Страница:
Капитан Горансон заметил внизу подразделение солдат из 116-го полка, которые высаживались как раз под скалой (фактически в километре от назначенного места). Он послал за ними одного из рейнджеров. Это было первое подкрепление, которое получила рота «С». К немцам постоянно шли пополнения из деревни по связанным между собой траншеям. На «Юте» парашютисты блокировали возможности гитлеровцев направлять подкрепления к побережью. На «Омахе» не было парашютистов, и немцы свободно передвигались по плоскогорью.
К западу от выезда у Вьервиля весь день не прекращались бои. Горансон не располагал достаточными силами, чтобы сломить противника. Рейнджеры выбивали немцев из траншей, занимали их, а потом уступали свои позиции. Лейтенант Саломон командовал «взводом» из трех человек. «Мы прочесывали траншею за траншеей, — рассказывает он в интервью. — Опять поворот, опять минометный расчет в закрытом укреплении. Кидаем гранаты, поливаем немцев автоматными очередями. И так целый день». Сержанту Скрибнеру казалось, что «этот день никогда не закончится».
Лейтенант Саломон уже начал было отчаиваться. «На пляжах внизу я видел сплошной хаос, — вспоминает он. — Практически до середины дня „Д“ я серьезно считал, что вторжение срывается, нам придется отойти и попытаться высадиться снова».
Для большинства рейнджеров это были первые бои. Но они значительно превосходили немцев, укрывавшихся в ДОСах, «тобруках» и дотах. И не числом, а умением. Им помогали навыки, полученные во время тренировок, тактическая хитрость, напористость и обыкновенная человеческая предусмотрительность. На следующий день похоронная команда сообщила: вокруг блокгауза и в траншеях были найдены 69 погибших немецких солдат и два американца.
Рейнджеры роты «С» и отряд пехотинцев из 116-полка действовали в изоляции. Они были одни на западной стороне выезда у Вьервиля. У них отсутствовала связь с другими частями, поскольку не сохранилось ни одной рации. Некоторую помощь им оказали моряки, правда, не очень эффективную. Экипажи эсминцев не знали, что на скале находятся американцы, и несколько раз выстрелили по их позициям из 20-мм и пятидюймовых стволов. Сержант Скрибнер видел, как пятидюймовый снаряд ударил в ДОС. Его поразило, что в стене образовалась лишь вмятина глубиной сантиметров 15. «Эти немцы умели строить оборонительные укрепления», — замечает он.
Сержант Уильям Линдсей находился в бетонном ДОСе, когда в стены попали два пятидюймовых снаряда. Его контузило. В течение дня сержанта трижды останавливали на краю скалы, не давая ему шагнуть в пропасть. Вечером Линдсей наткнулся на полковника Тейлора из 116-го полка. Как вспоминает Скрибнер, сержант с пылающим от возмущения лицом обвинил Тейлора в том, что тот украл у него винтовку, хотя она по-прежнему свисала с плеча Линдсея. Рейнджеры, видевшие эту сцену, расхохотались и даже почувствовали некоторую жалость к немцам, сидящим в своих казематах, по которым бьют 14-дюймовые корабельные снаряды (к концу дня Линдсей пришел в сознание).
— Меня очень тревожило, — рассказывает о дне «Д» сержант Чарлз Семчук, — что «джерриз» скинут нас обратно в Ла-Манш. У них была такая возможность. Но к вечеру, когда мы установили контакты с ротами «А» и «Б», я воспрянул духом на все 100 процентов… От радости мне хотелось пройтись «колесом». Я знал, что «джерриз» упустили свой последний шанс выиграть сражение и мне не придется пережить еще один день «Д». Похожие чувства испытывал и сержант Луц.
— Мне не надо больше никаких дней «Д», — заявил он, на что лейтенант Саломон ответил:
— А я бы не возражал против того, чтобы совершить новый морской переход, желательно к берегам Японии.
Рота «С» не выполнила до конца свою миссию. Можно сказать, что она даже и не приступила к ее выполнению. Ее действия были изолированными и ограниченными по своим масштабам. И все же они оказали решающее влияние на ход дальнейшей операции. Завязав бои с немцами на западной стороне Вьервиля, рейнджеры отвлекли на себя огонь, который бы подавлял десантников, выходивших на берег. Потери могли еще больше возрасти, и американские войска вряд ли воспользовались бы выездом у этой деревни в день «Д».
Роты «А» и «Б» 2-го батальона высадились в секторе «Дог-Грин» в 7.40, 5-й батальон — в 7.50 в секторе «Дог-Уайт» восточнее выезда у Вьервиля. Фактически они действовали в составе 116-го полка, поскольку рейнджеры в ходе боев неизбежно смешивались с пехотинцами. Об этом более детально рассказывается в следующей главе.
Союзники начали бомбить Пуант-дю-О задолго до дня «Д». Тяжелые самолеты американской 8-й военно-воздушной армии и британского бомбардировочного авиационного командования методично обрабатывали этот район в течение нескольких недель. Самые сильные удары были нанесены перед наступлением рассвета 6 июня. Затем к артобстрелу приступил линкор «Техас», выпустив по целям вблизи деревни десятки 14-дюймовых снарядов. В итоге на Пуант-дю-О сбросили более 10 килотонн взрывчатки, что равноценно мощности атомной бомбы, упавшей на Хиросиму. «Техас» прекратил огонь в 6.30, когда на берегу должны были появиться рейнджеры.
Подполковник Раддер шел на головном судне. Он оказался на нем по своей воле. Генерал-майор Кларенс Хюбнер, командующий 1-й дивизией и вообще высадкой десанта на «Омахе», запретил Радцеру вести роты «Д», «Е», «Эф» 2-го батальона рейнджеров на штурм Пуант-дю-О. Он сказал:
— Мы не можем позволить, чтобы вас нокаутировали в первом же раунде.
— Извините, сэр, — ответил Раддер, — но я с вами не согласен. Если меня там не будет, то ничего не получится[74].
Рейнджеров к берегам Нормандии доставляли на ДСА, британских десантных судах (американцы тренировались вместе с британскими коммандос и привыкли к английским морякам). Британцы взяли за основу конструкцию бота Хигганса, но добавили в борта и планшири немного брони. В результате их катера двигались медленнее и тяжелее и погружались в воду еще больше, чем ДССПЛС.
Утром в день «Д» все ДСА, на которых шли рейнджеры, захлестывали волны. Один из десяти катеров стал тонуть, не успев выйти из транспортной зоны и забрав с собой командира роты «Д» и еще 20 человек (их через несколько часов взял на борт ДСТ).
— Дайте нам переодеться во что-нибудь сухое, верните нам оружие, боеприпасы и бросьте нас у Пуанта, — прокричал капитан «Дьюк» Слейтер, когда его вытащили из воды. — Нам уже давно пора быть там!
Но его солдаты настолько онемели от холода, что судовой медик распорядился отправить их в Англию. Один из грузовых кораблей также пошел ко дну, другой выкинул в море половину снаряжения и оборудования, чтобы остаться на плаву.
Но это было только начало хаоса. В 6.30, когда головной десантный корабль Раддера подходил к берегу, полковник с недоумением увидел, что рулевой ведет судно к Пуант-де-ла-Персе, расположенному на полпути между Вьервилем и Пуант-дю-О. После короткой перебранки рулевой все-таки повернул вправо, чтобы выйти на прежний курс. Флотилии пришлось побороться с приливом (из-за него суда и отнесло влево). Она растянулась вдоль берега.
Ошибка вызвала малоприятные последствия. Рейнджеры опоздали на 35 минут. За это время немцы оправились от артобстрела и вернулись к своим орудиям и пулеметам. Четыре километра флотилия шла под сильным огнем. Один из четырех ДАКВ затонул, когда по нему ударил 20-мм снаряд. Сержант Фрэнк Саут, 19-летний медик, вспоминает: «С левого фланга вдоль всей скалы по нам непрестанно стреляли. А мы даже не могли понять, откуда ведется огонь». Лейтенант Джеймс Эйкнер, офицер связи у Радцера, помнит, как «вокруг в воде было полно наших касок, снарядов и рвоты, которую изрыгали десантники».
Американский эсминец «Саттерли» и британский «Талибонт» подошли поближе к берегу и ударили по скале из всех орудий. Немцы отступили. Рота «Д» должна была высадиться на западной стороне обрыва. Но ДСА сбились с курса, и десантники выгружались в восточном секторе.
Лейтенант Джордж Керчнер, командир взвода в роте «Д», говорит: «Когда наше ДСА развернулось и направилось к берегу, я подумал: „Вся эта высадка — одна сплошная ошибка. Никто из нас не сможет подняться на скалу“. Но тут раздался залп эсминцев. Через 48 лет отставной полковник Керчнер заметил: «Мне бы очень хотелось встретить кого—нибудь с эсминца «Саттерли», пожать ему руку и сказать «спасибо» за те залпы».
Ширина пляжа у Пуант-дю-О не превышала 10 м, и это узкое пространство между скалой и урезом воды быстро уменьшалось по мере нарастания прилива (на пике волны подкатывались прямо к обрыву). И он был не песчаный, а галечный. Камни скользили под ногами. Их накрыла жидкая глина, которую набросало взрывами снарядов и бомб, обрушившими к подножию восьмиметровую глыбу. Ее потом десантники использовали как стартовую площадку.
Рейнджеры были обеспечены кое-каким горным снаряжением. Лондонский пожарный департамент, например, предоставил им 25-метровые раздвижные лестницы, установленные на ДАКВ. Но одна грузовая амфибия уже затонула, другие три не могли выйти на берег из-за глины и гальки. В распоряжении десантников оставалась единственная лестница.
Сержант Уильям Стивисон вскарабкался по ней на самый верх и открыл огонь из автомата. Он раскачивался, как маятник метронома, а ему вдогонку летели трассирующие пули. «Лестницу, — вспоминает лейтенант Элмер „Датч“ Вермир, — кидало из стороны в сторону почти под углом 45 градусов. Стивисон, когда оказывался у вершины скалы, выпускал несколько коротких очередей и проносился дальше. Но ДАКВ так болтало, что пожарную лестницу пришлось опустить».
Рейнджеры могли подняться на скалу только с помощью веревок. На каждом ДСА стояли по три реактивные пушки, которые должны были забрасывать крючья с веревками / или веревочными лестницами. Этот метод известен с давних пор. Но в данном случае он чуть не подвел десантников. Веревки намокли и оказались слишком тяжелыми. Рейнджеры разочарованно наблюдали за тем, как якоря падают в воду, не долетая до скалы. С каждого ДСА удалось забросить лишь по одному крюку.
Однако прежде чем добраться до веревок, рейнджерам предстояло еще сойти на берег и преодолеть узкую полосу пляжа. Здесь их поджидали две большие проблемы. Первая — пулеметчики на левом фланге, простреливавшие весь прибой. Под пулями полегли 15 десантников.
Одними из первых высадились полковник Раддер и британский коммандос, полковник Трейвис Тревор, который помогал тренировать американских рейнджеров. Раддер с почтением относился к этому, по его словам, «бесстрашному и непреклонному черноволосому великану (1 м 90 см)». Британец начал расхаживать по берегу и подбадривать десантников. Лейтенант Вермир прикрикнул на него:
— Какого лешего вас носит здесь под пулями!
— Я делаю два коротких шага и три длинных, — ответил Тревор. — Поэтому немцы и не могут в меня попасть.
Как раз в этот момент пуля ударила в каску британца, и полковник повалился на землю. Он тут же поднялся и погрозил немецкому пулеметчику кулаком:
— Я тебе покажу, сукин сын!
Но после этого, говорит Вермир, британский коммандос, как и все другие, стал передвигаться ползком.
Вторую проблему для рейнджеров создавали воронки от снарядов и бомб. Они главным образом находились под водой, и их не было видно. «Когда я прыгал с рампы, — вспоминает сержант Саут, — я сразу же угодил в воронку и окунулся в нее с головой. Пришлось надуть „Мей Уэст“. Лейтенант Керчнер собирался первым сойти со своего судна. Он думал, что глубина у прибоя не больше метра, сказал себе „о'кей“ и спрыгнул с рампы. Его с головой накрыла вода. Лейтенант обронил винтовку и поплыл к берегу, проклиная британского рулевого. Десантники, увидев, как чуть не утонул Керчнер, попрыгали с бортов: „Они едва замочили ноги. И я, вместо того чтобы быть первым, оказался последним. Я очень злился на британских моряков, но ни с кем не мог поделиться своей обидой. Все вокруг были поглощены собственными проблемами“.
На глазах Керчнера немецкий пулеметчик, покрывавший продольным огнем весь пляж, сразил двух десантников из его взвода: «Я рассвирепел, потому что у меня в руках был только пистолет. Взял у убитого рейнджера винтовку, и мне страстно захотелось расправиться с этим негодяем на скале. Но я понимал, что глупо охотиться за одним немцем, поскольку перед нами стояла задача подняться наверх и уничтожить находившиеся там артиллерийские расчеты».
«Нашим парням не нужно было говорить: сделай это, сделай то, — продолжает свой рассказ Керчнер. — Они прошли отличную подготовку и прекрасно знали, как подниматься по отвесным скалам на веревках». Не ожидая команд, рейнджеры начали взбираться на вершину. Керчнер отправился доложить Раддеру о том, что затонуло десантное судно командира роты «Д». Он нашел Раддера у веревочной лестницы.
«Его не особенно заинтересовало мое сообщение о том, что я принимаю командование ротой. Он, в сущности, меня прогнал, сказав, чтобы я убирался ко всем чертям и занялся веревками». Лейтенанту подъем на скалу показался «очень легким, намного легче, чем во время тренировок в Англии».
К тому, чтобы поскорее забраться на вершину, сержанта Джини Элдера, по его словам, «подтолкнули пулеметные очереди и надвигавшийся прилив». Поднявшись со своим отделением на гребень, он предупредил десантников:
— Парни, не высовывайтесь. Берегите свои головы и боеприпасы!
Не всем рейнджерам удалось без проблем подняться на скалу. «Я вскарабкался метров на 15, — вспоминает рядовой Сигерд Сандби. — Веревка была намокшей и грязной. Руки заскользили, и я скатился вниз. Я пытался ногами затормозить падение, но все-таки ладони у меня горели. Если бы веревка не была такой мокрой, то я наверняка сжег бы руки».
«Я приземлился рядом с Суини.
— Что случилось, Сандби? — спросил он. — Ты что, струсил? Дай-ка я покажу тебе, как это делается.
Он пошел первым, а я за ним. Когда я поднялся на гребень, Суини сказал:
— А теперь, Сандби, научись бегать как заяц, зигзагами».
У Уильяма «Эл-Рода» Петти, считавшегося одним из самых крутых и вспыльчивых десантников, тоже возникли трудности с мокрой и грязной веревкой. Он соскользнул к подножию, и медик капитан Уолтер Блок сказал ему:
— Эй, солдат, ты почему бросил веревку и не ползешь наверх?
Петти грозно посмотрел на Блока и крикнул:
— Я уже целых пять минут пытаюсь уцепиться за этот чертов канат. Если ты думаешь, что у тебя это получится лучше, то давай, попробуй!
Блок отвернулся, еле сдерживая раздражение.
Немцы обрезали веревки и кидали сверху гранаты. На какое-то время их отгоняли от края автоматчики, стрелявшие снизу, и огонь с эсминца «Саттерли». Немцы не ожидали нападения с моря, и их оборонительные позиции находились в основном за побережьем. Кроме того, рейнджеры привязывали к крючьям куски огнепроводного шнура и поджигали их, прежде чем забросить. Немцы принимали летевшие якоря с горящими бикфордовыми шнурами за снаряды, которые вот-вот взорвутся.
Чтобы подняться на скалу, рейнджерам потребовалось пять минут. Через 15 на вершине были все десантники. Одним из первых на гребень взобрался сельский священник из Теннесси, рядовой Ралф Дейвис. Когда он вскарабкался на вершину, ему сразу захотелось присесть. Солдат спустил штаны и оправился. «Война может подождать, пока наш „святой отец сходит по большой нужде“, — шутили потом его приятели.
Прилив поглотил почти весь пляж. И хотя на плоскогорье было менее 200 рейнджеров, полковник Раддер приказал лейтенанту Эйкнеру передать на суда в море кодовый сигнал «тилт» («склон»). Это означало, что резерв рот «А» и «Б» 2-го батальона и 5-й батальон должны высаживаться на «Омахе», а не у Пуант-дю-О. Им предстояло пройти через Вьервиль и атаковать Пуант-дю-0 с восточного направления, со стороны материка.
На пляже оставались раненые. Сержант Саут едва ступил на берег, как услышал крики:
— Санитара! Санитара!
Он сбросил со спины ранец, достал аптечку и кинулся к солдату, который звал медика: «Пуля попала ему в грудь. Я перевязал его и дотащил до укрытия под скалой. Это все, что я мог для него сделать, потому что мне пришлось перебегать от одного раненого ко второму, к третьему…» Капитан Блок прямо на гатаке развернул полевой лазарет.
«Когда я поднялся на вершину, — вспоминает лейтенант Керчнер, — передо мной открылась совсем не та картина, что мне показывали в Англии». Рейнджеры изучали местность по аэрофотоснимкам, картам, рисункам, макетам, но то, что предстало перед глазами, напоминало безжизненный лунный пейзаж: «Все вокруг было изрыто воронками от бомб и снарядов».
И через 50 лет Пуант-дю-0 поражает воображение. Трудно сказать, что больше впечатляет: количество железобетона, вложенного немцами в казематы, или размер разрушений и воронок, наделанных во время артобстрела и воздушных бомбардировок. Огромные, величиной с дом, глыбы бетона раскиданы по территории больше квадратного километра. Словно их оставили боги, игравшие в гигантские кости. Тоннели и траншеи давно заброшены, но они все же могут дать представление о масштабах строительства фортификаций. Под землей еще сохранились железнодорожные ветки, по которым на вагонетках перевозились боеприпасы. Бросается в глаза и внушительная стальная конструкция поворотного круга.
Удивительно, но почти нетронутым со времен войны остался бетонный наблюдательный пункт на краю скалы. Он играл ключевую роль, так как из него хорошо просматривались оба участка побережья — и «Омаха», и «Юта». Немецкие артиллерийские наводчики поддерживали связь с казематами по радио и подземной телефонной сети.
Воронки диаметром до 10 м, а глубиной — до 2. Их сотни. Они служили десантникам спасительным укрытием. Поднявшись на вершину, рейнджеры за несколько секунд могли добежать до ближайшего кратера и из него открыть огонь по противнику.
Но больше всего туристов, которые приезжают сюда со всего света, впечатляют отвесный утес и сама мысль взобраться на него по веревкам. Военные специалисты отмечают прежде всего то, насколько быстро рейнджеры преодолели первые минуты растерянности, поднялись наверх и завязали бои с немцами. Каждый взвод ясно понимал свою задачу — выбить противника из того или иного укрепления. Десантники делали это, хотя такого приказа им не давали.
Немцы от случая к случаю стреляли из траншей, вели постоянный огонь из пулеметного гнезда на восточной стороне укрепленного района и из 20-мм зенитки — на западной. Но это не остановило рейнджеров.
Когда десантники оказались в казематах, они, к своему изумлению, вместо «орудий» нашли там лишь телефонные столбы. Колеи, ведущие в глубь материка, указывали на то, что 155-мм пушки немцы вывезли недавно, чтобы уберечь их от бомб. Рейнджеров это не разочаровало. Разбившись на небольшие группы, они стали прорываться к следующей своей цели — шоссе между Гранканом и Вьервилем. Там они установили блокпосты, чтобы преградить переброску немецких подкреплений к «Омахе».
Лейтенант Керчнер вырвался вперед и отбился от своей роты. «Я свалился в траншею, — вспоминает он, — самую глубокую из всех, что мне приходилось видеть. Это была узкая зигзагообразная коммуникационная траншея сантиметров 60 шириной и метра два с половиной глубиной. Через каждые 25 ярдов она поворачивала в другом направлении. Мне никогда не было так одиноко. Я не знал, что меня ожидает за следующим углом, столкнусь с немцами или нет». Охваченный тревогой, Керчнер хотел поскорее попасть на шоссе, где он мог встретить своих солдат: «Всегда чувствуешь себя гораздо спокойнее, когда рядом свои люди».
Лейтенант прошел по траншее метров 150, пока она не закончилась у разрушенного дома на окраине укрепленного района. Ему стало ясно, что Пуант-дю-О «сам по себе форт, окруженный минными полями, заграждениями из колючей проволоки и пулеметными гнездами»: «Как раз здесь мы и начали сталкиваться с сопротивлением по периметру фортификаций».
С боями рейнджеры вышли на дорогу от Гранкана до Вьервиля. Они понесли серьезные потери. В роте «Д» Керчнера осталось только 20 боеспособных десантников из 70. Батальон лишился двух ротных командиров. Роты «Д» и «Е» возглавили лейтенанты. Капитан Отто Масни командовал ротой «Эф». Керчнер посовещался с офицерами, и они решили, что нет никакого смысла возвращаться в укрепленный район, а лучше организовать оборону шоссе и ждать, когда придут с «Омахи» подкрепления.
Около 7.30 лейтенант Эйкнер, стоя у подножия скалы, отправил по радио сообщение: «Слава Богу!» Оно означало, что рейнджеры вышли на плоскогорье.
В 7.45 полковник Раддер перевел свой командный пункт на вершину, разместив его в воронке на краю скалы. Капитан Блок также взобрался по веревке на гребень и оборудовал в бетонном подземелье лазарет. В нем было темно и холодно. В одном помещении медик при свете фонаря делал операции, в другом — складывал тела погибших.
«Раненые поступали нескончаемым потоком, — рассказывает сержант Саут. — Они лежали на носилках, вплотную приставленных друг к другу. Мне иногда приходилось вытаскивать их с поля и вместе с ними укрываться от пуль в воронках. Помню, как однажды я выносил на спине раненого десантника. Пока я нес его, по нему несколько раз ударили пули. Рейнджер погиб у меня на плечах».
Бои в укрепленном районе были беспорядочные. Немцы возникали то тут, то там, стреляли и исчезали в своих подземельях. Рейнджеры не поддерживали между собой связь. Передвигаться они могли только ползком[75]. Ничто не напоминало обычную линию фронта. Пленные были и с той, и с другой стороны. Горстка немецких солдат в течение длительного времени обороняла артиллерийский наблюдательный пост и отбила не одну атаку американских десантников.
Больше всего досаждало пулеметное гнездо на восточном фланге фортификаций, которое уже погубило немало рейнджеров на берегу. Из него по-прежнему велся огонь. Раддер приказал лейтенанту Вермиру его ликвидировать.
Вермир взял с собой несколько человек: «Мы ползком перебирались из воронки в воронку, пока не оказались у открытого поля, которое насквозь простреливалось немцами. Здесь мы встретили отряд из роты „Эф“, которому было дано такое же задание. Впереди уже не было воронок, а лишь 200—300 ярдов открытого пространства. Я понял, что нам не удастся обойтись без жертв. Самым мощным оружием, которым мы располагали, был „Браунинг“, малоэффективный на таком расстоянии».
К счастью, от Раддера поступил приказ приостановить операцию. Он решил попробовать накрыть немцев из корабельных орудий эсминца. Это не было сделано раньше. Но теперь на вершине скалы находился лейтенант Эйкнер, который на всякий случай прихватил с собой старую, времен Первой мировой войны, сигнальную лампу с затворами. Лейтенанту пришла в голову неплохая идея с ее помощью вступить в контакт с «Саттерли». Раддер сказал: «Попытайтесь».
Эйкнер обучил своих десантников азбуке Морзе и обращению с лампой, думая, что «это может пригодиться».
«Многие мои ребята посмеивались, когда я в день „Д“ тащил на себе этот допотопный инструмент. Лампа ставилась на треногу и была снабжена телескопическим визиром и устройством наведения для связи с кораблем. Мы нашли сухие батарейки и расположились в центре воронки — командного пункта. Связь установилась быстро, и мы начали световыми вспышками передавать информацию для орудийных расчетов. Лампа фактически спасла нам жизнь».
«Сатгерли» открыл стрельбу по пулеметному гнезду из пятидюймовых пушек. После двух-трех корректировок снаряды буквально снесли его со скалы. Потом Эйкнер попросил «Саттерли» забрать с берега раненых. С корабля вышел вельбот, но ему пришлось вернуться из-за мощного встречного огня.
Рейнджеры оказались отрезанными от моря. Немцы все еще удерживали Вьервшть, и десантники не получали никакой помощи со стороны материка. У них не действовала радиосвязь, и американцы совсем не представляли себе, как идет вторжение. Рейнджеры у Пуант-дю-О ощущали себя в полной изоляции. Их потери достигали 50 процентов.
Рядом с командным пунктом Радцера взорвался снаряд, пущенный с британского крейсера «Глазго». Им убило капитана артиллерии Джонатана Харвуда, ранило военного моряка лейтенанта Кеннета Нортона и сбило с ног полковника Раддера. Когда раздался взрыв, лейтенант Вермир возвращался на КП. «Люди в одно мгновение стали желтыми, — рассказывает он. — Словно все внезапно заболели желтухой. От дыма пожелтели не только лица и руки, но кожа под одеждой, обмундирование. Возможно, это был осветительный снаряд».
К западу от выезда у Вьервиля весь день не прекращались бои. Горансон не располагал достаточными силами, чтобы сломить противника. Рейнджеры выбивали немцев из траншей, занимали их, а потом уступали свои позиции. Лейтенант Саломон командовал «взводом» из трех человек. «Мы прочесывали траншею за траншеей, — рассказывает он в интервью. — Опять поворот, опять минометный расчет в закрытом укреплении. Кидаем гранаты, поливаем немцев автоматными очередями. И так целый день». Сержанту Скрибнеру казалось, что «этот день никогда не закончится».
Лейтенант Саломон уже начал было отчаиваться. «На пляжах внизу я видел сплошной хаос, — вспоминает он. — Практически до середины дня „Д“ я серьезно считал, что вторжение срывается, нам придется отойти и попытаться высадиться снова».
Для большинства рейнджеров это были первые бои. Но они значительно превосходили немцев, укрывавшихся в ДОСах, «тобруках» и дотах. И не числом, а умением. Им помогали навыки, полученные во время тренировок, тактическая хитрость, напористость и обыкновенная человеческая предусмотрительность. На следующий день похоронная команда сообщила: вокруг блокгауза и в траншеях были найдены 69 погибших немецких солдат и два американца.
Рейнджеры роты «С» и отряд пехотинцев из 116-полка действовали в изоляции. Они были одни на западной стороне выезда у Вьервиля. У них отсутствовала связь с другими частями, поскольку не сохранилось ни одной рации. Некоторую помощь им оказали моряки, правда, не очень эффективную. Экипажи эсминцев не знали, что на скале находятся американцы, и несколько раз выстрелили по их позициям из 20-мм и пятидюймовых стволов. Сержант Скрибнер видел, как пятидюймовый снаряд ударил в ДОС. Его поразило, что в стене образовалась лишь вмятина глубиной сантиметров 15. «Эти немцы умели строить оборонительные укрепления», — замечает он.
Сержант Уильям Линдсей находился в бетонном ДОСе, когда в стены попали два пятидюймовых снаряда. Его контузило. В течение дня сержанта трижды останавливали на краю скалы, не давая ему шагнуть в пропасть. Вечером Линдсей наткнулся на полковника Тейлора из 116-го полка. Как вспоминает Скрибнер, сержант с пылающим от возмущения лицом обвинил Тейлора в том, что тот украл у него винтовку, хотя она по-прежнему свисала с плеча Линдсея. Рейнджеры, видевшие эту сцену, расхохотались и даже почувствовали некоторую жалость к немцам, сидящим в своих казематах, по которым бьют 14-дюймовые корабельные снаряды (к концу дня Линдсей пришел в сознание).
— Меня очень тревожило, — рассказывает о дне «Д» сержант Чарлз Семчук, — что «джерриз» скинут нас обратно в Ла-Манш. У них была такая возможность. Но к вечеру, когда мы установили контакты с ротами «А» и «Б», я воспрянул духом на все 100 процентов… От радости мне хотелось пройтись «колесом». Я знал, что «джерриз» упустили свой последний шанс выиграть сражение и мне не придется пережить еще один день «Д». Похожие чувства испытывал и сержант Луц.
— Мне не надо больше никаких дней «Д», — заявил он, на что лейтенант Саломон ответил:
— А я бы не возражал против того, чтобы совершить новый морской переход, желательно к берегам Японии.
Рота «С» не выполнила до конца свою миссию. Можно сказать, что она даже и не приступила к ее выполнению. Ее действия были изолированными и ограниченными по своим масштабам. И все же они оказали решающее влияние на ход дальнейшей операции. Завязав бои с немцами на западной стороне Вьервиля, рейнджеры отвлекли на себя огонь, который бы подавлял десантников, выходивших на берег. Потери могли еще больше возрасти, и американские войска вряд ли воспользовались бы выездом у этой деревни в день «Д».
Роты «А» и «Б» 2-го батальона высадились в секторе «Дог-Грин» в 7.40, 5-й батальон — в 7.50 в секторе «Дог-Уайт» восточнее выезда у Вьервиля. Фактически они действовали в составе 116-го полка, поскольку рейнджеры в ходе боев неизбежно смешивались с пехотинцами. Об этом более детально рассказывается в следующей главе.
Союзники начали бомбить Пуант-дю-О задолго до дня «Д». Тяжелые самолеты американской 8-й военно-воздушной армии и британского бомбардировочного авиационного командования методично обрабатывали этот район в течение нескольких недель. Самые сильные удары были нанесены перед наступлением рассвета 6 июня. Затем к артобстрелу приступил линкор «Техас», выпустив по целям вблизи деревни десятки 14-дюймовых снарядов. В итоге на Пуант-дю-О сбросили более 10 килотонн взрывчатки, что равноценно мощности атомной бомбы, упавшей на Хиросиму. «Техас» прекратил огонь в 6.30, когда на берегу должны были появиться рейнджеры.
Подполковник Раддер шел на головном судне. Он оказался на нем по своей воле. Генерал-майор Кларенс Хюбнер, командующий 1-й дивизией и вообще высадкой десанта на «Омахе», запретил Радцеру вести роты «Д», «Е», «Эф» 2-го батальона рейнджеров на штурм Пуант-дю-О. Он сказал:
— Мы не можем позволить, чтобы вас нокаутировали в первом же раунде.
— Извините, сэр, — ответил Раддер, — но я с вами не согласен. Если меня там не будет, то ничего не получится[74].
Рейнджеров к берегам Нормандии доставляли на ДСА, британских десантных судах (американцы тренировались вместе с британскими коммандос и привыкли к английским морякам). Британцы взяли за основу конструкцию бота Хигганса, но добавили в борта и планшири немного брони. В результате их катера двигались медленнее и тяжелее и погружались в воду еще больше, чем ДССПЛС.
Утром в день «Д» все ДСА, на которых шли рейнджеры, захлестывали волны. Один из десяти катеров стал тонуть, не успев выйти из транспортной зоны и забрав с собой командира роты «Д» и еще 20 человек (их через несколько часов взял на борт ДСТ).
— Дайте нам переодеться во что-нибудь сухое, верните нам оружие, боеприпасы и бросьте нас у Пуанта, — прокричал капитан «Дьюк» Слейтер, когда его вытащили из воды. — Нам уже давно пора быть там!
Но его солдаты настолько онемели от холода, что судовой медик распорядился отправить их в Англию. Один из грузовых кораблей также пошел ко дну, другой выкинул в море половину снаряжения и оборудования, чтобы остаться на плаву.
Но это было только начало хаоса. В 6.30, когда головной десантный корабль Раддера подходил к берегу, полковник с недоумением увидел, что рулевой ведет судно к Пуант-де-ла-Персе, расположенному на полпути между Вьервилем и Пуант-дю-О. После короткой перебранки рулевой все-таки повернул вправо, чтобы выйти на прежний курс. Флотилии пришлось побороться с приливом (из-за него суда и отнесло влево). Она растянулась вдоль берега.
Ошибка вызвала малоприятные последствия. Рейнджеры опоздали на 35 минут. За это время немцы оправились от артобстрела и вернулись к своим орудиям и пулеметам. Четыре километра флотилия шла под сильным огнем. Один из четырех ДАКВ затонул, когда по нему ударил 20-мм снаряд. Сержант Фрэнк Саут, 19-летний медик, вспоминает: «С левого фланга вдоль всей скалы по нам непрестанно стреляли. А мы даже не могли понять, откуда ведется огонь». Лейтенант Джеймс Эйкнер, офицер связи у Радцера, помнит, как «вокруг в воде было полно наших касок, снарядов и рвоты, которую изрыгали десантники».
Американский эсминец «Саттерли» и британский «Талибонт» подошли поближе к берегу и ударили по скале из всех орудий. Немцы отступили. Рота «Д» должна была высадиться на западной стороне обрыва. Но ДСА сбились с курса, и десантники выгружались в восточном секторе.
Лейтенант Джордж Керчнер, командир взвода в роте «Д», говорит: «Когда наше ДСА развернулось и направилось к берегу, я подумал: „Вся эта высадка — одна сплошная ошибка. Никто из нас не сможет подняться на скалу“. Но тут раздался залп эсминцев. Через 48 лет отставной полковник Керчнер заметил: «Мне бы очень хотелось встретить кого—нибудь с эсминца «Саттерли», пожать ему руку и сказать «спасибо» за те залпы».
Ширина пляжа у Пуант-дю-О не превышала 10 м, и это узкое пространство между скалой и урезом воды быстро уменьшалось по мере нарастания прилива (на пике волны подкатывались прямо к обрыву). И он был не песчаный, а галечный. Камни скользили под ногами. Их накрыла жидкая глина, которую набросало взрывами снарядов и бомб, обрушившими к подножию восьмиметровую глыбу. Ее потом десантники использовали как стартовую площадку.
Рейнджеры были обеспечены кое-каким горным снаряжением. Лондонский пожарный департамент, например, предоставил им 25-метровые раздвижные лестницы, установленные на ДАКВ. Но одна грузовая амфибия уже затонула, другие три не могли выйти на берег из-за глины и гальки. В распоряжении десантников оставалась единственная лестница.
Сержант Уильям Стивисон вскарабкался по ней на самый верх и открыл огонь из автомата. Он раскачивался, как маятник метронома, а ему вдогонку летели трассирующие пули. «Лестницу, — вспоминает лейтенант Элмер „Датч“ Вермир, — кидало из стороны в сторону почти под углом 45 градусов. Стивисон, когда оказывался у вершины скалы, выпускал несколько коротких очередей и проносился дальше. Но ДАКВ так болтало, что пожарную лестницу пришлось опустить».
Рейнджеры могли подняться на скалу только с помощью веревок. На каждом ДСА стояли по три реактивные пушки, которые должны были забрасывать крючья с веревками / или веревочными лестницами. Этот метод известен с давних пор. Но в данном случае он чуть не подвел десантников. Веревки намокли и оказались слишком тяжелыми. Рейнджеры разочарованно наблюдали за тем, как якоря падают в воду, не долетая до скалы. С каждого ДСА удалось забросить лишь по одному крюку.
Однако прежде чем добраться до веревок, рейнджерам предстояло еще сойти на берег и преодолеть узкую полосу пляжа. Здесь их поджидали две большие проблемы. Первая — пулеметчики на левом фланге, простреливавшие весь прибой. Под пулями полегли 15 десантников.
Одними из первых высадились полковник Раддер и британский коммандос, полковник Трейвис Тревор, который помогал тренировать американских рейнджеров. Раддер с почтением относился к этому, по его словам, «бесстрашному и непреклонному черноволосому великану (1 м 90 см)». Британец начал расхаживать по берегу и подбадривать десантников. Лейтенант Вермир прикрикнул на него:
— Какого лешего вас носит здесь под пулями!
— Я делаю два коротких шага и три длинных, — ответил Тревор. — Поэтому немцы и не могут в меня попасть.
Как раз в этот момент пуля ударила в каску британца, и полковник повалился на землю. Он тут же поднялся и погрозил немецкому пулеметчику кулаком:
— Я тебе покажу, сукин сын!
Но после этого, говорит Вермир, британский коммандос, как и все другие, стал передвигаться ползком.
Вторую проблему для рейнджеров создавали воронки от снарядов и бомб. Они главным образом находились под водой, и их не было видно. «Когда я прыгал с рампы, — вспоминает сержант Саут, — я сразу же угодил в воронку и окунулся в нее с головой. Пришлось надуть „Мей Уэст“. Лейтенант Керчнер собирался первым сойти со своего судна. Он думал, что глубина у прибоя не больше метра, сказал себе „о'кей“ и спрыгнул с рампы. Его с головой накрыла вода. Лейтенант обронил винтовку и поплыл к берегу, проклиная британского рулевого. Десантники, увидев, как чуть не утонул Керчнер, попрыгали с бортов: „Они едва замочили ноги. И я, вместо того чтобы быть первым, оказался последним. Я очень злился на британских моряков, но ни с кем не мог поделиться своей обидой. Все вокруг были поглощены собственными проблемами“.
На глазах Керчнера немецкий пулеметчик, покрывавший продольным огнем весь пляж, сразил двух десантников из его взвода: «Я рассвирепел, потому что у меня в руках был только пистолет. Взял у убитого рейнджера винтовку, и мне страстно захотелось расправиться с этим негодяем на скале. Но я понимал, что глупо охотиться за одним немцем, поскольку перед нами стояла задача подняться наверх и уничтожить находившиеся там артиллерийские расчеты».
«Нашим парням не нужно было говорить: сделай это, сделай то, — продолжает свой рассказ Керчнер. — Они прошли отличную подготовку и прекрасно знали, как подниматься по отвесным скалам на веревках». Не ожидая команд, рейнджеры начали взбираться на вершину. Керчнер отправился доложить Раддеру о том, что затонуло десантное судно командира роты «Д». Он нашел Раддера у веревочной лестницы.
«Его не особенно заинтересовало мое сообщение о том, что я принимаю командование ротой. Он, в сущности, меня прогнал, сказав, чтобы я убирался ко всем чертям и занялся веревками». Лейтенанту подъем на скалу показался «очень легким, намного легче, чем во время тренировок в Англии».
К тому, чтобы поскорее забраться на вершину, сержанта Джини Элдера, по его словам, «подтолкнули пулеметные очереди и надвигавшийся прилив». Поднявшись со своим отделением на гребень, он предупредил десантников:
— Парни, не высовывайтесь. Берегите свои головы и боеприпасы!
Не всем рейнджерам удалось без проблем подняться на скалу. «Я вскарабкался метров на 15, — вспоминает рядовой Сигерд Сандби. — Веревка была намокшей и грязной. Руки заскользили, и я скатился вниз. Я пытался ногами затормозить падение, но все-таки ладони у меня горели. Если бы веревка не была такой мокрой, то я наверняка сжег бы руки».
«Я приземлился рядом с Суини.
— Что случилось, Сандби? — спросил он. — Ты что, струсил? Дай-ка я покажу тебе, как это делается.
Он пошел первым, а я за ним. Когда я поднялся на гребень, Суини сказал:
— А теперь, Сандби, научись бегать как заяц, зигзагами».
У Уильяма «Эл-Рода» Петти, считавшегося одним из самых крутых и вспыльчивых десантников, тоже возникли трудности с мокрой и грязной веревкой. Он соскользнул к подножию, и медик капитан Уолтер Блок сказал ему:
— Эй, солдат, ты почему бросил веревку и не ползешь наверх?
Петти грозно посмотрел на Блока и крикнул:
— Я уже целых пять минут пытаюсь уцепиться за этот чертов канат. Если ты думаешь, что у тебя это получится лучше, то давай, попробуй!
Блок отвернулся, еле сдерживая раздражение.
Немцы обрезали веревки и кидали сверху гранаты. На какое-то время их отгоняли от края автоматчики, стрелявшие снизу, и огонь с эсминца «Саттерли». Немцы не ожидали нападения с моря, и их оборонительные позиции находились в основном за побережьем. Кроме того, рейнджеры привязывали к крючьям куски огнепроводного шнура и поджигали их, прежде чем забросить. Немцы принимали летевшие якоря с горящими бикфордовыми шнурами за снаряды, которые вот-вот взорвутся.
Чтобы подняться на скалу, рейнджерам потребовалось пять минут. Через 15 на вершине были все десантники. Одним из первых на гребень взобрался сельский священник из Теннесси, рядовой Ралф Дейвис. Когда он вскарабкался на вершину, ему сразу захотелось присесть. Солдат спустил штаны и оправился. «Война может подождать, пока наш „святой отец сходит по большой нужде“, — шутили потом его приятели.
Прилив поглотил почти весь пляж. И хотя на плоскогорье было менее 200 рейнджеров, полковник Раддер приказал лейтенанту Эйкнеру передать на суда в море кодовый сигнал «тилт» («склон»). Это означало, что резерв рот «А» и «Б» 2-го батальона и 5-й батальон должны высаживаться на «Омахе», а не у Пуант-дю-О. Им предстояло пройти через Вьервиль и атаковать Пуант-дю-0 с восточного направления, со стороны материка.
На пляже оставались раненые. Сержант Саут едва ступил на берег, как услышал крики:
— Санитара! Санитара!
Он сбросил со спины ранец, достал аптечку и кинулся к солдату, который звал медика: «Пуля попала ему в грудь. Я перевязал его и дотащил до укрытия под скалой. Это все, что я мог для него сделать, потому что мне пришлось перебегать от одного раненого ко второму, к третьему…» Капитан Блок прямо на гатаке развернул полевой лазарет.
«Когда я поднялся на вершину, — вспоминает лейтенант Керчнер, — передо мной открылась совсем не та картина, что мне показывали в Англии». Рейнджеры изучали местность по аэрофотоснимкам, картам, рисункам, макетам, но то, что предстало перед глазами, напоминало безжизненный лунный пейзаж: «Все вокруг было изрыто воронками от бомб и снарядов».
И через 50 лет Пуант-дю-0 поражает воображение. Трудно сказать, что больше впечатляет: количество железобетона, вложенного немцами в казематы, или размер разрушений и воронок, наделанных во время артобстрела и воздушных бомбардировок. Огромные, величиной с дом, глыбы бетона раскиданы по территории больше квадратного километра. Словно их оставили боги, игравшие в гигантские кости. Тоннели и траншеи давно заброшены, но они все же могут дать представление о масштабах строительства фортификаций. Под землей еще сохранились железнодорожные ветки, по которым на вагонетках перевозились боеприпасы. Бросается в глаза и внушительная стальная конструкция поворотного круга.
Удивительно, но почти нетронутым со времен войны остался бетонный наблюдательный пункт на краю скалы. Он играл ключевую роль, так как из него хорошо просматривались оба участка побережья — и «Омаха», и «Юта». Немецкие артиллерийские наводчики поддерживали связь с казематами по радио и подземной телефонной сети.
Воронки диаметром до 10 м, а глубиной — до 2. Их сотни. Они служили десантникам спасительным укрытием. Поднявшись на вершину, рейнджеры за несколько секунд могли добежать до ближайшего кратера и из него открыть огонь по противнику.
Но больше всего туристов, которые приезжают сюда со всего света, впечатляют отвесный утес и сама мысль взобраться на него по веревкам. Военные специалисты отмечают прежде всего то, насколько быстро рейнджеры преодолели первые минуты растерянности, поднялись наверх и завязали бои с немцами. Каждый взвод ясно понимал свою задачу — выбить противника из того или иного укрепления. Десантники делали это, хотя такого приказа им не давали.
Немцы от случая к случаю стреляли из траншей, вели постоянный огонь из пулеметного гнезда на восточной стороне укрепленного района и из 20-мм зенитки — на западной. Но это не остановило рейнджеров.
Когда десантники оказались в казематах, они, к своему изумлению, вместо «орудий» нашли там лишь телефонные столбы. Колеи, ведущие в глубь материка, указывали на то, что 155-мм пушки немцы вывезли недавно, чтобы уберечь их от бомб. Рейнджеров это не разочаровало. Разбившись на небольшие группы, они стали прорываться к следующей своей цели — шоссе между Гранканом и Вьервилем. Там они установили блокпосты, чтобы преградить переброску немецких подкреплений к «Омахе».
Лейтенант Керчнер вырвался вперед и отбился от своей роты. «Я свалился в траншею, — вспоминает он, — самую глубокую из всех, что мне приходилось видеть. Это была узкая зигзагообразная коммуникационная траншея сантиметров 60 шириной и метра два с половиной глубиной. Через каждые 25 ярдов она поворачивала в другом направлении. Мне никогда не было так одиноко. Я не знал, что меня ожидает за следующим углом, столкнусь с немцами или нет». Охваченный тревогой, Керчнер хотел поскорее попасть на шоссе, где он мог встретить своих солдат: «Всегда чувствуешь себя гораздо спокойнее, когда рядом свои люди».
Лейтенант прошел по траншее метров 150, пока она не закончилась у разрушенного дома на окраине укрепленного района. Ему стало ясно, что Пуант-дю-О «сам по себе форт, окруженный минными полями, заграждениями из колючей проволоки и пулеметными гнездами»: «Как раз здесь мы и начали сталкиваться с сопротивлением по периметру фортификаций».
С боями рейнджеры вышли на дорогу от Гранкана до Вьервиля. Они понесли серьезные потери. В роте «Д» Керчнера осталось только 20 боеспособных десантников из 70. Батальон лишился двух ротных командиров. Роты «Д» и «Е» возглавили лейтенанты. Капитан Отто Масни командовал ротой «Эф». Керчнер посовещался с офицерами, и они решили, что нет никакого смысла возвращаться в укрепленный район, а лучше организовать оборону шоссе и ждать, когда придут с «Омахи» подкрепления.
Около 7.30 лейтенант Эйкнер, стоя у подножия скалы, отправил по радио сообщение: «Слава Богу!» Оно означало, что рейнджеры вышли на плоскогорье.
В 7.45 полковник Раддер перевел свой командный пункт на вершину, разместив его в воронке на краю скалы. Капитан Блок также взобрался по веревке на гребень и оборудовал в бетонном подземелье лазарет. В нем было темно и холодно. В одном помещении медик при свете фонаря делал операции, в другом — складывал тела погибших.
«Раненые поступали нескончаемым потоком, — рассказывает сержант Саут. — Они лежали на носилках, вплотную приставленных друг к другу. Мне иногда приходилось вытаскивать их с поля и вместе с ними укрываться от пуль в воронках. Помню, как однажды я выносил на спине раненого десантника. Пока я нес его, по нему несколько раз ударили пули. Рейнджер погиб у меня на плечах».
Бои в укрепленном районе были беспорядочные. Немцы возникали то тут, то там, стреляли и исчезали в своих подземельях. Рейнджеры не поддерживали между собой связь. Передвигаться они могли только ползком[75]. Ничто не напоминало обычную линию фронта. Пленные были и с той, и с другой стороны. Горстка немецких солдат в течение длительного времени обороняла артиллерийский наблюдательный пост и отбила не одну атаку американских десантников.
Больше всего досаждало пулеметное гнездо на восточном фланге фортификаций, которое уже погубило немало рейнджеров на берегу. Из него по-прежнему велся огонь. Раддер приказал лейтенанту Вермиру его ликвидировать.
Вермир взял с собой несколько человек: «Мы ползком перебирались из воронки в воронку, пока не оказались у открытого поля, которое насквозь простреливалось немцами. Здесь мы встретили отряд из роты „Эф“, которому было дано такое же задание. Впереди уже не было воронок, а лишь 200—300 ярдов открытого пространства. Я понял, что нам не удастся обойтись без жертв. Самым мощным оружием, которым мы располагали, был „Браунинг“, малоэффективный на таком расстоянии».
К счастью, от Раддера поступил приказ приостановить операцию. Он решил попробовать накрыть немцев из корабельных орудий эсминца. Это не было сделано раньше. Но теперь на вершине скалы находился лейтенант Эйкнер, который на всякий случай прихватил с собой старую, времен Первой мировой войны, сигнальную лампу с затворами. Лейтенанту пришла в голову неплохая идея с ее помощью вступить в контакт с «Саттерли». Раддер сказал: «Попытайтесь».
Эйкнер обучил своих десантников азбуке Морзе и обращению с лампой, думая, что «это может пригодиться».
«Многие мои ребята посмеивались, когда я в день „Д“ тащил на себе этот допотопный инструмент. Лампа ставилась на треногу и была снабжена телескопическим визиром и устройством наведения для связи с кораблем. Мы нашли сухие батарейки и расположились в центре воронки — командного пункта. Связь установилась быстро, и мы начали световыми вспышками передавать информацию для орудийных расчетов. Лампа фактически спасла нам жизнь».
«Сатгерли» открыл стрельбу по пулеметному гнезду из пятидюймовых пушек. После двух-трех корректировок снаряды буквально снесли его со скалы. Потом Эйкнер попросил «Саттерли» забрать с берега раненых. С корабля вышел вельбот, но ему пришлось вернуться из-за мощного встречного огня.
Рейнджеры оказались отрезанными от моря. Немцы все еще удерживали Вьервшть, и десантники не получали никакой помощи со стороны материка. У них не действовала радиосвязь, и американцы совсем не представляли себе, как идет вторжение. Рейнджеры у Пуант-дю-О ощущали себя в полной изоляции. Их потери достигали 50 процентов.
Рядом с командным пунктом Радцера взорвался снаряд, пущенный с британского крейсера «Глазго». Им убило капитана артиллерии Джонатана Харвуда, ранило военного моряка лейтенанта Кеннета Нортона и сбило с ног полковника Раддера. Когда раздался взрыв, лейтенант Вермир возвращался на КП. «Люди в одно мгновение стали желтыми, — рассказывает он. — Словно все внезапно заболели желтухой. От дыма пожелтели не только лица и руки, но кожа под одеждой, обмундирование. Возможно, это был осветительный снаряд».