Страница:
«Ну вот, приплыли, – мрачно подумал Тулкас, – интересно, а с кем теперь воевать?» Может, и впрямь на Арде мир воцарится? Не в этом ли Замысел? Не этого ли хотел он сам? Собственно, его дело – охранять, а не рассуждать.
И все же что-то исподволь разрушалось в незыблемой скале его представлений о законах бытия. Смутная неприязнь к Аллору сменилась уважением, привычная ненависть к Мелькору – каким-то усталым безразличием. А Манвэ – разве он может ошибаться или что-то делать неправильно? Он же Король, ему Илуватар открыл больше, чем всем Валар вместе взятым… Тулкас вновь потянулся к кувшину и тут услышал громогласное ржание Нахара. Через минуту по ступенькам прошуршали шаги и раздался стук в дверь.
– Входи, Оромэ, – крикнул Тулкас.
Тот вошел в залу упругой походкой охотника и опустился на лавку напротив хозяина. Снял увенчанный турьими рогами шлем и взглянул на Воителя.
– Что скажешь? – спросил тот.
– А что я могу сказать?
– Ты же после меня ушел. Что там делается?
– Не знаю… Манвэ привел Аллора в чувство и отбыл на Ильмарин. Остальные у Ниэнны остались.
– От него были еще какие-нибудь распоряжения?
– Нет… никаких. Как ты думаешь, он знает, что делает? – спросил Оромэ, помолчав.
– То есть? Он всегда все знает. А что?
– Ничего. Странный он какой-то сегодня…
– Его иногда трудно понять. Но он – Король. – Тулкас нахмурился.
– Да, конечно, – поспешно согласился Охотник. – Вот только не знаю… – Он замолчал, подбирая слова.
– Ну?
– Ну… что делать с ними… с мятежными майар? Тулкас задумался.
– А что с твоим сейчас? – спросил он.
– Спит. Ведь Манвэ отменил ступенчатую казнь, и я усыпил Алтарэна, когда он возродился. Не болтаться же мятежнику по Валинору. А твои?
– Тоже. Я их отключил – и все.
– Тогда выходит, что их пробуждать надо: они же тоже оправданы, раз их за союз с Мелькором судили.
– Выходит, что так, – проговорил Тулкас. – А что ты с ним делать будешь – после всего?
Оромэ пожал плечами:
– Не знаю. Вообще-то приказ есть приказ, суд есть суд. Нечего было с Врагом путаться.
– Так теперь он вроде не Враг?..
– Спроси что-нибудь полегче… – Оромэ притянул к себе кувшин и сделал порядочный глоток.
Тулкас мрачно усмехнулся:
– В любом случае они.теперь полны беззаветной любви к создателям, то есть к нам. Если после его пробуждения недосчитаешься пары зубов – не удивляйся.
– Вот еще… А может, их к Ирмо отправить?
– Ага, чуть что, так к Ирмо. А что ты его раньше туда не отправил – после казни?
– А ты?
– А я предпочитаю сам разбираться, Ирмо мне не указ.
– Вот именно. И вообще он непонятный какой-то…
– Так что, будем будить или выждем? – вернулся к разговору Тулкас.
– Я, пожалуй, подожду, – задумчиво сказал Оромэ. – А вдруг что-то изменится – мало ли. Спит уж, и пусть себе спит. Поднять всегда успею. А ты?
– А я подумаю. Может, и подниму – нечего им попусту валяться.
– А если Мелькор оклемается и опять попытается что-то натворить? Они же с ним будут.
– Ничего, разберемся.
– Ну я пошел. – Оромэ встал из-за стола, надел шлем и закутался в зеленовато-бурый плащ. – Увидимся.
– Непременно. – Тулкас затворил за Великим Охотником тяжелую, обитую металлом дверь. Постоял, прислушиваясь к удаляющемуся цокоту копыт, и направился в обширный подвал, где лежали недвижно уже третью эпоху его майар – Талион и Охтариэн, мятежные Воитель и Воительница.
Раздвинулись причудливо изогнутые серебристые ветви обрамляющих полянку кустов, и взору Ирмо предстал Астальдо, чьи волосы и плащ были усыпаны мерцающей пыльцой – светоносные деревья цвели сейчас по всему саду, доставляя немало простодушной радости восторженным элдар.
– Приветствую тебя, Владыка Грез! – проговорил Тулкас, слегка наклонив голову.
– И тебе привет, Астальдо, – кивнул Ирмо, не поднимаясь с пушистого травяного ковра. – Что привело тебя ко мне? Да ты присаживайся, мне тяжело все время держать голову запрокинутой.
Тулкас осторожно опустился напротив Ирмо, по-восточному скрестив ноги, и нахмурился, думая, с чего начать. Откашлявшись, произнес:
– Я прямо скажу – мне твоя помощь нужна. Ты ведь умеешь из сна выводить?
Ирмо приоткрыл пошире глаза, взмахнув длинными ресницами:
– Выводить? Само собой разумеется. А кто, позволь полюбопытствовать, в сон погружал? И, собственно, кого? – Мастеру Грез показалось, что он уже знает ответ, но он оставил догадки при себе.
– Я и погружал, – раздосадованно бросил Астальдо, растирая в пальцах блестящие пылинки. – Ну не знал… Не умею я с сознанием обращаться, не приходилось… А там что-то совсем не то делается…
– Где – там? – терпеливо глядя в глаза Валы-Воителя, продолжал выспрашивать Ирмо.
– Где… в сознании у них – понимаешь, Лориэн, о ком я говорю?
Ирмо собрался было придать лицу недоумевающее выражение, но что-то подсказало ему, что время тянуть не стоит – хуже от этого будет не Астальдо. Поэтому он просто спросил:
– Ты говоришь об Охтариэн и Талионе – твоих мятежных майар?
– Ну да. Я тогда проучил их как следует, а потом… потом просто усыпил – вот так… – Тулкас рубанул рукой по воздуху, стряхнув росу с ближайшего куста, отчего вокруг разлился еле ощутимый, сладковатый и горький одновременно запах, – а теперь их не пробудить…
Ирмо высыпал на тыльную сторону кисти немного отливающего лунным светом, терпковато пахнущего порошка – пыльцы цветка раздумий – что-то там было, помогающее сосредоточиться и придающее мыслям большую связность и быстроту, – и коротким вздохом втянул в себя. Тулкас еле заметно усмехнулся, но промолчал.
Мастер Грез тряхнул неуловимого цвета волосами, взгляд стал цепким, пристальным.
– Итак, ты просто усыпил их. Со всеми последними ощущениями и чувствами. Не пригасив память… Прелестно! – прошипел он почти вкрадчиво. – Значит, две эпохи кругового морока! Что же ты только сейчас ко мне обратился? – Ирмо вскочил на ноги и резко нагнулся к Астальдо, глядя ему в лицо полыхающими лунным огнем глазами с крошечными точками зрачков. – Стоило «ступенчатую» отменять! Хорошо, если я сейчас хоть в чем-то ошибаюсь!
В таком раздражении Владыку Грез Тулкас не видел ни разу. Больше всего ему захотелось убраться подальше из Садов Забвения, но помощь Ирмо была необходима, а гнев – Вала отдавал себе в этом отчет – был справедлив. Только… ну не знал он о том, что, просто усыпив, точнее, «закрепив» своих майар в состоянии «небодрствоваиия», он заставил их «спать и видеть сны»…
А «какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?..».
Не знал. Да что говорить, не особо и задумывался. Тогда еще ему к Ирмо идти не хватало… Зол был, и вообще…
– А что это ты сейчас-то сподобился ко мне прийти – не прошло и трех эпох? С какой радости ты их будить надумал? Живые мишени на тренировках понадобились или соскучился? В чем дело?
– Да сложная тут история… – пробормотал Астальдо, пропуская мимо язвительные замечания Ирмо.
– Вот по дороге и расскажешь, – отрезал Мастер Грез, бросая на всякий случай в бесформенную и безразмерную на вид сумку несколько пузырьков с разного рода составами.
«Айо!» – мысленно позвал он.
«Я здесь», – донесся ответ.
«Я, возможно, ненадолго. Если кто еще придет – знаешь, что делать. Эстэ предупреди, чтобы не волновалась, хорошо?»
«Предупрежу, хотя, если она узнает, куда ты направился, волноваться все равно будет». – В голосе Айо скользнула усмешка.
«Ладно, до встречи! Варде не попадись, она к вечеру пробудится. Но я, наверное, уже буду».
«Хорошо, хорошо. Удачи, Дан Ирмо!»
– Ну что, вперед? – Ирмо взмахнул рукой, и густая растительность, недоуменно шурша, расступилась в стороны, пропуская Мастера Грез и его посетителя.
Мелькор, переступив порог, быстро огляделся и аккуратно уложил Аллора на стоящую в углу кровать.
– Располагайтесь, чувствуйте себя, как дома! – елейно произнес недомайа.
Эльдин, усмехаясь, присела в изящном реверансе, указав гостям на стулья.
Мелькор, расположившись в кресле у кровати, с интересом продолжал разглядывать обстановку.
– А у вас мило, – заметил он и рассмеялся. – Нет, право, забавно вновь оказаться здесь, да еще при таких обстоятельствах.
– Ничего, поживете у нас, а потом ты что-нибудь получше придумаешь, – беспечно махнула рукой Эльдин.
– Ну не знаю: я в Валиноре никогда себе дом не строил. Да, собственно, почти и не жил. А буду ли – это еще вопрос.
– Посмотрим. Пока – отдыхайте. Я после позабочусь о постели.
– Так мы им предоставим нашу, а себе возьмем вон тот матрас, – подал голос Аллор.
Мелькор сердито замахал на него руками:
– И не думай! Уж как-нибудь. Все лучше, чем за Гранью.
– Ну-у если так сравнивать… – рассмеялась Эльдин, подсев к Аллору на край кровати. – Как ты? – спросила она, поправляя подушку.
– Вполне приемлемо. Так что, я полагаю, мы сейчас выпьем и обдумаем, что и как делать в ближайшее время.
Курумо достал с верхней полки пузатую бутыль неправильной формы и налил темного вина в подставленные Эльдин бокалы.
– За странности! – произнес Мелькор и залпом выпил. Потом склонился к недомайа, проверил перевязку. Нахмурившись, заявил:
– Дня два придется провести в постели.
– Отчего бы и нет? – ухмыльнулся Аллор, обнимая здоровой рукой успевшую устроиться у него под боком Эльдин. – А собственно, зачем такая осторожность – я же вроде майа? А это, – он покосился на раны, – недоразумение.
– Ты сам – недоразумение! Ты же живой.
– Ну вот, только стал майа и уже успел Ардой обрасти. Так нечестно, – капризно скривил губы нуменорец.
– Но это же прекрасно – жить. Чувствовать по-настоящему. Боль – это плата, но в жизни есть столько хорошего…
– То-то радости, – протянул Аллор. – Извини, я вообще плохо понимаю, наверное, что такое – жить. Мыслю, себя помню – значит живу. А остальное не столь существенно.
Эльдин согласно кивнула.
– Но ведь все воспринимается по-другому! Не чувствуешь холода – не узнаешь радости тепла…
– Возможно. Я, скорее всего, просто запутался во всех этих переменах существования. Хотя, пожалуй, никогда не относился серьезно к реальности, данной нам в ощущениях.
– Вот ты вечно по грани и ходишь, – подал голос Гортхауэр. – Жил, жизни не ценя, а лишился этой самой жизни, так возмутился…
– Меня возмущало исключительно то, что ты можешь при желании меня морским узлом завязать, а я и вякнуть не сумею. Если бы тебе был нужен друг, а не слуга, я бы не сильно сокрушался из-за отсутствия плоти, получив в обмен бессмертие сознания.
– Вот, слышишь? – покосился Гортхауэр на Мелькора. Тот пожал плечами, глядя на недомайар. Потом как-то неуверенно спросил:
– А любовь?
– А что – любовь? – усмехнулась Эльдии. – Для нее разницы нет – жив ты или «существуешь».
– Ну и была бы призраком, что же ты? – не выдержал Гортхауэр.
– Чтобы при случае служить инструментом воздействия на Аллора? Спасибо. – Майэ сердито выпятила нижнюю губу.
Мелькор поморщился – опять его ученик скандалит с его другом. Тут чуть тронь, искры сыплются. Недомайа коротко взглянул на него:
– Не обращай внимания. Чем со мной возиться, отдохнул бы сам – тебе сила может еще очень пригодиться.
– Это правда, – поддержала его Эльдии. – И оставим приятные воспоминания на потом. Лучше обдумаем, что происходит и что можно сделать.
– А что мы сделаем? – отозвался из угла Курумо. – Остается выжидать.
– Чего – выжидать? – мрачно повернулся к нему Гортхауэр.
– Чтобы положение дел прояснилось.
– Да куда яснее?! – взорвался черный майа. – Бежать отсюда надо при первой же возможности, пока Манвэ еще что-нибудь не придумал.
– И далеко ты убежишь от него, если он что-то надумает?
– Неужели не сможем прорваться обратно в Эндорэ? А Арда велика…
– В Первую эпоху это очень помогло… – процедил Курумо.
Мелькор опустил голову, вертя в пальцах кисть, случайно забытую на столе.
– А если сидеть там тихо-тихо? – продолжал Гортхауэр.
– При чем тут это, если Единый, похоже, не может видеть меня не на цепи? – фыркнул Вала. – А вообще-то вполне во вражеском духе: бежать, пока они с Манвэ разбираются, – и пусть Манвэ объясняет, почему вместо вечного изгнания он отпустил бунтовщика без каких-либо условий и что это не побег, а просто прогулка…
– Пускай, уж он-то что угодно кому угодно объяснит, – проворчал черный майа.
– Не знаю, сможет ли он объяснить все это Творцу – то есть захочет ли Творец его понять…
– Ну и что ему будет? Он же любимчик Эру – Его воля на Арде.
Мелькор мрачно усмехнулся.
– Вот именно, – сказал он. – Что ему будет… Знаешь, как Эру карает ослушников?
Гортхауэр пожал плечами, Курумо насторожился.
– Мало не покажется. Пока я от подобной затрещины в себя приходил, вы в Валиноре оказались. – Оба майар еле заметно вздрогнули: кажется, Мелькор впервые объединил их. – Так что будет ли Манвэ с Единым из-за нас ссориться… Одно дело – в запале, на срыве, а другое дело – по «зрелом размышлении». Дело ведь не только в нем. И тогда…
– А что – тогда? Опять позволишь себя в порошок стереть, лишь бы до войны не дошло? – Черный майа сжал кулаки.
– Да какая война? – раздраженно бросил Курумо. – В два счета расправятся – всей толпой да на своей территории…
Присутствующие мрачно замолчали.
– Так я и говорю – валить надо, пока Манвэ и Единому не до нас, – упрямо проговорил Гортхауэр.
– Ну и вали, кто тебя держит?! – огрызнулся Аллор.
– А ты-то чего дожидаться надумал?!
– Я бы узнал, что в Ильмарин происходит…
– Спятил вконец? Жить надоело? Что ты там делать будешь?
– Это мое дело. Не слишком хорошо все вышло.
– Жалеешь, что ввязался?
– Тебе пояснить, а то так не доходит? Он нам доверял – насколько он вообще на это способен…
– Извиняться пойдешь?
– При чем тут это? Да хотя бы. И вообще тихо сбегать – не хочу. Если ты успел заметить, это не в моем вкусе.
– А Эльдин?
– А что, у меня своего мнения нет?! – вскинулась майэ. – Впрочем, обычно оно совпадает с Аллоровым. В данном случае тоже. Это не от ума идет…
– Это уж точно!
– …а от чего-то, тебе, похоже, так и непонятного. Хотя… Ты же по своей воле не бросил бы Мелькора?
– Еще бы! Но, в конце концов, он мой Вала…
– Только поэтому? Гортхауэр задумался, замолчав.
– То-то. – Эльдин достала очередную самокрутку.
– И ничего удивительного, – проворчал Курумо. – Я тоже Манвэ ненавижу, но их вполне понимаю. И сам, между прочим, бросать Ауле не собираюсь. Не могу. – Он опустил голову, стараясь не глядеть на Мелькора.
– Ну а ты-то что скажешь, Учитель? – Гортхауэр тревожно уставился на Черного Валу.
– Знаешь, Ортхеннэр, я тоже пока бежать не собираюсь. Бессмысленно, да и не стоит оставлять Манвэ одного.
– Что?! Ты что, возиться теперь с ним все время будешь? За все хорошее? Или думаешь, что сможешь повлиять на него?
– На что повлиять?
– Как бы не передумал. Хотя он обязан был тебя отпустить – из-за поединка.
– Обязан? Вообще-то меня навечно изгнали. На-веч-но.
– Так что, благодарить его теперь вечно за это освобождение?
– Помочь – если он решился жить без оглядки на волю Эру. В конце концов, он мой брат, и ему сейчас нелегко.
Гортхауэр судорожно сглотнул, словно подавившись. «Может, мне теперь и этого… – он кивнул на Курумо, – братом называть?» – подумал он в ответ.
«Придется!» – мысленно отрезал Мелькор.
«Ты им простил?! Один приказал, другой – исполнил?..»
«Думай что хочешь! Простил, не простил – какая сейчас разница?!»
– А чем ты ему помочь сможешь? – спросил Гортхауэр уже вслух.
– Если это то, что я предполагаю, постараюсь помочь не потерять себя. Вытащу как-нибудь. Я ведь через это прошел…
– Один. Вот и он пусть сам справляется.
– Я – старший.
Гортхауэр покачал головой. Эльдин показала ему язык, тот только махнул на нее рукой.
– Знаете что, я все же схожу хотя бы к Намо, он же Видящий, может, знает что-то. – Майэ поднялась с кровати. – А то что попусту догадки строить. Даже если не попусту…
Эльдин накинула плащ и скрылась за дверью.
– Куда мы его повесим? Тоже мне, семейный архив.
– На кровать постелите. Кому этот ковер еще дарить, кроме вас, – не каждый день Астальдо из воплощения выбивают… Как Аллор, кстати?
– Терпимо. Борется за право вылезти из постели. Без меня ему там, видите ли, одиноко, даже если с книгой. А рисовать он в ближайшее время вряд ли сможет.
Намо вздохнул – что ожидается в ближайшее время, он не знал. Он видел залитую солнцем площадь, видел сметающий все на своем пути воющий смерч, водопад кристаллов… Все – рывками, картинками, непонятно как связанными. Что? Откуда? Предстояло серьезно подумать… Эльдин направилась восвояси – рядом с Аллором ей думалось веселей…
Пройдя внутрь чертогов, они спустились в нижний зал, просторный и темный.
Мятежные майар покоились на лавках в дальнем углу. Ирмо стремительно проследовал туда, опережая Тулкаса, и склонился над ними. Рука Охтариэн, майэ-Воительницы, свесилась с ложа, пальцы судорожно сжимали воздух. Волосы Талиона, ее брата, разлетелись, скрыв наполовину лицо со сдвинутыми бровями и плотно сжатыми губами. Глазные яблоки двигались под прикрытыми веками – он спал, но что за сны видел? Это и интересовало сейчас Мастера Грез. Он посмотрел на Тулкаса.
– Это у нас называется здоровый сон… На забвение не тянет, а вот на мороки – в самый раз. Так было, когда ты явился их поднимать?
– Ну вроде так… Я – будить, а они… не выходят из сна. Не отличают его от действительности.
– Побить попытались, и вполне по-настоящему? – ехидно поинтересовался Ирмо.
Тулкас нехотя кивнул:
– Ну двину я им еще раз – так разве для этого стоит их вообще будить?
– А то у них при ином способе пробуждения подобные желания поубавятся! Ты что хочешь, чтобы я им память вычистил и у них к тебе счетов было не больше, чем в Предначальную эпоху?
– Нет, зачем… – как-то неуверенно протянул Тулкас. – Вот еще – вранье разводить! Что было, то было, – добавил он резче.
– Хорошо, – махнул рукой Ирмо, присаживаясь рядом с Талионом. Мастер Грез предполагал, что морок у майар общий. Он коснулся лба майа, проникая в глубь его видений. В очередной раз чужая память обожгла его, наотмашь хлестнув отчаянием, болью, безнадежностью бессилия… Опять. Собственно, уже которую эпоху, соприкасаясь с чьим-то сознанием, он не ожидал ничего доброго – грязь, мука, беспросветная тоска. Ирмо привык внутренне сжиматься, ожидая удара, – но прекратить возиться с чужими мороками не мог. Это то, что он умеет лучше всех, – а значит, надо продолжать. Только вот усталость, тяжелая, тупая, все больше поглощала Лориэиа, вынужденного по живому, наскоро сшивать клочки душ. Изредка накатывали раздражение и равнодушие, хотелось выгнать всех из сада, запереться там и уйти в грезы, созданные любовно и основательно, – навсегда. И пропади все пропадом. Правда, в такие моменты он становился противен самому себе и, прекращая поток паскудных мыслей, снова брался за дело.
Теперь вот опять. Морок, тяжелый, болезненный, хуже тех, что терзали сон Эонвэ. Хотя как знать? Память – она и есть память. Ирмо, напрягши волю, постарался углубиться в морок, завладевший ощущениями Талиона.
…Лязг оружия, крики, залитые кровью ступени – Ирмо узнал место, это были чертоги Астальдо. Наваждение было настолько ярким и определенным, что Валу чуть оторопь не взяла. Он стоял рядом с мятежными майар на последней ступеньке, ведущей в дом, а снизу их атаковал Тулкас, заливаясь недобрым смехом. Взяв себя в руки, Ирмо вспомнил, что это лишь морок, что Астальдо сидит рядом с ним в зале, но все же ему стало не по себе.
В этот момент Талион с криком «Уйди!» отшвырнул его в сторону, продолжая парировать атаки Тулкаса. Видно было, впрочем, что силы его и Охтариэн на исходе, – кровь, запятнавшая ступени, принадлежала им. Ирмо кинулся к двери – уволочь их туда, а потом, получив передышку, потихоньку вывести… Мастер Грез налег на массивный засов, дверь тяжело отошла в глубь чертога, он подивился реальности затраченного усилия. Вернувшись, резким движением рванул майар за плечи, отшвырнув их себе за спину, в открывшийся проем, и отступил вслед за ними, еле уклонившись от меча, явно намеренного проникнуть в дом призрачного Астальдо. Захлопнул дверь перед носом Валы-Воителя. Из-за нее раздалась площадная брань, ничего общего с высоким наречием не имеющая. Привалившись к двери, Ирмо взглянул на Талиона, приготовившегося к новой атаке. Левая рука его неподвижно висела, одежда была пропитана кровью и разрезана в нескольких местах – там, куда достал меч. Майа был бледен, темно-рыжие, ставшие бурыми от крови и пыли волосы облепили лицо, и он безуспешно пытался, тряхнув головой, убрать их.
– Говорю тебе, Лориэн, уходи! Какого балрога тебе здесь надо?
– Я пришел за тобой. За тобой и Охтариэн. Пойдем со мной.
– Куда? К тебе в сады? А приговор? Ты что, Манвэ уговорил, – не верю! Или он приказал память стереть – в великой милости своей?! – Майа зло усмехнулся. – Спасибо, не надо мне такой милости!
– Нет, не так, – продолжая налегать на равномерно сотрясающуюся от ударов дверь, Ирмо протянул руку к Талиону. – Пойми, поверь, это морок, я хочу вывести тебя.
– Куда? Зачем? – повторил упрямо Воитель.
– Отсюда, туда, где вас не тронут.
– Да-а-а? Но как отсюда выйти? А Астальдо куда подевался?
Ирмо спешно разгребал морок, продолжая удерживать внимание Талиона. Грохот и ругань за дверью прекратились.
Майа внезапно бросился к окну.
– Куда ты? – крикнул Ирмо.
– А вдруг туда полезет?
– Да никуда он не полезет, нет его здесь, и ты не здесь, это наваждение!
– Ничего себе наваждение, – мрачно покачал головой Воитель, косясь на перебитую руку и заляпанную кровью куртку. – Хорошо бы, если бы так.
– Правда, поверь мне, – прошептал Ирмо, чувствуя, что погряз в чужом саморазвивающемся мороке, что скоро и ему эта прихожая шеститысячелетней давности будет казаться единственной подлинно существующей реальностью. Проклятое наваждение жило по своим законам, в своем стиле. Вспомнилась Бездна, из которой он еле вытащил Аллора, а что выбрался сам, – спасибо Айо и Мелиан. Вполне похоже по паскудной навязчивости, но – то-то радости – не она… Не погружаться!
– Поверь мне, пожалуйста! – настойчиво повторил Мастер Грез, пытаясь приблизиться к Талиону и коснуться его. Майа отскочил, недоверчиво глядя на Валу, и выставил перед собой меч. Образ Охтариэн стал бледнеть… Талион, заметив это, кинулся к сестре, уже ни па что не обращая внимания.
– Что это? – бормотал он, пытаясь коснуться тающего силуэта.
– Морок, Талион, наваждение, – мягко проговорил Ирмо, обхватив плечи майа. – Пойдем отсюда.
Тот дернулся было, но Мастер Грез цепко держал его, не давая вырваться. Майа обмяк, опустив голову, – будь что будет. Он слишком устал. Охтариэн исчезла – за кого теперь драться? Пропади все пропадом! Морок расплывался, мелькнули, становясь прозрачными, стены, и за ними Талион разглядел залу, очень похожую на залу из наваждения, рядом лежала Охтариэн, да и сам он лежал на лавке. Увидев склоненное над собой лицо Ирмо, майа приподнялся на локте и тут узрел за спиной Ирмо Астальдо. Вырвавшись из объятий Мастера Грез и оттолкнув его, он зашарил в поисках меча. В его взгляде, брошенном в сторону Ирмо, ясно читалось: «Предатель!» Не найдя возле себя оружия, он уставился в упор на Тулкаса и мрачно заявил:
И все же что-то исподволь разрушалось в незыблемой скале его представлений о законах бытия. Смутная неприязнь к Аллору сменилась уважением, привычная ненависть к Мелькору – каким-то усталым безразличием. А Манвэ – разве он может ошибаться или что-то делать неправильно? Он же Король, ему Илуватар открыл больше, чем всем Валар вместе взятым… Тулкас вновь потянулся к кувшину и тут услышал громогласное ржание Нахара. Через минуту по ступенькам прошуршали шаги и раздался стук в дверь.
– Входи, Оромэ, – крикнул Тулкас.
Тот вошел в залу упругой походкой охотника и опустился на лавку напротив хозяина. Снял увенчанный турьими рогами шлем и взглянул на Воителя.
– Что скажешь? – спросил тот.
– А что я могу сказать?
– Ты же после меня ушел. Что там делается?
– Не знаю… Манвэ привел Аллора в чувство и отбыл на Ильмарин. Остальные у Ниэнны остались.
– От него были еще какие-нибудь распоряжения?
– Нет… никаких. Как ты думаешь, он знает, что делает? – спросил Оромэ, помолчав.
– То есть? Он всегда все знает. А что?
– Ничего. Странный он какой-то сегодня…
– Его иногда трудно понять. Но он – Король. – Тулкас нахмурился.
– Да, конечно, – поспешно согласился Охотник. – Вот только не знаю… – Он замолчал, подбирая слова.
– Ну?
– Ну… что делать с ними… с мятежными майар? Тулкас задумался.
– А что с твоим сейчас? – спросил он.
– Спит. Ведь Манвэ отменил ступенчатую казнь, и я усыпил Алтарэна, когда он возродился. Не болтаться же мятежнику по Валинору. А твои?
– Тоже. Я их отключил – и все.
– Тогда выходит, что их пробуждать надо: они же тоже оправданы, раз их за союз с Мелькором судили.
– Выходит, что так, – проговорил Тулкас. – А что ты с ним делать будешь – после всего?
Оромэ пожал плечами:
– Не знаю. Вообще-то приказ есть приказ, суд есть суд. Нечего было с Врагом путаться.
– Так теперь он вроде не Враг?..
– Спроси что-нибудь полегче… – Оромэ притянул к себе кувшин и сделал порядочный глоток.
Тулкас мрачно усмехнулся:
– В любом случае они.теперь полны беззаветной любви к создателям, то есть к нам. Если после его пробуждения недосчитаешься пары зубов – не удивляйся.
– Вот еще… А может, их к Ирмо отправить?
– Ага, чуть что, так к Ирмо. А что ты его раньше туда не отправил – после казни?
– А ты?
– А я предпочитаю сам разбираться, Ирмо мне не указ.
– Вот именно. И вообще он непонятный какой-то…
– Так что, будем будить или выждем? – вернулся к разговору Тулкас.
– Я, пожалуй, подожду, – задумчиво сказал Оромэ. – А вдруг что-то изменится – мало ли. Спит уж, и пусть себе спит. Поднять всегда успею. А ты?
– А я подумаю. Может, и подниму – нечего им попусту валяться.
– А если Мелькор оклемается и опять попытается что-то натворить? Они же с ним будут.
– Ничего, разберемся.
– Ну я пошел. – Оромэ встал из-за стола, надел шлем и закутался в зеленовато-бурый плащ. – Увидимся.
– Непременно. – Тулкас затворил за Великим Охотником тяжелую, обитую металлом дверь. Постоял, прислушиваясь к удаляющемуся цокоту копыт, и направился в обширный подвал, где лежали недвижно уже третью эпоху его майар – Талион и Охтариэн, мятежные Воитель и Воительница.
* * *
Ирмо задумчиво перебирал длинные стебли синевато-фиолетовых трав, теплым одеялом укутавших ноги, когда расслышал вдалеке тяжелые шаги. Он слышал все, что происходит в его садах, а при желании мог также увидеть, что тревожит сонный и ласковый покой Лориэна, и немало удивился, узрев самого Тулкаса – нечастого посетителя его мира. Пока Астальдо со всей доступной ему осторожностью ломился через пасмурные заросли, Повелитель Грез лихорадочно соображал, что могло привести к нему Гнев Эру. День начинался занятно: сперва Эонвэ, уволокший Мелиан в чертоги Ниэнны, ничего толком не объяснив, – а был герольд Манвэ явно встревожен, – теперь Тулкас. Редко заходил он прежде в туманные сады, предпочитая пиры, турниры и общество веселой супруги.Раздвинулись причудливо изогнутые серебристые ветви обрамляющих полянку кустов, и взору Ирмо предстал Астальдо, чьи волосы и плащ были усыпаны мерцающей пыльцой – светоносные деревья цвели сейчас по всему саду, доставляя немало простодушной радости восторженным элдар.
– Приветствую тебя, Владыка Грез! – проговорил Тулкас, слегка наклонив голову.
– И тебе привет, Астальдо, – кивнул Ирмо, не поднимаясь с пушистого травяного ковра. – Что привело тебя ко мне? Да ты присаживайся, мне тяжело все время держать голову запрокинутой.
Тулкас осторожно опустился напротив Ирмо, по-восточному скрестив ноги, и нахмурился, думая, с чего начать. Откашлявшись, произнес:
– Я прямо скажу – мне твоя помощь нужна. Ты ведь умеешь из сна выводить?
Ирмо приоткрыл пошире глаза, взмахнув длинными ресницами:
– Выводить? Само собой разумеется. А кто, позволь полюбопытствовать, в сон погружал? И, собственно, кого? – Мастеру Грез показалось, что он уже знает ответ, но он оставил догадки при себе.
– Я и погружал, – раздосадованно бросил Астальдо, растирая в пальцах блестящие пылинки. – Ну не знал… Не умею я с сознанием обращаться, не приходилось… А там что-то совсем не то делается…
– Где – там? – терпеливо глядя в глаза Валы-Воителя, продолжал выспрашивать Ирмо.
– Где… в сознании у них – понимаешь, Лориэн, о ком я говорю?
Ирмо собрался было придать лицу недоумевающее выражение, но что-то подсказало ему, что время тянуть не стоит – хуже от этого будет не Астальдо. Поэтому он просто спросил:
– Ты говоришь об Охтариэн и Талионе – твоих мятежных майар?
– Ну да. Я тогда проучил их как следует, а потом… потом просто усыпил – вот так… – Тулкас рубанул рукой по воздуху, стряхнув росу с ближайшего куста, отчего вокруг разлился еле ощутимый, сладковатый и горький одновременно запах, – а теперь их не пробудить…
Ирмо высыпал на тыльную сторону кисти немного отливающего лунным светом, терпковато пахнущего порошка – пыльцы цветка раздумий – что-то там было, помогающее сосредоточиться и придающее мыслям большую связность и быстроту, – и коротким вздохом втянул в себя. Тулкас еле заметно усмехнулся, но промолчал.
Мастер Грез тряхнул неуловимого цвета волосами, взгляд стал цепким, пристальным.
– Итак, ты просто усыпил их. Со всеми последними ощущениями и чувствами. Не пригасив память… Прелестно! – прошипел он почти вкрадчиво. – Значит, две эпохи кругового морока! Что же ты только сейчас ко мне обратился? – Ирмо вскочил на ноги и резко нагнулся к Астальдо, глядя ему в лицо полыхающими лунным огнем глазами с крошечными точками зрачков. – Стоило «ступенчатую» отменять! Хорошо, если я сейчас хоть в чем-то ошибаюсь!
В таком раздражении Владыку Грез Тулкас не видел ни разу. Больше всего ему захотелось убраться подальше из Садов Забвения, но помощь Ирмо была необходима, а гнев – Вала отдавал себе в этом отчет – был справедлив. Только… ну не знал он о том, что, просто усыпив, точнее, «закрепив» своих майар в состоянии «небодрствоваиия», он заставил их «спать и видеть сны»…
А «какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?..».
Не знал. Да что говорить, не особо и задумывался. Тогда еще ему к Ирмо идти не хватало… Зол был, и вообще…
– А что это ты сейчас-то сподобился ко мне прийти – не прошло и трех эпох? С какой радости ты их будить надумал? Живые мишени на тренировках понадобились или соскучился? В чем дело?
– Да сложная тут история… – пробормотал Астальдо, пропуская мимо язвительные замечания Ирмо.
– Вот по дороге и расскажешь, – отрезал Мастер Грез, бросая на всякий случай в бесформенную и безразмерную на вид сумку несколько пузырьков с разного рода составами.
«Айо!» – мысленно позвал он.
«Я здесь», – донесся ответ.
«Я, возможно, ненадолго. Если кто еще придет – знаешь, что делать. Эстэ предупреди, чтобы не волновалась, хорошо?»
«Предупрежу, хотя, если она узнает, куда ты направился, волноваться все равно будет». – В голосе Айо скользнула усмешка.
«Ладно, до встречи! Варде не попадись, она к вечеру пробудится. Но я, наверное, уже буду».
«Хорошо, хорошо. Удачи, Дан Ирмо!»
– Ну что, вперед? – Ирмо взмахнул рукой, и густая растительность, недоуменно шурша, расступилась в стороны, пропуская Мастера Грез и его посетителя.
* * *
Жестом гостеприимной хозяйки предложив всем следовать за собой, Эльдин толкнула дверь, ведущую в их дом.Мелькор, переступив порог, быстро огляделся и аккуратно уложил Аллора на стоящую в углу кровать.
– Располагайтесь, чувствуйте себя, как дома! – елейно произнес недомайа.
Эльдин, усмехаясь, присела в изящном реверансе, указав гостям на стулья.
Мелькор, расположившись в кресле у кровати, с интересом продолжал разглядывать обстановку.
– А у вас мило, – заметил он и рассмеялся. – Нет, право, забавно вновь оказаться здесь, да еще при таких обстоятельствах.
– Ничего, поживете у нас, а потом ты что-нибудь получше придумаешь, – беспечно махнула рукой Эльдин.
– Ну не знаю: я в Валиноре никогда себе дом не строил. Да, собственно, почти и не жил. А буду ли – это еще вопрос.
– Посмотрим. Пока – отдыхайте. Я после позабочусь о постели.
– Так мы им предоставим нашу, а себе возьмем вон тот матрас, – подал голос Аллор.
Мелькор сердито замахал на него руками:
– И не думай! Уж как-нибудь. Все лучше, чем за Гранью.
– Ну-у если так сравнивать… – рассмеялась Эльдин, подсев к Аллору на край кровати. – Как ты? – спросила она, поправляя подушку.
– Вполне приемлемо. Так что, я полагаю, мы сейчас выпьем и обдумаем, что и как делать в ближайшее время.
Курумо достал с верхней полки пузатую бутыль неправильной формы и налил темного вина в подставленные Эльдин бокалы.
– За странности! – произнес Мелькор и залпом выпил. Потом склонился к недомайа, проверил перевязку. Нахмурившись, заявил:
– Дня два придется провести в постели.
– Отчего бы и нет? – ухмыльнулся Аллор, обнимая здоровой рукой успевшую устроиться у него под боком Эльдин. – А собственно, зачем такая осторожность – я же вроде майа? А это, – он покосился на раны, – недоразумение.
– Ты сам – недоразумение! Ты же живой.
– Ну вот, только стал майа и уже успел Ардой обрасти. Так нечестно, – капризно скривил губы нуменорец.
– Но это же прекрасно – жить. Чувствовать по-настоящему. Боль – это плата, но в жизни есть столько хорошего…
– То-то радости, – протянул Аллор. – Извини, я вообще плохо понимаю, наверное, что такое – жить. Мыслю, себя помню – значит живу. А остальное не столь существенно.
Эльдин согласно кивнула.
– Но ведь все воспринимается по-другому! Не чувствуешь холода – не узнаешь радости тепла…
– Возможно. Я, скорее всего, просто запутался во всех этих переменах существования. Хотя, пожалуй, никогда не относился серьезно к реальности, данной нам в ощущениях.
– Вот ты вечно по грани и ходишь, – подал голос Гортхауэр. – Жил, жизни не ценя, а лишился этой самой жизни, так возмутился…
– Меня возмущало исключительно то, что ты можешь при желании меня морским узлом завязать, а я и вякнуть не сумею. Если бы тебе был нужен друг, а не слуга, я бы не сильно сокрушался из-за отсутствия плоти, получив в обмен бессмертие сознания.
– Вот, слышишь? – покосился Гортхауэр на Мелькора. Тот пожал плечами, глядя на недомайар. Потом как-то неуверенно спросил:
– А любовь?
– А что – любовь? – усмехнулась Эльдии. – Для нее разницы нет – жив ты или «существуешь».
– Ну и была бы призраком, что же ты? – не выдержал Гортхауэр.
– Чтобы при случае служить инструментом воздействия на Аллора? Спасибо. – Майэ сердито выпятила нижнюю губу.
Мелькор поморщился – опять его ученик скандалит с его другом. Тут чуть тронь, искры сыплются. Недомайа коротко взглянул на него:
– Не обращай внимания. Чем со мной возиться, отдохнул бы сам – тебе сила может еще очень пригодиться.
– Это правда, – поддержала его Эльдии. – И оставим приятные воспоминания на потом. Лучше обдумаем, что происходит и что можно сделать.
– А что мы сделаем? – отозвался из угла Курумо. – Остается выжидать.
– Чего – выжидать? – мрачно повернулся к нему Гортхауэр.
– Чтобы положение дел прояснилось.
– Да куда яснее?! – взорвался черный майа. – Бежать отсюда надо при первой же возможности, пока Манвэ еще что-нибудь не придумал.
– И далеко ты убежишь от него, если он что-то надумает?
– Неужели не сможем прорваться обратно в Эндорэ? А Арда велика…
– В Первую эпоху это очень помогло… – процедил Курумо.
Мелькор опустил голову, вертя в пальцах кисть, случайно забытую на столе.
– А если сидеть там тихо-тихо? – продолжал Гортхауэр.
– При чем тут это, если Единый, похоже, не может видеть меня не на цепи? – фыркнул Вала. – А вообще-то вполне во вражеском духе: бежать, пока они с Манвэ разбираются, – и пусть Манвэ объясняет, почему вместо вечного изгнания он отпустил бунтовщика без каких-либо условий и что это не побег, а просто прогулка…
– Пускай, уж он-то что угодно кому угодно объяснит, – проворчал черный майа.
– Не знаю, сможет ли он объяснить все это Творцу – то есть захочет ли Творец его понять…
– Ну и что ему будет? Он же любимчик Эру – Его воля на Арде.
Мелькор мрачно усмехнулся.
– Вот именно, – сказал он. – Что ему будет… Знаешь, как Эру карает ослушников?
Гортхауэр пожал плечами, Курумо насторожился.
– Мало не покажется. Пока я от подобной затрещины в себя приходил, вы в Валиноре оказались. – Оба майар еле заметно вздрогнули: кажется, Мелькор впервые объединил их. – Так что будет ли Манвэ с Единым из-за нас ссориться… Одно дело – в запале, на срыве, а другое дело – по «зрелом размышлении». Дело ведь не только в нем. И тогда…
– А что – тогда? Опять позволишь себя в порошок стереть, лишь бы до войны не дошло? – Черный майа сжал кулаки.
– Да какая война? – раздраженно бросил Курумо. – В два счета расправятся – всей толпой да на своей территории…
Присутствующие мрачно замолчали.
– Так я и говорю – валить надо, пока Манвэ и Единому не до нас, – упрямо проговорил Гортхауэр.
– Ну и вали, кто тебя держит?! – огрызнулся Аллор.
– А ты-то чего дожидаться надумал?!
– Я бы узнал, что в Ильмарин происходит…
– Спятил вконец? Жить надоело? Что ты там делать будешь?
– Это мое дело. Не слишком хорошо все вышло.
– Жалеешь, что ввязался?
– Тебе пояснить, а то так не доходит? Он нам доверял – насколько он вообще на это способен…
– Извиняться пойдешь?
– При чем тут это? Да хотя бы. И вообще тихо сбегать – не хочу. Если ты успел заметить, это не в моем вкусе.
– А Эльдин?
– А что, у меня своего мнения нет?! – вскинулась майэ. – Впрочем, обычно оно совпадает с Аллоровым. В данном случае тоже. Это не от ума идет…
– Это уж точно!
– …а от чего-то, тебе, похоже, так и непонятного. Хотя… Ты же по своей воле не бросил бы Мелькора?
– Еще бы! Но, в конце концов, он мой Вала…
– Только поэтому? Гортхауэр задумался, замолчав.
– То-то. – Эльдин достала очередную самокрутку.
– И ничего удивительного, – проворчал Курумо. – Я тоже Манвэ ненавижу, но их вполне понимаю. И сам, между прочим, бросать Ауле не собираюсь. Не могу. – Он опустил голову, стараясь не глядеть на Мелькора.
– Ну а ты-то что скажешь, Учитель? – Гортхауэр тревожно уставился на Черного Валу.
– Знаешь, Ортхеннэр, я тоже пока бежать не собираюсь. Бессмысленно, да и не стоит оставлять Манвэ одного.
– Что?! Ты что, возиться теперь с ним все время будешь? За все хорошее? Или думаешь, что сможешь повлиять на него?
– На что повлиять?
– Как бы не передумал. Хотя он обязан был тебя отпустить – из-за поединка.
– Обязан? Вообще-то меня навечно изгнали. На-веч-но.
– Так что, благодарить его теперь вечно за это освобождение?
– Помочь – если он решился жить без оглядки на волю Эру. В конце концов, он мой брат, и ему сейчас нелегко.
Гортхауэр судорожно сглотнул, словно подавившись. «Может, мне теперь и этого… – он кивнул на Курумо, – братом называть?» – подумал он в ответ.
«Придется!» – мысленно отрезал Мелькор.
«Ты им простил?! Один приказал, другой – исполнил?..»
«Думай что хочешь! Простил, не простил – какая сейчас разница?!»
– А чем ты ему помочь сможешь? – спросил Гортхауэр уже вслух.
– Если это то, что я предполагаю, постараюсь помочь не потерять себя. Вытащу как-нибудь. Я ведь через это прошел…
– Один. Вот и он пусть сам справляется.
– Я – старший.
Гортхауэр покачал головой. Эльдин показала ему язык, тот только махнул на нее рукой.
– Знаете что, я все же схожу хотя бы к Намо, он же Видящий, может, знает что-то. – Майэ поднялась с кровати. – А то что попусту догадки строить. Даже если не попусту…
Эльдин накинула плащ и скрылась за дверью.
* * *
Намо не знал ничего. Вайрэ – тоже. Ильмарин не просматривался – словно завеса пала на вершину Таникветиль, заставляя встревоженного Владыку Судеб гадать о происходящем там. И ткацкий станок Ткачихи Судеб ничего не показывал и даже примолк – словно все замерло. Поединок уже был, впрочем, запечатлен, и Вайрэ вручила ковер Эльдин, несмотря на ее вялые протесты.– Куда мы его повесим? Тоже мне, семейный архив.
– На кровать постелите. Кому этот ковер еще дарить, кроме вас, – не каждый день Астальдо из воплощения выбивают… Как Аллор, кстати?
– Терпимо. Борется за право вылезти из постели. Без меня ему там, видите ли, одиноко, даже если с книгой. А рисовать он в ближайшее время вряд ли сможет.
Намо вздохнул – что ожидается в ближайшее время, он не знал. Он видел залитую солнцем площадь, видел сметающий все на своем пути воющий смерч, водопад кристаллов… Все – рывками, картинками, непонятно как связанными. Что? Откуда? Предстояло серьезно подумать… Эльдин направилась восвояси – рядом с Аллором ей думалось веселей…
* * *
По дороге к своим чертогам Тулкас вкратце рассказал Ирмо об утренних событиях, приведя Мастера Грез в некоторое замешательство. Впрочем, Ирмо понимал: когда обрушивается лавина событий, проще и разумней чуть выждать – если все совсем серьезно, то мимо не прокатится. Хотя бы та же Варда – будить ее раньше назначенного срока или сделать вид, что ничего не знаешь? Лориэн отвлекся от сторонних мыслей – сейчас есть дело, и его следует исполнить наилучшим образом.Пройдя внутрь чертогов, они спустились в нижний зал, просторный и темный.
Мятежные майар покоились на лавках в дальнем углу. Ирмо стремительно проследовал туда, опережая Тулкаса, и склонился над ними. Рука Охтариэн, майэ-Воительницы, свесилась с ложа, пальцы судорожно сжимали воздух. Волосы Талиона, ее брата, разлетелись, скрыв наполовину лицо со сдвинутыми бровями и плотно сжатыми губами. Глазные яблоки двигались под прикрытыми веками – он спал, но что за сны видел? Это и интересовало сейчас Мастера Грез. Он посмотрел на Тулкаса.
– Это у нас называется здоровый сон… На забвение не тянет, а вот на мороки – в самый раз. Так было, когда ты явился их поднимать?
– Ну вроде так… Я – будить, а они… не выходят из сна. Не отличают его от действительности.
– Побить попытались, и вполне по-настоящему? – ехидно поинтересовался Ирмо.
Тулкас нехотя кивнул:
– Ну двину я им еще раз – так разве для этого стоит их вообще будить?
– А то у них при ином способе пробуждения подобные желания поубавятся! Ты что хочешь, чтобы я им память вычистил и у них к тебе счетов было не больше, чем в Предначальную эпоху?
– Нет, зачем… – как-то неуверенно протянул Тулкас. – Вот еще – вранье разводить! Что было, то было, – добавил он резче.
– Хорошо, – махнул рукой Ирмо, присаживаясь рядом с Талионом. Мастер Грез предполагал, что морок у майар общий. Он коснулся лба майа, проникая в глубь его видений. В очередной раз чужая память обожгла его, наотмашь хлестнув отчаянием, болью, безнадежностью бессилия… Опять. Собственно, уже которую эпоху, соприкасаясь с чьим-то сознанием, он не ожидал ничего доброго – грязь, мука, беспросветная тоска. Ирмо привык внутренне сжиматься, ожидая удара, – но прекратить возиться с чужими мороками не мог. Это то, что он умеет лучше всех, – а значит, надо продолжать. Только вот усталость, тяжелая, тупая, все больше поглощала Лориэиа, вынужденного по живому, наскоро сшивать клочки душ. Изредка накатывали раздражение и равнодушие, хотелось выгнать всех из сада, запереться там и уйти в грезы, созданные любовно и основательно, – навсегда. И пропади все пропадом. Правда, в такие моменты он становился противен самому себе и, прекращая поток паскудных мыслей, снова брался за дело.
Теперь вот опять. Морок, тяжелый, болезненный, хуже тех, что терзали сон Эонвэ. Хотя как знать? Память – она и есть память. Ирмо, напрягши волю, постарался углубиться в морок, завладевший ощущениями Талиона.
…Лязг оружия, крики, залитые кровью ступени – Ирмо узнал место, это были чертоги Астальдо. Наваждение было настолько ярким и определенным, что Валу чуть оторопь не взяла. Он стоял рядом с мятежными майар на последней ступеньке, ведущей в дом, а снизу их атаковал Тулкас, заливаясь недобрым смехом. Взяв себя в руки, Ирмо вспомнил, что это лишь морок, что Астальдо сидит рядом с ним в зале, но все же ему стало не по себе.
В этот момент Талион с криком «Уйди!» отшвырнул его в сторону, продолжая парировать атаки Тулкаса. Видно было, впрочем, что силы его и Охтариэн на исходе, – кровь, запятнавшая ступени, принадлежала им. Ирмо кинулся к двери – уволочь их туда, а потом, получив передышку, потихоньку вывести… Мастер Грез налег на массивный засов, дверь тяжело отошла в глубь чертога, он подивился реальности затраченного усилия. Вернувшись, резким движением рванул майар за плечи, отшвырнув их себе за спину, в открывшийся проем, и отступил вслед за ними, еле уклонившись от меча, явно намеренного проникнуть в дом призрачного Астальдо. Захлопнул дверь перед носом Валы-Воителя. Из-за нее раздалась площадная брань, ничего общего с высоким наречием не имеющая. Привалившись к двери, Ирмо взглянул на Талиона, приготовившегося к новой атаке. Левая рука его неподвижно висела, одежда была пропитана кровью и разрезана в нескольких местах – там, куда достал меч. Майа был бледен, темно-рыжие, ставшие бурыми от крови и пыли волосы облепили лицо, и он безуспешно пытался, тряхнув головой, убрать их.
– Говорю тебе, Лориэн, уходи! Какого балрога тебе здесь надо?
– Я пришел за тобой. За тобой и Охтариэн. Пойдем со мной.
– Куда? К тебе в сады? А приговор? Ты что, Манвэ уговорил, – не верю! Или он приказал память стереть – в великой милости своей?! – Майа зло усмехнулся. – Спасибо, не надо мне такой милости!
– Нет, не так, – продолжая налегать на равномерно сотрясающуюся от ударов дверь, Ирмо протянул руку к Талиону. – Пойми, поверь, это морок, я хочу вывести тебя.
– Куда? Зачем? – повторил упрямо Воитель.
– Отсюда, туда, где вас не тронут.
– Да-а-а? Но как отсюда выйти? А Астальдо куда подевался?
Ирмо спешно разгребал морок, продолжая удерживать внимание Талиона. Грохот и ругань за дверью прекратились.
Майа внезапно бросился к окну.
– Куда ты? – крикнул Ирмо.
– А вдруг туда полезет?
– Да никуда он не полезет, нет его здесь, и ты не здесь, это наваждение!
– Ничего себе наваждение, – мрачно покачал головой Воитель, косясь на перебитую руку и заляпанную кровью куртку. – Хорошо бы, если бы так.
– Правда, поверь мне, – прошептал Ирмо, чувствуя, что погряз в чужом саморазвивающемся мороке, что скоро и ему эта прихожая шеститысячелетней давности будет казаться единственной подлинно существующей реальностью. Проклятое наваждение жило по своим законам, в своем стиле. Вспомнилась Бездна, из которой он еле вытащил Аллора, а что выбрался сам, – спасибо Айо и Мелиан. Вполне похоже по паскудной навязчивости, но – то-то радости – не она… Не погружаться!
– Поверь мне, пожалуйста! – настойчиво повторил Мастер Грез, пытаясь приблизиться к Талиону и коснуться его. Майа отскочил, недоверчиво глядя на Валу, и выставил перед собой меч. Образ Охтариэн стал бледнеть… Талион, заметив это, кинулся к сестре, уже ни па что не обращая внимания.
– Что это? – бормотал он, пытаясь коснуться тающего силуэта.
– Морок, Талион, наваждение, – мягко проговорил Ирмо, обхватив плечи майа. – Пойдем отсюда.
Тот дернулся было, но Мастер Грез цепко держал его, не давая вырваться. Майа обмяк, опустив голову, – будь что будет. Он слишком устал. Охтариэн исчезла – за кого теперь драться? Пропади все пропадом! Морок расплывался, мелькнули, становясь прозрачными, стены, и за ними Талион разглядел залу, очень похожую на залу из наваждения, рядом лежала Охтариэн, да и сам он лежал на лавке. Увидев склоненное над собой лицо Ирмо, майа приподнялся на локте и тут узрел за спиной Ирмо Астальдо. Вырвавшись из объятий Мастера Грез и оттолкнув его, он зашарил в поисках меча. В его взгляде, брошенном в сторону Ирмо, ясно читалось: «Предатель!» Не найдя возле себя оружия, он уставился в упор на Тулкаса и мрачно заявил: