Она рассмеялась.
   – Нет, Джейк, я действительно не знаю, где это и в каком времени находится. Это где-то вне пространства и времени – или, может быть, я сама все это создала? Честное слово, не знаю, никогда об этом не задумывалась. А это важно?
   – Может быть. А может быть, и нет.
   – А что ты начал говорить насчет прямых ответов на вопросы?
   – Извини, – сказал я. – Это не имеет никакого значения. Но как я сюда попал?
   – Я дала тебе доступ в Метафизический субстрат Консенсуса. Но это невозможно объяснить в двух словах. Поэтому давай, спрашивай, что это такое.
   – И что это такое?
   – Я все еще учусь этому, но в своей основе это такая реальность, с которой все согласны. Но это не обязательно подлинная реальность.
   – Подлинная реальность чего?
   – Всего на свете. Настоящая реальность.
   Я кивнул, потом повернул голову и уставился в пруд.
   На дне его лежало что-то темное.
   – Трудно объяснить, – сказала мне Сьюзен.
   – Естественно.
   Она похлопала меня по руке, и я взял ее ладонь в свою.
   – А ты настоящая? – спросил я. – Мы действительно здесь, или это все иллюзия?
   Она ущипнула меня за руку.
   – Чувствуешь?
   Действительно, почувствовал.
   – Да. Но мне пришло в голову спросить: а что это доказывает? Ведь и щипок может присниться. – Я взглянул ей в глаза.
   Она сказала:
   – Я действительно здесь, Джейк. И ты тоже.
   Я никогда не замечал раньше, что в ее глазах есть небольшие искорки зеленого.
   – Я-то наверняка реален, – сказал я.
   По пруду прошла рябь, и слабая волна откатилась от берега.
   – Где ты был? – спросила Сьюзен. – Вы, ребята, уехали пару дней назад.
   – На Земле, – ответил я, – отпуск проводили.
   Она кивнула так, словно понимала.
   – Все произошло, как надо, все получилось?
   – Более или менее.
   – Отлично.
   На ней была одежда, которую она всегда любила носить: серо-коричневый комбинезон и серые высокие сапоги. Волосы, как всегда, слегка растрепаны.
   Я сказал:
   – Наверное, не имеет ни малейшего смысла спрашивать тебя, что такое на самом деле Кульминация и как человек себя чувствует, оказавшись ее частью.
   – А тебе хотелось бы стать частью Кульминации, Джейк?
   Я покачал головой:
   – Нет.
   Она снова кивнула и улыбнулась, словно поняла, только на сей раз она и впрямь прекрасно понимала, о чем речь.
   – Это не для тебя, Джейк. Ты не сможешь присоединиться к этому. Сама мысль об этом заставляет тебя ощетиниваться.
   – Наверное, да.
   – Но ты не прав, Джейк. Кульминация – такая вещь, которую ты никогда прежде не встречал и ничего подобного не испытывал.
   – Во мне есть нечто, что изо всех сил противится потере личности.
   Она взяла обе мои руки в свои и пристально посмотрела на меня.
   – Джейк, посмотри на меня. Разве я изменилась хоть капельку? Разве я веду себя по-другому?
   – Нет, с тобой вроде бы все в порядке.
   – Так оно и есть. Я чувствую себя замечательно. Я та же самая Сьюзен, которую ты знал раньше. Ничего не переменилось. Я не потеряла себя самое в каком-то бесконечном океане сознания. Это совсем не так. Это… это как родиться заново.
   – Я это и раньше слышал.
   Она отпустила мои руки, откинулась на спинку скамьи и вздохнула.
   – Нет. Ты понимаешь? Я так же сумбурно излагаю свои мысли, как и всегда.
   – Я понимаю, – ответил я. – То есть, мне кажется, что понимаю.
   – Это совсем не сложно понять.
   – Кстати, а где остальные?
   – Ох, да где-то поблизости, – она посмотрела мне через плечо. – Вот, кстати…
   Я повернулся и увидел Шона, который не спеша шел по садовой дорожке.
   – Джейк, парень, привет!
   Мы пожали друг другу руки, и он хлопнул меня по спине. Он вроде бы был вполне материальным: он едва не сломал мне хребет.
   – Я знал, что ты вернешься, – сказал он. – Мы тут уже немножко волновались.
   – Я волновался обо всех вас…
   – И не надо было. Нам тут вполне хорошо. Справляемся, – он оглянулся по сторонам. – А миленькое местечко, Сьюзен. Очень даже миленькое.
   Я спросил:
   – Так ты не тут обитаешь?
   – Нет, у меня своя берлога. И у всех остальных тоже, как мне кажется.
   Сьюзен кивнула.
   – Да, я была в гостях у Роланда. Его дом на вершине горы.
   – Роланд – философ в великом и древнем значении этого слова, – сказал Шон с ухмылкой. – Он все ждет, когда его осенит зороастрийская вспышка озарения и понимания. У меня-то хижина в лесу. У Лайема тоже. Мы с ним – лесорубы до последнего.
   – Так, значит, – сказал я. – Значит, вы, ребята, главным образом тут бездельничаете и… что, приглашаете друг друга на чай?
   Шон хохотнул.
   – Ну, среди прочего разного… – он подошел к краю пруда и посмотрел на отражение. – Довольно приятное местечко.
   Сьюзен и я снова сели.
   – Скажи мне кое-что, Сьюзен, – сказал я. – А почему мне пришлось карабкаться по горе, чтобы сюда попасть? Если это какая-то волшебная страна, почему ты не могла материализовать меня прямо здесь?
   – Я тебя не материализовывала. Я просто впустила тебя в мое пространство. Я хочу, чтобы у людей было ощущение, что им пришлось сколько-то пройти, чтобы сюда попасть. Если хочешь, в следующий раз я пропущу эту часть.
   – Нет-нет, – ответил я, – это было очень красиво.
   – Да, путешествие – всегда прекрасно.
   – Ну, наше-то не во всем подходит под такое определение.
   – Бывало, конечно, и плохое, – признала она. – Но это дало нам определенный опыт.
   – Ну, так, по-моему, можно сказать про все, что случается с человеком.
   – Можно, но это и есть истина.
   Я взглянул на ее псевдовосточный каменный садик. Я не так много и узнал. Но в конце концов я потерял интерес к тому, чтобы найти ключ ко всей этой истории. Я был убежден, что Сьюзен и остальные были в полном порядке, что они не подвергались никакому нажиму или усиленным уговорам, и это все, что мне хотелось знать. Я сразу же решил, что если четверо из них решили остаться здесь, то я не буду им мешать. Я собирался домой. Если они хотели, чтобы я их подвез – ради бога. Если нет – на здоровье.
   И все же меня беспокоило, что дальше станется со Сьюзен, и мне хотелось узнать.
   Казалось, она почувствовала мои мысли.
   – Джейк, хотел бы ты хотя бы попробовать, на что это похоже?
   – А это возможно?
   – Разумеется. Не понимаю, почему бы и нет.
   – Что, бесплатное испытание в течение месяца, а если не понравится, то вы не обязаны покупать наш товар?
   Она рассмеялась.
   – Ну, можно сказать и так.
   Я кивнул.
   – Позволь только спросить: тебе тоже такое предложили?
   – Угу.
   – И ты поймала Прима на слове, да?
   Она кивнула.
   – А всем остальным тоже предложили пробную попытку?
   – Да, насколько я знаю.
   – И кто-нибудь кроме четверых решил попробовать? Кроме вас, я имею в виду?
   Сьюзен пожевала губу.
   – Знаешь, а по-моему, никто, кроме нас, не стал пробовать.
   Я наклонился, поставил локти на колени и смотрел, как круглая волна расходится от центра пруда. Ну что же, по крайней мере, у меня было хоть одно свидетельство, что не все хотели остаться.
   – Ему кажется, что нас просто одурманили, Сьюзен, – ответил Шон моим мыслям.
   Сьюзен серьезно кивнула.
   – Странно, что все так получилось. Но это неправда, Джейк.
   После долгого раздумья я сказал:
   – Есть только один способ узнать, правда это или нет.
   Но все время во мне шевелилась мысль: а стоит ли рисковать?
   Я повернулся и глубоко посмотрел в глаза Сьюзен, пытаясь пронизать ее взглядом до самой сердцевины, которая, может быть, была выскоблена и наполнена чем-то, что вообще не было самой Сьюзен. Я искал, но не находил ничего, что не было бы нежностью, добротой, доверием, которые я всегда в ней видел.
   – Что ж, возьми меня на испытание, – сказал я ей.
   Она улыбнулась и взяла меня за руку.
   – Пошли, – сказала она и встала.


20


   Мы прошли мимо пруда, сквозь еще несколько восточных садиков.
   С нами шел Шон.
   – Я немного пройдусь вместе с вами, – сказал он, – если вы не возражаете. А потом пойду своей дорогой.
   – Конечно, – ответила Сьюзен, – пошли вместе, Шон.
   Сады перешли в лес, и мы выбрались из долины. Потом мы подошли к горному лесу, вышли на альпийский луг. Воздух стал резко холодать, но я не замерз. Луг постепенно поднимался вверх, потом он закончился там, где участки снега лежали на серо-коричневых уступах скал. Мы боком прошли вдоль склона, под ногами у нас были дикорастущие горные цветы, их стебли гнулись под сильным ветром. Холодный воздух с вершины горы над нами дул вокруг, по небу плыли серебристо-серые легкие облачка. Трава волнами ходила под ветром на склонах горы. На луг упал луч солнечного света, потом исчез. Облака то сливались, то разрывались и отдалялись друг от друга снова. В воздухе, таком свежем и пьянящем, плыл запах вереска и диких цветов.
   Сьюзен и я шли, держась за руки, Шон шел справа от меня и немного сзади. Казалось, Сьюзен вроде и не вела меня никуда, но в ее шаге чувствовалась целеустремленность.
   – Какое прекрасное место, – сказал я. – Где оно? Это где-то в реальном пространстве и времени или это только Субстрат?
   – Это Субстрат, – ответила Сьюзен. – И большая часть того, что сейчас находится вокруг нас, обязана своим происхождением тебе.
   – Что-что?
   – Это теперь твои владения, Джейк. Мое царство кончилось чуть раньше.
   – Да-а-а?
   Я сам не знал, как к этому отнестись. Я совсем не чувствовал, что управляю ситуацией. Это место было таким же реальным, как и все остальное, что я когда-либо видел, и оно настолько же реагировало на мои капризы и желания, как и остальная часть вселенной – то есть вовсе не реагировало.
   Мы прошли по наветренной стороне огромной горы, чья вершина была скрыта в облаках, поэтому не видна. Теперь мы подошли к переходу между этой горой и еще одной вершиной. Мы взобрались по большому склону, очень крутому, который постепенно превратился в тропинку на гребне между двумя склонами. Ветер дул нам в спину, но, когда мы стали карабкаться по еще более крутому склону горы, которая показалась мне еще выше, ветерок превратился в пронизывающий ветер, дувший нам в лицо. Идти было трудно. Огромные массы камней возникали все время на нашем пути, и нам приходилось время от времени огибать глубокие провалы.
   Мне это все переставало нравиться. Я был не в самой лучшей форме и начинал уставать – хотя, что странно, – не так уставать, как должен был бы. Мне стало совсем уж зябко и неуютно, подумал я.
   – Куда, черт возьми, мы идем? – спросил я.
   – Как я уже сказала, Джейк, это твой театр, – ответила Сьюзен. – Если тебе не нравится метафора, измени ее.
   – Это, значит, метафора?
   – Обычная метафора. Преодоление высот, вперед и вверх, все выше, и выше, и выше… все такое. Измени ее. Найди новый способ, чтобы попасть туда, куда ты хочешь попасть.
   – Куда… – начал я, потом остановился и оглянулся кругом. Казалось, везде земля встала дыбом непреодолимой стеной, затерявшись в тумане. Что мне делать? Спуститься вниз?
   Поэтому я пошел вверх, ведя Сьюзен за руку. Шон шел сзади. Мы поплелись вверх по склону и вошли в почти непроницаемый туман. Влажные облака окутали нас, скалы мокро блестели под ногами. Мне было даже уютно, если не считать того, что я немного замерз. Казалось, Сьюзен не обращает внимания на холод. Мы вырвались из тумана, и земля неожиданно перешла в ровную поверхность под ногами. Мы вышли на широкое ровное плато, на котором только кое-где были разбросаны темные скальные монолиты. Я посмотрел в небо и увидел светлеющее небо, на котором были потеки серого и серебристого, солнце начинало просвечивать сквозь облака. Падал тоненький, слабый ледяной дождь, он освежал мне лицо. Облака кружились и переливались, словно в воду вливали молоко.
   – А теперь что? – спросил я, останавливаясь.
   – Мне кажется, что ты хотел бы сделать тут погоду потеплее, – предложила Сьюзен.
   – Точно.
   Облака раскололись, и золотое солнце полилось на землю, словно сквозь церковный витраж.
   – Религиозный символизм? – прокомментировал я.
   – Может быть.
   – Красиво, – ответил Шон.
   Действительно, потеплело, и даже очень быстро, но перед нами по-прежнему простиралось высокое, овеянное всеми ветрами плато, и я поднял воротник от ветра, который нес на нас песок из разрушенного города далеко на равнине, разрушенные башни, искрошившиеся стены, песок заносит упавший шар с купола. Справа от нас еще одни руины спрятались в каньоне, там были каменные жилища, сжавшиеся под навесом скалы.
   – Это место наверняка где-то существует, – сказал я.
   – Так и есть, – ответила Сьюзен. – Все на свете где-то находится.
   – Потрясающее философское озарение.
   – Спасибо.
   Вдалеке были холмы, и мы добрались до них в поразительно короткое время. Иссохшие, бесплодные земли оставались за нашей спиной, когда мы шли по извилистой тропинке вверх, через кусты и порыжелую траву.
   – Калифорния, – сказал я.
   – А?
   – Мне это напомнило Южную Калифорнию.
   – Я там никогда не была. Когда-нибудь поеду.
   – Около 1960 года это было прелестное место. Если не считать смога. Я слышал, что это было самое чистое и красивое место между 1919 и 1940 годами.
   – Тогда обязательно поеду, – сказала Сьюзен.
   Мы дошли до края холма. Тропинка спускается по склону и оказывается в совсем других местах. Небо меняется и переходит в ночь, присыпанную звездами, справа от нас низко висит полумесяц, еще одно лунообразное тело с крохотный диск мчится по своей орбите. В зените – река звезд… странные силуэты на небе, какие-то тени, причудливые формы… Во мне совсем нет страха, просто решимость. Я ищу конкретное, особенное место. Я не знаю, как оно выглядит, не знаю, где оно. Метеоритный дождь, в ночь падают яркие стрелы зеленого огня, они исчезают почти тотчас же, как появляются. С неба спускаются огненные нити, над головой кружатся галактики справа, на горизонте, зодиакальный свет. Поднимается ночной ветер, текут звездные реки.
   – Очень красиво, – комментирует Сьюзен.
   – Спасибо, – говорю я, понимая, что она хочет просто сказать мне комплимент. Сам не знаю, почему я его принимаю.
   Фиолетовое солнце встает и прогоняет прочь ночное великолепие. Справа от нас еще один город, группа хрустальных куполов на огромной пустой равнине. Этот мир еще на миг остается с нами, потом превращается в закат у моря, белые барашки волн ударяются о фарфорово-белый пляж. Под ногами у нас хрустят ракушки, пока мы идем по пляжу. Небо переливается серо-черными облаками. В этом мире нет цвета – если это действительно мир, а не какая-нибудь иллюзия, придуманная Примом или еще каким-нибудь обманщиком. Тут нет жизни. Небо мутно-серое, а местами переходит в угольно-черный цвет, а ракушки под ногами серые, белые, угольно-черные. Песчаные дюны справа усеяны стеблями засохшей травы. Низкие холмы на горизонте.
   – Отличное место для курорта, – говорю я.
   Сьюзен кивает.
   – Еще бы! – иронически соглашается она.
   Шон говорит:
   – Что-то мне это место не нравится, Джейк.
   Я отвечаю:
   – И мне тоже.
   Что делать? Мы переходим из этого места в какое-то другое за один шаг. Мне даже не приходит в голову спросить, как это мы сделали такую штуку.
   Тут опять ночь. Освещенный луной некрополь, разрушенный храм, гора строительного мусора и щебенки, расколотые колонны, полузасыпанная площадь. Мы идем под лунным светом чужой планеты. Снова звезды, над головой газовое облако. Где мы? Вопрос не высказывается вслух.
   Я останавливаюсь и смотрю на пожранный временем город вокруг нас.
   – Снова мотив разрушенного города, – замечаю я.
   – Время, – говорит Сьюзен.
   – Угу. Большими кусками.
   Из тьмы несутся слабые голоса: призраки. Тень падает на дорожку, отразившись от луны-облатки, от сожженного молнией дерева. Тенью похожа на сумасшедшего танцора. Храм стоит на холме впереди, его разрушенные купола больше не хранят статую высокого инопланетного божества. В подземелье где-то падает пылинка, а небеса содрогаются.
   – Мне страшновато, – говорю я. – Пошли отсюда.
   Вот сюда, говорит Сьюзен, и я иду за ней туда, куда она скажет. Это на самом деле даже не направление, не земное место, а просто состояние души. Это успокоительная тень чувства, комбинация умиротворенного созерцания и ностальгии. Это даже больше, чем состояние души – это почти запах. Я говорю Сьюзен, что я хотел бы что-нибудь увидеть или почувствовать на запах… если она может для меня это сделать, то пусть поможет мне. Конечно, помогу, говорит она… и мы оказываемся в ином мире, тут болотисто и влажно, поэтому я отмахиваюсь от него и попадаю в другой, и третий, и четвертый, потом в пятый. Мы задерживаемся в этом очередном мире, потому что он немного похож на то место, которое я ищу, немного, несильно, потому что тут слишком тепло, поэтому я снижаю температуру примерно градусов на пять, меняю цвет неба на голубой – мне нравятся голубые небеса – и траву делаю чуть тусклее, не такого сумасшедшего, лихорадочного зеленого цвета, и деревья пусть будут чуть выше, а листьев у них – побольше, а кора пусть будет живее, не похожей на разъеденную раком кожу. Теперь я смотрю на очень приятную планету, под добрым солнцем, это очень хорошее место для старинного, почвенного разведения растительности, которое мне нравится больше всего. Люблю пахать и сеять. Поверхность плавно то расстилается равниной, то становится чуть холмистой – она не похожа на плоское блюдце, и торнадо тут не разгуляется. Вдалеке горы. Очень хорошо, если хотите время от времени поменять климат, и не придется далеко ехать. А вот под буками небольшой прекрасный деревенский домик, а тут амбар, и сараи, и курятник, и рига, и сусеки, и хлев, и прочие постройки и причиндалы. Все, что может понадобиться.
   – Тебе нравится это место? – спрашивает Сьюзен.
   – Да, – отвечаю я. – Да, очень.
   И так оно и есть на самом деле, хотя оно не совсем похоже на нашу ферму на Вишну (потому что та планета совсем не такая благостная, как эта), но в ней соединились все составляющие, которые нужны мне для ощущения полноты жизни, мира и покоя: пространство, зелень, такая спокойная и мирная, и много, много пространства. Облака белые и пушистые, а тот, кто нарисовал их на небе, сперва сделал под них подкладку из настоящего, голубого, земного неба. Это было очень просто, очень похоже на Землю. Может быть, нам, людям, именно там и надо жить.
   – Прелестная маленькая фермочка, – сказала одобрительно Сьюзен.
   Шон схватил горсть черной земли и понюхал:
   – Плодородная, да еще какая!
   – Отлично, вот я и нашел то, что мне надо, – сказал я. – Что я нашел? Что я должен делать?
   Но я знал ответ. Однако Сьюзен мне его подсказала.
   – Твое тело может оставаться здесь, пока остальные части тебя могут блуждать, где тебе захочется. Неважно, что ты делаешь и где ты находишься, у тебя всегда будет ощущение того, что ты дома. Вот как сейчас: я все еще сижу в своем саду возле коттеджа у пруда, даже пусть я вместе с тобой тут.
   – В этом есть смысл.
   – Нет, нету, – рассмеялась Сьюзен, – вот почему это так ловко устроено. В этом вообще нет смысла. Но это очень здорово.
   – Значит, вот что это такое?
   – Конечно, нет. Это только начало.
   Я тоже это знал. Я знал и понял в тот момент множество вещей. Это была новая форма существования. Какого именно существования, я в тот момент не знал. Ответ был частью того, что лежало на долгом пути, открывшемся мне в тот миг.
   Я думал-думал над этим, и потом, когда стряхнул с себя оцепенение, я снова был на ферме. Сьюзен по-прежнему была рядом, но Шон исчез.
   – Он говорит, что когда-нибудь навестит тебя, – сказала она мне. – Он велел попрощаться с тобой от его имени. Зато тут кое-кто еще.
   Я уже пожимал руку Приму.
   – Нам надо поговорить, – сказал он.
   – Я пойду, – сказала Сьюзен.
   Сьюзен и я снова обнялись. Мы разжали объятия, я посмотрел в ее вечно карие глаза и увидел, что больше мы никогда не увидимся.
   – Это было замечательно, Джейк. То, что я знала тебя. Любила тебя.
   – Я тебя тоже люблю.
   Нам больше нечего было сказать.
   – Ты не присоединишься к нам, Джейк?
   Я направил все свое сознание на Прима и сказал:
   – Нет.
   Углы его рта приподнялись в мудрой улыбке.
   – Вы поразительный индивид.
   – Спасибо. Я должен вернуться.
   – Конечно.
   – Но все-таки вы должны мне сказать насчет кубика. Я не уверен, что все понял. Вы взяли первый кубик, тот, который я принес с Космострады?
   – Да.
   – Почему?
   – Мы его открыли.
   – И?
   – Результаты неоднозначны. Неудивительно, потому что эксперимент пытался ответить на самые глубокие вопросы. А такие вещи редко получаются с однозначными решениями.
   – Какой же глобальный вопрос поставил этот эксперимент?
   – Может быть, это самый глобальный вопрос: вопрос вопросов. Почему вопреки НИЧЕМУ есть НЕЧТО?
   Я нашел поблизости пенек – кто-то расчищал эти земли – и уселся. Я с минуту глядел на облака, потом сказал:
   – Это, действительно, чертовски важно.
   Прим расхаживал передо мной.
   – О, сформулировать этот вопрос можно по-разному, и у него есть миллион побочных аспектов. Появилась ли вселенная спонтанно, или кто-то или что-то заставило ее возникнуть? И если так, то во что это превращает вселенную? И так далее, и тому подобное.
   – Итак, – сказал я, – результаты были неоднозначны.
   – Давайте скажем так, что данные еще долгое время будут порождать результаты этого эксперимента. Пока очень трудно сказать, к чему он привел.
   – Ладно. Скажите мне вот что: во всем пространстве и времени неужели никто раньше не додумался провести этот эксперимент?
   – Давным-давно известно, что теоретически это возможно. По каким-то причинам его никогда не проводили. По крайней мере, нет указаний на то, что это делалось. Мы же не знаем всего, что происходило.
   – Вы не всезнающи?
   – Не совсем.
   – Ясно. Вы не божество – в том смысле, в каком это понимают люди моего места и времени.
   – Нет. Это, кстати, весьма интересное понятие. Интригующее.
   – Как вы думаете, где-нибудь такое божество есть?
   – Может оказаться, что есть, – ответил он.
   – Значит, окончательный приговор этому вопросу еще пока не вынесен.
   – Да, я понял вашу метафору. Пока не вынесен.
   – Порядок, – я набрал в грудь побольше воздуха. – Хорошо. Кубик создал сам себя, так?
   – Похоже, так оно и произошло. Примечательно. Возможно, он передает историю той вселенной, которую смоделировал.
   – Возможно?
   – Весьма возможно.
   – А почему Кульминация не могла создать этот эксперимент?
   – Мы не создаем. Мы не занимаемся наукой. Наука – это знание. Мы же ищем мудрость. В конце концов, если подумать, то наука дает такие ответы, которые ведут всего лишь к новым вопросам.
   – Но к чему ведет мудрость?
   – В конце концов? Может быть, просто к состоянию духа… или к такому состоянию, когда вопрос сам по себе является ответом.
   Я встал.
   – Ну ладно, – сказал я. – Большое спасибо. У меня в трейлере куча товарного груза, и мне надо его доставить. Я и так выбился из графика.
   – Я понимаю.
   – Большое спасибо за всю вашу помощь.
   – На доброе здоровье.
   Я повернулся, чтобы взглянуть на ферму в последний раз. Милое и славное место. Я мог бы прожить тут миллион лет или около того.
   Но время от времени мне надо поездить по Космостраде.
   И мне на самом деле надо доставить груз по назначению.


21


   Все растворилось и перешло в:
   ИНТЕРЬЕР – СТОЛОВАЯ ИЗУМРУДНОГО ГОРОДА – ДЕНЬ.
   Все просто перетекло из одной сцены в другую, как в старом кино.
   И вот пожалуйста – я сидел себе в своем теле, на стуле за столом. Все остальные смотрели на меня.
   – Джейк? – спросил Сэм, с любопытством глядя на меня.
   – Ага, – ответил я. Я покачал головой и протер глаза. – Как я сюда снова попал?
   Сэм изумленно поднял брови.
   – А почему ты думаешь, что ты где-то еще был?
   – А? Наверное, меня не было много часов. Может быть, дней. – Я посмотрел по сторонам. Все остальные озадаченно смотрели на меня. – Я не был?.. Я хочу сказать: я что, не?..
   – Ты смотрел куда-то в пространство с минуту – и все, – ответил мне Сэм.
   – Что? – я откинулся назад и шумно выдохнул. – Черт возьми!
   – Наверное, ты перенес незаурядное путешествие, – заметил Джон.
   Я посмотрел на него и кивнул. Потом я заметил, что Прим исчез. Наклонив голову в сторону его пустого места, я сказал:
   – А что случилось с?..
   – Что? – откликнулся Сэм. – А, он просто встал и ушел. Сказал, что у него какое-то срочное дело. Наверное, у него на стоянке оплаченное время кончилось.
   Я залпом выпил кофе. Он все еще был теплый. Я начал было:
   – А сколько, ты говоришь?.. – я замер и поставил чашку на стол. – Да ладно, неважно.
   – Джейк, что случилось? – спросила Дарла.
   – Что? Ничего. Я имею в виду… я не совсем уверен. Потом расскажу.
   Дарла пожала плечами.
   – Пусть так.
   А я совсем не был уверен в том, что же именно произошло. Это было нечто потрясающе чудесное, таинственное и превосходное – это я понимал, но что именно произошло – было мне пока непонятно. Я, наверное, никогда этого по-настоящему не узнаю. Я только понимал, что почему-то на меня накатила страшная тоска. Словно ощущение огромной потери. Ощущение того, что я чего-то лишился, было удушающим, глубоким и страшным.