Балязин Вольдемар. Последний император

   18-го мая. Суббота.
   Спал долго, убаюкиваемый спокойным ходом парохода. День был ясный, но очень холодный с сильнейшим ветром, так что даже неприятно было выходить наверх. Из всех сел народ приходил к берегу реки, повсюду были устроены арки, многие провожали пароход бегом. Мы шли очень хорошо. В 10 час. вечера стали на бочку, не доходя до Костромы 20 верст. К вечеру совсем стихло. Читал бумаги и лег в 12 1/2.
   19-го мая. Воскресение.
   Около 6 час. утра пошли вверх и в 9 ч. проходили мимо Костромы. Чудное солнце озаряло множество белых церквей. Остановились у новой пристани в поле в 3 верстах выше города. В 10 час. сошел на берег. Прямо против пристани, на высоком берегу стояла моя рота Эриванского полка. Приятно было увидеть ее. Сели в коляски и поехали в Ипатьевский монастырь. По пути стояли шпалерами Эриванский и 138 Пултуский пех. полки. В монастыре с другой стороны встретил подошедший крестный ход с Федоровской Божией Матерью и затем вышел в собор. Обедня и молебен были отслужены менее чем в полтора часа. Осмотрели со всей фамилией дом Михаила Федоровича, где собрана богатая ризница из собора, и той же дорогой вернулись на пароход. Сели завтракать, сделалось совсем тепло. В 3 ч. наш пароход пошел в Кострому, в 4 ч. вышли на берег. После Городской думы принял поч. кар. от Пултуского полка и поехали в новый Романовский областной музей. Оттуда – в дворянское собрание. В 6 ч. – обратно на пароход – и к старой Ипатьевской пристани. В 8 ч. был большой обед на парох. столовой. Сидел между т. Мари и т. Микен. Затем смотрели на фейерверк, кот. пускали перед городом.
   20-го мая. Понедельник.
   Проснулся дивным утром. В 10 час. подошли к пристани в Костроме и поехали к собору, вокруг кот. стояли войска шпалерами. Обошел их, затем вошли в собор и скоро пошли за крест. ходом к месту закладки большого памятника 300-летия царствования Дома Романовых. Каждый из нас положил свой именной камень. После закладки войска прошли церем. маршем. Там мы разделились – Аликс поехала с детьми в Богоявленский женский монастырь, а я в дом губернатора. Принял у него в саду должностных лиц и волостных старшин и представителей белоземцев. Для них был приготовлен обед. Оттуда заехал в Пултуский полк и осмотрел офицерское собрание. Вернулся на «Межень» в 2 1/4. После завтрака поехал в старую церковь Воскресения на дебрях, затем в новое здание общины Красного Креста и, наконец, на выставку, устроенную земством. Интересно, но утомительно.
   Выпив чаю и простившись со всеми, пришел на пароход. Отошли снова к нашей Ипатьевской пристани; народ стоял сплошной стеной по берегу, даже в воде по колено. К 8 час. был также большой обед в нашей плавучей столовой. Прошла хорошая гроза. В 10 1/2 вечера пошли дальше вверх реки. Воздух был дивный.
   21-го мая. Вторник.
   Дивным утром в 9 час. прибыли в Ярославль. Город выглядел таким чистым и красивым с реки. На пристани обычная встреча и поч. кар. от 181 пех. Астраханского полка. Поехали в Успенский собор. Затем Аликс вернулась с Алексеем на «Межень». А я с дочерьми посетил церковь Иоанна Предтечи Спасского монастыря, тут же осмотрел покои Михаила Федоровича и, наконец, Ильинскую церковь. Одна другой краше и лучше. В час был большой завтрак в столовой. Сидел в каюте и занимался до 3 1/4. Сделалось очень жарко. Поехали в приют для сирот в память 300-летия, кот. при нас освятили, и затем осмотрел земскую выставку производств Ярославской губернии. Возвратился на пароход в 5 1/4. Пошли вверх реки и посетили интересный Толгоский монастырь, стоящий на левом берегу Волги, окруженный красивой кедровой рощью. Около 6 1/2 вернулись на «Межень» и только отошли на середину реки и стали на якорь, как началась гроза с настоящим ливнем. Во время обеда снялись с якоря, вернулись в Ярославль к пристани. Малые дети уехали в 9 1/4 на станцию в поезде. В 10 час. поехали с Ольгой и Татьяной в дворянское собрание на раут. После представления был короткий концерт и затем чай. В 11 1/2 уехали из собрания и в 12 ч. покинули Ярославль.
   22-го мая. Среда.
   Всю ночь простояли на маленькой станции Козмодемьянск. В 10 ч. прибыли в Ростов. Аликс очень устала и, кроме того, у нее сделалась ангина, так что она пролежала весь день. После встречи поехал с детьми в автомобиле в древний город Ростов Великий. Посетил Успенский собор, слушал знаменитый звон колоколов, прошел по кремлевской стене в Белую палату и Княжьи терема, осматривал по пути внутренние церкви. Возвращаясь в поезд, остановились у церкви Благовещения, где явилась в 1910 г. чудотворная икона Умиления Божией Матери. После завтрака снова поехал в город и осмотрел Яковлевский монастырь на берегу озера Неро и в 3 вер. старую деревянную церковь Иоанна Богослова на Ишне. Возвратился в поезд с детьми в 4 1/4. Пил чай и занимался. В 6 1/2 с дочерьми отправился в Кремль, в красивую церковь Воскресения Христова ко всенощной. Покинули Ростов в 8 час. и остановились в 8 1/2 на ночь на крошечной ст. Деболовской.
   23-го мая. Четверг.
   В 10 час. прибыли на ст. Петровск, около кот. в поле принял волостных старшин Ярославской губ. Оттуда поехал с дочерьми в Петровск к обедне по случаю Вознесения. Вернулся в поезд в 12 1/2 к завтраку. Около 2 час. отправился с ними же в Переславль по отличному шоссе; на 13-й версте переехал во Владимирскую губернию. Не доезжая до города, остановился у Никитского монастыря, затем в городе посетил Даниловский мон. и Федоровский женский монастырь. Несколько раз собирался дождь, но проходил благополучно. Выехал за город вдоль красивого переяславского озера в усадьбу Владимирского дворянства. Осмотрели ботик Петра Великого и памятник ему, поставленный на том самом месте, где когда-то стоял его дом. Спустились к озеру и с пристани смотрел на катание морских потешных на шлюпках. Затем поднялся к павильону, в кот. нас угостили чаем и пр. Для публики были разбиты шатры между деревьями. После взаимного пития здравий уехали и прибыли в Петровск в 7 1/2 (40 верст в 45 мин.). Аликс тоже была на приеме с своими родителями, она проехала с нами в поезде до след. станции. Остановились на ночь на ст. Балакирево в 10 1/2.
   24-го мая. Пятница.
   В 10 час. утра при отличной погоде приехали в Троице-Сергиеву лавру. Элла встретила нас. Поехал с дочерьми к обедне и молебну. Затем зашли в митрополичьи покои и выпили чаю. В 12 1/2 продолжали путь. После завтрака стало жарко в вагонах. В 3 1/2 прибыли в Москву на бывш. Брестск. ныне Александровский вокзал».
   Итак, царь прибыл в Первопрестольную. Здесь царскую семью ждали с нетерпением. Царский поезд еще шел от Троице-Сергиевой лавры к Москве, а уже тысячи горожан скапливались вдоль Первой Тверской-Ямской и Тверской, и на всех площадях, мимо которых с вокзала в Кремль должны были проследовать августейшая фамилия, свита его величества государя, московские родственники государя, столичные сановники и конный государев конвой.
   К Александровскому вокзалу уже прошел в почетный караул любимый государев полк – Астраханский гренадерский, уже по одну сторону царской дороги встали шпалеры войск из других полков московского гарнизона, а по другую – всякая партикулярная публика и простой народ, отделенные от дороги частой цепочкой городовых и полицейских; уже вышли на паперти храмов, стоящих по пути к Кремлю, архиереи, попы и монахи с иконами и хоругвями, и промчался в пролетке – в который уж раз! – московский градоначальник, сновавший по главной московской улице чуть ли не с самого утра. Но на этот раз все заметили – как-то особенно взволнованно и поспешно и именно в ту сторону, откуда и должна была появиться процессия. Несколько раз волнение охватывало собравшихся, но тут же оказывалось, что понапрасну, что еще не едут.
   Наступило уже 2, а потом и 3 часа пополудни, солнце стояло в зените, было безветренно и жарко, а государь все не объявлялся. Наконец, в три четверти четвертого со стороны Триумфальной площади донеслось долгожданное «ура!» – это гренадеры-астраханцы отвечали на приветствие государя. Эхо солдатского «ура» еще висело в воздухе, когда у Александра Невского, что на Миуссах, ударили колокола. И вслед за тем над Первой Тверской-Ямской, с запада на восток, поплыл по синему небу золотой колокольный звон. В октаву Александру Невскому грянули звонницы Страстного монастыря, и от церкви к церкви, от колокольни к колокольне, все нарастая и усиливаясь, поплыл над Первопрестольной торжественный благовест. А потом вплелся в него низкий и густой бас 1000-пудового колокола с Ивана Великого.
   А меж тем царь, обойдя почетный караул, подошел к встречающим его сановникам, генералам, тузам промышленности и торговли, городским думцам, к московским своим родственникам и, ласково улыбаясь, стал пожимать руки, глядя каждому в глаза, будто знал каждого из них. Хотя, конечно же, не знал и десятой части собравшихся.
   Затем царь помог усесться в один из экипажей императрице Александре Федоровне с наследником-цесаревичем, одетым в его любимый наряд – матроску и бескозырку; посмотрел, как в другой экипаж впорхнули одна за другой четыре его дочери – здоровые, веселые девочки, и пошел в голову выстраивавшейся кавалькады, где двое конвойцев держали в поводу приготовленного для него белого коня редчайшей красоты и стати. Сев в седло, Николай пропустил половину конвоя вперед и, легонько тронув коня шенкелями, направился к Триумфальной арке.
   В белой офицерской гимнастерке с полковничьими погонами, без регалий и орденов он не выглядел владыкой великой Империи, а казался обыкновенным армейским полковником, направлявшимся в летние лагеря или на маневры.
   А колокольный звон все продолжался, войска держали «на караул», тысячи москвичей улыбались, поднимали на плечи детей, махали платками и шляпами, и царю подумалось, что этот его въезд в Москву такой же торжественный, как и Коронационный, далекого 1896-го года.
   Так проехал он до Иверской, пересек Красную площадь и возле Спасских ворот, сойдя с коня, перекрестился на узорчатые купола храма Покрова, на златоглавые кремлевские соборы и, отдав повод подбежавшему казаку-конвойцу, пешком пошел за крестным ходом, направлявшимся к Архангельскому собору. Здесь предстояло и ему и всем его ближним возжечь лампаду и отстоять литию у гробницы первого русского царя Михаила Федоровича Романова.
   Мог ли кто-нибудь тогда подумать, что всего через 5 лет вся царская семья будет убита и даже не похоронена?..
   И снова – царский дневник:
   «25-го мая. Суббота.
   Дивный день с ветерком. В 11 час. начался выход. В Георгиевском зале Самарин от всего дворянства поднес ларец с грамотою. Красиво было Красное крыльцо с морем голов. В Успенском соборе было отслужено молебствие. Затем прикладывались к мощам и впервые поклонились гробнице Св. Ермогена. Прошли в Чудов мон. и оттуда вернулись к себе. Завтракало все семейство. В 3 ч. поехал с дочерьми в Чудов мон., где в Патриарш. ризнице осматривал интереснейшую выставку церковных вещей за последние 300 лет. Прошел во вновь устроенную церковь на месте кончины Св. Ермогена. Поехал в Знаменский монастырь и осмотрел дом Романовых. Вернулся домой в 5 1/4. Мария Павловна пила с нами чай. От 6 1/2 до 7 1/2 принимал. В 8 час. был парадный обед с тремя салютами во время пития здравий. Вечером читал.
   26-го мая. Воскресение.
   С 10 час. принимал депутации. В 11 ч. поехал с детьми в Новоспасский монастырь к обедне. Служил митрополит Макарий, пел синодальный хор и народный хор. После обедни сошли в подземелье к гробницам наших предков, где была отслужена лития. Алексей приехал к концу обедни. Оттуда в общину Эллы, которая угостила нас завтраком. В 2 1/2 уехали домой, принял Сазонова и в 3 1/2 с детьми отправился в собрание купеческого общества, где был концерт мещанских училищ, гимнастика мальчиков на дворе, представление вышивных работ учениц и чай. Вернулись домой в 4 1/2. После своего чая принимал без конца до 7 1/2, даже читать не успел. В 10 час. поехали с Ольгой и Татьяной на бал в Благородном собрании. Зала вечером была очень красива. Началось с полонеза. Я шел с Базилевской. Аликс уехала через час. Я ходил, смотрел на танцующих и курил в комнатке. В 12 1/2 уехал с Ольгой и дочерьми. Был очень потный.
   27-го мая. Понедельник.
   Опять с 10 час. начал прием: Комитета Булыгина, Московской Городской управы и выпускных воспитанников Лицея цесаревича Николая. Затем осмотрел превосходные вещи Строгановского училища, выставленные в Оружейной палате. В 12 1/4 был завтрак с митрополитом, епископами и всеми губернскими предводителями. Окончательно сел на ноги от усталости. Около 4 час. покинули Кремлевский двор, и на пути к Александровскому вокзалу посетили Вознесенский женский монастырь. По всему пути стояли войска с одной стороны и народ – с другой. Проводы были очень теплые. Простились с семейством и прочими и в 4 1/2 тронулись в обратный путь».
   Читаешь дневник Николая II и невольно задумываешься, каким же был последний российский император, если больше всего ему в десятидневной поездке по стране запомнилось, какая была погода, как он пил чай и читал по вечерам, «курил в комнатке» и «был очень потный»...
   Мог ли такой государь удержать огромную Империю, сотрясаемую бунтами и противоречиями в обществе?

ИСТОРИЧЕСКАЯ МОЗАИКА НАЧАЛА XX ВЕКА

Рожь – хлеб России

   Изначально рожь была самым главным продуктом питания русских людей. Уже Феодосий Печерский сообщает о ржаном хлебе как ежедневной пище и монахов, и узников, которым подавали ржаной хлеб в виде милостыни. Ржаной (черный) хлеб ели каждый день, пшеничный же (белый) – только по праздникам и воскресеньям. К концу XIX века рожь занимала около 37 % всех возделываемых площадей России.

На втором месте

   Овес, занимавший в России XIX – начала XX веков второе после ржи место, засевали на 29 % всех площадей в 50 губерниях.
   Если по производству ржи Россия прочно занимала первое место в мире, то по производству овса она уступала только Соединенным Штатам Америки. Рекорд же по урожайности овса с десятины принадлежал России.

Самый экспортируемый продукт

   Пшеница в конце XIX – начале XX веков занимала в России третье место среди прочих хлебных злаков и высевалась на 1/6 площади всех обрабатываемых земель. Экспорт ее составлял более 40 % от числа всех вывозимых злаков, достигнув к 1900 году 300 млн пудов. Это позволило России по экспорту пшеницы оттеснить США на второе место в мире.

В. Г. Короленко. «О сложности жизни (из полемики с “марксизмом”)»

   Разоружение и характер грядущих войн были самыми важными вопросами внешней политики, а самым важным вопросом политики внутренней был поиск пути дальнейшего развития России. Среди выдающихся мыслителей конца XIX века, задумывавшихся над этим, был известный русский писатель, философ, публицист и аграрий Владимир Галактионович Короленко.
   В 1899 году он опубликовал очерк «О сложности жизни (из полемики с “марксизмом”)». Этот очерк при жизни В. Г. Короленко вышел еще раз в 1914 году в его полном собрании сочинений, выпущенном в свет известным русским книгоиздателем Адольфом Федоровичем Марксом. Более он никогда не переиздавался из-за мнимой «крамолы», которая в годы советской власти никак не могла быть признана возможной к публикации и распространению.
   Суть очерка состояла в том, что В. Г. Короленко, признав доминирующее положение капитализма как новой движущей силы в развитии производительных сил и экономики России, не соглашался с тем, что капиталистический путь развития единственный и не имеет альтернатив.
   «В первые времена после освобождения крестьян капитализм представлялся мыслящему русскому человеку в виде не то некоторого загадочного международного джентльмена, не то своего Тит Титыча, – значительно изменившего физиономию и внешность. Во всяком случае это был господин не первой уже молодости, давно переживший период своей непосредственности и своих юных увлечений, в изрядно поношенном костюме и с плутовато бегающими глазами. И при том „друзья“ русского человека, его хорошие европейские знакомцы и наставники отзывались о джентльмене очень и очень недвусмысленно, советуя держать с ним ухо востро. Совершенно понятно, что русский мыслящий человек оглядывался и ломал голову. Беда в том, что в багаже сомнительного джентльмена находилось сокровище, без которого обойтись человеку трудно: секрет развития промышленного гения. Совершенно понятны и период раздумья, и некоторая оглядка: хотелось взять сокровище и избегнуть ближайшего знакомства с джентльменом сомнительной репутации».
   И далее Короленко давал этическую оценку «джентльмену»: «Действительность берет свое, и давно уже пришлось сказать почтенному незнакомцу: “Пожалуйте”. Но все же не нужно забывать, что нам дорог не сам незнакомец... и если нам пришлось сказать ему: “Пожалуйте”, то вовсе не потому, что нам дорог он, “сам в себе”, а лишь потому, что мы не можем обойтись без его багажа, и потому что наши дореформенные Титы Титычи не лучше, а много похуже, хотя и глупее».
   И вот капитализм вошел в Россию, «и благо, которое он несет с собою, значительно превышает сопряженные с условиями неудобства. Однако, эти неудобства существуют и они громадны».
   Главным из этих «неудобств» В. Г. Короленко считал античеловеческую, антигуманистическую сущность капитализма. «Кустарь бьется где-то из-за своей собственной жизни... мужик желает сохранить свой надел и последнюю лошадь, – но мы давно уже объявили их процесс проигранным в последней инстанции... Суббота “роковых законов”, фетишизм схематических процессов, своеобразная телеология “конечных целей” – закрывают нередко многообразие и живое волнение жизни с ее “требованиями...” Что же делать? Каким путем идти? В чем спасение?».
   И Короленко противопоставляет антигуманной сущности капитализма, его мертвой безжалостной схеме неукротимого развития производительных сил главное действующее лицо великой драмы Истории – человека. «Вообще человек, – пишет В. Г. Короленко, – живет не для того, чтобы служить материалом для тех или других схем, и процесс жизни важен не по тем лишь конечным формулам, которыми отмечаются те или другие периоды, а и сам по себе. Дорог человек, дорога его свобода, его возможное на земле счастие, развитие, усложнение и удовлетворение человеческих потребностей.
   Поэтому, несомненно, важны не одни конечные результаты, а и то, как они достигаются».
   И Короленко полагает, что этической силой, которая могла бы противостоять антигуманной сущности капитализма, может стать еще живая русская сельская община. «Теперь вопрос: в том “новом” (т. е. капиталистическом. – В. Б.), что несет все “усложняющаяся жизнь” (т. е. капитализм) уцелеют ли существенные черты общины, или она потонет? Вынесет ли ее поток не вполне еще разложенной и способной принять участие в дальнейшем развитии, или балласт исторических пережитков потянет ее, перегруженную и ветхую ладью, ко дну гораздо раньше?». И сам отвечает: «Для меня, пишущего эти строки, это вопрос еще нерешенный».
   Для В. Г. Короленко, в конечном итоге, и капитализм, и община – исторические категории, преходящие во времени. Вечной же категорией для него остаются человек, его жизнь, его борьба и заботы. Возвращаясь к этому, он писал: «...важны не “окончательные итоги”, а процесс жизни. Новое выступает не как актер по режиссерской палочке; оно тихо просачивается в жизнь и в сознание, как весенняя влага из оттаивающей почвы. Новое рождается постоянно и ежеминутно, и элементы нового мировоззрения пробиваются всюду на живой почве, которая остается одна на протяжении всей сознательной истории человечества.
   И это одно – человечность, постоянный рост человеческой личности, с ее усложняющимися материальными и нематериальными потребностями. В этом – главное».

Листовка «Второй год Николая Второго»

   «Сидит ли на престоле Александр III или Николай II, для России безразлично. Власть принадлежит не ему, а бюрократии, которая, оставив за царем атрибуты самодержавия, превратила последнее в фикцию. И, может быть, нет в России лица менее свободного, чем мнимый повелитель 120 миллионов.
   Самым ярким событием первой половины года была коронация – истинный праздник нашей бюрократии. Он показал, что бюрократии незачем останавливаться ни перед какой затеей, ни перед какой затратой там, где речь идет о поддержании ее престижа. С другой стороны, та же безобразная оргия послужила верным средством для одурачивания и ослепления народа.
   Оглушенные и ослепленные этим треском и блеском, русские обыватели с чисто русским смиренномудрием – в переводе на общечеловеческий язык, означающим просто глупость, – поздравляли друг друга с тем, что в течение нескольких недель мы были центром внимания всего мира.
   А разве не станет центром подобного внимания любой другой, кто истратит сто миллионов за несколько дней на треск, пальбу и подкуп? И судьба сверх всего этого преподнесла чудовищный сюрприз – шесть тысяч трупов на Ходынском поле. Сюрприз, за который было заплачено отставкой со службы одного чиновника – московского обер-полицмейстера Власовского.
   Когда 18 мая 1896 г. в Москве грянула ошеломляющая весть о Ходынке, французское посольство, где вечером предстоял бал, взглянуло на несчастье с европейской точки зрения, забыв, что имеет дело с Азией. Оно решило, что бал невозможен, и знаменитые государственные гобелены были убраны, как вдруг из дворца прискакал гонец и сказал, что балу надлежит быть и царь на нем непременно будет.
   И бал был, и царь до часа ночи танцевал и улыбался, и в это время трупы и раненых сваливали на телеги и спешно отвозили на кладбища и в лазареты».
   1896 г.

Одежда и обувь конца XIX – начала XX веков

   Популярные виды одежды и обуви, получившие развитие в конце XIX – начале XX веков, появились в России в середине, а то и в начале XIX века. Речь не идет о лаптях или армяках, рубахах или сарафанах, которые продолжали носить миллионы мужчин, женщин и детей. В российской деревне и в XIX и начале XX века традиционными оставались не только главные виды одежды и обуви, но и ткани – холст и полотно для одежды, лыко, войлок и кожа.
   Вместе в тем, широкое распространение получили ситец и сатин, улучшилась выделка кож, увеличилось количество городской одежды и обуви, в том числе и новой.
   Познакомимся с наиболее важными и характерными из них новшествами в одежде гражданских лиц и военных.

Пальто

   Около середины XIX века в России появились первые пальто. От других видов верхней одежды (сюртуков и пиджаков) они отличались длиной и тем, что шили их из более плотного сукна. Сначала шили мужские пальто, затем – женские. Родиной пальто был Париж, но в России почти сразу же появились собственные модели, напоминавшие длиннополый кафтан петровских времен, с широкими обшлагами на рукавах. Женские пальто отделывались накладными узорами и шнурами, подражая то образцам восточной одежды, то офицерской форме.
   Существовало множество типов и фасонов мужских и женских пальто, которые, постоянно изменяясь, сохранились до нашего времени.

Доха

   Самой теплой зимней одеждой в описываемый период была доха, появившаяся во второй половине XIX века. Доха, напоминающая шубу, но еще более просторная и длинная, с широкими рукавами и большим воротником, сшитая мехом наружу, тоже была разных видов. Доху накидывали поверх шубы, как правило, во время зимних путешествий. Доха изготовлялась из разных шкур – медвежьих и волчьих, овечьих и телячьих, конских и собачьих. Особенно необходимыми они были в тех регионах России, где не было железных дорог и главными оставались санные пути сообщения. По мере улучшения транспортных средств доха отходила в прошлое, но в Сибири, на Дальнем Востоке и в районах Русского Севера она сохранилась до середины XX века.

Дамские плащи

   В 1830-х годах среди светских, а затем, и полусветских дам появились длинные и широкие плащи разных цветов, орнаментированные шнурами, кистями и аппликациями. Трансформируясь различными способами, плащи дожили до XXI столетия.

Венгерка

   Провинциальные щеголи-мужчины с 1830-х годов стали носить венгерки – короткие суконные куртки, богато отделанные шнурами, и очень похожие на гусарские мундиры (доломаны и ментики). Популярность венгерок, в которых дома и даже на выездах щеголяли почти все российские помещики, объяснялась престижем гусар, к которым, хотя бы косвенно, причисляли себя обладатели венгерок. Венгерки оставались принадлежностью одежды только дворян и сошли на «нет» вместе с исчезнувшим дворянским сословием.

Крылатка

   В середине XIX века в городах России появились шинели без рукавов, которые назывались крылатками. Их носили студенты, учителя и мелкие чиновники, часто подчеркивая свою приверженность либеральным, а то и народническим идеям.
   Крылатки просуществовали до начала XX века, нередко символизируя антиправительственные настроения обладателей ими. Поэтому очень часто слова «студент», «социалист», «пропагатор» и даже «бомбист» ассоциировались с молодым человеком, одетым в крылатку. Именно в крылатках многие русские художники (особенно «передвижники») преподносили зрителям представителей революционного подполья.