Снимки покрывали пол, потолок и все четыре стены. Тысячи и тысячи. Вырезки из газет и журналов, рекламные кадры из фильмов Тэда, в которых снималась Элен. Тысячи ее образов, больших и крохотных, цветных и черно-белых. И везде только она - если на снимке, помимо нее, фигурировали другие, их отрезали. Безумный этот коллаж был подобран тщательно и дотошно; каждый снимок вплотную прилегал к соседнему, заполненные участки отливали слоем нанесенного поверху лака. В центре пола, чуть ли не под ногами Элен, красовалась афиша "Короткой стрижки" с ее изображением. Девушка в белом платье, нет, она сама в белом платье, аккуратно приклеенная к полу. Афиша слегка запылилась. Тэд наклонился, суетливо смахнул пыль и выпрямился с гордой улыбкой.
   - Сейчас работаю над соседней комнатой, - сказал он. - Начал с потолка, он идет первым, потом стены, за ними - пол.
   - Тэд, зачем? - повернулась она к нему. От невероятности увиденного и потрясения глаза у нее стали совсем круглыми. Воцарилось молчание. Тэд вздохнул:
   - Не нравится? А я думал, понравится.
   - Я не о том, Тэд...
   Элен почувствовала, что у нее сердце разрывается от острой жалости к Ангелини. Весь ее гнев испарился. Она пыталась найти слова, которые бы его не обидели, но в голову приходило совсем не то, она не видела выхода.
   - Может, теперь ты поймешь, - сказал Тэд с дрожью в голосе. - Я не мог позволить тебе сниматься у Герца. Ты должна была работать со мной. Да, все это правда. Я поговорил с Джо Стайном и предложил ему сделку. Он купился на месте. Я знал, что так и будет. С режиссерами вроде Герца никто не считается. В Голливуде таких, как Герц, пруд пруди. Немного таланта, неглуп, работоспособен. Но он не художник, Элен. В отличие от меня.
   Он замолк, переводя дыхание, напряженно ловя ее взгляд.
   - Я надеялся, ты поймешь, прочитав мое посвящение на рукописи сценария. Я там пометил число и все прочее. Дату, когда мы познакомились.
   - Знаю, Тэд, я читала. Но...
   - Тогда я просто не мог понять. Ты увидела посвящение, прочла сценарий - и ничего не сделала. Как так? Я не мог связать концы с концами. Мне было больно. Получалось... получалось, что ты меня не любишь.
   - Тэд, послушай. Мы друзья, мы вместе работали, но...
   - Нет, не друзья. Не нужно этого говорить. Ты знаешь, что это неправда. - Он чуть подвинулся, так что оказался между Элен и дверью. - Мне не хочется произносить слово "любовь". Это пустое слово. Говорят "любовь", а подразумевают "секс". Я не это имею в виду. Это меня не интересует. Не стремлюсь я тебя целовать. Не стремлюсь к тебе прикасаться... - Он замолчал и тихо хихикнул. - Иногда по ночам я прикасаюсь к твоим изображениям. Это другое дело. Но мне бы хотелось тебя снимать - понимаешь, если б мы ни от кого не зависели... - Он внезапно поежился и отвернулся. - Мне бы хотелось снять тебя прямо сейчас... Жаль... Элен, разреши - я схожу за камерой. Ну, пожалуйста...
   - Нет, Тэд.
   Он остановился, снова повернулся к ней и глянул снизу вверх, склонив голову набок.
   - Скажи, что понимаешь меня, я же знаю, что понимаешь и всегда понимала. Но мне бы хотелось услышать это из твоих собственных уст, хотя бы раз.
   - Что услышать, Тэд?
   - Мы ведь крепко связаны, ты и я. Я понял это, когда впервые тебя увидел. Мы с тобой единое целое - всегда им были и будем навечно. Даже когда умрем и после нашей смерти пройдет много лет, люди будут смотреть наши фильмы - и понимать. Как если б мы были женаты, только это еще лучше.
   В наступившем молчании они смотрели друг на друга. Элен начинала его бояться и надеялась лишь на то, что он этого не заметит. Прошла минута, он неподвижно стоял, продолжая молчать, и тогда она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.
   - Нет, Тэд, это не так, - сказала она мягко. - Я вижу, ты веришь в свои слова, но ты должен понять. Я ничего такого не чувствую и никогда не подозревала, что ты к этому так относишься. Я уважаю твое творчество. Но я не люблю тебя, Тэд. Не ощущаю между нами никакой особой связи. А тебе... она запнулась, - тебе не следовало так поступать, Тэд, несмотря ни на что. Даже любовь не дает тебе права распоряжаться чужой жизнью.
   Он молча смотрел на нее. В полутемной комнате очки мешали разобрать выражение его глаз, лицо же его оставалось бесстрастным. Он кивнул раз или два, подошел к письменному столу, выдвинул ящик и извлек большие ножницы. Задвинув ящик, щелкнул в воздухе ножницами и спросил:
   - Как тебе мой костюм?
   У Элен стало сухо во рту, горло перехватило. Она пыталась не глядеть на ножницы.
   - Ничем не отличается от всех остальных твоих костюмов, Тэд, спокойно ответила она.
   - Верно, не отличается. Модель я позаимствовал у одного человека, которого однажды видел. Мне она показалась удачной. - Он шагнул к ней. Стой смирно.
   Элен попятилась. За спиной у нее была стена с окном, справа - койка. Тэд по-прежнему загораживал выход: она угодила в ловушку. Сейчас, повторяла она про себя, вот сейчас Тэд перестанет улыбаться, вернет ножницы на место, они уйдут из этой жуткой безумной комнаты, и все будет в порядке...
   Теперь он подошел к ней вплотную, поднял ножницы и коснулся кончиками ее щеки. Элен усилием воли заставила себя не отвернуться.
   - Тэд, - мягко сказала она, - опусти ножницы.
   - Сейчас. Не двигайся.
   Свободной рукой он удивительно бережно провел по ее лицу сверху вниз. Пальцы у него немного дрожали. Он поднял руку повыше и погладил ее волосы. Один раз.
   - Ты, боишься, - сказал он. - Не бойся. Ты прекрасна. Прекрасней тебя я ничего в жизни не видел. У тебя прекрасные глаза, прекрасные волосы...
   Кончики ножниц были наставлены ей прямо в глаза. Лицо Тэда выражало крайнюю сосредоточенность. Элен хотелось кричать, но она боялась. Она закрыла глаза и отвернулась. Ножницы скользнули по коже металлическим холодком. Она ощутила руку Тэда на шее, услышала лязг ножниц и открыла глаза.
   Тэд держал в руке длинный локон ее светлых волос, разглядывал, намотал на палец. Прерывисто вздохнул, выпустив из легких воздух, посмотрел на нее и улыбнулся своей обычной добродушной улыбкой.
   - Это мне на память. Спасибо.
   Торопливо пошел к столу и спрятал локон и ножницы в ящик.
   - Все в порядке. Прости, если я тебя напугал. Но не было сил удержаться, чтобы не срезать локон на память. Я все понял, что ты говорила. Это не страшно. Ты не готова. Просто до тебя еще не дошло, что мы в одной лодке. Когда-нибудь дойдет... - Он замурлыкал себе под нос, прихватив зубами клок бороды.
   - Теперь я бы, пожалуй, поработал. Если тебе по-прежнему нужно идти...
   Элен быстрым шагом направилась к двери. Тэд выдвинул другой ящик и принялся, как это было ему свойственно, рыться в каких-то бумагах. Когда она взялась за ручку, он поднял глаза и спросил:
   - Ты не станешь сниматься в "Эллис", не передумаешь?
   - Поэтому ты меня и привел сюда - чтобы я передумала?
   - Подумал, вдруг это поможет. - Нет, Тэд.
   Она ожидала новых доводов, повторных уговоров, но не услышала ни тех, ни других.
   - Что ж, нет так нет, - сказал он беззаботно. - Сейчас ты на меня злишься, так что не время говорить об этом. Можно и подождать. Все остается в силе...
   - Тэд, я не собираюсь менять решение, тем более теперь.
   - Вот как? - улыбнулся он. - Господь бог тоже снимает фильмы, представь себе. В них полно образов, как и в моих картинах. Прекрасный танец со сложными фигурами. Тебе не предсказать, чем кончатся мои фильмы. Не предскажешь ты и будущего. Откуда ты можешь знать, что не передумаешь? Через год? Через два? Через десять лет?
   Элен изумленно на него посмотрела.
   - Тэд, ты ведь не веришь в бога. А я не верю, что ты готов ждать десять лет, чтобы снять меня в "Эллис".
   - Отчего же, готов. Терпения у меня достанет. Ну, может, не десять лет. Там поглядим. - Он сверился с часами. - Пожалуй, не буду работать. Может, еще успею досмотреть "Третьего человека". Я поднимусь с тобой.
   - Не успели они войти в студию, как Тэд плюхнулся на скамью и включил телевизор. Элен направилась к террасе, Тэд даже не проводил ее взглядом.
   На экране начинался финальный эпизод, который Тэд пересказывал раньше. У Элен это вызвало подозрения, и она задалась вопросом, уж не с умыслом ли он подгадал время: это было вполне вероятно - от Тэда можно всего ожидать. Правду ли говорил он ей и всю ли правду? Тогда она верила каждому его слову, но теперь начала сомневаться. С тем же успехом Тэд мог разыграть всю сцену, чтобы уговорить ее сниматься.
   Она повернулась и бросила взгляд на экран. Сейчас Алида Валли в последний раз пройдет по длинной аллее - и навсегда уйдет из кадра, уйдет из чьей-то жизни. Элен почувствовала, что ее захлестывает совершенно невероятное ликование, ей не терпелось покинуть эти стены, не терпелось покинуть Тэда.
   - Прощай, Тэд, - сказала она.
   Тэд не обернулся, только махнул розоватой рукой.
   Элен вышла на террасу, вздохнула полной грудью, посмотрела на открывшиеся внизу чашу долины и город и подумала: "Я свободна. Мне не нужно здесь оставаться. Не нужно сниматься в фильме. Не нужно возвращаться домой к человеку, за которого я не должна была выходить. Я могу отправиться куда угодно и делать все, что захочется". Впервые за пять лет будущее лежало перед нею - пустынное и свободное. Она быстро пересекла террасу и у лестницы оглянулась в последний раз.
   Алида Валли шла по аллее кладбища; Джозеф Кот-тон напрасно ее дожидался, а Тэд, сгорбившись над часами, засекал протяженность эпизода.
   * * *
   Уйти из кадра. Уйти из чьей-то жизни. Она остановилась у своей машины, которую припарковала в конце длинной извилистой подъездной дорожки к дому Тэда. Автомобиль, черный "Маллинер Бентли Континентал" с сиденьями, обитыми светло-бежевой кожей, был уникальный, единственный в Голливуде. На нем, как и на многих других вещах, она остановила свой выбор, потому что он напоминал ей об Эдуарде. Не просто из-за того, что машина и сама по себе была прекрасна или что Элен любила ее водить, а потому, что за рулем она как бы ощущала рядом его присутствие.
   Она села в автомобиль, ругая себя за неуместные мысли, и поехала вниз, набирая скорость. У выезда на узкую дорогу, что, петляя, вилась по дну каньона между скалами, она притормозила. На обочине дороги стоял "Форд", а перед ним, подняв к глазам фотоаппарат, - худой, нездоровый на вид мужчина с узким лицом, похожий на хорька. Тот самый, что заснял ее в Форест-Лоун; тот самый, что неотвязно преследовал ее последние месяцы. Она услышала щелчок камеры, нажала на ручной тормоз и вышла из машины. Тощий фотограф начал отступать к "Форду"; Элен двинулась на него, и он остановился. Она была на голову выше мужчины, и тот опасливо на нее поглядывал. Элен протянула руку:
   - Дайте фотоаппарат.
   Он попятился и вжался спиной в багажник "Форда".
   - Не затевайте скандала. Я ничего плохого не делал. Это моя работа. Я...
   - Я сказала - дайте фотоаппарат.
   Он прижат аппарат к груди и заговорил с подвыванием:
   - Послушайте. Только не нужно скандалить. Вы не имеете права. Нет такого закона...
   Элен внезапно вцепилась в фотоаппарат и вырвала, застав мужчину врасплох. Затем отскочила на обочину, оказавшись на краю пропасти глубиной в несколько сотен футов. Тощий репортер кинулся было следом, но благоразумно остановился. Элен открыла крышку, извлекла пленку, засветила и бросила вниз, в кусты. Потом отдала фотоаппарат, повернулась, молча села в "Бентли" и выжала скорость. Мужчина остался стоять, провожая ее взглядом; он дрожал, его прошиб пот.
   Она неслась как угорелая, срезала повороты на полной скорости. В полумиле от дома она резко затормозила, машина подпрыгнула и остановилась.
   Элен сидела за рулем, переводя дыхание, одна на пустынной узкой дороге под неправдоподобно синим, как на пленке "Техниколор", небом. Потом подняла руку и поглядела на знаменитый бриллиант - она продолжала носить подаренное к помолвке кольцо. Сняла кольцо. Сняла обручальное колечко. Подержала в пальцах - они блеснули на солнце - и, размахнувшись, изо всех сил швырнула прочь. Кольца взлетели, сверкнули и исчезли в кустах на склоне холма.
   Не повернув головы, Элен тронулась с места; остаток пути она проехала медленнее.
   В доме стояла тишина. Она торопливо вошла, начала звать Кэт, но замолкла, вспомнив, что их с Касси нет дома и придут они еще не скоро. Элен замерла посреди холла, ощутив, что обуревающие ее противоречивые чувства вдруг вылились в непереносимое одиночество. Оно накатывало волна за волной, заполняя все ее существо, но она не желала ему поддаваться, а потому поступила как в детстве - не двигаясь, попыталась его одолеть, прогнать холодным усилием воли.
   Убедившись, что самообладание к ней вернулось, Элен направилась к гостиной. Дробь ее каблучков эхом отдавалась от старых каменных плиток пола. Она повернула ручку и толкнула дверь, одновременно подумав, что они с Кэт переедут из этого дома в другой: слишком много призраков в этих стенах, и не только Ингрид Нильсон, но и ее собственных.
   Прямо напротив двери у противоположной стены в кресле сидел мужчина. Он, должно быть, услышал ее шаги - весь его вид выражал напряженное внимание. Он подался вперед, вцепившись в ручки кресла, обратив лицо к двери. Элен остановилась. Эдуард молча поднялся из кресла.
   Они застыли, глядя друг на друга. Встреча так потрясла Элен, что она не в силах была ни пошевелиться, ни заговорить. Она смотрела на него в упор, и тишина, казалось ей, гремит у нее в ушах, готовая вот-вот разрядиться взрывом. Эдуард поднял и уронил руку.
   Высокий брюнет в черном костюме; рука, когда он ее поднял, дрожала. В проясненности потрясения она на миг увидела его как в перевернутом бинокле - далеко-далеко и отчетливо до последней мелочи: родной до боли, совсем чужой. Она разглядывала его черты, словно видела их впервые. Это волосы; это крылья носа, овал щеки; это линия губ.
   Слова, предложения, фразы клубились у нее в голове и куда-то проваливались, оставляя после себя пустоту. Комната расплылась, затем внезапно и резко обрела четкость, и в эту секунду Элен испытала безграничную радость, какую нельзя было выразить никакими словами, от которой замерло сердце и все кругом погрузилось в оцепенение. И тогда Элен ощутила, как эта радость высоковольтной дугой неимоверной силы перекинулась через разделяющее их пространство и замкнулась на Эдуарде. Радость настолько могучая, неодолимая, безумная и совершенно дурацкая, что Элен начала улыбаться - не в силах не улыбнуться, - и, видимо, он почувствовал то же самое, потому что в этот миг глаза у него загорелись, и он улыбнулся в ответ.
   Он шагнул к ней, остановился, согнав улыбку с лица. Прямота, сдержанность, привычка скрывать сильные чувства и небрежная легкость, с какой он это делал, - она мгновенно распознала все эти достоинства, которые так в нем любила.
   Лицо Эдуарда было отнюдь не бесстрастным, но, когда он заговорил, голос прозвучат спокойно и ровно:
   - Я убеждал себя, что в один прекрасный день ты мне напишешь. Или я подниму трубку и услышу твой голос. Или войду в комнату и увижу тебя. Все пять лет я повторял себе это каждый день...
   - Но я написала, Эдуард, я и в самом деле написала тебе...
   Она шагнула к нему и тоже остановилась.
   - Знаю. Я прилетел, как только получил твое письмо. Ты ведь знала, что так и произойдет. Ты не могла сомневаться - ни на секунду. - Он сделал паузу. - Скажи мне, что знала. Скажи мне...
   - Конечно, знала. И знала всегда. - Она посмотрела ему в глаза, хотя едва его видела: перед ее взором внезапно опустилась завеса тьмы. - Я знала, но потом подумала...
   - Эти мысли мне знакомы, - произнес он с ноткой самоиронии в голосе, совершенно не отвечавшей выражению его глаз. - Они не в счет. Они не имеют значения. - Он помолчал. - Может быть, подойдешь поближе?
   Элен подошла.
   - Еще ближе.
   Она сделала еще один шаг. Теперь они стояли вплотную, глядя друг другу в лицо. Замерло время; замерла комната; замер весь мир. И тогда он ее обнял и так сильно прижал к груди, что она ощутила биение его сердца.
   - Ты знала, что я тебя разыскивал? Знала?
   Вопрос прозвучал позже, много позже. На протяжении долгого полета из Парижа Эдуард хорошо обдумал, что он ей скажет и в какой последовательности, но, как выяснилось, все начисто забыл. Фразы всплывали в памяти с какой-то лихорадочной быстротой и тут же камнем шли на дно. Он понимал: все его слова и то, что он пытался ей высказать, - все звучит совсем не так, словно задом наперед, и, вероятно, только сбивает ее с толку, но его это нимало не тревожило. От прошлой недели он вне всякой связи перескакивал в прошлый год. Он поведал ей про Мадлен и Энн Нил - да, верно, - но еще не успел рассказать о снимках Кэт и о подарках, что откладывал к тому дню, когда Элен вернется к нему вместе с его дочерью; не рассказал о том, как снова и снова приходил в маленькую церковь Святого Юлиана; или о том, как стоял на берегу в Сен-Тропезе, смотрел на море и чувствовал, что к нему возвращается безвозвратно, казалось бы, утраченная надежда. Они сидели рядом, но он вдруг вскочил и принялся расхаживать по комнате, а слова лились беспорядочным бурным потоком. Потом он почувствовал, что не может, не стерпит не быть с нею рядом, вернулся на место, сел и взял ее руки в свои.
   Элен смотрела на него блестящими от счастья глазами. Она тоже пыталась о чем-то ему поведать, что-то объяснить, но у нее это получалось не лучше, чем у него. Они начинали говорить разом, замолкали, начинали опять и, сообразив в тот же миг, улыбались друг другу. Наконец Элен зажала уши.
   - Ох, Эдуард, ты так торопишься. Я не успеваю следить. Прошло столько лет, а теперь кажется, будто мы и не расставались. Будто ты всегда был со мной...
   - Я и был с тобой, в известном смысле...
   - Кажется, будто я только вчера уехала из замка на Луаре. - Она вздохнула и взяла его за руку. - Эдуард, я удрала из твоего дома тайком, это было так гнусно. Мне хотелось остановиться. Хотелось оставить записку. Хотелось все объяснить, но объяснять было страшно...
   - Милая. Напрасно ты это сделала. Да будь это даже не мой ребенок как бы, по-твоему, я себя повел, если б ты мне сказала?
   - Не представляю. - Она покачала головой. - Не представляю, Эдуард. Я, вероятно, боялась, что ты меня разлюбишь.
   - Никогда больше так не думай. - Он ее обнял. - Этого не могло быть тогда, это вообще невозможно. - Он помолчал и ласково притянул ее к себе. Ты не знала тогда, что я тебя разыскивал?
   Она широко раскрыла глаза:
   - Разыскивал? Меня? Когда я исчезла из замка? Но...
   Эдуард объяснил, взяв ее руки в ладони. Рассказал, как в конце концов напал на ее след, как приезжал в Рим. Рассказал о своем разговоре с Тэдом.
   Она молча слушала и все больше хмурилась. Когда он закончил, она залилась румянцем и вскочила на ноги.
   - Ненавижу Тэда! - выйдя из себя, внезапно крикнула она. - Ненавижу. Он злой. Мне он так ничего и не сказал. Он хочет распоряжаться людьми, строить за них их жизнь, словно они персонажи из его фильма.
   Она замолчала, поглядела на Эдуарда, и лицо у нее разгладилось. Она вернулась на место, села, взяла его за руку и сказала просто:
   - Тэд - дурак. Все, что он тебе там наплел, - все неверно. Понимаешь, Тэд бывает прав в разных житейских мелочах, но ошибается, когда речь заходит о большом и значительном. В конце концов до меня это дошло. Это можно заметить по его работам; его картины говорят об этом.
   Эдуард посмотрел на нее долгим взглядом.
   - Так он ошибался - в отношении тебя?
   - Ошибался. Клянусь тебе. - Она замялась. - Помнишь нашу первую ночь в Сен-Клу?
   - Еще бы не помнить, - улыбнулся Эдуард.
   - Я была с тобой очень честной, я это знаю. Но помнишь - я сказала, что хотела бы остаться с тобой, в ту минуту, как мы познакомились?
   - Помню.
   - Ну так вот, от этих слов я никогда не отказывалась. - Она наклонилась к нему. - Если бы ты разыскал меня в Риме и попросил вернуться - я бы вернулась. Я бы не смогла отказать, узнав, что нужна тебе. Вот так-то. - Она помолчала. - Эдуард, я старалась тебя не любить. Очень сильно старалась. Я пыталась быть Льюису хорошей женой, всякая мысль о тебе казалась мне злой изменой. - Она печально покачала головой, - Я ставила себе идиотские задачи. Говорила, например: не буду думать об Эдуарде весь день. Два дня...
   - И удавалось? - нежно спросил Эдуард.
   - Нет. Не удавалось. Мне казалось, я делаю это потому, что вижу Льюис знает о моих мыслях и из-за этого несчастен. Но истина заключалась в другом: как бы я ни открещивалась от них, словно от нечистой силы, они меня не оставляли. Потому что на самом деле я не хотела от них избавляться. Я хотела сберечь их. Сердце подсказывало: убив эту любовь, я тем самым убью и себя...
   Она замолчала и, тихо вскрикнув, еще крепче сжала ему руку.
   - Ох, Эдуард, ну почему ты не пришел ко мне? Почему не написал, не позвонил, не...
   - Этого, Элен, мне хотелось больше всего на свете, честное слово. Но я считал... что не должен. Понимаешь, порой я ни секунды не сомневался, что ты не сможешь забыть, и думал: если предоставить тебе свободу, если ты добьешься всего, чего, видимо, хотела добиться, тогда - когда-нибудь - ты по своей доброй воле вернешься ко мне или напишешь... - Он помолчал и добавил: - То были лучшие минуты. Когда я в это верил.
   - А другие минуты - что в них?
   - Ну, другие. О них я предпочёл бы не вспоминать. Ведь все могло оказаться самообманом - и тому было много причин. Я это понимал. Ты была замужем за другим и вполне могла быть счастлива в браке. Один человек, встречавшийся с вами, мне даже говорил, что так оно и есть. Вот про Кэт этого я не понимал: как ты могла с нею так поступить? Разве что хотела полностью исключить меня из своей жизни, разве что наша встреча была для тебя в порядке вещей, эпизодом, о котором можно забыть. - Он помолчал. Разве что ты - это не ты, а какая-то совсем другая женщина. Но всякий раз, когда я был готов убедить себя в этом - тысячью доводов, очень разумных, очень веских, - я останавливался. Потому что не мог поверить... Я знал, что не ошибся в тебе.
   Он умолк. Элен увидела в его глазах боль и потупилась, но он заставил ее поднять голову и ласково спросил:
   - Ты ведь звонила мне? Я понял, что это ты. Три гудка - и отбой. Только однажды ты не повесила трубки. Ты слышала, как я назвал тебя по имени?
   - Да.
   - И знала, что однажды я сделал то же самое?
   - Ох, Эдуард, конечно. А потом внушила себе, что ошиблась...
   - А когда бывала в Париже, то возвращалась на место нашей первой встречи?
   - Да, один раз. И почувствовала, что ты рядом.
   - Я тоже ощущал твое присутствие. Много раз. Они посмотрели друг другу в глаза. Эдуард нежно провел пальцами по ее лицу. Элен во внезапном порыве схватила его за руку и прижалась губами к ладони.
   - Сколько времени! Целых пять лет. - Она запнулась, посмотрев на него со страстью и горечью. - Эдуард, каким же я была ребенком! Еще моложе, чем сказала тебе. Тогда нас разделяла пропасть жизненного опыта - не лет, они не в счет, но опыта. Подумай, что ты к тому времени успел совершить, кем ты стал. А я? Я даже толком не понимала, кто я такая. Тогда мне не хватало смелости быть собой. Я лгала - лгала тебе; больно сейчас вспоминать, как я врала...
   - Милая, я понимаю, чем это было вызвано.
   - Нет, слушай. Теперь, Эдуард, я другая. Это написано даже у меня на лице. Видишь - морщины. Вот здесь, здесь и здесь.
   Она прикоснулась к ним пальцем с видом глубокой сосредоточенности. Эдуард - он помнил эти мгновения ее серьезной страстной откровенности и любил ее за них - наклонился и нежно поцеловал морщинки.
   - Я горжусь этими морщинами, Эдуард. Я рада, что они появились. Потому что я уже не ребенок. Я стала ближе к тебе и чувствую эту близость...
   Она замолчала. Эдуард взял ее руки в свои и заговорил, размеренно и четко:
   - Через два дня - слушай - из Нью-Йорка отплывает лайнер "Франция". Я зарезервировал места для нас с тобой, для Кэт, Мадлен и еще для Касси, если она захочет к нам присоединиться.
   - Эдуард...
   - Билеты я заказал сразу, как только прочел твое письмо. На другое утро, когда открылись агентства. - Он улыбнулся. - Не захочешь возвращаться во Францию - отправимся куда-нибудь еще. Неважно куда. Куда угодно. Но я не хочу больше жить без тебя. Не могу больше жить без тебя. И... - он сделал паузу, - ты не можешь оставаться в браке с Льюисом.
   - А я и не состояла с ним в браке. Не могла состоять. - Она отвернулась. - Эдуард...
   - Не нужно спорить. Тебе предстоит сделать выбор, Элен... - От волнения у него прерывался голос. - У нас всего одна жизнь, и пять лет этой жизни уже потеряны.
   - Я сделала выбор.
   Она говорила, опустив голову и так тихо, что Эдуард не сразу расслышал ее слова, но тут она на него посмотрела, и в ее взгляде он увидел подтверждение.
   - Да?
   - Да. Я люблю тебя, Эдуард. Ох, как же я тебя люблю...
   Она обняла его за шею - порывистым движением, какое ему всегда в ней нравилось. Эдуард наклонился и поцеловал ее.
   И лишь позднее - в голове у нее перепуталось столько всего, о чем хотелось ему поведать, - она вдруг вспомнила о самом неприятном; встала, выдвинула ящик бюро и вытащила связку газетных вырезок. - Совсем забыла. Ты был в разъездах и не мог их видеть. Придется тебе их прочесть. Ох, Эдуард, я хочу, чтобы ты знал - письмо тебе я отправила до того, как все началось, еще до появления самой первой статейки. Пока ты с ними не ознакомишься, я не позволю тебе принять решение.
   - Дай-ка сюда.
   - Он поднялся и протянул руку. Элен отдала ему вырезки, но он не стал их читать.
   - Я их уже видел, не все, но многие, и в точности знаю, сколько тут правды. Знаю, когда ты написала письмо и когда началась вся эта компания. Хватит об этом, Элен.
   Он повернулся, бросил связку в камин, наклонился и поднес спичку. Потом выпрямился, посмотрел на нее, и на его губах забрезжила улыбка.