Боумен Салли. Все возможно (Дестини - 4)

   - Я привык к скандалам. Не сомневаюсь - когда мы вместе отплывем из Нью-Йорка, это вызовет еще больший скандал.
   - Эдуард...
   - Выбрось это из головы. Все это неважно. Вот, посмотри.
   Она подошла к нему, он опустил руку в карман и что-то вынул.
   - Когда-то ты забыла вот это.
   Он раскрыл ладонь: на ней лежало кольцо с квадратно ограненным бриллиантом - то самое, что он в свое время ей подарил.
   Элен молча глядела на бриллиант.
   Эдуард взял ее за руку.
   - Надень.
   Она колебалась всего мгновение, потом взяла кольцо и надела на палец.
   Эдуард сжал ее ладонь в своих. Их глаза встретились.
   - Я знала, - сказала она, как уже однажды говорила ему.
   - Мы знали, - поправил он.
   Элен подняла руку, и бриллиант вспыхнул на свету. Она начала говорить, но замолкла, потому что в словах не было надобности, замолкла, потому что на нее снизошла ослепительная уверенность, замолкла, потому что Эдуарду стало не до слов, он притянул ее к себе и крепко обнял.
   * * *
   В тот же день, только позже, Эдуард впервые встретился с дочерью. Девчушка со снимков, лицом - зеркальная уменьшенная копия отца, ворвалась в комнату: ей не терпелось рассказать, где она сегодня была и что видела.
   Заметив незнакомого человека, она остановилась. Эдуард встал степенно и учтиво, - и их познакомили, Кэт обменялась с ним рукопожатием, отступила к стулу, тихо присела и какое-то время хранила молчание. Она сидела, болтая ногами, иногда посматривала на мать, но потом вновь обращала неподвижный внимательный взгляд на мужчину.
   Эдуарду она напомнила Грегуара; он понял, что держит экзамен, и весь подобрался; Элен это почувствовала и с восхищением следила за ним: никто другой на его месте не догадался бы о том, что происходило на самом деле. Он разговаривал с Кэт серьезно, словно со взрослым человеком; так говорил он и с Грегуаром. Девочка слушала и отвечала, сперва запинаясь, потом все раскованней. И вот внезапно, как то бывает с детьми, она решила, что он ей подходит. Она встала и обратилась к нему:
   - Вы видели мой сад? Не желаете посмотреть? Я покажу, если вам хочется. А потом покажу мою комнату. У меня там французская книга - Мадлен подарила.
   - Мне бы очень хотелось все это увидеть. Эдуард поднялся и вышел следом за Кэт вместе с Элен. Они осмотрели сад до последнего кустика, после чего Кэт провела их наверх в свою комнату. Там Эдуард присел на детскую постельку. Ему показали французскую книжку и все английские. Элен остановилась чуть поодаль и молча наблюдала, как две черноволосых головы склоняются над страницами.
   - Я знаю несколько слов по-французски, - заявила Кэт, выпрямляясь. Меня Мадлен научила. И как выговаривать французское "р" - словно рычишь. Иногда у меня получается. - Она сделала паузу и посмотрела на Эдуарда. Значит, Мадлен вы тоже знаете, как и маму?
   - Да, знаю. Я познакомился с Мадлен очень давно, когда она еще не была взрослой. С ней и с ее родными.
   Кэт это, видимо, пришлось по душе. Она улыбнулась, словно теперь у нее не осталось ни малейших сомнений в надежности представленных ей рекомендаций.
   - А когда вы не путешествуете, то все время живете во Франции?
   - У меня дом под Парижем. И другой, в провинции, там, где когда-то жила Мадлен. И еще один, у моря. - Он помолчал. - Ты могла бы приехать и пожить в них, если захочешь.
   - Правда можно? - У нее от возбуждения разгорелись щеки. - Вместе с мамой?
   - Ну. конечно. И с Мадлен и Касси, если пожелаешь.
   Изредка Элен брала Кэт на съемки, или они отправлялись отдыхать вместе с Льюисом. Так у девочки возникла страсть к самолетам. При мысли о предстоящем удовольствии у нее широко раскрылись глаза.
   - И мы можем полететь?
   - Можем. А можем и отплыть на корабле. На очень-очень большом корабле, где у тебя будет собственная каюта... - Эдуарду хотелось представить плавание заманчивее полета, но вдохновение начало ему изменять. - Там... там круглые окна. Они называются иллюминаторы.
   - И подвесные койки, - поспешно добавила Элен. Кэт стала совсем пунцовой.
   - Подвесные койки? Как в автоприцепах? Ой, да!
   - Значит, договорились. Так и сделаем. Полетим до Нью-Йорка моим самолетом, а там пересядем на корабль.
   - Когда? Когда? Прямо завтра?
   - Послезавтра.
   Увидев на лице дочери отражение собственного нетерпения. Эдуард невольно улыбнулся. Он заметил, что она ни разу не упомянула про Льюиса Синклера; судя по всему, ей и в голову не приходило, что он может отбыть вместе с ними. Это вселило в него еще больше надежды. Когда Кэт отправилась спать, Элен расплакалась. Он ободряюще сжал ей руку и сказал, что все будет хорошо. Все у них сложится - само собой и мало-помалу. Главное - у них есть время; много времени.
   ...Наутро Эдуард снова пришел в дом Элен. Его познакомили с Касси, которая, очевидно, кое о чем знала, то ли от Элен, то ли от Мадлен. У Эдуарда сложилось впечатление, что она, разглядывая его, про себя восполняет опущенные подробности. Эдуарда позабавил ее суровый испытующий взор, и он попытался объяснить ей про лайнер "Франция".
   - Куда Элен, туда и я. Где она будет жить, там и я. - Касси выпрямилась во весь рост, словно вызывая его на спор. - Как я понимаю, если она с вами, то и я тоже.
   Эдуард заявил, что он в восторге. Его разбирало любопытство - как Джордж и эта прямодушная женщина поведут себя при встрече. На Касси он, в свою очередь, произвел сильное впечатление - и даже очаровал ее. Впрочем, она не спешила это выказывать. "Поживем - увидим, - сказала она про себя. Поживем - увидим".
   - И никакого французского, - произнесла она, сверля его глазами-буравчиками. - Не умею я язык выворачивать, да и никогда не умела. Стара я новым штукам учиться. И вообще, вы нам, почитай, не оставили времени толком собраться.
   И она величественно удалилась, прижимая к груди рулоны оберточной бумаги. Эдуард, которому не доводилось иметь дело с женщинами, занятыми грандиозными сборами в дорогу, в замешательстве отступил. Он поговорил с Кэт, посмотрел с нею книжки; она показала ему свои рисунки. Когда после ленча Мадлен увела Кэт вопреки всем протестам девочки, он провел два дивных часа с Элен; та одновременно являла собою влюбленную женщину - и женщину, которая лихорадочно и беспорядочно пытается уложить чемоданы. Эдуард наслаждался этой картиной. Он удобно раскинулся в кресле посреди коробок и чемоданов и приходил в восхищение всякий раз, как она заливалась краской. Его пленило, когда она не смогла сделать выбор между двумя платьями, выпрямилась и безнадежно вздохнула, словно не в силах принять решение.
   - Милая, - произнес он, задержав на ней довольный взгляд, - бери их все. Или все оставь, купим новые. Это не имеет значения...
   Они посмотрели друг другу в глаза, и оба с внезапной и напряженной остротой вдруг поняли, что находятся в ее спальне.
   - Не здесь. И не сейчас... - заставил себя сказать Эдуард, прикоснувшись губами к ее волосам. Напряженное это мгновение тут же забылось. Он просто блаженствовал, ощущал себя мужчиной в окружении женской стихии - кружев, нижних юбок, перчаток, шляпок, серьезной сосредоточенности, а через минуту - самого очаровательного легкомыслия.
   Элен пребывала в состоянии разом и восторга, и ужаса. Все происходило так быстро - и недостаточно быстро. С одной стороны, ее обуревало странное желание махнуть на все рукой. Просто смотреть на Эдуарда, или слушать его голос, или касаться его руки уже само по себе казалось свершением. Ей очень давно не доводилось испытывать именно этот хаос чувств, именно это состояние ошеломляющего блаженства. Ее тянуло отдаться всему этому; у нее не получалось полностью взять себя в руки. Когда до нее дошло, что нечто не менее безрассудное творится и с Эдуардом, человеком в высшей степени сдержанным и разумным, и что в такое состояние его способны привести одно ее слово или взгляд, она обнаружила, что ей хочется, очень хочется воспользоваться своею властью над ним. Какой соблазн - мгновенный отклик с его стороны и уверенность, которую она через это обретала. Сборы в дорогу не поглощали ее внимания целиком, нет - ее тянуло с ним пококетничать.
   С другой стороны, по ту сторону восхитительного сумбура чувств и мыслей маячили иные, менее соблазнительные обязательства. Не могла же она, говорила Элен самой себе, вот так взять и все бросить... Кого-то следует непременно предупредить об отъезде, и тут от Эдуарда не приходилось ждать помощи. Он не понимал, зачем это нужно. К этому времени его настолько обуяли нетерпение и восторг, что он просто отказывался верить, будто на свете существует, скажем, некий Льюис Синклер; что же касается всяких антрепренеров, секретарш, адвокатов или финансовых советников, то они вообще исчезли с лица земли, прихватив с собой, как Эдуард отметил с особенным удовольствием, Таддеуса Ангелини.
   Но Элен, преодолев приятное опьянение, решительно настояла на своем.
   - В таком случае дай им знать... - Он шутливо, но и по-хозяйски махнул рукой; потом нахмурился: - Может быть, мне лучше пока уйти?
   Сказал - и сам ужаснулся. К счастью, Элен ужаснулась тоже. Нет, заявила она, он должен остаться. У нее это займет мало времени, совсем ничего. Она принялась названивать по разным номерам, начиная с приемной своего офиса. Эдуард послушно сидел напротив в кресле с высокой спинкой, выкладывая на столе пирамидки из бумажных скрепок, рассыпал их и складывал заново. Он смотрел на гроссбухи, картотеки и прочие атрибуты деловой активности Элен; прислушивался к тому, как она предельно спокойным голосом сообщает необходимый минимум информации; следил за тем, как ее волосы отливают на свету, а пальцы теребят и крутят провод телефонной трубки.
   Разговор с Тэдом Ангелини занял меньше всего времени - того совершенно не интересовали планы Элен, что несколько удивило Эдуарда, но у него не возникло желания размышлять над этим. И лишь беседа с Льюисом длилась сравнительно долго, да и то потому, что он никак не мог взять в толк, о чем говорит Элен. Ей пришлось по нескольку раз повторять самые простые предложения, и, когда она наконец опустила трубку, Эдуард заметил, что ей явно не по себе.
   - Чего-то он там наглотался. Возможно, каких-то таблеток. Не знаю, - и она беспомощно взмахнула рукой. - Он слушал меня, но не слышал.
   Эдуард разом отрезвел, его мысли пришли в порядок. В эту минуту он впервые признался перед собой, что чудовищно ревновал к этому человеку, - и избавился от ревности. В конце концов Льюис Синклер любил Элен, и Эдуард на миг почувствовал в нем родную душу, понял его - раньше ему этого дано не было.
   Ему стало немного стыдно за только что пережитую беззаботную радость. Это напомнило ему о том, что следует быть осторожным: прошлое не переделаешь одним махом, оно сложным образом связано с настоящим. Элен и Льюис были женой и мужем; в их браке имелись свои тайны переплетения судеб и обязательств, которым он не был сопричастен. Это было горько и больно, но с этим, как он понимал, следовало смириться.
   * * *
   Вечером они вылетели из Лос-Анджелеса в его самолете, с тем чтобы на другой день быть в Нью-Йорке и сесть на корабль. И только в воздухе Эдуард сообразил, что допустил чудовищный промах.
   Элен до сих пор не знала о его участии в "Партексе" и "Сфере": в радостном замешательстве встречи и потоке объяснений он упустил из виду это важнейшее обстоятельство.
   Эдуард застыл в своем кресле. Он посмотрел на Элен - та сидела напротив. Кэт приникла к иллюминатору в полном восторге от того, что в самолете они - единственные пассажиры. Элен показывала и называла ей то, что еще можно было разглядеть на земле. Самолет набирал высоту; когда он вошел в облака, Кэт радостно вскрикнула.
   Эдуард колебался. Первым его побуждением было признаться Элен, как только они окажутся без свидетелей. Потом он вспомнил, что она рассказала ему о Тэде Ангелини и его попытках распорядиться ее судьбой.
   Вспомнил о том, как она разозлилась на Ангелини, и в его душу закрался страх.
   Если рассказать ей сейчас, то получится, будто он специально оттягивал с этим до отбытия. Элен может подумать, что тогда он поступил дурно. Он понимал, что в определенном смысле она и Ангелини обязаны ему своими удачами. "Сфера" предоставила им возможности, которых в Голливуде с его жесткой конкуренцией им пришлось бы добиваться несколько лет, возможности, каких бы им, при других обстоятельствах, скорее всего и не выпало. Элен с готовностью покинула Голливуд, но она гордилась своей работой и тем, чего ей удалось добиться. Какими глазами она посмотрит на это, узнав правду, и какими глазами посмотрит после этого на него?
   Все это он устроил из любви к ней - но и Ангелини мог бы сослаться на ту же причину. Эдуард посмотрел на Элен, склонившуюся к Кэт, и отвел взгляд.
   Самолет набрал высоту и перешел в горизонтальный полет. Эдуард снова посмотрел на Элен. Он увидел овал ее щеки, сияющие глаза, прекрасное лицо и принял решение.
   С корабля он отправит Саймону Шеру телекс с указанием свернуть деятельность "Сферы", а потом продать компанию, так чтобы фамилия де Шавиньи не фигурировала в деле, как то и было с самого начала. Элен он ничего не расскажет, ни сейчас, ни потом. Его связи с компанией и роль, которую он сыграл в жизни Элен, канут в прошлое.
   Элен на миг отвлеклась от Кэт и улыбнулась ему счастливой улыбкой.
   Эдуард улыбнулся в ответ и почувствовал внезапное облегчение. Не так уж это и страшно, в конце концов, сказал он себе; к тому же у него не будет от Элен других тайн.
   Кэт досталась каюта с подвесной койкой и иллюминатором; Касси и Мадлен получили по соседней каюте, такие же, только попросторней. Кэт была на седьмом небе. Еще до отплытия она облазила весь корабль - побывала у бассейна, в кинозале, библиотеке и бальной зале, заглянула в кафетерии и рестораны, осмотрела спасательные шлюпки.
   Когда огромный лайнер наконец отвалил от причала, она стояла на палубе между Эдуардом и Элен; опершись на поручни, она махала рукой всем неудачникам, которые остались на берегу. Она пересчитала буксирные суда, полюбовалась на статую Свободы и далекий силуэт Эллис-Айленд - Элен ей его показала.
   - Спасибо, - сказала она Эдуарду. - Спасибо-спасибо. Тут много лучше, чем в самолете. - Осеклась, сообразила, что, возможно, допустила бестактность, и добавила: - Даже в вашем самолете, он такой милый.
   Она обнаружила всего одно упущение. Поднявшись на верхний ярус, где Эдуард и Элен занимали две смежные каюты-люкс, она пришла в ужас: каюта Элен была очень большая, красивая, вся в цветах, но... в ней стояла самая обычная кровать.
   - Ой, мамочка, как же так? У тебя нет подвесной койки... - И, подняв личико к Эдуарду, спросила: - А у вас, Эдуард?
   Эдуард улыбнулся и обменялся с ее матерью загадочным взглядом.
   - Увы, тоже кровать. Если хочешь, можешь пойти попрыгать на ней. Кровати удобные, пружинистые.
   Кэт уставилась в пол, лицо у нее покраснело. Подумав, она тихо произнесла голосом человека, решившегося на величайшую жертву:
   - Спорю, мама выбрала бы подвесную койку. Я с ней поменяюсь, если она захочет.
   Эдуард кашлянул, отвернулся и еще раз откашлялся. Элен присела перед Кэт и, к вящему ее облечению, сказала:
   - Милая, какая ты у меня добрая. Но, честное слово, мне и здесь хорошо...
   - Тогда все в порядке, - беззаботно согласилась Кэт. - Может, я пойду поиграю в колечки? Мадлен обещала мне показать. А я обыграю их с Касси...
   И она убежала, чтобы мама не успела передумать.
   - У мамы кровать, а не подвесная койка, - сообщила она Касси с Мадлен, когда они принялись метать кольца. - И у Эдуарда тоже. Я сказала маме, что она может спать в моей, если захочет, но она отказалась.
   Касси непонятно почему вдруг раскашлялась и вся покраснела, будто от смеха. Зато Мадлен восприняла слова вполне спокойно.
   - Attention, ma petite<Внимание, малышка (фр.).>. Постарайся сосредоточиться. Эта игра - она очень трудная. Нам нужно освоить ее до Франции, а это всего пять дней...
   - Может, Эдуард поиграет с нами.
   - Возможно. Возможно. Но не будем к ним приставать - у них своих дел хватает...
   Кэт покорно вздохнула. Она не возражала. Тут можно было найти себе столько занятий, столько всего осмотреть. Какие же они глупые, эти взрослые, подумала она, раз занимаются делами, когда весь корабль чудесная площадка для игр.
   В первый вечер плавания Эдуард и Элен, давно отужинав, погуляли по палубе, потом остановились на корме и принялись смотреть вниз на воду. Они были совершенно одни. Лайнер сиял огнями у них за спиной. В салонах пассажиры выпивали, беседовали, играли в бридж; в бальной зале танцевали сквозь мурлыканье могучих двигателей издалека слабо доносилась музыка.
   Было холодно, ровную поверхность погруженного во мрак океана вспарывали только буруны от винта за кормой. Элен поежилась, Эдуард обнял ее и прижал к себе. Так они какое-то время постояли в молчании, всем довольные.
   - Мы между двумя континентами, - наконец произнесла Элен.
   Эдуард сжал ее руку. И между двумя жизнями, подумал он, понимая, что она имела в виду. Он повернул голову и взглянул на нее: бледный профиль четко проступал на фоне ночи, ветер ерошил спадающие на лоб пряди светлых волос.
   - Ты не будешь скучать? - решился задать он вопрос. - О всех делах и местах, с которыми я прошу тебя распрощаться?
   - Нет, - сразу ответила Элен, взглянув на него. - Я распрощалась с ними еще до того, как ты попросил меня уехать с тобой. Мне не о чем скучать. У меня такое чувство, словно я возвращаюсь домой. - Она помолчала. - Все и вся, что для меня важней всего, сейчас здесь, со мной, на этом корабле, а прочее несущественно. Теперь я рада сказать "прощай" всему, что у меня было.
   Эдуард обнял ее еще крепче. Они постояли еще немного, затем, не сговариваясь и без единого слова, повернулись и медленно направились к себе в каюты.
   Они вошли в каюту Элен. Она не стала включать свет. Эдуард запер дверь, подошел к Элен, она потянулась его обнять. Пальто, в которое она куталась на палубе, скользнуло на пол. Эдуард ощутил на шее прикосновение ее обнаженных рук. Они оба чуть побаивались этой минуты, подумала Элен, но теперь, здесь, она ощущала только довольство и мягкую негу. Стоило ей коснуться его - и пятилетней разлуки как не бывало.
   Потом они долго лежали в объятиях друг друга. Элен казалось, что они парят на крыльях умиротворенности высоко над водами океана, над еле слышным урчанием двигателей, парят спокойно и безмятежно. Они говорили, засыпали, ласкали друг друга, говорили и вновь погружались в сон.
   Они редко покидали эту каюту, и поэтому плавание обернулось для них пятью сутками грез, пятью сутками, которые стерли в их памяти последние пять лет.
   - Я никогда от тебя не уходила, - сказала она как-то ночью.
   - И не могла бы уйти. Я бы не позволил, - ответил он.
   ...У причала их встретил Кристиан.
   - Вы, возможно, не знаете, - сказал он Элен, - но в этой драме я играл весьма важную роль и не позволю никому из вас об этом забыть. А теперь поторопимся, машина ждет - поедем прямо ко мне и выпьем шампанского. О, а это, верно, крошка Кэт.
   Он повернулся к Кэт, которая, широко раскрыв глаза, разглядывала его потрепанную панаму, приспущенный галстук-бабочку густо-красного цвета и старые брюки из белой фланели.
   Кристиан поздоровался с Кэт за руку.
   - А знаешь, тебя нельзя называть Кэт<Игра слов: Кэт по-английски значит "кошка".>, - заметил он. - Для этого тебе еще нужно подрасти. Я познакомлю тебя с моим сиамским котом и буду называть Киской. А сейчас поехали...
   Он провел их к таможне; за ней на автостоянке их дожидался черный "Роллс-Ройс".
   В последний миг Элен и Эдуард одновременно оглянулись. Они посмотрели на огромный корабль, на все еще толпившихся на палубах пассажиров, казавшихся на расстоянии совсем маленькими. Затем глянули друг на друга, улыбнулись и поспешили за Кристианом.
   На борту же, с одной из верхних палуб, за ними с большим интересом наблюдал человек - сверху ему все было хорошо видно. Он проследил взглядом, как вся компания скрылась под навесом таможни - мужчина, кинодива, ребенок, две другие женщины и мужчина в смешной шляпе. Филипп де Бельфор облокотился на поручни; его бледное массивное лицо оставалось бесстрастным. Он видел, как они вышли из-под навеса с другой стороны и расселись по двум автомобилям; в третий загрузили багаж. Мало что изменилось, подумал он; Эдуард де Шавиньи по-прежнему путешествует, как и живет, - с шиком.
   Ему пришло в голову, что его имя могло попасться Эдуарду на глаза в списке пассажиров и тот, возможно, даже искал его на корабле, чтобы потребовать объяснений - почему он возвращается во Францию. Де Бельфор на миг пожалел о том, что Эдуард этого не сделал: встреча с противником, чувствовал он, могла бы доставить ему удовольствие. Но, вероятно, Эдуард так и не увидел его имени. Видимо, решил де Бельфор, усмехнувшись этой мысли, видимо, тому было не до ознакомления со списками пассажиров и даже не до того, чтобы обратить внимание на человека, сидевшего в столовой первого класса всего за несколько столиков от него.
   Он проводил глазами автомобильный кортеж, пока тот не скрылся из виду, и не спеша направился к трапу. Приятно возвратиться во Францию после столь долгого отсутствия. Пыль времени припорошила прошлое, найдутся люди, которые обрадуются его возвращению, хотя, понятно, следует соблюдать осторожность.
   Через таможню и паспортный контроль он проследовал без задержек и не без удовлетворения увидел, что его, как он и предполагал, ожидает "Мерседес". Он сел в машину, терпеливо дождался, чтобы погрузили багаж, откинулся на спинку сиденья и отдал распоряжения водителю. Распрямив складки пальто из викуньей шерсти, он с одобрением осмотрел внутреннюю отделку салона.
   Годы, что он прожил вдали от Франции, оказались удачными и принесли ему процветание и успех.
   * * *
   Они провели неделю в Сен-Клу, несколько недель - у моря в Нормандии и остаток лета - в луарском поместье. В Париж и из Парижа Эдуард летал самолетом; он не любил оставлять их одних и каждый раз рвался обратно. В поместье он научил Кэт ездить на лошади, и они втроем с Элен совершали верховые прогулки по тем же маршрутам, по которым когда-то он ездил с Грегуаром. Прошло несколько месяцев. Приезжали погостить Кристиан и ненадолго Энн Нил. То было время безоблачного счастья.
   Как и следовало ожидать, газетчики и журналисты уделяли новой связи Эдуарда должное внимание. Жизнь шла своим чередом и в других краях. Льюис Синклер продал дом Ингрид Нильсон какой-то звезде рока, а сам переехал в Сан-Франциско, где поселился вместе с Бетси в доме неподалеку от пересечения Хейт-стрит и Эшбери. С Бетси он познакомился на ужине по случаю премьерного показа "Эллис" и быстро нашел в ней замену Стефани Сандрелли.
   В то лето в лос-анджелесском районе Уоттс вспыхнули расовые волнения. Тэд Ангелини наблюдал их по телевизору, выключив звук; порой он переводил взгляд на другой телевизор - посмотреть телевикторину, очередной сериал или какой-нибудь старый фильм. Он работал над новой картиной для Эй-ай и Джо Стайна; работа только началась, а про "Эллис-II" он ни с кем не заговаривал.
   А в маленьком городке Оранджберг, штат Алабама, снесли дом Калвертов и бульдозеры Мерва Питерса, хозяина новой строительной компании, уже разравнивали старые плантации под застройку.
   На Белла-Виста-драйв располневшая домохозяйка Присцилла-Энн, вернувшая себе девичью фамилию Питере, решила возвратиться в Оранджберг, когда отец возведет там новый жилой массив. Она целыми днями читала журналы, прикидывала, как обустроить свой будущий дом, пила водку, а дети вопили себе во дворе. Иногда ей попадались заметки об Элен Харт, которая, похоже, вновь обрела под ногами твердую почву, по крайней мере, если верить светской хронике. Такие заметки неизменно выводили ее из себя: до чего же несправедливо устроена жизнь, возмущалась она, - дожить до своих лет и по-прежнему маяться провинциальной тоской...
   Но все это, все-все, происходило где-то "там". О чем-то Эдуард и Элен узнавали, о чем-то догадывались, но это было далеко и в другой, не их, жизни.
   Иной раз, любуясь из окон особняка видом на парк и окрестности, казалось бы, совершенно не затронутые двадцатым веком, Элен чувствовала, что, в сущности, никогда отсюда не уезжала, а все события последних пяти лет случились не с ней, а с кем-то еще. Но в другие минуты она понимала, что все не так просто. Она обводила взглядом свою спальню, смотрела на мебель, принадлежавшую еще Аделине де Шавиньи, на ее портрет, висящий на своем старом месте над камином, и ощущала с этим домом некую кровную связь. Теперь она чувствовала, что находится здесь с полным правом и дом признал в ней хозяйку.
   После заготовки вина нового урожая и традиционного ежегодного празднества по этому поводу они возвратились в Париж на осенний сезон. В декабре снова приехали на Луару отметить сорокалетие Эдуарда. Отужинали вдвоем, осушив бутылку кларета, которую Ксавье де Шавиньи заложил в год рождения младшего сына - в 1925-м. Довоенное вино. Эдуард посмотрел на Элен - она сидела напротив - и улыбнулся: вспомнил о летних месяцах своего довоенного детства и подумал о летних месяцах, какие у них еще впереди. Но, заглянув в будущее, он понял, что картина смазана: он видел лишь себя самого и Элен, как сейчас, и - как бы со стороны - слышал крики и радостные вопли детишек, резвящихся в парке, - детишек, которых им еще предстояло родить на свет.
   После ужина, облачившись в пальто и шарфы и натянув сапоги, они прогулялись по парку до самых заливных лугов. Ночь стояла холодная, на ясном небе висел тонкий месяц - луна шла на убыль. Пройдя через рощу каштанов, они оказались на обрыве над Луарой. В этом месте река разливалась меж лесистых берегов; ее тихие серые воды отливали серебром.