Страница:
– Не волнуйся ты так…- Вздохнул Томми, теперь уже явно пытаясь помочь Лин.- На Земле ведь все романы писаны, почитай, только о треугольниках: они есть, их просто не может не быть…
– Да только пишут в них не о том, как нормальным людям нормально жить вместе, а о неудачных попытках всунуть в привычные с детства, кем-то когда-то придуманные рамки то, что в них никак не лезет. И никому в голову не приходит мысль: а надо ли всовывать? Может, надо просто учиться Любить? Да и жить? Вместе…- Возразила она.
– Ладно, ребята… Я так думаю, что разговор о Земной логике может оказаться бесконечным…- Вздохнул, с хрустом потягиваясь, Джерри.- Ты, кажется, начинала рассказывать 'разные истории'?- Улыбнулся он своей благоверной.- Может, продолжим?
– Только – живые…- Улыбнулась Карина.- Не выдуманные. Не из фильмов или легенд…
– Хм…- Задумалась Лин.- Живые, говоришь? Что ж, если хочешь – я рассказу тебе… одну историю… которая кажется выдумкой или страшным сном… Но на самом деле действительно произошла – здесь, у вас, совсем рядом – неподалёку…- Вдруг сказала она.- К тому же – совсем недавно… Хочешь? Историю невыдуманную, негиперболизированную, несобирательную – реальную, которую мы проследили от начала и до конца и так и не смогли до конца поверить в то, что увидели? Если захочешь слушать… Если не убоишься леденящего душу ужаса да ощущения пустоты и безысходности… Если не испугаешься слёз тупой ненависти и бессилия что-то изменить…
– Расскажи…
– Нет, ты действительно хочешь?- Мы молча смотрели на неё.
– Что ж – я расскажу. Слушай.- Она вздохнула.-…Жила-была девочка. Неплохая такая, работящая, добрая… Наивная, к сожалению… Поэтому, когда появился в деревеньке вернувшийся из армии десантник, он легко вскружил ей голову. О том, что всё это может быть напускное, заурядная бравада – она даже не задумывалась. Вскоре они поженились. Десантник как был 'первым парнем на деревне' – так и остался. По-прежнему вокруг него крутились девчата, по-прежнему парни знали, что он всегда угостит их выпивкой…
– Такая работа не для меня,- любил говорить он, перебирая, чем бы ему заняться. Наконец уехал с семьёй в Сибирь – там за ту же работу платили в несколько раз больше. Получая заработанные деньги, он мог – 'широкая душа' – поставить парням ящик водки или пива: веселись, братушки! Один раз живём!
…Тем временем у него постепенно рождались и росли дети. Всё, что делалось в доме, делала его молчаливая, добрая и тихая жена. Она была красива… Да, она была очень красива… в юности… Когда ему казалось, что на неё кто-то засматривается – он её бил. Нещадно. Кулаками, ногами… Она терпела. Наверное, любила его. Или – не его, а тот образ, частично придуманный, частично – пригрезившийся ей в своё время: большой, сильный, смелый… Защита и опора… Первый парень на деревне… Он её ревновал. Жутко. Она не могла нормально общаться с людьми – она могла только молча жить в заточении. Она была для него – так он считал. Она не возражала… Она боялась разговаривать с мужчинами – знала, что будет бить. Она боялась разговаривать с женщинами – знала, что скажет:
– О гульках договариваешься, сука?- И будет бить тоже. Постепенно она сникала, увядала… Старела… Опускалась… Он опускался быстрее. Пьянство его, ухарство да похвальба привели к тому, что и эту, почти дармовую, работу он вскоре потерял. Пришлось вернуться в родные края. Деньги, заработанные в Сибири, кончились быстро. Но – привычкам своим он изменять не привык. По-прежнему желал бы выставить ящик водки, чтоб братва веселилась… И – пил. С горя – оттого, что не имел возможности показать свою 'широкую душу'… А жена его за всю жизнь приличных сапог не сносила, а дети ходили так, что односельчане оглядывались и с сожалением качали головой… Иногда приносили поношенную одежонку: возьмите, мол – не обессудьте… Она родила ему четверых детей – двух мальчиков и двух девочек. Старший брат был неглуп. При его сообразительности ему мешали только привычки, позаимствованные от отца. Многое он понимал. Иногда пытался вступиться за мать. Это было несложно – спившийся отец был уже гораздо слабее его… Но это было и страшно: в бессильной ярости отец шипел:
– Ты думаешь, что стал крутой, да? Ты думаешь, что я с тобой не справлюсь, да? Да я тебя ночью когда-нибудь молотком или топором зашибу!- И парень боялся спать по ночам… Ему повезло – лет в пятнадцать он влюбился. Влюбился в девчонку, которая казалась ему недосягаемой – королевой, мечтой… Может, эта любовь его и спасла тогда… Мечта оказалась реальной: в 18 он на ней женился и покинул 'родимое гнездо'. Попав в общество достаточно неглупых людей, он многое начал понимать и видеть по-другому. Далеко не всё, конечно… И не так глубоко, как мог бы, исходя из своей природной сообразительности… Желание быть или слыть первым парнем на деревне ему сильно мешало… Но – шансов у него больше, чем у всех остальных детей этой семьи.
Когда он уезжал, в семье часто не на что было купить хлеба. Когда он уехал, ситуация почему-то не изменилась. Когда второй брат ушёл в армию, ситуация почему-то не изменилась тоже. Хотя теперь на каждого взрослого осталось всего по одному ребёнку. Отец по-прежнему, основываясь на том, что четверых детей поднимать трудно, продолжал пить – с горя – и бить мать. За которую уже некому было вступиться… Подросла старшая дочь – вся в мать: красивая, добрая, работящая – просто умница… Девчонке нечего было одеть, чтобы пойти в школу или к одноклассниками на вечеринку. То, что было в доме, она одевать стеснялась… Парни-одногодки знали, что она умная и добрая; видели, что красива. Красива настолько, что попробовать быть ближе с ней никто не осмеливался. Хотя – 'просто дружить' хотели все. Она же причиной их нерешительности считала свою нищету…
Наконец нашёлся один… женатый уже… Жена его была беременна, а ему срочно захотелось девки. Ну, он и положил глаз на эту – дескать, все её чуть ли не чумной считают, а её чуток приодень – и готова первая красавица… Ну, а поскольку она этого не понимает – значит, ломаться особо и не будет. Тем более, что говорит ведь как ласково – значит, хочет… Бог мой,- Лин передёрнула плечами,- какая тупость… Короче говоря, пригласил он её как-то на свидание. Удивилась: с женатиком? Не пошла… Обозлился он: Ах, так! – И нашёл дружка-собутыльника – одногодок её, да и недурён собой… Подговорил его малость увлечь девку да в лесок сманить – там, дескать, мы её вдвоём и сделаем… А чтоб не волновалась – с собой местную шалаву прихватим: дескать, видишь – в две пары идём, просто чтоб в лесу не страшно было… А так – каждый сам себе хозяин, никто к тебе приставать не будет… Короче – поухаживал парень за ней самую малость, поводил по деревне – да и стал уговаривать. Добрая она, ласковая, отзывчивая… Вся в мать… И, на беду, такая же наивная… Уговорил быстро – сходили… Шалава держать помогала, а эти двое по очереди девку насиловали… Кричи, не кричи – никто не услышит: лес большой… Только деревья шумят… А шалава на ухо шептала:
– Ты думаешь, я грязная, да? Да ты во сто крат грязней меня: тебя вот сразу, с первого раза – двое… Я разве так просто по рукам пошла? Я ведь от горя: первый обманул, второй – тоже обманул… Поди угадай, который не обманет… А ты – видишь, сама пошла…- Девка ошарашенными глазами смотрела на неё.- Что – не сама, скажешь? А чем докажешь? Кто подтвердит? Все видели, как ты с нами ушла. И все скажут – сама пошла. И я, и он, и он – все тоже скажут: сама пошла. И – сама просила, чтоб её хором, сразу. И – в ногах валялась, умоляла. Так-то…- Философски заключила шалава, под шумок накачивая девку водкой: 'Да ты пей, оно легше будет – я знаю…'.
После этого события стала девка попивать… 'Чтоб оно легше было'. Да покуривать – тоже шалава научила… Никто о происшедшем не знал – да разве кому такое расскажешь? Отцу? Прибьёт на месте… Матери? Побежит, дура, жаловаться отцу, чтоб тот с парнями разобрался, а у того, как всегда, виноват тот, кто ближе да слабее… Всё равно прибьёт… Брату, который, вырвавшись из нищеты, иногда в белых брючках приезжал? Да разве ж ему такое расскажешь… Спросил однажды, чего это она с той девкой компанию водит – шалава ведь…
– Да знаю я… Гадость она, гнилая…- ответила.
– Так чего ж ты?- Удивился брат.
– А кто меня ещё в свою кампанию примет?!- Закричала как-то отчаянно, зло, и, выплюнув чинарик, убежала. 'Грязная я, грязная… А он чистый… Он любил и любит… И жена у него – вон какая… и дочка растёт… А я – я с шалавой спуталась… И сама такой же стала… Теперь мне другого пути нет…'- Сквозь слёзы думала она, всякий раз при встрече кидаясь ему на шею с криком 'Братишка!'… Догадывался он, почему сестрёнка его так встречает, догадывался, почему лопочет, что ближе да роднее его никого нет у неё на целом свете… Как-то вывел сестрёнку за околицу да попробовал разговорить: дескать, как ты – с мальчиками-то уже пробовала? 'Ага,- она отвечает,- вынув сигаретку изо рта, чтоб сплюнуть,- а то как же!'- И при этом лихо как-то смотрит, вызывающе; а у самой – такая тоска в глазах… 'Бравирует,- думал братишка.- Ох, чует моё сердце – неладно тут что-то, ох, как неладно…' Но так и не смог он сестрёнку разговорить – не посмела она ему – чистому – о себе – грязной – такое рассказать… 'Ты ж, это – смотри: не увлекайся этим делом сильно, для любви себя побереги…'- пытается увещевать братишка. А у неё – слёзы в три ручья, аж сигаретку выплюнула да в плечо ему вжалась и только 'Иииииууууу'- вой стоит…
– Да ты чё, глупая? Да ведь есть любовь на свете – и у тебя будет,- в нерешительности лопочет братишка. А девка только головой качает, да, подвывая, всё ему в плечо вжимается:
– Братишечка… Братик мой родненький!- Так и не выведал он ничего в тот раз, так ни с чем и уехал. А через месяц сообщают ему, что утонула, дескать, сестрёнка. Примчался он туда – а гроб заколочен, даже взглянуть не дали: утопленники некрасивы на вид, говорят… В фате хоронили, в платье подвенечном – как положено… Только он ни невесты, ни платья так и не увидел… Сердце ныло – что-то здесь не так… Начал интересоваться – говорят, что нашли её утром в воскресенье, а утонула, дескать – в пятницу вечером. Лежала, мол, на берегу, верхняя половина тела – в воде, нижняя – на песке… И голая… А одежда – неподалёку в грязь втоптана – так, как будто её демонстративно туда ногами втоптали… А кулаки у неё сжаты так, что разжать их, распрямить так и не смогли, и – почти по локоть в песке… Стал допытываться – как попала туда, с кем была? Говорят, что три мужика было: один – тот парень, что обхаживал её – их часто в деревне видели… Другой – женатик, который, говорят, когда-то подкатывался к ней, да она его отшила… Третий – собутыльник их – тоже женат… А ещё с ними была та самая шалава… Мать говорит, что дочка слёзно просилась – отпусти да отпусти; мы, мол, на речку – с ночёвкой, нас там пять человек будет, я со своим парнем иду – ну, кто тронет? Не хотела мать пускать – может, сердце чуяло… Долго не хотела… Да уж больно слёзно дочка просила, почти умоляла – и сжалилась мать: авось, хоть у дочки с её парнем лучше получится, чем у неё самой жизнь сложилась… Уступила, скрепя сердце, отпустила дочь – а сама до утра не спала, всё ждала, всё ей ужасы всякие мерещились. Уговаривала себя: она ведь не одна – что может случиться? Так до утра глаз и не сомкнула. Время к обеду – нет дочки… Что такое? Вскоре совсем невмоготу стало – пошла по домам тех, с кем дочку отпустила, с рук на руки передала… А они уже все давно дома – ещё утром вернулись – спят, отсыпаются… Не велели будить… Не выдержала мать, парня-то растолкала: где дочка, спрашивает…
– Не знаю,- отвечает парень, а сам глаза отводит да снова спать пытается – не то и впрямь пьяный до бессоображения, не то – притворяется…
– Где дочка?!- Откуда силы взялись – тряхнула эту пьянь за грудки, с отчаянья и душу б вытрясла, кабы силы были… Очнулся на мгновение, даже чуток протрезвел вроде – страх в глазах промелькнул…
– Не знаю,- повторил. И отключился.- Может, утонула…- Пробормотал, засыпая…
…Страшно закричала мать, посылая проклятия на свою голову: зачем дочку с таким козлом отпускала, с таким пьяныгой? Пошла по деревне голосить… Собрались соседи, разузнали, куда ходили, где были… Собрались искать – да ведь темно уже… Только в воскресенье утром всей толпой на поиски и двинули… Там и нашли… Милицию, как положено, вызвали – так следователь только через сутки приехал: некогда, говорил. Видимо, дела поважнее были… Начали анализы делать – обнаружили алкоголь в крови. 'А – ну, тут всё ясно,- сказали.- Напилась да утонула.' И никого не заинтересовало, зачем пьяной девке одёжу-то снимать да старательно в грязь затаптывать; и как можно утонуть, когда лежишь наполовину на берегу; и почему кулаки у неё не разжимаются; и как оказалось, что руки почти по локоть – это под водой-то – в землю вросли…
– Может, стоило им рассказать?
– А что я им расскажу?- Махнула рукой Лин.- Как девку сначала водкой накачивали, чтоб сговорчивей была? Как уговаривали, чтоб пила, как тосты провозглашали – за счастье, за будущее, за ребёнка, который уже в чреве копошился? Как этот ублюдок говорил, что завтра, дескать, записываться пойдём, а сегодня – давай гульнём напоследок, отметим это дело? Как, заметив, что девка уже на ногах не стоит, начал к ней приставать? Как она не хотела? Как он её всё же уговорил – и сделал всё, что хотел? Как потом ей водку прямо в глотку заливали, приговаривая: 'Веселись, родимая! Последний разок веселись!'? Как потом раздевали её втроём, под свист и улюлюканье шалавы? Как она, уже почти ничего не соображая, всё же дала по морде женатику, когда он сказал, что напоследок не худо бы и с ним 'попрощаться'? Как он в остервенении всю её одежду тут же собрал и начал у неё на глазах в грязь топтать, приговаривая: 'Она тебе, сука, больше не понадобиться – ручаюсь!'? Или рассказать, как она орала, как грозила, что братья за неё отомстят, и тем самым приговор себе подписала? Как они её раком на берегу поставили, да, пока один насиловал, двое других головой в воду макали, чтоб не орала? Как она упиралась, как отбивалась, как, двух мужиков на себе поднимая, пыталась из последних сил воздух ртом хватать – да не могла достать: руки в песок уходили? Как, увидев, что затихла она, насильник спокойно закончил, а затем, с облегчением встав, махнул двум другим: 'Ну, всё – бросайте… Шут с ней – пускай подыхает!'?! Или рассказать, как вся компания назад возвращалась, песни горланя, чтоб страх забить, ибо сквозь хмель до них доходить начало, что что-то, видимо, не так сделали? Это им рассказать? Да при этом в качестве источника моей информации назвать систему внеземного происхождения, которая всё это отследила и записала? Может, ты думаешь, что следователь, который только что с облегчением закрыл дело о несчастном случае на почве пьянства, после такого рассказа тут же откроет другое – о групповом изнасиловании и убийстве?
– Не думаю…
– Вот и я не думаю… Скорее, он постарается упрятать меня в психушку… Знаешь, я тут, у Вас, уже всякого насмотрелась… Даже зачерствела как-то… Стала гораздо спокойнее чужую боль переносить…
– Но эту историю тебе явно не стоило изучать,- вздохнул Джерри.- На втором-то месяце…
– А кто это будет делать?- Пожала плечами Линда.- И, потом – меня теперь уже действительно трудно чем-то удивить…- Грустно закончила она.- Да, кстати – я забыла сказать…- После недолгой тяжёлой паузы вдруг вспомнила она.- Тот отец, десантник… Немного раньше… Двух своих детей как-то под горячую руку проклял: как раз эту сестрёнку и этого самого братишку. Братишка успел из семьи смыться…
…Расстались мы поздно. Или рано – за окном уже забрезжил рассвет. Расходились грустные – уж очень тяжёлое впечатление оставили описанные Линдой 'земные портреты' – особенно те, что писались 'с натуры'…
Глава 18: Расставание.
Как-то незаметно наступило лето, и, совсем быстро – роковое 19 июня… Всё это время мы продолжали в глубине души надеяться на то, что кто-нибудь на Челле всё же вмешается, отменит решение… Воистину: 'надежда умирает последней'…
Ночь с 18-го на 19-е мы с Кариной не спали. Почему? Не знаю… Просто не могли уснуть. Сначала провалялись до полуночи. Потом – сидели у окна, смотрели на звёзды. Потом вышли на улицу. Гуляли до рассвета. Всё это время молчали. Только сердца бешено колотились. Казалось бы – почему?…
…Домой пришли примерно в половине девятого. Было уже совсем светло. За столом сидели Джерри и Лин. По их лицам было трудно что-либо определить: с одной стороны, они оба уже давно 'были не здесь' – беременную Лин куда больше занимали вопросы обустройства гнёздышка с малышом на Челле, чем проблемы взаимодействия цивилизаций, а Джерри к этому времени уже вполне определился с выводами о нашем обществе и дальнейшее пребывание в составе экспедиции теперь представляло для него чисто 'не научный' интерес; ну а с другой… наверное, они не слишком горели желанием сообщить нам об уже окончательно принятом Челлой решении – судя по отсутствующему выражению их физиономий…
– Мы пришли прощаться…- начал Джерри, потупив глаза – как будто принимая на себя вину всей нашей планеты…
– Значит?…- Вырвалось у Карины…
– Значит – на Челле никто так и не оспорил решения командора… Так что мы, скорее всего, больше не увидимся…- угрюмо подтвердил Джерри.- По крайней мере, если не произойдёт чуда…
– А… Чудо может произойти?- Как-то отрешённо, будто бы понимая полную несбыточность этой надежды и всё же надеясь, спросила Карина.
– Нет. Увы, нет.- Бородач украдкой смахнул слезу.- Давайте,- он вздохнул,- будем благодарны судьбе за то время, пока мы могли быть вместе…
– Давайте…- Как эхо, шёпотом повторила Карина и уткнулась ему в плечо. Он отрешённо гладил её по голове, а она всхлипывала, как несправедливо обиженная маленькая девочка. Лин подошла и закинула руки мне на плечи:
– Что ж… Теперь… На этот раз – прощаемся?- С грустной улыбкой сказала она.
– Похоже…- выдавил я.
– Но… мы ведь… не забудем друг друга?- Шёпотом спросила она.
– Надеюсь…- Улыбнулся я. Почему-то вдруг захотелось… как-то… обернуть её своим теплом, и – качать, качать… обволакивая и лаская… Она ткнулась мне в плечо:
– Мне тяжко, Гарри… Мне очень тяжело расставаться… Глупо, наверное…- она перешла на шёпот,- но теперь я немножко жалею, что не завела от тебя ребёнка…
– А твой здравый смысл?- Ласково улыбнулся я.
– Здравый смысл?- Она как будто даже удивилась.- Наверное, здравый смысл у беременных отступает… Оставляя место инстинктам… Может, надо им больше верить, а?- С надеждой и тоской она заглядывала мне в глаза.
– Может…- с грустью улыбнулся я.
– И твоя Карина – как у вас говорят, 'стала мне, как сестра'… Мне без неё тоже будет сложно… У меня никогда не было такой подруги… Вы оба – как не здесь родились… Может, на Челле – слишком 'тепличные' условия, но… таких, как вы… я пока не встречала…
– Господи, да что же это такое,- чуть не взвыла Карина,- ну почему всё должно быть именно так?- Бросив Джерри, она схватила Лин за руку и потащила в свою комнату:
– Пойдём!- Мы с Джерри чуть погодя сочли за лучшее последовать за ними. Карина… Предлагала Линде цветы. Самые разные – в горшочках, в обрезках пластиковых бутылок, в коробочках от шпилек – она готова была сплавить ей, похоже, всю свою 'галерею'. Обе ревели, не переставая, и даже не пытались вытереть слёзы – только смахивали, когда те совсем застилали глаза. Эпизодически вдруг порывисто обнимались, притираясь висками:
– Господи… Да за что же это…- шёпотом причитала Карина. Лин только постанывала, прикрыв глаза. Наконец им удалось выбрать несколько экземпляров, которых Лин ещё не встречала на Земле:
– Отец будет доволен…- С трудом улыбнулась она. Подарки осторожно разместили в корзинке, которая должна была, таким образом, олицетворять на Челле Земную экзотику, и Линда отправилась с ними на станцию.
– Прощай…- Подошла Карина к Джерри.
– Прощай…- Вздохнул тот. Они обнялись и поцеловались. Потом откинулись и какое-то время смотрели друг на друга, будто пытаясь запомнить на всю оставшуюся жизнь.
– Долгие проводы – лишние слёзы…- Наконец тяжко вздохнула Карина и отошла к окну. Вернулась Лин:
– Всё, разместила…- выдохнула она.- До сих пор ревёшь?- Обернулась она к Карине.- Прекращай… а то я снова тебе компанию составлю…
– Неужели всё так безнадёжно?- Едва слышно выговорила Карина.
– Я ведь ещё зимой говорила,- виновато потупив газа, вздохнула Лин,- что широких контактов здесь быть не может… В её сегодняшнем состоянии Земля обречена. Вряд ли кому-то захочется разделить её судьбу… Или – принять на себя часть её хлопот…
– Но… почему?- Едва сумел выдавить я. Лин, отвернувшись, вздохнула.
– Основные причины – непостижимая для нас лживость большинства землян… И – алчность, не знающая границ… Прагматизм, доходящий до аморальности… Всё это вас в конце концов и погубит…- Ответил за неё Джерри.- Проблема ещё и в том, что Природа… или Вселенная… не знаю, как точнее сказать, но… она не терпит такого к себе отношения.
– Какого?- Понемногу отходя от слёз, спросила Карина.
– Потребительского… Грабительского, варварского – если хотите… Есть в ней, похоже, такая подсистема… которая контролирует пределы развития техноцивилизаций… Предотвращая дальнейшее развитие тех из них, в которых технические возможности опережают понимание объективной морали…
– Не понял??- Опешил я.
– Не удивительно…- Пожал плечами челланин.- У вас эта область знаний пока практически не существует. По крайней мере – официально…
– Расскажи…- тихо попросили Карина.
– Ну, как тебе сказать…- Вздохнул Джерри.- Надеюсь, ты не станешь спорить, что цивилизация, ставящая потребление, личные блага, благополучие, удовольствия… превыше всего – обречена?
– Ну, когда-то… если ничего не изменится… Пожалуй, да…
– Следовательно, когда такая ситуация складывается, эта цивилизация становится для Создателя… Как бы это поточнее сказать… Ненужной… Бесперспективной, что ли… Она просто потребляет ресурсы, не давая никакой отдачи… Когда-то она погибнет и сама по себе, но весь этот период она будет потреблять ресурсы, которые можно было бы использовать в других местах… И – с большей пользой…- с грустью в голосе криво ухмыльнулся челланин.
– И тогда,- после тяжёлой, гнетущей паузы продолжил он,- у Создателя есть два пути – по крайней мере, из тех, что нам уже доводилось наблюдать… Первый заключается в аннулировании безнадежной цивилизации – как это, возможно, произошло на Фиесте… Или её части – как это уже не раз бывало на Земле и будет, по всей видимости, сделано ещё раз в самое ближайшее время…
– А второй?- С надеждой вырвалось у Карины.
– А второй вы уже прошли… Пока это не привело к желаемым результатам…
– Так в чём же он заключался?- Настойчиво продолжала допытываться моя кареглазая подруга.
– Второй состоит в том…- тяжело выговаривая и с трудом подбирая слова, выдавил Джерри,- чтобы ограничить деятельность передовых умов этой цивилизации в тех областях, дальнейшее развитие познаний в которых усугубит ситуацию…
– Например?
– Ну, за делами Создателя сложно уследить…- улыбнулся Джерри. Но я попробую…- В воздухе повисла гнетущая тишина. Бородач продолжал:
– Видите ли… В истории Вашей планеты было несколько известных нам эпизодов, которые я склонен рассматривать, как подобные вмешательства… Творец обычно не склонен так поступать, ибо ценны цивилизации, сумевшие научиться чему-то самостоятельно, без помощи извне…
– Прости…- вырвалось у меня,- искусственные ограничение развития ты называешь помощью?
– Да. Это – попытка заставить общество хоть немного подумать о смысле жизни, а не о наполнении желудка. Который, кстати, и так не пуст… Следовательно, это – попытка помочь каждой отдельно взятой личности… стать совершеннее – хоть немного, хоть в чём-то… Попытка помочь что-то понять… Значит, это – помощь.
– Прости, но…
– Так вот… Чтобы спасти 'заблудшую' цивилизацию, он всё же нередко так поступает… Бывает, что и неоднократно… Если не считает цивилизацию безнадёжной… Об одном случае, если хотите, я расскажу.- Тишина повисла такая, что стало слышно, как пищит невесть откуда взявшийся комар.- Один Землянин… Кстати сказать – очень неглупый и очень порядочный человек… Его труды очень хорошо изучили те, кто создал затем атомную бомбу… Что его угнетало… М-да… Так вот, он однажды додумался до того, что вплотную подошёл к идее произвольного перемещения в пространстве. И даже указал один из возможных способов воздействия на пространство… Для вас это означало бы возможность уже сегодня широко использовать пассеры… Но – подумай сам: что бы это вам дало?
– Ну, жить бы легче стало…- неуверенно предположил я.
– Нет. Стало бы 'интереснее' воевать. Есть знания, которые я бы не стал давать обществу, которому ещё не расхотелось воевать. Атомное и термоядерное оружие, например. Если общество не изменит своего отношения к проблеме – это оружие погубит, в конце концов, планету. А теперь представь себе на секунду такое средство доставки той же атомной бомбы, как пассер… Плюс – ошибки в вашей теории, не позволяющие сделать перемещение необратимым… То есть – ваша теория даст перемещение только на время существования поля, затем всё вернётся "на круги своя"… В итоге – первая же атака уничтожит обе стороны. А с учётом того, что в точке отправления редко бывает только один источник взрыва – обычно неподалёку их складируется несколько – первая же атака может стать последней для всей планеты. История Фиесты, похоже, повторяется – пункт в пункт… Единственное отличие – уже свёрстанную статью автор наутро забрал из редакции. Почему – неизвестно. Но это уже сорвало многие планы очередной мировой войны… Вояки попробовали что-то восстановить по имеющейся информации, но даже не додумались заэкранировать людей при перемещении… В результате – затрагиваются 'тонкие оболочки', человек в текущем воплощении уже не сможет оставаться психически нормальным… В конце концов – 'тему прикрыли'… И опасность очередной мировой войны отступила… Пока…
– Да только пишут в них не о том, как нормальным людям нормально жить вместе, а о неудачных попытках всунуть в привычные с детства, кем-то когда-то придуманные рамки то, что в них никак не лезет. И никому в голову не приходит мысль: а надо ли всовывать? Может, надо просто учиться Любить? Да и жить? Вместе…- Возразила она.
– Ладно, ребята… Я так думаю, что разговор о Земной логике может оказаться бесконечным…- Вздохнул, с хрустом потягиваясь, Джерри.- Ты, кажется, начинала рассказывать 'разные истории'?- Улыбнулся он своей благоверной.- Может, продолжим?
– Только – живые…- Улыбнулась Карина.- Не выдуманные. Не из фильмов или легенд…
– Хм…- Задумалась Лин.- Живые, говоришь? Что ж, если хочешь – я рассказу тебе… одну историю… которая кажется выдумкой или страшным сном… Но на самом деле действительно произошла – здесь, у вас, совсем рядом – неподалёку…- Вдруг сказала она.- К тому же – совсем недавно… Хочешь? Историю невыдуманную, негиперболизированную, несобирательную – реальную, которую мы проследили от начала и до конца и так и не смогли до конца поверить в то, что увидели? Если захочешь слушать… Если не убоишься леденящего душу ужаса да ощущения пустоты и безысходности… Если не испугаешься слёз тупой ненависти и бессилия что-то изменить…
– Расскажи…
– Нет, ты действительно хочешь?- Мы молча смотрели на неё.
– Что ж – я расскажу. Слушай.- Она вздохнула.-…Жила-была девочка. Неплохая такая, работящая, добрая… Наивная, к сожалению… Поэтому, когда появился в деревеньке вернувшийся из армии десантник, он легко вскружил ей голову. О том, что всё это может быть напускное, заурядная бравада – она даже не задумывалась. Вскоре они поженились. Десантник как был 'первым парнем на деревне' – так и остался. По-прежнему вокруг него крутились девчата, по-прежнему парни знали, что он всегда угостит их выпивкой…
– Такая работа не для меня,- любил говорить он, перебирая, чем бы ему заняться. Наконец уехал с семьёй в Сибирь – там за ту же работу платили в несколько раз больше. Получая заработанные деньги, он мог – 'широкая душа' – поставить парням ящик водки или пива: веселись, братушки! Один раз живём!
…Тем временем у него постепенно рождались и росли дети. Всё, что делалось в доме, делала его молчаливая, добрая и тихая жена. Она была красива… Да, она была очень красива… в юности… Когда ему казалось, что на неё кто-то засматривается – он её бил. Нещадно. Кулаками, ногами… Она терпела. Наверное, любила его. Или – не его, а тот образ, частично придуманный, частично – пригрезившийся ей в своё время: большой, сильный, смелый… Защита и опора… Первый парень на деревне… Он её ревновал. Жутко. Она не могла нормально общаться с людьми – она могла только молча жить в заточении. Она была для него – так он считал. Она не возражала… Она боялась разговаривать с мужчинами – знала, что будет бить. Она боялась разговаривать с женщинами – знала, что скажет:
– О гульках договариваешься, сука?- И будет бить тоже. Постепенно она сникала, увядала… Старела… Опускалась… Он опускался быстрее. Пьянство его, ухарство да похвальба привели к тому, что и эту, почти дармовую, работу он вскоре потерял. Пришлось вернуться в родные края. Деньги, заработанные в Сибири, кончились быстро. Но – привычкам своим он изменять не привык. По-прежнему желал бы выставить ящик водки, чтоб братва веселилась… И – пил. С горя – оттого, что не имел возможности показать свою 'широкую душу'… А жена его за всю жизнь приличных сапог не сносила, а дети ходили так, что односельчане оглядывались и с сожалением качали головой… Иногда приносили поношенную одежонку: возьмите, мол – не обессудьте… Она родила ему четверых детей – двух мальчиков и двух девочек. Старший брат был неглуп. При его сообразительности ему мешали только привычки, позаимствованные от отца. Многое он понимал. Иногда пытался вступиться за мать. Это было несложно – спившийся отец был уже гораздо слабее его… Но это было и страшно: в бессильной ярости отец шипел:
– Ты думаешь, что стал крутой, да? Ты думаешь, что я с тобой не справлюсь, да? Да я тебя ночью когда-нибудь молотком или топором зашибу!- И парень боялся спать по ночам… Ему повезло – лет в пятнадцать он влюбился. Влюбился в девчонку, которая казалась ему недосягаемой – королевой, мечтой… Может, эта любовь его и спасла тогда… Мечта оказалась реальной: в 18 он на ней женился и покинул 'родимое гнездо'. Попав в общество достаточно неглупых людей, он многое начал понимать и видеть по-другому. Далеко не всё, конечно… И не так глубоко, как мог бы, исходя из своей природной сообразительности… Желание быть или слыть первым парнем на деревне ему сильно мешало… Но – шансов у него больше, чем у всех остальных детей этой семьи.
Когда он уезжал, в семье часто не на что было купить хлеба. Когда он уехал, ситуация почему-то не изменилась. Когда второй брат ушёл в армию, ситуация почему-то не изменилась тоже. Хотя теперь на каждого взрослого осталось всего по одному ребёнку. Отец по-прежнему, основываясь на том, что четверых детей поднимать трудно, продолжал пить – с горя – и бить мать. За которую уже некому было вступиться… Подросла старшая дочь – вся в мать: красивая, добрая, работящая – просто умница… Девчонке нечего было одеть, чтобы пойти в школу или к одноклассниками на вечеринку. То, что было в доме, она одевать стеснялась… Парни-одногодки знали, что она умная и добрая; видели, что красива. Красива настолько, что попробовать быть ближе с ней никто не осмеливался. Хотя – 'просто дружить' хотели все. Она же причиной их нерешительности считала свою нищету…
Наконец нашёлся один… женатый уже… Жена его была беременна, а ему срочно захотелось девки. Ну, он и положил глаз на эту – дескать, все её чуть ли не чумной считают, а её чуток приодень – и готова первая красавица… Ну, а поскольку она этого не понимает – значит, ломаться особо и не будет. Тем более, что говорит ведь как ласково – значит, хочет… Бог мой,- Лин передёрнула плечами,- какая тупость… Короче говоря, пригласил он её как-то на свидание. Удивилась: с женатиком? Не пошла… Обозлился он: Ах, так! – И нашёл дружка-собутыльника – одногодок её, да и недурён собой… Подговорил его малость увлечь девку да в лесок сманить – там, дескать, мы её вдвоём и сделаем… А чтоб не волновалась – с собой местную шалаву прихватим: дескать, видишь – в две пары идём, просто чтоб в лесу не страшно было… А так – каждый сам себе хозяин, никто к тебе приставать не будет… Короче – поухаживал парень за ней самую малость, поводил по деревне – да и стал уговаривать. Добрая она, ласковая, отзывчивая… Вся в мать… И, на беду, такая же наивная… Уговорил быстро – сходили… Шалава держать помогала, а эти двое по очереди девку насиловали… Кричи, не кричи – никто не услышит: лес большой… Только деревья шумят… А шалава на ухо шептала:
– Ты думаешь, я грязная, да? Да ты во сто крат грязней меня: тебя вот сразу, с первого раза – двое… Я разве так просто по рукам пошла? Я ведь от горя: первый обманул, второй – тоже обманул… Поди угадай, который не обманет… А ты – видишь, сама пошла…- Девка ошарашенными глазами смотрела на неё.- Что – не сама, скажешь? А чем докажешь? Кто подтвердит? Все видели, как ты с нами ушла. И все скажут – сама пошла. И я, и он, и он – все тоже скажут: сама пошла. И – сама просила, чтоб её хором, сразу. И – в ногах валялась, умоляла. Так-то…- Философски заключила шалава, под шумок накачивая девку водкой: 'Да ты пей, оно легше будет – я знаю…'.
После этого события стала девка попивать… 'Чтоб оно легше было'. Да покуривать – тоже шалава научила… Никто о происшедшем не знал – да разве кому такое расскажешь? Отцу? Прибьёт на месте… Матери? Побежит, дура, жаловаться отцу, чтоб тот с парнями разобрался, а у того, как всегда, виноват тот, кто ближе да слабее… Всё равно прибьёт… Брату, который, вырвавшись из нищеты, иногда в белых брючках приезжал? Да разве ж ему такое расскажешь… Спросил однажды, чего это она с той девкой компанию водит – шалава ведь…
– Да знаю я… Гадость она, гнилая…- ответила.
– Так чего ж ты?- Удивился брат.
– А кто меня ещё в свою кампанию примет?!- Закричала как-то отчаянно, зло, и, выплюнув чинарик, убежала. 'Грязная я, грязная… А он чистый… Он любил и любит… И жена у него – вон какая… и дочка растёт… А я – я с шалавой спуталась… И сама такой же стала… Теперь мне другого пути нет…'- Сквозь слёзы думала она, всякий раз при встрече кидаясь ему на шею с криком 'Братишка!'… Догадывался он, почему сестрёнка его так встречает, догадывался, почему лопочет, что ближе да роднее его никого нет у неё на целом свете… Как-то вывел сестрёнку за околицу да попробовал разговорить: дескать, как ты – с мальчиками-то уже пробовала? 'Ага,- она отвечает,- вынув сигаретку изо рта, чтоб сплюнуть,- а то как же!'- И при этом лихо как-то смотрит, вызывающе; а у самой – такая тоска в глазах… 'Бравирует,- думал братишка.- Ох, чует моё сердце – неладно тут что-то, ох, как неладно…' Но так и не смог он сестрёнку разговорить – не посмела она ему – чистому – о себе – грязной – такое рассказать… 'Ты ж, это – смотри: не увлекайся этим делом сильно, для любви себя побереги…'- пытается увещевать братишка. А у неё – слёзы в три ручья, аж сигаретку выплюнула да в плечо ему вжалась и только 'Иииииууууу'- вой стоит…
– Да ты чё, глупая? Да ведь есть любовь на свете – и у тебя будет,- в нерешительности лопочет братишка. А девка только головой качает, да, подвывая, всё ему в плечо вжимается:
– Братишечка… Братик мой родненький!- Так и не выведал он ничего в тот раз, так ни с чем и уехал. А через месяц сообщают ему, что утонула, дескать, сестрёнка. Примчался он туда – а гроб заколочен, даже взглянуть не дали: утопленники некрасивы на вид, говорят… В фате хоронили, в платье подвенечном – как положено… Только он ни невесты, ни платья так и не увидел… Сердце ныло – что-то здесь не так… Начал интересоваться – говорят, что нашли её утром в воскресенье, а утонула, дескать – в пятницу вечером. Лежала, мол, на берегу, верхняя половина тела – в воде, нижняя – на песке… И голая… А одежда – неподалёку в грязь втоптана – так, как будто её демонстративно туда ногами втоптали… А кулаки у неё сжаты так, что разжать их, распрямить так и не смогли, и – почти по локоть в песке… Стал допытываться – как попала туда, с кем была? Говорят, что три мужика было: один – тот парень, что обхаживал её – их часто в деревне видели… Другой – женатик, который, говорят, когда-то подкатывался к ней, да она его отшила… Третий – собутыльник их – тоже женат… А ещё с ними была та самая шалава… Мать говорит, что дочка слёзно просилась – отпусти да отпусти; мы, мол, на речку – с ночёвкой, нас там пять человек будет, я со своим парнем иду – ну, кто тронет? Не хотела мать пускать – может, сердце чуяло… Долго не хотела… Да уж больно слёзно дочка просила, почти умоляла – и сжалилась мать: авось, хоть у дочки с её парнем лучше получится, чем у неё самой жизнь сложилась… Уступила, скрепя сердце, отпустила дочь – а сама до утра не спала, всё ждала, всё ей ужасы всякие мерещились. Уговаривала себя: она ведь не одна – что может случиться? Так до утра глаз и не сомкнула. Время к обеду – нет дочки… Что такое? Вскоре совсем невмоготу стало – пошла по домам тех, с кем дочку отпустила, с рук на руки передала… А они уже все давно дома – ещё утром вернулись – спят, отсыпаются… Не велели будить… Не выдержала мать, парня-то растолкала: где дочка, спрашивает…
– Не знаю,- отвечает парень, а сам глаза отводит да снова спать пытается – не то и впрямь пьяный до бессоображения, не то – притворяется…
– Где дочка?!- Откуда силы взялись – тряхнула эту пьянь за грудки, с отчаянья и душу б вытрясла, кабы силы были… Очнулся на мгновение, даже чуток протрезвел вроде – страх в глазах промелькнул…
– Не знаю,- повторил. И отключился.- Может, утонула…- Пробормотал, засыпая…
…Страшно закричала мать, посылая проклятия на свою голову: зачем дочку с таким козлом отпускала, с таким пьяныгой? Пошла по деревне голосить… Собрались соседи, разузнали, куда ходили, где были… Собрались искать – да ведь темно уже… Только в воскресенье утром всей толпой на поиски и двинули… Там и нашли… Милицию, как положено, вызвали – так следователь только через сутки приехал: некогда, говорил. Видимо, дела поважнее были… Начали анализы делать – обнаружили алкоголь в крови. 'А – ну, тут всё ясно,- сказали.- Напилась да утонула.' И никого не заинтересовало, зачем пьяной девке одёжу-то снимать да старательно в грязь затаптывать; и как можно утонуть, когда лежишь наполовину на берегу; и почему кулаки у неё не разжимаются; и как оказалось, что руки почти по локоть – это под водой-то – в землю вросли…
– Может, стоило им рассказать?
– А что я им расскажу?- Махнула рукой Лин.- Как девку сначала водкой накачивали, чтоб сговорчивей была? Как уговаривали, чтоб пила, как тосты провозглашали – за счастье, за будущее, за ребёнка, который уже в чреве копошился? Как этот ублюдок говорил, что завтра, дескать, записываться пойдём, а сегодня – давай гульнём напоследок, отметим это дело? Как, заметив, что девка уже на ногах не стоит, начал к ней приставать? Как она не хотела? Как он её всё же уговорил – и сделал всё, что хотел? Как потом ей водку прямо в глотку заливали, приговаривая: 'Веселись, родимая! Последний разок веселись!'? Как потом раздевали её втроём, под свист и улюлюканье шалавы? Как она, уже почти ничего не соображая, всё же дала по морде женатику, когда он сказал, что напоследок не худо бы и с ним 'попрощаться'? Как он в остервенении всю её одежду тут же собрал и начал у неё на глазах в грязь топтать, приговаривая: 'Она тебе, сука, больше не понадобиться – ручаюсь!'? Или рассказать, как она орала, как грозила, что братья за неё отомстят, и тем самым приговор себе подписала? Как они её раком на берегу поставили, да, пока один насиловал, двое других головой в воду макали, чтоб не орала? Как она упиралась, как отбивалась, как, двух мужиков на себе поднимая, пыталась из последних сил воздух ртом хватать – да не могла достать: руки в песок уходили? Как, увидев, что затихла она, насильник спокойно закончил, а затем, с облегчением встав, махнул двум другим: 'Ну, всё – бросайте… Шут с ней – пускай подыхает!'?! Или рассказать, как вся компания назад возвращалась, песни горланя, чтоб страх забить, ибо сквозь хмель до них доходить начало, что что-то, видимо, не так сделали? Это им рассказать? Да при этом в качестве источника моей информации назвать систему внеземного происхождения, которая всё это отследила и записала? Может, ты думаешь, что следователь, который только что с облегчением закрыл дело о несчастном случае на почве пьянства, после такого рассказа тут же откроет другое – о групповом изнасиловании и убийстве?
– Не думаю…
– Вот и я не думаю… Скорее, он постарается упрятать меня в психушку… Знаешь, я тут, у Вас, уже всякого насмотрелась… Даже зачерствела как-то… Стала гораздо спокойнее чужую боль переносить…
– Но эту историю тебе явно не стоило изучать,- вздохнул Джерри.- На втором-то месяце…
– А кто это будет делать?- Пожала плечами Линда.- И, потом – меня теперь уже действительно трудно чем-то удивить…- Грустно закончила она.- Да, кстати – я забыла сказать…- После недолгой тяжёлой паузы вдруг вспомнила она.- Тот отец, десантник… Немного раньше… Двух своих детей как-то под горячую руку проклял: как раз эту сестрёнку и этого самого братишку. Братишка успел из семьи смыться…
* * *
…Расстались мы поздно. Или рано – за окном уже забрезжил рассвет. Расходились грустные – уж очень тяжёлое впечатление оставили описанные Линдой 'земные портреты' – особенно те, что писались 'с натуры'…
Глава 18: Расставание.
Как-то незаметно наступило лето, и, совсем быстро – роковое 19 июня… Всё это время мы продолжали в глубине души надеяться на то, что кто-нибудь на Челле всё же вмешается, отменит решение… Воистину: 'надежда умирает последней'…
Ночь с 18-го на 19-е мы с Кариной не спали. Почему? Не знаю… Просто не могли уснуть. Сначала провалялись до полуночи. Потом – сидели у окна, смотрели на звёзды. Потом вышли на улицу. Гуляли до рассвета. Всё это время молчали. Только сердца бешено колотились. Казалось бы – почему?…
…Домой пришли примерно в половине девятого. Было уже совсем светло. За столом сидели Джерри и Лин. По их лицам было трудно что-либо определить: с одной стороны, они оба уже давно 'были не здесь' – беременную Лин куда больше занимали вопросы обустройства гнёздышка с малышом на Челле, чем проблемы взаимодействия цивилизаций, а Джерри к этому времени уже вполне определился с выводами о нашем обществе и дальнейшее пребывание в составе экспедиции теперь представляло для него чисто 'не научный' интерес; ну а с другой… наверное, они не слишком горели желанием сообщить нам об уже окончательно принятом Челлой решении – судя по отсутствующему выражению их физиономий…
– Мы пришли прощаться…- начал Джерри, потупив глаза – как будто принимая на себя вину всей нашей планеты…
– Значит?…- Вырвалось у Карины…
– Значит – на Челле никто так и не оспорил решения командора… Так что мы, скорее всего, больше не увидимся…- угрюмо подтвердил Джерри.- По крайней мере, если не произойдёт чуда…
– А… Чудо может произойти?- Как-то отрешённо, будто бы понимая полную несбыточность этой надежды и всё же надеясь, спросила Карина.
– Нет. Увы, нет.- Бородач украдкой смахнул слезу.- Давайте,- он вздохнул,- будем благодарны судьбе за то время, пока мы могли быть вместе…
– Давайте…- Как эхо, шёпотом повторила Карина и уткнулась ему в плечо. Он отрешённо гладил её по голове, а она всхлипывала, как несправедливо обиженная маленькая девочка. Лин подошла и закинула руки мне на плечи:
– Что ж… Теперь… На этот раз – прощаемся?- С грустной улыбкой сказала она.
– Похоже…- выдавил я.
– Но… мы ведь… не забудем друг друга?- Шёпотом спросила она.
– Надеюсь…- Улыбнулся я. Почему-то вдруг захотелось… как-то… обернуть её своим теплом, и – качать, качать… обволакивая и лаская… Она ткнулась мне в плечо:
– Мне тяжко, Гарри… Мне очень тяжело расставаться… Глупо, наверное…- она перешла на шёпот,- но теперь я немножко жалею, что не завела от тебя ребёнка…
– А твой здравый смысл?- Ласково улыбнулся я.
– Здравый смысл?- Она как будто даже удивилась.- Наверное, здравый смысл у беременных отступает… Оставляя место инстинктам… Может, надо им больше верить, а?- С надеждой и тоской она заглядывала мне в глаза.
– Может…- с грустью улыбнулся я.
– И твоя Карина – как у вас говорят, 'стала мне, как сестра'… Мне без неё тоже будет сложно… У меня никогда не было такой подруги… Вы оба – как не здесь родились… Может, на Челле – слишком 'тепличные' условия, но… таких, как вы… я пока не встречала…
– Господи, да что же это такое,- чуть не взвыла Карина,- ну почему всё должно быть именно так?- Бросив Джерри, она схватила Лин за руку и потащила в свою комнату:
– Пойдём!- Мы с Джерри чуть погодя сочли за лучшее последовать за ними. Карина… Предлагала Линде цветы. Самые разные – в горшочках, в обрезках пластиковых бутылок, в коробочках от шпилек – она готова была сплавить ей, похоже, всю свою 'галерею'. Обе ревели, не переставая, и даже не пытались вытереть слёзы – только смахивали, когда те совсем застилали глаза. Эпизодически вдруг порывисто обнимались, притираясь висками:
– Господи… Да за что же это…- шёпотом причитала Карина. Лин только постанывала, прикрыв глаза. Наконец им удалось выбрать несколько экземпляров, которых Лин ещё не встречала на Земле:
– Отец будет доволен…- С трудом улыбнулась она. Подарки осторожно разместили в корзинке, которая должна была, таким образом, олицетворять на Челле Земную экзотику, и Линда отправилась с ними на станцию.
– Прощай…- Подошла Карина к Джерри.
– Прощай…- Вздохнул тот. Они обнялись и поцеловались. Потом откинулись и какое-то время смотрели друг на друга, будто пытаясь запомнить на всю оставшуюся жизнь.
– Долгие проводы – лишние слёзы…- Наконец тяжко вздохнула Карина и отошла к окну. Вернулась Лин:
– Всё, разместила…- выдохнула она.- До сих пор ревёшь?- Обернулась она к Карине.- Прекращай… а то я снова тебе компанию составлю…
– Неужели всё так безнадёжно?- Едва слышно выговорила Карина.
– Я ведь ещё зимой говорила,- виновато потупив газа, вздохнула Лин,- что широких контактов здесь быть не может… В её сегодняшнем состоянии Земля обречена. Вряд ли кому-то захочется разделить её судьбу… Или – принять на себя часть её хлопот…
– Но… почему?- Едва сумел выдавить я. Лин, отвернувшись, вздохнула.
– Основные причины – непостижимая для нас лживость большинства землян… И – алчность, не знающая границ… Прагматизм, доходящий до аморальности… Всё это вас в конце концов и погубит…- Ответил за неё Джерри.- Проблема ещё и в том, что Природа… или Вселенная… не знаю, как точнее сказать, но… она не терпит такого к себе отношения.
– Какого?- Понемногу отходя от слёз, спросила Карина.
– Потребительского… Грабительского, варварского – если хотите… Есть в ней, похоже, такая подсистема… которая контролирует пределы развития техноцивилизаций… Предотвращая дальнейшее развитие тех из них, в которых технические возможности опережают понимание объективной морали…
– Не понял??- Опешил я.
– Не удивительно…- Пожал плечами челланин.- У вас эта область знаний пока практически не существует. По крайней мере – официально…
– Расскажи…- тихо попросили Карина.
– Ну, как тебе сказать…- Вздохнул Джерри.- Надеюсь, ты не станешь спорить, что цивилизация, ставящая потребление, личные блага, благополучие, удовольствия… превыше всего – обречена?
– Ну, когда-то… если ничего не изменится… Пожалуй, да…
– Следовательно, когда такая ситуация складывается, эта цивилизация становится для Создателя… Как бы это поточнее сказать… Ненужной… Бесперспективной, что ли… Она просто потребляет ресурсы, не давая никакой отдачи… Когда-то она погибнет и сама по себе, но весь этот период она будет потреблять ресурсы, которые можно было бы использовать в других местах… И – с большей пользой…- с грустью в голосе криво ухмыльнулся челланин.
– И тогда,- после тяжёлой, гнетущей паузы продолжил он,- у Создателя есть два пути – по крайней мере, из тех, что нам уже доводилось наблюдать… Первый заключается в аннулировании безнадежной цивилизации – как это, возможно, произошло на Фиесте… Или её части – как это уже не раз бывало на Земле и будет, по всей видимости, сделано ещё раз в самое ближайшее время…
– А второй?- С надеждой вырвалось у Карины.
– А второй вы уже прошли… Пока это не привело к желаемым результатам…
– Так в чём же он заключался?- Настойчиво продолжала допытываться моя кареглазая подруга.
– Второй состоит в том…- тяжело выговаривая и с трудом подбирая слова, выдавил Джерри,- чтобы ограничить деятельность передовых умов этой цивилизации в тех областях, дальнейшее развитие познаний в которых усугубит ситуацию…
– Например?
– Ну, за делами Создателя сложно уследить…- улыбнулся Джерри. Но я попробую…- В воздухе повисла гнетущая тишина. Бородач продолжал:
– Видите ли… В истории Вашей планеты было несколько известных нам эпизодов, которые я склонен рассматривать, как подобные вмешательства… Творец обычно не склонен так поступать, ибо ценны цивилизации, сумевшие научиться чему-то самостоятельно, без помощи извне…
– Прости…- вырвалось у меня,- искусственные ограничение развития ты называешь помощью?
– Да. Это – попытка заставить общество хоть немного подумать о смысле жизни, а не о наполнении желудка. Который, кстати, и так не пуст… Следовательно, это – попытка помочь каждой отдельно взятой личности… стать совершеннее – хоть немного, хоть в чём-то… Попытка помочь что-то понять… Значит, это – помощь.
– Прости, но…
– Так вот… Чтобы спасти 'заблудшую' цивилизацию, он всё же нередко так поступает… Бывает, что и неоднократно… Если не считает цивилизацию безнадёжной… Об одном случае, если хотите, я расскажу.- Тишина повисла такая, что стало слышно, как пищит невесть откуда взявшийся комар.- Один Землянин… Кстати сказать – очень неглупый и очень порядочный человек… Его труды очень хорошо изучили те, кто создал затем атомную бомбу… Что его угнетало… М-да… Так вот, он однажды додумался до того, что вплотную подошёл к идее произвольного перемещения в пространстве. И даже указал один из возможных способов воздействия на пространство… Для вас это означало бы возможность уже сегодня широко использовать пассеры… Но – подумай сам: что бы это вам дало?
– Ну, жить бы легче стало…- неуверенно предположил я.
– Нет. Стало бы 'интереснее' воевать. Есть знания, которые я бы не стал давать обществу, которому ещё не расхотелось воевать. Атомное и термоядерное оружие, например. Если общество не изменит своего отношения к проблеме – это оружие погубит, в конце концов, планету. А теперь представь себе на секунду такое средство доставки той же атомной бомбы, как пассер… Плюс – ошибки в вашей теории, не позволяющие сделать перемещение необратимым… То есть – ваша теория даст перемещение только на время существования поля, затем всё вернётся "на круги своя"… В итоге – первая же атака уничтожит обе стороны. А с учётом того, что в точке отправления редко бывает только один источник взрыва – обычно неподалёку их складируется несколько – первая же атака может стать последней для всей планеты. История Фиесты, похоже, повторяется – пункт в пункт… Единственное отличие – уже свёрстанную статью автор наутро забрал из редакции. Почему – неизвестно. Но это уже сорвало многие планы очередной мировой войны… Вояки попробовали что-то восстановить по имеющейся информации, но даже не додумались заэкранировать людей при перемещении… В результате – затрагиваются 'тонкие оболочки', человек в текущем воплощении уже не сможет оставаться психически нормальным… В конце концов – 'тему прикрыли'… И опасность очередной мировой войны отступила… Пока…