чушь собачья... Типичный совок-дурак. На что он тут рассчитывал — разбогатеть? Не связывайся больше с ним никогда, он — склочник.
17 января 1994 г. Понедельник. Молитва, зарядка
После спектакля с Любимовым на сцене для демократической публики ответы на вопросы. Мой Самозванец найден схожим с Жириновским.
Вопрос ко мне:
— Как давно вы пребываете в тирании Любимова?
— 30 лет.
Потом я объяснял в противовес тирании режиссера — тиранию авторитета.
— Даже если зал будет носить на руках и критики трубадурить «гениально!», а Любимов скажет: «Валерий, это плохо», я поверю Любимову (аплодисменты), хотя я понимаю, что объективно не может быть Любимов всегда прав.
Надо начинать бизнес, зарабатывать деньги.
Любимов:
— Самостоятельность и основу для жизни актерам давала эта уникальная компания под странным названием худсовет... Там были Дм. Дм. Шостакович и Н. Р. Эрдман, А. Г. Шнитке и ученый с мировым именем П. Л. Капица — ученик Резерфорда, А. Вознесенский и Е. Евтушенко, писатели — цвет «Нового мира», когда во главе журнала стоял А. Т. Твардовский — Абрамов, Трифонов, Можаев, Андрей Дмитриевич Сахаров и Солженицын...
24 января 1994 г. Понедельник
И в Париже бывают перебои с горячей водой. И что же? В посольство идти с грязной головой или накипятить?
25 января 1994 г. Вторник. И рука не дрожит
Прекрасно прошел вечер в посольстве. Советник по культуре Валерий Иванович говорил, что имел прямое отношение к записям пластинок во Франции, что Высоцкий называл меня своим самым близким другом и «часто звонил вам». Все для меня теперь уже удивление. И как давно это было, и было ли это.
31 января 1994 г. Понедельник. «Ту-154», 15.00 по Москве
Умер Е. П. Леонов.
1 февраля 1994 г. Вторник. Молитва, зарядка, кофе
Надо пойти на панихиду к Евгению Павловичу. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
Хождение в народ не получилось, как заметила женщина из очереди. Милиционер меня спас, выудил из народа и проводил к служебному входу. Но стоял я около часа или даже больше. Продрог изрядно, зуб на зуб не попадал. За кулисами увидел Ульянова. «Замечательная книга... дочитал... Я впервые Володю так...» Дальше я не стал слушать — как-то было неловко у гроба комплименты в адрес гробовой книжки выслушивать. Положил я две розы белые, по 8 тысяч каждая, Евгению Павловичу, поцеловал его, сердечного, в лоб и ушел восвояси в келью свою. И вот теперь я выпил кофе и частично — человек.
20 февраля 1994 г. Воскресенье — отдай Богу!
Третий день так и хочется сказать — созрел для предательства. Пока я пьянствовал в Арзамасе с Гайдаром и без, артисты дали факс Любимову, что они решили частично возобновить работу на малой сцене. Тут же я отзвонил в Иерусалим и открестился от этого факса. Названивал Демидовой, Полицеймако...
Но ясно одно — здание от нас ушло и дело мы проиграли. «Чайка» идет, хвалят Губенко и Шацкую, упоминают Петрова и Джабраилова. А со вторника Вилькин начинает восстанавливать «Мастера» — вот и разгадка. Вилькин — «Мастер» — «Тартюф». Оказывается, уволен Иван. Мне бы надо уйти в отставку, снять с себя полномочия председателя трудового коллектива, члена художественного совета.
И получилось так, что Губенко в дамках. Тимур Аркадьевич советует не бросать дело, не выходить из игры — репертуара года на два-три хватит, а там, глядишь, султан умрет или верблюд сдохнет.
Ужас, ужас... И все это придет к объединению и под Губенко. Уходить в ЦАТРА?! И играть на Таганке по договору? Разбежаться в самый тяжелый момент поражения? Годится ли?
26 февраля 1994 г. Суббота. Молитва, зарядка
100 000 на храм вернулись. Нужно послать их обратно, снабдив новыми реквизитами. Храм необходимо достроить, сходить на прием к Питириму, не оставлять Б. Исток. Гайдар?! Чем может быть полезен в нашей ситуации Егор Тимурович? Какой банк навести на нас и почему выпускают из Лефортова Руцкого и Хасбулатова? Это маневр Ельцина, он опять провоцирует события.
Алла заходила.
— А чего ты сидишь?
— Чтоб кто-то был тут.
Рассказывала, что видела во МХАТе Вишневскую в Екатерине II. «Богатые развлекаются, никакого отношения к профессии не имеет... и текст, и постановка, и исполнение — пошлость и мерзость, более омерзительного зрелища я не видела».
«Богатые развлекаются»... Что же это такое?
1 марта 1994 г. Вторник. Молитва, зарядка
Календарная весна! И мы выходим с «Живаго» на старую сцену. Вчера давал интервью Российскому ТВ — невнятица меня губит. А дело вот в чем: закрыв театр, потеряв здание, нам необходимо сохранить труппу, уникальную по своим музыкальным возможностям. Сохранить труппу, сохранить молодежь — вот главная идея открытия.
8 марта 1994 г. Вторник. Молитва, зарядка
«Ты должен быть в полном боевом, на коне», — сказал Лавлинский.
Подписать контракт, играть и продолжать бороться за новую сцену. Мы не можем дать уйти театру в песок, не можем похоронить заживо труппу и репертуар, который не видели не только сотни тысяч по стране, но и больше половины москвичей, — репертуар, который стал классикой. Мы должны опять работать, приглашать классных режиссеров и жить, как и прежде, при аншлагах. Зритель пойдет на нас, а не на новую сцену. Мы в тысячу раз больше подведем Ю. П. Любимова, если дадим умереть его спектаклям в России. Объективно он выиграет, если его работы будут жить, а жить они будут только пока живы мы, потому что никто, кроме нас, этого не сделает. У Губенко — одна несчастная «Чайка» с весьма бледными рецензиями. Наш репертуар — сплошные аншлаги.
Надо работать. Да, правительство не заступилось. Что теперь — уходить и отдавать Губенко весь театр, чтобы он царил и это называлось «Таганкой»? Не заступился никто! Обижаться? Нет, будем бороться за себя сами. И сохраним репертуар в пику единственной «Чайке» Губенко. Зритель истосковался. Наш изысканный, эксклюзивный репертуар — и «Чайка», поставленная кинорежиссером!
Теперь шеф в Иерусалиме и не хочет, чтоб мы открывались до решения Думы, суда и пр. Но мы рискуем потерять и старую сцену, и я принимаю решение 23 апреля играть «Живого»! Если «Маяк» пройдет 10 марта, а с Дибровым 27 марта по ТВ — это хороший разброс. В середине будут газеты «Московский комсомолец», «Собеседник».
«Удачу надо готовить ежесекундно».
10 марта 1994 г. Четверг
Пусть москвичи, и как можно больше, увидят «Чайку», пусть бывший Малый Моссовет придет на «Чайку» в полном составе и убедится, ради чего он принимал свои преступные решения! Ради чего Губенко в своем болоте утопил «Годунова», «Электру», «Живого» и «Трех сестер»! Любимовские спектакли...
11 марта 1994 г. Пятница
За мои идеи, особенно если бы они были реализованы, мне должны были бы платить. Правда — кто?! Вот сегодня идея: нырнуть под сень области. Кто мэр Московской области?! Бить челом ему: «Спасай, мэр, „Таганку“, отдай нас какому-нибудь банку, а то и двум. А мы тебе поездим по области — Чехов, Можайск, Волоколамск (опять же Питирим!), Дмитров...»
12 марта 1994 г. Суббота
Олег Вальков:
— Вы не обижаетесь, когда зрители при упоминании фамилии Золотухин говорят: «А-а, это который Бумбараш...» Не обидно вам слышать это?