Около шести часов утра люди, отдыхавшие на поле, вдруг вскочили и бросились, как один человек, вперед. Со стороны Петербургского шоссе тоже скопилась огромная толпа. Известный московский репортер Владимир Алексеевич Гиляровский (впоследствии автор знаменитых книг о Москве и москвичах) единственный из газетчиков, оказавшийся на Ходынке, считал, что там собралось не менее миллиона человек. Эта гигантская масса народа была стеснена между линией павильонов-буфетов и все сильнее напиравшими новыми толпами, подходившими из Москвы и боявшимися, что раздача подарков начнется раньше объявленного времени и им ничего не достанется.
   В. А. Гиляровский писал о произошедшем так: «Над миллионною толпой начал подниматься пар, похожий на болотный туман... Давка была страшная. Со многими делалось дурно, некоторые теряли сознание, не имея возможности выбраться или даже упасть: лишенные чувств, с закрытыми глазами, сжатые, как в тисках, они колыхались вместе с массой. Стоящий возле меня, через одного, высокий благообразный старик уже давно не дышал: он задохнулся молча, умер без звука, и похолодевший труп его колыхался с нами. Рядом со мной кого-то рвало. Он не мог даже опустить головы».
   Другой свидетель ходынского ужаса, П. Шостаковский, вспоминал: «И до предела сжатая человеческая масса всей невообразимой тяжестью качнулась в сторону буфетов. Люди тысячами повалились в ров, прямо на головы стоявших на дне. Вслед за ними падали еще и еще, пока ров не был завален телами доверху. И по ним шли. Не могли не идти, не могли остановиться».
   Последствия катастрофы были ужасны – военные врачи и пожарные цепенели от вида множества страшно обезображенных мертвых тел. По официальным данным, на Ходынском поле погибло 1389 и более 1300 человек было ранено. По данным современного французского историка Марка Ферро, число раненых достигало 20 тысяч человек. И все это безумие продолжалось не более 15 минут, но когда толпа опомнилась, было уже поздно.
   Николаю доложили о катастрофе в половине 11-го утра. От него требовалось принять решение – отменить все празднество и объявить траур или, сделав вид, что ничего особенного не произошло, продолжать торжества как ни в чем не бывало. И здесь, впервые после смерти Александра III, царская семья решительно разделилась. Категоричнее всех настаивала на прекращении дальнейших празднеств императрица-мать. Мария Федоровна потребовала примерно наказать московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича, хоть он и был родным братом покойного императора. Она потребовала создать следственную комиссию, чтобы выявить и других виновников катастрофы. Марию Федоровну поддержал великий князь Михаил Александрович (двоюродный дед Николая II) и три его сына – Николай, Михаил и Сергей Михайловичи.
   Однако в защиту виновника катастрофы выступили три его родных брата – великие князья Владимир, Алексей и Павел Александровичи. Их союзницей оказалась и молодая императрица, которая не могла дать в обиду Сергея Александровича – мужа своей любимой сестры Елизаветы Федоровны.
   Николай, изрядно поколебавшись, принял, как и следовало ожидать, компромиссное решение: день 18 мая закончить по старой программе (главным образом, из-за того, что вечером должен был состояться бал у французского посла) и по политическим соображениям отменять его не следовало. А уж потом, если это будет возможно, празднества свернуть, заменив их посещениями больниц, раздачей пособий и всего прочего, приличествующего произошедшему несчастью. И, выполняя принятое решение, царь и царица отправились на Ходынку, где трупы уже были убраны, а кровь засыпана песком.
   В два часа дня их императорские величества появились на балконе Царского павильона, грянул пушечный залп, заиграли военные оркестры, сотни тысяч людей обнажили головы и стали смотреть, как мимо павильона в четком строю пошли парадным маршем войска.
   После этого Николай принял в Петровском дворце делегации крестьян и дворян Варшавы, отобедал вместе с московскими дворянами, а вечером отправился на бал к французскому послу – графу Луи-Густаву Монтебелло.
   В первой паре танцующих Николай пошел с красавицей-графиней – женой посла, Монтебелло шел во второй паре с Александрой Федоровной, а главный виновник катастрофы – великий князь Сергей Александрович – шел следом за ними, словно демонстрируя безнаказанность и глубокую аморальность царской семьи. На следующее утро Сергей Александрович узнал, что Москва одарила его новым титулом – «князь Ходынский».
   И Николай и Александра Федоровна понимали, что их пребывание на балу более чем двусмысленно, и, выполнив протокол, вскоре уехали в Кремль.
   Утром 19 мая, будто опомнившись, они присутствовали на панихиде по погибшим и поехали по больницам, навещая раненых. Под впечатлением увиденного, царь приказал выдать каждой семье, в которой были погибшие, по 1000 рублей за человека и оплатить их похороны, а для осиротевших детей открыть особый приют.
   Тогда же было начато следствие, но через два месяца виновным признали лишь московского обер-полицмейстера Власовского; его обвинили в нераспорядительности и служебной халатности, после чего отправили в отставку.
   А вечером 19 мая состоялся еще один блестящий бал, правда, последний. Однако же он вызвал не меньшее возмущение, чем предыдущий, ибо давал этот бал не кто-нибудь, а сам «князь Ходынский».
   И перед Россией вновь встал извечный вопрос: «А кто же нами правит?».

РОССИЙСКИЙ ИМПЕРАТОРСКИЙ ДОМ

Ветви Дома Романовых

   В момент вступления Николая на престол царская фамилия была весьма многочисленна. Мы уже познакомились с самим Николаем – ее главой, с императрицей Александрой Федоровной и со вдовствующей императрицей Марией Федоровной. По «Закону об императорской фамилии», царь, царица и вдовствующая государыня были первыми персонами Российского императорского дома, а его абсолютным принцепсом (первым лицом) был царствующий монарх – Николай II.
   Как почтительный и любящий сын, Николай, конечно же, всегда признавал авторитет матери, советуясь с нею по семейным делам; но иногда (правда, крайне редко) принимал решения и сам. Да и как было не прислушиваться к матери, если в день смерти Александра III ей шел 47-й, а ему – 27-й год.
   По мужской линии на генеалогическом древе Романовых развивались шесть ветвей. Первой была ветвь прямых потомков Александра III – «Александровичи». Кроме Николая, их было только двое – Георгий и Михаил, да и то судьбе было угодно, чтобы Георгий скончался от туберкулеза через 5 лет (в июне 1899 года в 28-летнем возрасте), не оставив потомства. После его смерти у Николая остался лишь один родной брат – Михаил, бывший цесаревичем с 1899 года и до рождения у Николая (30 июля 1904 года) сына Алексея.
   Две другие линии шли от родных братьев Александра III – великих князей Владимира и Павла. У Владимира было трое сыновей (Кирилл, Борис и Андрей), а у Павла был только один сын – Дмитрий.
   Еще три ветви шли от сыновей Николая I – Николая Николаевича (Старшего), Константина Николаевича и Михаила Николаевича. Когда Николай II вступил на престол, Николай Николаевич и Константин Николаевич уже умерли, и в живых оставался лишь один сын императора – Михаил. Однако старшинство в роду соблюдалось строго и на семейной иерархической лестнице, ближе к верхним ее ступенькам, стояли три «Константиновича» – 44-летний Николай, 36-летний Константин и 34-летний Дмитрий. Следом шли два «Николаевича» – 38-летний Николай Николаевич (Младший) и 30-летний Петр Николаевич. И, наконец, шли сыновья самого младшего сына Николая I – Михаила. Их было шестеро: 36-летний Николай, 33-летний Михаил, Георгий, которому шел 32-й год, 28-летний Александр, 25-летний Сергей и 19-летний Алексей.
   Два родных брата Александра III – Алексей и Сергей – детей не имели. Правда, у Алексея Александровича их было несколько, но это были бастарды – незаконные сыновья, и царская семья не могла их числить среди своих. А Сергей Александрович детей не имел.
   Российский императорский дом в то время состоял из более чем 60 полноправных членов, носивших титул «высочество». Не все они оставили след в истории, и потому мы познакомимся лишь с наиболее яркими членами царской фамилии, которым предстоит играть ту или иную роль в нашем повествовании. Однако прежде следует коротко рассказать о предстоящем 23-летнем царствовании, состоявшем из трех, четко отличавшихся друг от друга периодов.
   Первый период, когда Николай II был неограниченным самодержавным монархом, продолжался 10 лет – с 1894 по 1904 год; второй (1904–1914 годы) – период русско-японской войны, Первой революции 1905–1907 годов и превращения самодержавия в ограниченную парламентскую монархию; и, наконец, последний (1914–1917 годы) – период Первой мировой войны и крушения династии.

Ближайшие родственники царя

   Познакомимся поближе с некоторыми представителями Дома Романовых. Их характеристики заимствованы из «Книги воспоминаний» великого князя Александра Михайловича, друга князя Александра Михайловича, друга юности Николая II.

Великий князь Михаил Николаевич и его племянники – Владимир, Алексей, Сергей и Павел Александровичи

   Отец Александра Михайловича – великий князь Михаил Николаевич (1832–1909), занимавший с 1881 года пост председателя Государственного Совета, приходился Николаю II двоюродным дедом.
   Характеристику родственников Александр Михайлович начинает именно со своего отца, которому в момент восшествия на престол Николая II исполнилось 62 года. «Он был бы идеальным советником молодого императора, если бы не был столь непреклонным сторонником строгой дисциплины. Ведь его внучатый племянник был его Государем, и, как таковому, ему надлежало оказывать беспрекословное повиновение...»
   Следующими по старшинству шли четыре дяди государя, четыре брата покойного императора. Великий князь Владимир Александрович (1847–1909) – отец старшего по первородству из ныне здравствующих членов императорской семьи великого князя Кирилла Владимировича – обладал несомненным художественным талантом. Он рисовал, интересовался балетом и первый финансировал заграничные балетные турне С. Дягилева. Собирая старинные иконы, посещал два раза в год Париж и очень любил давать сложные приемы в своем изумительном дворце в Царском Селе.
   «Он относился очень презрительно к молодым великим князьям. С ним нельзя было говорить на другие темы кроме искусства или тонкостей французской кухни... Он занимал сообразно своему положению и возрасту ответственный пост командира Гвардейского корпуса, хотя исполнение этих обязанностей и являлось для него большой помехой в его любви к искусству...
   Его супруга, великая княгиня Мария Павловна, принадлежала к царствовавшему дому герцогов Мекленбург-Шверинских. Ее брат Фридрих был мужем моей сестры Анастасии. Она была очаровательною хозяйкой, и ее приемы вполне заслужили репутацию блестящих...
   Затем великий князь Алексей Александрович (1850–1908), который пользовался репутацией самого красивого члена императорской семьи, хотя его колоссальный вес послужил бы значительным препятствием к успеху у современных женщин... Одна мысль о возможности провести год вдали от Парижа заставила бы его подать в отставку. Но он состоял на государственной службе и занимал должность не более не менее, как Адмирала Российского флота (Генерал-Адмирал). Трудно было себе представить более скромные познания, которые были по морским делам у этого адмирала могущественной державы. Одно только упоминание о современных преобразованиях в военном флоте вызывало болезненную гримасу на его красивом лице. Это беззаботное существование было омрачено, однако, трагедией: несмотря на все признаки приближающейся войны с Японией, Ге-нерал-Адмирал продолжал свои празднества и, проснувшись в одно прекрасное утро, узнал, что наш флот потерпел позорное поражение в битве с современными дредноутами микадо. После этого великий князь подал в отставку и вскоре скончался».
   Дальше Александр Михайлович дает в высшей степени нелестную характеристику «князю Ходынскому» Сергею Александровичу (1857–1905), повторяя то, о чем мы уже знаем. Но добавляет, что «упрямый, дерзкий, неприятный, он бравировал своими недостатками, точно бросая в лицо всем вызов и давая таким образом врагам богатую пищу для клеветы и злословия». Он называет своего дядюшку «очень посредственным офицером», «совершенно невежественным в вопросах внутреннего управления» и признается: «При всем желании отыскать хотя бы одну положительную черту в его характере я не могу ее найти».
   И совершенно противоположную характеристику наш мемуарист дает его жене Елизавете Федоровне (старшей сестре императрицы): «Трудно было придумать больший контраст, чем между этими двумя супругами! Редкая красота, замечательный ум, тонкий юмор, ангельское терпение, благородное сердце – таковы были добродетели этой удивительной женщины. Было больно, что женщина ее качеств связала свою судьбу с таким человеком, как дядя Сергей. С того момента, как она прибыла в Санкт-Петербург из родного Гессен-Дармштадта, все влюбились в “тетю Эллу”. Проведя вечер в ее обществе и вспоминая ее глаза, цвет лица, смех, ее способность создавать вокруг себя уют, мы приходили в отчаяние при мысли о ее близкой помолвке. Я отдал бы десять лет жизни, чтобы она не вошла в церковь к венцу об руку с высокомерным Сергеем... Слишком гордая, чтобы жаловаться, она прожила с ним около двадцати лет. Не поза или рисовка, а истинное милосердие побудило ее навестить убийцу мужа в его камере московской тюрьмы.
   (В данном случае речь идет о посещении Елизаветой Федоровной эсера-террориста Ивана Каляева, разорвавшего бомбой на куски Сергея Александровича, 4 февраля 1905 года на территории Кремля. – В. Б.)
   Ее последовавший вслед за тем уход в монастырь, ее героические, хотя и безуспешные, попытки руководить царицей, и наконец ее мученичество в плену большевиков – все это дает достаточно оснований, чтобы причислить великую княгиню Елизавету Федоровну к лику святых... Нет более благородной женщины, которая оставила отпечаток своего облика на кровавых страницах русской истории».
   (31 марта (13 апреля) 1992 года решением Архиерейского Собора, состоявшегося в Свято-Даниловом монастыре в Москве великая княгиня Елизавета Федоровна и инокиня Марфо-Мариинской обители Варвара были причислены к лику святых. – В. Б.)
   Младший сын Александра II – Павел (1860–1919) – был самым симпатичным из четырех дядей царя... Беззаботная жизнь кавалерийского офицера его вполне удовлетворяла, великий князь Павел никогда не занимал ответственного поста. Он с юности пользовался успехом у женщин и потому женился лишь двадцати девяти лет – довольно поздно для традиционно ранних браков мужчин из дома Романовых. Его женой в 1889 году стала девятнадцатилетняя греческая принцесса Александра Георгиевна. Брак был удачен. Молодая жена отличалась добросердечием, веселым нравом и сохранила в характере детскую непосредственность. Вскоре у нее родилась дочь – Мария, а потом она забеременела снова. Самыми близкими друзьями молодых супругов были Сергей Александрович и Елизавета Федоровна. Когда же Сергея Александровича перевели служить в Москву, то друзья часто навещали их, останавливаясь в имении Ильинское. Приезжая в Ильинское, хозяева и гости начинали бесконечный праздник, состоящий из балов, пикников, выездов, катаний на лодках. Александра Георгиевна особенно любила кататься на лодке, и из-за молодости, резвости и озорства, начинала прогулки с того, что не сходила в лодку, как все, а прыгала в нее с крутого, но невысокого берега. Так поступила она и в начале сентября 1891 года, будучи на сносях вторым ребенком. После катания был бал и на нем молодая женщина потеряла сознание: у нее началась родовая горячка, и она, родив недоношенного мальчика, на третьи сутки умерла. Павел Александрович страдал безмерно еще и из-за того, что новорожденный долго находился между жизнью и смертью, да и сам несчастный вдовец сильно заболел, а когда дела его пошли на поправку, врачи отправили его в Италию. Детей же забрала к себе Елизавета Федоровна, и они остались жить в Москве. Мальчика окрестили Дмитрием и из-за его сиротства к нему особенно тепло относились и царь с царицей. А когда у Николая II появилась первая дочь – Ольга, великий князь Дмитрий Павлович стал участником ее забав и игр.
   А его отец довольно долго оставался вдовцом, ведя жизнь великосветского человека и проводя время то на французской Ривьере, то в Париже. Но через пять лет после постигшего его несчастья он женился. История женитьбы великого князя Павла Александровича была не лишена романтизма и строилась на чистой любви. Павел Александрович влюбился в Ольгу Валериановну Пистолькорс – урожденную Карнович – с первого взгляда, увидев ее за обедом, который ее муж, немецкий аристократ и русский генерал, давал у себя дома в честь великого князя.
   Осенью 1896 года великий князь и мадам Пистолькорс навестили Париж, остановившись в одном отеле, но пока еще в разных номерах, а, возвратившись в Петербург, уже и дня не могли провести друг без друга.
   Летом 1897 года они уехали на морские купания на французскую Ривьеру, а затем надолго поселились в Берлине, где Павел Александрович лечился от экземы, вспыхнувшей у него на нервной почве, а его невеста самоотверженно ухаживала за ним. Когда великому князю стало легче, он твердо решил жениться, но его адъютанты не смогли найти православного священника, и влюбленные вернулись в Россию ни с чем. Из-за этой неудачи тело больного вновь покрылось язвами, и Пистолькорс даже переехала к нему в дом, чтобы и дальше ухаживать за ним.
   «У меня был очень серьезный разговор с дядей Павлом, который закончился моим предупреждением ему о всех последствиях, которые будут иметь место для него в результате его предполагаемой женитьбы, – писал Николай матери по этому поводу. – Однако это не имело воздействия... Как больно и печально все это, и как стыдно за него нашей семье перед всем светом. Где гарантии, что Кирилл не захочет завтра начать подобного рода вещи, а Борис и Сергей днем позже? А в конце концов, я боюсь, целая колония членов русской императорской фамилии обоснуется в Париже с их полузаконными и незаконными женами. Один Бог знает, что за время мы переживаем, когда неприкрытый эгоизм подавляет все чувства совести, долга или даже просто приличия».
   Разумеется, в свете с удовольствием мыли кости всем героям этой истории, и тогда муж Ольги Валериановны, еще не получивший развода, сказал, что он «никому не позволит трепать свое честное имя по панели». (Муж ее – генерал-майор Эрик-Август был очень гордым человеком.)
   Это заставило Павла Александровича форсировать события, и он, поделив принадлежавшие ему шесть миллионов рублей золотом на две равные части, три миллиона взял себе, а три миллиона оставил детям – Марии и Дмитрию, а их опекуншей и воспитательницей стала бездетная великая княгиня Елизавета Федоровна. Павел Александрович и Ольга Валериановна уехали во Флоренцию и там дождались официального извещения о получении мадам Пистолькорс развода, после чего они и повенчались, избрав для этого родину Ромео и Джульетты – Верону, и доставив Николаю II истинную горечь, ибо он понимал, что этот первый мезальянс лишь начало многих других подобных историй в огромной царской семье.
   Правда, мягкосердечный племянник вскоре простил Павла Александровича и в 1904 году даровал его морганатической супруге титул графини Гогенфельзен, а в 1916 году – титул княгини Палей. Последнее объяснялось тем, что в 1916 году Николаю II казался возможным брак между сыном Павла Александровича от первого брака Дмитрием и его старшей дочерью – Ольгой, и он хотел, чтобы и мачеха его будущего зятя была титулована по высшему разряду. Однако брак между Ольгой и Дмитрием не состоялся, – почему, мы узнаем в свое время, но Ольга Валериановна стала княгиней Палей.
   Через три года великий князь Кирилл Владимирович оправдал невеселый прогноз Николая, женившись на разведенной женщине. Причем женой Кирилла Владимировича стала Саксен-Кобург-Готская принцесса Виктория-Мелита, бывшая замужем за родным братом императрицы Александры Федоровны – герцогом Эрнстом Гессенским, который Николаю II доводился шурином. Для Николая это было тем более горько, что именно на свадьбе Виктории и Эрнста Гессенского он сделал предложение своей будущей жене. Оскорблена была и Александра Федоровна, и, вероятно, не без ее влияния Николай отставил своего кузена от службы на флоте и приказал выслать из России.
   В ответ отец Кирилла, дядя царя – великий князь Владимир Александрович, – пригрозил отставкой со всех постов, и мягкосердечный Николай уступил и возвратил Кирилла в службу, отменив и высылку из России.
   Что же касается Павла Александровича, то он из Флоренции вскоре же уехал в Париж и долгое время пребывал там, живя в свое удовольствие и не без пользы для себя.
   «Мне лично думается, – писал Александр Михайлович, – что великий князь Павел, встречаясь в своем вынужденном изгнании с выдающимися людьми, от этого только выиграл. Это отразилось на складе его характера и обнаружило в нем человеческие черты, скрытые раньше под маской высокомерия».

Родные братья царя – Георгий и Михаил

   У Николая II было два родных брата – Георгий и Михаил. Первый из них после вступления старшего брата на престол стал цесаревичем.
   По общему признанию, Георгий (1871–1899) был самым одаренным из сыновей Александра III, но он умер от туберкулеза, проболев очень долго, и оставил о себе память, построив на собственные деньги астрономическую обсерваторию в горном поселке Аббас-Туман, где он постоянно жил и лечился. Георгий скончался 28-и лет 28 июня 1899 года.
   После его смерти цесаревичем стал младший брат Николая – Михаил (1878–1918). О Михаиле необходимо рассказать подробнее, хотя бы потому, что он пусть и формально, но все же был последним российским императором. Александр Михайлович так характеризовал Михаила: «Михаил был на 11 лет моложе государя. Он очаровывал всех подкупающей простотой своих манер. Любимец родных, однополчан-офицеров и бесчисленных друзей, он обладал методическим умом и выдвинулся бы на любом посту, если бы не заключил своего морганатического брака».
   А сейчас расскажем о Михаиле времен его детства и молодости, когда он был еще не женат. Последний сын Александра III был его слепой любовью и бесконечным баловнем. Почти все историки, занимавшиеся сюжетами жизни Александра III, непременно упоминали о том, как однажды царь прогуливался с пятилетним Мишей в саду. Было жарко, Миша расшалился, отец никак не мог угомонить его, и тогда, подняв шланг, Александр окатил шалуна водой. Мальчика переодели и привели на завтрак, за которым собралась вся семья. Потом Мишу отвели в его комнату, окна которой находились над кабинетом царя.
   Довольно долго поработав, Александр вышел на балкон, и тут на голову ему опрокинулся поток воды – это его баловень подкараулил отца и вылил на него целое ведро воды. Никто никогда не посмел бы так поступить с грозным императором, а Михаил сделал это, твердо зная, что отец простит его. И дело, действительно, кончилось тем, что Александр рассмеялся и пошел переодеваться.
   Слава бонвивана и шалопая сопровождала Михаила всю жизнь. Самыми сильными его увлечениями были автомобили, женщины и лошади.
   В характере Михаила Александровича было много общего с его старшим братом Николаем. Он тоже был наделен талантом очаровывать людей, был прост и неприхотлив, как и Николай; любил искусство, музыку, животных, цветы. Его страстью был и конный спорт, к чему расположил его все тот же мистер Хетс, воспитывавший всех августейших братьев.
   Михаил, как и Николай, любил физический труд, – особенно пилку и колку дров, а благодаря своему наставнику стал убежденным англоманом: в Англии ему нравилось все – от парламентских институтов до образа жизни.
   В 1901 году, когда Михаилу было 23 года, он влюбился во фрейлину своей сестры Ольги Дину Коссиковскую, поехал за ней в Италию, куда ее увезла Ольга и откуда Михаил и Дина должны были бежать дальше, чтобы тайно обвенчаться. Однако романтическая история закончилась более чем прозаически – об их плане узнала Мария Федоровна, отругала шалопая-сына, а фрейлину велела уволить.
   Скандальная матримониальная история Михаила Александровича еще ждет нас впереди, ибо она произо-шла уже после 1904 года.

Родные сестры царя – Ксения и Ольга

   Кроме брата Михаила у Николая II были еще и две сестры – Ксения (1875–1960), вышедшая замуж за своего двоюродного дядю – великого князя Александра Михайловича, и Ольга (1882–1960) – скромная, чистосердечная и необычайно добрая.
   Ольга родилась в 1882 году, когда Александр III уже был императором, и потому называлась «порфирородной». В 1901 году, когда ей было 19 лет, она вышла замуж за принца Петра Александровича Ольденбургского, который был старше Ольги на 14 лет и совершенно не обращал на свою молодую жену никакого внимания, полностью предавшись пагубной страсти – азартным карточным играм. Так как молодые жили в одном дворце со старым герцогом Александром Ольденбургским – отцом Петра и с его матерью, то родители постоянно устраивали сцены из-за беспрерывных проигрышей сына, которые им приходилось оплачивать, и эта атмосфера была непривычной и часто непереносимой для царской дочери. И Ольга выработала свой стиль поведения: она надолго уходила из дома, гуляя в одиночестве по Петербургу, заходила в лавки, навещала театральное училище или же отправлялась в свое загородное имение, где на ее деньги содержалась школа, а то выбиралась на пленэр и увлеченно рисовала, достигнув в этом подлинного совершенства.