Страница:
- Я - подполковник Воловиков, начальник уголовного розыска города. И если я пришел, Веня, самолично, то уж не шутки ради. Будешь дергаться - я тебе в момент обеспечу трое суток задержания. И дома-то хреново отходить с бодуна, а уж в камере и вовсе кисло... - он резко переменил тон. - Давай, я тебе помогу пузырик распечатать. У тебя руки дрожат, брызгать будет... Во-от так. Ты от глотка не срубишься? Ну так налей себе глоточек... стоп-стоп. Харе. Ну ладно, еще на палец... Бутылочку поставил... выпил... подождали минутку... ух ты. как оно но жилочкам...Теперь закури. Нешто ж я зверь? Это у меня фамилия такая... скотская... а так-то я - ангел, даже икону с меня рисовать хотели, да лысина не в масть... Ну, полегчало? На, закури. И давай как мужик с мужиком. Значит, Ольга ушла, когда ты еще спал? - Ну. Не впервые. - Ссорились? - Да нет вроде. - Ну, а форма-то зачем? - Ну нравилось ей. Долго рассказывать... Что случилось? Воловиков, гипнотизируя его дружелюбным вроде бы взглядом, вытянул из своей папочки цветную фотографию. Подсунул под нос. Даша заметила краешком глаза - крупный план, склоненная влево светловолосая головка, полоса крови... До Житенева доходило долго, медленно, мучительно. Похоже, он до сих пор путался меж реальностью и алкогольными туманами той страны, что не от мира сего. И вдруг понял, рывком: - Олька?! Это - утром? Воловиков безжалостно кивнул. Даша невольно отшатнулась, когда из глотки взлохмаченного алкана рванулся нечеловеческий вой. Волоков, спрятав снимок, уже принял должную стойку, чтобы при нужде моментально скрутить, клиента - но тот обмяк, сполз на пол, уперся лицом в коленки и зарыдал, самозабвенно, с пьяным надрывом, не видя и не чувствуя ничего вокруг. Было противно, но и чуточку жалко. Даша отвернулась. Славка, уже покончивший с духовкой, стоял в дверях с каменным выражением лица. Воловиков показал ему глазами: "Держи клиента!" и за локоть вытащил Дашу на площадку. - Ничего себе - деликатно... - фыркнула она. - А что? Ногами его не били, сроком не угрожали... Ладно, я его сейчас суну под душ, волью полстаканчика и сниму показания - грех не разработать клиента в таком состоянии... А ты, Рыжая, езжай на конспиративку - ту, что на Грибоедова, сорок пять, - он глянул на часы. - Минут сорок у тебя еще есть, туда к двум должна подъехать одна выдра из эскорта. Агентуристы расстарались... Есть подозрения, что и в самом деле имеются непрофильтрованные эскортики высокого класса... - А мы что говорили? - сказала Даша. - Кстати, насчет Артемьевой как раз информация и прошла... - Потом доложишь. Я сейчас колону этого деятеля, пока теплый. Шагай. Вернешься в управление, возьми рацию у Пахомова. Выбил я под это дело хорошую связь... Бежи. Да выдру не обижай, она еще пригодится, шалава... В квартире все еще звучали душераздирающие рыдания. - Ольминская, кстати, в "Пельменях" часто обедала, - сказал подполковник. - Усекла? Но это - потом... Дуй. И скрылся в квартире. "Это почему же это - потом?" - творчески прикинула Даша, выходя из подъезда. Коли есть минут сорок. Ее водитель запустил мотор, но она отрицательно мотнула головой и направилась ко входу в кафе. Тут же ее догнали оба водилы, Дашин и Славкин. - Вас прикрывать? - с бравым видом поинтересовался Славкин сержант. - Что, голубь, за рулем скучно? - Да скучновато... - Ладно, - сказала Даша. - Я вхожу, а вы смирнехонько так встанете но обе стороны двери, как в штатовских фильмах, ну, да ты, сержант, знаешь... Охранник довольно приличного вида дернулся было ей наперерез, но Даша отодвинула его указательным пальцем и направилась прямо к бару. Краем глаза отметила, что сержанты, сделав страшные рожи, заняли позиции но обе стороны двери, а бодигард, сообразив что к чему, смирнехонько убрался к бездействующему гардеробу. В зале было полутемно, почти безлюдно, только слева за двумя сдвинутыми столиками довольно мрачно восседала компания стриженых ребят в коже и золоте. Вылощенный бармен в белейшей рубашке с черной бабочкой Даше был незнаком. Судя но его мгновенной напрягшейся фигуре и чересчур уж безразличной физиономии, он о ней то ли знал, то ли видывал уже. Тут же расплылся в профессиональной улыбке: - Желаете карту вин? Между прочим, у нас не принято в верхней одежде... - Засохни, плесень, - сказала Даша дружелюбно. - Пепси-колы на четыре пальца, можно без льда. Карту вин она беспокоить не стала - самый скромненький коктейль в этом заведении был не но ее зарплате, не говоря уж о фирменных пельменях. Бармен чуть поморщился, но набулькал пепси в умопомрачительной красоты стакан с накладками из цветного стекла. - Суки, ур-рою всех за Олечку! - благим матом заорали за столом. Ага, удовлетворенно отметила Даша. Знают ухе. Допила покалывавшую язык коричневую газировку: - Сколько с меня? - За счет фирмы... Даша молча швырнула ему десятку, развернулась и пошла к сдвинутым столам, закуривая на ходу. Остановилась, представ на всеобщее обозрение - руки в карманах пуховика, подбородок гордо вздернут, пепел сыплется на пол. Спокойно ждала, когда к ней прилипнут абсолютно все взгляды, Из-за пояса у того, что сидел к ней ближе всех, откровенно торчал черный "Глок" - чудесная австрийская машинка на семнадцать зарядов. Если и была у Даши в этой жизни голубая мечта, то - такой пистоль. Только бесполезно дергаться и писать бумажки - если за этим стволом ничего нет, тут же отыщутся двадцать свидетелей, что пистолет, поскользнувшись на чисто вымытом полу, сам запрыгнул стриженому за пояс... - Ну что, бритые колобки, романтики с большой дороги? - спросила она громко. - Дожили? В двух шагах от вашей харчевни людей мочат? - Дашка, хоть ты не отсвечивай... - пробормотал тот, что с "Глоком". Даша нависла над ним: - Это кто тут "Дашка", пельмень шантарский? Базар фильтруй, переросток. Вот "Хуанхэ", честно признаюсь, мне не но зубам - а сюда я сейчас нагоню два взвода СОБР и пройду но вашему шалману инквизицией. Зондеркомандой. Ну, дернись, пельмень! Чтобы я тебе показала, кто быстрее пушку заголяет! - Рыжая, да я, в натуре... - виновато пробормотал "Глок". - Вот, уже лучше, - сказала Даша. - За "Рыжую" не обижаюсь, наоборот. Благо натуральная - хоть вам, октябрята, в жизни случая не выпадет в этом убедиться. Один из сидевших в самом конце стола попытался было взмыть, бормоча что-то задиристое, но его моментально усадили. - Дашенька, вам бы в системе цены не было, - умильно сказал "Глок". - Не надоело еще за гроши уродоваться? - Когда надоест, позвоню, - тихо сказала Даша. - Или открытку пошлю. Ну, так... Я у вас шмон делаю? В подсобке озираюсь? Ведь ничего подобного... Что ж вы доброе отношение не цените? А хотите, я с трех раз попробую угадать, кто приедет с вашим шалманом за Оленьку разбираться? Ну-ка, пошли! Она потянула "Глока" за рукав из-за стола. Верзила покорно встал. Даша отвела его к высокому, во всю стену, стеклянному окну. Сержанты бдительно держали руки на кобурах. - Рыжая, ты, в самом деле, пальцем в небо, - примирительно сказал "Глок", - Не настолько же мы освинели, чтобы Олечку... да еще тут же, во дворе. И не будет Крокодил на нас с пулеметом наезжать, он мэн крутой, но не дурак и соображает прекрасно, что наши тут ни при чем.., Это ж явно тот Чикатила, который с шарфиками... Нет, ну что ты, в натуре? - А ты что, за всех в этом шалмане подписываешься? - Ну. Крокодил, ты знаешь, дает установки получше Кашпировского. Хоть с Олечкой он и лялькался чисто эпизодически, ни один паренек с понятием на нее в этом кабаке не поднял бы ни глаза, ни грабок. - Верю, - сказала Даша. - Вы ж не самоубийцы еще... А что, вообще, слышно? - Я тебе что, стукач? - А я тебя что, вербую? А, Барсук? - припомнила Даша его рабочий псевдоним. - Я, наоборот, куриной слепотой страдаю, если ты видишь у себя пушку за ремнем, так я ее в упор не вижу... И не надо мне лопотать про высокооплачиваемых адвокатов. Сам понимаешь, в таком поганом деле вот-вот пойдут чрезвычайные меры, всякие там "Петли" и "Неводы", и ваше верховное главнокомандование, которое беспредела тоже не приветствует, таких вот барсучат дюжиной сдаст, если что... Не веришь? Вот никто мне на глаза не попался, а ты попался... Ну не мочканешь же ты меня, солнышко, прямо здесь? - Рыжая, мы тебя но жизни уважаем... - Вот и чирикай. Кто слышал, чего слышал... - Да никто ничего не слышал. Центровые, правда, что-то там лопотали насчет азеров... - Ну? - Баранки гну. Идет базар, что девочек мочит черный. Если найдут... - Кто из центровых? - Да я помню? Пили намедни, вот за столом и вылетело... - Ольга часто здесь бывала? - Обедала, считай, что ни день. Одна. Пельмешки все же тут добрые. - Ладно, - сказала Даша. - Имей в виду: если вы тут что-то конкретное узнаете, и я этого не узнаю - будет вам кадриль с перезвонами... Усек? Под микроскоп возьму ваше бистро, и с кем надо встречусь, добро получу... Веришь? Телефончик мой, если понадобится, в момент найдешь, ты ж не сосунок... - .. При словах "конспиративная квартира" или "явка" у человека непосвященного в воображении обычно вспыхивают крайности - либо уединенная вилла с камином, либо сырой подвал с нависшими сводами и шмыгающими мышами. Первая крайность происходит от неумеренного потребления шпионских фильмов, вторая - результат многолетних трудов историков большевизма. На самом деле и шпионы, и большевики старались и стараются крайностей избегать. Сыскари - тоже. Хотя, возможно, виной тому еще и стойкое безденежье. У шпионов за спиной - могучий бюджет ЦРУ, а у большевиков были хваткие ребята, лихо чистившие банки, в отличие от нынешних, обходившиеся без взводов автоматчиков и хитрой электроники... Словом, это была стандартная однокомнатная "хрущевка" с минимумом мебели, имевшей такой вид, будто она досталась в наследство от легендарного полицейского пристава Мигули и с тех пор не ремонтировалась. На диване, впрочем (который здесь вроде бы и ни к чему), обнаружилось новое покрывало, и Даша в который раз заподозрила, что обормот Толик, красавец с лихими усиками белогвардейского поручика, использует сию конспиративку для далеких от сыскной работы целей. И в который раз, конечно, пообещала себе закрыть на это глаза. Ровно в четырнадцать ноль-ноль немелодично тявкнул дешевенький звонок шалава оказалась пунктуальной. Впрочем, столь вульгарное определение отнюдь не подходило к утонченной юной даме в серой шубке и белой пуховой шали, каковую Даша узрела, открыв дверь. Даша повидала тружениц древнейшей профессии всех и всяческих разновидностей, потому ничуть не удивилась явлению такой этуали. Этуаль же удивленно хлопнула ресницами: - Простите, мне к Павлову... - К Виктору? - понимающе спросила Даша, услышав рабочий псевдоним шефа.- Я вместо него. - А-а... - дива в роскошной шали деловым шагом направилась в квартиру. Пристроила шубу на вешалке, оставшись в шикарном черном платьице, какое Даша как-то лицезрела в валютном "Гранде" (совершенно платонически, естественно). Ну и золотишко, конечно, везде, где можно прилепить. С легкой руки иных представителей другой древнейшей профессии у читателя как-то незаметно укоренилось убеждение, будто в проститутки идут исключительно задавленные нищетой. А там и Федор Михайлович с его Сонечкой Мармеладовой... Встречаются, конечно, и Сонечки. Иногда. А в общем, все исследования, проведенные социологами и у нас, и за вполне благополучным бугром, давно выявили железную закономерность: подавляющее большинство подается в шлюхи не от щемящей нищеты, а но этакому влечению души. Слово "призвание", увы, применимо практически ко всем областям бытия человеческого... Ясно, что здесь был как раз тот случай. Даша в этом тут же убедилась, подметив, что красотка разглядывает ее свитерок и джинсы не то чтобы с брезгливостью, но определенно с некоторым превосходством. И, привычно притворившись, будто ничего не замечает, указала ей на кресло: - Прошу... Красотка, с некоторой опаской обозрев потертый зеленый плюш, все же рискнула доверить ему свою изящную задницу. Достала цивильные сигареты, зипповскую зажигалку и спросила непринужденно: - Это вы, значит - Рыжая? - Ага, - сказала Даша. - Чем порадуете, притти? - Простите? - Притти вумен, - сказала Даша. - Был такой фильм. В вольном переводе красотка. - А... - Ну, так чем порадуете? Я так поняла Павлова, что вы меня чем-то должны порадовать... - Послушайте, у вас не найдется чего-нибудь выпить? - Увы... - Даша развела руками. - Вообще-то, Павлов всегда угощает меня ликером... Даша отправилась в кухню - ив самом дела отыскала в шкафчике бутылку неплохого малинового ликера. Ай да Павлов. Но мы, конечно, будем блюсти субординацию, то бишь полную тишину в эфире... - К сожалению, никак не могу во всем заменить вам Павлова... - закинула она крючок, возвращаясь в комнату с вымытыми бокалами. И красотка крючок проглотила - судя но ее невольной, недвусмысленной улыбочке, тут же, впрочем, пропавшей. "Ну и ладно, - великодушно подумала Даша, - каждый оттягивается, как может, а у шефа супружница на декабристку вовсе не тянет..." Сама она лишь пригубила и, едва красотка выцедила свой бокал, незамедлительно подступила вновь: - Ну, рассказывайте... - Вы понимаете, что со мной будет, если... - Понимаю, - сказала Дата. - Я же- - - Рыжая... - Ох, хочется верить... Это заведение - для больших людей. Очень больших. - Крутых? - Не обязательно. Для элиты. Самые высокие в Шантарске цены, самая изысканная клиентура... - И самые шикарные девочки? - в тон ей продолжила Даша. - Ну, я бы не сказала... - на лице красотки явственно читалось уязвленное самолюбие. - Только строят из себя... "Ага, - отметила Даша в приливе профессионального чутья, - а тебя, милашка, в этот элитный бордельчик определенно не взяли, вот ты и злобствуешь..." - Как вы узнали? - спросила Даша небрежно. - Неважно. Общие знакомые и все такое... - "Гостиничного типа"? - Нет. Все, в общем, как и везде - диспетчер, отвозят но заказам.-- Только обставлено это не в пример более комильфо. Вам значение этого слова знакомо? - А вам? - спросила Даша с невинным видом. - Ох, я же иняз кончала... Французский, испанский. Вы, конечно, хотите подробностей? Но если вам там оторвут голову - чур, я не виновата... Впрочем... Это все же бомонд. Голову отрывать не будут, но карьеру бесповоротно испортят, учтите. - Мои проблемы. Давайте координаты. - Пестеля, пятнадцать. Рядом с магазином "Товары для новобрачных". Салон "Фантазия". Салон настоящий - массаж без подтекста, косметологи, парикмахерская - но в этом дорогом заведении есть кабинет психоаналитика, и сидит там дипломированный доктор, Эдуард Петрович Усачев. Вот он и есть директор-распорядитель того самого бордельчика. Подозреваю, что и диспетчер, но совместительству. Девочки там, конечно, не сидят, вообще не появляются, механизм работает тоньше... - Каким образом? - Не знаю. Но все, говорят, идеально отлажено. Где-то на стороне должна быть и костюмерная - тамошних сосок наряжают кого под цыганку, кого под пионерку... - Кого-нибудь из них знаете? - Давайте так: я вам сдала координаты и шефа. Вам этого хватит выше крыши. На том и остановимся. Мне что-то пожить охота... - Она помолчала и другим тоном продолжила: - Кстати, Павлов должен был мне определенный... гонорар. - Это уж вы с ним в следующий раз утрясете, - сказала Даша. - Я такие вопросы не решаю... Надевая куртку, она припомнила внутренние инструкции корпуса жандармов своим следователям: "Офицер должен обращаться с агентом как с любимой женщиной..." Романтики были господа офицеры. Или контингент у них был - не такое дерьмо... ...Когда она толкнула дверь в свой кабинетик, прямо-таки оглушил гомон. Толя орал что-то в телефонную трубку, Славик, заткнув левое ухо безымянным пальцем, согнувшись в три погибели, говорил но новенькому радиотелефону, Косильщик в компании трех приданных оперов расстелил на столе огромную карту Шантарска, и они тыкали в нее пальцами. Дашу никто и не заметил. Дождавшись, пока один положит трубку, а другой отключит рацию, она сунула в рот два пальца и тихонько свистнула, привлекая к себе внимание, - пройти в кабинет не было никакой возможности. К ней обратились затуманенные взоры. Впервые собственные кадры взирали досадливо, как на помеху. Они тут же опомнились, впрочем. - Неужели? - спросила Даша. - Есть! - сказал Толя, с грохотом вылезая из-за стола, едва не порвав карту. - Дашенька, навесь мне медаль, или хотя бы поцелуй со всем пылом... - Пусть тебя на Грибоедова, сорок пять - со всем пылом, - сказала Даша. Ну, живо! - Есть "черный"! - ликующе воскликнул Толя. - Под самым носом! - Кто? - Васильков! Сема! Пидер драный! Понимаешь, Даща, я поехал в "Бульварный листок" к Галке, а он идет себе но коридору... У меня чуть инфаркт не случился... Серое кашемировое пальто, норковая шапка, черный, носик этакий специфический... - Он сделал театральную паузу. - И жуткий шрам на левой щеке. Ну, а про то, что он сатанист, ты сама знаешь... Даша, на ходу сбрасывая пуховик и шапку, метнулась к своему сейфу, вытащила ватагинскую папочку, достала неплохую фотографию Василькова с обрезком текста. Всмотрелась: - Что-то не вижу... - Да ведь ретушь! - Толя приплясывал рядом, - Видишь, как все артистично сделано? Вся левая щека - в тени, ее, считай, и не видно. Это здесь он импозантный, как рояль, а в жизни - квазиморда! Я ему смотрел в спину так похож на описания, что предупредительный выстрел дать хотелось, не отходя от кассы... Дашенька, нашли! Шеф уже висит на телефонах, сейчас начнется раскрутка, так что беги к нему срочно, там все на ушах ходят... - Боже мой, мальчики... - Даше хотелось одновременно и плакать, и визжать от радости. - Как же мы его раньше не выцепили? - А вот так... Никто не сопоставил. И мало кто зрил в натуре - нелюдим, падла. То-то Казминой он смутно знакомым показался! Определенно "Листок" читает! Нельзя сказать, что ее трясло от возбуждения - но все тело подрагивало в роскошном охотничьем азарте. Это был Случай. Это была Удача. Это начиналась ОХОТА!
Глава девятая. Жил-был голубой.
Дверь, о чудо, успели наладить за каких-то три часа - видимо, слесаря простимулировали по-капиталистически, он и сработал не по-советски... Растерянно, чисто машинально дернув черную дверь, Даша надавила железные кнопки домофона. Отдаленный, пугливый голосок ответил далеко не сразу: - Кто? - Анжела, это я. - сказала Даша. - Рыжий капитан. Открывай. - А это точно вы? - Откуда ж я знаю, что ты только что в управление звонила? В окно выгляни, увидишь... Дверь лязгнула. Даша нетерпеливо потянула на себя ручку и бросила через плечо: - Осмотритесь, орлы. пока. Тут где-то в округе два экипажа кружат... Лифт полз удручающе медленно. Прибыл наконец на восьмой. Дверь квартиры уже была приоткрыта, и оттуда выглядывал, энергично мотая обрубком хвоста, кокер Джой. Даша с ходу прошла на кухню, плюхнулась на деревянный стул, сунула в рот сигарету и приказала: - Рассказывай. Кратко и толково. - Минут двадцать назад в дверь начали звонить. Смотрю в глазок - никого. Ушла в комнату - опять брякает. И так - раз десять. Страху натерпелась... Потом выглядываю в окно - а он стоит у подъезда и вверх смотрит. Так и показалось, будто глазами встретились. Я отшатнулась, больше уже не выглядывала. Схватила телефон... - Но ты-то его узнала? - спросила Даша. - Он самый? - Похоже вроде... Пальто то самое, серое, и вид такой черномазый. Но не скажу я вам точно, я ж отшатнулась моментально.... - Замок уже починили к тому времени? - Да, наверно. Я из квартиры носу не казала, сижу, как дура, выйти жутко. Джойка опять на полу написал, Надька орать будет. А если он опять вернется? - Если он вернется... - задумчиво сказала Даша. - Знаешь самую короткую русскую сказку? "Вошел Иван-Царевич в избушку к Бабе Яге, тут ему и звиздец пришел..." Анжелика, не нервничай. Охрану я тебе сейчас расставлю, как у Клинтона. - И на ночь? - Конечно, на круглые сутки... Вот, кстати, напомнила: Помолчи-ка минутку. Даша вытащила из кармана роскошный радиотелефон с радиусом действия, накрывавшим весь Шантарск, и даже с пригородами. Щедроты начальства пока что не иссякли, более того, лишь прибавлялись - из-за случайного, но не потерявшего оттого ценности обнаружения черного... - Пятый? - Слушаю. - Пятый, это Рыжая. Казмину отыскали? - В банке пребывает. - Порядок, - сказала Дата. - Ставьте на круглосуточную охрану. Если он и там покажется... Скоординируйтесь с "тройкой". Да, и Казминой представьтесь, поделикатнее только... Вес. Юная Анжелика взирала на нес восхищенно: - Как в кино... - А то, - сказала Дата- - Кстати, мы ведь вычислили голубчика. Так что в скором времени тебе его опознавать придется. - Он что, уже признался? - Ох... - вздохнула Даша. - Если бы признался, ни торчал бы у тебя под окнами на манер Ромео... - На манер кого? - Ну, неважно, - сказала Даша. - Одним словом, он еще на свободе погуливает. Но в ближайшие дни будем раскручивать. Тебя вызовем, еще один человек у нас есть... - И вы его после этого, точно, посадите? - Посадим. - после короткой заминки сказала Даша. - А если не получится? Какой фильм ни посмотри, там главных свидетелей напропалую мочат... Может, мне домой перебраться? Так роды с ума сдвинутся... - Ты уж сиди здесь, - сказала Даша. - Родителям позвонила? Вот и прекрасно. Тут как-никак один подъезд и чердаки нет... ...Лед, конечно, тронулся - грохоча, треща и оглушительно ломаясь. Батальона Даше, правда, не дали, но к чему он, тот батальон? Главное, в полном и безраздельном подчинении у нее оказалось три десятка оперов и людей из наружки. А такое способен оценить только человек понимающий. В импортных романах вопрос решается просто. Американский лейтенант (кстати, чин, но влиянию и возможностям не уступающий иному нашему полковнику), пожевывая сигару, бросает сержанту: "Я хочу, чтобы трое парней день и ночь ходили за стриптизёркой, четверо пусть пасут негра в розовом "Кадиллаке", а еще полдюжины расставьте вокруг кабака..." И крутится маховик. Ситуация, между прочим, жизненной правде соответствует да и в Париже Даша своими глазами видела. как решаются такие дела: моментально, без единой бумажки, устным приказом. У нас - опять-таки но Талькову. Чтобы установить за кем-то наружное наблюдение, оперу приходится обойти не один кабинет и получить подпись на кипе бумажек. Одна отрада: когда стрясется нечто подобное Дашиному нынешнему делу, любая бюрократия выметается к чертовой матери, вопросы решаются непосредственно через полковников и генералов - благодать... Вот только щедроты предстоит отрабатывать. Но не похоже, что Сема ударится в бега... Васильков Семен Васильевич. Пятьдесят два года, образование высшее. Лет десять был ответственным секретарем крохотной многотиражки "Шантарский машиностроитель", когда началась незабвенная перестройка, сделал кое-какую карьеру в рядах горластых демократов. На пару со знаменитой Мариной Лушкиной (прославившейся тем, что инсценировала нападение на себя чернорубашечников, предъявив в качестве единственной улики вмятину на снегу возле дома, где якобы укрывался в сугробе нападавший фашист) основал во время угара гласности газетку "Голос демократии". За активное противодействие ГКЧП (выразившееся в публичном сожжении чучела Янаева перед обкомом двадцать первого августа, когда такие забавы уже можно было себе позволить безбоязненно) "сладкая парочка" получила даже медальки "Защитника свободной России". Какое-то время "Голос" процветал, выбивая через представителя президента (тоже демократа с большими заслугами, верного сахаровца) жирнющую денежку из областного бюджета. Потом угар перестройки как-то развеялся, редакцию выселили из роскошных хором в здании бывшего обкома и недвусмысленно намекнули, что заслуги заслугами, а за помещения, бумагу и типографию в цивилизованном обществе все платят одинаково. Столь антидемократические решения в считанные недели привели "Голос" к полному финансовому краху, а азербайджанские торговцы грушами, пачками скупавшие многостраничный "Голос" Для завертки благоухающего товара, были чуть ли не единственными, кто искренне сожалел о кончине газетки (другие-то были не в пример дороже). Однако Сема Васильков покинул демократический орган еще до его кончины - но причине чисто эротических разногласий с очаровательной Мариной (Марина, не лишенная сексапильности, была слишком занята трудами на благо демократии, чтобы искать мужских объятий где-то на стороне, но на Сему ввиду его широко известной в узких кругах ориентации нечего было и рассчитывать). В конфликте меж демократией и сексом безоговорочно победил секс - бывшие соратники по антикоммунистической Фронде яростно расплевались, на Семино место нашелся обаятельный мужик, тут же установивший с Мариной близкие контакты третьего вида, а Сема приземлился в "Бульварном листке", где почувствовал себя как рыба в воде. Ибо вторая его ипостась, известная как посвященным, так и милиции, активный педераст но прозвищу Паленый (кличка шла определенно от жуткого шрама, полученного Семой при неясных обстоятельствах. Злые языки поговаривали, что с четверть века назад разъяренный Семиными посягательствами юный машиностроитель что есть мочи хватил его поперек морды деталью сложной формы). К вульгарным "подонкам сословия", стадами пасшимся на острове Кумышева, Сема, правда, отношения никогда не имел - у голубых есть своя аристократия и свой охлос, а Сема, хоть и не дотянул из-за внешности до высот аристократии, все же прочно прописался в категории "светских львов" (то бишь - на уютных квартирах и в галстуках). Жена-поэтесса, хоть и явственно шизанутая, мужниных художеств не вынесла и сбежала еще лет двадцать назад... К нормальному мужику, понятное дело. Еще в жуткие времена коммунистического диктата кое-кто из тех, кто стал потом Дашиными начальниками, дергали на Сему усом, но руки до него как-то не дошли. А потом стало поздно - когда статью за педерастию отменили, и, пошла такая волна восхваления всех и всяческих извращений, что люди нормальные поневоле стали казаться сами себе уродами... - Значит, ушел? - спросил сержант-видеоман. - Куда он денется, - задумчиво сказала Даша. - Это тебе не убивец Таймень, у которого пол-Ольховки ходило в кентах и кумовьях.
Глава девятая. Жил-был голубой.
Дверь, о чудо, успели наладить за каких-то три часа - видимо, слесаря простимулировали по-капиталистически, он и сработал не по-советски... Растерянно, чисто машинально дернув черную дверь, Даша надавила железные кнопки домофона. Отдаленный, пугливый голосок ответил далеко не сразу: - Кто? - Анжела, это я. - сказала Даша. - Рыжий капитан. Открывай. - А это точно вы? - Откуда ж я знаю, что ты только что в управление звонила? В окно выгляни, увидишь... Дверь лязгнула. Даша нетерпеливо потянула на себя ручку и бросила через плечо: - Осмотритесь, орлы. пока. Тут где-то в округе два экипажа кружат... Лифт полз удручающе медленно. Прибыл наконец на восьмой. Дверь квартиры уже была приоткрыта, и оттуда выглядывал, энергично мотая обрубком хвоста, кокер Джой. Даша с ходу прошла на кухню, плюхнулась на деревянный стул, сунула в рот сигарету и приказала: - Рассказывай. Кратко и толково. - Минут двадцать назад в дверь начали звонить. Смотрю в глазок - никого. Ушла в комнату - опять брякает. И так - раз десять. Страху натерпелась... Потом выглядываю в окно - а он стоит у подъезда и вверх смотрит. Так и показалось, будто глазами встретились. Я отшатнулась, больше уже не выглядывала. Схватила телефон... - Но ты-то его узнала? - спросила Даша. - Он самый? - Похоже вроде... Пальто то самое, серое, и вид такой черномазый. Но не скажу я вам точно, я ж отшатнулась моментально.... - Замок уже починили к тому времени? - Да, наверно. Я из квартиры носу не казала, сижу, как дура, выйти жутко. Джойка опять на полу написал, Надька орать будет. А если он опять вернется? - Если он вернется... - задумчиво сказала Даша. - Знаешь самую короткую русскую сказку? "Вошел Иван-Царевич в избушку к Бабе Яге, тут ему и звиздец пришел..." Анжелика, не нервничай. Охрану я тебе сейчас расставлю, как у Клинтона. - И на ночь? - Конечно, на круглые сутки... Вот, кстати, напомнила: Помолчи-ка минутку. Даша вытащила из кармана роскошный радиотелефон с радиусом действия, накрывавшим весь Шантарск, и даже с пригородами. Щедроты начальства пока что не иссякли, более того, лишь прибавлялись - из-за случайного, но не потерявшего оттого ценности обнаружения черного... - Пятый? - Слушаю. - Пятый, это Рыжая. Казмину отыскали? - В банке пребывает. - Порядок, - сказала Дата. - Ставьте на круглосуточную охрану. Если он и там покажется... Скоординируйтесь с "тройкой". Да, и Казминой представьтесь, поделикатнее только... Вес. Юная Анжелика взирала на нес восхищенно: - Как в кино... - А то, - сказала Дата- - Кстати, мы ведь вычислили голубчика. Так что в скором времени тебе его опознавать придется. - Он что, уже признался? - Ох... - вздохнула Даша. - Если бы признался, ни торчал бы у тебя под окнами на манер Ромео... - На манер кого? - Ну, неважно, - сказала Даша. - Одним словом, он еще на свободе погуливает. Но в ближайшие дни будем раскручивать. Тебя вызовем, еще один человек у нас есть... - И вы его после этого, точно, посадите? - Посадим. - после короткой заминки сказала Даша. - А если не получится? Какой фильм ни посмотри, там главных свидетелей напропалую мочат... Может, мне домой перебраться? Так роды с ума сдвинутся... - Ты уж сиди здесь, - сказала Даша. - Родителям позвонила? Вот и прекрасно. Тут как-никак один подъезд и чердаки нет... ...Лед, конечно, тронулся - грохоча, треща и оглушительно ломаясь. Батальона Даше, правда, не дали, но к чему он, тот батальон? Главное, в полном и безраздельном подчинении у нее оказалось три десятка оперов и людей из наружки. А такое способен оценить только человек понимающий. В импортных романах вопрос решается просто. Американский лейтенант (кстати, чин, но влиянию и возможностям не уступающий иному нашему полковнику), пожевывая сигару, бросает сержанту: "Я хочу, чтобы трое парней день и ночь ходили за стриптизёркой, четверо пусть пасут негра в розовом "Кадиллаке", а еще полдюжины расставьте вокруг кабака..." И крутится маховик. Ситуация, между прочим, жизненной правде соответствует да и в Париже Даша своими глазами видела. как решаются такие дела: моментально, без единой бумажки, устным приказом. У нас - опять-таки но Талькову. Чтобы установить за кем-то наружное наблюдение, оперу приходится обойти не один кабинет и получить подпись на кипе бумажек. Одна отрада: когда стрясется нечто подобное Дашиному нынешнему делу, любая бюрократия выметается к чертовой матери, вопросы решаются непосредственно через полковников и генералов - благодать... Вот только щедроты предстоит отрабатывать. Но не похоже, что Сема ударится в бега... Васильков Семен Васильевич. Пятьдесят два года, образование высшее. Лет десять был ответственным секретарем крохотной многотиражки "Шантарский машиностроитель", когда началась незабвенная перестройка, сделал кое-какую карьеру в рядах горластых демократов. На пару со знаменитой Мариной Лушкиной (прославившейся тем, что инсценировала нападение на себя чернорубашечников, предъявив в качестве единственной улики вмятину на снегу возле дома, где якобы укрывался в сугробе нападавший фашист) основал во время угара гласности газетку "Голос демократии". За активное противодействие ГКЧП (выразившееся в публичном сожжении чучела Янаева перед обкомом двадцать первого августа, когда такие забавы уже можно было себе позволить безбоязненно) "сладкая парочка" получила даже медальки "Защитника свободной России". Какое-то время "Голос" процветал, выбивая через представителя президента (тоже демократа с большими заслугами, верного сахаровца) жирнющую денежку из областного бюджета. Потом угар перестройки как-то развеялся, редакцию выселили из роскошных хором в здании бывшего обкома и недвусмысленно намекнули, что заслуги заслугами, а за помещения, бумагу и типографию в цивилизованном обществе все платят одинаково. Столь антидемократические решения в считанные недели привели "Голос" к полному финансовому краху, а азербайджанские торговцы грушами, пачками скупавшие многостраничный "Голос" Для завертки благоухающего товара, были чуть ли не единственными, кто искренне сожалел о кончине газетки (другие-то были не в пример дороже). Однако Сема Васильков покинул демократический орган еще до его кончины - но причине чисто эротических разногласий с очаровательной Мариной (Марина, не лишенная сексапильности, была слишком занята трудами на благо демократии, чтобы искать мужских объятий где-то на стороне, но на Сему ввиду его широко известной в узких кругах ориентации нечего было и рассчитывать). В конфликте меж демократией и сексом безоговорочно победил секс - бывшие соратники по антикоммунистической Фронде яростно расплевались, на Семино место нашелся обаятельный мужик, тут же установивший с Мариной близкие контакты третьего вида, а Сема приземлился в "Бульварном листке", где почувствовал себя как рыба в воде. Ибо вторая его ипостась, известная как посвященным, так и милиции, активный педераст но прозвищу Паленый (кличка шла определенно от жуткого шрама, полученного Семой при неясных обстоятельствах. Злые языки поговаривали, что с четверть века назад разъяренный Семиными посягательствами юный машиностроитель что есть мочи хватил его поперек морды деталью сложной формы). К вульгарным "подонкам сословия", стадами пасшимся на острове Кумышева, Сема, правда, отношения никогда не имел - у голубых есть своя аристократия и свой охлос, а Сема, хоть и не дотянул из-за внешности до высот аристократии, все же прочно прописался в категории "светских львов" (то бишь - на уютных квартирах и в галстуках). Жена-поэтесса, хоть и явственно шизанутая, мужниных художеств не вынесла и сбежала еще лет двадцать назад... К нормальному мужику, понятное дело. Еще в жуткие времена коммунистического диктата кое-кто из тех, кто стал потом Дашиными начальниками, дергали на Сему усом, но руки до него как-то не дошли. А потом стало поздно - когда статью за педерастию отменили, и, пошла такая волна восхваления всех и всяческих извращений, что люди нормальные поневоле стали казаться сами себе уродами... - Значит, ушел? - спросил сержант-видеоман. - Куда он денется, - задумчиво сказала Даша. - Это тебе не убивец Таймень, у которого пол-Ольховки ходило в кентах и кумовьях.