Страница:
первоначальный авторский текст; в нем чувствуются поздние наслоения,
возникшие притом не в Шотландии. Стихи очень мелодичны, а их структура
вызвала даже предположение, что они предназначались для пения. Существовали
баллады на тему о целомудренной Сусанне; одна из них была очень популярна в
Лондоне в шекспировское время. В "Двенадцатой ночи" сэр Тоби Белч приводит
из них первую, шестую и седьмую строки. Многократные попытки исследователей
приписать Хухону, помимо названных выше, то одно, то другое произведение
английской или шотландской поэзии XIV в. не привели ни к каким результатам.
Ни аллитеративные поэмы о короле Артуре и его рыцарях, - если бы даже
удалось определить предполагаемых шотландских авторов некоторых из их
редакций, - ни отличающиеся некоторым изяществом религиозные поэмы, вроде
стихотворения о нежной Сусанне, - если оно действительно принадлежит Хухону,
- не могли создать национальной шотландской литературы. Она возникла вслед
за периодом героической борьбы шотландцев за независимость, и именно этой
борьбе посвящено было первое крупное и оригинальное произведение шотландской
литературы - поэма-хроника Джона Барбора "Брюс".
Джон Барбор (John Barbour, ок. 1320-1395 гг.) род идея неподалеку от
Эбердина. Жизнь его не богата событиями. В Эбердине он поступил в монастырь
и был здесь архидьяконом. В августе 1357 г. ему была выдана охранная грамота
от английского короля Эдуарда III для проезда в Оксфорд; здесь он провел
около года. В октябре 1365 г. и ноябре 1368 г. Барбор получил аналогичные
грамоты для путешествия в обществе нескольких лиц во Францию через Англию.
Эти поездки в большинстве случаев носили дипломатический характер; Барбор
был близок к шотландскому королевскому двору и пользовался его доверием. В
1372 г. он был назначен аудитором казначейства в Перте и продолжал
оставаться одним из виднейших чиновников шотландской казны еще в 1384-1388
гг. Эндрью из Уинтоуна приписывает Барбору, кроме "Брюса", также поэму о
Бруте (Brut), для нас утраченную и по теме своей, вероятно, сходную с
одноименным произведением Лайамона, и стихотворение "Родословие Стюартов"
(The Stewartis Orygenalle, или The Stewart's Genealogy), также до нас не
дошедшее. Еще менее достоверно участие Барбора в создании других
произведений ранней шотландской литературы, которые приписывались его
авторству (шотландской редакции поэмы об Александре Македонском, об осаде
Трои и др.).
Таким образом, достоверно ему принадлежит лишь "Брюс". Это
патриотическая поэма борьбы и победы; в ней идет речь о шотландском народе и
его вождях, о доблести, отваге и героических деяниях шотландцев, сражавшихся
за свою свободу; это летопись шотландского героизма в период особенно
ожесточенной борьбы с англичанами со смерти короля Александра III 1286 г.
до самой смерти Роберта Брюса в 1329 г. (в поэме изложение доведено до
20 июля 1332 г.).
Война Шотландии за независимость между 1296-1314 гг. была одновременно
и национальной, и крестьянской революцией. Когда Эдуард I Английский вторгся
со своими войсками в шотландские пределы, некоторая часть крупных феодалов
шотландской равнинной области готова была поддерживать притязания
английского короля, власть которого в Шотландском королевстве могла бы
создать для них дальнейшую опору для полного закрепощения крестьянства,
поэтому для шотландских крестьян борьба против английского феодализма
одновременно являлась также борьбой против угнетавшей их шотландской
аристократии; этим и объясняется то, что борьба с англичанами могла в
Шотландии в это время принять характер широкого народного движения. К
начатому крестьянством восстанию вскоре присоединились города, церковь и
часть рыцарства. Во главе восставших стал Роберт Брюс (1274?-1329 гг.),
отпрыск старинного шотландского рода нормандского происхождения,
постаравшийся, правда, лишить движение первоначального антифеодального
характера, но доведший шотландцев до полной победы над англичанами и
вступивший на шотландский престол под именем короля Роберта I. Борьба
изобиловала героическими эпизодами, украшенными народной молвой и вскоре же
ставшими достоянием легенд в народных баллад; ими воспользовался и Джон
Барбор, писавший свою поэму менее чем через столетие после самых событий.
Поэма "Брюс" (The Bruce) состоит из двадцати книг, обнимающих в целом
13549 стихов и была написав в 1375 г. Это не просто рифмованная хроника,
какой предлагали ее считать некоторые критики. Барбор пишет скорее в тоне
романа, чем в манере исторической хроники. Брюс превращается у него в
эпического богатыря, наделенного неслыханной храбростью и физической силой:
он один легко одолевает триста окруживших его врагов. В приключениях Брюса,
как они изложены у Барбора, много действительно романического. Его жизнь
полна опасностей, побегов, засад и схваток с многочисленными врагами,
необычайная, чудесная сила, хладнокровие и решимость спасают Брюса на каждом
шагу. Переодетый шотландским горцем, он блуждает по горам и берегам озер,
спит на скалах, живет охотой и рыбной ловлей; его травят собачьи своры, но
он ловко ускользает от всех преследований и понемногу сколачивает вокруг
себя преданную дружину. Барбор дополняет и приукрашивает подвиги Брюса,
которые приписывает ему легенда, Он наделяет его чертами народного героя и в
то же время совершенного рыцаря. Брюс всегда находится в хорошем
расположении духа, всегда уверен в своем будущем, шутит в минуты опасности,
учтив по отношению к женщинам и в диких пещерах занимает своих спутников
рассказами из рыцарских романов. Он друг всех обездоленных и бедняков и
всегда готов притти на помощь; однажды он остановил движение своего войска,
услышав женский крик; оказалась, что это бедная крестьянка мучилась
родами, которые застигли ее на проезжей дороге; он велел раскинуть палатку,
перенести в нее роженицу, и поход, продолжался не прежде, чем младенец
появился на свет. Решающая битва при Беннокберне (1314 г.), одно имя которой
всегда заставляло сильнее биться шотландские сердца, изображена Барбором в
особо героических тонах и со множеством живописных подробностей. Автор
славит Брюса как победителя англичан и самого справедливого и
добродетельного из королей. Наряду с Брюсом живыми, резкими, характерными
чертами обрисованы и другие действующие лица поэмы, в первую очередь - друг,
верный помощник Брюса и неизменный участник всех его предприятий - Джемс
Дуглас, который впоследствии, после смерти Брюса, увозит его сердце, чтобы
похоронить в святой земле. Героическими чертами охарактеризована и жена
Брюса, которая следует за ним в изгнание и добровольно разделяет все тревоги
и опасности его скитальческой жизни. Не менее выпуклым и живописным
выступает в поэме, хотя и характеризованный в резко отрицательных тонах,
образ английского короля Эдуарда, старого и грозного завоевателя, этого
"бича Шотландии". В связи с общим героическим замыслом поэмы особое значение
имеют ее массовые сцены, прежде всего батальные. Храбрость и любовь к родине
всех шотландцев от мала до велика подвергаются тяжелым испытаниям, но всегда
одерживают верх. Патриотом, в котором любовь к родине доведена до
фанатической страсти, является прежде всего сам Барбор. Эта любовь внушила
ему знаменитые стихи книги I (стих 225 и сл.): "О, благородная свобода! Она
заставляет радостно биться сердце и дает мужам настоящую силу; живет только
тот, кто творит свободу..." Эта же любовь внушила Барбору и картины
шотландской природы, и ту особую человечность и теплоту, которую он
проявляет в поэме по отношению к своим соотечественникам. Любопытной
особенностью "Брюса", между прочим, отличающей его от более поздней
аналогичной патриотической поэмы Гарри Слепого ("Уоллес"), является почти
полное отсутствие сверхъестественного элемента, следов суеверного отношения
к жизни. Лишь в нескольких местах поэмы, случайно и в чисто
повествовательных целях, Барбор вводит отдельные фантастические мотивы,
вполне правдоподобные, впрочем, для читателей тех времен. Естественно, с его
точки зрения, что Эдуард английский, изменник, предатель и злодей, находится
в союзе с дьяволом; не менее естественны для людей XIV в. суеверные
подозрения Брюса, что его первоначальные неудачи связаны с убийством,
которое он "святотатственно" совершил в монастырской церкви; лишь однажды в
рассказе о том, как шотландские женщины и дети под стенами Бервика собирали
стрелы и камни для передачи их шотландским воинам и, благодаря чуду остались
целыми и невредимыми, религиозно-фантастический элемент проявляется у
Барбора более явственно.
Джон Барбор навсегда остался для шотландцев создателем национальной
литературы и прославленным певцом знаменитейших деяний предков. Влияние
Барбора чувствуется у ряда позднейших шотландских поэтов, в XV-XVI и даже
XVIII вв. Не без воздействия Барбора, прямого или косвенного, написано
стихотворение Бернса "Речь Брюса к войску перед битвой при Беннокберне".
Большим почитателем Барбора был Вальтер Скотт, многократно пользовавшийся
его "Брюсом" для своих произведений; поэма Барбора дала основные очертания
сюжету одного из второстепенных романов Вальтер Скотта ("Замок Опасный") и
послужила одним из важнейших источников для поэмы "Владетель островов".
Скотт немало пользовался произведением Барбора и тогда, когда пересказывал
жизнь исторического Брюса в своей популярной истории Шотландии для детей
("Рассказы дедушки", главы VIII-XI).
В числе представителей ранней шотландской литературы нужно назвать
Эндрью из Уинтоуна (Andrew of Wyntoun), который, подобно Барбору, был
духовным лицом и страстным патриотом Шотландии. Но его литературная
деятельность принадлежит уже к первой четверти XV столетия. Эндрью был
приором в Лохлевене и около 1420 г. закончил свою стихотворную "Хронику
Шотландии" (Orygynalle Chronykil of Scotland). Однако Уинтоун далек от
художественного мастерства Барбора. В изложении событий шотландской истории
он педантичен, сух, его ученость - типично монастырской складки, а его
кругозор резко ограничен пределами его отечества. В отличие от поэмы Барбора
его хроника - типично монастырская летопись, лишенная той широты и
художественности, какие отличают "Брюса".
В XV в. развитие шотландской литературы пойдет по иным путям. Барбор
был современником англичанина Чосера, но ничем не был ему обязан.
Большинством своих творческих особенностей он был ему прямо противоположен.
В дальнейшем, однако, шотландская поэзия достигнет своего расцвета именно
под чосеровским влиянием. Лучшие шотландские писатели XV в. назовут себя
учениками Чосера и останутся важнейшими из его продолжателей.
ЛИТЕРАТУРА XV в.
Пятнадцатое столетие в истории Англии обычно представляется нам порой
упадка и разложения. Во всех областях жизни и культуры этого исторического
периода взорам наблюдателя открываются прежде всего черты распада,
ослабления творческой деятельности. Литература этого периода на первый
взгляд не выдвигает ни одного крупного имени; место прежних поэтических
светил занимают компиляторы, подражатели, переводчики, всецело живущие
наследием прошлых времен.
И все же традиционное представление об этом времени, как об эпохе
исключительно упадочной, грешит некоторой односторонностью. Оно было
завещано новейшей историографии английскими историками, публицистами,
писателями XVI в., творившими в обстановке небывалого прежде расцвета, в
пору Ренессанса. Новейшая историческая критика внесла, однако, в это
представление значительные коррективы. Конечно, XV столетие является прежде
всего периодом замедленного развития. Творческие процессы сосредоточиваются
где-то в глубине общественной жизни и не столь приметны для поверхностного
наблюдателя, но они не прекращаются вовсе; постепенное, разложение идейных и
художественных средневековых традиций подготовляет бурное творческое
развитие последующего столетия.
Непрерывные войны и междоусобицы не благоприятствовали развитию мирного
творческого труда. XIV столетие завершилось низложением короля Ричарда II
(1399 г.). В лице Генриха IV на английский престол вступила династия
Ланкастеров. Царствование Генриха было тревожно и полно неудач. Произвол
феодалов, постоянные распри между ними, тяжелые налоги, бременем ложившиеся
на плечи трудового населения, начало фанатического преследования "еретиков",
- все это скоро ожесточило население, и в начале царствования Генриха V
(1413-1422 гг.) привело к массовым народным волнениям. Генрих V попробовал
отвлечь внимание от внутренних неурядиц широко задуманными военными походами
против французов, возобновив, таким образом, Столетнюю войну с Францией,
несколько заглохшую при Ричарде II и Генрихе IV. Внешне эти были удачны и
долгое время потом тешили английское национальное самолюбие. Битва при
Азенкуре (1415 г.), когда Генрих, высадившийся на французском берегу со
своими небольшими отрядами разбил многочисленное французское войско, никогда
не теряла своей притягательной силы для английских поэтов, драматургов и
романистов; ее прославил и Шекспир. Дальнейшие успеха Генриха V казались еще
более ослепительными; захват всего севера Франции, взятие Парижа (1422 г.)
были пределом тех надежд, какие возлагали на него его современники. Но
Генрих V умер неожиданно, в пору высшего расцвета своей военной славы.
Корону получил его малолетний сын (Генрих VI, 1422-1461 гг.). Тотчас же
начались распри феодалов, борьба придворных партий за влияние и власть;
французские владения Англии начали быстро уменьшаться, за периодом блестящих
побед началась пора горьких поражений. К 1450 г. англичане сохраняли за
собой на континенте только одно Кале.
Не успела, однако, закончиться Столетняя война с Францией, как в Англии
возникли новые, на этот раз междоусобные войны, повергшие страну в состояние
полного беззакония. Война Алой и Белой Роз (1455-1485 гг.) была последней
смертной схваткой мятежных феодальных сил. Это была борьба за корону и,
вместе с тем, за создание нового абсолютного монархического режима. На полях
сражений между сторонниками Йорков и Ланкастеров, вместе с гибелью почти
всей старой феодальной знати, исходила кровью и умирала старая феодальная
культура. Битвой при Босворте (1485 г.), когда Генрих Тюдор победил своего
соперника Ричарда III, начинается новая эра английской истории.
Молодая династия Тюдоров опиралась на новые социальные силы. Новое
дворянство, захватившее наследственные земельные владения старых феодальных
родов, уничтоженных в период междоусобных войн, находилось в
непосредственной зависимости от королевской власти и поддерживало ее
стремление к дальнейшему национально-государственному объединению страны. В
течение всего XV столетия непрерывно растет влияние джентри, купечества,
городов, заметное уже и в XIV в.; ширится промышленность и торговля, растет
дух предпринимательства.
Во весь этот период, несомненно, возрастала грамотность в более
широких, чем прежде, кругах населения. Вместе с растущими потребностями
окрепнувшего среднего класса увеличилась сеть школ в Лондоне и провинции,
начиная от школ, учрежденных королем (в Итоне и Кембридже), и школ церковных
или содержимых гильдиями вплоть до небольших частных заведений, в которых
детям давались первые уроки грамоты. Характерно, что наибольшее количество
школ относилось к разряду начальных, где учащиеся получали не научное
образование, но лишь готовились к сугубо практической, чаще всего
купеческой, деятельности. Развитие школьного образования повышало спрос на
книгу, увеличивало производство рукописей как тогдашнюю форму издательской
деятельности. На основании одного официального документа, относящегося к
1422 г., мы можем заключить, что в этом году из 112 лондонских гильдий
четыре гильдии были специально заняты перепиской рукописных книг для
продажи. К середине и особенно к концу XV столетия мы имеем ряд сведений о
библиотеках таких рукописных книг, возникающих не только у земельных
магнатов или представителей церкви, - но и у дворян и зажиточных горожан.
Одним из наиболее знаменитых документов этого рода является опись частной
библиотеки Джона Пастона, землевладельца, сделанная вскоре после 1475 г.
Прочие искусства - живопись, скульптура, архитектура - в Англии XV
столетия также не находились в упадке, напротив, получали новые и более
прочные основания для своего развития. Английская живопись и скульптура
этого времени, например, испытали на себе благотворные воздействия
итальянской и бургундской школ и создали ряд замечательных произведений,
рассчитанных не только на церковный обиход. Архитектура переживала один из
периодов своего расцвета и также постепенно обмирщалась; наряду с
великолепными зданиями церквей и монастырей в Англии воздвигались также
замечательные светские постройки - университетские колледжи, дома зажиточных
горожан (Crosby Hall в Лондоне, 1470 г.), здания для цеховых объединений
(лондонский Guildhall, 1411-1425 гг.).
Коммерческие связи привлекали в Лондон и английские портовые города
значительно большее, чем прежде, количество иностранцев. Сами англичане еще
более охотно стали выезжать за пределы своей родины, в Испанию, Италию.
Усиление связей английских ученых с гуманистами континентальной Европы
является одним из примечательнейших фактов XV столетия.
Со времени восшествия на престол Генриха IV сношения Англии с Италией
непрерывно возрастают; при папской курии в Риме находятся теперь постоянные
прокураторы английского правительства; в Италию то и дело отправляются
английские путешественники, не только любознательные туристы, но и ученые,
вроде Адама Ускского (Adam Usk) в 1402 г. или некоего "Томаса из Британии"
(Thomas Britannicus), о котором в 1408 г. упоминается в итальянской
переписке. Гуманист, канцлер флорентийской республики и знаменитый историк
Леонардо Бруни (умер в 1448 г.), пишет в этом году из Флоренции другому
гуманисту, Никколо Никколи, что этот Томас отправляется во Флоренцию
закупать произведения новых поэтов и кстати, характеризует его как
"пламенного почитателя наших ученых занятий, насколько это доступно этому
народу", т. е. англичанам. Тот же Бруни находился в сношении с другим
англичанином, архиепископом Кертерберийским Томасом Арунделем (Arundel),
ревностным приверженцем ланкастерского дома и не менее рьяным гонителем
"еретиков-лоллардов", который, тем не менее, по-своему также интересовался
классическими занятиями и латинской поэзией и был в переписке с
флорентийским гуманистом. Колуччо Салутати. Изучению изящных искусств,
классической древности, гуманистической литературы с интересом отдавался
также сын Джона Гаунта, Генрих Бофор (Beaufort), епископ Винчестерский. Он
отстроил и расширил соборную библиотеку в Кентербери, пополнив ее, между
прочим, сочинениями классических авторов. Свою любовь к книгам он передал и
своему племяннику Генриху V. На Констанцском соборе (1414-1418 гг.) Босфор,
между прочим, познакомился с Поджо Браччолини, одним из главных итальянских
книгоискателей того времени; по его приглашению Поджо осенью 1422 г.
приезжал и в Англию, главным образом с целью поискать здесь античные
кодексы. Впрочем ожидания его не оправдались; ни климат Британии, ни
английское общество этому итальянцу не понравились. По возвращении на родину
он постоянно смеялся над английскими "варварами", над их чрезмерной
склонностью к еде и горячительным напиткам, над их неумными разговорами.
Вскоре после открытия Базельского собора в Англию для той же цели, что и
Поджо, приезжал другой видный итальянский гуманист, Эней Сильвий
Пикколомини; в поисках древних рукописей он обшарил сакрарий (сокровищницу)
собора св. Павла в Лондоне, но также не нашел для себя ничего особенно
привлекательного. Эти ранние посещения Англии итальянскими гуманистами не
оставили сколько-нибудь значительных следов.
Наибольшее количество англичан, проявлявших в первой половине XV в.
склонность к занятиям классической древностью и приверженность к новой
науке, принадлежало к высшей клерикальной знати. На этом фоне резко
выделяется фигура Гемфри, герцога Глостерского, брата Генриха V, который был
первым гуманистом-меценатом, покровителем гуманистических интересов среди
английских ученых и писателей его времени. Гемфри был большим любителем
античности и пламенным поклонником итальянской учености. Он выписывал из
Италии учителей для изучения античных авторов, тратил огромные средства на
приобретение рукописей, состоял в переписке с рядом гуманистов, заказывал им
переводы греческих авторов. Важнейшим результатом деятельности Гемфри было
накопление замечательных книжных богатств, которыми полвека спустя смогли
воспользоваться первые английские гуманисты. Библиотека Гемфри была завещана
им Оксфордскому университету.
Рядом с Гемфри можно назвать другого представителя английской
аристократии XV в., стяжавшего значительную славу в самой Италии своими
образцовыми латинскими ораторскими резами. Это был Джон Типтофт (John
Tiptoft), граф Вустерский.
Начиная с 1450-х гг., увеличивается число молодых англичан, которых
влекла в Италию жажда знания.
Не следует, конечно, преувеличивать значение указанных фактов, но все
же они свидетельствуют о том, что гуманистические идеи медленно, но
неуклонно врастали в английскую жизнь. Однако на первых порах английский
гуманизм не порывал с церковью, с католической догматикой, с клерикальными
установлениями; подлинное "обмирщение" науки, сбросившей с себя
церковно-схоластические путы, смогло произойти в Англии лишь столетием
позже.
Огромное значение для всего рассматриваемого и для последующих периодов
имели изменения в области языка. Сравнительно с XIV в. в Англии в это время
несомненно уменьшилась распространенность французской речи, даже в кругах
высшей знати. В течение всего столетия возрастало значение лондонского
диалекта. Под его воздействием стушевывались диалектальные отличия в
письменном языке других английских областей. Завершение централизации
политической власти к моменту окончания войн Алой и Белой Роз способствовало
и централизации в области языка, выработке на основе лондонского диалекта
общеанглийской литературной речи.
Большое значение в этом же отношении имело появление в Англии
книгопечатания. Открытие в Англии первой типографий было делом Вильяма
Кэкстона (William Caxton, 1421-1491 гг.), издателя и переводчика. Юношей
Кэкстон поступил в качестве ученика к богатому лондонскому купцу Роберту
Ларджу, который был шерифом, а затем и лорд-мэром столицы. После смерти
Ларджа Кэкстон прожил около 30 лет в Брюгге; одном из важнейших торговых
центров тогдашней северо-западной Европы. Там он достиг значительного
положения и почета, являясь чем-то вроде консула, "управлявшего англичанами,
живущими за границей". В Брюгге жило много писателей, переводчиков,
переписчиков-каллиграфов, художников-миниатюристов и переплетчиков; здесь
цвела литература и поэзия, правда, поздним осенним цветом средневековой
культуры, уже обреченной на гибель; средневековые рыцарские романы и
куртуазная лирика были еще здесь в большом ходу. Все это не могло не оказать
влияния и на Кэкстона; еще около 1464 г. он начал переводить с французского
собрание повествований о Трое. Этот перевод Кэкстон впоследствии издал в том
же Брюгге (The Recuyell of the Historyes of Troye, 1474 г.). Это была первая
печатная книга на английском языке, хотя и вышедшая еще за пределами Англии.
В 1474-1475 гг. Кэкстон вошел в компанию с художником-миниатористом и
каллиграфом Мансионом и начал печатать книги. Кроме "Собрания повествований
о Трое", Кэкстоном совместно с Мансионом изданы были в Брюгге книга о
шахматной игре (The Game And Playe of the Chesse) и одна книга на
французском языке.
В 1476 или 1477 г. Кэкстон вернулся к Англию; он поселился в
окрестностях Вестминстерского аббатства и открыл здесь первую английскую
типографию. Первой книгой, сошедшей с печатного станка, были "Изречения
философов", (The Dictes or Sayengis of the philosophes, 1477 г.). С этого
момента и началась кипучая издательская деятельность Кэкстона. Он переводил
и печатал книги самого разнообразного содержания, стараясь удовлетворить
запросы различных английских читателей, - и книги его находили покупателей,
несмотря на свою дорогую цену. Производительность его типографии была столь
велика, что уже за первое трехлетие своего существования она смогла
выпустить около тридцати, притом весьма объемистых, сочинений. Среди них
были, например, полное издание "Кентерберийских рассказов" Чосера, "История
Язона и золотого руна", чосеровский перевод Боэция, "Новая риторика
Лаврентия Саонского" и ряд других; к началу 1480 г. Кэкстон закончил перевод
"Метаморфоз" Овидия (вероятно, по французским источникам), оставшийся в
рукописи. Впоследствии он перевел и издал "Энеиду" - компиляцию из Вергилия
и Боккаччо, "Жизнь Карла Великого" (1485 г.), рыцарские повести о "Париже и
Вене" (1488 г.), о "Бланшарде и Эглантине" (около 1489 г.), "Смерть Артура"
возникшие притом не в Шотландии. Стихи очень мелодичны, а их структура
вызвала даже предположение, что они предназначались для пения. Существовали
баллады на тему о целомудренной Сусанне; одна из них была очень популярна в
Лондоне в шекспировское время. В "Двенадцатой ночи" сэр Тоби Белч приводит
из них первую, шестую и седьмую строки. Многократные попытки исследователей
приписать Хухону, помимо названных выше, то одно, то другое произведение
английской или шотландской поэзии XIV в. не привели ни к каким результатам.
Ни аллитеративные поэмы о короле Артуре и его рыцарях, - если бы даже
удалось определить предполагаемых шотландских авторов некоторых из их
редакций, - ни отличающиеся некоторым изяществом религиозные поэмы, вроде
стихотворения о нежной Сусанне, - если оно действительно принадлежит Хухону,
- не могли создать национальной шотландской литературы. Она возникла вслед
за периодом героической борьбы шотландцев за независимость, и именно этой
борьбе посвящено было первое крупное и оригинальное произведение шотландской
литературы - поэма-хроника Джона Барбора "Брюс".
Джон Барбор (John Barbour, ок. 1320-1395 гг.) род идея неподалеку от
Эбердина. Жизнь его не богата событиями. В Эбердине он поступил в монастырь
и был здесь архидьяконом. В августе 1357 г. ему была выдана охранная грамота
от английского короля Эдуарда III для проезда в Оксфорд; здесь он провел
около года. В октябре 1365 г. и ноябре 1368 г. Барбор получил аналогичные
грамоты для путешествия в обществе нескольких лиц во Францию через Англию.
Эти поездки в большинстве случаев носили дипломатический характер; Барбор
был близок к шотландскому королевскому двору и пользовался его доверием. В
1372 г. он был назначен аудитором казначейства в Перте и продолжал
оставаться одним из виднейших чиновников шотландской казны еще в 1384-1388
гг. Эндрью из Уинтоуна приписывает Барбору, кроме "Брюса", также поэму о
Бруте (Brut), для нас утраченную и по теме своей, вероятно, сходную с
одноименным произведением Лайамона, и стихотворение "Родословие Стюартов"
(The Stewartis Orygenalle, или The Stewart's Genealogy), также до нас не
дошедшее. Еще менее достоверно участие Барбора в создании других
произведений ранней шотландской литературы, которые приписывались его
авторству (шотландской редакции поэмы об Александре Македонском, об осаде
Трои и др.).
Таким образом, достоверно ему принадлежит лишь "Брюс". Это
патриотическая поэма борьбы и победы; в ней идет речь о шотландском народе и
его вождях, о доблести, отваге и героических деяниях шотландцев, сражавшихся
за свою свободу; это летопись шотландского героизма в период особенно
ожесточенной борьбы с англичанами со смерти короля Александра III 1286 г.
до самой смерти Роберта Брюса в 1329 г. (в поэме изложение доведено до
20 июля 1332 г.).
Война Шотландии за независимость между 1296-1314 гг. была одновременно
и национальной, и крестьянской революцией. Когда Эдуард I Английский вторгся
со своими войсками в шотландские пределы, некоторая часть крупных феодалов
шотландской равнинной области готова была поддерживать притязания
английского короля, власть которого в Шотландском королевстве могла бы
создать для них дальнейшую опору для полного закрепощения крестьянства,
поэтому для шотландских крестьян борьба против английского феодализма
одновременно являлась также борьбой против угнетавшей их шотландской
аристократии; этим и объясняется то, что борьба с англичанами могла в
Шотландии в это время принять характер широкого народного движения. К
начатому крестьянством восстанию вскоре присоединились города, церковь и
часть рыцарства. Во главе восставших стал Роберт Брюс (1274?-1329 гг.),
отпрыск старинного шотландского рода нормандского происхождения,
постаравшийся, правда, лишить движение первоначального антифеодального
характера, но доведший шотландцев до полной победы над англичанами и
вступивший на шотландский престол под именем короля Роберта I. Борьба
изобиловала героическими эпизодами, украшенными народной молвой и вскоре же
ставшими достоянием легенд в народных баллад; ими воспользовался и Джон
Барбор, писавший свою поэму менее чем через столетие после самых событий.
Поэма "Брюс" (The Bruce) состоит из двадцати книг, обнимающих в целом
13549 стихов и была написав в 1375 г. Это не просто рифмованная хроника,
какой предлагали ее считать некоторые критики. Барбор пишет скорее в тоне
романа, чем в манере исторической хроники. Брюс превращается у него в
эпического богатыря, наделенного неслыханной храбростью и физической силой:
он один легко одолевает триста окруживших его врагов. В приключениях Брюса,
как они изложены у Барбора, много действительно романического. Его жизнь
полна опасностей, побегов, засад и схваток с многочисленными врагами,
необычайная, чудесная сила, хладнокровие и решимость спасают Брюса на каждом
шагу. Переодетый шотландским горцем, он блуждает по горам и берегам озер,
спит на скалах, живет охотой и рыбной ловлей; его травят собачьи своры, но
он ловко ускользает от всех преследований и понемногу сколачивает вокруг
себя преданную дружину. Барбор дополняет и приукрашивает подвиги Брюса,
которые приписывает ему легенда, Он наделяет его чертами народного героя и в
то же время совершенного рыцаря. Брюс всегда находится в хорошем
расположении духа, всегда уверен в своем будущем, шутит в минуты опасности,
учтив по отношению к женщинам и в диких пещерах занимает своих спутников
рассказами из рыцарских романов. Он друг всех обездоленных и бедняков и
всегда готов притти на помощь; однажды он остановил движение своего войска,
услышав женский крик; оказалась, что это бедная крестьянка мучилась
родами, которые застигли ее на проезжей дороге; он велел раскинуть палатку,
перенести в нее роженицу, и поход, продолжался не прежде, чем младенец
появился на свет. Решающая битва при Беннокберне (1314 г.), одно имя которой
всегда заставляло сильнее биться шотландские сердца, изображена Барбором в
особо героических тонах и со множеством живописных подробностей. Автор
славит Брюса как победителя англичан и самого справедливого и
добродетельного из королей. Наряду с Брюсом живыми, резкими, характерными
чертами обрисованы и другие действующие лица поэмы, в первую очередь - друг,
верный помощник Брюса и неизменный участник всех его предприятий - Джемс
Дуглас, который впоследствии, после смерти Брюса, увозит его сердце, чтобы
похоронить в святой земле. Героическими чертами охарактеризована и жена
Брюса, которая следует за ним в изгнание и добровольно разделяет все тревоги
и опасности его скитальческой жизни. Не менее выпуклым и живописным
выступает в поэме, хотя и характеризованный в резко отрицательных тонах,
образ английского короля Эдуарда, старого и грозного завоевателя, этого
"бича Шотландии". В связи с общим героическим замыслом поэмы особое значение
имеют ее массовые сцены, прежде всего батальные. Храбрость и любовь к родине
всех шотландцев от мала до велика подвергаются тяжелым испытаниям, но всегда
одерживают верх. Патриотом, в котором любовь к родине доведена до
фанатической страсти, является прежде всего сам Барбор. Эта любовь внушила
ему знаменитые стихи книги I (стих 225 и сл.): "О, благородная свобода! Она
заставляет радостно биться сердце и дает мужам настоящую силу; живет только
тот, кто творит свободу..." Эта же любовь внушила Барбору и картины
шотландской природы, и ту особую человечность и теплоту, которую он
проявляет в поэме по отношению к своим соотечественникам. Любопытной
особенностью "Брюса", между прочим, отличающей его от более поздней
аналогичной патриотической поэмы Гарри Слепого ("Уоллес"), является почти
полное отсутствие сверхъестественного элемента, следов суеверного отношения
к жизни. Лишь в нескольких местах поэмы, случайно и в чисто
повествовательных целях, Барбор вводит отдельные фантастические мотивы,
вполне правдоподобные, впрочем, для читателей тех времен. Естественно, с его
точки зрения, что Эдуард английский, изменник, предатель и злодей, находится
в союзе с дьяволом; не менее естественны для людей XIV в. суеверные
подозрения Брюса, что его первоначальные неудачи связаны с убийством,
которое он "святотатственно" совершил в монастырской церкви; лишь однажды в
рассказе о том, как шотландские женщины и дети под стенами Бервика собирали
стрелы и камни для передачи их шотландским воинам и, благодаря чуду остались
целыми и невредимыми, религиозно-фантастический элемент проявляется у
Барбора более явственно.
Джон Барбор навсегда остался для шотландцев создателем национальной
литературы и прославленным певцом знаменитейших деяний предков. Влияние
Барбора чувствуется у ряда позднейших шотландских поэтов, в XV-XVI и даже
XVIII вв. Не без воздействия Барбора, прямого или косвенного, написано
стихотворение Бернса "Речь Брюса к войску перед битвой при Беннокберне".
Большим почитателем Барбора был Вальтер Скотт, многократно пользовавшийся
его "Брюсом" для своих произведений; поэма Барбора дала основные очертания
сюжету одного из второстепенных романов Вальтер Скотта ("Замок Опасный") и
послужила одним из важнейших источников для поэмы "Владетель островов".
Скотт немало пользовался произведением Барбора и тогда, когда пересказывал
жизнь исторического Брюса в своей популярной истории Шотландии для детей
("Рассказы дедушки", главы VIII-XI).
В числе представителей ранней шотландской литературы нужно назвать
Эндрью из Уинтоуна (Andrew of Wyntoun), который, подобно Барбору, был
духовным лицом и страстным патриотом Шотландии. Но его литературная
деятельность принадлежит уже к первой четверти XV столетия. Эндрью был
приором в Лохлевене и около 1420 г. закончил свою стихотворную "Хронику
Шотландии" (Orygynalle Chronykil of Scotland). Однако Уинтоун далек от
художественного мастерства Барбора. В изложении событий шотландской истории
он педантичен, сух, его ученость - типично монастырской складки, а его
кругозор резко ограничен пределами его отечества. В отличие от поэмы Барбора
его хроника - типично монастырская летопись, лишенная той широты и
художественности, какие отличают "Брюса".
В XV в. развитие шотландской литературы пойдет по иным путям. Барбор
был современником англичанина Чосера, но ничем не был ему обязан.
Большинством своих творческих особенностей он был ему прямо противоположен.
В дальнейшем, однако, шотландская поэзия достигнет своего расцвета именно
под чосеровским влиянием. Лучшие шотландские писатели XV в. назовут себя
учениками Чосера и останутся важнейшими из его продолжателей.
ЛИТЕРАТУРА XV в.
Пятнадцатое столетие в истории Англии обычно представляется нам порой
упадка и разложения. Во всех областях жизни и культуры этого исторического
периода взорам наблюдателя открываются прежде всего черты распада,
ослабления творческой деятельности. Литература этого периода на первый
взгляд не выдвигает ни одного крупного имени; место прежних поэтических
светил занимают компиляторы, подражатели, переводчики, всецело живущие
наследием прошлых времен.
И все же традиционное представление об этом времени, как об эпохе
исключительно упадочной, грешит некоторой односторонностью. Оно было
завещано новейшей историографии английскими историками, публицистами,
писателями XVI в., творившими в обстановке небывалого прежде расцвета, в
пору Ренессанса. Новейшая историческая критика внесла, однако, в это
представление значительные коррективы. Конечно, XV столетие является прежде
всего периодом замедленного развития. Творческие процессы сосредоточиваются
где-то в глубине общественной жизни и не столь приметны для поверхностного
наблюдателя, но они не прекращаются вовсе; постепенное, разложение идейных и
художественных средневековых традиций подготовляет бурное творческое
развитие последующего столетия.
Непрерывные войны и междоусобицы не благоприятствовали развитию мирного
творческого труда. XIV столетие завершилось низложением короля Ричарда II
(1399 г.). В лице Генриха IV на английский престол вступила династия
Ланкастеров. Царствование Генриха было тревожно и полно неудач. Произвол
феодалов, постоянные распри между ними, тяжелые налоги, бременем ложившиеся
на плечи трудового населения, начало фанатического преследования "еретиков",
- все это скоро ожесточило население, и в начале царствования Генриха V
(1413-1422 гг.) привело к массовым народным волнениям. Генрих V попробовал
отвлечь внимание от внутренних неурядиц широко задуманными военными походами
против французов, возобновив, таким образом, Столетнюю войну с Францией,
несколько заглохшую при Ричарде II и Генрихе IV. Внешне эти были удачны и
долгое время потом тешили английское национальное самолюбие. Битва при
Азенкуре (1415 г.), когда Генрих, высадившийся на французском берегу со
своими небольшими отрядами разбил многочисленное французское войско, никогда
не теряла своей притягательной силы для английских поэтов, драматургов и
романистов; ее прославил и Шекспир. Дальнейшие успеха Генриха V казались еще
более ослепительными; захват всего севера Франции, взятие Парижа (1422 г.)
были пределом тех надежд, какие возлагали на него его современники. Но
Генрих V умер неожиданно, в пору высшего расцвета своей военной славы.
Корону получил его малолетний сын (Генрих VI, 1422-1461 гг.). Тотчас же
начались распри феодалов, борьба придворных партий за влияние и власть;
французские владения Англии начали быстро уменьшаться, за периодом блестящих
побед началась пора горьких поражений. К 1450 г. англичане сохраняли за
собой на континенте только одно Кале.
Не успела, однако, закончиться Столетняя война с Францией, как в Англии
возникли новые, на этот раз междоусобные войны, повергшие страну в состояние
полного беззакония. Война Алой и Белой Роз (1455-1485 гг.) была последней
смертной схваткой мятежных феодальных сил. Это была борьба за корону и,
вместе с тем, за создание нового абсолютного монархического режима. На полях
сражений между сторонниками Йорков и Ланкастеров, вместе с гибелью почти
всей старой феодальной знати, исходила кровью и умирала старая феодальная
культура. Битвой при Босворте (1485 г.), когда Генрих Тюдор победил своего
соперника Ричарда III, начинается новая эра английской истории.
Молодая династия Тюдоров опиралась на новые социальные силы. Новое
дворянство, захватившее наследственные земельные владения старых феодальных
родов, уничтоженных в период междоусобных войн, находилось в
непосредственной зависимости от королевской власти и поддерживало ее
стремление к дальнейшему национально-государственному объединению страны. В
течение всего XV столетия непрерывно растет влияние джентри, купечества,
городов, заметное уже и в XIV в.; ширится промышленность и торговля, растет
дух предпринимательства.
Во весь этот период, несомненно, возрастала грамотность в более
широких, чем прежде, кругах населения. Вместе с растущими потребностями
окрепнувшего среднего класса увеличилась сеть школ в Лондоне и провинции,
начиная от школ, учрежденных королем (в Итоне и Кембридже), и школ церковных
или содержимых гильдиями вплоть до небольших частных заведений, в которых
детям давались первые уроки грамоты. Характерно, что наибольшее количество
школ относилось к разряду начальных, где учащиеся получали не научное
образование, но лишь готовились к сугубо практической, чаще всего
купеческой, деятельности. Развитие школьного образования повышало спрос на
книгу, увеличивало производство рукописей как тогдашнюю форму издательской
деятельности. На основании одного официального документа, относящегося к
1422 г., мы можем заключить, что в этом году из 112 лондонских гильдий
четыре гильдии были специально заняты перепиской рукописных книг для
продажи. К середине и особенно к концу XV столетия мы имеем ряд сведений о
библиотеках таких рукописных книг, возникающих не только у земельных
магнатов или представителей церкви, - но и у дворян и зажиточных горожан.
Одним из наиболее знаменитых документов этого рода является опись частной
библиотеки Джона Пастона, землевладельца, сделанная вскоре после 1475 г.
Прочие искусства - живопись, скульптура, архитектура - в Англии XV
столетия также не находились в упадке, напротив, получали новые и более
прочные основания для своего развития. Английская живопись и скульптура
этого времени, например, испытали на себе благотворные воздействия
итальянской и бургундской школ и создали ряд замечательных произведений,
рассчитанных не только на церковный обиход. Архитектура переживала один из
периодов своего расцвета и также постепенно обмирщалась; наряду с
великолепными зданиями церквей и монастырей в Англии воздвигались также
замечательные светские постройки - университетские колледжи, дома зажиточных
горожан (Crosby Hall в Лондоне, 1470 г.), здания для цеховых объединений
(лондонский Guildhall, 1411-1425 гг.).
Коммерческие связи привлекали в Лондон и английские портовые города
значительно большее, чем прежде, количество иностранцев. Сами англичане еще
более охотно стали выезжать за пределы своей родины, в Испанию, Италию.
Усиление связей английских ученых с гуманистами континентальной Европы
является одним из примечательнейших фактов XV столетия.
Со времени восшествия на престол Генриха IV сношения Англии с Италией
непрерывно возрастают; при папской курии в Риме находятся теперь постоянные
прокураторы английского правительства; в Италию то и дело отправляются
английские путешественники, не только любознательные туристы, но и ученые,
вроде Адама Ускского (Adam Usk) в 1402 г. или некоего "Томаса из Британии"
(Thomas Britannicus), о котором в 1408 г. упоминается в итальянской
переписке. Гуманист, канцлер флорентийской республики и знаменитый историк
Леонардо Бруни (умер в 1448 г.), пишет в этом году из Флоренции другому
гуманисту, Никколо Никколи, что этот Томас отправляется во Флоренцию
закупать произведения новых поэтов и кстати, характеризует его как
"пламенного почитателя наших ученых занятий, насколько это доступно этому
народу", т. е. англичанам. Тот же Бруни находился в сношении с другим
англичанином, архиепископом Кертерберийским Томасом Арунделем (Arundel),
ревностным приверженцем ланкастерского дома и не менее рьяным гонителем
"еретиков-лоллардов", который, тем не менее, по-своему также интересовался
классическими занятиями и латинской поэзией и был в переписке с
флорентийским гуманистом. Колуччо Салутати. Изучению изящных искусств,
классической древности, гуманистической литературы с интересом отдавался
также сын Джона Гаунта, Генрих Бофор (Beaufort), епископ Винчестерский. Он
отстроил и расширил соборную библиотеку в Кентербери, пополнив ее, между
прочим, сочинениями классических авторов. Свою любовь к книгам он передал и
своему племяннику Генриху V. На Констанцском соборе (1414-1418 гг.) Босфор,
между прочим, познакомился с Поджо Браччолини, одним из главных итальянских
книгоискателей того времени; по его приглашению Поджо осенью 1422 г.
приезжал и в Англию, главным образом с целью поискать здесь античные
кодексы. Впрочем ожидания его не оправдались; ни климат Британии, ни
английское общество этому итальянцу не понравились. По возвращении на родину
он постоянно смеялся над английскими "варварами", над их чрезмерной
склонностью к еде и горячительным напиткам, над их неумными разговорами.
Вскоре после открытия Базельского собора в Англию для той же цели, что и
Поджо, приезжал другой видный итальянский гуманист, Эней Сильвий
Пикколомини; в поисках древних рукописей он обшарил сакрарий (сокровищницу)
собора св. Павла в Лондоне, но также не нашел для себя ничего особенно
привлекательного. Эти ранние посещения Англии итальянскими гуманистами не
оставили сколько-нибудь значительных следов.
Наибольшее количество англичан, проявлявших в первой половине XV в.
склонность к занятиям классической древностью и приверженность к новой
науке, принадлежало к высшей клерикальной знати. На этом фоне резко
выделяется фигура Гемфри, герцога Глостерского, брата Генриха V, который был
первым гуманистом-меценатом, покровителем гуманистических интересов среди
английских ученых и писателей его времени. Гемфри был большим любителем
античности и пламенным поклонником итальянской учености. Он выписывал из
Италии учителей для изучения античных авторов, тратил огромные средства на
приобретение рукописей, состоял в переписке с рядом гуманистов, заказывал им
переводы греческих авторов. Важнейшим результатом деятельности Гемфри было
накопление замечательных книжных богатств, которыми полвека спустя смогли
воспользоваться первые английские гуманисты. Библиотека Гемфри была завещана
им Оксфордскому университету.
Рядом с Гемфри можно назвать другого представителя английской
аристократии XV в., стяжавшего значительную славу в самой Италии своими
образцовыми латинскими ораторскими резами. Это был Джон Типтофт (John
Tiptoft), граф Вустерский.
Начиная с 1450-х гг., увеличивается число молодых англичан, которых
влекла в Италию жажда знания.
Не следует, конечно, преувеличивать значение указанных фактов, но все
же они свидетельствуют о том, что гуманистические идеи медленно, но
неуклонно врастали в английскую жизнь. Однако на первых порах английский
гуманизм не порывал с церковью, с католической догматикой, с клерикальными
установлениями; подлинное "обмирщение" науки, сбросившей с себя
церковно-схоластические путы, смогло произойти в Англии лишь столетием
позже.
Огромное значение для всего рассматриваемого и для последующих периодов
имели изменения в области языка. Сравнительно с XIV в. в Англии в это время
несомненно уменьшилась распространенность французской речи, даже в кругах
высшей знати. В течение всего столетия возрастало значение лондонского
диалекта. Под его воздействием стушевывались диалектальные отличия в
письменном языке других английских областей. Завершение централизации
политической власти к моменту окончания войн Алой и Белой Роз способствовало
и централизации в области языка, выработке на основе лондонского диалекта
общеанглийской литературной речи.
Большое значение в этом же отношении имело появление в Англии
книгопечатания. Открытие в Англии первой типографий было делом Вильяма
Кэкстона (William Caxton, 1421-1491 гг.), издателя и переводчика. Юношей
Кэкстон поступил в качестве ученика к богатому лондонскому купцу Роберту
Ларджу, который был шерифом, а затем и лорд-мэром столицы. После смерти
Ларджа Кэкстон прожил около 30 лет в Брюгге; одном из важнейших торговых
центров тогдашней северо-западной Европы. Там он достиг значительного
положения и почета, являясь чем-то вроде консула, "управлявшего англичанами,
живущими за границей". В Брюгге жило много писателей, переводчиков,
переписчиков-каллиграфов, художников-миниатюристов и переплетчиков; здесь
цвела литература и поэзия, правда, поздним осенним цветом средневековой
культуры, уже обреченной на гибель; средневековые рыцарские романы и
куртуазная лирика были еще здесь в большом ходу. Все это не могло не оказать
влияния и на Кэкстона; еще около 1464 г. он начал переводить с французского
собрание повествований о Трое. Этот перевод Кэкстон впоследствии издал в том
же Брюгге (The Recuyell of the Historyes of Troye, 1474 г.). Это была первая
печатная книга на английском языке, хотя и вышедшая еще за пределами Англии.
В 1474-1475 гг. Кэкстон вошел в компанию с художником-миниатористом и
каллиграфом Мансионом и начал печатать книги. Кроме "Собрания повествований
о Трое", Кэкстоном совместно с Мансионом изданы были в Брюгге книга о
шахматной игре (The Game And Playe of the Chesse) и одна книга на
французском языке.
В 1476 или 1477 г. Кэкстон вернулся к Англию; он поселился в
окрестностях Вестминстерского аббатства и открыл здесь первую английскую
типографию. Первой книгой, сошедшей с печатного станка, были "Изречения
философов", (The Dictes or Sayengis of the philosophes, 1477 г.). С этого
момента и началась кипучая издательская деятельность Кэкстона. Он переводил
и печатал книги самого разнообразного содержания, стараясь удовлетворить
запросы различных английских читателей, - и книги его находили покупателей,
несмотря на свою дорогую цену. Производительность его типографии была столь
велика, что уже за первое трехлетие своего существования она смогла
выпустить около тридцати, притом весьма объемистых, сочинений. Среди них
были, например, полное издание "Кентерберийских рассказов" Чосера, "История
Язона и золотого руна", чосеровский перевод Боэция, "Новая риторика
Лаврентия Саонского" и ряд других; к началу 1480 г. Кэкстон закончил перевод
"Метаморфоз" Овидия (вероятно, по французским источникам), оставшийся в
рукописи. Впоследствии он перевел и издал "Энеиду" - компиляцию из Вергилия
и Боккаччо, "Жизнь Карла Великого" (1485 г.), рыцарские повести о "Париже и
Вене" (1488 г.), о "Бланшарде и Эглантине" (около 1489 г.), "Смерть Артура"