Манишки – мужские и женские
В середине XIX века среди бедных чиновников, обязанных носить под форменным сюртуком безупречно белые рубашки, вошли в обиход манишки – съемные или пришитые к рубашке нагрудные вставки. Как правило, их шили из более дорогого материала, чем рубашка, на которой манишка носилась, – из тонкого голландского полотна или тонкого «пике».
В конце XIX века съемные манишки стали носить и вполне обеспеченные люди. Особенно популярными манишки стали в артистической и научной среде, их носили под фраками и смокингами.
В конце XIX века появились и женские манишки, широко использовавшиеся как элемент платьев, блузок и начавших входить в моду дамских костюмов, состоявших из юбки и жакета. Женские манишки шились из различных тканей и украшались кружевами, вышивками, рюшами и пр.
И мужские, и женские манишки сохранились до второй половины XX столетия.
В конце XIX века съемные манишки стали носить и вполне обеспеченные люди. Особенно популярными манишки стали в артистической и научной среде, их носили под фраками и смокингами.
В конце XIX века появились и женские манишки, широко использовавшиеся как элемент платьев, блузок и начавших входить в моду дамских костюмов, состоявших из юбки и жакета. Женские манишки шились из различных тканей и украшались кружевами, вышивками, рюшами и пр.
И мужские, и женские манишки сохранились до второй половины XX столетия.
Кашне и шарфы
В то же самое время, когда на улицах российских городков и городов стали встречаться венгерки и крылатки, вошли в моду и кашне. Они появились в 1830-х годах среди столичных модников, называвшихся тогда на французский лад «фашионаблями» или на английский – «денди». Кашне делались из ярких и пестрых тканей, чаще всего из кашемира. Они не были принадлежностью мундирной публики (офицеров и чиновников) и потому казались неким общественным вызовом. В николаевской России, где все регламентировалось очень строго, ношение кашне воспринималось как некое вольнодумство, и на подобных щеголей верноподданные граждане смотрели искоса.
Однако с течением времени такое отношение сменилось симпатией к кашне из-за его очевидной полезности. На смену ему пришли более функциональные и демократичные шарфы, изготовлявшиеся из шерстяных и полушерстяных тканей. Кашне становились более предметом дамских туалетов, шарфы – мужских; но и те, и другие существуют и поныне, сопровождая россиян на протяжении более полутора веков.
Однако с течением времени такое отношение сменилось симпатией к кашне из-за его очевидной полезности. На смену ему пришли более функциональные и демократичные шарфы, изготовлявшиеся из шерстяных и полушерстяных тканей. Кашне становились более предметом дамских туалетов, шарфы – мужских; но и те, и другие существуют и поныне, сопровождая россиян на протяжении более полутора веков.
Манто
Как видите, 1830-е годы ввели в обиход немало вещей, отличившихся впоследствии завидным долгожительством. Среди них оказались и манто – женские плащи свободного покроя из ткани или меха, с большим отложным воротником. Меховые манто до конца XIX века покрывались тканью, отделанной шнурами и стеклярусом, и лишь в 1890-х годах стали появляться меховые манто. Их уже не покрывали тканью, а на всеобщее обозрение выставлялся хорошо выделанный мех. Эти меховые манто популярны и сегодня.
Котелок
С 1868 года в моду вошли котелки – мужские шляпы с круглым выпуклым верхом и небольшими полями. Постепенно они стали вытеснять цилиндры, которые перестали употребляться с 1914 года, когда началась Первая мировая война.
Котелки носили чиновники и интеллигенты – учителя, врачи, адвокаты. После 1914 года котелки оставались в моде у русских эмигрантов, оторванных от российских реалий.
Возвращаясь в революционную Россию, они меняли котелки на пролетарские кепки или армейские фуражки. И лишь весьма немногие – «революционные интеллигенты» – предпочитали носить шляпы.
Котелки носили чиновники и интеллигенты – учителя, врачи, адвокаты. После 1914 года котелки оставались в моде у русских эмигрантов, оторванных от российских реалий.
Возвращаясь в революционную Россию, они меняли котелки на пролетарские кепки или армейские фуражки. И лишь весьма немногие – «революционные интеллигенты» – предпочитали носить шляпы.
Калоши
В первые десятилетия XIX века в обиход вошли резиновые калоши, сразу же завоевавшие необычайную популярность. Их появление связано с первыми шагами резиновой промышленности. Производство калош почти сразу стало массовым, поэтому они оказались доступными для множества горожан и были предметом щегольства в деревнях.
Главное же достоинство калош заключалось в том, что, являясь относительно дешевым видом обуви, они хорошо защищали от воды и грязи более дорогие сапоги и ботинки.
Главное же достоинство калош заключалось в том, что, являясь относительно дешевым видом обуви, они хорошо защищали от воды и грязи более дорогие сапоги и ботинки.
Ботинки и полуботинки
В 1840-х годах в России появились ботинки, а вслед за ними и полуботинки, вначале рекомендовавшиеся только мужчинам. Чуть позже их стали носить и женщины, и дети. В XIX веке мужские ботинки были только черного цвета, тогда как женские и детские – самых разных цветов.
Ботинки были разной высоты. У некоторых голенища едва поднимались над ступней, у других – высоких, шнурованных (чаще всего женских) – почти достигали колена.
К концу XIX столетия ботинки прочно заняли первое место среди других видов обуви, отодвинув бывшие до того популярными сапоги. Особенно массовым видом обуви стали полуботинки, сохранившие первенство вплоть до наших дней.
Ботинки были разной высоты. У некоторых голенища едва поднимались над ступней, у других – высоких, шнурованных (чаще всего женских) – почти достигали колена.
К концу XIX столетия ботинки прочно заняли первое место среди других видов обуви, отодвинув бывшие до того популярными сапоги. Особенно массовым видом обуви стали полуботинки, сохранившие первенство вплоть до наших дней.
Сапоги «гармошкой»
В 1830-х годах в Туле было начато производство гармошек, изобретенных чуть раньше в Германии. Гармоники (или гармошки) быстро стали необычайно популярны в народе, и когда в то же самое время фабричные, мещане, ремесленники и мелкие торговцы стали носить высокие сапоги, голенища которых собирались в складки, их стали называть «сапогами гармошкой». Однако они оказались менее долговечными, чем калоши, ботинки или полуботинки, дожив лишь до конца 1920-х годов.
Сапоги «бутылками»
В конце XIX века получили распространение сапоги «бутылками» – высокие, с очень объемным, сплошь лакированным голенищем. Традиция связывает их с императором Александром III, который стал носить их одним из первых. Такие сапоги стали излюбленной обувью купцов, богатых крестьян, людей свободных профессий, исповедовавших русофильские идеи. Однако и они оказались недолговечнее сапог «гармошкой».
«Русские» сапоги
Если сапоги «гармошкой» носили преимущественно мещане и ремесленники, сапоги «бутылками» – купцы и интеллигенты-русофилы, то «русские» стали наиболее популярными среди людей, пришедших на заводы и фабрики из деревни и добившихся успеха, став мастеровыми и квалифицированными рабочими.
Как правило, такой рабочий как только обживался в городе, то приобретал «русские» сапоги, причем старался, чтобы они были «со скрипом» (скрипели на ходу). Для этого сапожники закладывали между стелькой и подметкой сухую бересту, а, например, в Одессе бересту в таких сапогах заменял сухой песок. Поэтому, слова из песни в кинофильме «Два бойца»: «На свадьбу грузчики надели со страшным скрипом башмаки», имеют фактическую основу.
Как правило, такой рабочий как только обживался в городе, то приобретал «русские» сапоги, причем старался, чтобы они были «со скрипом» (скрипели на ходу). Для этого сапожники закладывали между стелькой и подметкой сухую бересту, а, например, в Одессе бересту в таких сапогах заменял сухой песок. Поэтому, слова из песни в кинофильме «Два бойца»: «На свадьбу грузчики надели со страшным скрипом башмаки», имеют фактическую основу.
Гимнастерка
В 1890-х годах, с воцарением Александра III, большие изменения произошли в форме русской армии. В 1882–1884 годах была введена новая рубаха, названная «гимнастеркой» (от слова «гимнаст»). Долгое время она предназначалась для теплого времени года, была только белого цвета и называлась «походной», так как именно летом проходило большинство походов и учений.
Лишь в 1908 году гимнастерки стали красить в защитный цвет, и название их изменилось: теперь их называли не «походными», а «защитками».
Лишь в 1908 году гимнастерки стали красить в защитный цвет, и название их изменилось: теперь их называли не «походными», а «защитками».
Бурки
В начале XX века появились высокие войлочные сапоги – бурки, названные так по аналогии с буркой. Широкое распространение они получили в годы русско-японской войны. Их обшивали по швам черной или коричневой кожей. Во время Первой мировой войны бурки были форменной обувью русских офицеров. Часто их делали из фетра, но и в этом случае они сохраняли свое прежнее название.
После Гражданской войны фетровые бурки стали форменной обувью летчиков. Пользовались они популярностью и среди партийных руководителей среднего звена, неравнодушных к фуражкам, френчам, кожаным курткам и шинелям – тому наследию, которое оставила по себе недавняя Гражданская война.
После Гражданской войны фетровые бурки стали форменной обувью летчиков. Пользовались они популярностью и среди партийных руководителей среднего звена, неравнодушных к фуражкам, френчам, кожаным курткам и шинелям – тому наследию, которое оставила по себе недавняя Гражданская война.
Галифе
Военная форма начала XIX века из национальной во многих частностях и элементах все более интернационализировалась, так что трудно было отличить солдата и офицера одной армии от другой. Так и с самого начала XX века форма тоже во многом становилась однообразной. Всюду побеждал принцип удобства и целесообразности, ярким проявлением чего было повсеместное появление защитного полевого цвета – «хаки».
Армии заимствовали друг у друга наиболее удачные и наиболее подходящие к полевым и боевым условиям образцы одежды и обуви. Это выразилось, например, в появлении брюк «галифе», верхняя часть которых имела широкие раструбы, а нижняя (от колена до ступни) плотно облегала ноги. Такие брюки, получившие свое название от имени военного министра Франции генерала Галифе, были удобны для верховой езды, а потом их стали носить и многие штабисты.
Россия, бывшая стратегической союзницей Франции, быстро заимствовала брюки «галифе», переодев в них те же категории военнослужащих, которые носили их и во Франции.
Галифе пережили не только Первую мировую, но и Гражданскую войну, доставшись в наследство Красной армии, обслуживая ее и во время Великой Отечественной войны. В галифе зеленого цвета долгое время ходили пехотные командиры, синего – летчики, а наиболее экстравагантные кавалерийские командиры носили и красные галифе.
Армии заимствовали друг у друга наиболее удачные и наиболее подходящие к полевым и боевым условиям образцы одежды и обуви. Это выразилось, например, в появлении брюк «галифе», верхняя часть которых имела широкие раструбы, а нижняя (от колена до ступни) плотно облегала ноги. Такие брюки, получившие свое название от имени военного министра Франции генерала Галифе, были удобны для верховой езды, а потом их стали носить и многие штабисты.
Россия, бывшая стратегической союзницей Франции, быстро заимствовала брюки «галифе», переодев в них те же категории военнослужащих, которые носили их и во Франции.
Галифе пережили не только Первую мировую, но и Гражданскую войну, доставшись в наследство Красной армии, обслуживая ее и во время Великой Отечественной войны. В галифе зеленого цвета долгое время ходили пехотные командиры, синего – летчики, а наиболее экстравагантные кавалерийские командиры носили и красные галифе.
Краги
В начале XX века среди автомобилистов, мотоциклистов и авиаторов появились краги – несшитые кожаные голенища, поднимавшиеся выше икры до колена и застегивавшиеся тонкими ремешками над ступней ноги. По ним их владельца определяли как спортсмена, причастного к модным и престижным техническим видам спорта. Краги стали особенно популярны в годы Первой мировой войны, когда авиация, автомобильные и самокатные войска начали делать первые шаги как отдельные рода войск.
Краги остались в армии и после окончания Первой мировой войны.
Краги остались в армии и после окончания Первой мировой войны.
Френч
В начале XX века широкое распространение во многих армиях мира (в том числе и в русской) получила куртка, называвшаяся по имени английского генерала Френча – френч. Как правило, шили из сукна; они имели накладные нагрудные карманы и отложной воротник. Чаще всего френч был защитного цвета (хаки).
Френчи не являлись официальной форменной одеждой, но из-за своего удобства стали любимой одеждой офицеров-штабистов, интендантов, а затем и околовоенной публики.
Пережив Первую мировую войну, френч стал любимой униформой руководителей-большевиков.
Френчи не являлись официальной форменной одеждой, но из-за своего удобства стали любимой одеждой офицеров-штабистов, интендантов, а затем и околовоенной публики.
Пережив Первую мировую войну, френч стал любимой униформой руководителей-большевиков.
Крылатые выражения конца XIX – начала XX веков
«Небо в алмазах»
Выражение «небо в алмазах» принадлежит А. П. Чехову. В 1897 году в пьесе «Дядя Ваня» он вложил их в уста своей героини Сони, утешающей усталого, изуверившегося во многом дядю Ваню: «Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка».
«Размагниченный интеллигент»
Это выражение появилось в 1900 году в сборнике «На славном посту» и было употреблено известным русским библиофилом, книговедом и писателем Николаем Александровичем Рубакиным (1862–1946) в одноименном очерке.
Рубакин рассказал в нем о некоем интеллигенте, который потерял интерес к общественной и политической жизни и свое душевное состояние назвал размагничиванием. «Но разве я неспособен и теперь стать магнитом?.. Пропусти только живые токи вокруг меня – и сила во мне тотчас проявится. Вот когда я был студентом, этих токов вокруг меня было сколько угодно!.. Я верю в их благотворность и силу по-прежнему. Ни в одном пункте своих убеждений я не раскаялся и не изменил им. Я только размагнитился, – иначе сказать, настроение потерял».
30 марта 1901 года с откликом на очерк Н. А. Рубакина в газете «Нижегородский листок» выступил М. Горький. Его фельетон так и назывался – «О размагниченном интеллигенте». В нем Горький писал: «Большинство размагниченных интеллигентов потому, главным образом, и противно, что не имея мужества искренно сознаться в совершенной утрате живой души, искусственно возбуждает себя фразами, суесловит и лжет, усиленно пытаясь доказать, что не он – мертв, а сама-де жизнь остановилась и омертвела. Тогда как жизнь неустанно растет и вширь, и вглубь, и нет сил, которые могли бы остановить рост ее».
Рубакин рассказал в нем о некоем интеллигенте, который потерял интерес к общественной и политической жизни и свое душевное состояние назвал размагничиванием. «Но разве я неспособен и теперь стать магнитом?.. Пропусти только живые токи вокруг меня – и сила во мне тотчас проявится. Вот когда я был студентом, этих токов вокруг меня было сколько угодно!.. Я верю в их благотворность и силу по-прежнему. Ни в одном пункте своих убеждений я не раскаялся и не изменил им. Я только размагнитился, – иначе сказать, настроение потерял».
30 марта 1901 года с откликом на очерк Н. А. Рубакина в газете «Нижегородский листок» выступил М. Горький. Его фельетон так и назывался – «О размагниченном интеллигенте». В нем Горький писал: «Большинство размагниченных интеллигентов потому, главным образом, и противно, что не имея мужества искренно сознаться в совершенной утрате живой души, искусственно возбуждает себя фразами, суесловит и лжет, усиленно пытаясь доказать, что не он – мертв, а сама-де жизнь остановилась и омертвела. Тогда как жизнь неустанно растет и вширь, и вглубь, и нет сил, которые могли бы остановить рост ее».
«Третий элемент»
В речи, произнесенной при открытии очередной сессии губернского земского собрания 11 января 1900 года, самарский вице-губернатор В. Г. Кондонди назвал интеллигентов, работающих по вольному найму в земских и городских учреждениях, учителей, врачей, землемеров и агрономов «третьим элементом», имея в виду, что первые два элемента в земствах – дворяне и крестьяне.
Кондонди призвал с осторожностью относиться к словам интеллигентов, ссылающихся на науку или на поучение газетных и журнальных писателей, так как внешне слова их в большинстве своем заманчивы, но внутренне – чреваты опасностями. С тех пор радикальную интеллигенцию называют «третьим элементом».
Кондонди призвал с осторожностью относиться к словам интеллигентов, ссылающихся на науку или на поучение газетных и журнальных писателей, так как внешне слова их в большинстве своем заманчивы, но внутренне – чреваты опасностями. С тех пор радикальную интеллигенцию называют «третьим элементом».
«Патронов не жалеть!»
Это крылатое выражение появилось в объявлении, вышедшем из канцелярии петербургского генерал-губернатора Дмитрия Федоровича Трепова, который был назначен на этот пост 11 января 1905 года (сразу же после Кровавого воскресенья). Вскоре Д. Ф. Трепов стал товарищем (заместителем) министра внутренних дел, заведующим полицией и командующим отдельным корпусом жандармов.
14 октября 1905 года, в разгар Октябрьской всероссийской политической стачки, за 3 дня до подписания Николаем II знаменитого манифеста 17 октября «Об усовершенствовании государственного порядка», в котором провозглашались основные гражданские свободы, на улицах Петербурга были расклеены объявления совсем иного свойства. Д. Ф. Трепов писал, что им отдан полиции приказ о решительном подавлении уличных беспорядков, а «при оказании же к тому со стороны толпы сопротивления – холостых залпов не давать и патронов не жалеть».
14 октября 1905 года, в разгар Октябрьской всероссийской политической стачки, за 3 дня до подписания Николаем II знаменитого манифеста 17 октября «Об усовершенствовании государственного порядка», в котором провозглашались основные гражданские свободы, на улицах Петербурга были расклеены объявления совсем иного свойства. Д. Ф. Трепов писал, что им отдан полиции приказ о решительном подавлении уличных беспорядков, а «при оказании же к тому со стороны толпы сопротивления – холостых залпов не давать и патронов не жалеть».
«Черная сотня»
Так называлось городское мещанско-купеческое ополчение времен Московского государства, рекрутируемое из черных посадских и слободских людей. Однако более известен другой смысл этого термина, относящийся к 1905 году, когда «черной сотней» стали называть вооруженные боевые дружины монархистов, создаваемые из мещан, торговцев, ремесленников и люмпен-пролетариев для борьбы с революционерами и организации погромов (главным образом, еврейских).
В октябре 1905 года черносотенные организации образовали в Петербурге «Союз русского народа», во главе которого встал и председатель Главного совета врач А. И. Дубровин и крупный землевладелец В. М. Пуришкевич. После раскола «Союза русского народа» из-за разногласий между его руководителями Пуришкевич в 1908 году образовал новую черносотенную организацию «Русский Народный Союз имени Михаила Архангела» (сокращенно «Союз русского народа») распавшийся в феврале 1917 года.
В октябре 1905 года черносотенные организации образовали в Петербурге «Союз русского народа», во главе которого встал и председатель Главного совета врач А. И. Дубровин и крупный землевладелец В. М. Пуришкевич. После раскола «Союза русского народа» из-за разногласий между его руководителями Пуришкевич в 1908 году образовал новую черносотенную организацию «Русский Народный Союз имени Михаила Архангела» (сокращенно «Союз русского народа») распавшийся в феврале 1917 года.
«Но все-таки... все-таки впереди – огни!»
Цитата из стихотворения в прозе «Огоньки», написанного В. Г. Короленко в 1901 году. Вот это стихотворение (в сокращенном варианте): «Как-то давно, темным осенним вечером, случилось мне плыть по угрюмой сибирской реке. Вдруг на повороте реки, впереди, под темными горами мелькнул огонек... – Ну, слава Богу! – сказал я с радостью – близко ночлег! – Гребец повернулся, посмотрел через плечо на огонь и опять апатично налег на весла – Далече! – Я не поверил: огонек так и стоял, выступая вперед из неопределенной тьмы. Но гребец был прав: оказалось действительно далеко... И долго еще мы плыли по темной, как чернила, реке. Ущелья и скалы выплывали, надвигались и уплывали, оставаясь назади и теряясь, казалось, в бесконечной дали, а огонек все стоял впереди, переливаясь и маня – все так же близко и все так же далеко... Много огней и раньше и после манили не одного меня своею близостью. Но жизнь течет все в тех же угрюмых берегах, а огни еще далеко. И опять приходится налегать на весла... Но все-таки... все-таки впереди – огни!».
«Творимая легенда»
Выражение «Творимая легенда», означающее нечто нереальное, несуществующее в действительности, но насаждаемое как реальность, чаще всего с целью обмана и создания иллюзии, принадлежит писателю Федору Сологубу (1863–1927), употребившему это выражение в 1907 году в первой части романа «Навьи чары».
Сологуб (настоящая фамилия Тетерников) писал: «Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из него сладостную легенду, ибо я – поэт. Косней во тьме, тусклая, бытовая, или бушуй яростным пожаром, – над тобою, жизнь, я – поэт, воздвигну творимую мною легенду об очаровательном и прекрасном».
Сологуб (настоящая фамилия Тетерников) писал: «Беру кусок жизни, грубой и бедной, и творю из него сладостную легенду, ибо я – поэт. Косней во тьме, тусклая, бытовая, или бушуй яростным пожаром, – над тобою, жизнь, я – поэт, воздвигну творимую мною легенду об очаровательном и прекрасном».
«Не могу молчать!»
Слова «Не могу молчать!» принадлежат Л. Н. Толстому, назвавшему так в 1908 году свою статью, направленную против смертной казни.
«Пути и перепутья»
В 1908 году Валерий Яковлевич Брюсов (1873–1924) издал трехтомное собрание своих сочинений, дав ему название «Пути и перепутья». В первом томе он поместил предисловие, в котором объяснял, почему именно так назвал трехтомник. «Если вообще мое творчество, – писал Брюсов, – заслуживает внимания, то заслуживают его и те “пути и перепутья”, по которым вышел я на свою настоящую дорогу».
С тех пор фраза «Пути и перепутья» употребляется, когда речь идет о сложном, трудном и непростом жизненном, творческом или научном пути того или иного человека.
С тех пор фраза «Пути и перепутья» употребляется, когда речь идет о сложном, трудном и непростом жизненном, творческом или научном пути того или иного человека.
«Ставка на сильных»
Выступая 5 декабря 1908 года в Государственной думе с речью по аграрному вопросу, премьер-министр Петр Аркадьевич Столыпин сказал: «Необходимо... когда мы пишем закон для всей страны, иметь в виду разумных и сильных, а не слабых и пьяных... Правительство ставило ставку не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных».
Впоследствии слова «Ставка на сильных» стали означать покровительство со стороны властей «крепким хозяевам», то есть кулакам.
Впоследствии слова «Ставка на сильных» стали означать покровительство со стороны властей «крепким хозяевам», то есть кулакам.
«Оппозиция Его Величества»
Летом 1909 года лидер кадетской партии, профессор Павел Николаевич Милюков (1859–1943) находился в Англии. Партия кадетов (конституционных демократов) требовала главенства конституции и резкого ограничения российского самодержавия. Для Милюкова и его сторонников в известной мере образцом была парламентарная Англия, где монархия представляла собою не более чем красивую декорацию, освященную традициями и временем. Наиболее же серьезной силой в английском парламенте была оппозиция либо правящей партии, либо монархии.
П. Н. Милюков, выступая 2 июля 1909 года на завтраке у лорда-мэра Лондона, сказал: «Пока в России существует законодательная палата, контролирующая бюджет, русская оппозиция останется оппозицией Его Величества, а не Его Величеству».
Это выражение тотчас же стало крылатым, определяя бутафорность, несерьезность и совершеннейшую неопасность для правительства какой-либо политической или общественной группировки, лишь изображающей из себя оппозицию правительству.
П. Н. Милюков, выступая 2 июля 1909 года на завтраке у лорда-мэра Лондона, сказал: «Пока в России существует законодательная палата, контролирующая бюджет, русская оппозиция останется оппозицией Его Величества, а не Его Величеству».
Это выражение тотчас же стало крылатым, определяя бутафорность, несерьезность и совершеннейшую неопасность для правительства какой-либо политической или общественной группировки, лишь изображающей из себя оппозицию правительству.
«Развесистая клюква»
В начале XX века в России получило распространение, на первый взгляд, довольно нелепое и алогичное выражение «Развесистая клюква». Любому россиянину было хорошо известно, что клюква – мелкая ягода красного цвета, встречающаяся в лесах и на болотах, стелющаяся по земле, и потому развесистой быть никак не может.
Это выражение вошло в обиход как синоним нелепости или же несусветной лжи.
Появилось оно после того, как в 1910 году в петербургском театре «Кривое зеркало» была поставлена пьеса-пародия «Любовь русского казака. Сенсационная французская драма с убийством и экспроприацией из жизни настоящих русских фермеров, в одном действии с вступлени– ем» – переделка из знаменитого русского романа Б. Гейера.
В пьесе были изображены два французских драматурга, Латук и Роман, предлагавшие директору французского театра драму, действие которой происходит в центральном «департаменте России, около Санкт-Московии, на берегу Волги». Героиню пьесы, Аксенку, хотели против ее воли выдать замуж за нелюбимого казака, но она, не желая этого, горько плакала и вспоминала любимого ею Ивана, с которым не раз сидела «под развесистыми сучьями развесистой клюквы».
Так как сюжет драмы был по именам и ряду других бытовых примет чисто русским, а клюква – тоже один из несомненных признаков русской природы, то выражение «развесистая клюква» стало трактоваться не просто как нелепица или вздор, но как беспардонная ложь о России.
Это выражение вошло в обиход как синоним нелепости или же несусветной лжи.
Появилось оно после того, как в 1910 году в петербургском театре «Кривое зеркало» была поставлена пьеса-пародия «Любовь русского казака. Сенсационная французская драма с убийством и экспроприацией из жизни настоящих русских фермеров, в одном действии с вступлени– ем» – переделка из знаменитого русского романа Б. Гейера.
В пьесе были изображены два французских драматурга, Латук и Роман, предлагавшие директору французского театра драму, действие которой происходит в центральном «департаменте России, около Санкт-Московии, на берегу Волги». Героиню пьесы, Аксенку, хотели против ее воли выдать замуж за нелюбимого казака, но она, не желая этого, горько плакала и вспоминала любимого ею Ивана, с которым не раз сидела «под развесистыми сучьями развесистой клюквы».
Так как сюжет драмы был по именам и ряду других бытовых примет чисто русским, а клюква – тоже один из несомненных признаков русской природы, то выражение «развесистая клюква» стало трактоваться не просто как нелепица или вздор, но как беспардонная ложь о России.
«Так было, но так не будет»
11 апреля 1912 года в связи с произошедшим накануне на Ленских золотых приисках расстрелом рабочих в Государственной думе министр внутренних дел и шеф корпуса жандармов А. А. Макаров сказал: «Когда потерявшая рассудок под влиянием злостных агитаторов толпа набрасывается на войско, тогда войску ничего другого не остается делать, как стрелять. Так было и так будет впредь».
Последняя фраза тут же была обыграна выступившим после А. А. Макарова социал-демократом Г. С. Кузнецовым, сказавшим: «Его (Макарова – В. Б.) речь заключалась в том, что он подтвердил... что рабочий класс расстреливался и будет расстреливаться впредь до тех пор, пока будет существовать тот политический строй во главе с господами макаровыми».
В дальнейшем революционная печать перефразировала слова А. А. Макарова: «Так было, но так не будет».
Последняя фраза тут же была обыграна выступившим после А. А. Макарова социал-демократом Г. С. Кузнецовым, сказавшим: «Его (Макарова – В. Б.) речь заключалась в том, что он подтвердил... что рабочий класс расстреливался и будет расстреливаться впредь до тех пор, пока будет существовать тот политический строй во главе с господами макаровыми».
В дальнейшем революционная печать перефразировала слова А. А. Макарова: «Так было, но так не будет».
«Свинцовые мерзости жизни»
Широкое распространение это выражение получило после выхода в 1913 году первой книги автобиографической трилогии Алексея Максимовича Горького «Детство». Этими словами Горький определял многое из того, что окружало его в детстве. Он писал: «Вспоминая эти свинцовые мерзости русской жизни, я минутами спрашиваю себя: да стоит ли говорить об этом? И, с обновленной уверенностью, отвечаю себе – стоит, ибо это – живучая, подлая правда, она не издохла и по сей день. Это та правда, которую необходимо знать до корня, чтобы с корнем же и выдрать ее из памяти, из души человека, из всей жизни нашей тяжкой и позорной. И есть другая, более положительная причина, понуждающая меня рисовать эти мерзости. Хотя они и противны, хотя и давят нас, до смерти расплющивая множество прекрасных душ, – русский человек все-таки еще здоров и молод душой, что преодолевает и преодолеет их. Не только тем изумительна жизнь наша, что в ней так плодовит и жирен пласт всякой скотской дряни, но тем, что сквозь этот пласт все-таки победно прорастает яркое, здоровое и творческое, растет доброе человечье, возбуждая несокрушимую надежду на возрождение наше к жизни светлой, человеческой».