Страница:
— Ты думаешь, осталась ли в живых твоя семья?
— Моя семья могущественна, и у нее есть сильные союзники. Моя мать — ирландская принцесса. Я должен надеяться, что они не погибли. Возможно, ее потомки дожили до нынешних дней. — Он раскрыл ладонь, положив ее на переплет книги. — Но трудно смириться с мыслью, что я никогда снова не увижу своих родителей, братьев и сестер. Они живут только как воспоминания во мне.
Лаура ощутила боль, как свою, и почувствовала ответственность за то, что он оказался здесь, за то, что его жизнь разорвана на клочки. Она положила руку на его широкое плечо, надеясь хоть как-то растопить холод.
Он поднял на нее взгляд. В его синих глазах светилось понимание, как будто он ощущал все враждующие между собой чувства, проснувшиеся в ней, как будто он знал ее лучше, чем она сама, как будто он был единственным, кто хотел дать ей утешение.
— Прости, — прошептала она. Прости, что верила в мечту, которая никогда не станет правдой.
— Не жалей ни о чем. Человек может жить одними воспоминаниями о своей семье, — на его губах появилась улыбка, когда он снял ее руку со своего плеча и приложил к своему сердцу, — Но без своего сердца он жить не может. Я попал туда, где хотел быть больше всего на свете.
— Ox! — прошептала она, глядя в его сверкающие синие глаза. Тепло его кожи проникало сквозь ткань рубашки, пульсируя вместе с сердцем, к которому прижималась ее ладонь. Он был теплым и настоящим — здесь, в ее времени.
«Будь моей. Навечно, любовь моя», — эти пленительные слова проникли в ее разум, как песня сирены, зовущая к гибели. Нечего даже думать о совместной жизни с человеком, которому нет места в этом веке.
Она убрала свою руку, и ее коже, согретой теплом его груди, внезапно стало холодно.
— Я не думала, что услышу от тебя такие слова.
Улыбка Коннора превратилась в дьявольскую ухмылку.
— Ты всегда боишься правды?
— Не говори чепухи. Разумеется, я не боюсь правды.
— И все же ты хочешь убежать и спрятаться всякий раз, как я признаюсь, сколь много ты значишь для меня.
— Пожалуйста, потише! — Лаура оглядела большой зал, испугавшись, что среди немногих людей, которые сидели за столами и просматривали стопки книг, могут найтись знакомые. Она никого не узнала.
— Все в порядке? Или какой-нибудь знакомый видел тебя в обществе ужасного варвара?
Лаура бросила на Коннора взгляд, который мог кого угодно превратить в кусок льда. Он засмеялся, и смех громом пронесся по всему залу. Люди, сидевшие за столами, оборачивались и бросали на них неодобрительные взгляды.
— Тихо! — прошептала Лаура, опускаясь на стул рядом с Коннором и прячась за штабелем книг.
Лицо Коннора стало непроницаемым.
— Я забыл, что в Бостоне нельзя смеяться.
Лаура со свистом выдохнула из груди воздух.
— Теперь, когда ты разграбил библиотеку, я предлагаю вернуться домой.
— И учить новые правила?
Лаура уперла руки в бока и принялась смотреть на него так, как ее учитель, мистер Биксби, смотрел на нее, когда ей случалось забыться в мечтах.
— Я знаю, что ты не одобряешь многих правил приличия нашего времени. Но все же, поскольку нам совсем неизвестно, сколько времени ты проведешь в нашем веке, ты должен соблюдать принятые у нас нормы поведения.
Коннор кивнул.
— Покажи мне ваш город. Это самый лучший способ познакомиться с образом жизни в вашем веке.
Никто никогда не смотрел на нее так, как он, будто она была ключом, который открывает все сокровища мира. Она была учителем, а он — учеником, стремящимся познать жизнь, и его глаза горели восхищением. Как это искушало и как было опасно!
— На одном из планов Бостона я заметил, что поблизости есть железнодорожная станция. Мне бы очень хотелось взглянуть на паровоз.
— Я думаю, будет разумнее вернуться домой.
— Хорошо. — Он откинулся на спинку стула. — Я вернусь к обеду.
— Не думаю, что тебе стоит ходить по городу одному. Он ухмыльнулся.
— Я рад, что ты передумала. Я всегда очень рад твоему обществу.
— Ох, ты самый несносный…
— Потише, пожалуйста, — прошептал он, бросив на нее неодобрительный взгляд, который очень напоминал мистера Биксби, если не считать озорных искорок в его синих глазах.
Лаура постучала пальцами по столу, про себя перебирая варианты и поняв, что он оставляет ей только одну возможность.
— Я позвоню тете Софи и скажу, что мы не вернемся к ленчу.
Паровозное депо, находившееся за вокзалом, выглядело гигантской рукотворной пещерой с железными балками, поддерживающими сводчатую кровлю, и железными столбами, спускающимися от крыши к земле. Холодный ветер прилетал из дальнего конца паровозного логова, раздувая штанины на ногах Коннора, когда он шел вдоль высокой железной изгороди, за которой скрывался огромный железный зверь.
— Насмотрелся на поезд? Я думаю, пора идти. — Лаура оглянулась через плечо, на широкий наклонный пандус, ведущий к главному зданию вокзала. — Пока нас никто здесь не увидел.
— Что плохого в том, что мы здесь стоим? Лаура прикусила губу.
— По расписанию поезд отходит только через два часа.
— И ваши правила запрещают стоять и любоваться им?
Лаура уперлась руками в бедра и пронзила его одним из твоих ледяных взглядов, которыми так гордилась.
— Никто в Бостоне не станет стоять на платформе и глазеть на поезд. Он усмехнулся.
— Я стану.
Она с шипением выпустила воздух меж зубов.
— Да, конечно.
Как объяснить ей, что заставляет его пожирать глазами этот механизм? Паровая машина принесла с собой индустриальную революцию, навсегда изменила лицо того мира, который знал Коннор, превратив его в нечто новое, что он должен был исследовать.
— Посмотри на поезд, Лаура! Он великолепен. — Коннор положил руку на холодные железные ворота в надежде отворить их. Но ворота были заперты.
Лаура нахмурилась, глядя сквозь решетку.
— Tы должен понимать, что поезда — обычное явление. Больше никто не смотрит на поезд с изумлением.
Поезд стоял на железных рельсах, как отдыхающее чудовище. Другие пути, которые вели от деревянной платформы к противоположному концу огромной железной пещеры, были пусты, стальные звери спаслись отсюда бегством.
— Какая жалость, что люди больше не видят в этом изобретении чуда!
— Почему?
— Когда мы перестаем видеть чудо в чем-нибудь, столь же великолепном, как это механическое совершенство, мы перестаем замечать чудеса вокруг себя.
— Чушь! — Лаура отвернулась от него и взглянула на поезд, нахмурив брови. — Взрослые люди не должны смотреть на обыкновенные предметы и видеть в них чудеса.
— И все же вокруг нас каждый день творятся чудеса.
Лаура взглянула на него, подняв тонкие брови.
— Да, я видела одно чудо, без которого вполне могла бы обойтись.
— Если ты не хочешь, чтобы я был здесь, зачем же звала меня? — Коннор провел рукой над решеткой, ощупывая затвор.
Лаура выпрямилась, вздернув подбородок.
— Я не звала тебя!
— Но меня призывал именно твой голос.
— Такого не может быть! — Лаура отступила назад, как будто правда вырастала между ними перекрученным терновником и она боялась запутаться в нем. — Тебя вызвала тетя Софи.
— Ты уверена?
— Конечно! — Лаура схватилась за один из железных прутьев изгороди, и черная перчатка туго натянулась на ее руке. — Я не могла бы вызвать тебя.
— Потому что это означало бы, что ты хочешь моего присутствия?
— Естественно.
— И именно это тебя пугает? Или же вероятность того, что ты обладаешь магическими способностями?
— Глупо даже думать о такой возможности. — Она понизила голос до шепота, как будто боялась, что ее услышит кто-нибудь на далеком вокзале. — Разумеется, у меня нет никаких магических способностей.
Коннор вздохнул, поняв, что ему не скоро удастся поведать ей правду о себе.
— А теперь, пожалуйста, пойдем.
— Сейчас. — Он открыл ворота. Заскрежетало железо.
—Странно… — Лаура смотрела на ворота так, как будто они внезапно заговорили. — Они должны быть заперты.
— Может быть, сторожа узнали о моем приходе?
— Поверь мне, Коннор, никто не имеет понятия о том, что ты в Бостоне.
— Да, но мне здесь очень нравится. — И он прошел в ворота и ступил на широкую деревянную платформу.
— Тебе туда нельзя! Я уверена, что пассажирам вход на платформу без сопровождения служащего вокзала запрещен.
— Я нигде не видел запрета. — И Коннор направился к поезду, зачарованный огромным механизмом.
— Коннор, вернись немедленно! Он обернулся. Лицо Лауры пылало от ярости.
— Говорил ли тебе кто-нибудь, что из тебя выйдет хороший генерал? Она нахмурилась.
— Почему?
— Ты любишь приказывать. — Он повернулся и зашагал по платформе к локомотиву.
— Коннор! — крикнула Лаура. — Этого нельзя делать! У тебя будут неприятности.
Он оглянулся через плечо туда, где она стояла за воротами, как будто ей по-прежнему преграждала проход запертая решетка. Лаура смотрела ему вслед — генерал, разъяренный непослушанием подчиненного.
— Я на минутку!
— Упрямый варвар!
Он улыбнулся ее гневу, догадываясь, какие цепи сковывают ее. Когда-нибудь он разорвет эти цепи.
Проходя мимо пассажирских вагонов, он заглядывал в их окна. В первых двух вагонах вдоль центрального прохода стояли деревянные скамьи, но в остальных вагонах все было совсем по-другому. Красный бархат покрывал узкие диваны, стоявшие рядами по обе стороны узкого прохода, в других стояли лицом друг к другу плетеные кресла, а в последнем вагоне он увидел обеденные столы и стулья. Очевидно, эти вагоны предназначались для представителей разных сословий.
Он остановился около огромного локомотива и прижал ладонь к холодному черному железу— коже этого рукотворного тяглового животного. В его теле отдавалась мощь машины, примитивной, но сильной. Он читал о железнодорожных катастрофах, о животных, убитых паровозами, о людях, погибших при крушении. Вот она какая, современная магия.
— Эй, вам нельзя здесь находиться, сэр! Коннор оглянулся через плечо. От ворот к нему бежал высокий, крепкий человек, одетый в темно-синие брюки и темно-синюю шинель с блестящими медными пуговицами. Коннор бросил взгляд мимо служащего на Лауру, крепко вцепившуюся в железные прутья ворот. Выражение ее лица говорило, что все ее страхи оправдались.
Служитель остановился около Коннора, задыхаясь, как упряжная лошадь, которую заставили бежать в дерби.
— Сэр… я должен… попросить вас… вернуться, на вокзал.
— Возможно, вы простите мне мое любопытство, — улыбнулся Коннор. — Я никогда раньше не видел поезда.
Человек насупился, оглядывая Коннора с подозрением.
— Никогда не видели поезда?
— Никогда.
— Однако, к сожалению, вы не имеете права находиться на платформе без билета. И даже с билетом — только перед отправлением поезда. — Он указал на здание вокзала: — Если вы будете так добры…
Коннор смотрел прямо в темные глаза служителя, посылая ему в мозг простые слова:
«Не хотите ли осмотреть поподробнее, сэр?»
Служитель колебался, в его глазах появилось удивление.
— Не хотите ли осмотреть поподробнее, сэр? — пробормотал он.
— Да, с удовольствием. Спасибо. Лаура вздохнула полную грудь морозного воздуха, когда они покинули станцию.
— Не понимаю… — Она шла рядом с Коннором, удаляясь от внушительного каменного сооружения, и под ее ногами скрипел снег. — Почему тот человек устроил тебе экскурсию по поезду?
— Я сказал ему, что никогда раньше не видел поезда.
— И только? — Лаура смотрела на Коннора, все еще не веря своим глазам. Похоже было на то, что он управлял волей служителя. — Значит, ты просто сказал ему, что никогда раньше не видел поезда, и он решил показать его тебе?
— Исключительно любезный джентльмен.
— Невероятно! — Из ее рта вырвалось облачко пара. — Нам повезло, что он оказался таким сговорчивым.
— Да. — Коннор обернулся через плечо и нахмурился.
— В чем дело?
— Мне показалось, что за нами следят. Лаура тоже обернулась, не увидев никого, кроме нескольких людей, двигавшихся по усыпанному снегом тротуару.
— Вероятно, это служитель хотел убедиться, что ты нашел дорогу.
Коннор улыбнулся, и в его глазах зажглось тепло, которое согревало Лауру, как сильные руки.
— Я всегда знаю дорогу, когда ты рядом.
— Оставь свою лесть для тех, кому она нужна.
— А я думал, что все женщины любят лесть.
— Возможно, ты мог покорить любую леди девятого века своими ужимками, но ты сам скоро убедишься, что я не поддамся твоим сомнительным чарам.
На его губах заиграла дьявольская усмешка, от которой ее сердце забилось быстрее, и он подмигнул.
— Когда-нибудь, любовь моя, ты станешь моей.
— Как бы ни так! — Она отвела от него взгляд, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. Этот человек— негодяй, искушенный жизнью, хотя жизнь в девятнадцатом веке значительно отличается от жизни в его времени. Она не станет жертвой его чар. Она наверняка не поддастся обманчивым обещаниям, которые видела в его глазах, какими бы заманчивыми они ни были.
Лаура заглянула в витрину лавки, мимо которой они проходили, и ее внимание привлекли ряды шоколада за стеклом, вперемежку с пакетиками мятных лепешек и квадратиками карамели.
— Что это за магазин? — спросил Коннор, останавливаясь рядом с ней на тротуаре.
— Это кондитерская мистера Халлорана. — Лаура смотрела сквозь витрину на большой плакат, висевший на стене за прилавком, где сообщалось об имеющихся в продаже сортах мороженого. Она едва не ощущала густое, вязкое лакомство, тающее на языке. — Он делает самое вкусное шоколадное мороженое во всем Бостоне.
— Мне бы тоже хотелось его попробовать, — и Коннор направился к входу в лавку.
Лаура смотрела в витрину, и у нее текли слюнки. Но им нельзя есть мороженое сейчас, перед ленчем.
Коннор открыл дверь, зазвенел колокольчик. Отступив с прохода, Коннор жестом пригласил Лауру войти в лавку первой.
Лаура колебалась, думая о мороженом и тех условностях, которые мешали ей полакомиться им. Однако почему бы им не купить лимонных леденцов для Меган, верно?
Вооружившись таким достойным мотивом, она вошла в лавку. Теплый воздух кондитерской был полон сладких запахов шоколада, мяты и кленовых ирисок.
— Добрый день, мисс Салливен, и вам, сэр. — Мистер Халлоран положил свои пухлые руки на деревянный прилавок. Его седая голова едва ли на фут поднималась над полированной поверхностью. — Вам ваше обычное, мисс?
— Обычное — это какое? — спросил Коннор, взглянув на Лауру и улыбнувшись. Лаура облизала губы.
— Обычное — это шоколадное. Очень вкусное шоколадное мороженое.
— Что такое мороженое? — спросил Коннор у маленького человека за прилавком.
— Это сметана, сахар и яйца, смешанные с разными добавками, — Халлоран открыл крышку за прилавком и наклонился, чтобы зачерпнуть из серебристого ведерка. — Затем смесь замораживают и получается вот такое.
Коннор взял предложенную ему ложку, глядя на наполняющую ее темную субстанцию.
— Это — с шоколадом.
— Самым лучшим в мире, — прошептала Лаура.
Коннор засунул ложку в рот и улыбнулся, распробовав сладкое лакомство.
— Я хочу попробовать все сорта. Лаура потянула его за рукав.
— А как же ленч?
— Устроим его здесь. — Коннор указал на три белых столика около витрины. — Съедим на ленч мороженое.
Лаура покачала головой.
— Мороженое на ленч не едят.
— Тогда съедим мороженое, а ленч — потом.
— Нельзя есть мороженое перед ленчем! — Лаура уперла руки в бедра. — Мороженое едят на десерт.
Коннор нахмурился.
— Еще одно правило?
Лаура наморщила лоб.
— Нет, просто десерт едят после главного блюда.
— Почему? — спросил Коннор.
— Потому что… — Лаура бросила взгляд на мистера Халлорана, который смотрел на них улыбаясь. — У тебя в животе не останется места для нормальной еды.
— Но если я съем нормальную еду, у меня в животе может не остаться места для мороженого, — Коннор взглянул на пустую ложку, как будто это было самое печальное зрелище, какое он когда-либо видел. — Я думаю, что сперва съем мороженое, а затем попытаю счастья с ленчем.
С этим человеком просто невозможно спорить!
— Ладно. Но только не шесть порций, — Лаура подняла руку, когда Коннор попытался возразить. — Тебе станет плохо, если ты съешь шесть порций мороженого на пустой желудок.
— Против этого ничего не возразишь, — он улыбнулся ей. — Как ты считаешь, с чего мне начать?
— С шоколадного, ванильного и… — Лаура взглянула на вывеску за прилавком, — и попробуй персиковое.
— Ты должен понять, что это ребячество! — Лаура сидела с Коннором за одним из круглых столиков около окна кондитерской, запуская ложку в пухлый шарик шоколадного мороженого. — Ни один разумный человек не станет есть мороженое перед ленчем.
— Я никогда не пробовал ничего подобного! — Коннор взял ложкой персиковое мороженое. — Это чудесно!
Лаура не могла не улыбнуться, глядя, как его лицо просияло.
— Многие люди любят есть мороженое только летом.
Коннор указал ложкой на ее блюдечко.
— Ты не входишь в их число.
— Должна признаться, что могла бы есть мороженое круглый год.
— Ну и ешь, если хочешь. — Коннор поднес к губам ложку ванильного мороженого, отправил ее в рот, улыбнувшись от удовольствия.
— Мы не всегда можем делать то, что нам хочется. — Она опустила глаза к своей вазочке, почувствовав укол вины за неподобающий поступок. — Моя мать подумала бы, что я сошла с ума, если бы сейчас увидела меня.
— Я согласен, что есть правила, которые нельзя нарушать. — Коннор простым, но изящным движением промокнул губы салфеткой. — А иные правила предназначены только для того, чтобы лишить нас свободы. Эти правила не стоит соблюдать.
— Но если все будут так считать, то в мире воцарится хаос.
— От того, что мы едим мороженое перед ленчем?
— Конечно, нет. — Лаура погрузила ложку в мороженое. Правила, по которым она жила всю свою жизнь, казались ему глупыми. — Я так и знала, что ты не поймешь.
— Потому что я — викинг и разбойник? Лаура взглянула прямо в его бездонные синие глаза, которые снова и снова поражали ее своей красотой. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоить колотящееся сердце, но сдавленное горло не пропускало воздуха.
Если не замечать взъерошенной черной гривы, Коннор выглядел настоящим викторианским джентльменом в белой рубашке, галстуке и светло-сером пальто. Но все же за изысканной внешностью скрывалась могущественная сила, которую он излучал и которая окутывала Лауру, как солнечное тепло, грозя сжечь ее, если она окажется слишком близко. Но какая-то часть ее существа, глупая девочка, продолжавшая жить в глубине ее души, пыталась представить, что будет, если дать этому пламени лизать свою кожу. Она содрогнулась, испуганная мыслями, возникающими в ее мозгу.
— Ты боишься чего-нибудь? Он нахмурился, явно удивленный внезапным поворотом ее мыслей.
— Я не был бы человеком, если бы не испытывал страха.
— Но похоже, ты не боишься ничего. Ты ко всему подходишь так, как будто это чудесное новое открытие, которое ты собираешься объявить своей собственностью.
— Ваш век полон для меня новых открытий.
— Да, конечно. Но большинство людей испугалось бы таких огромных перемен за такое короткое время.
Коннор выглянул в окно. Солнечные лучи били ему в лицо, золотя кончики густых черных ресниц.
— Ты когда-нибудь видела единорога?
— Конечно, нет. Никаких единорогов не бывает.
— Их теперь не осталось. — Он улыбнулся и взглянул на нее глазами, полными озорных искорок. — Но когда-то единороги населяли холмы великой островной страны. Они были любимыми животными Туата-Де-Дананн, людей, которые правили Атлантидой.
— Атлантидой? — Лаура засунула в рот ложку мороженого, чувствуя, как шоколадная смесь тает на языке. Но в ее памяти стоял запах экзотических пряностей, преследуя и согревая ее изнутри; она всегда будет помнить этот вкус. Лаура проглотила комок. — Я чуть-чуть старовата, чтобы верить в сказки.
— Если вспомнить все, что случилось за последние несколько дней, тебе действительно трудно поверить, что Атлантида и единороги существовали. — Он проглотил ложку мороженого, и на его губах осталась липкая белая полоска.
— Хорошо. — Взгляд Лауры был устремлен на его язык, слизывающий мороженое с губ, и у нее во рту пересохло, когда она вспомнила, как этот скользкий язык прикасался к ее губам. — Так что же случилось с единорогами в Атлантиде?
— Королевский колдун предвещал катастрофу, которая уничтожит остров. Были сделаны приготовления, чтобы по возможности спасти людей и животных. Были построены огромные корабли, и начался исход. Но когда настала очередь единорогов подняться на суда, они отказались. Никто не смог убедить животных покинуть остров, который был их родиной.
— Неужели их нельзя было увезти насильно?
— Так и сделали. Но единороги, которых силой увезли с острова, умерли еще до того, как корабли достигли новой земли. Страх перед переменами лишил их силы духа и мужества.
Лаура поймала себя на том, что смотрит на его губы, наблюдая, как он отправляет в рот мороженое, и думая, что получится, если смешать мороженое и пряный вкус его рта.
— Надо думать, мораль твоего рассказа такова: те, кто не в силах измениться и приспособиться к новым условиям, погибают.
Коннор кивнул.
— Мы должны обладать силой, чтобы гнуться, мужеством, чтобы встречать перемены, и мудростью, чтобы знать, как приспособиться к новой жизни.
Лаура отвела от него взгляд, пораженная мудростью, которой светились его глаза; эта мудрость порождала в ней чувство, как будто все правила, которые она соблюдала всю свою жизнь, были не чем иным, как железными прутьями, превращающими ее в узницу приличий.
Но этот человек — викинг, Боже милосердный! От него нельзя ожидать, что он станет подчиняться законам общества. И, разумеется, не ей нарушать эти законы. Лаура погрузила ложку в тающее мороженое. Это его вина. Если бы он не поцеловал ее, она бы не сидела здесь, думая о скандальных вещах. У него нет никакого права заставлять ее мысли двигаться по путям, запретным для настоящей леди. Ни малейшего права.
Глава 14
— Моя семья могущественна, и у нее есть сильные союзники. Моя мать — ирландская принцесса. Я должен надеяться, что они не погибли. Возможно, ее потомки дожили до нынешних дней. — Он раскрыл ладонь, положив ее на переплет книги. — Но трудно смириться с мыслью, что я никогда снова не увижу своих родителей, братьев и сестер. Они живут только как воспоминания во мне.
Лаура ощутила боль, как свою, и почувствовала ответственность за то, что он оказался здесь, за то, что его жизнь разорвана на клочки. Она положила руку на его широкое плечо, надеясь хоть как-то растопить холод.
Он поднял на нее взгляд. В его синих глазах светилось понимание, как будто он ощущал все враждующие между собой чувства, проснувшиеся в ней, как будто он знал ее лучше, чем она сама, как будто он был единственным, кто хотел дать ей утешение.
— Прости, — прошептала она. Прости, что верила в мечту, которая никогда не станет правдой.
— Не жалей ни о чем. Человек может жить одними воспоминаниями о своей семье, — на его губах появилась улыбка, когда он снял ее руку со своего плеча и приложил к своему сердцу, — Но без своего сердца он жить не может. Я попал туда, где хотел быть больше всего на свете.
— Ox! — прошептала она, глядя в его сверкающие синие глаза. Тепло его кожи проникало сквозь ткань рубашки, пульсируя вместе с сердцем, к которому прижималась ее ладонь. Он был теплым и настоящим — здесь, в ее времени.
«Будь моей. Навечно, любовь моя», — эти пленительные слова проникли в ее разум, как песня сирены, зовущая к гибели. Нечего даже думать о совместной жизни с человеком, которому нет места в этом веке.
Она убрала свою руку, и ее коже, согретой теплом его груди, внезапно стало холодно.
— Я не думала, что услышу от тебя такие слова.
Улыбка Коннора превратилась в дьявольскую ухмылку.
— Ты всегда боишься правды?
— Не говори чепухи. Разумеется, я не боюсь правды.
— И все же ты хочешь убежать и спрятаться всякий раз, как я признаюсь, сколь много ты значишь для меня.
— Пожалуйста, потише! — Лаура оглядела большой зал, испугавшись, что среди немногих людей, которые сидели за столами и просматривали стопки книг, могут найтись знакомые. Она никого не узнала.
— Все в порядке? Или какой-нибудь знакомый видел тебя в обществе ужасного варвара?
Лаура бросила на Коннора взгляд, который мог кого угодно превратить в кусок льда. Он засмеялся, и смех громом пронесся по всему залу. Люди, сидевшие за столами, оборачивались и бросали на них неодобрительные взгляды.
— Тихо! — прошептала Лаура, опускаясь на стул рядом с Коннором и прячась за штабелем книг.
Лицо Коннора стало непроницаемым.
— Я забыл, что в Бостоне нельзя смеяться.
Лаура со свистом выдохнула из груди воздух.
— Теперь, когда ты разграбил библиотеку, я предлагаю вернуться домой.
— И учить новые правила?
Лаура уперла руки в бока и принялась смотреть на него так, как ее учитель, мистер Биксби, смотрел на нее, когда ей случалось забыться в мечтах.
— Я знаю, что ты не одобряешь многих правил приличия нашего времени. Но все же, поскольку нам совсем неизвестно, сколько времени ты проведешь в нашем веке, ты должен соблюдать принятые у нас нормы поведения.
Коннор кивнул.
— Покажи мне ваш город. Это самый лучший способ познакомиться с образом жизни в вашем веке.
Никто никогда не смотрел на нее так, как он, будто она была ключом, который открывает все сокровища мира. Она была учителем, а он — учеником, стремящимся познать жизнь, и его глаза горели восхищением. Как это искушало и как было опасно!
— На одном из планов Бостона я заметил, что поблизости есть железнодорожная станция. Мне бы очень хотелось взглянуть на паровоз.
— Я думаю, будет разумнее вернуться домой.
— Хорошо. — Он откинулся на спинку стула. — Я вернусь к обеду.
— Не думаю, что тебе стоит ходить по городу одному. Он ухмыльнулся.
— Я рад, что ты передумала. Я всегда очень рад твоему обществу.
— Ох, ты самый несносный…
— Потише, пожалуйста, — прошептал он, бросив на нее неодобрительный взгляд, который очень напоминал мистера Биксби, если не считать озорных искорок в его синих глазах.
Лаура постучала пальцами по столу, про себя перебирая варианты и поняв, что он оставляет ей только одну возможность.
— Я позвоню тете Софи и скажу, что мы не вернемся к ленчу.
Паровозное депо, находившееся за вокзалом, выглядело гигантской рукотворной пещерой с железными балками, поддерживающими сводчатую кровлю, и железными столбами, спускающимися от крыши к земле. Холодный ветер прилетал из дальнего конца паровозного логова, раздувая штанины на ногах Коннора, когда он шел вдоль высокой железной изгороди, за которой скрывался огромный железный зверь.
— Насмотрелся на поезд? Я думаю, пора идти. — Лаура оглянулась через плечо, на широкий наклонный пандус, ведущий к главному зданию вокзала. — Пока нас никто здесь не увидел.
— Что плохого в том, что мы здесь стоим? Лаура прикусила губу.
— По расписанию поезд отходит только через два часа.
— И ваши правила запрещают стоять и любоваться им?
Лаура уперлась руками в бедра и пронзила его одним из твоих ледяных взглядов, которыми так гордилась.
— Никто в Бостоне не станет стоять на платформе и глазеть на поезд. Он усмехнулся.
— Я стану.
Она с шипением выпустила воздух меж зубов.
— Да, конечно.
Как объяснить ей, что заставляет его пожирать глазами этот механизм? Паровая машина принесла с собой индустриальную революцию, навсегда изменила лицо того мира, который знал Коннор, превратив его в нечто новое, что он должен был исследовать.
— Посмотри на поезд, Лаура! Он великолепен. — Коннор положил руку на холодные железные ворота в надежде отворить их. Но ворота были заперты.
Лаура нахмурилась, глядя сквозь решетку.
— Tы должен понимать, что поезда — обычное явление. Больше никто не смотрит на поезд с изумлением.
Поезд стоял на железных рельсах, как отдыхающее чудовище. Другие пути, которые вели от деревянной платформы к противоположному концу огромной железной пещеры, были пусты, стальные звери спаслись отсюда бегством.
— Какая жалость, что люди больше не видят в этом изобретении чуда!
— Почему?
— Когда мы перестаем видеть чудо в чем-нибудь, столь же великолепном, как это механическое совершенство, мы перестаем замечать чудеса вокруг себя.
— Чушь! — Лаура отвернулась от него и взглянула на поезд, нахмурив брови. — Взрослые люди не должны смотреть на обыкновенные предметы и видеть в них чудеса.
— И все же вокруг нас каждый день творятся чудеса.
Лаура взглянула на него, подняв тонкие брови.
— Да, я видела одно чудо, без которого вполне могла бы обойтись.
— Если ты не хочешь, чтобы я был здесь, зачем же звала меня? — Коннор провел рукой над решеткой, ощупывая затвор.
Лаура выпрямилась, вздернув подбородок.
— Я не звала тебя!
— Но меня призывал именно твой голос.
— Такого не может быть! — Лаура отступила назад, как будто правда вырастала между ними перекрученным терновником и она боялась запутаться в нем. — Тебя вызвала тетя Софи.
— Ты уверена?
— Конечно! — Лаура схватилась за один из железных прутьев изгороди, и черная перчатка туго натянулась на ее руке. — Я не могла бы вызвать тебя.
— Потому что это означало бы, что ты хочешь моего присутствия?
— Естественно.
— И именно это тебя пугает? Или же вероятность того, что ты обладаешь магическими способностями?
— Глупо даже думать о такой возможности. — Она понизила голос до шепота, как будто боялась, что ее услышит кто-нибудь на далеком вокзале. — Разумеется, у меня нет никаких магических способностей.
Коннор вздохнул, поняв, что ему не скоро удастся поведать ей правду о себе.
— А теперь, пожалуйста, пойдем.
— Сейчас. — Он открыл ворота. Заскрежетало железо.
—Странно… — Лаура смотрела на ворота так, как будто они внезапно заговорили. — Они должны быть заперты.
— Может быть, сторожа узнали о моем приходе?
— Поверь мне, Коннор, никто не имеет понятия о том, что ты в Бостоне.
— Да, но мне здесь очень нравится. — И он прошел в ворота и ступил на широкую деревянную платформу.
— Тебе туда нельзя! Я уверена, что пассажирам вход на платформу без сопровождения служащего вокзала запрещен.
— Я нигде не видел запрета. — И Коннор направился к поезду, зачарованный огромным механизмом.
— Коннор, вернись немедленно! Он обернулся. Лицо Лауры пылало от ярости.
— Говорил ли тебе кто-нибудь, что из тебя выйдет хороший генерал? Она нахмурилась.
— Почему?
— Ты любишь приказывать. — Он повернулся и зашагал по платформе к локомотиву.
— Коннор! — крикнула Лаура. — Этого нельзя делать! У тебя будут неприятности.
Он оглянулся через плечо туда, где она стояла за воротами, как будто ей по-прежнему преграждала проход запертая решетка. Лаура смотрела ему вслед — генерал, разъяренный непослушанием подчиненного.
— Я на минутку!
— Упрямый варвар!
Он улыбнулся ее гневу, догадываясь, какие цепи сковывают ее. Когда-нибудь он разорвет эти цепи.
Проходя мимо пассажирских вагонов, он заглядывал в их окна. В первых двух вагонах вдоль центрального прохода стояли деревянные скамьи, но в остальных вагонах все было совсем по-другому. Красный бархат покрывал узкие диваны, стоявшие рядами по обе стороны узкого прохода, в других стояли лицом друг к другу плетеные кресла, а в последнем вагоне он увидел обеденные столы и стулья. Очевидно, эти вагоны предназначались для представителей разных сословий.
Он остановился около огромного локомотива и прижал ладонь к холодному черному железу— коже этого рукотворного тяглового животного. В его теле отдавалась мощь машины, примитивной, но сильной. Он читал о железнодорожных катастрофах, о животных, убитых паровозами, о людях, погибших при крушении. Вот она какая, современная магия.
— Эй, вам нельзя здесь находиться, сэр! Коннор оглянулся через плечо. От ворот к нему бежал высокий, крепкий человек, одетый в темно-синие брюки и темно-синюю шинель с блестящими медными пуговицами. Коннор бросил взгляд мимо служащего на Лауру, крепко вцепившуюся в железные прутья ворот. Выражение ее лица говорило, что все ее страхи оправдались.
Служитель остановился около Коннора, задыхаясь, как упряжная лошадь, которую заставили бежать в дерби.
— Сэр… я должен… попросить вас… вернуться, на вокзал.
— Возможно, вы простите мне мое любопытство, — улыбнулся Коннор. — Я никогда раньше не видел поезда.
Человек насупился, оглядывая Коннора с подозрением.
— Никогда не видели поезда?
— Никогда.
— Однако, к сожалению, вы не имеете права находиться на платформе без билета. И даже с билетом — только перед отправлением поезда. — Он указал на здание вокзала: — Если вы будете так добры…
Коннор смотрел прямо в темные глаза служителя, посылая ему в мозг простые слова:
«Не хотите ли осмотреть поподробнее, сэр?»
Служитель колебался, в его глазах появилось удивление.
— Не хотите ли осмотреть поподробнее, сэр? — пробормотал он.
— Да, с удовольствием. Спасибо. Лаура вздохнула полную грудь морозного воздуха, когда они покинули станцию.
— Не понимаю… — Она шла рядом с Коннором, удаляясь от внушительного каменного сооружения, и под ее ногами скрипел снег. — Почему тот человек устроил тебе экскурсию по поезду?
— Я сказал ему, что никогда раньше не видел поезда.
— И только? — Лаура смотрела на Коннора, все еще не веря своим глазам. Похоже было на то, что он управлял волей служителя. — Значит, ты просто сказал ему, что никогда раньше не видел поезда, и он решил показать его тебе?
— Исключительно любезный джентльмен.
— Невероятно! — Из ее рта вырвалось облачко пара. — Нам повезло, что он оказался таким сговорчивым.
— Да. — Коннор обернулся через плечо и нахмурился.
— В чем дело?
— Мне показалось, что за нами следят. Лаура тоже обернулась, не увидев никого, кроме нескольких людей, двигавшихся по усыпанному снегом тротуару.
— Вероятно, это служитель хотел убедиться, что ты нашел дорогу.
Коннор улыбнулся, и в его глазах зажглось тепло, которое согревало Лауру, как сильные руки.
— Я всегда знаю дорогу, когда ты рядом.
— Оставь свою лесть для тех, кому она нужна.
— А я думал, что все женщины любят лесть.
— Возможно, ты мог покорить любую леди девятого века своими ужимками, но ты сам скоро убедишься, что я не поддамся твоим сомнительным чарам.
На его губах заиграла дьявольская усмешка, от которой ее сердце забилось быстрее, и он подмигнул.
— Когда-нибудь, любовь моя, ты станешь моей.
— Как бы ни так! — Она отвела от него взгляд, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. Этот человек— негодяй, искушенный жизнью, хотя жизнь в девятнадцатом веке значительно отличается от жизни в его времени. Она не станет жертвой его чар. Она наверняка не поддастся обманчивым обещаниям, которые видела в его глазах, какими бы заманчивыми они ни были.
Лаура заглянула в витрину лавки, мимо которой они проходили, и ее внимание привлекли ряды шоколада за стеклом, вперемежку с пакетиками мятных лепешек и квадратиками карамели.
— Что это за магазин? — спросил Коннор, останавливаясь рядом с ней на тротуаре.
— Это кондитерская мистера Халлорана. — Лаура смотрела сквозь витрину на большой плакат, висевший на стене за прилавком, где сообщалось об имеющихся в продаже сортах мороженого. Она едва не ощущала густое, вязкое лакомство, тающее на языке. — Он делает самое вкусное шоколадное мороженое во всем Бостоне.
— Мне бы тоже хотелось его попробовать, — и Коннор направился к входу в лавку.
Лаура смотрела в витрину, и у нее текли слюнки. Но им нельзя есть мороженое сейчас, перед ленчем.
Коннор открыл дверь, зазвенел колокольчик. Отступив с прохода, Коннор жестом пригласил Лауру войти в лавку первой.
Лаура колебалась, думая о мороженом и тех условностях, которые мешали ей полакомиться им. Однако почему бы им не купить лимонных леденцов для Меган, верно?
Вооружившись таким достойным мотивом, она вошла в лавку. Теплый воздух кондитерской был полон сладких запахов шоколада, мяты и кленовых ирисок.
— Добрый день, мисс Салливен, и вам, сэр. — Мистер Халлоран положил свои пухлые руки на деревянный прилавок. Его седая голова едва ли на фут поднималась над полированной поверхностью. — Вам ваше обычное, мисс?
— Обычное — это какое? — спросил Коннор, взглянув на Лауру и улыбнувшись. Лаура облизала губы.
— Обычное — это шоколадное. Очень вкусное шоколадное мороженое.
— Что такое мороженое? — спросил Коннор у маленького человека за прилавком.
— Это сметана, сахар и яйца, смешанные с разными добавками, — Халлоран открыл крышку за прилавком и наклонился, чтобы зачерпнуть из серебристого ведерка. — Затем смесь замораживают и получается вот такое.
Коннор взял предложенную ему ложку, глядя на наполняющую ее темную субстанцию.
— Это — с шоколадом.
— Самым лучшим в мире, — прошептала Лаура.
Коннор засунул ложку в рот и улыбнулся, распробовав сладкое лакомство.
— Я хочу попробовать все сорта. Лаура потянула его за рукав.
— А как же ленч?
— Устроим его здесь. — Коннор указал на три белых столика около витрины. — Съедим на ленч мороженое.
Лаура покачала головой.
— Мороженое на ленч не едят.
— Тогда съедим мороженое, а ленч — потом.
— Нельзя есть мороженое перед ленчем! — Лаура уперла руки в бедра. — Мороженое едят на десерт.
Коннор нахмурился.
— Еще одно правило?
Лаура наморщила лоб.
— Нет, просто десерт едят после главного блюда.
— Почему? — спросил Коннор.
— Потому что… — Лаура бросила взгляд на мистера Халлорана, который смотрел на них улыбаясь. — У тебя в животе не останется места для нормальной еды.
— Но если я съем нормальную еду, у меня в животе может не остаться места для мороженого, — Коннор взглянул на пустую ложку, как будто это было самое печальное зрелище, какое он когда-либо видел. — Я думаю, что сперва съем мороженое, а затем попытаю счастья с ленчем.
С этим человеком просто невозможно спорить!
— Ладно. Но только не шесть порций, — Лаура подняла руку, когда Коннор попытался возразить. — Тебе станет плохо, если ты съешь шесть порций мороженого на пустой желудок.
— Против этого ничего не возразишь, — он улыбнулся ей. — Как ты считаешь, с чего мне начать?
— С шоколадного, ванильного и… — Лаура взглянула на вывеску за прилавком, — и попробуй персиковое.
— Ты должен понять, что это ребячество! — Лаура сидела с Коннором за одним из круглых столиков около окна кондитерской, запуская ложку в пухлый шарик шоколадного мороженого. — Ни один разумный человек не станет есть мороженое перед ленчем.
— Я никогда не пробовал ничего подобного! — Коннор взял ложкой персиковое мороженое. — Это чудесно!
Лаура не могла не улыбнуться, глядя, как его лицо просияло.
— Многие люди любят есть мороженое только летом.
Коннор указал ложкой на ее блюдечко.
— Ты не входишь в их число.
— Должна признаться, что могла бы есть мороженое круглый год.
— Ну и ешь, если хочешь. — Коннор поднес к губам ложку ванильного мороженого, отправил ее в рот, улыбнувшись от удовольствия.
— Мы не всегда можем делать то, что нам хочется. — Она опустила глаза к своей вазочке, почувствовав укол вины за неподобающий поступок. — Моя мать подумала бы, что я сошла с ума, если бы сейчас увидела меня.
— Я согласен, что есть правила, которые нельзя нарушать. — Коннор простым, но изящным движением промокнул губы салфеткой. — А иные правила предназначены только для того, чтобы лишить нас свободы. Эти правила не стоит соблюдать.
— Но если все будут так считать, то в мире воцарится хаос.
— От того, что мы едим мороженое перед ленчем?
— Конечно, нет. — Лаура погрузила ложку в мороженое. Правила, по которым она жила всю свою жизнь, казались ему глупыми. — Я так и знала, что ты не поймешь.
— Потому что я — викинг и разбойник? Лаура взглянула прямо в его бездонные синие глаза, которые снова и снова поражали ее своей красотой. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоить колотящееся сердце, но сдавленное горло не пропускало воздуха.
Если не замечать взъерошенной черной гривы, Коннор выглядел настоящим викторианским джентльменом в белой рубашке, галстуке и светло-сером пальто. Но все же за изысканной внешностью скрывалась могущественная сила, которую он излучал и которая окутывала Лауру, как солнечное тепло, грозя сжечь ее, если она окажется слишком близко. Но какая-то часть ее существа, глупая девочка, продолжавшая жить в глубине ее души, пыталась представить, что будет, если дать этому пламени лизать свою кожу. Она содрогнулась, испуганная мыслями, возникающими в ее мозгу.
— Ты боишься чего-нибудь? Он нахмурился, явно удивленный внезапным поворотом ее мыслей.
— Я не был бы человеком, если бы не испытывал страха.
— Но похоже, ты не боишься ничего. Ты ко всему подходишь так, как будто это чудесное новое открытие, которое ты собираешься объявить своей собственностью.
— Ваш век полон для меня новых открытий.
— Да, конечно. Но большинство людей испугалось бы таких огромных перемен за такое короткое время.
Коннор выглянул в окно. Солнечные лучи били ему в лицо, золотя кончики густых черных ресниц.
— Ты когда-нибудь видела единорога?
— Конечно, нет. Никаких единорогов не бывает.
— Их теперь не осталось. — Он улыбнулся и взглянул на нее глазами, полными озорных искорок. — Но когда-то единороги населяли холмы великой островной страны. Они были любимыми животными Туата-Де-Дананн, людей, которые правили Атлантидой.
— Атлантидой? — Лаура засунула в рот ложку мороженого, чувствуя, как шоколадная смесь тает на языке. Но в ее памяти стоял запах экзотических пряностей, преследуя и согревая ее изнутри; она всегда будет помнить этот вкус. Лаура проглотила комок. — Я чуть-чуть старовата, чтобы верить в сказки.
— Если вспомнить все, что случилось за последние несколько дней, тебе действительно трудно поверить, что Атлантида и единороги существовали. — Он проглотил ложку мороженого, и на его губах осталась липкая белая полоска.
— Хорошо. — Взгляд Лауры был устремлен на его язык, слизывающий мороженое с губ, и у нее во рту пересохло, когда она вспомнила, как этот скользкий язык прикасался к ее губам. — Так что же случилось с единорогами в Атлантиде?
— Королевский колдун предвещал катастрофу, которая уничтожит остров. Были сделаны приготовления, чтобы по возможности спасти людей и животных. Были построены огромные корабли, и начался исход. Но когда настала очередь единорогов подняться на суда, они отказались. Никто не смог убедить животных покинуть остров, который был их родиной.
— Неужели их нельзя было увезти насильно?
— Так и сделали. Но единороги, которых силой увезли с острова, умерли еще до того, как корабли достигли новой земли. Страх перед переменами лишил их силы духа и мужества.
Лаура поймала себя на том, что смотрит на его губы, наблюдая, как он отправляет в рот мороженое, и думая, что получится, если смешать мороженое и пряный вкус его рта.
— Надо думать, мораль твоего рассказа такова: те, кто не в силах измениться и приспособиться к новым условиям, погибают.
Коннор кивнул.
— Мы должны обладать силой, чтобы гнуться, мужеством, чтобы встречать перемены, и мудростью, чтобы знать, как приспособиться к новой жизни.
Лаура отвела от него взгляд, пораженная мудростью, которой светились его глаза; эта мудрость порождала в ней чувство, как будто все правила, которые она соблюдала всю свою жизнь, были не чем иным, как железными прутьями, превращающими ее в узницу приличий.
Но этот человек — викинг, Боже милосердный! От него нельзя ожидать, что он станет подчиняться законам общества. И, разумеется, не ей нарушать эти законы. Лаура погрузила ложку в тающее мороженое. Это его вина. Если бы он не поцеловал ее, она бы не сидела здесь, думая о скандальных вещах. У него нет никакого права заставлять ее мысли двигаться по путям, запретным для настоящей леди. Ни малейшего права.
Глава 14
— Моя мать была просто шокирована, когда увидела, как Лаура и мистер Пакстон сегодня утром выходили из парка. — Филипп Гарднер отхлебнул чая и поморщился, будто напиток был горьким. — Должен сказать, мисс Чандлер, я удивлен, что вы позволяете Лауре гулять с мистером Пакстоном.
Теплый солнечный свет, струившийся сквозь окна гостиной за спиной Софи, превращался в лед в мрачных глазах Филиппа. Он сидел рядом с ней на краю дивана, как каменная статуя, установленная на зеленом бархате с золотистыми полосами.
— Я уверена, что Коннор в состоянии уберечь Лауру от любых неприятностей! — Софи подняла с чайного столика тарелку с ломтиками кекса. — Возьмите кекс.
— Нет, спасибо! — Филипп облизал губы. — Кажется, вы меня не поняли, мисс Чандлер.
Конечно, не поняла.
— Еще сахара?
Он покачал головой.
— Ваш кузен — довольно странный человек.
— Да, — кивнула Софи, размешивая сахар. — Вы весьма проницательно заметили его исключительность. Он великий человек, гений — честное слово!
— Кажется, я читал где-то, что гениальность находится в опасном соседстве с безумием.
— Неужели?
Филипп мрачно кивнул.
— Вы, конечно, согласитесь, что благовоспитанный джентльмен не станет отпускать волосы до плеч и ходить в кожаных штанах?
— Вы хотите сказать, что мой кузен дурно воспитан, мистер Гарднер?
— Я думаю, что об этом вы должны судить сами. Но как бы мне ни хотелось это говорить, я обязан. — Он устремил на Софи ледяной взгляд. — Я считаю, что вы поставили репутацию Лауры под удар, позволив этому человеку бывать наедине с ней.
— Ясно! — Софи с трудом выдавила улыбку. — Не только мой кузен дурно воспитан, но еще и я плохо присматриваю за племянницей.
Филипп вздохнул.
— Я говорю это только потому, что принимаю некоторое участие в судьбе Лауры. Надо думать, вы понимаете, что я намереваюсь жениться на ней.
У Софи все сжалось внутри, когда она представила, что Лаура станет женой этого человека.
— Да, она говорила, что обдумывает ваше предложение.
— Я попрошу вас в дальнейшем не позволять Лауре бывать наедине с джентльменом, с которым она не обручена. Люди могут неверно понять, и ее репутации может быть нанесен урон;
— А вам, разумеется, не нужна невеста с испорченной репутацией.
— Я сомневаюсь, чтобы какой-либо уважающий себя человек захотел жениться на девушке с испорченной репутацией. — Филипп насупился, глядя на Софи. — И едва ли мистер Салливен будет доволен, если репутация Лауры окажется запятнанной.
Софи сумела сохранить на лице улыбку, размышляя о том, как Дэниэл отнесется к ее вмешательству в судьбу его дочери.
— Как мне повезло, что вы указали мне на мои промахи!
Филипп самодовольно улыбнулся.
— Я считаю, что это мой долг, мисс Чандлер. Вы же, в конце концов, плохо знаете мужчин.
У Софи от его холодного взгляда по коже побежали мурашки.
— Потому что я — старая дева?
Он прочистил горло.
— Это состояние подразумевает известный недостаток опыта.
Теплый солнечный свет, струившийся сквозь окна гостиной за спиной Софи, превращался в лед в мрачных глазах Филиппа. Он сидел рядом с ней на краю дивана, как каменная статуя, установленная на зеленом бархате с золотистыми полосами.
— Я уверена, что Коннор в состоянии уберечь Лауру от любых неприятностей! — Софи подняла с чайного столика тарелку с ломтиками кекса. — Возьмите кекс.
— Нет, спасибо! — Филипп облизал губы. — Кажется, вы меня не поняли, мисс Чандлер.
Конечно, не поняла.
— Еще сахара?
Он покачал головой.
— Ваш кузен — довольно странный человек.
— Да, — кивнула Софи, размешивая сахар. — Вы весьма проницательно заметили его исключительность. Он великий человек, гений — честное слово!
— Кажется, я читал где-то, что гениальность находится в опасном соседстве с безумием.
— Неужели?
Филипп мрачно кивнул.
— Вы, конечно, согласитесь, что благовоспитанный джентльмен не станет отпускать волосы до плеч и ходить в кожаных штанах?
— Вы хотите сказать, что мой кузен дурно воспитан, мистер Гарднер?
— Я думаю, что об этом вы должны судить сами. Но как бы мне ни хотелось это говорить, я обязан. — Он устремил на Софи ледяной взгляд. — Я считаю, что вы поставили репутацию Лауры под удар, позволив этому человеку бывать наедине с ней.
— Ясно! — Софи с трудом выдавила улыбку. — Не только мой кузен дурно воспитан, но еще и я плохо присматриваю за племянницей.
Филипп вздохнул.
— Я говорю это только потому, что принимаю некоторое участие в судьбе Лауры. Надо думать, вы понимаете, что я намереваюсь жениться на ней.
У Софи все сжалось внутри, когда она представила, что Лаура станет женой этого человека.
— Да, она говорила, что обдумывает ваше предложение.
— Я попрошу вас в дальнейшем не позволять Лауре бывать наедине с джентльменом, с которым она не обручена. Люди могут неверно понять, и ее репутации может быть нанесен урон;
— А вам, разумеется, не нужна невеста с испорченной репутацией.
— Я сомневаюсь, чтобы какой-либо уважающий себя человек захотел жениться на девушке с испорченной репутацией. — Филипп насупился, глядя на Софи. — И едва ли мистер Салливен будет доволен, если репутация Лауры окажется запятнанной.
Софи сумела сохранить на лице улыбку, размышляя о том, как Дэниэл отнесется к ее вмешательству в судьбу его дочери.
— Как мне повезло, что вы указали мне на мои промахи!
Филипп самодовольно улыбнулся.
— Я считаю, что это мой долг, мисс Чандлер. Вы же, в конце концов, плохо знаете мужчин.
У Софи от его холодного взгляда по коже побежали мурашки.
— Потому что я — старая дева?
Он прочистил горло.
— Это состояние подразумевает известный недостаток опыта.