Страница:
— Как поживает мой друг Монтгомери? Лейн сказал, что не знает Монтгомери.
— Как вы думаете, чем он занимается?
— Все, что мне известно, это то, о чем пишет «Тайме». Газета сообщает, что он готовится к вторжению.
— Вы на самом деле полагаете, что будет вторжение? Британцы — вторгнутся?
— Это именно то, о чем я читал в «Тайме», и у меня нет оснований не верить газете.
— Ладно, если они действительно собираются напасть, то это будет первый случай, когда британская армия попробует воевать.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Лейн.
— Британцы всегда используют других — австралийцев, канадцев, новозеландцев, южноафриканцев. Они очень умные, эти англичане.
Роммель посерьезнел:
— Как вы считаете, где начнется вторжение?
— Конечно же, мне это не известно. Такие вещи не говорят младшим офицерам. Но если бы решал я, то, безусловно, вторгся бы наикратчайшим путем.
— Да, — сказал Роммель, — очень интересно.
Они поговорили о политике. Роммель высказал мысль о том, что британцам следовало бы сражаться на стороне немцев против русских. Лейн не согласился.
Когда Лейна отпустили, его увезли в Париж и передали гестапо. Но в гестапо ему не задавали вопросов и не пытали: в конце концов, его уже допросил сам Роммель. В целом он легко отделался. Довольна была и разведка: все экспедиции Лейна совершались к французскому побережью Кальвадос.
Делались и другие поправки. В частности, пришлось внести коррективы в планы вторжения в связи с прибытием на Котантен в конце мая немецкой 91-й дивизии, и именно в тот район, где намечалась высадка 82-й воздушно-десантной дивизии. 28 мая место выброски десанта перенесли на запад, к Мердере, с целью обеспечить захват плацдарма между реками Мердере и Дув.
«Мне ежедневно приходилось просматривать материалы каждой новой аэрофотосъемки „Юты“, — вспоминает полковник Джеймс Ван Флит, командир 8-го полка 4-й дивизии. — Немцы с остервенением укрепляли свои оборонительные позиции. Штурмовать их казалось немыслимым и жутким делом. Я постоянно просил моряков высадить нас где-нибудь южнее, чтобы обойти эти фортификации. Но военно-морское командование утверждало, что там мелко и суда зацепят дно».
Но одну маленькую победу Ван Флит все-таки одержал над моряками. В соответствии с оперативным расписанием решения о том, где спускать на воду танки «ДЦ», должны были принимать шкиперы ДСТ. Ван Флит не очень доверял этим танкам. Он хотел, чтобы моряки доставили их как можно ближе к берегу, прежде чем дать им ход. По его мнению, «ДД» в воде передвигаются слишком медленно и поэтому являются легкой добычей для береговой артиллерии. Но моряки продолжали стоять на своем. Ван Флит вспоминает: «Я так настойчиво возражал, что военно-морское командование отступило; принимать решения поручили командирам танковых экипажей».
Можно привести сотни примеров инициативности, подобной той, которую проявили Лорд и Ван Флит. С такими самоотверженными людьми и при столь внушительной огневой мощи операция «Оверлорд» была просто обречена на успех.
Монтгомери в этом не сомневался. 15 мая он устроил заключительную генеральную репетицию «Оверлорда» в своей штаб-квартире в школе Святого Павла. На ней присутствовали Черчилль, король Георг VI, адмиралы и генералы из Соединенных Штатов, Соединенного Королевства, Канады. Монтгомери председательствовал в большом лекционном зале; аудитория смотрела на него сверху вниз из кресел, расположенных полукругом. На полу Монтгомери разложил огромную цветную карту Нижней Нормандии, Черчилль прибыл с сигарой во рту. Когда появился король, Черчилль «поклонился в своей обычной отрывистой манере, держа сигару в руке».
«Когда мы заняли свои места, — писал позже адмирал Мортон Дейо, командующий американской бомбардировочной группой на „Юте“, — в зале царили тишина и напряженность. Большинству из нас казалось, что собранию столь высоких особ необходимо чуть ли не божественное благословение. Малейший промах может испортить все дело. Но присутствующие хорошо понимали, насколько ответственные и тяжелые решения предстояло принимать».
Первым взял слово Эйзенхауэр. Он был краток:
— Я бы хотел подчеркнуть лишь одно. Считаю долгом каждого, кто видит какие-либо упущения в плане операции, без колебаний сказать об этом.
Как отмечает Дейо, «улыбка Эйзенхауэра стоила двадцати дивизий; его мягкая и спокойная уверенность растворила последние сомнения».
Затем выступил Монтгомери. На нем была отлично скроенная боевая униформа, а брюки настолько отглажены, что складки на них напоминали острие ножа. Всем своим видом он показывал готовность к действию и говорил напористо. По наблюдению очевидца этого события, Черчилль время от времени прерывал Монтгомери и задавал вопросы, чтобы продемонстрировать свои познания в военной сфере. В один момент премьер-министр вмешался и, чуть-чуть морщась, заметил, что «в Анцио мы высадили на берег 160 000 человек и 25 000 единиц техники, а смогли продвинуться только на 12 миль». Черчилль, таким образом, дал понять, что, по его мнению, риск иногда может быть вполне оправдан. Монтгомери сохранял спокойствие и невозмутимость.
Смысл выступления Монтгомери сводился к следующему: у нас достаточно войск; мы оснащены всем необходимым; у нас прекрасный план операции, которая обязательно увенчается успехом; тот же, кто в этом сомневается, пусть остается дома.
Монтгомери в этот раз был более реалистичен в оценке возможностей Роммеля, нежели в апреле, когда утверждал, что немцы способны сдерживать его танки только пару дней. Теперь он говорил:
— Роммель — энергичный и решительный командующий, при нем произошли серьезные изменения; он мастер дерзких атак, срыва планов противника и слишком импульсивен для затяжных боев; Роммель сделает все для того, чтобы раньше нас выдвинуть вперед свои танки и «дюнкеркировать» нас…
Затем Монтгомери сказал:
— Но инициатива за нами. Мы должны полагаться на:
а) сокрушительность наступления;
б) огневую мощь поддержки с моря и с воздуха;
в) простоту и понятность действий;
г) силу морального духа.
Потом он произнес слова, которые впоследствии ему не раз припомнят:
— Мы должны огнем проложить наш путь на берег и завладеть приличным плацдармом до того, как противник сможет перебросить достаточные резервы, чтобы повернуть нас назад. Бронетанковые колонны стремительно, в день «Д», должны продвинуться как можно дальше на сушу; это расстроит его планы[23] и свяжет его действия, пока мы будем набирать силу. Мы должны быстро завоевывать пространство, столбя наши границы далеко в глубине материка.
Совещание началось в 9.00 и завершилось в 14.15. Его назвали «величайшей встречей военного руководства в мировой истории». Черчилля распирала гордость. А еще в начале 1944 г. он говорил Эйзенхауэру по поводу «Оверлорда»:
— Когда я думаю о пляжах Нормандии, забитых телами американской и британской молодежи, и перед моими глазами возникают волны, окрашенные их кровью, у меня появляются сомнения… Да, у меня появляются сомнения.
В начале мая Эйзенхауэр и премьер-министр встретились за ленчем. Когда они расставались, на Черчилля нахлынули эмоции. Со слезами на глазах он произнес:
— В этом деле я с вами до конца, и если оно завершится неудачей, мы вместе пойдем ко дну.
После встречи в школе Святого Павла премьер-министр взял Эйзенхауэра за руку и сказал:
— Я решительно склоняюсь в поддержку этой операции.
Немного запоздалое решение, но все-таки хорошо, что Черчилль наконец вошел в команду единомышленников. Уверенность Эйзенхауэра, как всегда, была непоколебимой.
7. Учения
— Как вы думаете, чем он занимается?
— Все, что мне известно, это то, о чем пишет «Тайме». Газета сообщает, что он готовится к вторжению.
— Вы на самом деле полагаете, что будет вторжение? Британцы — вторгнутся?
— Это именно то, о чем я читал в «Тайме», и у меня нет оснований не верить газете.
— Ладно, если они действительно собираются напасть, то это будет первый случай, когда британская армия попробует воевать.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Лейн.
— Британцы всегда используют других — австралийцев, канадцев, новозеландцев, южноафриканцев. Они очень умные, эти англичане.
Роммель посерьезнел:
— Как вы считаете, где начнется вторжение?
— Конечно же, мне это не известно. Такие вещи не говорят младшим офицерам. Но если бы решал я, то, безусловно, вторгся бы наикратчайшим путем.
— Да, — сказал Роммель, — очень интересно.
Они поговорили о политике. Роммель высказал мысль о том, что британцам следовало бы сражаться на стороне немцев против русских. Лейн не согласился.
Когда Лейна отпустили, его увезли в Париж и передали гестапо. Но в гестапо ему не задавали вопросов и не пытали: в конце концов, его уже допросил сам Роммель. В целом он легко отделался. Довольна была и разведка: все экспедиции Лейна совершались к французскому побережью Кальвадос.
Делались и другие поправки. В частности, пришлось внести коррективы в планы вторжения в связи с прибытием на Котантен в конце мая немецкой 91-й дивизии, и именно в тот район, где намечалась высадка 82-й воздушно-десантной дивизии. 28 мая место выброски десанта перенесли на запад, к Мердере, с целью обеспечить захват плацдарма между реками Мердере и Дув.
«Мне ежедневно приходилось просматривать материалы каждой новой аэрофотосъемки „Юты“, — вспоминает полковник Джеймс Ван Флит, командир 8-го полка 4-й дивизии. — Немцы с остервенением укрепляли свои оборонительные позиции. Штурмовать их казалось немыслимым и жутким делом. Я постоянно просил моряков высадить нас где-нибудь южнее, чтобы обойти эти фортификации. Но военно-морское командование утверждало, что там мелко и суда зацепят дно».
Но одну маленькую победу Ван Флит все-таки одержал над моряками. В соответствии с оперативным расписанием решения о том, где спускать на воду танки «ДЦ», должны были принимать шкиперы ДСТ. Ван Флит не очень доверял этим танкам. Он хотел, чтобы моряки доставили их как можно ближе к берегу, прежде чем дать им ход. По его мнению, «ДД» в воде передвигаются слишком медленно и поэтому являются легкой добычей для береговой артиллерии. Но моряки продолжали стоять на своем. Ван Флит вспоминает: «Я так настойчиво возражал, что военно-морское командование отступило; принимать решения поручили командирам танковых экипажей».
Можно привести сотни примеров инициативности, подобной той, которую проявили Лорд и Ван Флит. С такими самоотверженными людьми и при столь внушительной огневой мощи операция «Оверлорд» была просто обречена на успех.
Монтгомери в этом не сомневался. 15 мая он устроил заключительную генеральную репетицию «Оверлорда» в своей штаб-квартире в школе Святого Павла. На ней присутствовали Черчилль, король Георг VI, адмиралы и генералы из Соединенных Штатов, Соединенного Королевства, Канады. Монтгомери председательствовал в большом лекционном зале; аудитория смотрела на него сверху вниз из кресел, расположенных полукругом. На полу Монтгомери разложил огромную цветную карту Нижней Нормандии, Черчилль прибыл с сигарой во рту. Когда появился король, Черчилль «поклонился в своей обычной отрывистой манере, держа сигару в руке».
«Когда мы заняли свои места, — писал позже адмирал Мортон Дейо, командующий американской бомбардировочной группой на „Юте“, — в зале царили тишина и напряженность. Большинству из нас казалось, что собранию столь высоких особ необходимо чуть ли не божественное благословение. Малейший промах может испортить все дело. Но присутствующие хорошо понимали, насколько ответственные и тяжелые решения предстояло принимать».
Первым взял слово Эйзенхауэр. Он был краток:
— Я бы хотел подчеркнуть лишь одно. Считаю долгом каждого, кто видит какие-либо упущения в плане операции, без колебаний сказать об этом.
Как отмечает Дейо, «улыбка Эйзенхауэра стоила двадцати дивизий; его мягкая и спокойная уверенность растворила последние сомнения».
Затем выступил Монтгомери. На нем была отлично скроенная боевая униформа, а брюки настолько отглажены, что складки на них напоминали острие ножа. Всем своим видом он показывал готовность к действию и говорил напористо. По наблюдению очевидца этого события, Черчилль время от времени прерывал Монтгомери и задавал вопросы, чтобы продемонстрировать свои познания в военной сфере. В один момент премьер-министр вмешался и, чуть-чуть морщась, заметил, что «в Анцио мы высадили на берег 160 000 человек и 25 000 единиц техники, а смогли продвинуться только на 12 миль». Черчилль, таким образом, дал понять, что, по его мнению, риск иногда может быть вполне оправдан. Монтгомери сохранял спокойствие и невозмутимость.
Смысл выступления Монтгомери сводился к следующему: у нас достаточно войск; мы оснащены всем необходимым; у нас прекрасный план операции, которая обязательно увенчается успехом; тот же, кто в этом сомневается, пусть остается дома.
Монтгомери в этот раз был более реалистичен в оценке возможностей Роммеля, нежели в апреле, когда утверждал, что немцы способны сдерживать его танки только пару дней. Теперь он говорил:
— Роммель — энергичный и решительный командующий, при нем произошли серьезные изменения; он мастер дерзких атак, срыва планов противника и слишком импульсивен для затяжных боев; Роммель сделает все для того, чтобы раньше нас выдвинуть вперед свои танки и «дюнкеркировать» нас…
Затем Монтгомери сказал:
— Но инициатива за нами. Мы должны полагаться на:
а) сокрушительность наступления;
б) огневую мощь поддержки с моря и с воздуха;
в) простоту и понятность действий;
г) силу морального духа.
Потом он произнес слова, которые впоследствии ему не раз припомнят:
— Мы должны огнем проложить наш путь на берег и завладеть приличным плацдармом до того, как противник сможет перебросить достаточные резервы, чтобы повернуть нас назад. Бронетанковые колонны стремительно, в день «Д», должны продвинуться как можно дальше на сушу; это расстроит его планы[23] и свяжет его действия, пока мы будем набирать силу. Мы должны быстро завоевывать пространство, столбя наши границы далеко в глубине материка.
Совещание началось в 9.00 и завершилось в 14.15. Его назвали «величайшей встречей военного руководства в мировой истории». Черчилля распирала гордость. А еще в начале 1944 г. он говорил Эйзенхауэру по поводу «Оверлорда»:
— Когда я думаю о пляжах Нормандии, забитых телами американской и британской молодежи, и перед моими глазами возникают волны, окрашенные их кровью, у меня появляются сомнения… Да, у меня появляются сомнения.
В начале мая Эйзенхауэр и премьер-министр встретились за ленчем. Когда они расставались, на Черчилля нахлынули эмоции. Со слезами на глазах он произнес:
— В этом деле я с вами до конца, и если оно завершится неудачей, мы вместе пойдем ко дну.
После встречи в школе Святого Павла премьер-министр взял Эйзенхауэра за руку и сказал:
— Я решительно склоняюсь в поддержку этой операции.
Немного запоздалое решение, но все-таки хорошо, что Черчилль наконец вошел в команду единомышленников. Уверенность Эйзенхауэра, как всегда, была непоколебимой.
7. Учения
Несмотря на искусное планирование, эффективность обмана противника и интенсивность бомбардировок и артподготовки, операция «Оверлорд» могла провалиться, если бы солдаты не умели захватывать позиции противника и успешно продвигаться вперед. Союзники придавали большое значение боевой выучке войск.
Американцы думали, что они хорошо подготовили свои части в 1942 г.: действительно, в дивизиях ввели жесткие программы обучения военному делу. Однако в феврале 1943 г. на Кассерине обнаружилось, что войска теряются в тяжелых условиях современной войны. Солдаты убегают, а командиры паникуют. Тот, кто считал себя физически сильным, оказывался слабым. «Наши люди от самого верха и до самого низа поняли, что это не детская игра, — писал Эйзенхауэр Маршаллу, — и они готовы вернуться к освоению основ боевого искусства. Теперь я намерен взять за правило, чтобы в каждом подразделении с момента его прибытия на фронт и до окончания войны ни на один день не прекращались тренировки». Как Верховный главнокомандующий, он возвел это правило в закон.
Главной задачей обучения стала подготовка войск к высадке. Все было нацелено на день «Д». Позднее экспедиционным силам пришлось расплачиваться за это. Солдаты не знали, как вести бой в живых изгородях. Технику наступления в Нормандии пришлось осваивать на ходу. Конечно, никаких живых изгородей могло и не быть, если бы союзники не высадились на берег.
Для некоторых дивизий подготовка к вторжению началась еще в Соединенных Штатах. Воздушно-десантные соединения сформировались в 1941—1942 гг., и они предназначались для заброски за «Атлантический вал». После парашютной школы десантники совершали тренировочные прыжки и проводили боевые учения на американском Среднем Юге.
Полковник Джеймс Ван Флит принял командование 8-м пехотным полком 4-й дивизии 21 июля 1941 г. В течение 12 месяцев полк отрабатывал тактику сдерживания блицкрига. Теперь Ван Флит готовил его «как наступательное десантное подразделение». «Первоначально, — рассказывает он, — мы обучались тому, как брать штурмом вражеские укрепления, такие как долговременные огневые сооружения (ДОС). Но было ясно, что к тому времени, когда союзнические силы достигнут Европы, противник построит железобетонные фортификации для укрытия артиллерии и других тяжелых вооружений. Долгие месяцы мы тренировались захватывать такие позиции, — по отделениям, ротам и батальонам».
В 8-м подобрались отличные ребята, чистокровные американцы. Ван Флит говорит, что исторически это всегда был полк южан, состоявший из деревенских парней из Флориды, Алабамы и Джорджии. Он называл их «мои охотники за белками». Эти юноши чувствовали себя в лесу как дома даже ночью и свободно обращались с оружием. Новые призывники прибывали в основном из Нью-Йорка и других городов восточного побережья. Они ничего не смыслили ни в ружьях, ни в лесах, но хорошо разбирались в таких вещах, которые были неведомы южанам, — в моторах и средствах связи. «Союз северян и южан оказался удачным», — считает Ван Флит.
Во время отработки нападения Ван Флит делал акцент на координации и огневой поддержке. Если два бойца штурмом брали ДОС, то один из них вел непрекращающийся огонь по амбразуре, а другой ползком подбирался к укреплению и забрасывал его гранатами. «Такая атака требует смелости, уверенности в партнере и терпения, — говорит Ван Флит. — С 1941 по 1943 год мы повторяли это упражнение сотни раз, зачастую используя действующее оружие».
Два года — большой срок для учений. Парни хотели настоящего дела. Один из лейтенантов, Джордж Л. Мабри, решил, что с него хватит, и подал прошение отправить его в воздушную армию. Ван Флит вызвал офицера для разговора. Зная, что командир будет рассержен, Мабри дрожал как осиновый лист, когда подавал свой рапорт.
— Вы хотите служить в воздушных силах? — спросил Ван Флит.
— Да, сэр.
— А вы были когда-нибудь в самолете?
— Нет, сэр.
— Что ж, вам лучше забрать ваше прошение. Вам вполне может стать плохо, когда вы окажетесь в самолете.
— Да, сэр.
Мабри остался в полку. Потом он был признан одним из лучших офицеров 4-й дивизии[24].
29-я дивизия отправилась в Англию в сентябре 1942 г. на борту «Куин Мэри», переоборудованной из роскошного лайнера в транспортный корабль. «Куин Мэри» плыла одна, полагаясь лишь на свою скорость, чтобы избежать встречи с подводными лодками. В 500 милях от Котантена, то есть уже в пределах досягаемости самолетов люфтваффе, появился эскорт британских военных судов. Крейсер «Кюрасо» оказался под носом 83-тысячетонной «Куин Мэри». Бывший лайнер как ножом разрезал пополам судно водоизмещением 4290 т, убив 332 члена экипажа. Это было малоприятное начало совместной операции союзников по вторжению в Европу.
Дивизия расположилась в бараках Тидуорт вблизи Солсбери. Они считались лучшими казармами в Англии, но в них отсутствовато то, к чему привыкли «джи-айз» в учебных лагерях в Соединенных Штатах. Для ребят, прошедших подготовку на американском Юге, английская погода казалась ужасающей. Рядовой Джон Р. Слотер из роты «Д» 116-го полка вспоминает: «Моральное состояние в первые месяцы на Британских островах было не лучшим. Тоска по дому, мерзкая погода, беспрерывные учения — все это приводило нас в мрачное настроение».
Не улучшило настроения американцев и превращение 29-й дивизии (по необходимости) в экспериментальную. Она оставалась единственным крупным американским боевым формированием в Соединенном Королевстве. В течение первого года у нее не имелось какой-либо специальной миссии. Дивизия занималась в основном учениями, отработкой доктрин, стратегий и планов, технологии атак с помощью амфибий. Короче говоря, люди чувствовали себя «подопытными кроликами».
Положение усугублялось отвратительной едой. Британия находилась в состоянии войны уже более двух лет. Не было яиц, редко — мясо, и слишком много бельгийской капусты. Лейтенант Роберт Уокер из штабной роты 116-го полка рассказывает, что на полевых учениях выдавали «ленч в пакетиках». Он состоял из двух кусков засохшего хлеба: на одном — комок джема, на другом — ломтик ветчины. Любой американский турист, которому приходилось покупать такие сандвичи в Лондоне, знает, насколько они несъедобны.
Пропуска на уик-энд в Солсбери, а тем более в Лондон было трудно заполучить, и они ценились на вес золота. Янки получали вдвое больше, чем «томмиз», и их униформа выглядела куда более привлекательной, чем британская. Поэтому американцы нравились местным девушкам, что вызывало межнациональные трения. Возникали также конфликты между черными «джи-айз», которые служили главным образом в снабженческих частях, и белыми солдатами. Если они оказывались в одном баре, то почти с неизбежностью вспыхивала потасовка, переходящая в перестрелку. Армии пришлось разделить пользование питейными заведениями по времени: один вечер — для черных, другой — для белых. В целом же, учитывая, что ко дню «Д» на острове, по размеру почти сопоставимом со штатом Колорадо, находилось до 2 млн янки, можно сказать, что американская «оккупация» Британии прошла успешно. Этому во многом способствовало то, что у всех была единая цель — Нормандия.
Помогло и ужесточение дисциплины американцами. Полковник Чарлз Канхем командовал 116-м полком. Он был выпускником Уэст-Пойнта 1926 г. Рядовой Феликс Бранхем описывает его как «вспыльчивого старикана, при каждом случае извергающего огонь и молнии». Полковник отличался настолько свирепым нравом, что солдаты называли себя узниками «концентрационного лагеря Канхема». Если кто-нибудь опаздывал после уик-энда даже на несколько минут, он подвергался штрафу в 30 долларов и лишался права покидать казарму в течение 30 дней. Однажды Бранхем случайно подслушал разговор между Канхемом и командующим 29-й дивизией генерал-майором Чарлзом Герхардтом.
Герхардт сказал Канхему:
— Вы слишком жестки с вашими людьми.
— Черт побери, Чарлз, — прогремел в ответ Канхем. — Это мой полк, и мне им командовать!
— Знаешь ли, — продолжал Герхардт, — парни не против 30 долларов, но они просто ненавидят эти 30 дней.
Канхем немного поутих, но ненадолго.
Герхардт также окончил Уэст-Пойнт. Он был опытным кавалеристом и игроком в поло, любил одеваться броско и ярко, в поведении проявлял некоторую удаль. Теперь же генерал-майор строго придерживался инструкций, требовал от подчиненных всегда выходить на службу опрятными и чисто выбритыми, выговаривал им, если замечал на джипах пятна. Ему нравилось, когда солдаты демонстрировали свой энтузиазм. Для этого они, маршируя по дюнам, должны были скандировать боевой клич: «Двадцать девятая, вперед!» Когда ветеран Северной Африки и Сицилии из 1-й дивизии услышал их крики, он заорал им вслед:
— Вперед, двадцать девятая! А мы — за вами!
29-я дивизия прошла через всю Юго-Западную Англию. Солдаты ночевали в полях, спали в одиночных окопах. Они усвоили уроки, которые необходимо знать каждому пехотинцу: как любить землю, как использовать ее для сохранения жизни, как прожить в ней подряд четыре дня, не нанеся вреда своему физическому состоянию. Они научились находить складки в рельефе, которые не видны обычному человеку. Солдаты штурмовали городки, брали высоты, леса, стреляли из всех видов оружия: автоматов, пулеметов, гранатометов, артиллерийских орудий.
Рядовой Джон Слотер хорошо помнит эти нескончаемые тренировки: многократную погрузку и выгрузку десантных судов, выходы в море, учебные атаки, преодоление заграждений из колючей проволоки под реальным пулеметным огнем и среди реальных взрывов гранат и снарядов. «Нам показывали, как пользоваться взрывчаткой, — рассказывает он, — как ранцевыми зарядами и удлиненными зарядами „бангалор“ пробивать ходы в колючей проволоке, как подрывать бетонированные бункеры. Мы штыками отыскивали зарытые в землю мины, учились оказывать первую помощь, находить мины-ловушки, вести бой в условиях газовой атаки. В общем, мы были готовы к вторжению».
«Мы прошли отличную школу, — считает и Феликс Бранхем. — Мы испытали все виды десантных судов — ДКТ, ДССПЛС, ДСП, ДССК, высаживались и с британских, и с американских кораблей, бросали самые разные типы ручных гранат, научились пользоваться оружием неприятеля. Назовите любую задачу — мы знали, как ее решить».
Немало часов они провели на стрельбище. Сержант Уэлдон Крацер из роты «С» 116-го полка вспоминает, как понаблюдать за стрельбами приехал Эйзенхауэр в сопровождении Монтгомери и других высших военных чинов. Через некоторое время он подозвал Крацера:
— Сержант, я видел, как вы выполняли свое упражнение. Должен вас поздравить. Я тоже был неплохим стрелком. Не возражаете, если я воспользуюсь вашей винтовкой?
— Сочту за честь, сэр, — ответил Крацер. Эйзенхауэр лег ничком, поправил ремень, прицелился и нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало.
— Винтовка на предохранителе, сэр, — сказал сержант.
— Я не виню вас за предосторожность, — промолвил, покраснев, Эйзенхауэр и отвел предохранитель. Он стрелял на расстоянии 600 м.
«Вообще-то неплохо, — комментирует Крацер. — Пули легли в основном на 4 и 5». Когда Эйзенхауэр все-таки промахнулся и в воздух взлетели «панталоны Мэгги»[25], он сказал:
— Так тебе и надо, старая дева.
После того как Эйзенхауэр выпустил всю обойму, Крацер предложил перезарядить винтовку. Верховный главнокомандующий отказался: спасибо, не надо:
— Вам нужно практиковаться больше, чем мне. На прощание Эйзенхауэр сказал Крацеру:
— Я поражен вашим мастерством. Наверняка вы научились делать поправку на ветер в Кентукки.
— Генерал Эйзенхауэр, — ответил сержант, — я из Виргинии.
— Черт меня возьми, — сказал генерал. — Я думаю, что мы все стреляли бы лучше, если бы делали поправку на ветер, как в Виргинии.
Эйзенхауэр много времени проводил в разъездах: проверял, следил за учениями. Он стремился к тому, чтобы как можно больше людей видели его, лично переговорил с сотнями солдат. За четыре месяца, с 1 февраля до 1 июня, генерал побывал в 26 дивизиях, на 24 аэродромах и на пяти военных кораблях, в госпиталях, мастерских, депо.
Выступая весной 1944 г. перед выпускниками офицерской школы в Сандхерсте, Эйзенхауэр произнес зажигательную речь, говоря о великих делах, которые их ждут. Он напомнил о славных традициях Сандхерста, сказал, что счастливая, достойная жизнь каждого человека зависит от успеха операции «Оверлорд». Генерал призвал молодых людей, только что произведенных в офицеры, стать отцами для своих солдат, несмотря на то что те могут быть вдвое старше, беречь и заступаться за них, если они совершают проступки. Роты — это как большие дружные семьи, а командир — глава такой семьи. Он должен заботиться о том, чтобы подразделение было сплоченным, хорошо обученным и оснащенным, жестким и готовым к бою. Офицер по связям с общественностью штаба экспедиционных сил Тор Смит вспоминает, что выпускники восторженно восприняли слова Эйзенхауэра: «Они просто влюбились в него».
Помимо осваивания всех видов оружия, физической подготовки, ознакомления с различными десантными судами, проводились многочисленные боевые учения, максимально приближенные к реальным условиям вторжения. Солдаты тренировались спускаться в веревочных сетках на боты Хиггинса в штормовом море, создавать укрытия на пляжах. Сержант Том Плам служил в Королевском виннипегском стрелковом полку 3-й канадской дивизии. Высадившись в день «Д» неподалеку от Берньер-сюр-Мер («Юнона»), он удивился, что побережье абсолютно такое же, как в Инвернессе (Шотландия), где проводились тренировочные атаки. Одинаковым оказалось даже расположение долговременных огневых сооружений.
Подполковник Пол Томпсон командовал американским Десантным учебным центром в Вулакомбе. Для тренировок он выбрал несколько подходящих пляжей, самым протяженным из которых был Слептон-Сендс в Девоншире на южном побережье. Для этого пришлось выселить из деревень и ферм почти 3000 жителей. Слептон-Сендс в топографическом отношении напоминал береговую полосу Котантена. За пляжем, состоявшим из грубого гравия, находились мелководные лагуны.
Томпсон, выпускник Уэст-Пойнта 1929 г., был выдающимся инженером и изобретательным организатором боевых учений. Он великолепно владел техникой проведения наступательных операций против мощных береговых укреплений. Первоначально его задача состояла в том, чтобы подготовить показательные войска, которые бы демонстрировали свое умение перед высокопоставленными военачальниками. После того как идеи Томпсона получили одобрение, его назначили ответственным за обучение всех частей, готовившихся к вторжению.
В августе 1943 г. Томпсон начал действовать. На Слептон-Сендс и еще восьми пляжах он распорядился соорудить несколько тренировочных полигонов: для батальонных и ротных учений, артиллерийских и минометных стрельб, преодоления заграждений из колючей проволоки, других как наземных, так и подводных препятствий, подрыва ДОСов, отработки действий с огнеметами, ракетами, гранатами. Отдельная зона была отведена для саперов.
После многочисленных экспериментов Томпсон пришел к выводу, что первые эшелоны наступающих, которые должны высаживаться с судов Хиггинса, целесообразно разбить по взводам. Каждый из них включал бы пятерых стрелков, четверых автоматчиков, четверых минометчиков, четверых ракетчиков, пятерых взрывников, двух огнеметчиков, группу для прорыва заграждений из колючей проволоки (четыре человека) и двух офицеров. (Боты Хиггинса брали на борт до 30 бойцов.)
Обучение осуществлялось в четыре этапа. Сначала солдаты тренировались в преодолении препятствий. Затем отрабатывались действия взрывников и групп по прорыву колючей проволоки. Потом проводились ротные и батальонные учения, анализировались их результаты, вносились коррективы. Войскам приходилось крайне тяжело: они практиковались в условиях, максимально приближенных к боевым. Использовались реальные вооружения и боеприпасы, что нередко заканчивалось несчастными случаями. В середине декабря артиллерийским снарядом убило четырех и ранило шесть человек. Через несколько дней в море опрокинулось десантное судно; 14 солдат утонули.
Первой прошла через эту суровую школу испытаний 29-я дивизия. Генерал Герхардт высоко оценил «превосходную систему обучения», благодаря которой, по его словам, дивизия «хорошо подготовилась к успешной высадке на берега немецкой „крепости Европа“.
Еженедельные учения проводились в течение всей зимы и весны 1944 г. В ходе их вносились уточнения и поправки в планы вторжения. Например, выяснилось, что дымовые завесы в одинаковой мере мешают действиям как противника, так и наступающих войск. Поэтому было решено отказаться от их использования.
Обнаружилось также, что танки лучше всего применять в качестве артиллерийских средств огневой поддержки. Они не должны находиться на передовой линии и прорывать оборону противника, а должны вести огонь с позиций позади атакующих десантников.
Как ни странно, но эти уроки никак не связаны с опытом предыдущих американских военных кампаний в Тихом океане. Происходил некоторый обмен офицерами между 1-й специальной инженерной десантной бригадой в Европе и 2-й бригадой в Тихоокеанском бассейне. Но после Северной Африки, Сицилии и Италии командующие на Европейском континенте не испытывали особой нужды в информации своих тихоокеанских коллег.
Американцы думали, что они хорошо подготовили свои части в 1942 г.: действительно, в дивизиях ввели жесткие программы обучения военному делу. Однако в феврале 1943 г. на Кассерине обнаружилось, что войска теряются в тяжелых условиях современной войны. Солдаты убегают, а командиры паникуют. Тот, кто считал себя физически сильным, оказывался слабым. «Наши люди от самого верха и до самого низа поняли, что это не детская игра, — писал Эйзенхауэр Маршаллу, — и они готовы вернуться к освоению основ боевого искусства. Теперь я намерен взять за правило, чтобы в каждом подразделении с момента его прибытия на фронт и до окончания войны ни на один день не прекращались тренировки». Как Верховный главнокомандующий, он возвел это правило в закон.
Главной задачей обучения стала подготовка войск к высадке. Все было нацелено на день «Д». Позднее экспедиционным силам пришлось расплачиваться за это. Солдаты не знали, как вести бой в живых изгородях. Технику наступления в Нормандии пришлось осваивать на ходу. Конечно, никаких живых изгородей могло и не быть, если бы союзники не высадились на берег.
Для некоторых дивизий подготовка к вторжению началась еще в Соединенных Штатах. Воздушно-десантные соединения сформировались в 1941—1942 гг., и они предназначались для заброски за «Атлантический вал». После парашютной школы десантники совершали тренировочные прыжки и проводили боевые учения на американском Среднем Юге.
Полковник Джеймс Ван Флит принял командование 8-м пехотным полком 4-й дивизии 21 июля 1941 г. В течение 12 месяцев полк отрабатывал тактику сдерживания блицкрига. Теперь Ван Флит готовил его «как наступательное десантное подразделение». «Первоначально, — рассказывает он, — мы обучались тому, как брать штурмом вражеские укрепления, такие как долговременные огневые сооружения (ДОС). Но было ясно, что к тому времени, когда союзнические силы достигнут Европы, противник построит железобетонные фортификации для укрытия артиллерии и других тяжелых вооружений. Долгие месяцы мы тренировались захватывать такие позиции, — по отделениям, ротам и батальонам».
В 8-м подобрались отличные ребята, чистокровные американцы. Ван Флит говорит, что исторически это всегда был полк южан, состоявший из деревенских парней из Флориды, Алабамы и Джорджии. Он называл их «мои охотники за белками». Эти юноши чувствовали себя в лесу как дома даже ночью и свободно обращались с оружием. Новые призывники прибывали в основном из Нью-Йорка и других городов восточного побережья. Они ничего не смыслили ни в ружьях, ни в лесах, но хорошо разбирались в таких вещах, которые были неведомы южанам, — в моторах и средствах связи. «Союз северян и южан оказался удачным», — считает Ван Флит.
Во время отработки нападения Ван Флит делал акцент на координации и огневой поддержке. Если два бойца штурмом брали ДОС, то один из них вел непрекращающийся огонь по амбразуре, а другой ползком подбирался к укреплению и забрасывал его гранатами. «Такая атака требует смелости, уверенности в партнере и терпения, — говорит Ван Флит. — С 1941 по 1943 год мы повторяли это упражнение сотни раз, зачастую используя действующее оружие».
Два года — большой срок для учений. Парни хотели настоящего дела. Один из лейтенантов, Джордж Л. Мабри, решил, что с него хватит, и подал прошение отправить его в воздушную армию. Ван Флит вызвал офицера для разговора. Зная, что командир будет рассержен, Мабри дрожал как осиновый лист, когда подавал свой рапорт.
— Вы хотите служить в воздушных силах? — спросил Ван Флит.
— Да, сэр.
— А вы были когда-нибудь в самолете?
— Нет, сэр.
— Что ж, вам лучше забрать ваше прошение. Вам вполне может стать плохо, когда вы окажетесь в самолете.
— Да, сэр.
Мабри остался в полку. Потом он был признан одним из лучших офицеров 4-й дивизии[24].
29-я дивизия отправилась в Англию в сентябре 1942 г. на борту «Куин Мэри», переоборудованной из роскошного лайнера в транспортный корабль. «Куин Мэри» плыла одна, полагаясь лишь на свою скорость, чтобы избежать встречи с подводными лодками. В 500 милях от Котантена, то есть уже в пределах досягаемости самолетов люфтваффе, появился эскорт британских военных судов. Крейсер «Кюрасо» оказался под носом 83-тысячетонной «Куин Мэри». Бывший лайнер как ножом разрезал пополам судно водоизмещением 4290 т, убив 332 члена экипажа. Это было малоприятное начало совместной операции союзников по вторжению в Европу.
Дивизия расположилась в бараках Тидуорт вблизи Солсбери. Они считались лучшими казармами в Англии, но в них отсутствовато то, к чему привыкли «джи-айз» в учебных лагерях в Соединенных Штатах. Для ребят, прошедших подготовку на американском Юге, английская погода казалась ужасающей. Рядовой Джон Р. Слотер из роты «Д» 116-го полка вспоминает: «Моральное состояние в первые месяцы на Британских островах было не лучшим. Тоска по дому, мерзкая погода, беспрерывные учения — все это приводило нас в мрачное настроение».
Не улучшило настроения американцев и превращение 29-й дивизии (по необходимости) в экспериментальную. Она оставалась единственным крупным американским боевым формированием в Соединенном Королевстве. В течение первого года у нее не имелось какой-либо специальной миссии. Дивизия занималась в основном учениями, отработкой доктрин, стратегий и планов, технологии атак с помощью амфибий. Короче говоря, люди чувствовали себя «подопытными кроликами».
Положение усугублялось отвратительной едой. Британия находилась в состоянии войны уже более двух лет. Не было яиц, редко — мясо, и слишком много бельгийской капусты. Лейтенант Роберт Уокер из штабной роты 116-го полка рассказывает, что на полевых учениях выдавали «ленч в пакетиках». Он состоял из двух кусков засохшего хлеба: на одном — комок джема, на другом — ломтик ветчины. Любой американский турист, которому приходилось покупать такие сандвичи в Лондоне, знает, насколько они несъедобны.
Пропуска на уик-энд в Солсбери, а тем более в Лондон было трудно заполучить, и они ценились на вес золота. Янки получали вдвое больше, чем «томмиз», и их униформа выглядела куда более привлекательной, чем британская. Поэтому американцы нравились местным девушкам, что вызывало межнациональные трения. Возникали также конфликты между черными «джи-айз», которые служили главным образом в снабженческих частях, и белыми солдатами. Если они оказывались в одном баре, то почти с неизбежностью вспыхивала потасовка, переходящая в перестрелку. Армии пришлось разделить пользование питейными заведениями по времени: один вечер — для черных, другой — для белых. В целом же, учитывая, что ко дню «Д» на острове, по размеру почти сопоставимом со штатом Колорадо, находилось до 2 млн янки, можно сказать, что американская «оккупация» Британии прошла успешно. Этому во многом способствовало то, что у всех была единая цель — Нормандия.
Помогло и ужесточение дисциплины американцами. Полковник Чарлз Канхем командовал 116-м полком. Он был выпускником Уэст-Пойнта 1926 г. Рядовой Феликс Бранхем описывает его как «вспыльчивого старикана, при каждом случае извергающего огонь и молнии». Полковник отличался настолько свирепым нравом, что солдаты называли себя узниками «концентрационного лагеря Канхема». Если кто-нибудь опаздывал после уик-энда даже на несколько минут, он подвергался штрафу в 30 долларов и лишался права покидать казарму в течение 30 дней. Однажды Бранхем случайно подслушал разговор между Канхемом и командующим 29-й дивизией генерал-майором Чарлзом Герхардтом.
Герхардт сказал Канхему:
— Вы слишком жестки с вашими людьми.
— Черт побери, Чарлз, — прогремел в ответ Канхем. — Это мой полк, и мне им командовать!
— Знаешь ли, — продолжал Герхардт, — парни не против 30 долларов, но они просто ненавидят эти 30 дней.
Канхем немного поутих, но ненадолго.
Герхардт также окончил Уэст-Пойнт. Он был опытным кавалеристом и игроком в поло, любил одеваться броско и ярко, в поведении проявлял некоторую удаль. Теперь же генерал-майор строго придерживался инструкций, требовал от подчиненных всегда выходить на службу опрятными и чисто выбритыми, выговаривал им, если замечал на джипах пятна. Ему нравилось, когда солдаты демонстрировали свой энтузиазм. Для этого они, маршируя по дюнам, должны были скандировать боевой клич: «Двадцать девятая, вперед!» Когда ветеран Северной Африки и Сицилии из 1-й дивизии услышал их крики, он заорал им вслед:
— Вперед, двадцать девятая! А мы — за вами!
29-я дивизия прошла через всю Юго-Западную Англию. Солдаты ночевали в полях, спали в одиночных окопах. Они усвоили уроки, которые необходимо знать каждому пехотинцу: как любить землю, как использовать ее для сохранения жизни, как прожить в ней подряд четыре дня, не нанеся вреда своему физическому состоянию. Они научились находить складки в рельефе, которые не видны обычному человеку. Солдаты штурмовали городки, брали высоты, леса, стреляли из всех видов оружия: автоматов, пулеметов, гранатометов, артиллерийских орудий.
Рядовой Джон Слотер хорошо помнит эти нескончаемые тренировки: многократную погрузку и выгрузку десантных судов, выходы в море, учебные атаки, преодоление заграждений из колючей проволоки под реальным пулеметным огнем и среди реальных взрывов гранат и снарядов. «Нам показывали, как пользоваться взрывчаткой, — рассказывает он, — как ранцевыми зарядами и удлиненными зарядами „бангалор“ пробивать ходы в колючей проволоке, как подрывать бетонированные бункеры. Мы штыками отыскивали зарытые в землю мины, учились оказывать первую помощь, находить мины-ловушки, вести бой в условиях газовой атаки. В общем, мы были готовы к вторжению».
«Мы прошли отличную школу, — считает и Феликс Бранхем. — Мы испытали все виды десантных судов — ДКТ, ДССПЛС, ДСП, ДССК, высаживались и с британских, и с американских кораблей, бросали самые разные типы ручных гранат, научились пользоваться оружием неприятеля. Назовите любую задачу — мы знали, как ее решить».
Немало часов они провели на стрельбище. Сержант Уэлдон Крацер из роты «С» 116-го полка вспоминает, как понаблюдать за стрельбами приехал Эйзенхауэр в сопровождении Монтгомери и других высших военных чинов. Через некоторое время он подозвал Крацера:
— Сержант, я видел, как вы выполняли свое упражнение. Должен вас поздравить. Я тоже был неплохим стрелком. Не возражаете, если я воспользуюсь вашей винтовкой?
— Сочту за честь, сэр, — ответил Крацер. Эйзенхауэр лег ничком, поправил ремень, прицелился и нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало.
— Винтовка на предохранителе, сэр, — сказал сержант.
— Я не виню вас за предосторожность, — промолвил, покраснев, Эйзенхауэр и отвел предохранитель. Он стрелял на расстоянии 600 м.
«Вообще-то неплохо, — комментирует Крацер. — Пули легли в основном на 4 и 5». Когда Эйзенхауэр все-таки промахнулся и в воздух взлетели «панталоны Мэгги»[25], он сказал:
— Так тебе и надо, старая дева.
После того как Эйзенхауэр выпустил всю обойму, Крацер предложил перезарядить винтовку. Верховный главнокомандующий отказался: спасибо, не надо:
— Вам нужно практиковаться больше, чем мне. На прощание Эйзенхауэр сказал Крацеру:
— Я поражен вашим мастерством. Наверняка вы научились делать поправку на ветер в Кентукки.
— Генерал Эйзенхауэр, — ответил сержант, — я из Виргинии.
— Черт меня возьми, — сказал генерал. — Я думаю, что мы все стреляли бы лучше, если бы делали поправку на ветер, как в Виргинии.
Эйзенхауэр много времени проводил в разъездах: проверял, следил за учениями. Он стремился к тому, чтобы как можно больше людей видели его, лично переговорил с сотнями солдат. За четыре месяца, с 1 февраля до 1 июня, генерал побывал в 26 дивизиях, на 24 аэродромах и на пяти военных кораблях, в госпиталях, мастерских, депо.
Выступая весной 1944 г. перед выпускниками офицерской школы в Сандхерсте, Эйзенхауэр произнес зажигательную речь, говоря о великих делах, которые их ждут. Он напомнил о славных традициях Сандхерста, сказал, что счастливая, достойная жизнь каждого человека зависит от успеха операции «Оверлорд». Генерал призвал молодых людей, только что произведенных в офицеры, стать отцами для своих солдат, несмотря на то что те могут быть вдвое старше, беречь и заступаться за них, если они совершают проступки. Роты — это как большие дружные семьи, а командир — глава такой семьи. Он должен заботиться о том, чтобы подразделение было сплоченным, хорошо обученным и оснащенным, жестким и готовым к бою. Офицер по связям с общественностью штаба экспедиционных сил Тор Смит вспоминает, что выпускники восторженно восприняли слова Эйзенхауэра: «Они просто влюбились в него».
Помимо осваивания всех видов оружия, физической подготовки, ознакомления с различными десантными судами, проводились многочисленные боевые учения, максимально приближенные к реальным условиям вторжения. Солдаты тренировались спускаться в веревочных сетках на боты Хиггинса в штормовом море, создавать укрытия на пляжах. Сержант Том Плам служил в Королевском виннипегском стрелковом полку 3-й канадской дивизии. Высадившись в день «Д» неподалеку от Берньер-сюр-Мер («Юнона»), он удивился, что побережье абсолютно такое же, как в Инвернессе (Шотландия), где проводились тренировочные атаки. Одинаковым оказалось даже расположение долговременных огневых сооружений.
Подполковник Пол Томпсон командовал американским Десантным учебным центром в Вулакомбе. Для тренировок он выбрал несколько подходящих пляжей, самым протяженным из которых был Слептон-Сендс в Девоншире на южном побережье. Для этого пришлось выселить из деревень и ферм почти 3000 жителей. Слептон-Сендс в топографическом отношении напоминал береговую полосу Котантена. За пляжем, состоявшим из грубого гравия, находились мелководные лагуны.
Томпсон, выпускник Уэст-Пойнта 1929 г., был выдающимся инженером и изобретательным организатором боевых учений. Он великолепно владел техникой проведения наступательных операций против мощных береговых укреплений. Первоначально его задача состояла в том, чтобы подготовить показательные войска, которые бы демонстрировали свое умение перед высокопоставленными военачальниками. После того как идеи Томпсона получили одобрение, его назначили ответственным за обучение всех частей, готовившихся к вторжению.
В августе 1943 г. Томпсон начал действовать. На Слептон-Сендс и еще восьми пляжах он распорядился соорудить несколько тренировочных полигонов: для батальонных и ротных учений, артиллерийских и минометных стрельб, преодоления заграждений из колючей проволоки, других как наземных, так и подводных препятствий, подрыва ДОСов, отработки действий с огнеметами, ракетами, гранатами. Отдельная зона была отведена для саперов.
После многочисленных экспериментов Томпсон пришел к выводу, что первые эшелоны наступающих, которые должны высаживаться с судов Хиггинса, целесообразно разбить по взводам. Каждый из них включал бы пятерых стрелков, четверых автоматчиков, четверых минометчиков, четверых ракетчиков, пятерых взрывников, двух огнеметчиков, группу для прорыва заграждений из колючей проволоки (четыре человека) и двух офицеров. (Боты Хиггинса брали на борт до 30 бойцов.)
Обучение осуществлялось в четыре этапа. Сначала солдаты тренировались в преодолении препятствий. Затем отрабатывались действия взрывников и групп по прорыву колючей проволоки. Потом проводились ротные и батальонные учения, анализировались их результаты, вносились коррективы. Войскам приходилось крайне тяжело: они практиковались в условиях, максимально приближенных к боевым. Использовались реальные вооружения и боеприпасы, что нередко заканчивалось несчастными случаями. В середине декабря артиллерийским снарядом убило четырех и ранило шесть человек. Через несколько дней в море опрокинулось десантное судно; 14 солдат утонули.
Первой прошла через эту суровую школу испытаний 29-я дивизия. Генерал Герхардт высоко оценил «превосходную систему обучения», благодаря которой, по его словам, дивизия «хорошо подготовилась к успешной высадке на берега немецкой „крепости Европа“.
Еженедельные учения проводились в течение всей зимы и весны 1944 г. В ходе их вносились уточнения и поправки в планы вторжения. Например, выяснилось, что дымовые завесы в одинаковой мере мешают действиям как противника, так и наступающих войск. Поэтому было решено отказаться от их использования.
Обнаружилось также, что танки лучше всего применять в качестве артиллерийских средств огневой поддержки. Они не должны находиться на передовой линии и прорывать оборону противника, а должны вести огонь с позиций позади атакующих десантников.
Как ни странно, но эти уроки никак не связаны с опытом предыдущих американских военных кампаний в Тихом океане. Происходил некоторый обмен офицерами между 1-й специальной инженерной десантной бригадой в Европе и 2-й бригадой в Тихоокеанском бассейне. Но после Северной Африки, Сицилии и Италии командующие на Европейском континенте не испытывали особой нужды в информации своих тихоокеанских коллег.