Выстрел Меченого заставил Скифа схватиться за плечо. Но не успел тот снова прицелиться, как был наповал сражен пулей одного из Стражей Гинду…
   Захватив с собой отбитых у душманов пленных и Ольгу со Скифом, Стражи Гинду скрылись в пещере, а отряд Хабибуллы через узкий проход между горящими БТРами ушел в ущелье…
   В одном из залов пещеры Стражи Гинду расставили фигурки древних божков, возвращенные им Скифом. Называя их мамандами, они стали молиться. Ольга и Скиф с удивлением наблюдали за ними. Внезапно послышался мелодичный звон. Один за другим из рук маманд выпали шары, и под сводами пещеры засверкали исходившие от маманд голубые молнии. Грозный гул откуда-то из недр горы заполнил пещеру.
 
   – Зензеля[1]!.. Зензеля!!! – заметались в ущелье, между отвесными скалами, душманы Хабибуллы.
   Огромные камни, сметая все на пути, обрушились на них. Через несколько секунд душманы, не успевшие укрыться в пещерах, были погребены под камнепадом.
 
   – И часто ваш Гинду устраивает такую перетряску? – спросил у вождя Стражей Гинду один из пленных.
   – Когда Гинду хочет очиститься от скверны, он всегда поступает так, – сказал Ольге и Скифу вождь, не приняв его шутливого тона.
* * *
   – Можно взглянуть на твою шею? – Ольга, отгоняя воспоминания, тряхнула головой и приподняла платок на шее улыбающегося мужчины.
   Рваный шрам бугрился на его смуглой коже.
   – Разве после такого выживают, Хабибулла? – вырвалось у нее.
   – На все воля Аллаха! Нож твоего Скифа повредил трахею и вену, но, хвала Аллаху, не задел сонную артерию. Пакистанцы оперативно прислали из Пешавара на вертолете хорошего хирурга, и он спас мне жизнь.
   Сидя в плетеном кресле за столиком уютного ресторанчика, Хабибулла продолжал удивлять Ольгу:
   – С мистером Коробовым, твоим отцом, меня познакомил в Москве генерал Походин. Он у нас, в Высшей школе КГБ, читал курс по тактике подрывных операций на территории противника. По окончании школы я возвратился в Афганистан. Провинция на севере Афганистана, откуда я родом, примыкала к памирской границе. Я создал отряд моджахедов и стал контролировать приграничные перевалы и ущелья. Вот тогда-то мы с мистером Коробовым и стали партнерами в тайном бизнесе.
   – В те годы отец занимался бизнесом? – удивилась Ольга. – Я ничего не знала об этом!
   – Я производил «продукт», генерал Походин обеспечивал его доставку через вашу границу.
   – А отец?
   – Твой отец переправлял «продукт» в Европу и обеспечивал его сбыт оптовым покупателям.
   – Наркотики? – выдохнула Ольга. – Я не верю тебе, Хабибулла!..
   Хабибулла снисходительно склонил голову и улыбнулся:
   – Европа была вашим потенциальным противником. «Продукт» создавал большие проблемы с ее молодым поколением и дестабилизировал обстановку.
   – Мой отец?.. Генерал Походин? – во все глаза смотрела Ольга на Хабибуллу. – Ничего не путаешь, Хабибулла?
   В ответ тот хрипло засмеялся, зажимая ладонью горло:
   – Хабибулла клянется пророком Мохаммедом, да благословит его Аллах и приветствует.
   – Это было поставлено у нас на государственном уровне? – с журналистской напористостью спросила Ольга, чувствуя, как у нее начинает покалывать кончики пальцев.
   – Я тоже долгое время считал, что наш бизнес – часть подрывной работы вашего государства против стран НАТО. Походин на конспиративных встречах всегда подчеркивал это. Но когда Инквизитор внезапно посадил на хвост Походину и его людям своих ищеек, я понял, что бизнес осуществлялся втайне от КГБ и к государственным интересам шурави не имел никакого отношения.
   – К чему же он имел отношение?
   Хабибулла опять снисходительно усмехнулся:
   – Твоя великая страна тогда уже умирала, – сказал он. – Когда умирает больной лев, шакалы и гиены сбиваются в стаи и, не дожидаясь, когда он испустит дух, рвут от него куски мяса. Таков закон жизни, Ольга.
   – И ты хочешь сказать, Хабибулла, что стаю шакалов тогда возглавлял мой отец?
   – Мистер Коробов, несомненно, был из крупных хищников, но не думаю, что тогда – самым крупным…
   – Кто же тогда был самым крупным?
   – Точно не знаю, – пожал плечами Хабибулла. – Ваши десантники блокировали мой отряд в ущелье, и я не мог проследить весь путь «продукта» и круг лиц, причастных к нему.
   – А кто такой Инквизитор?
   – Генерал Дьяков из Управления контрразведки КГБ. Говорят, в прошлом он был одним из самых лучших русских разведчиков-нелегалов. Человек Инквизитора, майор Шведов, добыл у моих врагов доказательства причастности к бизнесу генерала Походина и ряда подчиненных ему особистов. Назревал скандал. Но твоему отцу каким-то чудом удалось сделать козлами отпущения совершенно непричастных к нашему бизнесу офицеров десантного полка, в котором служил твой муж.
   – Чудо тут вряд ли замешано, – задумчиво протянула ошеломленная рассказом Хабибуллы Ольга. – Просто такой исход был тогда скорее всего удобен всем…
   – В конце концов люди Инквизитора перекрыли границу моим караванам, и бизнес мне там пришлось свернуть, – сказал Хабибулла и провел ладонями по лицу. – Заметая следы, Походин подставил тогда командира десантного полка Павлова, помнишь его?
   Ольга кивнула.
   – Говорят, он потом застрелился, – вздохнул Хабибулла. – Он хорошо относился к нашему населению. Жаль полковника.
   – Жаль врага, Хабибулла?
   – Мой отряд, если угодно – банда, не вел активной войны с русскими. Для вас я был враг, потому что афганец – враг и потому что учился в русской школе КГБ. Они мне не доверяли, и я никому не доверял. Я делал бизнес и ничем другим не интересовался.
   – Мое похищение – тоже бизнес?
   Хабибулла утвердительно кивнул головой.
   – На Востоке сохранился аманат – заложничество, – пояснил он. – Я отправил через границу пять караванов с «продуктом». Мне была нужна гарантия от мистера Коробова, что я получу за «продукт» свои доллары.
* * *
   После трех суток пребывания в десантном полку мужа, на которое ее отец подозрительно легко получил разрешение в Министерстве обороны, Ольга возвращалась на военном автобусе в аэропорт. Автобус с офицером и двумя вооруженными солдатами конвоя трясся по пыльной горной дороге. Кроме них, в аэропорт из полка ехали по своим делам с десяток вольнонаемных женщин – связисток, поварих, прачек – и два солдата-дембеля. Ольга с любопытством рассматривала афганский пейзаж и с затаенной улыбкой вспоминала три ночи и три дня их сумасшедшей любви со Скифом.
   Из-за поворота показался караван верблюдов, и вдобавок к нему выскочил желтый автобус, у которого неожиданно заглох мотор. К окнам прильнули смуглые лица его пассажиров и с интересом смотрели на остановившийся на обочине автобус шурави.
   Верблюды важно шествовали по дороге, огибая автобус со всех сторон. На животных висели тюки с шерстяными покрывалами для шатров, мешки с провизией, домашний скарб – на каждом из них было по полтонны груза. И когда один из верблюдов остановился и прижался мордой к стеклу, за которым сидела Ольга, другой неожиданно провалился в расщелину. Все в автобусе с сочувствием наблюдали за попытками погонщиков вытащить несчастное животное. В том числе и сопровождающие автобус офицер, два вооруженных солдата и два дембеля.
   Никто не заметил, как на противоположной стороне из свисающих с верблюдов закрытых коробов по-кошачьи выскользнули вооруженные «духи». Все мужчины в автобусе были перебиты прицельным огнем в считаные секунды, уцелел лишь подросток, которого мать закрыла своим телом.
   Выбив дверь, в автобус вошел рыжебородый душман. Он взглядом победителя окинул белые от ужаса лица женщин.
   – Откуда у тебя это кольцо? – спросил он Ольгу, заметив у нее на пальце золотое кольцо с лазуритом.
   – Дуканщик Мирзо подарил во имя исполнения обета перед Аллахом, – ответила Ольга, чувствуя, что страх покидает ее.
   – Знаю я, кто подарил тебе это кольцо! – засмеялся рыжебородый. – Пошли со мной.
   Несмотря на отчаянное сопротивление Ольги, «духи» затолкали ее в короб самого крупного верблюда. Рыжебородый ткнул его палкой, и верблюд резво побежал в горы. А на дороге горел автобус, зажженный пулеметной очередью рыжебородого…
* * *
   – Когда я уезжала из Москвы, отец знал, что ты похитишь меня и сделаешь заложницей? – пристально вглядываясь в лицо сидящего напротив человека, спросила Ольга.
   Спросила, а у самой все сжалось внутри в предчувствии ответа, который она уже знала.
   – Такой вариант не исключался. Но окончательное решение я принял после того, как увидел тебя на базаре, – ответил Хабибулла. – Очень большой суммой я тогда рисковал… Один особист, работающий на Походина, сообщил мне по рации, когда автобус с тобой пойдет в Кабул, и мои люди похитили тебя на горной дороге. Но… – начал было он и замолчал, вспоминая события почти десятилетней давности.
* * *
   Ольга в сопровождении Скифа, старшего лейтенанта Василько и двух вооруженных солдат-десантников пробиралась по шумному, переливающемуся всеми красками радуги восточному базару. Сквозь витрину дукана за ними наблюдал Хабибулла.
   – Мирзо, кто эта женщина? – спросил он у дуканщика, кивнув на остановившуюся у витрины Ольгу.
   – Жена Скифа. Прилетела из Москвы.
   Хабибулла, не сводя с Ольги жадных глаз, удовлетворенно кивнул:
   – Та ханум, которую я жду.
   К его уху наклонился рыжебородый душман и тихо сказал:
   – Здесь ханум брать нельзя, хозяин. Базар кишит хадовцами. И Скиф с аскерами убьют много наших.
   Хабибулла хмуро кивнул, соглашаясь с доводами.
   – Позови ее в дукан и подари ей это кольцо, – протянул он дуканщику золотое кольцо с лазуритом.
   Мирзо поспешил пригласить Ольгу и ее вооруженное сопровождение в дукан, а Хабибулла с тремя моджахедами исчезли через черный вход и растворились в базарном столпотворении.
   – В счастливый для себя день вы посетили мой дукан, – запел Мирзо вошедшей Ольге. – Я дал великий обет перед Аллахом, что первая женщина, появившаяся в моем дукане, получит дорогой подарок во славу Аллаха: золотое кольцо с лазуритом.
   Мирзо достал футляр с кольцом и с поклоном протянул Ольге.
   Она растерялась, не зная, как поступить.
   – Любой обет надо уважать, – пришел ей на помощь старлей Василько.
   – Уверен, Мирзо, что за кольцо не надо платить? – озадаченно спросил Скиф. – Может, какую-то часть?
   – Что вы, что вы! – замахал тот руками. – Всевидящий и всемогущий Аллах накажет!
   Дуканщик беспрерывно кланялся, когда они покидали дукан.
* * *
   – Если бы тогда сумасшедший Скиф не вырвал тебя из моих рук, твоя судьба сложилась бы иначе, – быстро угадав мысли Ольги, Хабибулла исподлобья кинул на нее жадный взгляд.
   – Ага-а, – засмеялась она. – Я стала бы пятой женой в твоем гареме.
   – Любимой женой! – уточнил Хабибулла. – Когда я впервые увидел тебя на базаре, то сразу потерял сердце и голову.
   – Я это поняла немного позже! – засмеялась Ольга и поймала себя на мысли, что ей приятно признание в любви сидящего напротив нее в центре Европы бородатого человека с жестокими азиатскими глазами.
   – Поняла? – удивился Хабибулла.
   – В твоем плену. Помнишь нашу встречу у ручья? – опять засмеялась Ольга.
* * *
   У горного ручья судачили несколько женщин в паранджах. К ним подошли с кувшинами на плечах Ольга и ее надзирательница.
   – Аллах акбар! – приветствовала надзирательница женщин.
   Ей ответил нестройный хор.
   На обратном пути им встретился Хабибулла с телохранителями. Он пристально смотрел на Ольгу.
   Ей стало не по себе. Держащие кувшин руки напряглись. Усилием воли она заставила себя быть спокойной и гордо прошла мимо… А он еще долго стоял на дороге и, поигрывая камчой, смотрел ей вслед…
* * *
   – Надеюсь, с твоими женами и детьми у тебя нет проблем? – спросила собеседника Ольга и удивилась появившимся на его щеках скорбным складкам.
   – Зейну и Сухроб с детьми убили русские вертолеты, – спокойно ответил Хабибулла. – Зульфию и Алию убили люди Дустума. Их дети ушли с талибами, и я ничего о них не знаю. Аула моего больше нет, а мои нукеры погибли или нашли себе другого хозяина.
   – Мне очень жаль всех, – сказала Ольга, смутившаяся от такого ответа.
   – Ты думаешь, что сегодня здесь, в Швейцарии, мы встретились случайно? – спросил вдруг Хабибулла.
   – Не думаю, – покачала головой Ольга. – Но как ты узнал о моем приезде?
   – За деньги можно узнать все, – усмехнулся Хабибулла. – Знаю, что сумасшедшего Скифа посадили из-за меня в тюрьму, а твой отец почему-то не вытащил его оттуда. Знаю, что у тебя новый уважаемый муж-бизнесмен. Знаю, что ты сама занимаешься бизнесом и стала известной звездой на вашем телевидении. Я видел много передач с тобой… Особенно я испугался за тебя в девяносто третьем году, когда ты снимала гражданскую войну в Москве… Это было очень опасно, Ольга…
   – Откуда ты все знаешь, Хабибулла? – изумилась она.
   – У меня теперь бизнес в одной из стран Ближнего Востока, – улыбнулся Хабибулла. – Иногда он связан с Кавказом…
   – С армянами или чеченами? – вспыхнула Ольга, опасливо отстраняясь от собеседника. – Поставляешь им душманов-наемников или опять свой «продукт»?
   – О нет, нет! – замахал руками Хабибулла. – Аллах покарал меня за грехи, и теперь я поставляю детям учебники, а верующим – Кораны…
   – Так я и поверила! – скептически усмехнулась Ольга. – Волк не станет овцой, даже если натянет на себя ее шкуру.
   Хабибулла внимательно посмотрел на нее своими азиатскими глазами и промолчал.
   – Мы еще встретимся, Хабибулла, – поднимаясь, пообещала Ольга. – А сейчас, извини, у меня дела.
   Он встал и поцеловал ей руку, к ужасу трех азиатов, увидевших это из припаркованной машины.
   Ольга упругой походкой победительницы уходила по заполненной туристами улице, не совсем еще понимая, зачем ей эта победа. Хабибулла неотрывно смотрел ей вслед, не замечая, что из уютного скверика его самого и его охранников снимают увешанные фотоаппаратами парень и девушка.
   Когда Хабибулла сел в машину, самый пожилой из охранников, костистый и рыжебородый, кивнул на уходящую Ольгу и сказал:
   – Прикажи, хозяин, и, клянусь Аллахом, Хафиз сегодня ночью привезет к тебе русскую ведьму. Тогда нечестивому гяуру Коробову придется выложить за дочь сполна все, что он тебе должен.
   Хабибулла ожег рыжебородого взглядом своих смоляных глаз.
   – Мне нужна его жизнь, Хафиз, – сквозь стиснутые зубы прохрипел он. – Клянусь Аллахом, только его жизнь!
* * *
   В отеле Ольгу ждала дочь с бонной-немкой, почти не понимающей русской речи. При виде матери гибкая как лоза девчушка сделала было к ней шаг, но остановилась, застеснявшись своего порыва.
   – Как дела у юной леди Вероники Скворцофф? – прижав ее к груди, спросила Ольга.
   – Ихь шпрехе руссиш нихт, – ответила девчушка и спряталась в коленях бонны, добродушной и улыбчивой фрау Марты.
   Ольга владела английским языком, фарси и дари, но не знала ни немецкого, ни французского, поэтому ее попытки на русском наладить контакт с дочерью, практически не знающей родного языка, не имели большого успеха.
   Пару часов они побродили вместе с фрау Мартой по магазинам, и Ольга под осуждающим взглядом бонны покупала Нике все, на что та показывала. Делала она это механически, не всматриваясь в вещи. В голове осенними мухами бились путаные мысли: «Неужели тогда отец расплатился за наркотики Хабибуллы своей единственной дочерью?.. Чудовищно!.. Не верю, не верю!.. Не хочу верить…»
   Чтобы отогнать черные мысли, Ольга переключилась на Нику: господи, как она похожа на Скифа!.. Его глаза, губы, нос… Тот же гордый поворот головы… «Стоп! – вдруг пронзило ее. – Если бы папаша Коробов не расплатился с Хабибуллой своей дочерью, то Скиф не сел бы в тюрьму за дезертирство и угон вертолета…» Выходит, ее первому мужу и вот этой кареглазой девочке, ни слова не говорящей на родном языке, испоганил жизнь ее, Ольгин, родной отец?.. «А твою жизнь, хоть ты и многого в ней добилась, разве не испоганил твой папаша?» – спросила Ольга сама себя.
   Но что-то ей мешало ответить на этот вопрос категорично.
   «Ты предъявляешь отцу завышенный счет, – убеждала она себя. – Разве его вина, что жизнь – это гонка по вертикальной стене?.. Что там летит под колеса: судьба ли чья или даже чья-то жизнь – рассмотреть времени не дано… Отвлекся – с грохотом вниз, и дуйте в траурные трубы, господа!.. И вообще, какое у тебя право судить отца?.. Разве ты сама не шла к нынешнему благополучию по чьим-то изломанным судьбам?!»
   Незаметно они оказались на берегу Цюрихского озера, окрашенного лучами закатного солнца. В розовой дымке просматривались остроугольные вершины Альп. Их контрастные отражения мирно качались на маслянистой глади озера. Казалось, перевернутые вершины Альп вот-вот доплывут до их берега и коснутся древних камней набережной.
   Ника с радостным смехом бросилась кормить лебедей, стаями плавающих у берега. Гордые белые птицы с царственным достоинством брали пищу из рук людей и так же достойно отплывали в сторону, уступая место собратьям.
   По набережной неспешно прогуливались с детства хорошо кормленные, хорошо одетые, спокойные люди. Пожилые церемонно раскланивались при встрече со знакомыми, молодые приветливо улыбались друг другу, парочки, не обращая ни на кого внимания, целовались. Но проделывали они это пристойно, без вульгарной нарочитости…
   Они здесь, в Европе, давно научились на ярмарке тщеславия, именуемой жизнью, делать ставки спокойно, без эмоций. «И рыбку съесть, и не уколоться, – подумала Ольга. – Славяне необузданны… Нам важен даже не результат, а чтобы во всем были страсти в клочья…»
   Увидев грустный взгляд мамы, подбежала Ника. Ласковым котенком потерлась о колени Ольги, и у той захолонуло сердце. «Кровиночка моя!.. Увидел бы тебя Скиф… Узнать, в какой братской могиле закопали его сербы, свозить бы Нику… Стоп, стоп! – одернула она себя. – Не наматывай сопли на кулак!.. Скиф погиб, и ему больше ничего не надо. Европа чистеньких любит… Узнают в пансионате Ники, что ее отец сербский войник, шарахнутся от нее, как от прокаженной…»
* * *
   В огромном доме, очень похожем на замок, в большом зале со старинными портретами баронов фон Унгерн, жарко полыхал камин. Папаша Коробов подкинул в него поленьев и повернулся к сидящему в средневековом резном кресле Походину.
   – Ты, Николай Трофимыч, плохие вести, как сорока на хвосте, носишь! – насмешливо бросил он. – То у Скифа в Сербии голова в кустах, то Скиф – чуть ли не русский Рембо – возвращается и вся грудь в крестах…
   – Он с сербской фронтовой контрразведкой якшался… А у контриков как: может, специально дезу пустили, – оправдывался Походин. – Интерпол и Международный трибунал в Гааге Скифа тоже проворонили. По моим сведениям, они даже национальность его установить не смогли.
   – Чем он им насолил?
   – Считают, что он без почтения к американским офицерам относился. Его босняки оглушенного захватили и американам отдали. Он очухался и деру из тюрьмы, а при побеге какого-то – чуть ли не полковника ЦРУ – в преисподнюю отправил…
   – Что ж ты не подкинул им его национальность? – насмешливо скосил на Походина глаза Коробов. – Расчет у тебя вроде был…
   – Накладочка вышла, Виктор, накладочка, – развел ладошками тот. – Хотел уж было расшифровать им его, а потом подумал: уроют они его там – куда ни шло… а если в Гаагу, в трибунал потянут?.. А Скиф им в трибунале: мол, бывший твой зятек… А надо, чтоб журналисты твое имя полоскали? Солидные партнеры осторожничать начнут. Те же танзанийцы могут отказаться от контракта. Нет уж, подумал я, пусть на родную земельку ступит. Она многих надежно укрыла, наша родная-то…
   – Правильно подумал, – обнажил зубы Коробов. – То, что бывший зятек жив, для меня, Николаша, не новость. Моя служба безопасности даже устранение его готовила, но в последнюю минуту я отбой дал. Никогда не поздно, а вот присмотреться к Скифу не мешало бы… С его-то боевым опытом, а?..
   – Ох, не знаю! – затряс щечками Походин. – Перехлестнется с Ольгой, на старом пепелище пожар вспыхнет – не зальешь. Бабы непредсказуемы, а твоя-то красавица вообще меры ни в чем не знает – кинет к его сапогам свое состояние…
   – Я ей кину! – нахмурился Коробов. – И не такая Олька дура.
   – Нет, Виктор, от греха подальше, вопрос с вурдалаком Скифом советую решать кардинально. Чтоб голова потом ни у кого не болела.
   – А с чего она так болит у тебя? – усмехнулся Коробов. – Аль не оставил мысли взнуздать мою бизнес-леди?
   – Куда уж мне! – ткнул пальцем в свою плешивую голову Походин. – О тебе думаю, Виктор, о тебе… На правах, так сказать, старого друга семьи. На всякий случай я дал своим людям команду переправить вурдалака транзитом в Сибирь, с Ольгиных глаз подальше.
   – Скиф мне в Москве нужен, – вскинулся Коробов. – Его бы на твое «Славянское братство», может, из него и был бы толк, а так, понимаешь, шайка пьяниц и робингудов в засаленных офицерских погонах… Помнится, он из донских казаков?
   – Из них. Морока одна с новоявленными казаками и этим гребаным «братством», – вздохнул Походин. – Грызутся промеж собой, как кобели в сучью течку. Раскололись на белых и красных, на монархистов, анархистов и еще черт знает на кого. А часть и вовсе к фашистам переметнулась.
   – Пусть пока грызутся. Так-то их держать в узде легче… Скоро кинем им, как собакам, кость – и замаршируют по Эсэнговии все в одном строю. Русские любят, когда им указывают, куда маршировать. А насчет Скифа… В Чечне-то, когда пришлось воевать в городских кварталах и в горах, обосрались там наши хваленые генералы. Я специально справки навел – в городах и в горах Скиф сам воевать умеет и других научить может. Смекаешь, о чем я, Трофимыч?
   – А что, скоро? – шепотом спросил Походин.
   – События в России развиваются сам видишь как, – уклончиво ответил Коробов. – А не брешут, что Скиф предсказывать будущее может?
   – Этого не отнимешь. Какие хворости России-матушке на десять лет вперед предсказал, все с точностью, как в аптеке, сбылись…
   – Наш он тогда, – чему-то ухмыльнулся Коробов и повернулся к Походину. – Ты вот боишься, что он с Олькой моей опять спутается, а чем он хуже голубого аида, которого ты ей подсунул?.. Да хоть бы и спутаются они, тогда-то он точно наш будет. По-моему, хорошо звучит: русский Рембо для бизнес-леди. А потом Скифа с его-то харизмой балканского героя и страдальца от большевиков можно в атаманы к дончакам определить. Такого атамана Всевеликого войска донского ваши «наперсточники» через колено, понимаешь, не переломят.
   – Присмотреться бы сперва, что он за фрукт стал.
   – Ты в это дело не встревай, – бросил Коробов. – У меня в Москве есть кому присмотреться к нему.
   – Скиф и тогда волк был, а теперь матерым, поди, волчищем стал, – обиженно вздохнул Походин. – Взять хотя бы его предсказания… Колготно с такими, которые без пользы для себя на рожон прут.
   – На кобылицу мою необъезженную намекаешь, Трофимыч, на Ольку? – бросил на Походина злой взгляд Коробов.
   Тот развел ладошками.
   – Ничего, – озлился Коробов. – Она при деньгах взбрыкивает, а останется с голой жопой, шелковой станет.
   – Тогда-то да, – согласился Походин. – Только клиентов бы не растерять, пока она обдумывает, переводить на тебя свои счета или нет…
   – Клиентов на развалинах Совдепии на наш век хватит.
   В зал влетел на роликовых коньках Карл. Хмурое лицо папаши Коробова при виде сына разгладилось от морщин, в глазах заиграл молодой блеск.
   – Наследник мой! – с гордостью сказал он. – Кровь-то их голубую немецкую я разбавил нашей мужицкой, к жизни цепкой. Подрастет Карлушка, всю Танзанию с потрохами ему из рук в руки передам… А там, глядишь, скоро и старая сука Россия к нашим ногам подыхать приползет… Есть теперь у Коробова для кого и чего жить, Трофимыч, есть, мать твою так! – выкрикнул он и закружил малыша по залу, со стен которого смотрели на них надменные немецкие бароны всех поколений Унгернов: от крестоносцев-тамплиеров до офицеров Третьего рейха.
   – Может, все ж в нашу веру окрестишь наследника? – осторожно заметил Походин. – Подумают еще – совсем, мол, онемечился Коробов.
   – Кто подумает? – побагровел тот. – Эти, которые с тобой прилетели? Я ж не думаю, в православную купель их отпрысков совать или обрезание им делать…
   Походин спрятал ухмылку в дряблый подбородок.
   – Фрау Эльза в ее веру непременно хочет, – рассмеялся Коробов. – А мне плевать, в какую. Ты, Николаша, кажется, научный атеизм студентам преподавал, с Богом, так сказать, боролся?
   – Задание такое было: КГБ прощупывал, чем подрастающее поколение дышит.
   – А почему атеизм с богом боролся, а его полная противоположность в той науке даже не упоминалась?
   – Дьявол, что ли? – перекрестился Походин. – Ну, не знаю…
   – А я знаю, – перебил Коробов. – Чтобы скрыть само его существование. Теперь рассуди, к кому тогда мы – атеисты – ближе: к Тому, с кем боролись, или к его противоположности, само существование которого, оказывается, нам «неведомо»?
   – Чудны твои речи, Виктор! – опять перекрестился Походин. – Хочешь сказать, что русские наказание принимают за то, что сплошь атеистами были?
   – Хочу сказать, что русские должны до конца определиться в своей вере. Вера в Его Полную Противоположность – тоже вера…