обладавшим большим любопытством к реальной жизни; описание быта и нравов
ирландцев перемешано здесь с записями преданий, саг, народных суеверий и т.
д. Гиральд оставил также не менее интересные описания местностей Уэльса и
его жителей (в трудах Itinerarium Cambriae и Topographia Cambriae). Гиральду
принадлежат также "Зерцало церкви" (Speculum Ecclesiae), острая сатира,
направленная против монахов и римской курии, и автобиография - "Об усердных
деяниях Гиральда" (De gestis Giraldi laboriosis). Литературная манера
Гиральда всецело отвечала вкусам его времени; подобно Мапу, он стремился
быть не только понятным, но и занимательным для своих читателей.
В конце XII в. в Англии процветала также ученая латинская поэзия.
Александр Некам (Neckam, 1157-1217 гг.), ученый энциклопедист-полигистор,
помимо многих прозаических сочинений, написал стихотворную естественную
историю на латинском языке, а при Ричарде I некий Гальфрид Англичанин
(Galfridus Anglicus или Galfridus de Vinosalvo) сочинил даже латинскую
поэтику (Nova poetria, около 1193 г.), заключавшую в себе правила
стихосложения, которая пользовалась известностью даже во времена Чосера.
Конец XII столетия, на которое приходится в Англии местное латинское
"возрождение", был порой высшего расцвета классической латинской речи и
окрашенной в светские тона художественной литературы та латинском языке. В
XIII столетии в царствования Иоанна Безземельного (1199-1216 гг.) и Генриха
III (1216-1272 гг.), в связи с большими переменами во всех областях
политической, экономической и социальной жизни значение латинского языка и
создаваемой на нем литературы несколько изменилось. Правда, латинский язык
попрежнему был в Англии в широком употреблении, но именно в это время стала
уже повышаться роль нового, постепенно слагавшегося английского языка.
Однако именно на латинском языке большей частью создавалась в Англии
обширная и разнообразная политическая поэзия, возникавшая в эту пору сложных
социальных движений, борьбы за "Великую хартию вольностей" (Magna charta
libertatum, 1215 г.), восстанием баронов, рыцарей и городов, - вплоть до
восстания Симона Монфора (1264-1265 гг.), (во время которого написана была
знаменитая латинская поэма "Битва при Льюисе", выразившая взгляды мелкого и
среднего дворянства. На французском языке политические сатиры писались в это
время реже, и еще реже - вплоть до XIV в. - на английском.
В эту пору в Англии усиливается оппозиция католическим властям,
получают распространение "ереси" как одна из форм борьбы с господством
феодальной церкви, и характерно, что антимонашеская или противоцерковная
сатира, бывшая первоначально исключительно латинской, постепенно становится
в Англии двух- или трехъязычной. Это - несомненное свидетельство ее широкого
демократического значения.
Сатира этого рода исходит из недр самой церкви, но не из ее высших
кругов, как это было при Вальтере Мапе. Антицерковная сатирическая
литература XIII в. носит по преимуществу демократический характер; авторы
ее, главным образом, - безымянная братия бродячих школяров, "вагантов",
избравших себе в качестве патрона и мифического родоначальника собирательный
образ епископа Голии, обжоры, пьяницы, автора оскорбительных для
католической иерархии песен. Специальностью "голиардов" были "шуточные
песни", сатиры, которые в одеянии школьной латыни перебирали все струны
средневековой лиры и за которые "семья Голии" подверглась резким нападкам со
стороны отдельных церковных писателей и церковных соборов. В "Проповеди
Голии" этот легендарный герой просит у своих слушателей снисхождения: он не
умеет говорить о небесных тайнах, мало смыслит в апостолах и пророках; в
"Исповеди" он признается, что любит девушек, вино, таверну, где именно хотел
бы принять блаженную кончину за кружкой вина. "Апокалипсис Голии" заключает
в себе и более серьезные нападки на духовенство и особенно монашество. "Нет
демона хуже монаха, - говорится здесь, - нет более жадного, более
изменчивого существа, чем это, готовое завладеть всем, когда ему дают, и
неимущее, когда у него просят чего-нибудь; если он ест, он рад бы не уметь
говорить, дабы язык не мешал работать зубам; если он пьет, то непременно
сидя, дабы ноги не подломились под тяжестью его брюха. Днем, приплясывая, он
обожает бочки, ночь проводит с двуногою бестией. Таким-то трудом, такими
лишениями заслуживает муж божий царства небесного!". Но темы голиардической
поэзии не исчерпывались сатирическими обличениями церковной иерархии; многое
в этой поэзии - с ее утверждением жизни и ее радостей, с песнями о весне и
любви, женщине и брачной жизни - прямо вело уже к светской поэзии.
Голиардическая поэзия была явлением международным: она получает
распространение на национальных языках во Франции, в Германии, Австрии,
Чехии, Италии, но именно Англия, наряду с Францией, создает наиболее ранние
образцы ее; в Англии уже в XIII в. она становится многоязычной,
"макаронической"; в песнях голиардов все чаще попадаются английские строчки;
вскоре она полностью переходит на английский язык. К тенденциям голиардов
близка пользовавшаяся большой известностью латинская сатира Нигеля Вирекера
(Nigellus Wirekerus), регента бенедиктинского монастыря в Кентербери,
"Брунеллус или зерцало дураков" (Brunellus sive speculum stultorum, около
1190 г., 3800 стихов). "Brunellus" - имя осла, уменьшительное от "brown" и
приблизительно соответствующее русскому "Гнедко". В сатире рассказана
история осла, который нашел свой хвост слишком коротким, захотел удлинить
его и пустился странствовать по свету в поисках людей и средств, которые
помогли бы ему в этом предприятии. Он отправляется в Салерно, затем без
успеха, учится в парижском университете, делается монахом, основывает
собственный орден, едет в Рим, - пока, наконец, его не ловит прежний хозяин.
Конечно, этот осел - аллегорический образ; сам автор в предисловии заявляет,
что он изображает такой сорт монахов, которые стараются сделаться приорами и
аббатами, переходя из монастыря в монастырь и отыскивая, где лучше, не ради
своего спасения, но ради высших должностей. Тем не менее, в поэме много
забавных реалистических подробностей; смешны медицинские советы, которые
дает бедному ослу сам Гален ("возьми гусиного молока, улиткиной быстроты,
волчьего страху, фунт павлиньего пения" и т. д.); забавна притча о двух
коровах, приморозивших свои хвосты; веселы картины ученья осла в парижском
университете, где он поспешил примкнуть к группе английских студентов,
понравившихся ему более других потому, что они сорили деньгами и истребляли
безмерное количество вина. Широкий общественный смысл приобретают в этой
сатире нападки на различные монашеские ордена; все они столь мало
понравились ослу, что он решил основать монастырь с собственным уставом; но
к этой отдаленной параллели обители брата Жана у Рабле есть, однако же, и
более близкие английские аналогии: такие пункты в уставе монастыря
Брунеллуса, как отрицание поста и безбрачия духовенства, попадут уже и в
программу Виклифа в конце XIV века. Любопытно, что в эту пору сатира Нигеля
Вирекера пользовалась большим распространением. Чосер в "Кентерберийских
рассказах" (рассказ капеллана) ссылается на притчу из "Врунеллуса" о юноше
Гундольфусе, бросившем камнем в петуха и сломавшем ему ногу; за то петух так
поздно пропел в тот день, когда Гундольфуса должны были рукоположить в
священники, что тот проспал и потерял свой приход.
В XIII в. авторитет церкви подрывался также и наукой, которая сделала
большие успехи под влиянием роста городов, развития мореходства и торговли.
Оставаясь латинской по языку и международной по своему распространению,
наука XIII - начала XIV вв. именно в Англии сделала особые успехи как в
области схоластической философии, так и в области опытного знания. Еще в
первой половине XIII столетия, в период борьбы за "Великую хартию
вольностей", войны короны с церковью и с мятежными баронами, усиленно
работала политическая мысль. Теории, изложенные у Иоанна Сольсберийского,
получили дальнейшее развитие. Трактат епископа Линкольнского Роберта
Гросстета; (Robert Grosseteste, умер в 1253 г.) - "Основы королевской власти
и тирании", хотя и стоит еще на церковной точке зрения, но все же имеет
большое теоретическое значение как сочинение, где отрицаются и произвол
короля, и произвол папы. Роберт Гросстет принадлежал к бесстрашным
обличителям папского двора и виднейшим общественным деятелям своей эпохи; он
был также замечательным ученым, оставившим труды в разнообразных областях
знания, которые получили европейскую славу; с большой похвалой отзывается о
них и Роджер Бэкон, гениальный английский мыслитель XIII в., один из
пионеров опытной науки на Западе. Роджер Бэкон был, однако, одной из жертв
церковного фанатизма и его провидения, догадки смогли быть оценены только
лишь начиная с XVIII века.
Роджер Бэкон (Roger Bacon, родился около 1214 г., умер около 1294 г.)
родился в Сомерсетшире, учился в Оксфорде и Париже и затем читал лекции в
обоих городах, но имел несчастье вступить монахом во францисканский орден.
Его разнообразная ученая деятельность в Оксфорде вызвала подозрение
монастырских властей и породила легенду о его колдовстве (репутацию
волшебника Роджер Бэкон сохранял в Англии еще в конце XVI в., когда Роберт
Грин вывел его именно как волшебника в пьесе "Монах Бэкон и монах Бонгэй").
За это Бэкон поплатился многолетним заключением в монастырской тюрьме, где
был лишен книг и права писать. В заточении благодаря исключительной силе
воли, втайне от стражи, Бэкон написал свой главный труд (Opus Majus),
который, страшась наказания, тайно переслал папе с целью добиться своего
освобождения, но оно пришло слишком поздно, когда Бэкон был уже дряхлым
стариком и тяжело болен (1292 г.).
Вся жизнь Бэкона была борьбой за право научной мысли. Отвлеченным
логическим построениям схоластической философии своего века он все время
противопоставлял опытное изучение действительности, явившись в этом
отношении одним из предшественников своего знаменитого однофамильца,
Фрэнсиса Бэкона. В своих сочинениях Роджер Бэкон охватил все области знания
- естественные науки, медицину, астрономию, математику, землеведение и т.
д., всюду оставив замечательные наблюдения и смелые открытия; любопытно, что
в своем последнем произведении он упоминает о возможности сделать различные
изобретения - водолазный колокол, быстроходящие без весел суда, экипаж,
который двигался бы с большой скоростью без лошадей, и т. д. Бэкон горячо
отстаивал также необходимость изучения иностранных языков, помимо
латинского, и сам знал, кроме европейских, также арабский язык.
После смерти Роджера Бэкона развитие естественно-научного мышления в
Англии выдвинуло ряд других крупных мыслителей. Таков был, например,
францисканский монах Дунс Скот (Duns Scott, около 1270-1308 гг.), о котором
К. Маркс писал, как бы подводя при этом итоги развития английской
философской мысли XII-XIII вв. и оценивая ее историческое значение:
"Материализм - _прирожденный_ сын _Великобритании_. Еще британский схоластик
_Дунс Скот_ спрашивал себя: "_Не способна ли материя мыслить_?". Чтобы
сделать возможным такое чудо, он взывал к господнему всемогуществу, т. е. он
заставил самое теологию проповедывать _материализм_. Кроме того, он был
_номиналистом_. Номинализм был одним из главных элементов _английского_
материализма и вообще является _первым выражением_ материализма"
{Маркс-Энгельс, Сочинения, т. III, стр. 157.}.

    Глава 2


ФРАНЦУЗСКАЯ ЛИТЕРАТУРА И РАСПРОСТРАНЕНИЕ ЕЕ НА ТЕРРИТОРИИ АНГЛИИ

После нормандского завоевания Англия в течение нескольких столетий была
областью французского языка и французской литературы, Французский язык
(точнее, нормандский диалект старофранцузского языка) являлся родным и
обиходным языком для королевского двора и феодальной аристократии, светской
и духовной; как язык господствующего класса он, наряду с латинским,
употреблялся в правительственных актах, в парламенте и суде; на нем (так же,
как и на латинском) велось обучение в школах; на французско-нормандском
языке между XI-XIV вв. на территории Англии создалась также богатая
литература.
Французская литература была привезена в Англию нормандскими
завоевателями. В пестрой толпе нормандско-французских дружин, прибывших в
Англию в армии Вильгельма, были и любители пения, и профессиональные певцы,
и музыканты. В свите самого Вильгельма находился любимый им менестрель. По
свидетельству Вильяма Мальмсберийского, перед битвой при Гастингсе в 1066 г.
некий трувер пел отрывки из "Песни о Роланде" (Cantilena Rolandi), чтобы
воинственный пример, - по словам летописца, - пробудил в воинах отвагу. Это
же известие, притом с большими подробностями, мы находим также у ряда других
нормандских писателей XII в.
Известие в "Деяниях" Вильяма Мальмсберийского, повторенное и у Генриха
Гентингдонского, подтверждает, что в нормандских кругах Англии, если не в
конце XI, то в начале XII в, "Песнь о Роланде" была хорошо известна в
оригинале. Любопытно, что древнейший список "Песни о Роланде" был найден
именно в Англии (Оксфордская рукопись). Косвенными свидетельствами
продолжительного распространения в Англии как "Песни о Роланде", так и
других французских "chansons de geste" "каролингского цикла" могут служить
их поздние среднеанглийские стихотворные переводы и пересказы (например,
"Roland and Vernagu", около 1330-1340 г., "Duke Rowlande and Sir Otuell of
Spayne", около 1400 г. и др.), в которых,, впрочем, старые французские
оригиналы подверглись уже полному искажению.
В нормандской литературе на французском языке, создавшейся после
завоевания на объединенной в государственном смысле англо-нормандской
территории, мы находим те же тенденции, что и в нормандской литературе на
латинском языке. К началу XII в. относится, например, целая серия
стихотворных французских хроник, которые излагают генеалогии и родовые
предания нормандских герцогов, ставших основателями новой королевской
династии в Англии. Эти хроники охотно возвращаются к повествованиям о
завоевании Англии и, наконец, останавливают свое внимание и на эпических
преданиях побежденного народа. В первые десятилетия XII в. написана была к
сожалению недошедшая до нас стихотворная "История бриттов" (Estoire de
Bretons) нормандского поэта Жеффрея Гаймара (Gaimar); мы знаем, однако, что
основным источником этого произведения была латинская история Гальфрида
Монмаутского. К этому произведению Гаймар присоединил второе, "Историю
англов" (Estoire des Engleis), которое до нас дошло. В живых и легких стихах
(восьмисложных двустишиях) здесь изложена история англо-саксов вплоть до
1100 г., т. е. до вступления на престол Генриха I Боклерка, сына Вильгельма
Завоевателя.
В особенности яркого расцвета французская литература достигла в
обширных владениях Генриха II Плантагенета, вступившего на английский трон в
1154 г. Генрих II был прежде всего французским государем; большую часть
своего царствования он и провел на материке. По свидетельству Вальтера Мапа,
он говорил по-французски, читал по-латыни, понимал по-провансальски и
по-итальянски, но не знал английского языка. Жена его Алиенора была в первом
браке королевой французской (женой Людовика VII) и принесла Генриху в
приданое герцогство Аквитанское, что обеспечило ему постоянные сношения с
романским югом. Впоследствии Генрих II выдал своих дочерей за королей
Кастилии и Сицилии, заключил союз с королем Арагонии, пытался овладеть
графством Тулузским и т. д. Присущий этому могущественному основателю
"анжуйской империи" своеобразный космополитизм не помешал ему, однако,
чувствовать особую склонность к французской литературе; Алиенора же, и
сыновья Генриха, жившие главным образом на юге, проявляли интерес также и к
провансальской поэзии. С двором Генриха II так или иначе связаны были
крупнейшие французские писатели этого времени - Вас, Бенуа де Сент-Мор,
Мария Французская, может быть, Роберт де Боррон и другие; Алиенора
покровительствовала провансальским трубадурам, из которых некоторые побывали
и в Англии.
Нормандский поэт Вас (Wace, умер после 1174 г.) явился продолжателем
поэтических традиций Гаймара при дворе Генриха II. Он родился на острове
Джерсее в начале XII в., детство свое провел в Кане (Caen), а богословское
образование завершил в Париже; затем он был "учителем-клириком" при дворах
Генриха I и Генриха II. Его наиболее значительными созданиями были два
объемистых стихотворных "романа" (под "романами", как известно,
первоначально разумелись произведения, написанные на народном "романском"
языке, а не по-латыни); эти романы он сочинил по заказу английской
королевской четы, Генриха II и Алиеноры, подобно своим предшественникам на
английском престоле, желавшим иметь подробную историю Британии и своих
нормандских владений. Первый из этих романов - "Деяния бриттов" (Geste de
Bretuns), называемый также "Брутом" (Brut), написан около 1155 г. Основным
источником этого произведения является латинское сочинение Гальфрида
Монмаутского, отчасти Гаймар, но, следуя за ними, Вас прибавил кое-что
новое, заимствуя, например, новые, мотивы у странствующих бретонских певцов
или рассказчиков. Так, в "Бруте" впервые упоминается "Круглый Стол" короля
Артура (о котором еще ничего не говорится у Гальфрида) с прямой ссылкой на
"бретонские рассказы" об этом. Этот "роман" объемом в 15 тысяч с лишним
стихов особенно важен тем, что он послужил основой многих последующих
произведений французской рыцарской литературы; он был также одним из
главнейших источников для среднеанглийского "Брута" Лайамона.
Другой "роман" Баса - "Деяния нормандцев" (Geste des normands),
называемый также "Романом о Ру" (Roman de Rou), рассказывает о Ролло (Hrolf
или Rollo), скандинавском викинге, ставшем основателем "нормандского
герцогства" в IX в. В этом произведении Вас излагает историю нормандцев
вплоть до 1106 г. "Роман о Ру" имеет не один лишь исторический интерес;
нормандская история за несколько столетий изложена здесь занимательно и
живо; еще в начале XIX в. немецкий романтик Людвиг Уланд мог заимствовать
отсюда отдельные эпизоды для поэтической переработки.
Вас долго работал над этим своим трудом. Однако его произведение
осталось неоконченным, притом, как видно из слов автора, не по его воле: у
Васа появился соперник, сумевший снискать милость двора. "Отсюда могут
продолжать те, от кого это потребуется, - пишет он в заключении "Романа о
Ру", - говорю это, имея в виду метра Бенуа, на которого король возложил это.
Если так повелел король, я должен умолкнуть и оставить этот труд".
О жизни этого "метра Бенуа" мы имеем еще меньше данных, чем о Васе. Сам
он называет себя Бенуа де Сент-Мор (Beneeit de Sainte Maure), и это имя
толкуют в том смысле, что он был родом из Сент-Мора близ г. Тура.
Произведение Бенуа, на которое с обидой указывает Вас, представляет собой
обширную стихотворную хронику Нормандии, близкую по своему стилю к
произведениям Васа и кое в чем ему обязанную. Гораздо большую славу принес
Бенуа другой его стихотворный труд - "Роман о Трое" (Roman de Troie),
написанный между 1180-1190 гг. и содержащий в себе свыше 30000 стихов.
Замысел этого труда стоит в несомненной связи с тем интересом к
античности, который существовал при дворе Генриха II и среди высшей
англо-нормандской знати в эту пору. Гомеровские поэмы известны были в это
время только по имени; о Троянской войне знали не по "Илиаде", а по
произведениям, приписывавшимся Даресу и Диктису. Греку Диктису и фригийцу
Даресу поздняя античность приписывала произведения, в которых история
Троянской войны рассказывалась - первым с точки зрения осаждающих, вторым -
с точки зрения осажденных. Сочинения эти были известны в средние века в
позднейших латинских переделках и легли в основу романа Бенуа де Сент-Мора,
но подверглись здесь коренной переработке. Герои античного эпоса
превратились в типичных феодальных баронов, а Троя, окруженная зубчатыми
стенами и полная церквей, - в настоящий средневековый город, куда король
Приам собирает своих вассалов и где по большим праздникам собирается также и
парламент. Роли Гектора и Ахиллеса изменились: "непобедимый сын Пелея"
терпит постоянные поражения. Анахронизмы встречаются на каждом шагу.
Ахиллес, например, в оправдание своей слабости к прекрасному полу ссылается
на примеры Самсона, Давида и Соломона. Преобразуя повествование об осаде
Трои в рыцарский роман, Бенуа де Сент-Мор ввел в него и разработал с
особенной подробностью вероятно вымышленный им самим любовный эпизод -
историю любви сына Приама, Троила, к гречанке Бризеиде, дочери жреца
Калхаса, которая вместе со своим отцом попадает в плен к троянцам. Именно
этот эпизод, выдвинутый в произведении на первый план, содействовал особой
популярности "Романа о Трое" и у современников, и у последующих поколений
читателей: латинской прозой он переведен был итальянцем Гвидо делле Колонна,
заново обработан, через посредство этой латинской редакции, Боккаччо, а в
Англии послужил источником для произведений Чосера и Шекспира.
По романам Гаймара, Васа и Бенуа де Сент-Мора можно проследить
совершавшуюся в XII в. эволюцию рыцарской литературы и зарождение
куртуазного рыцарского романа, рассчитанного на более изысканные светские
вкусы. Предпосылкой этого процесса является создание международной рыцарской
культуры, объединяющей феодальную аристократию Западной Европы. Впервые эта
новая культура слагается во Франции, классической стране
западно-европейского феодализма. Аналогичные явления происходят и в среде
англо-нормандской аристократии, теснейшим образом связанной с Францией. По
мере того, как все дальше в прошлое отодвигаются времена завоевания и
нормандское рыцарство все прочнее и спокойнее устраивается на "пожалованной"
ему земле, меняются его интересы и эстетические запросы. Наряду с охотой и
военными забавами, которые надолго еще останутся излюбленным
времяпрепровождением, богатое рыцарство начинает больше, чем раньше,
интересоваться наукой и поэзией; растет грамотность, расширяются умственные
потребности. В новый рыцарский кодекс, наряду с культом храбрости и военных
доблестей, включается требование "куртуазности" (corteisie) как
собирательное понятие "светскости", "вежества", учтивых манер, знакомства с
поэзией и музыкой, способности тонко и изящно чувствовать. Высшие круги
рыцарства тянутся за пышным королевским двором, где культивируются хорошие
манеры, изящные наряды, где процветают и поощряются искусства. В этой среде
женщина занимает более почетное положение; в замковых залах собирается
изысканное общество, которое интересуется вопросами личности и метафизикой
любовных чувств. В подобных условиях воинственность и героический дух старых
chansons de geste не могут больше удовлетворить новых эстетических запросов
двора и нормандской знати; даже воинственная история предков начинает
надоедать читателям и слушателям, которые ищут более занимательные и
изысканные сюжеты, ждут рассказов о куртуазных рыцарских приключениях,
тонких любовных историй; возникает любовный и авантюрно-фантастический
рыцарский роман, как выражение господствующего светского гедонистического
идеала жизни. Роман-хроника постепенно начинает отходить на второй план;
усердный летописец Вас, очевидно, прискучил при дворе своими нескончаемыми
стихотворениями-хрониками и казался старомодным. Он легко побежден был своим
соперником Бенуа де Сент-Мором, с его античными героями, изображенными на
манер рыцарей XII в., с его разработкой сентиментальных любовных эпизодов в
духе куртуазных теорий того времени. Ближайшие современники Бенуа де
Сент-Мора идут дальше по тому же пути: из античных поэм вроде "Энеиды"
Вергилия или "Фиваиды" Стация они заимствуют действующих лиц, одевают их в
современные наряды, усложняют их авантюры, вносят в повествование
фантастический элемент и куртуазную эротику, смешивая отзвуки античных
преданий с кельтскими легендами. Так, современник Бенуа де Сент-Мора, Гью
Ротеландский (Hue de Rotelande) в конце XII в. создает в Англии на
нормандском наречии два больших стихотворных романа "Гиппомедон"
(Hippomldon) и "Протезилай" (Protesilaus), полных разнообразнейших
приключений, в которых сцены из феодального быта мешаются с реминисценциями
античных авторов и модными сюжетами кельтского происхождения.
В царствование Генриха II жил также поэт Роберт де Боррон. (Robert de
Borron или, по англо-нормандскому написанию, de Burrun), которому
принадлежит стихотворный роман "Иосиф Аримафейcкий" (Josaph d'Arimathie).
Этот роман является одним из важнейших предшественников позднейших романов о
св. Граале.
Легенда о Граале повествует о таинственной чаше, служившей Христу для
совершения тайной вечери; в эту чашу Иосиф Аримафейский собрал капли крови,
вытекшей из тела христова. Религиозная символика окружила эту чашу сонмом
хранителей, обязанных блюсти ее чистоту. Чаша эта передается из рода в род;
в романах говорится об искании этой чаши. В дальнейшем эта легенда сплелась
с артуровскими легендами, в качестве искателей Грааля выступили рыцари
"Круглого Стола". Поэма де Боррона уже наметила это слияние; к сожалению,