Страница:
Из противоречий соткана душа русской интеллигенции, как и вся русская жизнь, и противоречивые чувства к себе возбуждает. Нельзя ее не любить и нельзя от нее не отталкиваться. Наряду с чертами отрицательными, представляющими собою симптом некультурности, исторической незрелости и заставляющими стремиться к преодолению интеллигентности, в страдальческом ее облике просвечивают черты духовной красоты, которые делают ее похожей на какой-то совсем особый, дорогой и нежный цветок, взращенный нашей суровой историей; как будто и сама она есть тот “красный цветок”, напитавшийся слез и крови, который виделся одному из благороднейших ее представителей, великому сердцем Гаршину... Религиозна природа русской интеллигенции. Достоевский в “Бесах” сравнивал Россию, и прежде всего ее интеллигенцию с евангельским бесноватым, который был исцелен только Христом... Это сравнение остается в силе и теперь. Легион бесов вошел в гигантское тело России и сотрясает его в конвульсиях, мучит и калечит. Только религиозным подвигом, незримым, но великим возможно излечить ее, освободить от этого легиона.
Интеллигенция отвергла Христа, она отвернулась от Его лика, исторгла из сердца своего Его образ, лишила себя внутреннего света жизни и платится, вместе со своей родиной, за эту измену, за религиозное самоубийство».
Михаил Гершензон. «Творческое сознание»
Царская семья и Распутин (1907–1913)
Столыпинская земельная реформа
Убийство Столыпина
300-летие Дома Романовых
Интеллигенция отвергла Христа, она отвернулась от Его лика, исторгла из сердца своего Его образ, лишила себя внутреннего света жизни и платится, вместе со своей родиной, за эту измену, за религиозное самоубийство».
Михаил Гершензон. «Творческое сознание»
«Мы не люди, а калеки, все, сколько нас есть, русских интеллигентов, и уродство наше – даже не уродство роста, как это часто бывает, а уродство случайное и насильственное. Мы калеки потому, что наша личность раздвоена, что мы утратили способность естественного развития, где сознание растет заодно с волею, что наше сознание, как паровоз, оторвавшийся от поезда, умчалось далеко и мчится впустую, оставив втуне нашу чувственно-волевую жизнь. Русский интеллигент – это прежде всего человек, с юных лет живущий вне себя, то есть признающий единственно достойным объектом своего интереса и участия нечто лежащее вне его личности – народ, общество, государство... И оттого неизбежно было все, что случилось, а случилось то, что жизнь русского интеллигента – личная, семейная, общественная – безобразна и непоследовательна, а сознание лишено существенности и силы».
Царская семья и Распутин (1907–1913)
Доверительно-дружеские отношения царской семьи с Распутиным держались в глубочайшей тайне и о их сокровенном существе не знала даже всесведущая тайная полиция. И потому дворцовый комендант В. А. Дедюлин всякий раз удивлялся, когда сотрудники докладывали ему, что Распутин снова был в личных апартаментах царской семьи. Не понимая, что может связывать какого-то лапотника с помазанником Божиим, обеспокоенный появлением в царской семье неизвестного мужика, который мог оказаться и переодетым революционером, Дедюлин сообщил о Распутине начальнику петербургского охранного отделения генерал-майору А. В. Герасимову. Охранка быстро определила, что опасных связей у Распутина нет, но наблюдение за ним установила, и, таким образом, полиции стало известно о другой стороне его жизни – чудовищном разврате, бесконечных оргиях и непомерном пьянстве. Причем сведения, полученные Герасимовым, привели и его самого, и высших чинов петербургской полиции, в общем-то неплохо знавших жизнь с изнанки и не способных волноваться по поводу утраченных добродетелей, в неподдельное и глубокое изумление. Они не могли поверить, что простой смертный мог обладать такими не человеческими, а прямо-таки космическими силами в служении как Венере, так и Бахусу. До поры до времени сведения эти охранка придержала у себя, но потом довела их до самого премьер-министра П. А. Столыпина, однако сделано это было лишь весной 1911 года.
Столыпин пришел к царю и откровенно выложил ему все, что узнал, желая раскрыть Николаю II глаза на человека, который представлял серьезную угрозу репутации самого императора и его семьи. Николай II внимательно выслушал Петра Аркадьевича, поблагодарил за то, что тот искренне ему предан, но в заключение сказал: «Быть может все, что вы мне говорите, – правда. Но я прошу вас никогда больше мне о Распутине не говорить. Я все равно сделать ничего не могу».
Не один Столыпин сообщал Николаю II и императрице о темных делах старца, но царь и царица были глухи и слепы к их рассказам. Одной из первых зимой 1910–1911 годов попробовала разоблачить Распутина фрейлина С. И. Тютчева – воспитательница царских дочерей, но она добилась лишь того, что Распутина на некоторое время перестали пускать к ее воспитанницам. Сама фрейлина вскоре после этого разговора получила отставку. Старец же, узнав о случившемся и догадавшись, что общение его с великими княжнами прекратилось в связи с раскрытием его второй жизни, решил на время исчезнуть из Петербурга и дать улечься начинающейся буре. Он ушел паломником в Грецию на Святую гору Афон, на которой располагались два десятка православных мужских монастырей, а оттуда еще дальше – в Святую землю, в Иерусалим.
Осенью 1911 года, вернувшись в Петербург, старец встретил радушный прием в царской семье и совершенно противоположную реакцию у многочисленных своих недругов – епископа Гермогена, архимандрита Феофана, великих князей Николая Николаевича и Петра Николаевича и давних своих поклонниц «сестер-черногорок», ставших теперь его ненавистницами.
Феофана отправили в Крым, Гермогена – в Жировицкий монастырь под Гродно. Однако на сцену выступил В. Н. Коковцов (преемник Столыпина на посту председателя Совета министров) и переговорил с Николаем, представив царю множество неопровержимых фактов. Царь решил уступить, чтобы не дискредитировать себя и императрицу, и летом 1912 года старец уехал в Сибирь к себе домой.
Однако влияние Распутина на царя и царицу осталось непоколебленным. Почему же всемогущий повелитель 150 млн подданных не имел никакой власти над Распутиным? Что связывало высокообразованного и нравственного императора с неграмотным и развратным сибирским мужиком? Чем «взял» Распутин царя и царицу, повязав их с собой нерасторжимыми узами?
Ответ этому дала Вырубова. «Царь и царица, – говорила она, – верили ему, как отцу Иоанну Кронштадскому; страшно ему верили; и когда у них горе было, когда, например, наследник был болен, обращались к нему с просьбою помолиться». Что значил наследник для несчастных родителей, любивших его больше всего на свете, мы уже знаем. А между тем ни один врач в мире не мог принести мальчику такого облегчения, как старец Григорий.
С конца 1907 года, когда царица впервые попросила его помочь больному сыну, Распутин много раз снимал боли, останавливал кровотечение и усыплял многострадального цесаревича. Несомненно, старец был выдающимся экстрасенсом, гипнотизером и целителем-психотерапевтом. Совершенствуясь в своей практике, он брал уроки у известного в Петербурге врача Петра Александровича Бадмаева, пользовавшего больных по рецептам тибетской медицины. Все это в совокупности приносило удивительные результаты – старец мог прерывать ход болезни не только пассами и внушением, непосредственно находясь возле больного, но и разговаривая с цесаревичем Алексеем по телефону. Более того, больного ребенка исцеляли даже посланные им телеграммы.
Француз Жильяр (один из воспитателей-учителей) вспоминал, как однажды, когда цесаревич особенно сильно заболел, девочки устроили спектакль. Играли «Мещанина во дворянстве» на французском языке, и Жильяр, помогая им, был суфлером. Спектакль прошел весело, было много зрителей, потому что на охоту в Спалу, где все это происходило, приезжало множество приглашенных.
Когда представление окончилось, Жильяр вышел в коридор и возле комнаты цесаревича услышал стоны, доносившиеся из-за двери. Между тем императрица возвратилась в зал, продолжая улыбаться и показывая вид, что все в порядке. Было ясно, что из болезни цесаревича родители делают государственную тайну.
4 октября из Петербурга приехал профессор Федоров, но его приезд ничуть не помог больному: через 4 дня температура поднялась до 39,6° и сердце стало давать перебои. Вот тогда-то бывшая в Спале фрейлина Вырубова и предложила послать Распутину телеграмму с просьбой помолиться за больного. Прибегли к этому как к последнему средству, ибо кровотечение у цесаревича не останавливалось, а температура становилась критической. Но как только Алексею прочитали телеграмму от старца, он сразу же заснул, боли и кровотечение прекратились. И таких случаев было немало. Да и самой царице он помогал, снимая головные боли и сердечные приступы.
Разумеется, несчастная мать, беззаветно любившая мальчика и к тому же испытывавшая чувство неизбывной вины за «подаренную» сыну смертельную болезнь, боготворила «друга Григория». А склонность к оккультизму, вера в чудеса и сверхъестественное, заставляли Александру Федоровну видеть в Распутине святого чудотворца и Божьего человека. В общении со старцем для императрицы в высшей степени отрадным было и то, что Григорий никогда, ни одного раза ничего не попросил для себя, а просил только за убогих и бедных, попавших в несчастье или оказавшихся жертвами несправедливости.
Царица дарила своему другу иконки, ладанки, вышитые ею самой рубашки, а от него получала пасхальные яйца, освященные куличи и поздравительные телеграммы, в которых всегда были добрые пожелания и христианские напутствия.
Столыпин пришел к царю и откровенно выложил ему все, что узнал, желая раскрыть Николаю II глаза на человека, который представлял серьезную угрозу репутации самого императора и его семьи. Николай II внимательно выслушал Петра Аркадьевича, поблагодарил за то, что тот искренне ему предан, но в заключение сказал: «Быть может все, что вы мне говорите, – правда. Но я прошу вас никогда больше мне о Распутине не говорить. Я все равно сделать ничего не могу».
Не один Столыпин сообщал Николаю II и императрице о темных делах старца, но царь и царица были глухи и слепы к их рассказам. Одной из первых зимой 1910–1911 годов попробовала разоблачить Распутина фрейлина С. И. Тютчева – воспитательница царских дочерей, но она добилась лишь того, что Распутина на некоторое время перестали пускать к ее воспитанницам. Сама фрейлина вскоре после этого разговора получила отставку. Старец же, узнав о случившемся и догадавшись, что общение его с великими княжнами прекратилось в связи с раскрытием его второй жизни, решил на время исчезнуть из Петербурга и дать улечься начинающейся буре. Он ушел паломником в Грецию на Святую гору Афон, на которой располагались два десятка православных мужских монастырей, а оттуда еще дальше – в Святую землю, в Иерусалим.
Осенью 1911 года, вернувшись в Петербург, старец встретил радушный прием в царской семье и совершенно противоположную реакцию у многочисленных своих недругов – епископа Гермогена, архимандрита Феофана, великих князей Николая Николаевича и Петра Николаевича и давних своих поклонниц «сестер-черногорок», ставших теперь его ненавистницами.
Феофана отправили в Крым, Гермогена – в Жировицкий монастырь под Гродно. Однако на сцену выступил В. Н. Коковцов (преемник Столыпина на посту председателя Совета министров) и переговорил с Николаем, представив царю множество неопровержимых фактов. Царь решил уступить, чтобы не дискредитировать себя и императрицу, и летом 1912 года старец уехал в Сибирь к себе домой.
Однако влияние Распутина на царя и царицу осталось непоколебленным. Почему же всемогущий повелитель 150 млн подданных не имел никакой власти над Распутиным? Что связывало высокообразованного и нравственного императора с неграмотным и развратным сибирским мужиком? Чем «взял» Распутин царя и царицу, повязав их с собой нерасторжимыми узами?
Ответ этому дала Вырубова. «Царь и царица, – говорила она, – верили ему, как отцу Иоанну Кронштадскому; страшно ему верили; и когда у них горе было, когда, например, наследник был болен, обращались к нему с просьбою помолиться». Что значил наследник для несчастных родителей, любивших его больше всего на свете, мы уже знаем. А между тем ни один врач в мире не мог принести мальчику такого облегчения, как старец Григорий.
С конца 1907 года, когда царица впервые попросила его помочь больному сыну, Распутин много раз снимал боли, останавливал кровотечение и усыплял многострадального цесаревича. Несомненно, старец был выдающимся экстрасенсом, гипнотизером и целителем-психотерапевтом. Совершенствуясь в своей практике, он брал уроки у известного в Петербурге врача Петра Александровича Бадмаева, пользовавшего больных по рецептам тибетской медицины. Все это в совокупности приносило удивительные результаты – старец мог прерывать ход болезни не только пассами и внушением, непосредственно находясь возле больного, но и разговаривая с цесаревичем Алексеем по телефону. Более того, больного ребенка исцеляли даже посланные им телеграммы.
Француз Жильяр (один из воспитателей-учителей) вспоминал, как однажды, когда цесаревич особенно сильно заболел, девочки устроили спектакль. Играли «Мещанина во дворянстве» на французском языке, и Жильяр, помогая им, был суфлером. Спектакль прошел весело, было много зрителей, потому что на охоту в Спалу, где все это происходило, приезжало множество приглашенных.
Когда представление окончилось, Жильяр вышел в коридор и возле комнаты цесаревича услышал стоны, доносившиеся из-за двери. Между тем императрица возвратилась в зал, продолжая улыбаться и показывая вид, что все в порядке. Было ясно, что из болезни цесаревича родители делают государственную тайну.
4 октября из Петербурга приехал профессор Федоров, но его приезд ничуть не помог больному: через 4 дня температура поднялась до 39,6° и сердце стало давать перебои. Вот тогда-то бывшая в Спале фрейлина Вырубова и предложила послать Распутину телеграмму с просьбой помолиться за больного. Прибегли к этому как к последнему средству, ибо кровотечение у цесаревича не останавливалось, а температура становилась критической. Но как только Алексею прочитали телеграмму от старца, он сразу же заснул, боли и кровотечение прекратились. И таких случаев было немало. Да и самой царице он помогал, снимая головные боли и сердечные приступы.
Разумеется, несчастная мать, беззаветно любившая мальчика и к тому же испытывавшая чувство неизбывной вины за «подаренную» сыну смертельную болезнь, боготворила «друга Григория». А склонность к оккультизму, вера в чудеса и сверхъестественное, заставляли Александру Федоровну видеть в Распутине святого чудотворца и Божьего человека. В общении со старцем для императрицы в высшей степени отрадным было и то, что Григорий никогда, ни одного раза ничего не попросил для себя, а просил только за убогих и бедных, попавших в несчастье или оказавшихся жертвами несправедливости.
Царица дарила своему другу иконки, ладанки, вышитые ею самой рубашки, а от него получала пасхальные яйца, освященные куличи и поздравительные телеграммы, в которых всегда были добрые пожелания и христианские напутствия.
Столыпинская земельная реформа
Рассказывая ранее о положении в сельском хозяйстве России, мы оставили в стороне многие важные аспекты земельной реформы, начатой и проводившейся под руководством премьер-министра Петра Аркадьевича Столыпина. Между тем эта земельная реформа оказалась самой последовательной и самой решительной за все время существования России.
Еще со времен Киевской Руси главным институтом сельской жизни Руси была община, универсальная и неприкосновенная как для ее членов, так и для государственной власти. Она считалась священной, как земля и вода, и потому выше ее был только Бог. Община (или мир, как ее называли сами общинники) была «альфой и омегой» земной жизни крестьянина, а в России подавляющее большинство людей были крестьянами.
На их жизнь, конечно же, влияли самые разнообразные правительственные реформы, будь то введение Юрьева дня, установление «заповедных лет», образование новых категорий крестьян (экономических или государственных), возникновение по воле правительственных реформаторов военных поселений и сотен тысяч солдат-крестьян. Но все же основная масса земледельцев жила и трудилась в сельских общинах – вечных и незыблемых, как мир, а юридической основой, связывавшей общину и ее членов с самодержавно-помещичьим государством, было крепостное право.
В 1861 году, опять же по воле монарха-реформатора, крепостное право пало, но община осталась, а вместе с нею неприкосновенными остались все институты русского Средневековья, связанные с общиной и общинным землевладением и землепользованием.
Главным принципом земельных отношений в общине было совершеннейшее отсутствие частной собственности на землю, когда земля объявлялась Божьей и принадлежала не какому-либо человеку или семье, но всей общине. Земля не могла ни продаваться, ни обмениваться, ни быть предметом залога или каких-либо иных операций. Таким образом, русский крестьянин сотни лет работал на земле, но никогда не был ее собственником; пользовался ею, но не имел ее, хотя другие – подлинные хозяева земли – могли делать с принадлежавшими им угодьями все, что заблагорассудится: покупать, продавать, дарить, менять и т. п. Цари и императоры владели землями удельными и кабинетскими, помещики – помещичьими, церкви и монастыри – церковными и монастырскими. Все остальные свободные сословия (казаки, вольные крестьяне, купцы, ремесленники, инородцы и др.) владели землей на основании законов, издаваемых государством специально для каждой из этих категорий граждан.
П. А. Столыпин нанес сокрушительный удар по остаткам русского Средневековья, разрушив главный оплот его – общину, в которой все еще жили миллионы бывших крепостных крестьян, лично свободных уже 40 лет, но все еще тесно привязанных в общинной земле, которая превращала их личную свободу в фикцию, делая ее чистой формальностью.
Изданный 9 ноября 1906 года так называемый «Столыпинский закон» позволял крестьянину выходить из общины и становиться индивидуальным и наследственным собственником земли, которую он обрабатывал. Эту землю он получал на так называемых «отрубах», которые потом быстро превращались в хутора.
Закон этот имел огромный успех. Тотчас же было подано 2,5 млн прошений о выходе на отруба от семейных крестьян, создано 463 специальные комиссии, занявшиеся проведением этой реформы.
В 1913 году 2 млн семейств получили наделы. Для этой сложной работы было мобилизовано свыше 7000 геодезистов и землемеров.
За несколько месяцев до Первой мировой войны 13 % земель, принадлежавших общинам, перешли в индивидуальную собственность крестьян. Однако камнем преткновения для успешного наделения землей любого желающего крестьянина было малоземелье общин, расположенных в русском Черноземье и в южных губерниях, в то время как в Сибири, Казахстане и на Дальнем Востоке земля все еще оставалась немерянной.
Столыпин решил широко использовать переселенческое движение крестьянских масс из Европейской России в эти регионы. Выразивший желание выехать из Европейской России на долгое время освобождался от всяких налогов. Государство помогало такому крестьянину деньгами, и он получал в полную собственность участок земли в 15 га, на душу и 45 га на семью. При этом каждой семье выдавалось пособие в 200 рублей, и она перевозилась со всем имуществом за казенный счет до места поселения.
В Сибири были устроены казенные склады земледельческих машин, снабжавшие население сельскохозяйственными орудиями по крайне низким ценам. В результате этих мер земледелие в Сибири в короткий срок достигло полного расцвета, позволившего ввозить в Европейскую Россию и вывозить за границу большое количество сельскохозяйственных продуктов, особенно масла и яиц.
Правительство Столыпина уполномочило Государственный крестьянский земельный банк (созданный в царствование Александра III) скупать помещичьи земли и перепродавать их крестьянам на льготных условиях. Предоставлялся долголетний кредит, доходивший до 90 % стоимости земли при очень низком проценте (4,5 %, включая погашение). В итоге в 1914 году более 80 % пахотной земли в Европейской России оказалось в руках крестьян.
Следует отметить и факт, который долгое время совершенно не привлекал внимание советских историков. А факт этот заключается в том, что 40 млн десятин земли, принадлежавших в Сибири царской семье (эта цифра сопоставима со всем массивом целинных и залежных земель, поднятых в Казахстане в 1950–1960-х годах), Николай II безвозмездно передал в крестьянский земельный фонд. На деньги царя в уступленных им областях были проведены дороги, построены школы, больницы и церкви.
Государственный крестьянский земельный банк, считавшийся самым крупным в мире учреждением земельного кредита, выдал крестьянам ссуды в 222 млн рублей в 1901 г., а в 1912 году – до 1 168 000 000 рублей (т. е. примерно на 600 % больше).
Ходячее мнение, издавна пущенное в оборот социалистами всех толков, будто бы крестьяне были «обездолены землею», ни на чем не основано. Правительство П. А. Столыпина систематически стремилось увеличить площадь крестьянского землевладения. Следует также иметь в виду и стремление миллионов крестьян к приобретению земли, и огромные успехи российской сельскохозяйственной кооперации, бывшей одной из самых динамичных в мире.
К 1916 г. в руках крестьян и казаков в 50 губерниях Европейской России (кроме Кавказа и Царства Польского) было около 172 млн десятин собственной земли. Гражданам же всех других сословий принадлежало около 85 млн десятин, из которых 18 млн десятин принадлежали мелким собственникам, обрабатывавшим землю личным трудом, без помощи наемной силы. Бо2льшая часть остальных 67 млн десятин была или под лесом, или в аренде у крестьян. Таким образом, накануне Февральской революции крестьянам на началах собственности и аренды принадлежали: 100 % пахотной земли в Азиатской России и около 90 % всей площади Европейской России.
Прав был бывший министр земледелия Кривошеин, заявив немецкому профессору Зеерингу, приехавшему в 1912 году в Москву во главе комиссии, которой было поручено ознакомиться с результатами Столыпинской аграрной реформы: «России необходимы 30 лет спокойствия, чтобы сделаться наиболее богатой и процветающей страной во всем мире». И можно констатировать, что Россия в начале XX века находилась на верном пути экономического и социального развития, несмотря на проигранную Русско-японскую войну, многочисленные жертвы и колоссальный хаос, принесенный революцией 1905–1907 годов.
Еще со времен Киевской Руси главным институтом сельской жизни Руси была община, универсальная и неприкосновенная как для ее членов, так и для государственной власти. Она считалась священной, как земля и вода, и потому выше ее был только Бог. Община (или мир, как ее называли сами общинники) была «альфой и омегой» земной жизни крестьянина, а в России подавляющее большинство людей были крестьянами.
На их жизнь, конечно же, влияли самые разнообразные правительственные реформы, будь то введение Юрьева дня, установление «заповедных лет», образование новых категорий крестьян (экономических или государственных), возникновение по воле правительственных реформаторов военных поселений и сотен тысяч солдат-крестьян. Но все же основная масса земледельцев жила и трудилась в сельских общинах – вечных и незыблемых, как мир, а юридической основой, связывавшей общину и ее членов с самодержавно-помещичьим государством, было крепостное право.
В 1861 году, опять же по воле монарха-реформатора, крепостное право пало, но община осталась, а вместе с нею неприкосновенными остались все институты русского Средневековья, связанные с общиной и общинным землевладением и землепользованием.
Главным принципом земельных отношений в общине было совершеннейшее отсутствие частной собственности на землю, когда земля объявлялась Божьей и принадлежала не какому-либо человеку или семье, но всей общине. Земля не могла ни продаваться, ни обмениваться, ни быть предметом залога или каких-либо иных операций. Таким образом, русский крестьянин сотни лет работал на земле, но никогда не был ее собственником; пользовался ею, но не имел ее, хотя другие – подлинные хозяева земли – могли делать с принадлежавшими им угодьями все, что заблагорассудится: покупать, продавать, дарить, менять и т. п. Цари и императоры владели землями удельными и кабинетскими, помещики – помещичьими, церкви и монастыри – церковными и монастырскими. Все остальные свободные сословия (казаки, вольные крестьяне, купцы, ремесленники, инородцы и др.) владели землей на основании законов, издаваемых государством специально для каждой из этих категорий граждан.
П. А. Столыпин нанес сокрушительный удар по остаткам русского Средневековья, разрушив главный оплот его – общину, в которой все еще жили миллионы бывших крепостных крестьян, лично свободных уже 40 лет, но все еще тесно привязанных в общинной земле, которая превращала их личную свободу в фикцию, делая ее чистой формальностью.
Изданный 9 ноября 1906 года так называемый «Столыпинский закон» позволял крестьянину выходить из общины и становиться индивидуальным и наследственным собственником земли, которую он обрабатывал. Эту землю он получал на так называемых «отрубах», которые потом быстро превращались в хутора.
Закон этот имел огромный успех. Тотчас же было подано 2,5 млн прошений о выходе на отруба от семейных крестьян, создано 463 специальные комиссии, занявшиеся проведением этой реформы.
В 1913 году 2 млн семейств получили наделы. Для этой сложной работы было мобилизовано свыше 7000 геодезистов и землемеров.
За несколько месяцев до Первой мировой войны 13 % земель, принадлежавших общинам, перешли в индивидуальную собственность крестьян. Однако камнем преткновения для успешного наделения землей любого желающего крестьянина было малоземелье общин, расположенных в русском Черноземье и в южных губерниях, в то время как в Сибири, Казахстане и на Дальнем Востоке земля все еще оставалась немерянной.
Столыпин решил широко использовать переселенческое движение крестьянских масс из Европейской России в эти регионы. Выразивший желание выехать из Европейской России на долгое время освобождался от всяких налогов. Государство помогало такому крестьянину деньгами, и он получал в полную собственность участок земли в 15 га, на душу и 45 га на семью. При этом каждой семье выдавалось пособие в 200 рублей, и она перевозилась со всем имуществом за казенный счет до места поселения.
В Сибири были устроены казенные склады земледельческих машин, снабжавшие население сельскохозяйственными орудиями по крайне низким ценам. В результате этих мер земледелие в Сибири в короткий срок достигло полного расцвета, позволившего ввозить в Европейскую Россию и вывозить за границу большое количество сельскохозяйственных продуктов, особенно масла и яиц.
Правительство Столыпина уполномочило Государственный крестьянский земельный банк (созданный в царствование Александра III) скупать помещичьи земли и перепродавать их крестьянам на льготных условиях. Предоставлялся долголетний кредит, доходивший до 90 % стоимости земли при очень низком проценте (4,5 %, включая погашение). В итоге в 1914 году более 80 % пахотной земли в Европейской России оказалось в руках крестьян.
Следует отметить и факт, который долгое время совершенно не привлекал внимание советских историков. А факт этот заключается в том, что 40 млн десятин земли, принадлежавших в Сибири царской семье (эта цифра сопоставима со всем массивом целинных и залежных земель, поднятых в Казахстане в 1950–1960-х годах), Николай II безвозмездно передал в крестьянский земельный фонд. На деньги царя в уступленных им областях были проведены дороги, построены школы, больницы и церкви.
Государственный крестьянский земельный банк, считавшийся самым крупным в мире учреждением земельного кредита, выдал крестьянам ссуды в 222 млн рублей в 1901 г., а в 1912 году – до 1 168 000 000 рублей (т. е. примерно на 600 % больше).
Ходячее мнение, издавна пущенное в оборот социалистами всех толков, будто бы крестьяне были «обездолены землею», ни на чем не основано. Правительство П. А. Столыпина систематически стремилось увеличить площадь крестьянского землевладения. Следует также иметь в виду и стремление миллионов крестьян к приобретению земли, и огромные успехи российской сельскохозяйственной кооперации, бывшей одной из самых динамичных в мире.
К 1916 г. в руках крестьян и казаков в 50 губерниях Европейской России (кроме Кавказа и Царства Польского) было около 172 млн десятин собственной земли. Гражданам же всех других сословий принадлежало около 85 млн десятин, из которых 18 млн десятин принадлежали мелким собственникам, обрабатывавшим землю личным трудом, без помощи наемной силы. Бо2льшая часть остальных 67 млн десятин была или под лесом, или в аренде у крестьян. Таким образом, накануне Февральской революции крестьянам на началах собственности и аренды принадлежали: 100 % пахотной земли в Азиатской России и около 90 % всей площади Европейской России.
Прав был бывший министр земледелия Кривошеин, заявив немецкому профессору Зеерингу, приехавшему в 1912 году в Москву во главе комиссии, которой было поручено ознакомиться с результатами Столыпинской аграрной реформы: «России необходимы 30 лет спокойствия, чтобы сделаться наиболее богатой и процветающей страной во всем мире». И можно констатировать, что Россия в начале XX века находилась на верном пути экономического и социального развития, несмотря на проигранную Русско-японскую войну, многочисленные жертвы и колоссальный хаос, принесенный революцией 1905–1907 годов.
Убийство Столыпина
1 сентября 1911 года произошло еще одно политическое убийство, не разгаданное до конца до сих пор. В этот вечер в Киеве эсер Дмитрий Богров смертельно ранил П. А. Столыпина. Это случилось в Городском театре, во время второго антракта оперы Глинки «Жизнь за царя». Столыпин стоял лицом к залу у первого ряда кресел. Богров, во фраке, прикрывая театральной программкой оттопыренный браунингом карман, вплотную подошел к нему и почти в упор произвел два выстрела – в правую руку и в живот. Столыпин медленно опустился в кресло, а террорист неторопливо пошел к выходу. Он мог бы и уйти, но в дверях его схватили, повалили и стали избивать. Столыпина увезли в больницу, где он через 2 дня умер.
Премьер-министр приезжал в Киев почти одновременно с царем на открытие памятника Александру II. В момент покушения Николай II был в ложе и все видел. Столыпин был еще жив, а царь еще не уехал из города, когда началось следствие. Оно произошло необыкновенно быстро: законченное дело поступило в суд, который так же стремительно осудил Богрова, приговорив его к повешению, и через две недели убийца был казнен. На суде Богров, называвший себя «коммунистом-анархистом», представил этот террористический акт как собственную инициативу. Однако накануне покушения просил своих товарищей-эсеров после его казни объявить, что убийство совершено им по воле партии и означает начало новой волны террора.
На суде выяснилось, что билет в театр дал ему жандармский полковник Кулябко – начальник Киевского охранного отделения. Выяснилось также, что Богров был агентом «Охранки» с 1907 года, когда ему не было еще и 20 лет. Поэтому сразу же возникли две версии – Богров убил Столыпина как революционер, вторая – Столыпин был убит по заданию «Охранки». То, что террориста необыкновенно быстро судили и столь же поспешно казнили, косвенно доказывало – это дело рук жандармов. Когда же по инициативе Думы было возбуждено новое расследование, в центре которого находилась деятельность жандармов в ходе следствия и суда над Богровым, Николай II приказал расследование прекратить. В то же время было известно, что шеф корпуса жандармов и товарищ министра внутренних дел П. Г. Курлов, которого Столыпин собирался снять с должности, – кутила и мот, весь в долгах, подозревавшийся во взяточничестве. Но он был очень дружен с дворцовым комендантом В. А. Дедюлиным – ярым врагом Столыпина. Именно на Курлова и была возложена охрана царя и всех участников киевских торжеств, во время которых Дедюлин всячески унижал Столыпина, то «забывая» выдать ему билет на царский пароход, то не находя ему места в экипажах свиты, так что премьер-министр вынужден был сопровождать царя в наемном экипаже в самом хвосте торжественных процессий.
Советский историк А. Я. Аврех приводил слова, сказанные Столыпиным незадолго до смерти: «Меня убьют, и убьют члены охраны!» В некрологе, написанном Сувориным вскоре после убийства Столыпина, говорилось следующее: «Просвещенный политик, экономист и юрист, крупный административный талант, он почти отказался от личной жизни и свою удивительную работоспособность, не знакомую с утомлением, вложил в дело государственного успокоения и строительства... Заболев весной 1909 года крупозным воспалением легких, он согласился покинуть Петербург только по настойчивым требованиям врачей... Он всегда являлся блестящим оратором, говорил вдохновенно, сжато и дельно, развивая мастерски и ярко руководящие положения законопроекта или давая ответ и разъяснения по различного рода запросам о действиях правительства. Государственные заслуги П. А. Столыпина были отмечены в короткое время целым рядом царских наград. Как человек, Столыпин отличался прямодушием, искренностью и самоотверженной преданностью. Он был чужд гордости и кичливости благодаря редким качествам своей исключительно уравновешенной натуры. Он всегда относился со вниманием и уважением к чужим мнениям, к своим подчиненным и их нуждам. Враг всяких неясностей, подозрений и гипотез, он чуждался интриганства и интриганов, и мелкого политиканства. По своим политическим взглядам П. А. Столыпин не зависел от каких-то партийных давлений и притязаний. Твердость, настойчивость, находчивость и высокий патриотизм были присущи его честной, открытой натуре. Столыпин особенно не терпел лжи, воровства, взяточничества и корысти, преследовал их нещадно».
Премьер-министр приезжал в Киев почти одновременно с царем на открытие памятника Александру II. В момент покушения Николай II был в ложе и все видел. Столыпин был еще жив, а царь еще не уехал из города, когда началось следствие. Оно произошло необыкновенно быстро: законченное дело поступило в суд, который так же стремительно осудил Богрова, приговорив его к повешению, и через две недели убийца был казнен. На суде Богров, называвший себя «коммунистом-анархистом», представил этот террористический акт как собственную инициативу. Однако накануне покушения просил своих товарищей-эсеров после его казни объявить, что убийство совершено им по воле партии и означает начало новой волны террора.
На суде выяснилось, что билет в театр дал ему жандармский полковник Кулябко – начальник Киевского охранного отделения. Выяснилось также, что Богров был агентом «Охранки» с 1907 года, когда ему не было еще и 20 лет. Поэтому сразу же возникли две версии – Богров убил Столыпина как революционер, вторая – Столыпин был убит по заданию «Охранки». То, что террориста необыкновенно быстро судили и столь же поспешно казнили, косвенно доказывало – это дело рук жандармов. Когда же по инициативе Думы было возбуждено новое расследование, в центре которого находилась деятельность жандармов в ходе следствия и суда над Богровым, Николай II приказал расследование прекратить. В то же время было известно, что шеф корпуса жандармов и товарищ министра внутренних дел П. Г. Курлов, которого Столыпин собирался снять с должности, – кутила и мот, весь в долгах, подозревавшийся во взяточничестве. Но он был очень дружен с дворцовым комендантом В. А. Дедюлиным – ярым врагом Столыпина. Именно на Курлова и была возложена охрана царя и всех участников киевских торжеств, во время которых Дедюлин всячески унижал Столыпина, то «забывая» выдать ему билет на царский пароход, то не находя ему места в экипажах свиты, так что премьер-министр вынужден был сопровождать царя в наемном экипаже в самом хвосте торжественных процессий.
Советский историк А. Я. Аврех приводил слова, сказанные Столыпиным незадолго до смерти: «Меня убьют, и убьют члены охраны!» В некрологе, написанном Сувориным вскоре после убийства Столыпина, говорилось следующее: «Просвещенный политик, экономист и юрист, крупный административный талант, он почти отказался от личной жизни и свою удивительную работоспособность, не знакомую с утомлением, вложил в дело государственного успокоения и строительства... Заболев весной 1909 года крупозным воспалением легких, он согласился покинуть Петербург только по настойчивым требованиям врачей... Он всегда являлся блестящим оратором, говорил вдохновенно, сжато и дельно, развивая мастерски и ярко руководящие положения законопроекта или давая ответ и разъяснения по различного рода запросам о действиях правительства. Государственные заслуги П. А. Столыпина были отмечены в короткое время целым рядом царских наград. Как человек, Столыпин отличался прямодушием, искренностью и самоотверженной преданностью. Он был чужд гордости и кичливости благодаря редким качествам своей исключительно уравновешенной натуры. Он всегда относился со вниманием и уважением к чужим мнениям, к своим подчиненным и их нуждам. Враг всяких неясностей, подозрений и гипотез, он чуждался интриганства и интриганов, и мелкого политиканства. По своим политическим взглядам П. А. Столыпин не зависел от каких-то партийных давлений и притязаний. Твердость, настойчивость, находчивость и высокий патриотизм были присущи его честной, открытой натуре. Столыпин особенно не терпел лжи, воровства, взяточничества и корысти, преследовал их нещадно».
300-летие Дома Романовых
21 февраля 1913 года исполнилось 300 лет со дня призвания на царство первого царя из Дома Романовых – Михаила Федоровича. Этот юбилей праздновался необычайно широко и пышно. В Москве состоялся крестный ход, несли самые выдающиеся святыни Православной России – иконы Владимирской, Иверской и Казанской Богоматери. На Красной площади состоялся большой военный парад.
Тогда же в Александровском саду открыли памятник в честь юбилея – на четырехгранном обелиске из серого гранита были выбиты имена восемнадцати царей и цариц от Михаила Федоровича до Николая II с надписью: «300 лет Дому Романовых» и гербом России – двуглавым орлом. Так началось празднование этого юбилея.
А 15 мая 1913 года Николай с женой и детьми отправился в путешествие по России. Об этом путешествии сохранились записи в 45-й тетради царского дневника. Посмотрим на все происходившее глазами автора «Дневника»:
«15-го мая. Среда.
С утра погода испортилась. В 10 час. поехал в Петербург и посетил автомобильную выставку в Михайловском манеже. Более 140 различных фирм прислали свои машины. Вернулся в Царское Село в 1 1/4. После завтрака читал и затем погулял и покатался с детьми на пруду под дождем. В 6 час. у Аликс был отслужен напутственный молебен. В 7 час. уехали из Царского Села всей семьей через Гатчину в Тосно и дальше на Москву. Сели обедать в 8 час. Затем читал и лег около 12 час.»
Так началось путешествие царской семьи по России. Предстояло проехать в поезде, на пароходе, в автомобилях и экипажах по тем губерниям и уездам, градам и весям Суздальской и Московской Руси, где три века назад происходили самые главные события, благодаря которым на опустевшем московском троне появилась новая династия – Романовы.
Из дневника Николая II:
«16-го мая. Четверг.
Проснулись на остановке в Москве в 8 1/4. Погода была ясная и теплая. Сели завтракать до 12 час. Ровно в час подошли к г. Владимиру. На станции почетный караул от 9-го гренад. Сибирского полка, высшие гражд. лица, дворянство и земство. Сел с детьми в наш мотор и поехал в город наверх в красивый Кремль в Успенский собор. Осмотрев его после краткого молебна, отправился с дочерьми в Суздаль, куда прибыл в 3 1/4. Посетил собор. Спасо-Ефимовский, Ризоположенский, Покровский монастыри. В этом мон. в келии игуменьи закусили и пили чай. С восторгом и интересом осматривал чудные сокровища, сохранившиеся в ризницах, и сами церкви древнерусского зодчества. По дороге в оба конца народ выходил из сел и деревень с иконами. Приехали в 7 час. в Боголюбово. Посетил собор Боголюбского монастыря и осмотрел сохранившуюся часть палат Андрея Боголюбского. Принял волостных старшин и хуторян Владимирской губ. и к 8 час. прибыл к поезду. Пропустил 250 потешных жел. – дор. школ церемон. марш. Когда тронулись, сели обедать. Совсем не устал, впечатления были такие сильные и хорошие.
17 мая. Пятница.
Прибыли в Нижний Новгород в 10 час. утра при холодной серой погоде. На ст. почет. караул от 37-го пехот. Екатеринбургского полка. Поехали в собор, оттуда после молебна были у могилы Минина, пошли за крестным ходом на площадь за Кремлем, где была произведена закладка памятника Минину и Пожарскому. (Николай заложил в его основание первый камень – В. Б.) Затем Екатеринбургский и Тобольский полки прошли церем. маршем. Приехал во дворец с дочерьми в 12 1/4. Вид на Волгу напомнил нам пребывание там в 1896 г. Завтракали семейно. Принял духовенство и всех должностных лиц в зале наверху и волостных старшин в саду. В 4 ч. посетил новое здание Конторы Госуд. банка в древнерусском стиле. Вернулся за Аликс и детьми и вместе поехали в дворянское собрание. Там все было, как в Смоленске. В 6 час. уехали на пристань, где большая депутация волжских судовладельцев поднесла нам несколько красивых вещей. Перешли с радостью на приготовленный для нас пароход пут. сообщ. «Межень». Уютно и со тщанием устроены наши каюты. В 8 ч. пошел с Ольгой и Татьяной на парох. столовую «Царь Михаил Федорович». Простившись со всеми, вернулись к себе и в 10 1/4 отвалили при иллюминации города и всех судов и пошли вверх по матушке Волге. Пройдя ярко освещенный Сормовский завод, спустился в свою каюту и рано лег спать.
Тогда же в Александровском саду открыли памятник в честь юбилея – на четырехгранном обелиске из серого гранита были выбиты имена восемнадцати царей и цариц от Михаила Федоровича до Николая II с надписью: «300 лет Дому Романовых» и гербом России – двуглавым орлом. Так началось празднование этого юбилея.
А 15 мая 1913 года Николай с женой и детьми отправился в путешествие по России. Об этом путешествии сохранились записи в 45-й тетради царского дневника. Посмотрим на все происходившее глазами автора «Дневника»:
«15-го мая. Среда.
С утра погода испортилась. В 10 час. поехал в Петербург и посетил автомобильную выставку в Михайловском манеже. Более 140 различных фирм прислали свои машины. Вернулся в Царское Село в 1 1/4. После завтрака читал и затем погулял и покатался с детьми на пруду под дождем. В 6 час. у Аликс был отслужен напутственный молебен. В 7 час. уехали из Царского Села всей семьей через Гатчину в Тосно и дальше на Москву. Сели обедать в 8 час. Затем читал и лег около 12 час.»
Так началось путешествие царской семьи по России. Предстояло проехать в поезде, на пароходе, в автомобилях и экипажах по тем губерниям и уездам, градам и весям Суздальской и Московской Руси, где три века назад происходили самые главные события, благодаря которым на опустевшем московском троне появилась новая династия – Романовы.
Из дневника Николая II:
«16-го мая. Четверг.
Проснулись на остановке в Москве в 8 1/4. Погода была ясная и теплая. Сели завтракать до 12 час. Ровно в час подошли к г. Владимиру. На станции почетный караул от 9-го гренад. Сибирского полка, высшие гражд. лица, дворянство и земство. Сел с детьми в наш мотор и поехал в город наверх в красивый Кремль в Успенский собор. Осмотрев его после краткого молебна, отправился с дочерьми в Суздаль, куда прибыл в 3 1/4. Посетил собор. Спасо-Ефимовский, Ризоположенский, Покровский монастыри. В этом мон. в келии игуменьи закусили и пили чай. С восторгом и интересом осматривал чудные сокровища, сохранившиеся в ризницах, и сами церкви древнерусского зодчества. По дороге в оба конца народ выходил из сел и деревень с иконами. Приехали в 7 час. в Боголюбово. Посетил собор Боголюбского монастыря и осмотрел сохранившуюся часть палат Андрея Боголюбского. Принял волостных старшин и хуторян Владимирской губ. и к 8 час. прибыл к поезду. Пропустил 250 потешных жел. – дор. школ церемон. марш. Когда тронулись, сели обедать. Совсем не устал, впечатления были такие сильные и хорошие.
17 мая. Пятница.
Прибыли в Нижний Новгород в 10 час. утра при холодной серой погоде. На ст. почет. караул от 37-го пехот. Екатеринбургского полка. Поехали в собор, оттуда после молебна были у могилы Минина, пошли за крестным ходом на площадь за Кремлем, где была произведена закладка памятника Минину и Пожарскому. (Николай заложил в его основание первый камень – В. Б.) Затем Екатеринбургский и Тобольский полки прошли церем. маршем. Приехал во дворец с дочерьми в 12 1/4. Вид на Волгу напомнил нам пребывание там в 1896 г. Завтракали семейно. Принял духовенство и всех должностных лиц в зале наверху и волостных старшин в саду. В 4 ч. посетил новое здание Конторы Госуд. банка в древнерусском стиле. Вернулся за Аликс и детьми и вместе поехали в дворянское собрание. Там все было, как в Смоленске. В 6 час. уехали на пристань, где большая депутация волжских судовладельцев поднесла нам несколько красивых вещей. Перешли с радостью на приготовленный для нас пароход пут. сообщ. «Межень». Уютно и со тщанием устроены наши каюты. В 8 ч. пошел с Ольгой и Татьяной на парох. столовую «Царь Михаил Федорович». Простившись со всеми, вернулись к себе и в 10 1/4 отвалили при иллюминации города и всех судов и пошли вверх по матушке Волге. Пройдя ярко освещенный Сормовский завод, спустился в свою каюту и рано лег спать.