Я устало кивнул, присаживаясь в кресло возле камина. Золотой Шива непроницаемым взглядом уставился на меня. Еще бы я не знал, что такое каббала?! Однако, глядя на огонь в камине, я невольно вспомнил, что собирался сегодня сесть за дневник. Я не открывал свою бархатную тетрадь уже около двух недель. Дневник я начал вести с некоторых пор с целью исповедания, как советовал Иоанн Масон.
   – Мира, – сказал я, отрывая взгляд от камина, – эзотерическое знание начинается с изучения двадцати двух букв древнееврейского алфавита и их нумерологического значения, ибо в них и заключена вся тайна мироздания! Как я, масон, могу об этом не знать?! Ты меня удивляешь…
   – Ну, тогда тебе, Яков, – Мира хитро прищурилась, словно Лилит – супруга дьявола и повелительница ночи, – наверное, известна пятнадцатая буква под названием «самех»?..
   Я вздрогнул. Индианка назвала как раз ту самую букву, которая символизировала дьявола.
   – Яков, да на тебе лица нет, – прошептала моя индианка, глядя мне прямо в глаза. – Кажется, мы поменялись ролями, и теперь я буду тебя утешать, – она обвила мою шею руками и склонилась над самым лицом. – Каббалисты утверждают, – шепнула индианка, – что истинное имя Сатаны есть перевернутое имя Иеговы. Боги и демоны, тени и свет…
   – Так что ты хотела мне сказать? – опомнился я.
   – Что буква «самех» выпала трижды, когда я решила погадать на Оленину! Только и всего, – пожала плечами Мира. – Какой-то змий искушает ее…
   В этот момент в дверь громко застучали.
   – Что происходит? – в гостиную вышел сонный Кинрю. Он был в своем национальном японском платье. – Почему вы еще не спите?
   – Рассуждаем о сущности мироздания, – отозвался я.
   Наконец, в дверях гостиной появился мой камердинер.
   – Барин, к вам граф Оленин пожаловали, – доложил он, – говорят, что у них к вам неотложное дело!
   – Зови! – велел я ему.
   – Змий, – развела руками индианка.
   – Что? Что? О чем это ты? Какой еще змий? Вампир, ты хотела сказать? – недоумевал Юкио Хацуми. – Объявился, наконец, – констатировал он.
   В гостиную подпоручик Оленин не вошел, а буквально влетел подобно урагану.
   – Элен, – простонал он. – Элен подожгла флигель! Вы не могли бы срочно явиться к нам? Мы не можем ее успокоить! Матушка грозится запереть ее в больнице для душевнобольных! Я не знаю, что делать! Пожар все еще не потушат никак, – граф продолжал сбивчиво перечислять все бедствия, обрушившиеся на их семейство, пока я одевался.
   Кинрю тоже не терял времени даром. За пять минут он оделся, а еще через три минуты мы все уже сидели в экипаже Оленина.
   – Да объясните же вы наконец толком, как все произошло! – воскликнул я, когда лошади тронулись с места. – Ваша сестра выглядела такой счастливой, когда мы уходили…
   – Да, – кивнул головой Владимир, – и нам всем тоже так показалось. – Сначала она была в такой экзальтации… Все время твердила, что проклятие снято, что она спасена! А потом Элен погрустнела, говорила обо всем случившемся как о случайности. Сестра утверждала, будто Алекс узнал, что она не одна, а потому он обязательно явится снова! Мы отвели ее в комнату, и она снова позвала с собой спать эту отвратительную Лукерью, – поморщился граф. – Потом вроде бы стихло все, успокоилось… Я только глаза сомкнул, как вдруг слышу крик! В окно выглянул, а флигель огнем горит! Жарко так полыхает! Елена же в одном капоте ходит вокруг него кругами, молитвы какие-то читает, а в руках у нее свеча… Насилу ее со двора увели!
   – Она призналась, что поджог – это ее рук дело? – осведомился я.
   – Нет, – отрицательно покачал головой граф Оленин. – Она клянется, что выбежала из дома, только когда в окне увидела всполохи!
   – А может, это и впрямь сделал тот, кого мы не дождались? Вы такой мысли не допускаете? – посмотрел я на подпоручика.
   – Не знаю, – пожали Оленин плечами. – Я теперь, вообще, не берусь ничего утверждать! – воскликнул он и откинулся на бархатную спинку сиденья.
* * *
   Когда мы подъехали к особняку Олениных, деревянный флигель уже догорал. Остатки почерневшей кровли обвалились прямо на наших глазах. Мужики все еще сновали по двору с ведрами, перекрикивая друг друга, но пожар в основном уже был потушен. Пламя даже не перекинулось на сам дом. Инцидент можно было считать исчерпанным!
   – Словно Москва в двенадцатом году, – невольно заметил я. – Никто не пострадал? – осведомился я, озираясь по сторонам. Женщин на улице не было.
   – Нет, слава Богу, – вздохнул Оленин. – Опасность миновала, еще когда я уезжал. Матушка увела Елену в спальню к Мари, от греха подальше… Лукерье она больше не доверяет!
   – Разумная женщина, – вставил Кинрю свое веское слово.
   – Мужики уже шептаться начали, что барышня спятила, – расстроено проговорил Оленин. – Куда уж дальше?
   – Я хочу еще раз переговорить с Элен, – объявил я Оленину.
   – Для этого я вас и позвал, – отозвался Оленин. – Я хочу, чтобы вы уговорили мою сестру показаться доктору. Кажется, вы имеете на нее какое-то влияние, – заметил граф с невольной ревностью в голосе.
   – Вы не будете возражать против моего личного врача? – осведомился я.
   – Разумеется, нет, – ответил граф.
* * *
   Элен все в том же бледно-бирюзовом капоте утопала в глубоком темно-вишневом кресле. По правую руку от нее стояла отверженная Луша, которую Оленина потребовала-таки привести; по левую – сидела на круглом стуле сестра Мари; напротив – разгневанная графиня Наталья Михайловна и еще одна горничная с русой косой, в несколько рядов уложенной у нее на затылке.
   На Елене Александровне лица не было. Она дрожала и все время шевелила губами, шептала какие-то одной ей ведомые молитвы. Я обратил внимание на то, что в правой руке Елена Оленина сжимала свой нательный осиновый крестик. Причем крестик этот сильно исколол девушке пальцы, от чего с рук ее на платье скатывались крошечные ярко-красные капельки крови.
   – Яков Андреевич? – увидев меня, вскинула голову Елена. Она перестала шептать молитвы, но по-прежнему вздрагивала, словно тело ее пронизывал леденящий холод. – Вам тоже обо мне Бог весть что наговорили?! Все смерти моей хотят! – Она гневно сверкнула голубыми глазами на мачеху, которая не нашлась, что ответить. – Кругом одна нечисть.
   – Элен, дочь моя, вы нездоровы, – наконец, нашлась Наталья Михайловна. – Вы могли сжечь весь дом, – проговорила она сквозь зубы, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не надавать своей падчерице пощечин. Ее чувства были написаны у нее на лице, и Елена отчетливо их читала.
   – Я ничего не поджигала, – упрямо повторила она. – Вы всю жизнь возводите на меня напраслину, – сказала Элен после чего пустилась в какие-то детские воспоминания, которые только еще больше наводили остальных на мысли о душевной болезни говорящей.
   – Вы не могли бы вернуться к дню сегодняшнему? – робко осмелился я вмешаться.
   – Что вы хотите знать? – нервно воскликнула Элен. – Я же уже сказала, что не поджигала этот проклятый флигель!
   – Тогда что же произошло? – как можно мягче поинтересовался я.
   – Не знаю, – Элен развела руками, и слезы задрожали на ее ажурных длинных ресницах. – Во сне мне показалось, что кто-то смотрит на меня, – проговорила она. – Я открыла глаза, позвала Лушу, но ее не оказалось в комнате.
   – Я за водой ходила, – тотчас объяснила горничная, – пить очень захотелось, – виновато улыбнулась она. – Барышня-то и уснули в это время.
   – Я очень испугалась, – продолжила Элен. – Этот вечный страх, он вечно меня преследует. Не спасает ничто – ни молитвы, ни капли… Так вот, я подошла к окну, – снова заговорила Оленина после короткой паузы. – Я уже не сомневалась, что Алекс теперь придет повидать меня и… – Элен запнулась на полуслове.
   – И что? – не удержался я.
   – Я увидела его, – прошептала Элен с широко раскрытыми от ужаса глазами. – Он звал меня.
   – Как вы это поняли? – осведомился я.
   Теперь Наталья Михайловна посмотрела на меня так, будто это я был сумасшедшим.
   – Я надеюсь, вы не воспринимаете всерьез эти россказни? – пожала плечами графиня.
   – Как знать, – откликнулся я и снова обратился к Элен. – Вы не ответили на мой вопрос!
   – Алекс манил меня за собой рукою, звал во флигель, – объяснила девушка.
   – И вы пошли? – изумился я. – Какое безрассудство! Вы же подвергли себя серьезной опасности!
   – Сомнамбула! – гневно проговорила графиня Наталья Михайловна.
   – Вам бы только ругать меня, – отозвалась Элен. – Да, я пошла, – подтвердила она. – Я не могу больше противиться его зову!
   – Завтра об этом случае весь Санкт-Петербург будет говорить! – схватилась за голову графиня Наталья Михайловна. – Ты же расстроишь помолвку своей сестры! – сокрушалась она.
   – Ну так вы же расстроили мою помолвку, – зло проговорила Елена с искаженным лицом.
   Мари бросила на нее затравленный взгляд.
   – Элен, ну зачем ты так? – с неподдельной болью в голосе вымолвила она. – Зачем? Ты же знаешь, что во всем этом нет нашей вины! Раневский оказался мошенником, должным всем… – Мария беспомощно развела руками.
   – Я вам не верю! – Елена вновь разрыдалась. – Не верю, – как загипнотизированная повторила она. – Вы это все подстроили!
   – Он хотел только завладеть твоим наследством, – настаивала на своем Мари. – Твоим имением!
   – Довольно об этом! – воскликнула Наталья Михвйловна.
   – Да, – усмехнулась Элен, – теперь мне только и осталось выйти замуж за упыря!
   – Итак, вы вышли на улицу, – продолжил я. – Что было дальше?
   – Дальше? – Елена подняла на меня свой небесно-голубой взгляд. – Я почти не помню, что было дальше!
   Оленин бросил на меня отчаянно-выразительный взгляд. Он, судя по всему, теперь нисколько не сомневался в том, что его родная сестра лишилась рассудка. Меня же все больше занимала мысль о ее наследном имении и об охотниках, которые могли на него найтись… Я бы отдал несколько лет своей жизни, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на графское завещание.
   – А вы постарайтесь вспомнить, – стоял я на своем.
   – Когда я вышла на улицу, Алекса уже не было, – проговорила Елена, немного успокоившись, – его поглотила ночь. Он как будто растаял в тумане. Но флигель уже горел…
   Я заметил, что даже мой неверующий Кинрю слегка поежился.
   – Так, значит, флигель поджег вампир?! – закончил я за нее.
   – Выходит, что так, – отозвалась Елена.
   – Сестрица, ты не откажешься показаться доктору? – вкрадчиво начал Владимир, сжимая руку сестры в своих ладонях.
   – О, да! – Елена выдернула свою руку из его пальцев. Она снова надела цепочку на шею и спрятала свой окровавленный крест у себя на груди. – Вы все обо мне печетесь! Все беспокоитесь о том, как бы упрятать меня в лечебницу для умалишенных и поделить между собою мое наследство!
   – Не слушайте ее, Яков Андреевич, – пробормотала Наталья Михайловна, – Она сама не понимает, что говорит!
   – Так пусть уж я лучше стану женой упыря, если мне это уготовано! – воскликнула несчастная девушка.
   – Елена Александровна, – вновь обратился я к ней, – я очень прошу вас самым внимательным образом прислушаться к моим словам.
   – Я вас слушаю, – жалобно проговорила Елена.
   – Врач может не только поставить какой-то диагноз, но и опровергнуть его…
   – И вы туда же! – Элен возвела глаза к лику божьей матери на иконе.
   – На что вы намекаете? – спросил Оленин.
   – Я хотел бы показать вашу сестру одному моему знакомому врачу, которому я очень доверяю, – ответил я. Если он решит, что Элен больна, тогда вы отправите ее подлечить расшатавшиеся нервы куда-нибудь на воды! Но если же он решит, что она здорова…
   – Соглашайся, Элен, – ласково попросила Мария. Она взяла руки своей сводной сестры в свои. – Ты холодна, как лед! – воскликнула Мари встревоженно.
   – Ну, хорошо же, – сдалась Елена, – у меня больше нет сил сопротивляться. Когда явится ваш врач? И кто он такой? У него есть какие-нибудь рекомендации?
   – О, я вижу, милая моя Элен, что ты возвращаешься к жизни, – улыбнулся Владимир.
   – У него самые лучшие рекомендации в этом городе, – отозвался я. – Это мой друг, вытащивший меня с того света после ранения под Лейпцигом, доктор Лунев.
   – Ах, вот оно что, – Елена, как будто, снова успокоилась.
   В этот момент Луша встала со своего места, сказала, что ей надо сменить постель в комнате барышни Елены Александровны, и тенью выскользнула из будуара графини.
   – Я надеюсь, что он будет у вас уже завтра, то есть… уже сегодня, – оговорился я, посмотрев на часы.
   – Ну что же, на все воля Божья, – отрешенно проговорила Елена.
* * *
   В слабо освещенном коридоре я столкнулся с Лушей, которая как будто намеренно дожидалась меня возле шифоньерки красного дерева.
   – Луша? Что ты здесь делаешь? – обратился к ней граф Оленин, который сопровождал меня к выходу вместе с Кинрю. – Что происходит?
   – Я признаться хотела, – проговорила Луша, комкая в руках край передника.
   – В чем? – искренне поинтересовался я.
   Луша замялась. Ее маленькие глазки хитро смотрели на меня.
   – Ну, говори же! Чего же ты медлишь? – Владимир был вне себя от негодования, он чувствовал, что горничная скрывает что-то, напрямую касающееся его сестры.
   – Не было там на стене никаких надписей, – выговорила, наконец, запинаясь, Луша. – Барышне это все пригрезилось, – пролепетала она.
   – Так чего же ты тогда врала?! – ахнул Оленин. – Да я тебя…
   – Подождите, подождите, возможно, Луша сможет нам рассказать еще что-нибудь интересное, – я в упор уставился на смущенную девушку. – Потрудитесь, голубушка, объясниться!
   – Я не могла подвести свою госпожу, – невинным голосом пролепетала горничная. – Она у нас такая впечатлительная особа!
   – А сейчас почему осмелилась? – поинтересовался Кинрю, который очень внимательно прислушивался к нашему разговору.
   – Так мне за ее здоровье страшно, – сказала Луша, – а уж как графинюшка флигель-то подожгла!
   – Вот! Я же говорила!
   Я обернулся.
   Словно из-под земли за нашими спинами возникла фигура Натальи Михайловны.
   – Я же говорила, что она сумасшедшая!
* * *
   Когда мы с Золотым драконом вернулись домой, Мира все еще не спала.
   – Ну, что там стряслось? – взволнованно спросила она. – Все живы?
   – Все, – ответил я. – Только горничная призналась, что не видела на стене никаких надписей. Вот так-то! Выходит, что вампир и в самом деле существует только в болезненном воображении графини Элен. К тому же теперь есть все основания предполагать, что именно она подожгла деревянный флигель и что…
   – Ты в это веришь? – перебила меня индианка, удивленно приподнимая дуги черных бровей.
   – Нет, – покачал я головой, присаживаясь на низенькую оттоманку. – Совсем не верю. Все это кажется мне более чем странным. Я, конечно, уговорил ее показаться Луневу, но мой внутренний голос подсказывает, что кто-то намеренно хочет свести Элен с ума или, по крайней мере, выдать ее за сумасшедшую.
   – Но для этого должны быть причины, – заметила Мира, наливая мне в бокал яблочного вина. – Веские причины, – уточнила она.
   – То-то и оно. Мне кажется, что все упирается в ее наследство, – проговорил я задумчиво, потягивая вино.
   – Вы кого-нибудь уже подозреваете, Яков Андреевич? – Мира снова почему-то обратилась ко мне на «вы». – Разглядели уже Самеха – искусителя?
   – Откровенно говоря, нет, – признался я. – Хотя в этом доме, как мне кажется, все могут быть заинтересованы в том, чтобы свести с ума бедняжку Елену… Разве что, кроме брата?
* * *
   Утром я распорядился отправить человека за Алешкой Луневым. Я знал, что он в городе вот уже как неделю. Однако я так и не удосужился по причине постоянной занятости навестить его.
   Мире было неприятно, что я послал за Луневым, но она старалась не показывать этого. Они с моим лучшим другом почему-то не ладили, и причина была вовсе не в Мире. Это Алексей ее и на дух не переносил. Хотя по складу своей души мой друг готов был помочь первому встречному, да и Мире бы последнюю рубашку отдал, случись в этом какая-нибудь нужда. Однако Лунев считал себя истинным патриотом и не понимал моей связи с иностранкой, да при всем при том еще и иноверкой.
   Лунев застал Миру за клавикордами. Она намеренно переоделась в национальный костюм дочери магараджи и наигрывала на инструменте какую-то свою этническую мелодию. Сочетание и впрямь было экзотическое.
   – Яков! – обрадовано воскликнул доктор, обнимая меня, словно после долгой разлуки. – Что случилось? – осведомился он, как только я пригласил его присесть за карточный стол. Я намеревался перекинуться с ним в фараон по старой памяти и ввести в это время в курс дела относительно графини Олениной.
   – С чего ты, собственно, взял, что что-то произошло? – вкрадчиво поинтересовался я.
   – Ну так у тебя же никогда не бывает времени на то, чтобы встретиться со старым другом без особенной на этот случай причины, – добродушно упрекнул он меня. – Или я ошибаюсь?
   Мне даже стало как-то неловко под его пристальным взглядом.
   – Не ошибаешься, – отозвался я и пересказал ему историю мадемуазель Елены.
   – Ну, о ее помешательстве в свете слухи ходят уже около месяца, – ответил Алешка.
   – Ты сможешь определить, больна ли она? – напрямую спросил я.
   – Думаю, да, – ответил Лунев, хотя в голосе его слышалась неуверенность. – В таких случаях никогда не знаешь наверняка. Но, так или иначе, я обязательно постараюсь тебе помочь!
* * *
   – Где Элен? – спросил я у графа Оленина, когда мы вместе с Кинрю и доктором Луневым около трех часов дня прибыли в особняк на Обуховском проспекте.
   – Она вновь заперлась в своей комнате, – хмуро ответил хозяин дома. – Ни увещевания, ни уговоры, ни упреки Натальи Михайловны не возымели должного действия. Так это и есть ваш знаменитый доктор? – граф Владимир кивнул на Лунева.
   – Он самый, – подтвердил я кивком головы.
   – Ну что же, идемте, – протянул Оленин, – пока Елена не передумала. Вы, наверное, уже в курсе того, что творится под крышей этого дома? – осведомился граф у Лунева.
   – В некотором роде, – ответил доктор уклончиво. – Но мне бы очень хотелось поближе познакомиться с пациенткой, – признался он.
   – Скоро ваше желание исполнится, – заверил его Оленин.
   Граф постучал в дверь сестры.
   – Елена! Открой! Пришли Яков Андреевич и доктор! – Владимир снова несколько раз ударил кулаком в дубовую дверь.
   В комнате послышались шаги, и через мгновение дверь открыла все та же горничная.
   В будуаре Элен ничего и не изменилось. Только запах роз стал как будто еще острее, головокружительнее и приторнее. В комнате царил полумрак. Создавалось такое впечатление, словно мы попали в склеп, а не в спальню к молоденькой и очаровательной девушке.
   – Как вы можете здесь находиться?! – взорвался Лешка. – Немедля откройте форточки! Раздвиньте шторы!
   – Кто вам дал право здесь распоряжаться? – слабым голосом осведомилась Элен, сидя на постели и наблюдая за нами. – Кто вы такой?
   – Алексей Лунев – доктор, – с поклоном представился мой давнишний приятель. – Вы изволили пожелать, чтобы я осмотрел вас.
   – То была не моя воля, – со вздохом отозвалась девушка.
   – Посещал ли вас Алекс? – осведомился я.
   – Да, – кивнула Элен. – Он приходил, когда все разошлись.
   – И как же он проник к тебе? – встревоженно осведомился граф. – Комната-то на втором этаже.
   – Через окно, – развела руками графиня.
   – Ну, на второй этаж-то и смертному человеку забраться не так уж трудно, – заметил я. – Кстати, – я выглянул в окошко, – тут и лесенка винтовая имеется, словно специально сделана на этот случай!
   – Ну вот, и вы туда же, – вздохнул Оленин.
   – Позвольте вам напомнить, Владимир Александрович, что вы сами попросили меня поучаствовать в этом деле, – отозвался я.
   – А, делайте что хотите, – махнул рукой подпоручик.
   – И что же он вам говорил? – снова обратился я к Елене.
   Девушка теперь уже лежала на постели ни жива, ни мертва. Она, кажется, осознала, что сегодня может решиться ее судьба. На прикроватном столике я заметил связку отборного чеснока.
   – Что скоро заберет меня из этого мира, – сказала Элен в ответ.
   – Ну, ну, – попробовал ее утешить Лунев, – уж этого-то мы ему сделать ни в коем случае не позволим. – Вы разрешите мне остаться с больной, то есть… с графиней наедине? – обратился он ко мне и графу Оленину.
   – Разумеется, – Оленин кивнул, и мы с ним покинули ее комнату.
   – А где Наталья Михайловна? – вскользь поинтересовался я, оказавшись за дверью комнаты Элен.
   – С визитами уехала, – ответил Владимир. – И Мари с собой взяла.
   – Ах, вот оно что, – отозвался я, рассматривая лепнину на потолке. – А вы не могли бы рассказать мне о завещании вашего батюшки? – Наконец я осмелился задать графу Владимиру вопрос, который волновал меня больше всего.
   – Вы думаете, что… – начал было Оленин и осекся. Его лицо залилось краской. Но в следующий миг он испуганно замахал руками и забормотал: – Нет, этого не может быть! Елену все так любят в нашей семье! Никто бы не осмелился.
   Я понял, что заронил в душу Владимира въедливое семя сомнения.
   – И все-таки, – настаивал я, – вы бы могли посвятить меня в некоторые подробности!
   – Пройдемте в мой кабинет! – сдался, наконец, Владимир. Он открыл соседнюю дверь. Я поторопился за ним последовать. – Отец не обидел в своем завещании ни одного из нас, – произнес задумчиво граф Оленин, когда я уселся напротив него в глубокое кресло. – Но свои доли мои сестры должны получить только после замужества, – оговорился он. – Помолвка Элен расстроилась… И все-таки я не верю, что кто-то намеренно пытается… Нет, у меня даже язык не поворачивается! Как вы могли такое подумать?
   – Я могу пока только предполагать, – развел я руками.
   – Елена была у отца любимицей, – отозвался Владимир. – Ей он завещал наше родовое имение. Если с ней что-то случится, оно должно отойти в равных долях мне и Марии!
   – Но тогда вы тоже можете подвергаться опасности, – заметил я.
   – Да, – кивнул граф. – Если, конечно, Алекс из семейного мифа – это я не, – усмехнулся он.
   – Ну, это кажется мне весьма сомнительным, – похлопал я его по плечу. – Во всяком случае, вряд ли вы тогда стали бы обращаться ко мне за помощью!
   – Но не думаете же вы, что это Мари, – возмутился Владимир.
   Мне невольно представилась эта черноглазая девушка, карабкающаяся по отвесной стене особняка с окровавленным ртом, и в болтающемся на ней белом бурнусе. От такой воображаемой картины я невольно поежился.
   – Конечно, не думаю, – успокоил я графа. – Но ведь у нее, кажется, есть жених. По-моему, я видел его на том самом балу у Вяземских, когда Элен…
   – Не напоминайте! – прервал меня граф Оленин. – Кстати, Константин – порядочный человек! – заметил он. – Мы служим с ним в одном полку. Он вне всяких подозрений! Я еще удивляюсь, как он до сих пор не отказался от свадьбы с Мари…
   – Но ведь он же порядочный человек, – пожал я плечами. – Разве благородному человеку могут помешать сплетни?
   – Пожалуй, вы правы, – согласился Оленин. – Только вот матушка на этот счет сильно переживает. Наталья Мхайловна не особенно верит в благородство!
   Я невольно подумал: «А не расстаралась ли графиня для дочери?! Ну прямо злая мачеха из какой-нибудь сказки».
   – О чем это вы думаете, Яков Андреевич? – насторожился гвардеец, глядя на мое лицо.
   – Я подумал о том, кому может быть выгодно свести с ума вашу сестрицу, – ответил я.
   – И кому же? – отозвался Оленин.
   – Пока не знаю, – пожал я плечами. – А что, если это месть? Вдруг ваша сестра увела у какой-нибудь знатной девицы поклонника?
   – И что? – невольно усмехнулся Владимир. – Эта девица теперь вампира изображает?
   – Нет, – задумчиво покачал я головой, – Но эта самая девица могла для этого какого-нибудь актера нанять!
   – Тогда у этого актера обязательно должны быть в этом доме сообщники, – вставил свое веское слово Кинрю.
   – Верно, – ответил я. – Не мешало бы всех слуг опросить! Вдруг кто-нибудь что-нибудь да и заметил подозрительное?!
   – Ну так опросите, – развел руками Оленин.
   – Этим мы чуть позже непременно займемся, – пообещал я. – А пока хотелось бы выслушать вердикт Алексея Вениаминовича Лунева!
* * *
   К тому времени как Лунев осмотрел девицу Оленину, вернулись домой Наталья Михайловна и Мария со своим женихом.
   – Ну что? – первым делом осведомилась графиня, снимая перчатки. – Как наша больная? Дом, вроде, цел, – язвительно проговорила она.
   – Матушка, зачем вы так? – досадливо проговорила Мари, которой стало неловко из-за слов матери.
   – Я правду говорю, – резко отозвалась Наталья Михайловна. Сегодня она была в парадном лиловом роброне со шлейфом, отделанном античной каймой. На голове ее возвышался бальный султан из разноцветных роскошных перьев.
   – Надо же иметь к Элен сочувствие, – трогательно отозвалась Мари. Ее стройная фигурка была задрапирована в изяшное муаровое светло-серое платье с короткими пышными рукавами, из-под которых выглядывали узкие рукава нижнего платья, которое у самых лодыжек заканчивалось оборками. На ней почти не было никаких украшений, но выглядела Мари безусловно очаровательно. Темные локоны кольцами спускались ей на виски.