Страница:
– Ты не веришь себе, своим глазам, своей душе? Ты можешь заставить себя не видеть?!
– Не только себя, но и других, дабы их не коснулось Зло, ибо такова Воля Творца. Он доверил мне защитить всех от гибели. – Она помолчала. – Покайся, Мелькор, обратись, пока не поздно, Отец благ, Он поймет, простит…
– Нет, не поймет, – неожиданно жестко сказал Мелькор. – Он не поймет и не простит того, кто выбирает сам. Кто хочет и может творить – сам, а не по указке. Не потерпит… – Айну вздохнул, потом горячо зашептал: – Подумай еще, Варда! Ты же лишаешь всех свободы выбора, ты…
– Я – выбрала. Я выбрала Свет и Любовь. И Жизнь. Ты тоже еще можешь выбрать. Пока.
– Я тоже – выбрал. И я не собираюсь отрекаться от себя – никогда.
– Ты погибнешь…
– Это мой путь – и будь что будет… А ты… делай, что должно, – бросил он и, резко развернувшись, направился прочь – черно-звездным вихрем.
– Одумайся! – крикнула она ему вслед, но он не оглянулся. – Да будет по слову твоему, – прошептала Айни Варда. – Да будет так.
Выбор был сделан…
Так было и сейчас, пока в какой-то момент вода не показалась вязкой и липкой; она душила, стискивала, подобно кольцам огромной змеи, и из разом посеревшего воздуха повеяло кошмаром. Воды превратились в слизистый студень, и он начал распадаться в кровоточащие клочья – глаза заволокла кровавая муть, голова раскалывалась от пронзительной боли. Откуда-то пришло ощущение гнева, вспышками вскипающего под веками, пополам с бессилием и похожим на ржавую тупую иглу чувством унижения. Горло словно забил песок – Варда заметалась, надо было выбраться – во что бы то ни стало…
– Не надо, – прошептала Королева. – Манвэ… Нет!!! – вскрикнула она отчаянно, вскинув руки в жесте почти безнадежной мольбы. – Пощади… – Она зажмурилась.
Эстэ робко, но настойчиво встряхнула Варду за плечи, голова Королевы бессильно запрокинулась. Подтащив Владычицу Звезд поближе к воде, Эстэ смочила свой шарф и приложила ко лбу терзаемой мороком Варды. Та слабо дернулась и обмякла. Приоткрылись сияющие звездным льдом глаза. И в них был – страх. И отчаяние. Внезапно, осознав, где она находится, Королева Амана подалась вперед, пытаясь вскочить. Глаза горели мертвым светом падающих звезд… – Они впились в лицо Эстэ.
– Варда, что случилось? Что с тобой? – проговорила, слегка дрожа, хозяйка Лориэна.
– Это я спрашиваю: что случилось? – прошипела, тяжело дыша, Варда, садясь в высокой траве.
– О чем ты? – растерянно пробормотала Эстэ.
– Я же видела… – прошептала Варда и умолкла. – Я что-нибудь говорила? – жестко поинтересовалась она, поправляя сползшее с безупречного плеча платье.
Целительница смущенно развела руками.
– Что?! Не молчи!
Эстэ неловко пересказала услышанное. Варда стиснула пальцами виски:
– Значит, так… Нет, не может быть…
Она вскочила на ноги, пошатнувшись, оперлась о ствол нависшей над водой задумчивой ивы. Глубоко вдохнула прохладный воздух, медленно выдохнула, собираясь с силами. Легкими движениями привела волосы и одежду в порядок, лицо ее вновь засияло невозмутимой красотой, подобно искусно ограненному бриллианту, – и твердостью подобна ему была Королева Арды.
– Мне пора, – сообщила она оторопело взирающей на нее Эстэ. – Не придавай значения тому, что видела и слышала, и постарайся забыть это.
– Подожди! – протянула та руки к Королеве. – Я не могу отпустить тебя – такую…
– Какую? Я вполне готова, – отрезала Варда.
– Ты в Лориэне, Варда. – Эстэ нахмурилась. – Кто Целительница – ты или я? Подожди хоть минутку, успокойся. Что ты увидела? Ты так меня напугала… – Она поежилась.
– Неважно. Наверное, это просто морок – бывает… – процедила Варда, прищурясь и глядя на Эстэ.
– Этого еще ни разу не было. Ирмо не мог ошибиться, – парировала Целительница. – Подожди, я сейчас попробую его позвать, он должен вернуться вот-вот. Он разберется, морок это или…
– Я сама разберусь, – проговорила Королева, подбирая с травы темно-синюю переливчатую накидку и набрасывая ее поверх платья.
– Ну, может, Ирмо знает, что происходит, и вообще… – Эстэ беспомощно развела руками. – Вот он, я чувствую, он близко… Подожди, пожалуйста… – По правде говоря, Целительница побаивалась отпускать Варду вот так сразу – ей хотелось убедиться, что нечто подобное не постигнет Королеву по дороге. Хорошо, хоть Ирмо уже неподалеку.
– Знает, говоришь? – усмехнулась Варда. Похоже, не мешало чуть-чуть разведать обстановку, прежде чем нестись в Ильмарин, – хотя ее неудержимо тянуло туда, она более всего хотела оказаться сейчас рядом – с ним. Но Элберет умела ждать. Умела взять себя в руки, трезво просчитывая ситуацию. Морок наводил ужас, заставляя сжаться в комок и безудержно рыдать, прося пощады. Но надо было собраться с мыслями. И Лориэн в этом поможет ей, Варде. Увидев Ирмо, она приветственно подняла руку.
Огромная белая птица плавно несла Варду-Элберет в ее чертоги – спасать… – если можно… Если…
– Что с тобой, песня моя?
Она не могла забыть. Запрещала себе – помнить. Не могла не любить – и ненавидела, все больше – Бытие не терпит Пустоты…
Единый говорил с ее возлюбленным – и, казалось, сияние заливает его глаза, слепя – да не увидит ничего, кроме Света. Из-за ей лишь ведомой слепоты он виделся болезненно хрупким, каким-то беззащитным. Щемило где-то глубоко внутри…
Ладно еще, что дел много. Им было хорошо вместе – создателям. Творящим. Возлюбленным детям Творца.
Манвэ говорил с Единым – весело, радостно, легко – ей казалось, что он просто недоступен для Зла, а она – она навсегда отравлена Тьмой и никогда не обретет светлой свободы… А он – носился по вновь созданному миру – он был всюду, был – его дыханием. И Песней. А она – хранила.
Арда обретала облик. Они развлекались: он лепил – легко, как делал все, за что брался, – причудливые облака, сплетал нити дождя, жемчуг и хрусталь града и капель, их танец в пушистых кристаллах высоких небес – просто чтобы ее позабавить. Ему казалось, что она, как и он, тоскует без Света…
– Что это в воздухе, – прошептал однажды он, – или… кто это? Нет, откуда… – И грусть мелькнула в голосе.
А пока возникли горы. Деревья. Моря – и еще что-то – что, они еще сами не понимали, но где-то – видели, откуда-то – знали. Они пробовали – вкус, цвет, звук, запах… Они искали. Она – наблюдала. И боялась…
– Так вот что иногда мелькает в твоих глазах, Варда! Это – страх? Ты – знала?
– О чем ты, любовь моя, песня моя?
– О наказании, – мерно, неестественно ровно. – За нарушение Замысла. Ничто не должно нарушить его… Больше ни с кем так не будет…
– Но кто?.. Что случилось?
– Ауле… Он больше не будет. Если Единый так карает за нарушения, значит, они воистину – Зло, и такого быть не должно. Никогда. Ведь Он – благ и любит… нас, Арду. Любовь – хранящая. Отречься от любви – ради любви… Жертва…
Его глаза горели синим огнем – и показались безумными.
– За что?
– За нарушение… Значит, так надо. Значит, никто больше не посмеет – я не допущу.
Его власть росла. Никто и ничто не могли возразить ему. Как можно: он беседовал с Единым… И становился все жестче. Что-то хищное появилось в точеных чертах. По-прежнему насмешлив и любопытен – но глаза словно льдом затянуло.
Они сотворили майар. Часть себя, души, мыслей – желание, суть, «те-кто-мы». Первый – открыл золотые глаза, хрупкий, тонкий, легкий – живая Песня. Они не обсуждали, каким ему быть, – просто создали. Словно увидели – им уже такими не быть. И снова что-то кольнуло. Сходство – болезненное, надрывное – и обреченность. Разве такое может быть? Все же будет хорошо…
Не думать – быть. Они собирались в Лориэне и пели, плясали, смеялись. Почему ей все казалось – исступленным? Почему они – будто спешат спеть… успеть… допеть… «Манвэ, чего ты боишься?» – «Что ты разлюбишь меня, – с усмешкой. – На самом деле, – уже серьезно, – нет… ничего… сам не знаю… Все так ломко…»
Могла дать – увидеть – то, что знали он и она. Отступник и Хранительница.
– Надо сделать что-то, не привязанное к земле. Свет должен быть с неба. Такой, что ничто и никто не потушит…
Лицо Манвэ было задумчивым, отрешенным, мечтательным каким-то. Страх сжал душу цепкими холодными когтями – он… догадывается? Узнает? Спросит… Как объяснить умолчание? Разве он потерпит – ложь?
Она воззвала – в ужасе близкой потери:
– Я же ничего не говорила. Клянусь… любовью…
– Будь осторожна. Подумай, что делать. Я верю, что ты придумаешь правильно.
– Но… можно, я создам… похожее на То… и дам чуть-чуть увидеть…
– Ты правильно поняла Меня! Похожее оградит от поиска образца. Ты защитишь подобием, созданным тобой, от того, что запретно. Тогда никто не поверит Отступнику. Это станет твоим Творением. Щитом Арды. Помни, ты – Хранительница Мира.
– Как это прекрасно… Я так и представлял это… почти. Ты удивительная – кто создал бы такое? О Элентари, моя Звездная Королева…
– Я рада, что тебе понравилось, любимый… А это – для тебя. Мой венок…
Потом это назвали – Валакиркой.
Больно – каждый раз видеть восхищение в любимых глазах – и лгать…
«Поделилась» – крошечным кусочком, подделкой – словно дитяти неразумному игрушку подсунула. Ему, Слагающему Песни…
Все исступленней и горше – любовь… Все реже – бесшабашные полеты…
И потерялась в Эндорэ их Песня…
Все жестче становилась хватка, подобная хватке орлиных когтей, – «никто больше…».
Владыка, не знающий слабостей.
Владычица, не знающая сомнений.
Властители Арды, Хранители Замысла.
– Зачем ты… опять усыпил? – обратился он к одному из них.
– Чтобы ты еще во что-нибудь не влез хотя бы в ближайшие пару часов, – ответил другой, тряхнув полуседыми волосами.
– Так нечего будить было. Ну хоть сейчас – и на том спасибо. А то спать, когда такое творится… – Златоокий уселся на ложе, кутаясь в плащ, оставленный Манвэ, и подобрав под себя ноги.
– Ах, как интересно! – прошипел Манвэ, закуривая.
– Ну почему я должен оставаться в стороне?
– А что ты можешь сделать? – развел руками Мелькор. – Ты же видишь, что происходит. И не только видишь – тебе мало?
– Тем более, – мотнул головой майа. – Если я уже «засветился», так куда я денусь?
– Никуда. И через тебя будут пытаться влиять. Ты, видимо, не понимаешь, что это такое, – нахмурился Черный Вала.
– Вот еще! Манвэ поступит так, как сочтет нужным. – Златоокий покосился на отстраненно дымящего Короля.
– Да, поступлю! – бросил Манвэ. – Я всегда поступаю, как полагаю необходимым, и никого не щажу. Просто хотел оградить свой взор от неприятных зрелищ. – Он надменно вскинул бровь. – Мог бы и сам сообразить: если ты не будешь вертеться у меня под носом, то не будет смысла тебя трогать. Единому нужен я.
Мелькор мрачно покачал головой – перед Войной Гнева он вытолкал Ортхеннэра из Аст-Ахэ по подобным причинам. Как же они с Манвэ все-таки похожи…
Златоокий, нахмурясь, сложил руки на груди:
– Но если с тобой что-то случится, то мне легче не будет.
– С глаз долой – из сердца вон, – отчеканил Манвэ. – Отгорожусь.
– Не отгородишься, – неожиданно сказал Мелькор. – Я тоже на это надеялся, когда Гортхауэра прогнал – перед войной. Никакого проку.
– Балрог побери эту круговую поруку! – выругался Манвэ, сплетя пальцы. Если бы можно было расплатиться самому, это было бы легко… Так нет же – докопаются до близких, причем до тех, кто послабее.
– Всех не убережешь, – словно прочитав его мысли, проговорил Златоокий. – Поступай, как сердце подскажет.
– Умный какой! С чего ты вообще взял, что оно у меня есть? – фыркнул Манвэ.
Майа усмехнулся, пожав плечами:
– Да так – музыкой навеяло…
В этот момент за окном мелькнула тень, и в высоком окне показался орел – это было странно донельзя, тем более что, наполовину проникнув в комнату, он словно в испуге завис в воздухе, а потом облик его начал стремительно меняться – перья исчезали, ноги удлинились, проявилось лицо… и взорам присутствующих предстал Эонвэ, балансирующий на наклонном подоконнике, причем явно собираясь выскочить обратно. В следующее мгновение майа не удержался и полетел по инерции вниз, на каменный пол. Неуловимо-стремительным, словно порыв ветра, движением Манвэ скользнул ему навстречу, успев подхватить, и они вместе покатились по мозаичным плитам, покрытым слоем ныли.
Мелькор и Златоокий оцепенело уставились на происходящее. Манвэ, потирая ушибленный локоть, разглядывал Эонвэ со смесью возмущения и ехидства.
– И куда это ты, позволь узнать, направлялся? – поинтересовался он.
– Манвэ, прости, я не хотел… – Эонвэ, неловко пытаясь привести себя в порядок, опустил голову, всем видом явственно демонстрируя готовность провалиться сквозь землю. – Я больше не буду – если ты пожелаешь.
– Что – не будешь? С подоконников падать? – усмехнулся Владыка. – Очень на это надеюсь…
Эонвэ, смущенно покачав головой, робко и виновато улыбнулся:
– Ты не сердишься? Я незаметно пролетел, меня никто не видел…
– А здесь что собирался делать, скажи на милость? – продолжал вопрошать Манвэ, отряхивая с одежды пыль.
– Я окна перепутал, думал, в соседнюю комнату влечу, сменю облик и пойду себе…
– Ты в Лориэне-то был? – прищурился Вала.
– Конечно, был. Рассказал Ирмо, что и как, – это ведь правильно? Все равно ему Намо и Ниэнна расскажут…
Манвэ кивнул:
– А как Варда?
– Когда я уходил, она еще спала, но вот-вот должна была проснуться. Ты ведь сам с ней поговоришь?
– Разумеется. А тебя, собственно, я как раз собирался вызывать.
Лицо Эонвэ заметно просветлело.
– Я готов. – Впрочем, он тут же посерьезнел, внимательно глядя в глаза сотворившего: – Что-нибудь случилось?
– Нет, ничего особенного. Да ты не торопись, друг мой пернатый, присядь, выпей…
Эонвэ встал и только теперь, оторвав взгляд от лица Манвэ и оглядевшись по сторонам, заметил сидящих в углу Мелькора и Златоокого. Пребывая в некотором замешательстве, он все же изящно и почти непринужденно приветствовал их, а потом устроился на низком табурете.
Во всяком случае, ход событий он, как оказалось, представлял верно. Другое дело – мотивы действий и их порядок, а также роль каждого из присутствующих. Ничего, выстраивать версию событий по отдельным, даже обрывочным сведениям он, Эонвэ, умел лучше многих в Валмаре.
Златоокий с некоторым интересом разглядывал герольда Манвэ. Что-то в Эонвэ вызвало приязнь, и Златоокий решил пока довериться первому после стольких лет впечатлению. Что же, поговорить они, возможно, смогут – если успеют. Но беседовать с глазу на глаз сейчас, при Сотворившем и Научившем, было по меньшей мере неловко.
Эонвэ, прикинув, что привет от Айо лучше передать попозже, вновь повернулся к Манвэ, ожидая распоряжений. Мучительно хотелось расспросить о том, что произошло, но он чувствовал, что расспросы только ухудшат ситуацию – неясно как, по ухудшат. Он все равно все узнает – надо лишь выждать.
«Еще ему все рассказать не хватало!» – подумал Манвэ, поймав по привычке цепочку рассуждений майа. – Даже если благоразумно промолчит, так дергаться будет. А его выбор подождет – уж по крайней мере до утра. Хоть в Эндорэ его отсылай – хотя прав Златоокий, всех не убережешь… А Варда? Ей и так тошно. Но ей надо рассказать – не перекладывать на нее ответственность, но дать возможность решить… Элентари, как же одиноко…
Манвэ резко, как от сна, очнулся от приятных размышлений, ощутив три пристальных взгляда, и посмотрел на присутствующих.
– Кажется, я отвлекся, – усмехнулся он.
Мелькор неопределенно покачал головой – он не мог и не хотел читать мысли Манвэ. Он не может даже попытаться влиять на решение Владыки: о нем же, о Мелькоре, спор. Как всегда, вечно он влезает не туда и не так, всегда наперекор и вечно не в Тему… Как быть, если Манвэ вновь выберет покой? Или попытаться бороться, не дожидаясь изъявления королевской воли? Один или даже трое-четверо против десяти? И что потом? В самом деле попробовать захватить власть, как подобает Врагу, сместить Манвэ и попытаться навести порядок по-своему! Или… боязно? Тогда придется отвечать за все. За всю Арту. «А Единый с тобой поговорит, не беспокойся! Впрочем, снизойдет ли? Поступит с Артой, как с Нуменором…» А если все же Манвэ пойдет наперекор воле Эру? Ну, по крайней мере, они встанут рядом – а там посмотрим…
– Эонвэ! – нарушил молчание Манвэ. – Через час после рассвета я собираю Полный Круг. Оповести всех, кого это касается, и возвращайся.
– Да уж вернусь, – проговорил Эонвэ, – куда я денусь… – Потом, помедлив, спросил:
– А Аллора с Эльдин тоже позвать? Они ведь майар, хоть и ничьи…
– Они всенародные, – ехидно развел руками Манвэ. – Правда, Аллор болен… Впрочем, все равно явится, или я его плохо знаю.
– Вот заодно и проведаю, – кивнул Эонвэ, направляясь к выходу.
– Опять полетишь? – краем рта усмехнулся Владыка.
– Нет, что ты, это же официальные визиты, я уж как положено, чинно… – Лицо герольда было непроницаемо-спокойно, только в глазах плясали смешинки.
– Ну, ступай, – проговорил Манвэ, – и ни о чем не беспокойся. Особенно «будучи при исполнении».
– Я понял, Владыка. – Слегка поклонившись, Эонвэ стремительно исчез за дверью.
Манвэ проводил его взглядом и покачал головой. Мелькор и Златоокий поглядывали на него, явно боясь спросить лишнее – майа уже доспрашивался. Всем троим казалось, что потолок и несколько этажей над головой – лишь хрупкая пленка, готовая в любую минуту прорваться под свинцовой тяжестью нависшего грозно неба.
А бежать было некуда, да почему-то и не хотелось.
Варда, соскользнув со спины царственной птицы, погладила блестящие перья и, поблагодарив, стремительно скрылась за стрельчатой дверью. Пройдя анфиладу комнат, вышла в тронный зал, все ускоряя шаги, двинулась дальше. Кабинет, спальни, залы… Изредка попадавшиеся на пути майар и допущенные ко двору элдар боязливо расступались, стараясь быть незаметней, но она не обращала на них внимания.
Вардонэль, мирно сидящая у себя в комнате, уткнувшись в книгу, резко подняла голову, услышав шорох раскрываемой двери, и с беспокойством посмотрела на вошедшую Королеву.
– Не видела ли ты моего супруга? – спросила Варда. Майэ задумалась, потом развела руками.
– Подумай хорошенько.
– Вечером Его Величество проследовал в Восточное крыло – если не ошибаюсь, – пробормотала Вардонэль.
– Он просил что-либо мне передать?
– Нет, Владычица. Мне поискать его?
– Не надо, я сама. Спасибо. Можешь быть свободна. Мгновение, и Королевы уже не было в комнате. Майэ пожала плечами и вновь погрузилась в чтение. Впрочем, сосредоточиться ей уже не удалось.
– Где ты?
– В Восточном крыле, в дальней зале. Тебе она знакома.
– Это там, где ты уложил… Златоокого?
– Именно. Ты далеко?
– Я почти на месте. Нам необходимо поговорить.
– Всегда к твоим услугам.
– Вот и чудесно.
Варда отворила невысокую, узкую дверь, украшенную резьбой.
Небольшая, неправильной формы зала почти тонула в полумраке, дымные спирали колебались в лучах небольшого светильника. И все же она превосходно разглядела тех, кто там находился, – жуткое видение, подтвержденное смутным рассказом Ирмо, обрело жизнь, превратившись в необратимую явь. Значит, все так и есть. Или – не совсем так? Сидящие на ложе Мелькор и Златоокий встали, приветствуя ее, она церемонно кивнула, не выказав удивления, но ее взгляд был прикован к Манвэ, тоже вставшему ей навстречу. Он выглядел как обычно, но Варда была Видящей. Шагнув вперед, она коснулась его руки, он слегка пожал ее, глядя в глаза – прямо и даже слишком спокойно.
– Ирмо рассказал тебе вкратце о сегодняшних событиях?
– Вот именно – вкратце. Полагаю, что я вправе знать больше. Надеюсь, ты не оставишь меня в неведении?
– Что ты, как можно…
Варда встретилась глазами с Мелькором – впервые за многие тысячелетия. Те же глаза, что когда-то. И облик – почти тот же. Только силы не те – она чувствовала это. И что-то еще неуловимо изменилось – пока трудно было определить, что; но это – после.
Взглянула на Златоокого – он смотрел ей в глаза, улыбаясь немного грустно и даже – или это ей показалось – виновато и сочувственно. Ее сотворенный. Их общий сотворенный. Избравший гибельный путь, и все же – первый, любимый. Оборванная песня.
– Приветствую освобожденного и пробужденного, – произнесла Варда, изящно наклонив голову. – Сожалею, но я вынуждена просить моего супруга о приватной беседе. Дорогой, мы могли бы поговорить наедине? – Королева смотрела в лицо Короля немигающими звездными глазами, хотя с лица не сходила светская полуулыбка.
– Разумеется, дорогая. – Он чуть крепче сжал ее руку. – Я покину вас на некоторое время. Вернется Эонвэ – пусть ждет. Полагаю, вы не будете скучать. До встречи.
Манвэ подал руку Варде, та церемонно оперлась на нее, и царственная чета вышла из залы.
Пройдя несколько коридоров, они оказались у винтовой лестницы, ведшей в одну из башен, – в небольшую комнату, служившую Варде кабинетом. Войдя первой, Варда встала у окна и выжидательно посмотрела на супруга. Тот прислонился к дверному косяку, заложив руки за спину.
– Почему ты это сделал? Манвэ слегка пожал плечами:
– Потому что счел исход поединка достаточным основанием для подобного решения.
– Счел? Как вообще до этого дошло?
– А как дело доходит до поединка? Такие вещи запрещать не принято.
– Возможно. Но даровать свободу… Выпустить и освободить – это разные вещи.
– Стоит ли обращать столь пристальное внимание на столь тонкие различия?
– Полагаешь, только мне это свойственно? Варда чувствовала, что ее знаменитое терпение на пределе, – о чем они говорят? Она словно кожей ощущала, как вязко и неотвратимо течет время, его было так мало, а впереди маячило нечто неведомо-страшное…
– А ты подумал, – продолжила она, – о том, что будет дальше? Если он не покаялся и не смирился, то опять – войны, стычки, раздоры. Этого же нельзя допускать, потому и сказано было: «Навечно!»
Манвэ покачал головой.
– Надеюсь, что все уладится. Пока никто никого не бежит сбивать с пути истинного.
– Но Эру… Ты что, не понимаешь, к чему это приведет? Что будет с нами, с тобой? Я же Видящая… И если то, что я видела, не морок…
– Что ты видела? – нахмурился Манвэ.
– Тебя. – Варда болезненно поморщилась. – И то, что с тобой было – или будет? Это ужасно! Ну что же ты, почему – вдруг?
– Вдруг? – усмехнулся Владыка. – Какое там! Теперь это, впрочем, уже не имеет значения. Просто с меня хватит – я потерял все: себя, брата, сотворенного – мне больше нечем платить.
– А я? Ты хочешь потерять еще и меня?! Манвэ покачал головой:
– Ты можешь выбрать. У тебя есть слово на Круге. Если я взбунтовался, это не значит, что ты должна пасть, разделив со мной немилость Единого. Если меня свергнут, ты можешь отречься от предателя. Я даже, наверное, не буду сопротивляться – любому приговору, который тебе придется вынести. В Валиноре будет Королева…
– Не только себя, но и других, дабы их не коснулось Зло, ибо такова Воля Творца. Он доверил мне защитить всех от гибели. – Она помолчала. – Покайся, Мелькор, обратись, пока не поздно, Отец благ, Он поймет, простит…
– Нет, не поймет, – неожиданно жестко сказал Мелькор. – Он не поймет и не простит того, кто выбирает сам. Кто хочет и может творить – сам, а не по указке. Не потерпит… – Айну вздохнул, потом горячо зашептал: – Подумай еще, Варда! Ты же лишаешь всех свободы выбора, ты…
– Я – выбрала. Я выбрала Свет и Любовь. И Жизнь. Ты тоже еще можешь выбрать. Пока.
– Я тоже – выбрал. И я не собираюсь отрекаться от себя – никогда.
– Ты погибнешь…
– Это мой путь – и будь что будет… А ты… делай, что должно, – бросил он и, резко развернувшись, направился прочь – черно-звездным вихрем.
– Одумайся! – крикнула она ему вслед, но он не оглянулся. – Да будет по слову твоему, – прошептала Айни Варда. – Да будет так.
Выбор был сделан…
* * *
Целебный, чуть влажный воздух Лориэна смягчал беспощадную четкость воспоминаний. В сотканном из видений мире все было хорошо: меньше было грязи и крови, да и то, что было, виделось отстраненным, нереальным. Или зыбкие кружева грез уводили в мир, населенный цветом, формой и музыкой – неясными и нежно-лукавыми… Порой же просто не было ничего, и теплая, густая вода, неспешно покачивая, уносила куда-то, все равно куда, и плыть можно было бесконечно.Так было и сейчас, пока в какой-то момент вода не показалась вязкой и липкой; она душила, стискивала, подобно кольцам огромной змеи, и из разом посеревшего воздуха повеяло кошмаром. Воды превратились в слизистый студень, и он начал распадаться в кровоточащие клочья – глаза заволокла кровавая муть, голова раскалывалась от пронзительной боли. Откуда-то пришло ощущение гнева, вспышками вскипающего под веками, пополам с бессилием и похожим на ржавую тупую иглу чувством унижения. Горло словно забил песок – Варда заметалась, надо было выбраться – во что бы то ни стало…
* * *
Эстэ резко обернулась, услышав за спиной сдавленный стоп, переходящий в задыхающийся хрип. Варда судорожно ловила воздух, ее колотила крупная дрожь. Целителышца поспешно наклонилась к ней, попыталась привести в сознание. Судорожно дернувшись, Королева с такой силой отшвырнула не ожидавшую этого Эстэ, что та едва не свалилась в воды сонного озера, а сама снова заметалась, как вытащенная па берег рыба. Набрав в пригоршню воды, Валиэ-Целительница, изловчившись, плеснула в лицо Варды. Та замотала головой, дыхание с трудом вырывалось из горла. Эстэ услышала несколько слов, слетевших с изломанных непонятно откуда взявшейся мукой губ.– Не надо, – прошептала Королева. – Манвэ… Нет!!! – вскрикнула она отчаянно, вскинув руки в жесте почти безнадежной мольбы. – Пощади… – Она зажмурилась.
Эстэ робко, но настойчиво встряхнула Варду за плечи, голова Королевы бессильно запрокинулась. Подтащив Владычицу Звезд поближе к воде, Эстэ смочила свой шарф и приложила ко лбу терзаемой мороком Варды. Та слабо дернулась и обмякла. Приоткрылись сияющие звездным льдом глаза. И в них был – страх. И отчаяние. Внезапно, осознав, где она находится, Королева Амана подалась вперед, пытаясь вскочить. Глаза горели мертвым светом падающих звезд… – Они впились в лицо Эстэ.
– Варда, что случилось? Что с тобой? – проговорила, слегка дрожа, хозяйка Лориэна.
– Это я спрашиваю: что случилось? – прошипела, тяжело дыша, Варда, садясь в высокой траве.
– О чем ты? – растерянно пробормотала Эстэ.
– Я же видела… – прошептала Варда и умолкла. – Я что-нибудь говорила? – жестко поинтересовалась она, поправляя сползшее с безупречного плеча платье.
Целительница смущенно развела руками.
– Что?! Не молчи!
Эстэ неловко пересказала услышанное. Варда стиснула пальцами виски:
– Значит, так… Нет, не может быть…
Она вскочила на ноги, пошатнувшись, оперлась о ствол нависшей над водой задумчивой ивы. Глубоко вдохнула прохладный воздух, медленно выдохнула, собираясь с силами. Легкими движениями привела волосы и одежду в порядок, лицо ее вновь засияло невозмутимой красотой, подобно искусно ограненному бриллианту, – и твердостью подобна ему была Королева Арды.
– Мне пора, – сообщила она оторопело взирающей на нее Эстэ. – Не придавай значения тому, что видела и слышала, и постарайся забыть это.
– Подожди! – протянула та руки к Королеве. – Я не могу отпустить тебя – такую…
– Какую? Я вполне готова, – отрезала Варда.
– Ты в Лориэне, Варда. – Эстэ нахмурилась. – Кто Целительница – ты или я? Подожди хоть минутку, успокойся. Что ты увидела? Ты так меня напугала… – Она поежилась.
– Неважно. Наверное, это просто морок – бывает… – процедила Варда, прищурясь и глядя на Эстэ.
– Этого еще ни разу не было. Ирмо не мог ошибиться, – парировала Целительница. – Подожди, я сейчас попробую его позвать, он должен вернуться вот-вот. Он разберется, морок это или…
– Я сама разберусь, – проговорила Королева, подбирая с травы темно-синюю переливчатую накидку и набрасывая ее поверх платья.
– Ну, может, Ирмо знает, что происходит, и вообще… – Эстэ беспомощно развела руками. – Вот он, я чувствую, он близко… Подожди, пожалуйста… – По правде говоря, Целительница побаивалась отпускать Варду вот так сразу – ей хотелось убедиться, что нечто подобное не постигнет Королеву по дороге. Хорошо, хоть Ирмо уже неподалеку.
– Знает, говоришь? – усмехнулась Варда. Похоже, не мешало чуть-чуть разведать обстановку, прежде чем нестись в Ильмарин, – хотя ее неудержимо тянуло туда, она более всего хотела оказаться сейчас рядом – с ним. Но Элберет умела ждать. Умела взять себя в руки, трезво просчитывая ситуацию. Морок наводил ужас, заставляя сжаться в комок и безудержно рыдать, прося пощады. Но надо было собраться с мыслями. И Лориэн в этом поможет ей, Варде. Увидев Ирмо, она приветственно подняла руку.
* * *
Расспросив Ирмо о последних событиях, Варда направилась на Ойлоссэ. Значит, ее видение не было мороком – и, следовательно, время было дорого.Огромная белая птица плавно несла Варду-Элберет в ее чертоги – спасать… – если можно… Если…
* * *
Они пришли на Арду, плененные – Песней. Тринадцать Вершителей и Один – сам по себе… Ткался, становясь видимым, чудный, хрупкий, еще беспомощный, отчаянно светлый мир. Они хранили Музыку. Ту, что слышали. Она слышала и Иную. Кляла себя за то, что не может забыть, что слишком слаба, чтобы противостоять Злу, зреющему в ней. И больно было порой смотреть в сияющие любовью глаза, видеть, как мелькают в них тревога, сочувствие.– Что с тобой, песня моя?
Она не могла забыть. Запрещала себе – помнить. Не могла не любить – и ненавидела, все больше – Бытие не терпит Пустоты…
Единый говорил с ее возлюбленным – и, казалось, сияние заливает его глаза, слепя – да не увидит ничего, кроме Света. Из-за ей лишь ведомой слепоты он виделся болезненно хрупким, каким-то беззащитным. Щемило где-то глубоко внутри…
Ладно еще, что дел много. Им было хорошо вместе – создателям. Творящим. Возлюбленным детям Творца.
Манвэ говорил с Единым – весело, радостно, легко – ей казалось, что он просто недоступен для Зла, а она – она навсегда отравлена Тьмой и никогда не обретет светлой свободы… А он – носился по вновь созданному миру – он был всюду, был – его дыханием. И Песней. А она – хранила.
Арда обретала облик. Они развлекались: он лепил – легко, как делал все, за что брался, – причудливые облака, сплетал нити дождя, жемчуг и хрусталь града и капель, их танец в пушистых кристаллах высоких небес – просто чтобы ее позабавить. Ему казалось, что она, как и он, тоскует без Света…
– Что это в воздухе, – прошептал однажды он, – или… кто это? Нет, откуда… – И грусть мелькнула в голосе.
А пока возникли горы. Деревья. Моря – и еще что-то – что, они еще сами не понимали, но где-то – видели, откуда-то – знали. Они пробовали – вкус, цвет, звук, запах… Они искали. Она – наблюдала. И боялась…
* * *
Почему у него такое отрешенное лицо, в утонченных чертах – какая-то застывшая жесткость, а глаза – почему они такие потерянные, в них – страх?– Так вот что иногда мелькает в твоих глазах, Варда! Это – страх? Ты – знала?
– О чем ты, любовь моя, песня моя?
– О наказании, – мерно, неестественно ровно. – За нарушение Замысла. Ничто не должно нарушить его… Больше ни с кем так не будет…
– Но кто?.. Что случилось?
– Ауле… Он больше не будет. Если Единый так карает за нарушения, значит, они воистину – Зло, и такого быть не должно. Никогда. Ведь Он – благ и любит… нас, Арду. Любовь – хранящая. Отречься от любви – ради любви… Жертва…
Его глаза горели синим огнем – и показались безумными.
– За что?
– За нарушение… Значит, так надо. Значит, никто больше не посмеет – я не допущу.
Его власть росла. Никто и ничто не могли возразить ему. Как можно: он беседовал с Единым… И становился все жестче. Что-то хищное появилось в точеных чертах. По-прежнему насмешлив и любопытен – но глаза словно льдом затянуло.
Они сотворили майар. Часть себя, души, мыслей – желание, суть, «те-кто-мы». Первый – открыл золотые глаза, хрупкий, тонкий, легкий – живая Песня. Они не обсуждали, каким ему быть, – просто создали. Словно увидели – им уже такими не быть. И снова что-то кольнуло. Сходство – болезненное, надрывное – и обреченность. Разве такое может быть? Все же будет хорошо…
Не думать – быть. Они собирались в Лориэне и пели, плясали, смеялись. Почему ей все казалось – исступленным? Почему они – будто спешат спеть… успеть… допеть… «Манвэ, чего ты боишься?» – «Что ты разлюбишь меня, – с усмешкой. – На самом деле, – уже серьезно, – нет… ничего… сам не знаю… Все так ломко…»
* * *
Рухнули столпы. Мелькор. Она понимала, почему. Не могла позволить понять это – остальным.Могла дать – увидеть – то, что знали он и она. Отступник и Хранительница.
– Надо сделать что-то, не привязанное к земле. Свет должен быть с неба. Такой, что ничто и никто не потушит…
Лицо Манвэ было задумчивым, отрешенным, мечтательным каким-то. Страх сжал душу цепкими холодными когтями – он… догадывается? Узнает? Спросит… Как объяснить умолчание? Разве он потерпит – ложь?
Она воззвала – в ужасе близкой потери:
– Я же ничего не говорила. Клянусь… любовью…
– Будь осторожна. Подумай, что делать. Я верю, что ты придумаешь правильно.
– Но… можно, я создам… похожее на То… и дам чуть-чуть увидеть…
– Ты правильно поняла Меня! Похожее оградит от поиска образца. Ты защитишь подобием, созданным тобой, от того, что запретно. Тогда никто не поверит Отступнику. Это станет твоим Творением. Щитом Арды. Помни, ты – Хранительница Мира.
* * *
Счастливо-изумленные глаза:– Как это прекрасно… Я так и представлял это… почти. Ты удивительная – кто создал бы такое? О Элентари, моя Звездная Королева…
– Я рада, что тебе понравилось, любимый… А это – для тебя. Мой венок…
Потом это назвали – Валакиркой.
Больно – каждый раз видеть восхищение в любимых глазах – и лгать…
«Поделилась» – крошечным кусочком, подделкой – словно дитяти неразумному игрушку подсунула. Ему, Слагающему Песни…
Все исступленней и горше – любовь… Все реже – бесшабашные полеты…
И потерялась в Эндорэ их Песня…
Все жестче становилась хватка, подобная хватке орлиных когтей, – «никто больше…».
Владыка, не знающий слабостей.
Владычица, не знающая сомнений.
Властители Арды, Хранители Замысла.
* * *
Открыв глаза, Златоокий увидел два склонившихся к нему лица, казавшиеся совсем схожими в тусклом освещении покоя.– Зачем ты… опять усыпил? – обратился он к одному из них.
– Чтобы ты еще во что-нибудь не влез хотя бы в ближайшие пару часов, – ответил другой, тряхнув полуседыми волосами.
– Так нечего будить было. Ну хоть сейчас – и на том спасибо. А то спать, когда такое творится… – Златоокий уселся на ложе, кутаясь в плащ, оставленный Манвэ, и подобрав под себя ноги.
– Ах, как интересно! – прошипел Манвэ, закуривая.
– Ну почему я должен оставаться в стороне?
– А что ты можешь сделать? – развел руками Мелькор. – Ты же видишь, что происходит. И не только видишь – тебе мало?
– Тем более, – мотнул головой майа. – Если я уже «засветился», так куда я денусь?
– Никуда. И через тебя будут пытаться влиять. Ты, видимо, не понимаешь, что это такое, – нахмурился Черный Вала.
– Вот еще! Манвэ поступит так, как сочтет нужным. – Златоокий покосился на отстраненно дымящего Короля.
– Да, поступлю! – бросил Манвэ. – Я всегда поступаю, как полагаю необходимым, и никого не щажу. Просто хотел оградить свой взор от неприятных зрелищ. – Он надменно вскинул бровь. – Мог бы и сам сообразить: если ты не будешь вертеться у меня под носом, то не будет смысла тебя трогать. Единому нужен я.
Мелькор мрачно покачал головой – перед Войной Гнева он вытолкал Ортхеннэра из Аст-Ахэ по подобным причинам. Как же они с Манвэ все-таки похожи…
Златоокий, нахмурясь, сложил руки на груди:
– Но если с тобой что-то случится, то мне легче не будет.
– С глаз долой – из сердца вон, – отчеканил Манвэ. – Отгорожусь.
– Не отгородишься, – неожиданно сказал Мелькор. – Я тоже на это надеялся, когда Гортхауэра прогнал – перед войной. Никакого проку.
– Балрог побери эту круговую поруку! – выругался Манвэ, сплетя пальцы. Если бы можно было расплатиться самому, это было бы легко… Так нет же – докопаются до близких, причем до тех, кто послабее.
– Всех не убережешь, – словно прочитав его мысли, проговорил Златоокий. – Поступай, как сердце подскажет.
– Умный какой! С чего ты вообще взял, что оно у меня есть? – фыркнул Манвэ.
Майа усмехнулся, пожав плечами:
– Да так – музыкой навеяло…
В этот момент за окном мелькнула тень, и в высоком окне показался орел – это было странно донельзя, тем более что, наполовину проникнув в комнату, он словно в испуге завис в воздухе, а потом облик его начал стремительно меняться – перья исчезали, ноги удлинились, проявилось лицо… и взорам присутствующих предстал Эонвэ, балансирующий на наклонном подоконнике, причем явно собираясь выскочить обратно. В следующее мгновение майа не удержался и полетел по инерции вниз, на каменный пол. Неуловимо-стремительным, словно порыв ветра, движением Манвэ скользнул ему навстречу, успев подхватить, и они вместе покатились по мозаичным плитам, покрытым слоем ныли.
Мелькор и Златоокий оцепенело уставились на происходящее. Манвэ, потирая ушибленный локоть, разглядывал Эонвэ со смесью возмущения и ехидства.
– И куда это ты, позволь узнать, направлялся? – поинтересовался он.
– Манвэ, прости, я не хотел… – Эонвэ, неловко пытаясь привести себя в порядок, опустил голову, всем видом явственно демонстрируя готовность провалиться сквозь землю. – Я больше не буду – если ты пожелаешь.
– Что – не будешь? С подоконников падать? – усмехнулся Владыка. – Очень на это надеюсь…
Эонвэ, смущенно покачав головой, робко и виновато улыбнулся:
– Ты не сердишься? Я незаметно пролетел, меня никто не видел…
– А здесь что собирался делать, скажи на милость? – продолжал вопрошать Манвэ, отряхивая с одежды пыль.
– Я окна перепутал, думал, в соседнюю комнату влечу, сменю облик и пойду себе…
– Ты в Лориэне-то был? – прищурился Вала.
– Конечно, был. Рассказал Ирмо, что и как, – это ведь правильно? Все равно ему Намо и Ниэнна расскажут…
Манвэ кивнул:
– А как Варда?
– Когда я уходил, она еще спала, но вот-вот должна была проснуться. Ты ведь сам с ней поговоришь?
– Разумеется. А тебя, собственно, я как раз собирался вызывать.
Лицо Эонвэ заметно просветлело.
– Я готов. – Впрочем, он тут же посерьезнел, внимательно глядя в глаза сотворившего: – Что-нибудь случилось?
– Нет, ничего особенного. Да ты не торопись, друг мой пернатый, присядь, выпей…
Эонвэ встал и только теперь, оторвав взгляд от лица Манвэ и оглядевшись по сторонам, заметил сидящих в углу Мелькора и Златоокого. Пребывая в некотором замешательстве, он все же изящно и почти непринужденно приветствовал их, а потом устроился на низком табурете.
Во всяком случае, ход событий он, как оказалось, представлял верно. Другое дело – мотивы действий и их порядок, а также роль каждого из присутствующих. Ничего, выстраивать версию событий по отдельным, даже обрывочным сведениям он, Эонвэ, умел лучше многих в Валмаре.
Златоокий с некоторым интересом разглядывал герольда Манвэ. Что-то в Эонвэ вызвало приязнь, и Златоокий решил пока довериться первому после стольких лет впечатлению. Что же, поговорить они, возможно, смогут – если успеют. Но беседовать с глазу на глаз сейчас, при Сотворившем и Научившем, было по меньшей мере неловко.
Эонвэ, прикинув, что привет от Айо лучше передать попозже, вновь повернулся к Манвэ, ожидая распоряжений. Мучительно хотелось расспросить о том, что произошло, но он чувствовал, что расспросы только ухудшат ситуацию – неясно как, по ухудшат. Он все равно все узнает – надо лишь выждать.
«Еще ему все рассказать не хватало!» – подумал Манвэ, поймав по привычке цепочку рассуждений майа. – Даже если благоразумно промолчит, так дергаться будет. А его выбор подождет – уж по крайней мере до утра. Хоть в Эндорэ его отсылай – хотя прав Златоокий, всех не убережешь… А Варда? Ей и так тошно. Но ей надо рассказать – не перекладывать на нее ответственность, но дать возможность решить… Элентари, как же одиноко…
Манвэ резко, как от сна, очнулся от приятных размышлений, ощутив три пристальных взгляда, и посмотрел на присутствующих.
– Кажется, я отвлекся, – усмехнулся он.
Мелькор неопределенно покачал головой – он не мог и не хотел читать мысли Манвэ. Он не может даже попытаться влиять на решение Владыки: о нем же, о Мелькоре, спор. Как всегда, вечно он влезает не туда и не так, всегда наперекор и вечно не в Тему… Как быть, если Манвэ вновь выберет покой? Или попытаться бороться, не дожидаясь изъявления королевской воли? Один или даже трое-четверо против десяти? И что потом? В самом деле попробовать захватить власть, как подобает Врагу, сместить Манвэ и попытаться навести порядок по-своему! Или… боязно? Тогда придется отвечать за все. За всю Арту. «А Единый с тобой поговорит, не беспокойся! Впрочем, снизойдет ли? Поступит с Артой, как с Нуменором…» А если все же Манвэ пойдет наперекор воле Эру? Ну, по крайней мере, они встанут рядом – а там посмотрим…
– Эонвэ! – нарушил молчание Манвэ. – Через час после рассвета я собираю Полный Круг. Оповести всех, кого это касается, и возвращайся.
– Да уж вернусь, – проговорил Эонвэ, – куда я денусь… – Потом, помедлив, спросил:
– А Аллора с Эльдин тоже позвать? Они ведь майар, хоть и ничьи…
– Они всенародные, – ехидно развел руками Манвэ. – Правда, Аллор болен… Впрочем, все равно явится, или я его плохо знаю.
– Вот заодно и проведаю, – кивнул Эонвэ, направляясь к выходу.
– Опять полетишь? – краем рта усмехнулся Владыка.
– Нет, что ты, это же официальные визиты, я уж как положено, чинно… – Лицо герольда было непроницаемо-спокойно, только в глазах плясали смешинки.
– Ну, ступай, – проговорил Манвэ, – и ни о чем не беспокойся. Особенно «будучи при исполнении».
– Я понял, Владыка. – Слегка поклонившись, Эонвэ стремительно исчез за дверью.
Манвэ проводил его взглядом и покачал головой. Мелькор и Златоокий поглядывали на него, явно боясь спросить лишнее – майа уже доспрашивался. Всем троим казалось, что потолок и несколько этажей над головой – лишь хрупкая пленка, готовая в любую минуту прорваться под свинцовой тяжестью нависшего грозно неба.
А бежать было некуда, да почему-то и не хотелось.
* * *
Огромный белый орел с неожиданной для таких размеров грацией опустился на узкую площадку у одного из входов в чертоги, продолжающие вершину Таникветиль.Варда, соскользнув со спины царственной птицы, погладила блестящие перья и, поблагодарив, стремительно скрылась за стрельчатой дверью. Пройдя анфиладу комнат, вышла в тронный зал, все ускоряя шаги, двинулась дальше. Кабинет, спальни, залы… Изредка попадавшиеся на пути майар и допущенные ко двору элдар боязливо расступались, стараясь быть незаметней, но она не обращала на них внимания.
Вардонэль, мирно сидящая у себя в комнате, уткнувшись в книгу, резко подняла голову, услышав шорох раскрываемой двери, и с беспокойством посмотрела на вошедшую Королеву.
– Не видела ли ты моего супруга? – спросила Варда. Майэ задумалась, потом развела руками.
– Подумай хорошенько.
– Вечером Его Величество проследовал в Восточное крыло – если не ошибаюсь, – пробормотала Вардонэль.
– Он просил что-либо мне передать?
– Нет, Владычица. Мне поискать его?
– Не надо, я сама. Спасибо. Можешь быть свободна. Мгновение, и Королевы уже не было в комнате. Майэ пожала плечами и вновь погрузилась в чтение. Впрочем, сосредоточиться ей уже не удалось.
* * *
Блуждать и дальше по Ильмарин наугад Варда была не в состоянии. Решившись, Владычица Звезд послала супругу мысленный зов. Ответ пришел сразу, ей показалось, что она слышит голос совсем рядом.– Где ты?
– В Восточном крыле, в дальней зале. Тебе она знакома.
– Это там, где ты уложил… Златоокого?
– Именно. Ты далеко?
– Я почти на месте. Нам необходимо поговорить.
– Всегда к твоим услугам.
– Вот и чудесно.
Варда отворила невысокую, узкую дверь, украшенную резьбой.
Небольшая, неправильной формы зала почти тонула в полумраке, дымные спирали колебались в лучах небольшого светильника. И все же она превосходно разглядела тех, кто там находился, – жуткое видение, подтвержденное смутным рассказом Ирмо, обрело жизнь, превратившись в необратимую явь. Значит, все так и есть. Или – не совсем так? Сидящие на ложе Мелькор и Златоокий встали, приветствуя ее, она церемонно кивнула, не выказав удивления, но ее взгляд был прикован к Манвэ, тоже вставшему ей навстречу. Он выглядел как обычно, но Варда была Видящей. Шагнув вперед, она коснулась его руки, он слегка пожал ее, глядя в глаза – прямо и даже слишком спокойно.
– Ирмо рассказал тебе вкратце о сегодняшних событиях?
– Вот именно – вкратце. Полагаю, что я вправе знать больше. Надеюсь, ты не оставишь меня в неведении?
– Что ты, как можно…
Варда встретилась глазами с Мелькором – впервые за многие тысячелетия. Те же глаза, что когда-то. И облик – почти тот же. Только силы не те – она чувствовала это. И что-то еще неуловимо изменилось – пока трудно было определить, что; но это – после.
Взглянула на Златоокого – он смотрел ей в глаза, улыбаясь немного грустно и даже – или это ей показалось – виновато и сочувственно. Ее сотворенный. Их общий сотворенный. Избравший гибельный путь, и все же – первый, любимый. Оборванная песня.
– Приветствую освобожденного и пробужденного, – произнесла Варда, изящно наклонив голову. – Сожалею, но я вынуждена просить моего супруга о приватной беседе. Дорогой, мы могли бы поговорить наедине? – Королева смотрела в лицо Короля немигающими звездными глазами, хотя с лица не сходила светская полуулыбка.
– Разумеется, дорогая. – Он чуть крепче сжал ее руку. – Я покину вас на некоторое время. Вернется Эонвэ – пусть ждет. Полагаю, вы не будете скучать. До встречи.
Манвэ подал руку Варде, та церемонно оперлась на нее, и царственная чета вышла из залы.
Пройдя несколько коридоров, они оказались у винтовой лестницы, ведшей в одну из башен, – в небольшую комнату, служившую Варде кабинетом. Войдя первой, Варда встала у окна и выжидательно посмотрела на супруга. Тот прислонился к дверному косяку, заложив руки за спину.
– Почему ты это сделал? Манвэ слегка пожал плечами:
– Потому что счел исход поединка достаточным основанием для подобного решения.
– Счел? Как вообще до этого дошло?
– А как дело доходит до поединка? Такие вещи запрещать не принято.
– Возможно. Но даровать свободу… Выпустить и освободить – это разные вещи.
– Стоит ли обращать столь пристальное внимание на столь тонкие различия?
– Полагаешь, только мне это свойственно? Варда чувствовала, что ее знаменитое терпение на пределе, – о чем они говорят? Она словно кожей ощущала, как вязко и неотвратимо течет время, его было так мало, а впереди маячило нечто неведомо-страшное…
– А ты подумал, – продолжила она, – о том, что будет дальше? Если он не покаялся и не смирился, то опять – войны, стычки, раздоры. Этого же нельзя допускать, потому и сказано было: «Навечно!»
Манвэ покачал головой.
– Надеюсь, что все уладится. Пока никто никого не бежит сбивать с пути истинного.
– Но Эру… Ты что, не понимаешь, к чему это приведет? Что будет с нами, с тобой? Я же Видящая… И если то, что я видела, не морок…
– Что ты видела? – нахмурился Манвэ.
– Тебя. – Варда болезненно поморщилась. – И то, что с тобой было – или будет? Это ужасно! Ну что же ты, почему – вдруг?
– Вдруг? – усмехнулся Владыка. – Какое там! Теперь это, впрочем, уже не имеет значения. Просто с меня хватит – я потерял все: себя, брата, сотворенного – мне больше нечем платить.
– А я? Ты хочешь потерять еще и меня?! Манвэ покачал головой:
– Ты можешь выбрать. У тебя есть слово на Круге. Если я взбунтовался, это не значит, что ты должна пасть, разделив со мной немилость Единого. Если меня свергнут, ты можешь отречься от предателя. Я даже, наверное, не буду сопротивляться – любому приговору, который тебе придется вынести. В Валиноре будет Королева…