Страница:
– Мы этого козла ждем, или не этого? – Глеб открыл глаза.
Улочку Глеб знал – узенькая, с односторонним трамвайным движением, тихая, со старыми двухэтажными домиками и скамеечками возле подъездов – она находилась далеко от центра города. И как именно Глеб ухитрился оказаться в этих краях, он понятия не имел. Не иначе последствия беготни по закольцованной реальности...
Рядом с Глебом, нехорошо ухмыляясь, высился здоровенный мужик в черном костюме, при белой рубашке, черном галстуке и черных же туфлях – мрачный, в общем, тип. Мужик держал парня за руку железной хваткой, не вырваться, не убежать; еще один такой же мрачный тип – с заплывшим от удара левым глазом, – стоял напротив Глеба возле черной иномарки, уперев руки в бока и сверля парня взглядом. Словно из ружья в него целился, прищурившись.
Морда одноглазого показалась Глебу на удивление знакомой, но где он ее видел, вспомнить так и не смог. Ежели бы не подбитый глаз, тогда, может, и опознал бы.
– За козла ответишь, – автоматически вякнул Глеб, чем вызвал гомерический хохот обоих чернокостюмных: что их так рассмешило, Глеб не понял, но на душе вдруг стало погано. Парень оглянулся, на всякий случай ища путь к отступлению – увы, за спиной находился кирпичный забор с колючей проволокой поверху и бежать однозначно было некуда.
– Ну и как тебе ночное дежурство в вип-аптеке Лепрекона? – отсмеявшись, вкрадчиво поинтересовался тип с подбитым глазом. – Думаю, не скучно было, а? Золотишко не пытался стырить, нет? Зря, надо было попробовать. Или лекарства какие позаимствовать... Там, козлик ты наш, ой какие лекарства есть, о которых ты и слыхом не слыхивал! Эх, впустую ты туда прогулялся, впустую... Ну-ка, Вася, пошарь у него в карманах, авось мой бумажник отыщется. – И тут Глеб вспомнил, где видел одноглазого: у ресторана «елки-палки»! Когда тот руками-ногами махал.
Вася, не церемонясь, обшарил карманы Глебы, вытащив оттуда не только бумажник, но и честно заработанные сто баксов, и даже мелочь всю выгреб, не побрезговал, зараза... Одноглазый заглянул в портмоне, убедился, что все на месте, вложил туда трудовой заработок Глеба, захлопнул кошелек и сунул его в карман пиджака.
– А где адресная пластинка? Ключ от зачарованной аптекарской улицы – где? – поинтересовался одноглазый, равнодушно поинтересовался, для проформы.
– Лепрекон забрал, – мрачно ответил Глеб. – А вы кто такие?
– Много будешь знать, скоро в астрал уйдешь, – загоготал Вася. – Слушай, Петруха, а давай его здесь меморнем, а? Ну в самом деле, еще домой к нему тащиться, обыск делать... Чего там, раз – и все, – Глеб заорал во весь голос и попробовал вырваться из захвата, даже укусить Васю за руку попытался. Однако Вася кусать себя не дозволил: поймал Глеба за бороденку, задрал ему голову повыше, в таком положении и зафиксировал – ни ойкнуть, ни выругаться. Глеб невольно уставился поверх иномарки в раскрытые окна дома напротив: в окнах маячили заинтересованные лица, с любопытством ожидая развития уличного скандала. Петруха тоже заметил ненужных свидетелей, хотя и был временно одноглаз.
– В машину, – коротко приказал он, и Глеб, как ни упирался, через десяток секунд оказался на заднем сидении иномарки, придавленный к спинке железной васиной рукой. Машина рванула с места, запетляла по улочкам, пробираясь к ближайшей магистрали.
– Адрес свой назови, – потребовал Петруха, поглядывая на Глеба в зеркальце заднего обзора. И тут Глеб с ужасом обнаружил, что изображение в зеркальце несколько отличается от оригинала: отраженная морда одноглазого была серого бетонного цвета и в частых бородавках. А единственный глаз – ярко-красный, как у покалеченного Терминатора. Наверняка и сосед Глеба, ежели посмотреть на него через зеркальце, выглядел ничуть не лучше. А то и хуже.
– Не скажу! – обнаглев от страха, внезапно заявил Глеб. – Собрались убивать, так убивайте здесь!
– Идея, конечно, хорошая, – подумав, согласился одноглазый, – да прав у нас на это нет... Мы ж не какие-нибудь там гоблины-беспредельщики, мы на государевой службе. Орки мы!
– Рассказывай ему, рассказывай, ага, – недовольно засопел Вася, – и охота тебе время на болтовню тратить! Все равно через полчаса ничего помнить не будет.
– Уж лучше болтать, чем драться, – невпопад ответил Петруха, с недовольным видом потрогав распухший глаз. – Если б ты, Васятка, вчера не стал задираться, ничего б и не было... И портмоне я не потерял бы, с кодовой карточкой. И дурика этого у гостевого выхода не пришлось бы ждать.
– Сам виноват, – буркнул Васятка, – не стоило меня заводить. Договорились ведь, что лепреконовский горшок пополам, значит, пополам. А то покатили какие-то гнилые расклады с процентами, выяснения, кто больше разработкой дела занимался... Я, может, три года ждал, когда Лепрекон в нашу контору обратится! Три года в подчинении дурака-начальника – это, знаешь ли, перебор.
– Тихо! – оборвал его одноглазый, – нашлась, понимаешь, умная птица говорун. Думай, чего и при ком говоришь!
– А он все равно у нас скоро беспамятным станет, – ехидно напомнил Вася, – чего ж и не потолковать-то на важную тему? О том, как ты, Петя, лоханулся.
– Ты, гнида, адрес давай! – свирепея, прорычал серорожий Петя онемевшему от услышанного Глебу. – Шутки закончились! Если сейчас не ответишь, то...
– Да назови ты им свой адрес, – прошелестел у ушах Глеба знакомый голос, – они ведь тебя всего изувечат, а своего добьются! Орки, одно слово... Говори, не бойся. Целее будешь, – Глеб и назвал.
Иномарка подъехала к глебову подъезду с шиком, едва ли не на полной скорости, затормозив аккурат возле ступенек подъезда. Старухи на подъездной лавочке чуть не вывихнули шеи, высматривая, кто ж такой именитый к ним с утра пораньше прибыл – может, свадьба? Все ж таки Первое Мая, самое время для бракосочетания... Того и гляди, водки удастся выклянчить, или денег с земли насобирать. Или еще чем полезным для пенсионного здоровья поживиться.
Однако когда из машины выбрались два чернокостюмных «шкафа», причем один с заплывшим глазом, второй со зверской ухмылкой на физиономии, и между ними поникший Глеб – старух как ветром сдуло. Только забытые кульки да вязания на лавочке остались.
В пассажирский лифт троица, разумеется, не вместилась, а грузового в старой девятиэтажке не было в целях плановой экономии образца семидесятых годов. Потому и пришлось им топать пешком до пятого этажа, где Глеб снимал комнату, идти, пугая своим видом куривших на площадках редких жильцов. К несчастью, хозяин квартиры все еще болтался где-то в загуле и помочь Глебу было некому – хотя бы «караул!» хором покричать, что ли...
Заперев Глеба в туалете, Вася и Петя по профессиональному быстро перерыли мягкие вещи в шкафах, особо не церемонясь – что пошвыряли на пол, что комом запихали на место; отодвинули от стен всю мебель, даже с телевизора корпус сняли, не поленились. Когда Глеба выпустили из туалетной одиночки, квартира походила на только что заселенную – когда мебель и прочее барахло в нее занесли, а расставить-разложить не удосужились, сразу сели отмечать новоселье.
– Прям как в тридцать седьмом, – ностальгически сказал Петя, разглядывая учиненный ими погром. – Помнишь, да? Веселое время было, светлое... Молодые мы тогда еще были, с идеалами. Старались!
– Да уж, – равнодушно ответил Вася, выковыривая из-под ногтей грязь, – сейчас тоже ничего. Жить можно, – он кивнул в сторону Глеба: – Замемори ему память на минус сутки да пойдем. Ничего у этого лоха нету... Случайный человечек. Козявка, – развернулся и ушел прочь из квартиры, захлопнув дверь.
– Ну-с, дурилка ты картонная, – Петя достал из нагрудного кармана черные очки, нацепил их на нос и стал выглядеть куда как солиднее с невидимым теперь подбитым глазом, – считай, легко отделался, – с этими словами он поднял руку. Глеб успел заметить зажатое в ней нечто, похожее на длинную гаванскую сигару: в глаза ему пыхнул ослепительно белый свет и Глеб потерял сознание.
Глебу приснился очень странный сон.
Вообще-то все сны есть вещь странная и наукой до сих пор толком не объясненная: откуда они, почему, и, главное для чего? Зачем, скажем, обычному бухгалтеру мелкооптовой закупочной конторы снится, что он – воин персидского царя Аншана Куруш, в латах, остроконечном шлеме и ярком полосатом плаще, плечом к плечу сотоварищами сражающийся с варварами урало-алтайских племен? А, скажем, крутому бизнесмену с финансовым оборотом порядка сотни миллионов долларов в год, мужику с десятком любовниц – что он маленькая девочка, танцующая на сцене в лучах софитов, полная невероятного восторга? И если первый сон можно рассказать в курилке друзьям, посмеиваясь и с удовольствием вспоминая детали, то второй никогда и никому не будет рассказан, хотя останется в памяти на всю жизнь.
А вещие сны? Кладезь информации, если уметь их правильно расшифровывать и применять к действительности: множество гениальных открытий было сделано именно во снах, как и множество верных предсказаний или философских откровений. Тех, которые порой меняли историю человечества.
Хотя, скажем прямо, подобные сны бывают весьма не часто, иначе бы все граждане Земли, поголовно, уже давным-давно забросили б всякую работу и дрыхли круглыми сутками в ожидании биржевых подсказок, умственного просветления и прихода нирваны как таковой.
У большинства же людей сновидения ни о чем, пустые, не оставляющие после себя никаких впечатлений, так себе сны – отвалялся в кровати положенное количество времени, проснулся по будильнику и пошел на службу, деньги зарабатывать. К числу этих людей относился и Глеб: снов он почти никогда не видел, а если и видел чего, то в памяти наутро оставались лишь короткие, ничего не значащие обрывки. И потому Глеб никакого интереса ни к снам, ни к их толкованию не испытывал.
Однако в этот раз сон его был ярок, красочен и, можно сказать, вещественен. Даже запахи ощущались!
А снилось Глебу Матвееву вот что: будто мчится он бестелесным духом в громадном туннеле с радужно переливающимися, полупрозрачными стенами. Мчится с невероятной, запредельной скоростью; за стенами видны звезды на черном фоне, много-много звезд – и красных, и желтых, и белых, и голубых, прям-таки калейдоскопическое месиво! И все это разноцветное крошево находится в постоянном движении, словно кто-то безостановочно крутит и крутит тот звездный калейдоскоп, не в силах оторваться от захватывающего зрелища.
Туннель оказался извилистый, приходилось все время контролировать свое движение, чтобы ненароком не вылететь за эфемерную стену; что там, за радужной пленкой, Глеб не знал, но подозревал, что ничего хорошего.
Лететь было тяжело, потому что Глеб тащил с собой добычу. Где она находилась, в каком месте, оставалось непонятно – вроде бы внутри него: ведь ни рук, ни ног у духа нет... головы, верно, тоже нет, однако ж чем-то думается! Но этот вопрос интересовал Глеба сейчас меньше всего – за ним шла погоня. Серьезная, неотступная, смертельно опасная... Заранее подготовленные ловушки преследователи миновали шутя, словно и не замечая их; отходные лазейки-канальчики, предварительно исследованные и помеченные маячками, исчезали, едва Глеб к ним приближался... А погоня все ближе и ближе: Глеб чувствовал спиной – или что там у него нынче – усиливающийся ледяной холод. К тому же весьма некстати очнулась добыча: она активизировалась и в ужасе стала рваться наружу, стуча призрачными кулачками в призрачную же сущность Глеба.
Туннель впереди неожиданно сузился и превратился в тупик – подобного Глеб никак не ожидал! Сильны, сильны охранники мага Савелия, знаний и умения не занимать... молодцы, сказал бы он им, если б смотрел на происходящее со стороны. И если бы дело не касалось именно его, Хитника... тьфу, Глеба! Нда-а, жаль, что все получилось несколько не так, как задумывалось – очень уж помирать неохота. А иного варианта охранники ему не предоставят.
И тут Глебу повезло.
Какой-то хак, явно начинающий, глупый и беспечный, вломился в заблокированный изнутри глебов менто-туннель, пробив его снаружи варварски тупым заклинанием – может, посмотреть хотел, что тут происходит, может, сам от кого-то удирал, кто знает! Но он, хак, оказался не в том месте и не в то время: Глеб швырнул его в сторону преследователей, а сам нырнул в затягивающуюся лазейку. Позади раздался истошный визг умирающего хака и злобный вой преследователей, обнаруживших, что вкус добычи не тот; вход позади Глеба затянулся радужным маревом. Последнее, что услышал Глеб, был хоровой рев десяток глоток: «Ты покойник, Хитник! Ты покой...»
С запоздалым сожалением Глеб понял, от кого удирал хак: навстречу ему мчался запаковывающий демон – рогатый, многолапый, плюющийся мраком – стандартный магоохранник крупного учреждения, скорее всего какого-нибудь банка. Оборонительных заклинаний у Хитника не осталось, по пути все растратил, ну да черт с ними... уж лучше побыть век-другой запакованным с возможностью восстановления, чем утратить свою сущность навсегда. Как тот несчастный хак.
Больше Глеб ничего подумать не успел: демон поглотил его.
И запаковал.
Глава 3
Улочку Глеб знал – узенькая, с односторонним трамвайным движением, тихая, со старыми двухэтажными домиками и скамеечками возле подъездов – она находилась далеко от центра города. И как именно Глеб ухитрился оказаться в этих краях, он понятия не имел. Не иначе последствия беготни по закольцованной реальности...
Рядом с Глебом, нехорошо ухмыляясь, высился здоровенный мужик в черном костюме, при белой рубашке, черном галстуке и черных же туфлях – мрачный, в общем, тип. Мужик держал парня за руку железной хваткой, не вырваться, не убежать; еще один такой же мрачный тип – с заплывшим от удара левым глазом, – стоял напротив Глеба возле черной иномарки, уперев руки в бока и сверля парня взглядом. Словно из ружья в него целился, прищурившись.
Морда одноглазого показалась Глебу на удивление знакомой, но где он ее видел, вспомнить так и не смог. Ежели бы не подбитый глаз, тогда, может, и опознал бы.
– За козла ответишь, – автоматически вякнул Глеб, чем вызвал гомерический хохот обоих чернокостюмных: что их так рассмешило, Глеб не понял, но на душе вдруг стало погано. Парень оглянулся, на всякий случай ища путь к отступлению – увы, за спиной находился кирпичный забор с колючей проволокой поверху и бежать однозначно было некуда.
– Ну и как тебе ночное дежурство в вип-аптеке Лепрекона? – отсмеявшись, вкрадчиво поинтересовался тип с подбитым глазом. – Думаю, не скучно было, а? Золотишко не пытался стырить, нет? Зря, надо было попробовать. Или лекарства какие позаимствовать... Там, козлик ты наш, ой какие лекарства есть, о которых ты и слыхом не слыхивал! Эх, впустую ты туда прогулялся, впустую... Ну-ка, Вася, пошарь у него в карманах, авось мой бумажник отыщется. – И тут Глеб вспомнил, где видел одноглазого: у ресторана «елки-палки»! Когда тот руками-ногами махал.
Вася, не церемонясь, обшарил карманы Глебы, вытащив оттуда не только бумажник, но и честно заработанные сто баксов, и даже мелочь всю выгреб, не побрезговал, зараза... Одноглазый заглянул в портмоне, убедился, что все на месте, вложил туда трудовой заработок Глеба, захлопнул кошелек и сунул его в карман пиджака.
– А где адресная пластинка? Ключ от зачарованной аптекарской улицы – где? – поинтересовался одноглазый, равнодушно поинтересовался, для проформы.
– Лепрекон забрал, – мрачно ответил Глеб. – А вы кто такие?
– Много будешь знать, скоро в астрал уйдешь, – загоготал Вася. – Слушай, Петруха, а давай его здесь меморнем, а? Ну в самом деле, еще домой к нему тащиться, обыск делать... Чего там, раз – и все, – Глеб заорал во весь голос и попробовал вырваться из захвата, даже укусить Васю за руку попытался. Однако Вася кусать себя не дозволил: поймал Глеба за бороденку, задрал ему голову повыше, в таком положении и зафиксировал – ни ойкнуть, ни выругаться. Глеб невольно уставился поверх иномарки в раскрытые окна дома напротив: в окнах маячили заинтересованные лица, с любопытством ожидая развития уличного скандала. Петруха тоже заметил ненужных свидетелей, хотя и был временно одноглаз.
– В машину, – коротко приказал он, и Глеб, как ни упирался, через десяток секунд оказался на заднем сидении иномарки, придавленный к спинке железной васиной рукой. Машина рванула с места, запетляла по улочкам, пробираясь к ближайшей магистрали.
– Адрес свой назови, – потребовал Петруха, поглядывая на Глеба в зеркальце заднего обзора. И тут Глеб с ужасом обнаружил, что изображение в зеркальце несколько отличается от оригинала: отраженная морда одноглазого была серого бетонного цвета и в частых бородавках. А единственный глаз – ярко-красный, как у покалеченного Терминатора. Наверняка и сосед Глеба, ежели посмотреть на него через зеркальце, выглядел ничуть не лучше. А то и хуже.
– Не скажу! – обнаглев от страха, внезапно заявил Глеб. – Собрались убивать, так убивайте здесь!
– Идея, конечно, хорошая, – подумав, согласился одноглазый, – да прав у нас на это нет... Мы ж не какие-нибудь там гоблины-беспредельщики, мы на государевой службе. Орки мы!
– Рассказывай ему, рассказывай, ага, – недовольно засопел Вася, – и охота тебе время на болтовню тратить! Все равно через полчаса ничего помнить не будет.
– Уж лучше болтать, чем драться, – невпопад ответил Петруха, с недовольным видом потрогав распухший глаз. – Если б ты, Васятка, вчера не стал задираться, ничего б и не было... И портмоне я не потерял бы, с кодовой карточкой. И дурика этого у гостевого выхода не пришлось бы ждать.
– Сам виноват, – буркнул Васятка, – не стоило меня заводить. Договорились ведь, что лепреконовский горшок пополам, значит, пополам. А то покатили какие-то гнилые расклады с процентами, выяснения, кто больше разработкой дела занимался... Я, может, три года ждал, когда Лепрекон в нашу контору обратится! Три года в подчинении дурака-начальника – это, знаешь ли, перебор.
– Тихо! – оборвал его одноглазый, – нашлась, понимаешь, умная птица говорун. Думай, чего и при ком говоришь!
– А он все равно у нас скоро беспамятным станет, – ехидно напомнил Вася, – чего ж и не потолковать-то на важную тему? О том, как ты, Петя, лоханулся.
– Ты, гнида, адрес давай! – свирепея, прорычал серорожий Петя онемевшему от услышанного Глебу. – Шутки закончились! Если сейчас не ответишь, то...
– Да назови ты им свой адрес, – прошелестел у ушах Глеба знакомый голос, – они ведь тебя всего изувечат, а своего добьются! Орки, одно слово... Говори, не бойся. Целее будешь, – Глеб и назвал.
Иномарка подъехала к глебову подъезду с шиком, едва ли не на полной скорости, затормозив аккурат возле ступенек подъезда. Старухи на подъездной лавочке чуть не вывихнули шеи, высматривая, кто ж такой именитый к ним с утра пораньше прибыл – может, свадьба? Все ж таки Первое Мая, самое время для бракосочетания... Того и гляди, водки удастся выклянчить, или денег с земли насобирать. Или еще чем полезным для пенсионного здоровья поживиться.
Однако когда из машины выбрались два чернокостюмных «шкафа», причем один с заплывшим глазом, второй со зверской ухмылкой на физиономии, и между ними поникший Глеб – старух как ветром сдуло. Только забытые кульки да вязания на лавочке остались.
В пассажирский лифт троица, разумеется, не вместилась, а грузового в старой девятиэтажке не было в целях плановой экономии образца семидесятых годов. Потому и пришлось им топать пешком до пятого этажа, где Глеб снимал комнату, идти, пугая своим видом куривших на площадках редких жильцов. К несчастью, хозяин квартиры все еще болтался где-то в загуле и помочь Глебу было некому – хотя бы «караул!» хором покричать, что ли...
Заперев Глеба в туалете, Вася и Петя по профессиональному быстро перерыли мягкие вещи в шкафах, особо не церемонясь – что пошвыряли на пол, что комом запихали на место; отодвинули от стен всю мебель, даже с телевизора корпус сняли, не поленились. Когда Глеба выпустили из туалетной одиночки, квартира походила на только что заселенную – когда мебель и прочее барахло в нее занесли, а расставить-разложить не удосужились, сразу сели отмечать новоселье.
– Прям как в тридцать седьмом, – ностальгически сказал Петя, разглядывая учиненный ими погром. – Помнишь, да? Веселое время было, светлое... Молодые мы тогда еще были, с идеалами. Старались!
– Да уж, – равнодушно ответил Вася, выковыривая из-под ногтей грязь, – сейчас тоже ничего. Жить можно, – он кивнул в сторону Глеба: – Замемори ему память на минус сутки да пойдем. Ничего у этого лоха нету... Случайный человечек. Козявка, – развернулся и ушел прочь из квартиры, захлопнув дверь.
– Ну-с, дурилка ты картонная, – Петя достал из нагрудного кармана черные очки, нацепил их на нос и стал выглядеть куда как солиднее с невидимым теперь подбитым глазом, – считай, легко отделался, – с этими словами он поднял руку. Глеб успел заметить зажатое в ней нечто, похожее на длинную гаванскую сигару: в глаза ему пыхнул ослепительно белый свет и Глеб потерял сознание.
Глебу приснился очень странный сон.
Вообще-то все сны есть вещь странная и наукой до сих пор толком не объясненная: откуда они, почему, и, главное для чего? Зачем, скажем, обычному бухгалтеру мелкооптовой закупочной конторы снится, что он – воин персидского царя Аншана Куруш, в латах, остроконечном шлеме и ярком полосатом плаще, плечом к плечу сотоварищами сражающийся с варварами урало-алтайских племен? А, скажем, крутому бизнесмену с финансовым оборотом порядка сотни миллионов долларов в год, мужику с десятком любовниц – что он маленькая девочка, танцующая на сцене в лучах софитов, полная невероятного восторга? И если первый сон можно рассказать в курилке друзьям, посмеиваясь и с удовольствием вспоминая детали, то второй никогда и никому не будет рассказан, хотя останется в памяти на всю жизнь.
А вещие сны? Кладезь информации, если уметь их правильно расшифровывать и применять к действительности: множество гениальных открытий было сделано именно во снах, как и множество верных предсказаний или философских откровений. Тех, которые порой меняли историю человечества.
Хотя, скажем прямо, подобные сны бывают весьма не часто, иначе бы все граждане Земли, поголовно, уже давным-давно забросили б всякую работу и дрыхли круглыми сутками в ожидании биржевых подсказок, умственного просветления и прихода нирваны как таковой.
У большинства же людей сновидения ни о чем, пустые, не оставляющие после себя никаких впечатлений, так себе сны – отвалялся в кровати положенное количество времени, проснулся по будильнику и пошел на службу, деньги зарабатывать. К числу этих людей относился и Глеб: снов он почти никогда не видел, а если и видел чего, то в памяти наутро оставались лишь короткие, ничего не значащие обрывки. И потому Глеб никакого интереса ни к снам, ни к их толкованию не испытывал.
Однако в этот раз сон его был ярок, красочен и, можно сказать, вещественен. Даже запахи ощущались!
А снилось Глебу Матвееву вот что: будто мчится он бестелесным духом в громадном туннеле с радужно переливающимися, полупрозрачными стенами. Мчится с невероятной, запредельной скоростью; за стенами видны звезды на черном фоне, много-много звезд – и красных, и желтых, и белых, и голубых, прям-таки калейдоскопическое месиво! И все это разноцветное крошево находится в постоянном движении, словно кто-то безостановочно крутит и крутит тот звездный калейдоскоп, не в силах оторваться от захватывающего зрелища.
Туннель оказался извилистый, приходилось все время контролировать свое движение, чтобы ненароком не вылететь за эфемерную стену; что там, за радужной пленкой, Глеб не знал, но подозревал, что ничего хорошего.
Лететь было тяжело, потому что Глеб тащил с собой добычу. Где она находилась, в каком месте, оставалось непонятно – вроде бы внутри него: ведь ни рук, ни ног у духа нет... головы, верно, тоже нет, однако ж чем-то думается! Но этот вопрос интересовал Глеба сейчас меньше всего – за ним шла погоня. Серьезная, неотступная, смертельно опасная... Заранее подготовленные ловушки преследователи миновали шутя, словно и не замечая их; отходные лазейки-канальчики, предварительно исследованные и помеченные маячками, исчезали, едва Глеб к ним приближался... А погоня все ближе и ближе: Глеб чувствовал спиной – или что там у него нынче – усиливающийся ледяной холод. К тому же весьма некстати очнулась добыча: она активизировалась и в ужасе стала рваться наружу, стуча призрачными кулачками в призрачную же сущность Глеба.
Туннель впереди неожиданно сузился и превратился в тупик – подобного Глеб никак не ожидал! Сильны, сильны охранники мага Савелия, знаний и умения не занимать... молодцы, сказал бы он им, если б смотрел на происходящее со стороны. И если бы дело не касалось именно его, Хитника... тьфу, Глеба! Нда-а, жаль, что все получилось несколько не так, как задумывалось – очень уж помирать неохота. А иного варианта охранники ему не предоставят.
И тут Глебу повезло.
Какой-то хак, явно начинающий, глупый и беспечный, вломился в заблокированный изнутри глебов менто-туннель, пробив его снаружи варварски тупым заклинанием – может, посмотреть хотел, что тут происходит, может, сам от кого-то удирал, кто знает! Но он, хак, оказался не в том месте и не в то время: Глеб швырнул его в сторону преследователей, а сам нырнул в затягивающуюся лазейку. Позади раздался истошный визг умирающего хака и злобный вой преследователей, обнаруживших, что вкус добычи не тот; вход позади Глеба затянулся радужным маревом. Последнее, что услышал Глеб, был хоровой рев десяток глоток: «Ты покойник, Хитник! Ты покой...»
С запоздалым сожалением Глеб понял, от кого удирал хак: навстречу ему мчался запаковывающий демон – рогатый, многолапый, плюющийся мраком – стандартный магоохранник крупного учреждения, скорее всего какого-нибудь банка. Оборонительных заклинаний у Хитника не осталось, по пути все растратил, ну да черт с ними... уж лучше побыть век-другой запакованным с возможностью восстановления, чем утратить свою сущность навсегда. Как тот несчастный хак.
Больше Глеб ничего подумать не успел: демон поглотил его.
И запаковал.
Глава 3
Башка трещала будто с перепоя.
Глеб сел, продрал глаза, осмотрелся: разгромленная квартира походила на место затяжной массовой пьянки с не менее затяжным дебошем. И очевидная необходимость предстоящей уборки никакого энтузиазма у Глеба не вызвала.
– Орки проклятые, – вставая и потирая затылок, зло сказал Глеб. – Уроды! Мне что же, самому теперь порядок наводить, а? Ограбили, напакостили, в глаза каким-то лазером пыхнули, – и только тут сообразил, что знать о произошедшем он вроде бы не должен. Ему же... это, как его... на минус сутки память стерли. Или не стерли?
Во всяком случае, Глеб прекрасно помнил все, что с ним недавно случилось. Но полной уверенности в том, что это произошло на самом деле, у Глеба не было: может, он паленой водкой с хозяином квартиры до беспамятки надрался? И они на пару домашнее хулиганство с беспорядками учудили... были уже прецеденты, были. А лепрекон с горшком золота и серомордые васи-пети всего лишь похмельный бред – чего только спьяну не приснится! Вот, снилось же, что он, Глеб, удирает по туннелю от кого-то, да ведь как правдоподобно снилось, до сих пор мурашки по спине бегают... Хотя, скорее всего, он ее попросту отлежал. Ухитрился.
Кряхтя и почесывая спину, куда только можно дотянуться, Глеб побрел сначала в туалет, а после в ванную. Умывшись по-зимнему ледяной водой – горячей, разумеется, не было – Глеб принялся чистить зубы, разглядывая свое отражение в грязном зеркале над краном. На предмет синяков, царапин и прочих загульных последствий. Как ни странно, физиономия была в порядке, да и ощущение похмелья практически исчезло: жизнь явно налаживалась! Еще поскорее бы забыть тот бред, что ему приснился, и тогда станет вовсе хорошо...
– Ну и рожа, – с отвращением сказал знакомый Глебу голос, – ну и харя... Как ты с такой-то мордой по улицам ходишь? Эта козлиная бородка, эти патлы, тьфу! Бомж, натурально бомж... слушай, а ты случаем не вшивый, а? Педикулезом не болеешь? – у Глеба затряслись руки, он уронил зубную щетку в раковину и тихонько завыл: кошмар продолжался.
– Чур меня, чур, – простонал Глеб, пятясь от зеркала и истово крестясь, – опять все тот же сон! Изыди, призрак! Вон, глюк! Вон!
– Нечего выть, – раздраженно произнес голос. – Коли вляпался в историю, будь любезен смотреть правде в глаза. Нынче я – твоя правда! Вот и получай чего заслужил. Во-первых все, что с тобой случилось – не сон. Во-вторых, я – не призрак. А в-третьих, тебе надо сваливать с хаты, засвеченная она... Орки в любое время могут вернуться, чтобы проверить, стертая у тебя память или нет. А то и прибить на всякий случай, ежели им в башку такая блажь придет, с них станется! Учти, я не всесильный – память тебе сберег, но от физического воздействия вряд ли смогу защитить.
– Да кто ты такой, блин? – завопил Глеб, вылетая из ванной и затравленно оглядываясь по сторонам, – где ты? Хватит в прятки играться! Что за партизанские дела?!
– Стоять! – командирски рявкнул голос, – молчать! Тпру, кому говорю! – Глеб от неожиданности и остановился, замер, испуганно втянув голову в плечи.
– Так-то лучше, – пробурчал голос. – Значит, отвечаю по пунктам: сейчас я – нечто необозначенное и нематериальное... ээ... типа святого духа, чтоб тебе понятнее было. Более того: я вынужденно слит с твоей сущностью, не полностью и не навсегда, но слит. Грубо говоря, насильно вплетен в твое менто-поле... ну, как бы стал на время частью твоего «я». Понятно?
– Ы... э... о, – только и ответил Глеб, пытаясь унять дрожь в коленках. – Нну-у... не-а.
– Ох, какая же мука растолковывать профану очевидное, – горестно вздохнул голос. – И надо ж было, чтоб меня освободил не кто-нибудь из своих, из понимающих, а какой-то обычник... причем не из лучших. Тупой, нестриженый и небритый.
– За обычника ответишь! – окрысился Глеб, приходя в себя. – Сам такой! – Что означало это слово, Глеб не знал, но презрительная интонация не оставляла сомнений в том, что его только что намеренно оскорбили.
– Хе-хе, – развеселился голос, – а шиш тебе! Я-то к обычникам не отношусь, да и бриться-стричься мне, духу, ни к чему. А вот тебе надо.
– Зачем? – обреченно спросил Глеб: эхма, раз наехала конкретная шиза, то никуда от нее не деться. Проще соглашаться, чем спорить... Да и то, какой смысл с собственным бредом ругаться?
– Сменить имидж, – пояснил голос. – Чтоб на нормального человека похож стал. Нам... тебе предстоит сделать много дел!
– А иди ты, – вяло огрызнулся Глеб и подошел к окну, глянуть, чего нынче в мире творится, день сейчас или уже вечер. А то невесть сколько в отключке пролежал...
На улице был день. Пасмурный, с мелким дождичком: серая пелена затянула небо над стоявшими напротив многоэтажками; внизу, по идущей мимо дома трассе, сновали машины, мокрые и блестящие. Улица вроде бы выглядела как обычно... почти как обычно. Но что-то все же было не так. И здорово «не так».
Глеб пригляделся и ему опять стало дурно. Потому что в небе, над крышами многоэтажек, шло не менее интенсивное, чем на трассе внизу, движение: были там и ведьмы на метлах, в желтых дождевых плащах, и ковры-самолеты с установленными на них по сырой погоде туристическими палатками; стройными рядами, выдерживая необходимую дистанцию, летели черные гробы с мигающими красным поворотными сигналами. Особняком, сторонясь транспортного потока, по воздушным обочинам пробирались небесные пешеходы с зонтиками, обутые кто в сапоги-ботфорты, кто в домашние тапки устрашающих размеров. Пешеходный народ спешил по своим делам, не обращая внимание на город под их ногами.
– Блин, каюк, – слабо произнес Глеб, пятясь от окна на полусогнутых. – В психушку мне пора... в нашу мозгоправную больничку. Может, откачают, а? – с надеждой спросил он сам себя.
– Мда-а, – протянул голос. – Вижу, по нормальному с тобой нельзя... Тогда так: хочешь заработать десять тысяч баксов?
– Хочу, конечно, – малость оживился Глеб. – Но откуда у тебя, галлюцинации, могут быть деньги? Разве что придуманные, глючные.
– Хватит считать меня галлюцинацией! – взорвался голос. – Я – самая настоящая реальность, данная тебе в ощущениях и точка.
– А те? – Глеб, не смея подходить к окну, махнул в его сторону рукой. – Те тоже реальность?
– Однозначно, – отрезал невидимый собеседник. – Так как наши ментальные поля частично слились, ты получил возможность видеть мир таким, какой он есть на самом деле, а не какой он видится обычникам. Радуйся, дурак, предоставленной возможности! Будет потом чего вспомнить, когда я от тебя уйду.
– Уйдешь? – обрадовался Глеб, – а когда?
– Когда, когда, – недовольно передразнил его голос. – Когда поможешь мне, тогда и свалю куда подальше. Думаешь, приятно быть все время привязанным к лоху с козлиной бородой?
– За козла.... – начал было привычное Глеб, однако голос перебил его:
– Десять тысяч баксов, усек? Но сначала побриться, подстричься и переодеться! Приобрести нормальный, цивильный вид – тебе придется общаться с серьезными людьми. А серьезные люди бомжей не жалуют, уж поверь мне... Остальные инструкции потом, по выполнению первого задания.
– А фиг тебе, – в никуда показал Глеб кукиш, – у меня денег нету!
– Будут, не сомневайся, – заверил его собеседник. – Первым делом найдем дежурный банкомат и я тебя обналичу. Баксов пятьсот на первоначальные расходы, надеюсь, нам хватит.
– Уже и «нам», – возмутился Глеб. – Тоже мне, компаньон нашелся! И откуда ты на мою голову свалился? Звал я тебя, что ли?
– Нечего было чужие кошельки воровать, – ехидно заметил собеседник. – И всякие случайные бутылки раскупоривать... хотя, конечно, спасибо. Не то пролежал бы я запакованным невесть сколько лет. Да, кстати! А какой нынче год?
– Запакованным? – переспросил Глеб: ему немедленно вспомнился подозрительно яркий сон. – Слышь, гражданин невидимый, а ты случаем не Хитник?
– Ого, – изумленно пробормотал голос, – ну и дела... Ты откуда мое имя-то знаешь, оборванец?
– Оттуда, – ухмыльнулся Глеб. – Во сне увидел. А год нынче у нас две тысячи пятый, первое мая, если уж точно. Праздник! Народ водку пьет, а я тут глюки ловлю, причем совершенно задаром. – Лукавил Глеб, ох и лукавил! Не считал он больше происходящее с ним бредом – как о десяти тысячах баксах услышал, так и перестал душевно мучаться. Ну, изменилась малость реальность, и что? Деньги все равно остались деньгами. И если этот невидимый хрен с бугра действительно отстегнет ему, Глебу, настоящие пятьсот долларов, то, стало быть, и с десятью тысячами не обманет. Есть перспективы, есть!
– Ага, – на время умолк Хитник, что-то подсчитывая. – Значит, я был запакован тринадцать месяцев... Что ж, неплохо! Могло быть и хуже. Ладно, бери с собой все необходимое и пошли: назад ты больше не вернешься, нельзя тебе здесь появляться – орки рано или поздно заметут!
– Чего мне брать-то, кроме документов, – отмахнулся Глеб. – Ни черта у меня ценного нет, одна гитара, да и то сплошные дрова. Новую себе куплю!
– И то дело, – одобрил решение Глеба Хитник. – Пошли, чувырла, деньги получать да в нормального пипла тебя переделывать. – Хотел было Глеб опять возмутиться и потребовать за «чувырлу» ответа, да вовремя передумал: зачем богатого спонсора нервировать, пусть и невидимого? Вовсе ненужное развлечение.
А есть ли тот спонсор на самом деле, или это одна лишь глючная фикция – баксы покажут!
И Глеб с легким сердцем покинул разгромленную квартиру, однако дверь на всякий случай запер, а ключи сунул под коврик: вдруг возвращаться придется? Всяко ведь может статься. Кто их, Хитников, знает...
На улице было промозгло: Глеб поднял воротник джинсовой куртки, сунул руки в карманы и неспешной походкой направился в сторону известного ему районного сбербанка. Мелкий дождь неприятно студил лицо, каплями стекал по длинной шевелюре – куртка вскоре стала тяжелой и сырой, но Глеб не обращал внимания на погодные трудности. Пятьсот баксов, подумать только! Хорошая сумма, приятная. Вот только бриться и стричься не хотелось: грустно превращаться из творческой личности в стандартного бизнес-болванчика, вон их сколько по улице шастает... Но с учетом возможного десятитысячного заработка визит в парикмахерскую казался сущей ерундой.
Глеб шел, поглядывая по сторонам и стараясь ничем не выдавать своего удивления: многие прохожие, оказывается, были вовсе не людьми! Вернее, не теми, кем они показались бы Глебу раньше, до знакомства с Хитником. До его внедрения в глебову ментальную сущность.
Вот, скажем, идет навстречу гражданин, спешит с озабоченным видом – деловой костюм, пластиковая папка под мышкой, в глазах целеустремленность – а глаза-то громадные, желтые, с вертикальными зрачками! Волосы рыжей щеткой и остроконечные волосатые уши... Или глебова бабка-конкурент, роющаяся в мусорной урне в поисках бутылок: бомжиха как бомжиха, старая и горбатая, но если внимательно приглядеться, то и не горб у нее вовсе, а сложенные кожистые крылья. Или, например, идущая навстречу симпатичная дама с собачкой на поводке – ан и не собачка то, а нечто с сердитым человеческим личиком, туловищем льва, подрезанными крылышками и скорпионьим хвостиком; на хвостике железный стакан-чехольчик, чтоб, значит, не ужалила кого ненароком. Карликовая мантикора, несомненно!
– Славная у вас собачулька, – не удержался Глеб от похвалы. Дама улыбнулась, показав два длинных тонких клыка, кивнула согласно и, сказав: «Маня, не балуй!», пошла дальше – «собачулька» уже приноровилась пометить Глеба, задрав на него ножку.
На дороге тоже было интересно: между привычных автомобилей нет-нет, да и оказывалось нечто, не вписывающееся в повседневную городскую жизнь. То блестящая позолотой карета с хрустальными окнами и впряженной в нее цугом шестеркой вороных, то механический паук с никелированными суставчатыми ногами и кабинкой вместо тела. То просто одинокий всадник – но истлевший, в белом саване, верхом на таком же истлевшем коне и с начищенной косой в руке, упертой древком в костяную стопу на манер копья – ожидающий, когда на светофоре загорится зеленый сигнал. Глеб, разинув рот, уставился на бледного всадника: скелет медленно повернул в его сторону череп, погрозил длинным пальцем, мол, не таращся почем зря, иди своей дорогой – Глеб и припустил прочь, забыв и о сбербанке, и о пятистах баксах, и о своих парикмахерских волнениях.
Глеб сел, продрал глаза, осмотрелся: разгромленная квартира походила на место затяжной массовой пьянки с не менее затяжным дебошем. И очевидная необходимость предстоящей уборки никакого энтузиазма у Глеба не вызвала.
– Орки проклятые, – вставая и потирая затылок, зло сказал Глеб. – Уроды! Мне что же, самому теперь порядок наводить, а? Ограбили, напакостили, в глаза каким-то лазером пыхнули, – и только тут сообразил, что знать о произошедшем он вроде бы не должен. Ему же... это, как его... на минус сутки память стерли. Или не стерли?
Во всяком случае, Глеб прекрасно помнил все, что с ним недавно случилось. Но полной уверенности в том, что это произошло на самом деле, у Глеба не было: может, он паленой водкой с хозяином квартиры до беспамятки надрался? И они на пару домашнее хулиганство с беспорядками учудили... были уже прецеденты, были. А лепрекон с горшком золота и серомордые васи-пети всего лишь похмельный бред – чего только спьяну не приснится! Вот, снилось же, что он, Глеб, удирает по туннелю от кого-то, да ведь как правдоподобно снилось, до сих пор мурашки по спине бегают... Хотя, скорее всего, он ее попросту отлежал. Ухитрился.
Кряхтя и почесывая спину, куда только можно дотянуться, Глеб побрел сначала в туалет, а после в ванную. Умывшись по-зимнему ледяной водой – горячей, разумеется, не было – Глеб принялся чистить зубы, разглядывая свое отражение в грязном зеркале над краном. На предмет синяков, царапин и прочих загульных последствий. Как ни странно, физиономия была в порядке, да и ощущение похмелья практически исчезло: жизнь явно налаживалась! Еще поскорее бы забыть тот бред, что ему приснился, и тогда станет вовсе хорошо...
– Ну и рожа, – с отвращением сказал знакомый Глебу голос, – ну и харя... Как ты с такой-то мордой по улицам ходишь? Эта козлиная бородка, эти патлы, тьфу! Бомж, натурально бомж... слушай, а ты случаем не вшивый, а? Педикулезом не болеешь? – у Глеба затряслись руки, он уронил зубную щетку в раковину и тихонько завыл: кошмар продолжался.
– Чур меня, чур, – простонал Глеб, пятясь от зеркала и истово крестясь, – опять все тот же сон! Изыди, призрак! Вон, глюк! Вон!
– Нечего выть, – раздраженно произнес голос. – Коли вляпался в историю, будь любезен смотреть правде в глаза. Нынче я – твоя правда! Вот и получай чего заслужил. Во-первых все, что с тобой случилось – не сон. Во-вторых, я – не призрак. А в-третьих, тебе надо сваливать с хаты, засвеченная она... Орки в любое время могут вернуться, чтобы проверить, стертая у тебя память или нет. А то и прибить на всякий случай, ежели им в башку такая блажь придет, с них станется! Учти, я не всесильный – память тебе сберег, но от физического воздействия вряд ли смогу защитить.
– Да кто ты такой, блин? – завопил Глеб, вылетая из ванной и затравленно оглядываясь по сторонам, – где ты? Хватит в прятки играться! Что за партизанские дела?!
– Стоять! – командирски рявкнул голос, – молчать! Тпру, кому говорю! – Глеб от неожиданности и остановился, замер, испуганно втянув голову в плечи.
– Так-то лучше, – пробурчал голос. – Значит, отвечаю по пунктам: сейчас я – нечто необозначенное и нематериальное... ээ... типа святого духа, чтоб тебе понятнее было. Более того: я вынужденно слит с твоей сущностью, не полностью и не навсегда, но слит. Грубо говоря, насильно вплетен в твое менто-поле... ну, как бы стал на время частью твоего «я». Понятно?
– Ы... э... о, – только и ответил Глеб, пытаясь унять дрожь в коленках. – Нну-у... не-а.
– Ох, какая же мука растолковывать профану очевидное, – горестно вздохнул голос. – И надо ж было, чтоб меня освободил не кто-нибудь из своих, из понимающих, а какой-то обычник... причем не из лучших. Тупой, нестриженый и небритый.
– За обычника ответишь! – окрысился Глеб, приходя в себя. – Сам такой! – Что означало это слово, Глеб не знал, но презрительная интонация не оставляла сомнений в том, что его только что намеренно оскорбили.
– Хе-хе, – развеселился голос, – а шиш тебе! Я-то к обычникам не отношусь, да и бриться-стричься мне, духу, ни к чему. А вот тебе надо.
– Зачем? – обреченно спросил Глеб: эхма, раз наехала конкретная шиза, то никуда от нее не деться. Проще соглашаться, чем спорить... Да и то, какой смысл с собственным бредом ругаться?
– Сменить имидж, – пояснил голос. – Чтоб на нормального человека похож стал. Нам... тебе предстоит сделать много дел!
– А иди ты, – вяло огрызнулся Глеб и подошел к окну, глянуть, чего нынче в мире творится, день сейчас или уже вечер. А то невесть сколько в отключке пролежал...
На улице был день. Пасмурный, с мелким дождичком: серая пелена затянула небо над стоявшими напротив многоэтажками; внизу, по идущей мимо дома трассе, сновали машины, мокрые и блестящие. Улица вроде бы выглядела как обычно... почти как обычно. Но что-то все же было не так. И здорово «не так».
Глеб пригляделся и ему опять стало дурно. Потому что в небе, над крышами многоэтажек, шло не менее интенсивное, чем на трассе внизу, движение: были там и ведьмы на метлах, в желтых дождевых плащах, и ковры-самолеты с установленными на них по сырой погоде туристическими палатками; стройными рядами, выдерживая необходимую дистанцию, летели черные гробы с мигающими красным поворотными сигналами. Особняком, сторонясь транспортного потока, по воздушным обочинам пробирались небесные пешеходы с зонтиками, обутые кто в сапоги-ботфорты, кто в домашние тапки устрашающих размеров. Пешеходный народ спешил по своим делам, не обращая внимание на город под их ногами.
– Блин, каюк, – слабо произнес Глеб, пятясь от окна на полусогнутых. – В психушку мне пора... в нашу мозгоправную больничку. Может, откачают, а? – с надеждой спросил он сам себя.
– Мда-а, – протянул голос. – Вижу, по нормальному с тобой нельзя... Тогда так: хочешь заработать десять тысяч баксов?
– Хочу, конечно, – малость оживился Глеб. – Но откуда у тебя, галлюцинации, могут быть деньги? Разве что придуманные, глючные.
– Хватит считать меня галлюцинацией! – взорвался голос. – Я – самая настоящая реальность, данная тебе в ощущениях и точка.
– А те? – Глеб, не смея подходить к окну, махнул в его сторону рукой. – Те тоже реальность?
– Однозначно, – отрезал невидимый собеседник. – Так как наши ментальные поля частично слились, ты получил возможность видеть мир таким, какой он есть на самом деле, а не какой он видится обычникам. Радуйся, дурак, предоставленной возможности! Будет потом чего вспомнить, когда я от тебя уйду.
– Уйдешь? – обрадовался Глеб, – а когда?
– Когда, когда, – недовольно передразнил его голос. – Когда поможешь мне, тогда и свалю куда подальше. Думаешь, приятно быть все время привязанным к лоху с козлиной бородой?
– За козла.... – начал было привычное Глеб, однако голос перебил его:
– Десять тысяч баксов, усек? Но сначала побриться, подстричься и переодеться! Приобрести нормальный, цивильный вид – тебе придется общаться с серьезными людьми. А серьезные люди бомжей не жалуют, уж поверь мне... Остальные инструкции потом, по выполнению первого задания.
– А фиг тебе, – в никуда показал Глеб кукиш, – у меня денег нету!
– Будут, не сомневайся, – заверил его собеседник. – Первым делом найдем дежурный банкомат и я тебя обналичу. Баксов пятьсот на первоначальные расходы, надеюсь, нам хватит.
– Уже и «нам», – возмутился Глеб. – Тоже мне, компаньон нашелся! И откуда ты на мою голову свалился? Звал я тебя, что ли?
– Нечего было чужие кошельки воровать, – ехидно заметил собеседник. – И всякие случайные бутылки раскупоривать... хотя, конечно, спасибо. Не то пролежал бы я запакованным невесть сколько лет. Да, кстати! А какой нынче год?
– Запакованным? – переспросил Глеб: ему немедленно вспомнился подозрительно яркий сон. – Слышь, гражданин невидимый, а ты случаем не Хитник?
– Ого, – изумленно пробормотал голос, – ну и дела... Ты откуда мое имя-то знаешь, оборванец?
– Оттуда, – ухмыльнулся Глеб. – Во сне увидел. А год нынче у нас две тысячи пятый, первое мая, если уж точно. Праздник! Народ водку пьет, а я тут глюки ловлю, причем совершенно задаром. – Лукавил Глеб, ох и лукавил! Не считал он больше происходящее с ним бредом – как о десяти тысячах баксах услышал, так и перестал душевно мучаться. Ну, изменилась малость реальность, и что? Деньги все равно остались деньгами. И если этот невидимый хрен с бугра действительно отстегнет ему, Глебу, настоящие пятьсот долларов, то, стало быть, и с десятью тысячами не обманет. Есть перспективы, есть!
– Ага, – на время умолк Хитник, что-то подсчитывая. – Значит, я был запакован тринадцать месяцев... Что ж, неплохо! Могло быть и хуже. Ладно, бери с собой все необходимое и пошли: назад ты больше не вернешься, нельзя тебе здесь появляться – орки рано или поздно заметут!
– Чего мне брать-то, кроме документов, – отмахнулся Глеб. – Ни черта у меня ценного нет, одна гитара, да и то сплошные дрова. Новую себе куплю!
– И то дело, – одобрил решение Глеба Хитник. – Пошли, чувырла, деньги получать да в нормального пипла тебя переделывать. – Хотел было Глеб опять возмутиться и потребовать за «чувырлу» ответа, да вовремя передумал: зачем богатого спонсора нервировать, пусть и невидимого? Вовсе ненужное развлечение.
А есть ли тот спонсор на самом деле, или это одна лишь глючная фикция – баксы покажут!
И Глеб с легким сердцем покинул разгромленную квартиру, однако дверь на всякий случай запер, а ключи сунул под коврик: вдруг возвращаться придется? Всяко ведь может статься. Кто их, Хитников, знает...
На улице было промозгло: Глеб поднял воротник джинсовой куртки, сунул руки в карманы и неспешной походкой направился в сторону известного ему районного сбербанка. Мелкий дождь неприятно студил лицо, каплями стекал по длинной шевелюре – куртка вскоре стала тяжелой и сырой, но Глеб не обращал внимания на погодные трудности. Пятьсот баксов, подумать только! Хорошая сумма, приятная. Вот только бриться и стричься не хотелось: грустно превращаться из творческой личности в стандартного бизнес-болванчика, вон их сколько по улице шастает... Но с учетом возможного десятитысячного заработка визит в парикмахерскую казался сущей ерундой.
Глеб шел, поглядывая по сторонам и стараясь ничем не выдавать своего удивления: многие прохожие, оказывается, были вовсе не людьми! Вернее, не теми, кем они показались бы Глебу раньше, до знакомства с Хитником. До его внедрения в глебову ментальную сущность.
Вот, скажем, идет навстречу гражданин, спешит с озабоченным видом – деловой костюм, пластиковая папка под мышкой, в глазах целеустремленность – а глаза-то громадные, желтые, с вертикальными зрачками! Волосы рыжей щеткой и остроконечные волосатые уши... Или глебова бабка-конкурент, роющаяся в мусорной урне в поисках бутылок: бомжиха как бомжиха, старая и горбатая, но если внимательно приглядеться, то и не горб у нее вовсе, а сложенные кожистые крылья. Или, например, идущая навстречу симпатичная дама с собачкой на поводке – ан и не собачка то, а нечто с сердитым человеческим личиком, туловищем льва, подрезанными крылышками и скорпионьим хвостиком; на хвостике железный стакан-чехольчик, чтоб, значит, не ужалила кого ненароком. Карликовая мантикора, несомненно!
– Славная у вас собачулька, – не удержался Глеб от похвалы. Дама улыбнулась, показав два длинных тонких клыка, кивнула согласно и, сказав: «Маня, не балуй!», пошла дальше – «собачулька» уже приноровилась пометить Глеба, задрав на него ножку.
На дороге тоже было интересно: между привычных автомобилей нет-нет, да и оказывалось нечто, не вписывающееся в повседневную городскую жизнь. То блестящая позолотой карета с хрустальными окнами и впряженной в нее цугом шестеркой вороных, то механический паук с никелированными суставчатыми ногами и кабинкой вместо тела. То просто одинокий всадник – но истлевший, в белом саване, верхом на таком же истлевшем коне и с начищенной косой в руке, упертой древком в костяную стопу на манер копья – ожидающий, когда на светофоре загорится зеленый сигнал. Глеб, разинув рот, уставился на бледного всадника: скелет медленно повернул в его сторону череп, погрозил длинным пальцем, мол, не таращся почем зря, иди своей дорогой – Глеб и припустил прочь, забыв и о сбербанке, и о пятистах баксах, и о своих парикмахерских волнениях.