03.09.1970
 
   Вот такие невкусные пироги. Вчера мы начали седьмой сезон. «10 днями». Размочили. Спел вводом Портрет[79]. Шеф поблагодарил: «Хорошо, очень, спасибо». Володя играл совсем охрипший, но здорово.
 
   07.09.1970
 
   А позавчера в кабинете шефа состоялось тайное распределение ролей в «Гамлете» и «Зорях». Кажется, я получил Лаэрта — пусть будет так.
 
   17.09.1970
 
   Нам разрешили «Что делать?». Узнал об этом от Высоцкого, которому 14-го, в день моего загула, звонил в театр, чтобы в любви ему объясниться.
 
   03.10.1970
 
   30-го вечером ездили с Володей в Лыткарино. Выступали перед сеансами «Гастролей». Говорили об этом фильме:
   — Там много личного, Володиного. Много про нас, про артистов. Ужасно грустный фильм, для меня лично. Потому что он и про меня тоже. И так же, как Володин персонаж, я бегу, бегу, жду от каждого концерта, спектакля какого-то чуда, а его все нет... а я бегу за ним, догоняю... И Володя бежит... и тоже догоняет...
 
   Володе дали 120 р. Мне четыре ставки через кинопропаганду и бутылку чистого спирта.
 
   06.11.1970
 
   Сегодня Демидова обманом заманила меня на репетицию «Гамлета».
   Любимов:
   — Нас посетил тов. Золотухин. Давайте что-нибудь порепетируем, чтобы тов. Золотухин не зря потерял время... Тов. Золотухин, вы вчера играли лучше (Лопухова)... значит, наши разговоры пошли на пользу... А как ваши ощущения?
   — Мои ощущения были самые приятные, извините, конечно... за ощущения.
 
   21.11.1970
 
   19-го на «10 днях» был Полока. Поехали после спектакля к Володе и Марине. Марина была очень рада, жарила мясо, хозяйничала... А мы решали, что делать теперь Полоке, за какое полотно ему браться теперь. Мнения наши разделились: Володя предлагает вторую «Интервенцию», я — за нормальную, хорошую советскую картину, потому что «Один из нас» — это все-таки плохо.
   23.12.1970
 
   Смотрели материал «Пропажи»[80] (Высоцкий, Смехов).
   Высоцкий:
   — Ты ничего не сделал нового в роли, ты не придумал никакой новой краски. Все на том же уровне — не хуже, я уверяю тебя, но повтор старого — это уже само по себе шаг назад... ты не стал хуже играть своего милиционера, ты такой же, и видно, что работает хороший артист, но этого мало... теперь. По поводу леса, рыбы ты играешь просто какое-то раздражение, а это глубочайшая боль, старая, не первый раз он видит это, а ты кричишь этаким петухом...

«ПРИНЦ ГАМЛЕТ — В СКЛИФОСОВСКОГО...» (1971)

   12.01.1971
 
   Жизнь есть игра. Жизнь артиста, что это такое? Сплошная игра. Сегодня шеф извел Высоцкого-Гамлета. Вчера Гамлет вышел на сцену. Человечество заносит этот день в летопись, а Лаэрт в это время спал на диване с большого похмелья.
 
   15.01.1971
 
   А дела у нас на театре — хуже не придумаешь. Вечером позвонила в театр Марина — принц Гамлет в Склифосовского, она в отчаянии. Одна в России... на положении кого? Уговаривал я вчера Володю поехать спать и прекратить, надо бежать на длинную дистанцию, это малодушие... После того дня, как шеф накричал на него, он взялся за стакан, ища спасение в нем, в отступлении, а может, брызнет талант, надеялся... Надо работать, надо мужественно переносить неудачи... надо работать, а не хватать звезды... не стараться хватать их, по крайней мере, каждый день... Есть мужество профессии — сохранять форму, не жрать лишнее, не пить, когда идешь в сражение.
   — Вы пять пьес показывали мне с голоса, и я выполнял с точностью до тысячной доли, но здесь я не могу повторить... потому что вы еще сами не знаете, что делаете... Я напридумывал в «Гамлете» не меньше, чем вы, поймите, как мне трудно отказаться от этого...
   Эту и подобную стыдную муровину нес Володя шефу, и тот слушал его, старался вникнуть, объяснял чего-то... Ах, как это все нехорошо. Принц Гамлет в Склифосовского... Благо, что это случилось в дни, когда у него нет «Галилея», и перед выходными днями.
 
   24.01.1971
 
   23-го, в 11 — все занятые в «Гамлете». Принца нет. Что будет? Кто почитает? Шеф ведь готов к этому. «Филатов, почитайте». Значит, Филатов. Обидно, что не я. Ни к чему мне Принц Датский, тем более я мечтаю о Богомолове[81].
 
   26.01.1971
 
   Разговор с шефом.
   — Валерий, скажи мне, пожалуйста, ты хотел бы попробовать Гамлета? Видишь, у нас опять трагическая ситуация, и я не знаю, чем она закончится и для театра, и для него... Я верил в него... но теперь...
   — Ю. П., мы люди свои, прикидываться мне перед вами нечего. Хотел бы Гамлета? Конечно, хотел бы. Верю ли я в то, что могу это сыграть? Конечно. Может быть, не сегодня, но завтра... Давайте попробуем...
   — Ну, тогда я тебя прошу: сиди на репетициях, присматривайся, вникай, куда я бьюсь... И как-то в студийном порядке... приготовь какой-нибудь отрывок... я посмотрю... Не думай, что я буду смотреть — развалюсь и давай удивляй... Я понимаю, что это такое... но выхода у нас другого нет...
   — Я все понял. Считаю, наш разговор окончен.
   Вчера у Володи день рождения — шеф мне предложил попытать удачи в Гамлете. Какая-то ирония.
   Один раз я сыграл Керенского за 50 рублей. Точила меня тоска, что друга предал. Чепухой все оказалось, ерундой. Теперь, кажется, я опять играю на его трагедии. Он царь еще... «Плохо шутишь, корвет, потеснись, — раскрою!..»
   Ну, а у меня что — две жизни, что ли?.. Тоже одна, и неизвестно какая. Ему сейчас важнее эта роль, это его идея, его смелость. Зачем мешать ему? Ведь я ему скажу все равно... но это, может быть, еще хуже, чем не говорить. А так он будет знать, что друг готовит нож, и будет бояться, зажиматься... не захочет вроде как секреты выдавать. А какие такие секреты могут быть в этой роли?!
 
   30.01.1971
 
   Володи все еще нет, репетирует Филатов, приходит Щербаков[82], и я хожу вокруг.
 
   31.01.1971
 
   Сегодня было заседание местного комитета с бюро комсомола и партбюро — решали вопрос Высоцкого. Я опоздал. Полагал, что, как всегда, заседание состоится в 15, а оно было назначено на 14 часов. Пришел к голосованию. Об увольнении речи, кажется, не было вовсе. Значит, оставили в самый последний-последний раз, с самыми-самыми строгими предупреждениями. Володя сидел в кабинете шефа, воспаленный, немного сумасшедший — остаток вынесенного впечатления из буйного отделения, куда его друзья устроили на трое суток. Володя сказал:
   — Если будет второй исполнитель, я репетировать не буду.
   Я рассказал ему о своем разговоре с шефом, сказал, что «читка роли Филатовым была в пользу твою, все это выглядело детским лепетом» и т. д., чем, кажется, очень поддержал Володю.
   — Если ты будешь репетировать, никто другой не сунется и репетировать не будет. Но для этого ты должен быть в полном здравии и репетировать изо дня в день.
   — Марина улетела, и кажется, навсегда. Хотя посмотрим, разберемся.
   Симптоматична случайность — ни Веньки, ни Славиной, ни Хмельницкого, ни Золотухина на обсуждении не было.
 
   01.02.1971
 
   Репетиция «Гамлета». Володя репетировал.
   «Как я в этот раз сорвался, просто не знаю. Никаких причин не было».
   Не было причин? Личное — это не причина? Когда держишь в руках такую роль, для артиста, тем более артиста на диете, после пира, плохая репетиция — причина. Как-то он мне сказал:
   — Мне ужасно мешает, что я меньше всех. Ты погляди, я на сцене ниже всех. Меня это жутко угнетает.
   — Сделай это личное твое мучение физической недостаточностью — душевной гамлетовской мукой. Пусть это помогает тебе в одиночестве твоем, в твоей исключительности: да, вот так, такой Гамлет, и никаких других.
 
   07.02.1971
 
   4-го после «Часа пик»[83] были у Веньки: Володя, я, Полока, ну, и понятно, что Венька был с Алкой. Хорошо посидели. Давали Володе советы, как выстоять перед тем, что шеф иногда несет. А вчера ему шеф впервые сказал: «Правильно работали...»
   Как-то Володя звонил шефу домой. Нарвался на мадам:
   — Я презираю тебя, этот театр проклятый, Петровича, что они тебя взяли обратно... Я презираю себя за то, что была на вашей этой собачьей свадьбе... Тебе тридцать с лишним, ты взрослый мужик! Зачем тебе все эти свадьбы? Ты бросил детей... Как мы тебя любили, так мы тебя теперь ненавидим. Ты стал плохо играть, плохо репетировать...
   — Я искуплю, — вклинил Володя.
   — Чего ты искупишь?! Ты стал бездарен, как пробка. — И повесила трубку.
   Володя хотел было расстроиться. Потом рассмеялся.
   6-го. Мы собираемся в Куйбышев на два выходных дня: Золотухин, Смехов, Васильев, Хмельницкий, Славина. Вчера примкнул к нам Володя. Должны заработать красиво.
 
   11.02.1971
 
   В Куйбышев нас не пустили. Это интересная, особая история, записанная Венькой[84].
   Володя:
   — Валерий! Ты гениальный артист. Я это говорю тебе совершенно серьезно. Лучшего Якова они не найдут. Это могут сыграть только два человека — Кеша Смоктуновский и ты.
   Мне не нравится, что Володя выпивает. Сегодня в «Каме»: он — коньяк, я — пиво.
   — Валера! Мне бывает очень плохо. Веришь мне? Но когда я вспоминаю, что у меня есть Золотухин, я делаюсь счастливым... Просто оттого, что ты где-то есть, что ты живешь... Валерчик, я тебя ужасно люблю...
   Какую-то ужасную вещь он мне сказал. Секретарша из органов будто бы видела бумаги, в которых N давал отчет о своих разговорах с Высоцким. Ну, как к этому относиться?! Она обещала украсть лист с его подписью и почерком.
   — У него, дескать, требуют отчета о разговорах со мной.
   Володю обложили, как поросенка. Володя сказал сегодня:
   — Когда я умру, Валерий напишет обо мне книгу...
   Я о нем напишу, но разве только я? Я напишу лучше.
 
   12.02.1971
 
   Володя пьяный. Усадил его в такси и просил уехать домой. Принять душ, выспаться, прийти в себя. Что с ним происходит?! Это плохо кончится. Славина советует мне учить Гамлета... Но я не могу переступить.
   Звонил Гаранину.
   — Как я радовался нашей дружбе, Валера. Что происходит? Как это грустно все.
   Долго говорил о Володе, что он испортился по-человечески, что Володя не тот стал, он забыл друзей, у него новый круг знакомств, это не тот круг и т. д. Чувствовалось, что и обо мне он так же думает, и он прав.
 
   19.02.1971
 
   Переписывал вчера и сегодня сцены из «Гамлета». Задумал и решил попробовать с Глаголиным. Читаю, чувствую, но ни черта не понимаю. Но надо попытаться.
   Володя во Владивостоке, улетел к китобоям. Сказал Митте[85] — на пять дней. Объяснил так:
   — Принимая депрессант, я не могу репетировать. Бросил принимать — поднялось возбуждение. Надо лететь.
 
   27.02.1971
 
   Володя вернулся из своих странствий, во всю силу вкалывает. Вчера, говорят, была хорошая, даже гениальная репетиция. Бог видит, я рад за него. Дай Бог, чтоб он вытянул, чтоб у него получилось... Но ведь может получиться и у меня... Сегодня репетировали сцену с Офелией — Клейменовой. Борис в экстазе, в энтузиазме кричит: «Получается, может получиться! Раньше не видел в тебе Гамлета, теперь убедился, что ты можешь и должен играть!!»
   Ладно. А как же перед Володей? Неудобно.
   — Ничего неудобного нет, Валерка, ты глубоко ошибаешься...
   А я мучаюсь. Все придумывал, как сказать ему о том, что я начал без него работать Гамлета. А вышло само собой, в буфете, так... промежду прочим.
   Высоцкий:
   — Почему ты не посмотришь, как я репетирую? Заглянул, ничего не увидел и выскочил.
   — Я искал Нинку, а потом я ведь сижу на Евтушенко[86]... но я посмотрю... в понедельник...
   — В понедельник не надо. Во вторник будем прогонять 1, 2, 3-й акты — приходи. Ты знаешь, он меня вымотал. Я еле стою на ногах. Он придумал такую штуку: когда (Гамлет) говорит, держится за сердце, трудно ему, задыхается. И у меня действительно начинает болеть сердце. Все, Валерочка, я решил: надо роль сыграть, надо сделать это хорошо. Позвонила Марина: «Я хочу, чтобы ты сыграл Гамлета». Ну, раз женщина хочет, нельзя ее обижать...
 
   10.03.1971
 
   9-го в перерыве читки (Пушкина)[87] подошел ко мне Марьямов[88]: «Когда вы покажете Гамлета? Я очень хочу посмотреть... Это интересно должно быть». Вот как! Уже посторонние люди знают.
   Говорил с Мстиславским[89], посвятил его в мои раздеряги: если я ввяжусь в Гамлета, в Якова уже будет входить другой артист... Тянуть мне тоже нельзя шибко, можно потерять все... Я боюсь упустить Гамлета и фрайернуться в Якове, что может случиться одновременно.
   Но ведь от меня будут требовать что-то показать из принца. Володя лежит в госпитале. Встретил Митту, Володю лечит его брат. Говорят, продержат около месяца и поставят на ноги... Может быть, дотяну до его возвращения и на какое-то время, оттяну я свой показ, и решу вопрос с Богомоловым.
 
   15.03.1971
 
   Что-то мне ужасно плохо. Гамлетизм мой остановился, довольствуюсь перепиской роли... На этом работа заканчивается, ну, еще тупо гляжу на то, что переписал, в метро...
   А настроение улучшается оттого, что сижу в буфете, никто мне не мешает...
   Вот подошел Венька:
   — Как с «Гамлетом»? Я считаю, что в настоящее время это наилучший вариант...
   — Я жду Володю... И Петрович ждет его, судя по тому, как он репетирует с Филатовым...
   — Он, конечно, мучается, но, по-моему, он не ждет его... Я разговаривал вчера с Давидом[90].
   — Пока Володя не придет и вся история не прояснится, я не хочу вмешиваться...
   — Напрасно. Ты нерешительный какой-то... А зависит как раз в данном случае только от тебя...
   Венька предложил мне свои услуги как режиссера помочь в Гамлете. Он прервал мои раздумья.
 
   18.03.1971
 
   Сегодня Боря встретил меня словами:
   — Шеф упорно интересовался тобой, как у тебя дела. Я сказал, что мы с субботы не репетировали. Удивился — почему. Подойди к нему...
   В понедельник, 15-го, звонил Володя. Я сказал ему, что шеф ждет его, мы ждем, разговор не телефонный... «Если звезды зажигают — значит, это кому...» Обещают его выписать числа 23-го. А 24-го готовится кинопроба в «Якове». Наступает критический момент. Куда повернется жизнь моя? Не слишком ли я хитрю, осторожничаю? Фактически осталось две репетиции — завтра и послезавтра... В понедельник и во вторник — утренние спектакли. Как раз он меня и может заставить что-нибудь показать...
 
   19.03.1971
 
   Театр, фойе. «Вроде зебры жизнь, вроде зебры...»
   Сегодня пришел Володя, необыкновенно рад я этому обстоятельству... Приехал на «фиате» собственном. 23-го к нему приедет Марина. Господь поможет — все наладится.
   Посреди фойе стоит ведро, с потолка капает... равномерно, занудливо...
   Репетируется сцена Гамлета с королевой. Решение сцены мне пока активно не нравится... Венька, наученный прошлым опытом, говорит: «Надо посмотреть от начала до конца и постараться выполнить пожелания шефа... У Леньки — бумажное сердце, бумажные мысли, бумажные страсти...» Не знаю, у кого что бумажное...
   «Нас мало. Нас, может быть, четверо...» Четверо Гамлетов для такой маленькой сцены... Не жирно ли? Глаголин говорит:
   — Выходите все и кидайте жребий — орел или решка...
   — В таком случае надо, чтоб жребий выпадал всегда Высоцкому, иначе публика разорвет нас.
 
   23.03.1971
 
   «Если хочешь заставить плакать, плачь сам. Если хочешь заставить смеяться, оставайся невозмутимым...»
   Что происходит у нас с Гамлетом? Они хотят заставить плакать, оставаясь невозмутимыми при этом сами. Они не предлагают трагического решения, так же как не знает, по-видимому, этого и сам шеф. Для него вопрос давно решен — БЫТЬ, во что бы то ни стало он решил быть, и он уже ЕСТЬ. По своей натуре и воспитанию он боец, он сильный, он всегда победитель, он трагическую ситуацию понимает умом, а не сердцем. Откуда же постигнуть всечеловеческую боль нам, молодым Гамлетам?.. Мы входим и говорим: «Посмотрите, что происходит... мать родная... нет месяца... Разве вам не жалко меня?.. Эта сволочь — дядя... О ужас. Ну что? Разве не ужасно? А почему вы не плачете? Плачьте же надо мной. Если вам не понятно, я вам еще раз о себе расскажу: моя мать... мой отец...» и т. д.
   Нет, зритель не станет рыдать над нами. Да, ситуацию шеф рассказывает точно, мысль, как говорится, на лице, и ясна цель, но все это холодно, рассудочно и трагедии нет. Есть — аннотация к трагедии. А трагедии хочется. Хочется, чтоб на сцене был человек, которого не понимает и не принимает мир, т. е. каким считает себя каждый из нас — одиноким, непонятым и т. д.
 
   26.03.1971
 
   Высоцкий:
   — Ничего у него не получится, пока он не выяснит для себя, зачем он взялся за «Гамлета»...
   — Да ведь ты же уговорил, значит, ты знал «зачем».
   — Я-то знал, но он меня так сбил с толку, с моего, что теперь и я не знаю «зачем». Меня оторвали от моей почвы, как от груди матери, понял? А ты знаешь, что это такое? А другой груди не дали, да мне и не надо...
   Приехала Марина, все в порядке. У Володи какие-то грандиозные предложения и планы, только бы разрешили ему сниматься!
 
   29.03.1971
 
   Заходил сегодня в театр. Хотел оставить Володе записку содержания: «Володя, видел „Быть или не быть“, — у тебя получается. Обнимаю. Валерий». Потом заспорил о точности перевода. Мне не нравится строчка «Так всех нас в трусов превращает мысль», мне кажется более точным и глубоким перевод — «Так малодушничает наша мысль». Слово «трус» в русском значении и звучании — слишком определенное понятие. Нельзя сказать: «Я трушу совершить самоубийство». Трус — не тот человек.
   Смешно Володя рассказывал, какие шеф вызывает образы в помощь — Сталин, Эрдман, Пушкин. Рассказывал шеф вдруг зачем-то, когда репетировали «Быть или не быть», как Берия сказал звукорежиссеру на микшере: «Чтобы Сталина было много больше Ленина... Два солнца на одном небе быть не может». И тот в обморок. Сталин: «Не пускайте сюда слабонервных».
   — Понимаешь теперь, как играть? Ну, давай. Я тебе не мешаю этими разговорами? Я ведь хочу сказать, если не будет получаться, я спектакля не выпущу. Вы поняли меня?
 
   19.04.1971
 
   Был за это время один хороший день — встреча с Ивановым[91]. Много мы с ним переговорили, передумали. Я открыл ему карты, что не хочу играть Лаэрта: лавров это мне не принесет, а время терять не хочу, образ завязывается неинтересно, драки не будет и т. д., думаю выйти из этой игры... «Как думаешь?» И тут Валерик мне сказал несколько слов убедительных:
   — Ты должен играть Лаэрта. Ты не должен разрушать тобой же созданный тип, характер, подход и взгляд на дело. Ты в наших глазах пример — волевой, дисциплинированный, удивительно работоспособный. Ты артист-работник, у тебя учатся, тебе подражают... Ты не можешь отказаться, ты выполняешь всякую порученную тебе работу на самом высоком уровне. Я считаю, что настал момент, когда Иванов должен потесниться и уступить премьеру Золотухину... А там уж видно будет...
   И сам я думаю: а будет ли пользой для меня самого, что я выйду из игры? Время у меня есть. Зачем я выскочу? Я всегда был сторонником — лучше сыграть, чем не сыграть. Чего же я сейчас?.. Валерка считает, что я обязан играть Гамлета: «Зачем ты оставил репетиции?»
   В результате всех разговоров я вчера репетировал Лаэрта дальше и был очень талантливым, по-моему. Ну что же, так мы и решим для себя: играть Лаэрта! Действительно, каждое дело надо играть, работать весело, талантливо, по-моцартовски!! Так будем же гордиться актерским ремеслом!!
   А меня Марина Влади расцеловала сегодня. Была на репетиции «Гамлета».
 
   16.05.1971
 
   Высоцкий:
   — Валерий, почему ты не посмотришь репетицию, почему ты мне ничего не скажешь?! С NN я уже лет пять не общаюсь на творческие темы... А в последнее время он вообще уже обнаглел, с ним невозможно разговаривать... Этот его комплекс неполноценности довел его до ручки. Он не может себе позволить открыто, искренне порадоваться чьей-то удаче, чтобы тут же не обругать. Он думает, что все такие идиоты, что не видят этой его политики... Например, он говорит: «Что, сегодня лучше, чем вчера, репетируешь? Маленько поспал, наверное?» Он не может не принизить... Кваше понравился «Галилей», он пришел и расцеловал меня, но NN тут же: «Он ведь не спит, пишет целыми ночами. А когда вот он в настоящей форме, ну вот тогда надо смотреть...» И все в таком духе...
   — Володя! Я не вижу пользы в своем присутствии на репетиции. Ну что я тебе скажу?.. Во-первых, еще трудно сказать что-то определенное, ты сам меняешь, пробуешь, ищешь... Шеф постоянно что-то выстраивает. В лучшем случае каждый из нас будет высказывать своего Гамлета, свою образованность, которая может сейчас только помешать. Если что-то и говорить, то очень хорошо зная тебя и от тебя же исходя, тебе советовать, но лучше шефа вряд ли кто тебя знает, недаром он поставил на тебя, значит, знает, значит, верит...
   По первому эскизу Гамлет у нас отнюдь не интеллигентный мужик, он сильный, защищенный товарищ. Человек по природе слаб, и ему симпатичнее видеть благородного, слабого... но нравственно побеждающего человека... В глазах нет вопроса, нет растерянности перед бытием, нет трагизма, нет вечности...
   А может, это все мое собственное, от себя танцую?
 
   21.05.1971
 
   В довершение всех моих творческих поражений вчера смешал меня с грязью шеф наш дорогой.
   — Кого вы пытаетесь обмануть? Меня?! На копейку имеете, а хотите мне показать, что на рубль...
   — Никого я не пытаюсь обмануть... Я работаю... Вы не покупаете, я не продаю...
   — Уж дайте мне под старость лет выражаться, как я умею... У вас что, болят глаза? Почему вы в очках? По улице, пожалуйста, ходите в очках, а на сцену не надо выходить в таком виде...
   — Я их надеваю только на сцену выхода, я вам говорил, что хочу играть Лаэрта в очках. Вы сказали: «Посмотрим».
   — Снимите их, они мне мешают... Очки были в «Галилее»... Так, на шармочка, вы не проскочите в этой пьесе. Она раздавит вас, как каток асфальтовый, от вас мокрого места не останется.
   Шеф зверствовал вчера, но, к сожалению, он был прав. Прав по существу, что не получается. Пустота и серость. Но он не умеет вызвать творческое настроение у артиста. Опускаются руки, хочется плюнуть и уйти. Зажим наступает.
 
   22.05.1971
 
   И случилось невероятное... упала сверху вся эта бездарная конструкция вместе с занавесом. В это время актеры шли за гробом Офелии, играли похоронный марш. Фантасмагория. Я сидел на галерке, Иванов попросил прийти — в 13 часов у него должен был быть экзамен...
   Впечатление, что кто-то остался под занавесом, что там месиво. Странно: я видел, как на актеров упал самый мощный рычаг с арматурой, потом приземлился на другом конце сцены другой, кто-то закричал, но во мне внешне не переменилось ничего... Одна мысль была: кто не встанет, кто под этой тряпкой остался? «Благодарите Бога, это он вас спасает десятки раз!» — кричал шеф, когда выяснилось, что никого не убило... Как вбежал Дупак, как прибежала Галина, посмотрела то на сцену, то на вросшего в свой стол шефа, и побежала за кулисы... Сильный ушиб получил Семенов, он выкарабкивался из-под железяк. У Насоныча вырван клок кожи, Иванову (Лаэрту) руку сильно пропахало... Вызвали «скорую помощь», сделали Винтику[92] рентген — обошлось без трещин, без переломов... Мы с Высоцким сели в его машину и поехали в охрану авторских прав.
 
   30.09.1971. Киев
 
   «Гамлет» в буфете[93]. У Веньки не получается. Вовка сказал точно: «Ты понял, что ты сказал сейчас, как бритва, а ты, Веня, не принял...» Алла в парике черном, она Лесю играет[94]. Девочка-стервочка С. в зубах ковыряет, чьи кости она выплевывает? Тремя ступеньками ниже стоит Филатов, смотрит за принцем, шевелит губами, покуривает нервно. Я не принимаю участия. Счастливый соперник — Иванов, писатель, инженер человеческих душ... он хорошо играет Лаэрта...