Боумен Салли. Все возможно (Дестини - 4)

   - Совершенно верно. Сначала устроила скандальный развод с Жан-Жаком, а потом вышла за Нерваля. Я не видел ее уже несколько лет. Если не ошибаюсь, там возникли маленькие разногласия с налоговым управлением - какая-то довольно сомнительная компания, зарегистрированная на Каймановых островах. Во всяком случае, из Франции они с Нервалем отбыли. Я слышал, сейчас они заняты разделыванием того, что осталось от Марбеллы, и, похоже, весьма в этом преуспевают.
   - Марбелла. Ну и ну.
   - Элен раз или два встречалась с Нервалем. При его посредничестве она купила и продала дом. По-моему, она нашла его презабавным. Она говорила, что он откровенный мошенник. Эдакий улыбчивый негодяй. Естественно, без стыда и совести.
   - О, рад это слышать, - улыбнулся Кристиан. - Стало быть, скорпионша получила по заслугам.
   - Вообще-то я слышал, что они очень счастливы. Вероятно, прекрасно спелись. - Эдуард глянул на Кристиана. - Только прошу, не упоминай о ней при матушке. Теперь Жислен ее bete noire<Пугало, жупел (фр.).> - с тогдашней нашей поездки в Сен-Тропез, ты ведь помнишь? - Он помолчал. Матушка считает Жислен своим врагом. Не исключено, что и меня тоже.
   В его голосе прорезалось чувство, и Кристиан с любопытством на него посмотрел.
   - Вероятно, ты не хочешь сказать, почему?
   - Не вижу смысла рассказывать. История долгая и запутанная. Я поступил так, как считал правильным в насущных матушкиных интересах, но она этого не забыла и не простила, вот и все. - Он пожал плечами. - Она сильно переменилась, Кристиан. Ты бы ее не узнал. Одевается она по-другому, сделалась очень набожной...
   - Набожной? Луиза? Не верю.
   - Но это правда, - улыбнулся Эдуард. - Дом пропах ладаном. Когда я к ним прихожу - так и слышу шелест сутан. - Он помолчал, подумал о матери Кристиана, о том, что Луиза, при всей ее несносности, тоже, возможно, одинока, и добавил: - Зашел бы ее навестить, когда приедешь в Париж, Кристиан. Увидишь, что я имею в виду.
   - Боюсь, мой приход особых восторгов не вызовет. Луиза меня всегда не терпела.
   Кристиан закурил сигарету, откинулся на спинку сиденья и предоставил Эдуарду сосредоточиться на дороге. Он повернул голову и поглядел в окно: ехали они быстро и теперь приближались к лондонским пригородам. Движение на шоссе оживилось, Эдуарду пришлось сбавить скорость. Кристиан получил возможность лучше разглядеть окрестности. Поля потеснились, уступая место дорогам, бесконечным кварталам двухквартирных двухэтажных домов - жалкой пародии на стиль тюдор - и малопривлекательным пабам. Справа от шоссе землю покрывали обширные заплаты желтого цвета; там ползали, вгрызаясь в почву, огромные бульдозеры: прокладывали новое скоростное шоссе Лондон - Оксфорд. Когда оно откроется, подумал Кристиан, тягуче мучительная поездка дней его университетской юности сократится до часа, а то и до сорока минут, если гнать так, как Эдуард. Он хорошо помнил, как полз по этой дороге в своем первом автомобиле, стареньком "Морисе Майнор": путь от Лондона до колледжа Магдалины занимал чуть меньше двух часов! Тогда это считалось достижением.
   - Господи, как все меняется, - обратился он к Эдуарду. - Нам обоим за сорок. Знаешь, когда-то я думал, что это кошмарный возраст. А теперь я его достиг, и он мне даже нравится. Перспектива смещается. Мне это по душе. Люди приходят и уходят, возникают на твоем пути и опять куда-то исчезают. Потом до тебя доходят известия, какие-то обрывочные сведения вроде того, что Жислен вышла за Нерваля и удрала в Марбеллу. Кто-то возвышается, кто-то идет под уклон; кто-то неузнаваемо и непредвиденно меняется, а кто-то остается таким, как был. Это захватывающе интересно. Будто читаешь увлекательный роман. Ух ты! Любопытно, какими мы будем лет через двадцать, на седьмом десятке.
   - Мы по-прежнему будем друзьями, - улыбнулся Эдуард, искоса посмотрев на него.
   - О, да, - улыбнулся в ответ Кристиан. - Это несомненно. Из того, что нас ждет, это одна из самых приятных вещей. Но сейчас, когда я думаю о будущем, я точно знаю, какими мы станем. У тебя еще прибавится власти и славы, ты будешь заседать в бесконечных комитетах. Превратишься в главу большого семейства. Господи, Кэт к тому времени, вероятно, выйдет замуж и сделает тебя дедушкой. А я - я буду стареющим enfant terrible<Сорванец, несносное, непослушное дитя (фр.).>. Меня начнут третировать и обзывать старым чудаком. Но когда мне станет под семьдесят, меня снова откроют и превратят в эдакий национальный памятник. В Сесила Битона<Битон (1904 1980) - знаменитый английский театральный художник, фотограф, живописец, эссеист; автор костюмов для театральной постановки и фильма "Моя прекрасная леди".> мира выставок и художественных салонов. Тут вся хитрость - дотянуть до семидесяти, и тогда уж ты выше всякой критики. Ты - мудрец, все только и делают, что восхищаются твоим великолепным стилем. И вот уже мы продаем свои мемуары воскресным газетам, друзья и знакомые наперебой издают дневники и письма, мы становимся статьей дохода - вроде блумсберианцев<Участники литературного объединения 1920 - 1930-х годов "Блумсбери" (по названию лондонского района), куда входили такие классики английской литературы XX века, как Вирджиния Вулф и Э.-М. Форстер.>. Жду не дождусь этого славного времечка. Вот когда прошлое начинает по-настоящему приносить дивиденды. - Он подмигнул Эдуарду. - Ты, надеюсь, ведешь дневник и все прочее? А не то профессоров и аспирантов постигнет великое разочарование. Дневники. Письма. Записные книжки...
   - Ни того, ни другого, ни третьего, - заявил Эдуард и, улучив просвет в потоке машин, проскочил вперед и прибавил скорости. - Ты же знаешь, как я ненавижу все это. Я даже не храню фотографий.
   - Верно, не хранишь, - нахмурился Кристиан. - Помню, когда мы занимались поисками Элен, у тебя не оказалось даже ее фотографии, спасибо, нашлась у твоего слуги. Но почему?
   - Честное слово, не знаю. Вероятно, просто не хочу оставлять свидетельства о прошлом. Предпочитаю хранить его в памяти. Письма, фотографии... не знаю. По-моему, они все искажают.
   - Но разве память не искажает? - спросил Кристиан, проницательно на него посмотрев.
   - Возможно.
   - В конечном счете, каждый вспоминает прошлое на свой лад. Оно не застывает в раз и навсегда отлитых формах. Даже собственные воспоминания все время меняются.
   - Ты хочешь сказать, прошлое подвижно?
   - Господи, конечно. Ко мне оно возвращается постоянно и к тому же проявляется самым удивительным образом.
   - Это потому, что у тебя в высшей степени дурное прошлое.
   - Уж мне ли не знать, - парировал Кристиан с самодовольной улыбкой. Тебе, должен заметить, здесь тоже нечем хвастаться.
   - С этим - со всем этим - покончено, - твердо заявил Эдуард.
   - Я бы не стал утверждать так решительно. Никто ничего не знает. На сегодняшний день и то нельзя положиться. Стоит подумать, как все тихо и мирно, - а что-то где-то уже происходит, просто ты об этом не догадываешься. На твоей же улице, или за углом, или в другой стране. Ты себе купаешься в счастье, а тем временем...
   - Знаю. Этот урок мне преподали в ночь моего шестнадцатилетия, довольно резко оборвал Эдуард, но сразу пожалел об этом. Он любил слушать Кристиана, когда на того нападала словоохотливость, поэтому повернулся к нему и с улыбкой произнес: - Ты знаешь, что Элен в Лондоне? И Кэт тоже? Мы ночуем на Итон-сквер. Может быть, заглянешь поужинать?
   - Чудесно. С превеликой радостью.
   - А утром, если угодно, мы могли бы встретиться с моими поверенными и составить документы на продажу дома. Впрочем, тебе, может быть, еще нужно подумать?
   - И не собираюсь. С удовольствием побываю у твоих поверенных. Фирма "Смит-Кемп", верно? Их услугами пользовался еще мой отец. У них все та же очаровательная контора, вроде тех, что описывал Диккенс?
   - Все та же.
   - И стаканчик хереса в завершение деловой встречи?
   - Непременно.
   - Даже не верится. Обязательно приду. Как приятно убедиться, что не все меняется в этом мире.
   - Элен о доме - ни слова. Обещай. Я хочу преподнести ей сюрприз.
   - Эдуард, чтобы я - да проболтался? - обиженно заявил Кристиан. - Ты знаешь, как я обожаю тайны. Буду нем как могила.
   - Не обещай невозможного. Об одном прошу - воздержись от своих обычных тонких намеков...
   - Намеков? Намеков? Нет, Эдуард, ты ко мне несправедлив.
   - Неужели? - сухо сказал Эдуард и прибавил скорость на въезде в столицу.
   * * *
   Тайна. Сюрприз. Элен любила сюрпризы, любила делать подарки, особенно Эдуарду. При мысли об этом подарке, который пока что пребывал в тайне и станет сюрпризом, - о ее свадебном подарке мужу - у нее сладко замирало сердце. Ей казалось, она не идет, а парит - и это при том, что за день она основательно походила. Вдоль по Бонд-стрит, где кое-что купила; потом пересекла Оксфорд-стрит и по узкой извилистой Морилебон-лейн вышла на Хай-стрит, что идет параллельно Харли-стрит, на которой мистер Фоксворт по-прежнему держал приемную. Свернула к северу, мимо церкви, где Роберт Браунинг венчался с Элизабет Барретт<Известные английские поэты второй половины XIX века.>, и дальше, по направлению к Сент-Джонс-Вуд, где, по ту сторону Риджентс-парка, теперь находилась студия Энн Нил.
   На всем этом пути ей ничего бы не стоило в любую минуту взять такси, но сегодня ей было страшно подумать о заточении в автомобильном салоне; она желала идти пешком, у нее голова кружилась от счастья. Через неделю с небольшим она будет замужем за Эдуардом; войдя в парк, она прибавила шагу ей хотелось танцевать, а не просто идти. Как же долго тянулась вся эта история - два года консультаций с одними юристами, а потом - с другими. Два года все продвигалось черепашьим шагом - и не потому, что Льюис противился разводу, а по той простой причине, что он не отвечал на письма и его адвокатам приходилось неделями дожидаться его подписи под тем или иным документом.
   Она остановилась и повернула к озеру с лодочной станцией и ярко раскрашенной эстрадой на берегу. Порой ее брало отчаяние - ее, но не Эдуарда. Расторжение, разрушение брака, старой жизни - как грустно, что этим приходилось заниматься по сухим, сугубо официальным каналам, при том что обе стороны были готовы на полюбовное соглашение, а условия развода просты и ясны: она ничего не требовала от Льюиса. Подписания; документы; обмены письмами между поверенными - как все это было противно.
   Она все еще испытывала перед Льюисом чувство вины, все еще считала, что приложила руку к его крушению, которое произошло столь резко и быстро после ее отъезда из Америки.
   Элен остановилась на солнце у озера и стала вспоминать письма, которые ей писал Льюис, - путаные беспорядочные послания на многих страницах, по которым с трудом можно было догадаться о времени года, когда они писались, не говоря уже о том, что происходит с их автором. В первые месяцы после приезда во Францию она несколько раз говорила с ним по телефону, но разговора не получилось. По голосу Льюиса она понимала, что тот накачан таблетками: то он бывал безумно и безоглядно самоуверен, то, напротив, находился в полном расстройстве чувств, едва ориентируясь в действительности, которую воспринимал явно болезненно.
   В этом году поговорить с ним ей, можно сказать, не удавалось, а ее письма он оставлял без ответа. Когда она пыталась до него дозвониться, трубку брала либо Бетси, либо кто-нибудь еще: судя по всему, у него в доме жили какие-то посторонние лица, хотя и не одни и те же. И всегда находился удобный предлог не подзывать его к телефону: "Простите, Льюис спит", "Сейчас Льюис не совсем в форме". А иной раз не удосуживались даже соврать и глумливо отвечали: "Льюиса? Не знаем такого".
   Порой ей делалось жутко. Однажды она в отчаянии написала Тэду, чтобы тот проведал Льюиса и выяснил, все ли у того в порядке. В другой раз она даже написала его матери. Тэд не ответил. Эмили Синклер прислала короткую сухую записку: семья Льюиса отдает себе полный отчет в его состоянии. В нескольких строчках она сумела дать Элен понять, что в ее сочувствии никто не нуждается и что ей нужно было думать раньше. Больше Элен никому писать не пыталась, а когда поделилась своей тревогой с Эдуардом, тот проявил твердость:
   - Дорогая, Льюис не мальчик, он взрослый мужчина. Вот, посмотри - он ответил на последнее письмо моих поверенных, подписал бумаги. И не стоит тебе, Элен, сейчас волноваться о Льюисе - продержится без твоей помощи.
   Он даже предъявил ей подпись Льюиса на юридических документах; Элен молча на нее посмотрела. Подписано было его любимой авторучкой "Монблан" с широким пером. Подпись, которой он украсил документ о расторжении брака, была размашистой, летящей, со скомканными буквами и гротескно витиеватыми начальным и конечным росчерками. Она помнила этот почерк; помнила этого человека. В его имени и фамилии она ощущала противоречивость его натуры, неуверенной и склонной к внешним эффектам. Тут она подумала о письмах, что он ей присылал из Парижа, - полных безудержных изъявлений любви и мальчишеского оптимизма, - и ей стало очень грустно. Она ведь любила Льюиса, подумалось ей, хотя он не был в состоянии это понять; правда, любила она его не так, как следовало бы, а как мать может любить своего ребенка. Такую любовь он никогда не был способен принять.
   Любовь-защита. Она тихо стояла, глядя на озеро. Несколько парочек и подростки катались в лодках на солнышке. Вокруг, на газонах у маленькой эстрады, люди сидели в шезлонгах - читали, дремали или просто нежились, запрокинув лица к солнцу. Эдуард прав, внезапно решила она; прав - только от этого не легче.
   Она повернулась спиной к озеру и эстраде и быстрым шагом направилась к северной границе парка. И сразу же ее вновь охватило безудержное счастье. В такой день она не могла быть несчастной; никоим образом; это было физически невозможно.
   Свадьба должна была состояться в замке на Луаре, точнее, в сельском городке километрах в десяти от имения. Разумеется, гражданская свадьба; у нее, как у женщины разведенной, другого выбора не было. Простое и скромное бракосочетание, как они оба хотели. Без шумихи. Без гостей. Несколько самых близких людей - и все. Конечно, будет Кристиан - сегодня Эдуард собирался его пригласить - и Энн Нил; Мадлен - она и сама вскоре выходит замуж; Касси, обзаведшаяся по этому случаю новым нарядом, которым непомерно гордилась; и Кэт, даже не подозревавшая обо всех сложностях, с какими сопряжена свадьба матери; Кэт, которая, казалось, забыла, что когда-то знала человека по имени Льюис Синклер; Кэт, семилетняя девочка, обожающая Эдуарда, - для нее эта свадьба была самым радостным, самым волнующим и самым естественным событием на свете.
   Элен улыбнулась про себя и прибавила шагу. Все так же на север, к тенистым улицам и тихим переулкам Сент-Джонс-Вуд. Мимо пышных и довольно вульгарных домов на Авеню-роуд, неизменно напоминавших ей про Голливуд, в переплетение закоулочков и зеленых садов. Цвела сирень; громадные тяжелые гроздья нежно-белых соцветий свешивались над тротуаром; она остановилась вдохнуть их аромат.
   Теперь она любит Лондон, подумала она с неожиданной страстью. Любит так, как Париж и деревеньки Луары, потому что все эти места связаны у нее с Эдуардом и с их взаимной любовью. Они часто приезжали в Лондон, и сейчас, когда она гуляла по городу, многое пробуждало воспоминания. Вот здесь они проезжали; тут как-то обнаружили миленький ресторанчик; там однажды были на приеме, а потом, уже поздно вечером, шли, взявшись за руки, по безлюдным улицам, никуда, собственно, не направляясь, просто шли и разговаривали. И все эти места - в Париже, когда она любовалась Иль-де-ла-Сите с противоположного берега Сены; в департаменте Луара на местном рынке, где они иногда бывали, возможно, потому, что оба любили рынки; здесь, у подножия Примроуз-Хилл, где они как-то гуляли ночью и остановились на вершине холма обозреть Лондон; и даже многолюдные места - площадь Пиккадилли, Бейсуотер-роуд, один уголок в Найтсбридже - были одушевлены для нее присутствием Эдуарда. Все это принадлежало им, а то, что другие мужчины и женщины, другие влюбленные проходили и называли - или еще когда-нибудь пройдут и назовут - эти уголки своими, лишь увеличивало силу их чувства.
   Она тихо постояла у куста сирени. На миг их любовь показалась ей чем-то безмерным, великим и таким могучим, что заставила умолкнуть огромный город. А в следующую секунду - чем-то маленьким, но исполненным жизни, частицей бесконечного круговращения бытия. Влюбленные - и город. Она еще раз прибавила шагу и ощутила, как на нее снизошли великие безмятежность и удовлетворение. Теперь, чувствовала она, они с Эдуардом стали частью лондонского прошлого, причастились гению этого города.
   ...Мастерская Энн Нил располагалась ныне в саду увитого плющом белого дома с остроконечной крышей, где, по преданию, Эдуард VII как-то принимал Лили Лэнгтри. Внутри мастерская очень напоминала ее старую студию в Челси, от которой она немедленно отказалась, как только поветрия моды начали превращать Челси в фешенебельный район.
   - На месте зеленной лавки открыли магазин одежды, - сердито жаловалась она. - И нет чтоб назвать его просто "Одежда" или, на худой конец, "Готовое платье", - нет, обозвали бутик<Дорогой магазин женской одежды; модная лавка (слово французского происхождения).>. По всей Кингз-роуд теперь не купишь вилка цветной капусты. Съезжаю.
   Она съехала - со всей обстановкой. В гостиной ее нового дома лежали все те же выцветшие плетеные турецкие коврики, стояла все та же пара толстых, обитых бархатом кресел, на каминной полке красовались все те же гладкие камушки и ваза с птичьими перьями. В новой мастерской порядка было не больше, чем в старой.
   Сегодня Элен вошла в мастерскую с замиранием сердца, ибо Энн писала портрет Кэт - подарок Эдуарду к свадьбе. Сюрприз! И сейчас ей предстояло впервые его увидеть. Когда она вошла, Кэт как раз кончила позировать, и Энн, судя по всему, осталась довольна: у нее был очень сердитый вид, что, как и в случае с Касси, обычно являлось добрым знаком. Кэт сидела, балансируя на краешке стола, и ела апельсин с очаровательным безразличием к тому, что пачкает все вокруг. Сок стекал по ее загорелой ручонке, она слизала его и наградила Элен липким поцелуем.
   - Все равно что писать угря, - пожаловалась Энн своим самым занудливым голосом. - Я ее подкупала. Я ее стращала. Все без толку. Она не способна высидеть больше пяти секунд. Никогда и ни за что не возьмусь за портрет ребенка ее возраста...
   Кэт скроила воинственную мину; Энн, заметив это, с трудом подавила улыбку и обратилась к Элен:
   - Тем не менее. Сейчас, думаю, можешь посмотреть.
   Она подвела Элен к мольберту, скрестила на груди руки и хмуро уставилась на картину. Но Элен не обманули ни ее тон, ни недовольное выражение лица. Замерев, она смотрела на полотно.
   Кэт была изображена почти в том же виде, как ее застала Элен, присевшей на краешек стола, словно ей, как всегда, не терпится сорваться и убежать. За спиной у нее в высоком окне мастерской зеленел дикий запущенный сад Энн. Сад походил на Кэт: цветущий, щедрый, непослушный и столь же прекрасный. Перед ней была ее дочь - пока что малышка, но уже с инстинктивной грацией жеста, чуть настороженным, живым, готовым расплыться в улыбке лицом - выражением, очень ей свойственным и одновременно (теперь Элен это увидела) до странности взрослым.
   Она долго глядела на картину, тронутая до глубины души. Повернулась к Энн и крепко ее обняла:
   - Ой, Энн, какая красота! Ты показала мне мою дочь - и показала женщину, какой она станет...
   Энн позволила себе улыбнуться. Она бросила взгляд на Кэт, которая не прислушивалась к их разговору, найдя себе занятие в дальнем конце мастерской.
   - Надеюсь. Мне показалось... - она запнулась и понизила голос, - что я дала ей это увидеть, Элен. Увидеть безошибочное сходство между нею и Эдуардом. Она это первым делом заметила и сразу сказала. - Энн помолчала и сжала руку Элен. - Теперь пора сказать ей правду. Знаю, вы оба ждете подходящего случая. Что ж, время пришло.
   Энн угостила их чаем из старых синих чашечек споудского фарфора<По имени основателя фирмы Джосайи Споуда (1754 - 1827).>, которые Элен хорошо помнила.
   Часов в шесть они взяли такси, опустили стекла и уселись поудобнее до Итон-сквер путь был немалый.
   - Как ты думаешь, Эдуард привезет Кристиана? - спросила Кэт.
   - Скорее всего. Едва ли поездка в свой старый дом доставила ему удовольствие. Вероятно, он вернется грустным, и нам придется его развеселить.
   - Я развеселю - покажу фокусы с картами. Касси недавно научила меня новому...
   Кэт сидела на своем любимом откидном сиденье, покачиваясь в такт движению автомобиля и вытянув длинные худые ноги. Волосы у нее, как всегда, торчали в разные стороны беспорядочными завитушками, а на обычно оживленном лице было слегка мечтательное рассеянное выражение.
   Элен сидела напротив, глядела на дочь, думала о сказанном Энн и понимала, что та права. Кэт уже семь - дольше оттягивать трудно. Она попробовала, как неоднократно делала раньше, мысленно сформулировать это в верных, ясных и понятных ребенку фразах, так, чтобы, по возможности, не насторожить и не расстроить девочку. Однако сама Элен видела столько причин для расстройства, что в конце концов, как неоднократно бывало, фразы так и остались непроизнесенными.
   Они пересекли Гайд-парк; Кэт приникла к окну, разглядывая прохожих, собак, резвящихся детей. Она показала пальцем на Серпантин<Узкое искусственное озеро в Гайд-парке с лодочной станцией.> и на лодки, а потом, когда машина поехала до южной границы парка, обратилась к Элен:
   - Ты знаешь, я вчера ходила играть к Люси Кавен-диш?
   - Да, милая.
   - Люси говорит, что ее папа не ее папа, а... - она наморщила лоб, вспоминая, - отчим. А настоящий папа был женат на маме, но теперь уже нет. У ее мамы - другой муж, а у папы - другая жена...
   - Вот как? - осторожно заметила Элен. У нее сильно забилось сердце.
   - Люси говорит, это здорово. Что у нее их двое. Пап, я хочу сказать. Она помолчала; такси проехало половину Эксибишн-роуд. - А правда, Льюис не был моим папой? Настоящим папой?
   За весь этот год Элен впервые услышала от нее имя Льюиса. Кэт впилась в нее взглядом.
   - Нет, Кэт, не был... Льюис был... кем-то вроде отчима. Когда я была за ним замужем. Но теперь мы не женаты...
   - Ну, это я знаю, - отмахнулась Кэт. - Ты скоро выйдешь за Эдуарда. Это много лучше. - Она подумала и добавила: - Льюис мне нравился. Иногда. Она нахмурилась: - Но он все время куда-то уходил. По-моему, я его помню не очень. Совсем немножко. Я помню дом, и мою комнату - с зайчиками на занавесках, - и наш сад...
   Она замолчала. Наступила пауза. Они уже въехали в Челси и свернули в сторону Итон-сквер. Элен полезла в сумочку за кошельком; сейчас у нее в голове теснились, перебивая одна другую, тысячи беспорядочных фраз.
   - Я похожа на Эдуарда. Совсем-совсем. Я увидела, когда поглядела на картину Энн. Раньше я этого не замечала.
   - Ну, конечно же, ты похожа на Эдуарда, Кэт. Ведь ты его дочь.
   Последовало короткое молчание. Такси остановилось у их дома. Кэт открыла дверцу, выскочила и вежливо придержала дверцу для Элен. Та расплатилась с водителем. Такси отъехало, и тут Кэт, прямо на тротуаре, подпрыгнула и закружилась:
   - Эдуард - мой всамделишный папочка? Правда? Правда?
   - Да, милая, - и мы бы все жили вместе, всегда, со дня твоего рождения, только...
   Но Кэт не интересовали подобные тонкости. Она захлопала в ладоши:
   - Я знала! Я знала! Ой, как я рада. - Она остановилась. - А Касси знает? И Мадлен?
   - Да, милая.
   - И Кристиан? - Да.
   - Какая я глупая. Люси Кавендиш сказала, что он мой папа, и я сказала - да, но после подумала: а вдруг нет? Я немножко не верила.
   - Но теперь-то ты веришь?
   - Теперь? - Кэт наградила ее обиженным взглядом. - Теперь-то, конечно, да. Жалко, что мы не всегда жили вместе. Мне жалко. Но это было так давно. Я тогда была совсем маленькая. - Она подняла к Элен мордашку. - Но теперь мы правда всегда будем вместе?
   - Разумеется, милая, всегда.
   - Ой, как я рада! - Кэт снова подпрыгнула и закружилась. - Вечером обо всем с ним поговорю, - решительно объявила она и убежала в дом.
   - И ты загадал...
   Кэт держала колоду в худых руках. Кристиан вытянулся в кресле, скрестив длинные ноги и сцепив на затылке руки, и вопрошающе на нее посмотрел.
   - ...Короля бубен! Le voila!<Вот он! (фр.)>
   Не без ловкости Кэт извлекла и показала карту. Кристиан, как и следовало, прикинулся ошеломленным.
   - Поразительно. Совершенно невероятно. Кэт, я не верю своим глазам. Это чудо или фокус?
   - Чудо, - твердо сказала Кэт.
   Кристиан покачал головой и отхлебнул виски.
   - Если б я не видел этого собственными глазами, ни за что б не поверил. Когда-нибудь еще раз покажешь? Ты волшебница. Или ведьма. На что ты еще способна? Умеешь предсказывать будущее?
   Кэт поглядела на Касси - та, скрестив на груди руки, стояла у дверей, как сама судьба, и весь ее вид выражал одно: в постель.
   - Пока еще нет, - сказала она и послушно, хотя и с неохотой, двинулась к двери. - Но могу научиться. Мадлен говорит, что знает, как предсказывать. А Касси гадает по чаинкам на дне чашки. Ее бабушка научила. Смотришь, в каком порядке ложатся чаинки, и...
   - Касси, а вы, оказывается, кладезь мудрости, - взглянул на нее Кристиан с ленивой улыбкой. - Я подозревал в вас много даров, но только не Сивиллы...
   Кэт бросала умоляющие взгляды на Эдуарда и Элен, которые наблюдали за этой сценой с другого конца комнаты. Элен едва заметно кивнула, и Кэт разом просияла. Касси сурово воззрилась на Кэт и на Кристиана.
   - Уж что я в будущем вижу, то вижу, - решительно заявила она. - А я вижу, когда начинают тянуть время. Вижу, что уже семь часов, а при таких-то темпах кто-то будет в постели не раньше восьми. А еще вижу...