Страница:
Саманта обернулась со счастливым лицом, чтобы посмотреть на Майка; он все еще хмурился.
— Кто ухаживает за садом?
— Я…
— Можно я буду помогать? Я имею в виду, если я здесь останусь, я бы хотела помогать в саду.
Он перестал хмуриться и улыбнулся.
— Это будет честью для меня.
Казалось, ее слова должны были полностью удовлетворить его, но он никак не мог понять, что же его беспокоит. Раньше он желал, чтобы она осталась, но теперь ему хотелось, чтобы она ушла. Пожалуй, это чувство возникло у него после того, как она столь по-домашнему вела себя в этих комнатах — комнатах Дейва. Что-то, связанное с тем, как она схватила эту фотографию матери и прижала к сердцу…
— Хочешь посмотреть кухню? Она кивнула; он подошел к стене и открыл дверь, которая вела на узкую темную лестницу.
— Это черная лестница для слуг, — объяснил он. — Дом не перестраивался под отдельные квартиры, так что кухня у нас будет общей.
Она внимательно взглянула на него.
— Пусть тебя не беспокоит мое присутствие. — Его раздражало, что опять приходится защищаться. Возможно, ему остается лишь показать ей справку на бланке полиции, подтверждающую, что он не насильник и не убийца и что самое большое нарушение, которое он совершил, — это превысил скорость вождения автомобиля.
— Я еще меньше разбираюсь в кухонных делах, чем даже в компьютерах. Так что ты не часто будешь сталкиваться со мной там. Я могу справиться с холодильником — и это, кажется, все. Даже тостеры приводят меня в замешательство.
Она молча глядела на него, тем самым давая понять, что далеко не убеждена в его благих намерениях.
— Послушай, Сэм, вероятно, оба мы встали сегодня не с той ноги, но я тебя уверяю, что я вовсе не… что бы ты там обо мне ни думала. Ты будешь в полной безопасности здесь со мной. В том числе в безопасности от меня. Все твои двери снабжены хорошими крепкими замками, и ключей у меня нет. Все они были у твоего отца. Что касается кухни, то, если ты пожелаешь, мы можем составить график пользования ею. Вообще, если хочешь, можем всю нашу жизнь организовать по графику, так, что совсем не будем встречаться. Твой отец выплатил арендную плату завесь год вперед, и я думаю, тебе стоит здесь остаться. Эти деньги я уже истратил и не в состоянии вернуть их тебе назад.
Она не знала, что ответить — остается она или уходит. Возможно, ей не следовало оставаться здесь с ним после того, что произошло при встрече, но могла ли она покинуть и этот дом — второй дом, созданный ее отцом? Она уже потеряла дом в Луисвилле, наполненный воспоминаниями и привидениями ее предков; но тут она чувствовала зарождение новых воспоминаний.
Она нехотя поставила на место фотографию матери и стала спускаться по лестнице на первый этаж, где находилась кухня. Хотя этот человек утверждал, что ничего не смыслит в кухне и готовке, но кто-то точно знал в этом толк. Красивая, просторная, голубая с белым кухня выглядела вполне благоустроенной и укомплектованной.
Она начала было задавать вопросы, но тут в противоположном конце кухни увидела двойные стеклянные двери, ведущие в сад. Отвернувшись от Майка, она устремилась туда. Сад занимал не очень много места — так уж устроены все задние дворики — и был окружен глухой деревянной оградой в восемь футов высотой. Он оказался гораздо красивее, чем выглядел с балкона четвертого этажа. Вдоль ограды росли кусты красных, едва распустившихся роз. Розы были старомодные, с сильным запахом, как всегда любила Саманта — не то что эти современные, которые совсем не пахнут.
Повернувшись, она улыбнулась Майку.
— Отличная работа.
— Спасибо, — сказал он, кажется, по-настоящему польщенный услышанным.
Вдохнув аромат роз и подумав о комнатах наверху — комнатах ее отца, — она прошептала:
— Я остаюсь.
— Прекрасно. Может, завтра я смогу показать тебе несколько мест, где можно прикупить мебель. Я уверен, ты захочешь сменить обстановку в квартире, ведь она не совсем подходит для женщины. Моя сестра — дизайнер, и я смогу через нее достать кое-что по оптовым ценам. Так что…
Она строго взглянула на него.
— Мистер Таггерт, большое спасибо за это предложение, но я хочу, чтобы все было предельно ясно: я не нуждаюсь в друге, любовнике или гиде. У меня в этом городе есть работа, и как только она будет закончена, я уезжаю. С этого момента и до последнего у меня нет ни малейшего желания… заводить какие-либо отношения. Понятно?
Он посмотрел на нее очень серьезно, показывая всем видом, что отлично ее понимает.
— Все предельно ясно. Ты не хочешь иметь никаких отношений со мной. Хорошо. Твои ключи лежат на кухонной стойке. Один ключ от входной двери, другой от всех дверей в твоих апартаментах. Твой отец желал, чтобы ко всем дверям подходил один ключ, дабы не возиться со связкой.
— Спасибо, — поблагодарила она и пошла в дом.
— Саманта, — обратился он к ней, когда она проходила мимо, — у меня есть к тебе одна просьба.
Она не обернулась, но, подбадривая себя, спросила:
— Какая просьба?
— Иногда мы будем встречаться, в частности, на кухне. И я хотел тебя попросить… — Его голос стал тише. — Если ты будешь спускаться ночью или ранним утром, не надевай ничего такого кружевного, белого цвета. Ну, ты знаешь, такое, развевающееся. Я нормально отношусь к ночным пеньюарам красного или черного цвета. Или голубого. Тогда я еще могу совладать с собой. Но если я увижу белую кружевную рубашку, — я за себя не отвечаю.
Не взглянув на него, Саманта вбежала в дом, схватила ключи и понеслась по лестнице наверх.
Глава 3
— Кто ухаживает за садом?
— Я…
— Можно я буду помогать? Я имею в виду, если я здесь останусь, я бы хотела помогать в саду.
Он перестал хмуриться и улыбнулся.
— Это будет честью для меня.
Казалось, ее слова должны были полностью удовлетворить его, но он никак не мог понять, что же его беспокоит. Раньше он желал, чтобы она осталась, но теперь ему хотелось, чтобы она ушла. Пожалуй, это чувство возникло у него после того, как она столь по-домашнему вела себя в этих комнатах — комнатах Дейва. Что-то, связанное с тем, как она схватила эту фотографию матери и прижала к сердцу…
— Хочешь посмотреть кухню? Она кивнула; он подошел к стене и открыл дверь, которая вела на узкую темную лестницу.
— Это черная лестница для слуг, — объяснил он. — Дом не перестраивался под отдельные квартиры, так что кухня у нас будет общей.
Она внимательно взглянула на него.
— Пусть тебя не беспокоит мое присутствие. — Его раздражало, что опять приходится защищаться. Возможно, ему остается лишь показать ей справку на бланке полиции, подтверждающую, что он не насильник и не убийца и что самое большое нарушение, которое он совершил, — это превысил скорость вождения автомобиля.
— Я еще меньше разбираюсь в кухонных делах, чем даже в компьютерах. Так что ты не часто будешь сталкиваться со мной там. Я могу справиться с холодильником — и это, кажется, все. Даже тостеры приводят меня в замешательство.
Она молча глядела на него, тем самым давая понять, что далеко не убеждена в его благих намерениях.
— Послушай, Сэм, вероятно, оба мы встали сегодня не с той ноги, но я тебя уверяю, что я вовсе не… что бы ты там обо мне ни думала. Ты будешь в полной безопасности здесь со мной. В том числе в безопасности от меня. Все твои двери снабжены хорошими крепкими замками, и ключей у меня нет. Все они были у твоего отца. Что касается кухни, то, если ты пожелаешь, мы можем составить график пользования ею. Вообще, если хочешь, можем всю нашу жизнь организовать по графику, так, что совсем не будем встречаться. Твой отец выплатил арендную плату завесь год вперед, и я думаю, тебе стоит здесь остаться. Эти деньги я уже истратил и не в состоянии вернуть их тебе назад.
Она не знала, что ответить — остается она или уходит. Возможно, ей не следовало оставаться здесь с ним после того, что произошло при встрече, но могла ли она покинуть и этот дом — второй дом, созданный ее отцом? Она уже потеряла дом в Луисвилле, наполненный воспоминаниями и привидениями ее предков; но тут она чувствовала зарождение новых воспоминаний.
Она нехотя поставила на место фотографию матери и стала спускаться по лестнице на первый этаж, где находилась кухня. Хотя этот человек утверждал, что ничего не смыслит в кухне и готовке, но кто-то точно знал в этом толк. Красивая, просторная, голубая с белым кухня выглядела вполне благоустроенной и укомплектованной.
Она начала было задавать вопросы, но тут в противоположном конце кухни увидела двойные стеклянные двери, ведущие в сад. Отвернувшись от Майка, она устремилась туда. Сад занимал не очень много места — так уж устроены все задние дворики — и был окружен глухой деревянной оградой в восемь футов высотой. Он оказался гораздо красивее, чем выглядел с балкона четвертого этажа. Вдоль ограды росли кусты красных, едва распустившихся роз. Розы были старомодные, с сильным запахом, как всегда любила Саманта — не то что эти современные, которые совсем не пахнут.
Повернувшись, она улыбнулась Майку.
— Отличная работа.
— Спасибо, — сказал он, кажется, по-настоящему польщенный услышанным.
Вдохнув аромат роз и подумав о комнатах наверху — комнатах ее отца, — она прошептала:
— Я остаюсь.
— Прекрасно. Может, завтра я смогу показать тебе несколько мест, где можно прикупить мебель. Я уверен, ты захочешь сменить обстановку в квартире, ведь она не совсем подходит для женщины. Моя сестра — дизайнер, и я смогу через нее достать кое-что по оптовым ценам. Так что…
Она строго взглянула на него.
— Мистер Таггерт, большое спасибо за это предложение, но я хочу, чтобы все было предельно ясно: я не нуждаюсь в друге, любовнике или гиде. У меня в этом городе есть работа, и как только она будет закончена, я уезжаю. С этого момента и до последнего у меня нет ни малейшего желания… заводить какие-либо отношения. Понятно?
Он посмотрел на нее очень серьезно, показывая всем видом, что отлично ее понимает.
— Все предельно ясно. Ты не хочешь иметь никаких отношений со мной. Хорошо. Твои ключи лежат на кухонной стойке. Один ключ от входной двери, другой от всех дверей в твоих апартаментах. Твой отец желал, чтобы ко всем дверям подходил один ключ, дабы не возиться со связкой.
— Спасибо, — поблагодарила она и пошла в дом.
— Саманта, — обратился он к ней, когда она проходила мимо, — у меня есть к тебе одна просьба.
Она не обернулась, но, подбадривая себя, спросила:
— Какая просьба?
— Иногда мы будем встречаться, в частности, на кухне. И я хотел тебя попросить… — Его голос стал тише. — Если ты будешь спускаться ночью или ранним утром, не надевай ничего такого кружевного, белого цвета. Ну, ты знаешь, такое, развевающееся. Я нормально отношусь к ночным пеньюарам красного или черного цвета. Или голубого. Тогда я еще могу совладать с собой. Но если я увижу белую кружевную рубашку, — я за себя не отвечаю.
Не взглянув на него, Саманта вбежала в дом, схватила ключи и понеслась по лестнице наверх.
Глава 3
Первую свою ночь в Нью-Йорке Саманта проспала в кровати, выбранной ее отцом, и весь кошмар прожитого дня как-то смягчился. Но едва проснувшись, она почувствовала себя хуже, чем когда ложилась спать. Действительность как будто навалилась на нее всей своей тяжестью. Все бы было хорошо, если бы она очутилась дома, в Луисвилле. Но теперь она была в незнакомом доме, кругом были посторонние люди. Никогда еще она не оставалась совсем одна. Не то что никогда не оставалась наедине с собой, но у нее были родители, дед, затем муж. А теперь она действительно оказалась совсем одна.
Услыхав какой-то шум на улице, Саманта вылезла из постели и подошла к окну взглянуть на небольшой садик внизу. Этот человек — ее домовладелец — поливал растения. Но в тот самый момент, когда Саманта отдернула занавеску, он обернулся и помахал рукой, как будто услышал ее. Это заставило Саманту отпрянуть от окна и вновь задернуть занавеску.
Ей пришла в голову мысль, что она не просто одна в этом мире, а окружена хищниками. Представилось, что она затеряна в море и борется со стихией лишь в одном спасательном жилете, и видит, как рядом проплывает океанский лайнер, полный счастливых, смеющихся людей, которые так веселятся, что даже не слышат ее криков о помощи. А вокруг плавают акулы. И все они похожи на Майка Таггерта. Она приняла душ, оделась, зачесала волосы назад и стала ждать, пока не услышала, как открылась, а затем захлопнулась входная дверь. Лишь тогда она спустилась вниз и остановилась в замешательстве у двери — ей не хотелось выходить на улицу. Не хотелось покидать этот дом. Но нужно было купить продукты и открыть в банке счет для перевода денег из Кентукки.
Нью-Йорк ее пугал. Пока она выглядывала из-за занавески на окружающий ее город, в голове промелькнуло все, что она когда-либо слышала или читала о нем. Для всего мира этот город олицетворял что-то вроде пугала для взрослых. Когда что-то страшное случалось в любой другой точке США, люди обычно говорили: «Наш город стал таким же, как Нью-Йорк» или «Слава Богу еще, что мы живем не в Нью-Йорке». Но она оказалась в настоящем Нью-Йорке. И ей предстояло столкнуться с ним один на один. Через застекленную дверь она видела проходящих мимо женщин. Некоторые прогуливали на поводке собак, другие не спеша шли куда-то в своих длинных кожаных куртках и мини-юбках, — но никто из них, кажется, ничего не боялся. Набрав побольше воздуха, чтобы чувствовать себя более уверенно, она наконец вышла из дома, заперла дверь, спустилась по ступенькам, дошла до конца улицы и повернула налево. Взглянув на зеленый указатель, сообразила, что теперь находится на Лексингтон-авеню. Идя по ней в северном направлении, она заметила продовольственный магазин с вынесенными на улицу прилавками, полными овощей и фруктов. Затем — обувной магазин, прачечную, отделение «Нью-Йорк Банк», крошечный пункт проката видеокассет, кулинарию, в витрине которой были выставлены только что выпеченные булки и кондитерские изделия, и книжный магазин.
Не прошло и двух часов, как она успела открыть счет в банке, купить продукты, цветы и какой-то дешевый роман. И все это — практически не доходя до следующего угла. Потом она возвратилась назад, снова повернула за угол, дошла до своего дома, отперла входную дверь, быстро захлопнула ее за собой и, опершись о нее спиной, тяжело выдохнула. Саманта была довольна. Она только что совсем одна совершила набег на город Нью-Йорк и вернулась живой и невредимой. Никто не угрожал ей ножом, никто не выхватил ее сумку и не предлагал ей наркотики. Она чувствовала себя так, будто взобралась на вершину горы, установила там флаг и победоносно вернулась домой, чтобы рассказать об этом.
Убрав продукты по местам, она насыпала в миску кукурузных хлопьев, заварила чашку цветочного чая, из пакета с хлебом достала пирожок с клюквенным вареньем и, водрузив все это на поднос, отправилась в сад. В саду села в одно из кресел-качалок, вытянулась и пошевелила пальцами ног. Саманта не чувствовала одиночества. Напротив, она думала о том, как это прекрасно — не иметь никаких обязанностей и дел. Иногда ей казалось, что всю свою жизнь она за кем-то ухаживает. А уж с тех пор, как вышла замуж, у нее не было ни секунды для самой себя. Ее мужу всегда было что-нибудь от нее нужно. Если он не был голоден, то просил ее что-то для него найти, или ему нужна была чистая одежда, или чтобы она выслушала его жалобы о том, как несправедлива к нему судьба.
При этой мысли Саманта стиснула губы. Лучше вообще не вспоминать о бывшем муже и его «художествах».
— Вижу, ты посетила продуктовый магазин.
Саманта чуть было не подпрыгнула от неожиданности, когда услышала этот голос. Она тотчас села, как ученица за партой — выпрямившись, потупив взор, руки на коленях, как будто никогда в жизни и не сидела в свободной и ленивой позе.
— Были какие-нибудь проблемы? — поинтересовался Майк, глядя на нее сверху вниз и внутренне закипая при мысли, что его, кажется, по-прежнему принимают за бывшего уголовника, убийцу и сексуального маньяка.
— Нет, никаких, — она встала и направилась к дому.
— Тебе нет необходимости уходить, когда я здесь, — сказал он раздраженно.
Она даже не удостоила его взглядом.
— Конечно, мне не обязательно уходить. Просто у меня дела. Вот и все.
Майкл хмуро наблюдал, как она возвращается в дом, понимая, что причина ее ухода именно в нежелании быть с ним рядом.
Саманта прошла в комнаты, которые выбрал ее отец, комнаты, которые напоминали о нем, комнаты, в которых она чувствовала себя в безопасности. Устроилась в полосатом кресле и начала читать только что купленный роман. Впереди у нее был целый день, и она могла позволить себе делать именно то, что ей захочется. По правде говоря, у нее еще вся жизнь впереди, и она сможет посвятить ее только себе. Все, что ей нужно было делать, — это отбыть свой срок в Нью-Йорке. И тогда она станет свободной.
Последующие несколько недель Саманта наслаждалась своей свободой так, как может наслаждаться только тот, кто всю жизнь был зависим от других. С тех самых пор, как умерла ее мать, у нее не стало времени для чтения или для того, чтобы просто расслабиться и помечтать.
Когда она была маленькой, то любила сидеть в ванне с мыльными пузырями, но после смерти мамы привыкла по-быстрому принимать душ — и все. Размышляя о предстоящей жизни, Саманта думала, что теперь наконец сможет прочитать все те книги, которые хотела, и непременно подберет себе интересное хобби. У нее будет время на все что угодно.
Каждое утро Саманта просыпалась и, улыбаясь, разглядывала отцовскую комнату. Она наслаждалась чувством, что отец рядом с ней и что ее ожидает длинный, свободный от всех дел день. Она составила список книг, которые хотела прочитать. Для начала взяла в отцовской библиотеке биографию королевы Виктории, тянувшую по весу на все два килограмма.
Она почти не покидала квартиры, разве только для того, чтобы сбегать в продуктовый магазин. Да и зачем? Все необходимое было под рукой. На кухне была стиральная машина и сушилка. Рядом был сад. В ее распоряжении была видеосистема и кассеты с разными записями. У нее были книги. Было кабельное телевидение. И, главное, у нее было время.
Единственное, что ее беспокоило в ее прелестной, размеренной жизни, так это домовладелец. Он строго держал свое слово, не беспокоил ее. Если судить по первым двум неделям, то можно было подумать, что она здесь одна. Правда, она сама многое для этого сделала. Саманта желала бы изучить его привычки, чтобы совсем с ним не встречаться, но, как ей показалось, он не придерживался четкого распорядка. Бывали дни, когда он уходил рано утром, иногда не уходил до полудня, а то и вовсе оставался на весь день дома. В такие дни избежать встречи было трудно. Казалось, ему всегда нужно выйти на кухню именно в тот момент, когда она спускается туда взять чего-нибудь поесть. И ей приходилось быстро взбегать наверх, чтобы не столкнуться с ним.
В те дни, когда он отсутствовал, она иногда прохаживалась по его комнатам, так как дверей он не запирал. Ни до чего не дотрагиваясь, она рассматривала вещи, читала названия книг про гангстеров, но ни одна из них ее не заинтересовала. Майк, видимо, не был очень аккуратным человеком. Оставлял одежду прямо там, где раздевался. По средам приходила убираться довольно красивая девушка. Она собирала все грязное белье, стирала и клала на место. В одну из сред Саманта услышала, как зазвонил телефон, а затем захлопнулась входная дверь. Она поняла, что на этот раз девушка ушла раньше времени.
Спустившись вниз, Саманта увидела, что сушилка забита выстиранным бельем, а стол в столовой уставлен грязной посудой. Не отдавая себе отчета, она принялась за уборку. Когда таймер на сушилке прозвенел, сигнализируя, что одежда высушена, она сложила белье, отнесла в комнату Майка и положила на полку. И все это время твердила себе, что она свободный человек и если хочет что-то делать, то будет делать. Кроме того, хозяину дома никогда в голову не придет, что всем этим занималась именно Саманта.
Только прожив здесь больше двух недель, Саманта узнала, что есть в Нью-Йорке такая услуга, как доставка продуктов на дом. Один раз, когда она выносила из магазина три тяжелых пакета, продавец предложил ей доставить их на дом, объяснив, что эта услуга оказывается бесплатно. Все, что нужно, так это дать пару долларов разносчику. И добавил, что в случае, если клиент занят, можно сделать заказ и по телефону — тебе принесут что желаешь. Саманта решила, что это прекрасная идея. На следующее утро первым делом она пошла в банк и сняла пятьсот долларов наличными со своего счета. Этой суммы хватит на долгое время, и ей вообще не придется выходить из дома.
Когда она возвратилась, в доме никого не было. Саманта с облегчением вздохнула и начала строить дальнейшие планы. Уговаривая себя, что свободный человек может делать все что угодно, она поджарила себе воздушную кукурузу, вернулась в постель и стала смотреть видеокассеты. Однако все записи, приобретенные ее отцом, были с какими-то научными фильмами о жизни всяких букашек и птиц, поэтому она почти сразу заснула. Как же замечательно иметь возможность поспать днем, думала Саманта, засыпая. Ведь дневной сон — это роскошь для привилегированных. Когда уже стало смеркаться, ее разбудил чей-то смех. Она вылезла из постели, подошла к окну и выглянула в сад. Кажется, ее домовладелец устраивал вечеринку. Он жарил мясо на рашпере, и Саманта успела отметить для себя, что делает он это неправильно — протыкает мясо, когда переворачивает. Человек шесть хорошо одетых гостей потягивали пиво.
Казалось, какое-то неведомое чувство подсказывало ему, что она на него смотрит. И как это уже случалось не раз, он внезапно повернулся и помахал ей, давая понять, чтобы она спускалась и присоединялась к компании. Но Саманта отпрянула от окна и задернула занавески. Она вставила в проигрыватель компакт-диск, села в отцовское кресло и приступила к чтению. Сейчас она читала толстенную, весом эдак под три килограмма, биографию Екатерины Великой. Когда же смех внизу стал громче, она увеличила громкость проигрывателя. На всех отцовских компакт-дисках была музыка двадцатых-тридцатых годов, блюзы, траурные песни, в исполнении таких певцов, как Бесси Смит и Роберт Джонсон. Саманта никогда сама не купила бы таких записей. Но теперь они все больше нравились ей, только потому, что нравились отцу.
Когда она еще не уехала из Луисвилля, то, так и не решившись расстаться с вещами отца, часть из них запаковала в ящик и отправила в Нью-Йорк. Она чувствовала, что когда носит его рубашки поверх своих джинсов, это сближает ее с отцом еще больше. Ей нравилось спать в его пижаме, но особенно она любила носить его громадный фланелевый халат.
Саманта спала иногда целыми днями, просыпаясь только затем, чтобы спуститься вниз за миской кукурузных хлопьев, а то и вовсе ничего не ела.
Едва она вставала, как ее вновь тянуло в сон, поэтому она не затрудняла себя тем, чтобы переодеться из отцовской пижамы во что-нибудь еще.
За этот промежуток времени она еще несколько раз слышала раздававшийся из сада смех. Но больше уже не вставала полюбопытствовать, что же там происходит. И хозяин дома ее теперь не волновал. Иногда она сталкивалась с ним на кухне, но уже не убегала от него, а лишь сонно улыбалась и возвращалась к себе наверх.
Саманта положила книгу на ночной столик у кровати и выключила свет. Было всего семь часов вечера и на улице еще совсем светло, но ее одолевал сон и она не могла больше ему сопротивляться. Засыпая, она думала, что как только отдохнет, то дочитает эту книгу, а затем прочтет и все другие книги в доме. Но сейчас она просто хотела спать.
В саду Дафния Ламморч внимательно разглядывала Майка, сидя напротив за раскладным столом. Не надо быть прорицателем, чтобы догадаться, что его что-то терзает. Обычно Майк был веселым, всегда шутил и не жаловался на аппетит (он съедал мяса столько, сколько, кажется, весил сам), но сегодня вечером он ковырял свой кусок вилкой без всякого аппетита.
Дафния не могла понять, зачем он ее пригласил. Хотя вернее было бы сказать, что она сама себя пригласила к нему, напросившись на встречу. Она сейчас находилась в положении, которое в разговоре деликатно называют «быть между работами». Клуб, где она работала, нанял нового управляющего (маленькое гадкое пресмыкающееся!), который считал, что делает Дафнии большое одолжение, желая развратничать с ней. Когда же Дафния отвергла такую честь, то он ее попросту уволил. Она скопила кое-какие деньги и думала, что протянет до тех пор, пока не найдет новое место. Тем не менее приходилось экономить, а она знала, что у Майка в гостях всегда можно сытно поесть.
— Послушай, с тобой все в порядке? — поинтересовалась она.
— Конечно. Все хорошо, — ответил он тихим голосом.
Дафния никогда раньше не видела его в таком состоянии.
Он всегда был «душой компании», всегда смеялся, был заводным и легким на подъем. Женщины постоянно влюблялись в него. Хотя чаще всего это Майка особо не волновало. Когда девочки из бывшего ее клуба бегали за ним, Дафния всегда говорила, что они зря стараются. Майка Таггерта им не заполучить.
Ей было прекрасно известно, что все девицы судачат, будто она спит с Майком. И она не пыталась их в этом разубедить. Но на самом деле между ними были лишь дружеские отношения.
У Дафнии была одна проблема, которая, к сожалению, встречается у многих женщин. Ей очень нужен был человек, которого она могла бы любить. Но ей были безразличны мужчины, которые любили ее. Поэтому всю свою энергию, время и деньги она тратила на поиски таких, от которых ничего, кроме оскорблений, не получала. Тогда она начинала плакаться в жилетку тем, кто любил ее. И рассказывала им, что все мужики дрянь, даже ее отец. Что касается Майка, то ему было приятно плакаться, на него было приятно смотреть, и он всегда заботился о ней, когда ее бросал очередной ухажер. И он никогда не относился к ней с презрением, как те, к кому Дафнию тянуло. Но как мужчина он для нее не существовал.
Когда Дафния была трезвой, она смеялась, вспоминая, как много мужчин бросили ее. Будучи нетрезвой, плакала. Но в каком бы она ни была состоянии, она отлично понимало одно: из всех клубных женщин именно она вхожа в этот богатый дом. И причина тому — она никогда не пыталась охмурить Майка.
— Как продвигается твоя книга? — поинтересовалась она.
Майк пожал плечами.
— Нормально… В последнее время что-то руки до нее не доходят.
Дафния ничего не ответила. Для нее оставалось непостижимой загадкой, когда кто-то писал что-то на бумаге и это «что-то» имело какой-то смысл. Поэтому она предпочитала говорить на другие темы. Вообще она была немного растеряна, так как эти попытки веселить и поддерживать Майка в трудную минуту были чем-то совершенно новым. Обычно Дафния ревела, а Майк смешил и утешал ее.
— Ну а как поживает твоя квартирантка?
— Думаю, у нее все в порядке. Я с ней не встречаюсь. — Он продолжал ковырять вилкой в тарелке. — Мне кажется, я ей не нравлюсь.
Дафния рассмеялась.
— Это ты-то, Майк? Да есть ли такая девушка на планете, которой бы ты не понравился? — Он ничего не ответил. Дафния, все еще смеясь, продолжала: — А что ты думаешь о ней?
Майк посмотрел на Дафнию такими глазами, что она, видавшая мужчин в самых отчаянных положениях, и то отпрянула от него и сделала большой глоток холодного пива, прежде чем что-нибудь из себя выдавить. Прислонив ледяную бутылочку пива к щеке, она прошептала:
— Не знаю. То ли я ей завидую, то ли боюсь за нее…
Майк опять уставился в тарелку.
— Та ее приглашал куда-нибудь?
— Пытался. Но как только я приближаюсь к ней на расстояние десяти шагов, она тотчас от меня бежит. Едва заслышит, что я иду на кухню, сразу взбегает по лестнице. Никогда не покидает своей квартиры, сидит там все время. Спускается только поесть.
— Что же она делает целыми днями?
— Мне кажется, спит, — с отвращением в голосе произнес Майк.
Дафния отрезала кусочек мяса.
— Несчастная девчонка. Ты вроде говорил, что у нее недавно умер отец и она только что развелась с мужем?
— Да. Но судя по всему, развод с таким мужем — небольшая потеря.
— Может, и так. Но все равно потерять парня — это всегда очень портит настроение. Помню, когда меня впервые бросил парень… Боже правый! Я была в него так влюблена! Он был первым, и я готова была пожертвовать для него всем на свете. Делала все, что он ни попросит. — Она возмущенно фыркнула при этом воспоминании. — Тогда-то я впервые начала заниматься стриптизом. Я перед ним раздевалась, и он сказал, что у меня хорошо получается. Сказал, что я могу заработать для нас кое-какие деньги. Но даже когда я сделала все, что он хотел… однажды я пришла домой, а его нет. Ни записки, ничего. Конечно, когда я сейчас его вспоминаю, мне кажется, что этот бродяга просто не умел писать. Но Боже мой, как я была тогда подавлена. Мне казалось, что жизнь потеряла всякий смысл. Я заставила себя ходить еще несколько дней на работу, но потом и ее бросила. Закрылась в квартире и спала. К черту! Я, наверное, до сих пор бы спала. Но этот тип дал мне повод задуматься, и я поняла, какой же он на самом деле гад, и что он не заслуживает, чтобы из-за его ухода проспать всю свою жизнь.
Майк вполуха слушал ее. Эти ее рассказы всегда действовали на него удручающе. Как-то он сказал ей, что если бы она находилась в толпе, состоящей из ста добропорядочных мужчин, среди которых затесался лишь один сукин сын, то она за считанные секунды наверняка положила бы на него глаз. Дафния тогда посмеялась и ответила, что если бы Майк оказался достаточным негодяем, он тут же оказался бы в ее квартире, а она взяла бы его на полное содержание.
Но мысли Майка сейчас были о Саманте. Возможно, за многие годы женщины, которые его любили, испортили его — слишком их было много и слишком легко они ему доставались. Но Саманта стала для него определенным вызовом. С тех пор как она приехала в Нью-Йорк, он делал все возможное, чтобы привлечь к себе ее внимание, вплоть до того, что подсовывал под ее дверь записочки с приглашениями. Он абсолютно «случайно» сталкивался с ней на кухне. Он даже намекал, что у него возникло желание учиться пользоваться компьютером, но она смотрела на него так, будто слышит слово «компьютер» впервые.
Он никак не мог ее разгадать. Существовала, с одной стороны, эдакая скромница, которая даже не желает находиться в доме наедине с мужчиной. Но одновременно существовала и горячая, как мексиканский перец, особа, которая его целовала с такой страстью, как никто никогда его не целовал. И кроме того, в последнее время появилась еще одна Саманта — нечто вроде неряшливого зомби, которая беззвучно передвигалась по кухне в отцовской пижаме и халате. Теперь редко можно было услышать ее шаги наверху. Когда он ее встречал, она всегда зевала, и вид у нее был такой, будто она только что встала с постели.
Услыхав какой-то шум на улице, Саманта вылезла из постели и подошла к окну взглянуть на небольшой садик внизу. Этот человек — ее домовладелец — поливал растения. Но в тот самый момент, когда Саманта отдернула занавеску, он обернулся и помахал рукой, как будто услышал ее. Это заставило Саманту отпрянуть от окна и вновь задернуть занавеску.
Ей пришла в голову мысль, что она не просто одна в этом мире, а окружена хищниками. Представилось, что она затеряна в море и борется со стихией лишь в одном спасательном жилете, и видит, как рядом проплывает океанский лайнер, полный счастливых, смеющихся людей, которые так веселятся, что даже не слышат ее криков о помощи. А вокруг плавают акулы. И все они похожи на Майка Таггерта. Она приняла душ, оделась, зачесала волосы назад и стала ждать, пока не услышала, как открылась, а затем захлопнулась входная дверь. Лишь тогда она спустилась вниз и остановилась в замешательстве у двери — ей не хотелось выходить на улицу. Не хотелось покидать этот дом. Но нужно было купить продукты и открыть в банке счет для перевода денег из Кентукки.
Нью-Йорк ее пугал. Пока она выглядывала из-за занавески на окружающий ее город, в голове промелькнуло все, что она когда-либо слышала или читала о нем. Для всего мира этот город олицетворял что-то вроде пугала для взрослых. Когда что-то страшное случалось в любой другой точке США, люди обычно говорили: «Наш город стал таким же, как Нью-Йорк» или «Слава Богу еще, что мы живем не в Нью-Йорке». Но она оказалась в настоящем Нью-Йорке. И ей предстояло столкнуться с ним один на один. Через застекленную дверь она видела проходящих мимо женщин. Некоторые прогуливали на поводке собак, другие не спеша шли куда-то в своих длинных кожаных куртках и мини-юбках, — но никто из них, кажется, ничего не боялся. Набрав побольше воздуха, чтобы чувствовать себя более уверенно, она наконец вышла из дома, заперла дверь, спустилась по ступенькам, дошла до конца улицы и повернула налево. Взглянув на зеленый указатель, сообразила, что теперь находится на Лексингтон-авеню. Идя по ней в северном направлении, она заметила продовольственный магазин с вынесенными на улицу прилавками, полными овощей и фруктов. Затем — обувной магазин, прачечную, отделение «Нью-Йорк Банк», крошечный пункт проката видеокассет, кулинарию, в витрине которой были выставлены только что выпеченные булки и кондитерские изделия, и книжный магазин.
Не прошло и двух часов, как она успела открыть счет в банке, купить продукты, цветы и какой-то дешевый роман. И все это — практически не доходя до следующего угла. Потом она возвратилась назад, снова повернула за угол, дошла до своего дома, отперла входную дверь, быстро захлопнула ее за собой и, опершись о нее спиной, тяжело выдохнула. Саманта была довольна. Она только что совсем одна совершила набег на город Нью-Йорк и вернулась живой и невредимой. Никто не угрожал ей ножом, никто не выхватил ее сумку и не предлагал ей наркотики. Она чувствовала себя так, будто взобралась на вершину горы, установила там флаг и победоносно вернулась домой, чтобы рассказать об этом.
Убрав продукты по местам, она насыпала в миску кукурузных хлопьев, заварила чашку цветочного чая, из пакета с хлебом достала пирожок с клюквенным вареньем и, водрузив все это на поднос, отправилась в сад. В саду села в одно из кресел-качалок, вытянулась и пошевелила пальцами ног. Саманта не чувствовала одиночества. Напротив, она думала о том, как это прекрасно — не иметь никаких обязанностей и дел. Иногда ей казалось, что всю свою жизнь она за кем-то ухаживает. А уж с тех пор, как вышла замуж, у нее не было ни секунды для самой себя. Ее мужу всегда было что-нибудь от нее нужно. Если он не был голоден, то просил ее что-то для него найти, или ему нужна была чистая одежда, или чтобы она выслушала его жалобы о том, как несправедлива к нему судьба.
При этой мысли Саманта стиснула губы. Лучше вообще не вспоминать о бывшем муже и его «художествах».
— Вижу, ты посетила продуктовый магазин.
Саманта чуть было не подпрыгнула от неожиданности, когда услышала этот голос. Она тотчас села, как ученица за партой — выпрямившись, потупив взор, руки на коленях, как будто никогда в жизни и не сидела в свободной и ленивой позе.
— Были какие-нибудь проблемы? — поинтересовался Майк, глядя на нее сверху вниз и внутренне закипая при мысли, что его, кажется, по-прежнему принимают за бывшего уголовника, убийцу и сексуального маньяка.
— Нет, никаких, — она встала и направилась к дому.
— Тебе нет необходимости уходить, когда я здесь, — сказал он раздраженно.
Она даже не удостоила его взглядом.
— Конечно, мне не обязательно уходить. Просто у меня дела. Вот и все.
Майкл хмуро наблюдал, как она возвращается в дом, понимая, что причина ее ухода именно в нежелании быть с ним рядом.
Саманта прошла в комнаты, которые выбрал ее отец, комнаты, которые напоминали о нем, комнаты, в которых она чувствовала себя в безопасности. Устроилась в полосатом кресле и начала читать только что купленный роман. Впереди у нее был целый день, и она могла позволить себе делать именно то, что ей захочется. По правде говоря, у нее еще вся жизнь впереди, и она сможет посвятить ее только себе. Все, что ей нужно было делать, — это отбыть свой срок в Нью-Йорке. И тогда она станет свободной.
Последующие несколько недель Саманта наслаждалась своей свободой так, как может наслаждаться только тот, кто всю жизнь был зависим от других. С тех самых пор, как умерла ее мать, у нее не стало времени для чтения или для того, чтобы просто расслабиться и помечтать.
Когда она была маленькой, то любила сидеть в ванне с мыльными пузырями, но после смерти мамы привыкла по-быстрому принимать душ — и все. Размышляя о предстоящей жизни, Саманта думала, что теперь наконец сможет прочитать все те книги, которые хотела, и непременно подберет себе интересное хобби. У нее будет время на все что угодно.
Каждое утро Саманта просыпалась и, улыбаясь, разглядывала отцовскую комнату. Она наслаждалась чувством, что отец рядом с ней и что ее ожидает длинный, свободный от всех дел день. Она составила список книг, которые хотела прочитать. Для начала взяла в отцовской библиотеке биографию королевы Виктории, тянувшую по весу на все два килограмма.
Она почти не покидала квартиры, разве только для того, чтобы сбегать в продуктовый магазин. Да и зачем? Все необходимое было под рукой. На кухне была стиральная машина и сушилка. Рядом был сад. В ее распоряжении была видеосистема и кассеты с разными записями. У нее были книги. Было кабельное телевидение. И, главное, у нее было время.
Единственное, что ее беспокоило в ее прелестной, размеренной жизни, так это домовладелец. Он строго держал свое слово, не беспокоил ее. Если судить по первым двум неделям, то можно было подумать, что она здесь одна. Правда, она сама многое для этого сделала. Саманта желала бы изучить его привычки, чтобы совсем с ним не встречаться, но, как ей показалось, он не придерживался четкого распорядка. Бывали дни, когда он уходил рано утром, иногда не уходил до полудня, а то и вовсе оставался на весь день дома. В такие дни избежать встречи было трудно. Казалось, ему всегда нужно выйти на кухню именно в тот момент, когда она спускается туда взять чего-нибудь поесть. И ей приходилось быстро взбегать наверх, чтобы не столкнуться с ним.
В те дни, когда он отсутствовал, она иногда прохаживалась по его комнатам, так как дверей он не запирал. Ни до чего не дотрагиваясь, она рассматривала вещи, читала названия книг про гангстеров, но ни одна из них ее не заинтересовала. Майк, видимо, не был очень аккуратным человеком. Оставлял одежду прямо там, где раздевался. По средам приходила убираться довольно красивая девушка. Она собирала все грязное белье, стирала и клала на место. В одну из сред Саманта услышала, как зазвонил телефон, а затем захлопнулась входная дверь. Она поняла, что на этот раз девушка ушла раньше времени.
Спустившись вниз, Саманта увидела, что сушилка забита выстиранным бельем, а стол в столовой уставлен грязной посудой. Не отдавая себе отчета, она принялась за уборку. Когда таймер на сушилке прозвенел, сигнализируя, что одежда высушена, она сложила белье, отнесла в комнату Майка и положила на полку. И все это время твердила себе, что она свободный человек и если хочет что-то делать, то будет делать. Кроме того, хозяину дома никогда в голову не придет, что всем этим занималась именно Саманта.
Только прожив здесь больше двух недель, Саманта узнала, что есть в Нью-Йорке такая услуга, как доставка продуктов на дом. Один раз, когда она выносила из магазина три тяжелых пакета, продавец предложил ей доставить их на дом, объяснив, что эта услуга оказывается бесплатно. Все, что нужно, так это дать пару долларов разносчику. И добавил, что в случае, если клиент занят, можно сделать заказ и по телефону — тебе принесут что желаешь. Саманта решила, что это прекрасная идея. На следующее утро первым делом она пошла в банк и сняла пятьсот долларов наличными со своего счета. Этой суммы хватит на долгое время, и ей вообще не придется выходить из дома.
Когда она возвратилась, в доме никого не было. Саманта с облегчением вздохнула и начала строить дальнейшие планы. Уговаривая себя, что свободный человек может делать все что угодно, она поджарила себе воздушную кукурузу, вернулась в постель и стала смотреть видеокассеты. Однако все записи, приобретенные ее отцом, были с какими-то научными фильмами о жизни всяких букашек и птиц, поэтому она почти сразу заснула. Как же замечательно иметь возможность поспать днем, думала Саманта, засыпая. Ведь дневной сон — это роскошь для привилегированных. Когда уже стало смеркаться, ее разбудил чей-то смех. Она вылезла из постели, подошла к окну и выглянула в сад. Кажется, ее домовладелец устраивал вечеринку. Он жарил мясо на рашпере, и Саманта успела отметить для себя, что делает он это неправильно — протыкает мясо, когда переворачивает. Человек шесть хорошо одетых гостей потягивали пиво.
Казалось, какое-то неведомое чувство подсказывало ему, что она на него смотрит. И как это уже случалось не раз, он внезапно повернулся и помахал ей, давая понять, чтобы она спускалась и присоединялась к компании. Но Саманта отпрянула от окна и задернула занавески. Она вставила в проигрыватель компакт-диск, села в отцовское кресло и приступила к чтению. Сейчас она читала толстенную, весом эдак под три килограмма, биографию Екатерины Великой. Когда же смех внизу стал громче, она увеличила громкость проигрывателя. На всех отцовских компакт-дисках была музыка двадцатых-тридцатых годов, блюзы, траурные песни, в исполнении таких певцов, как Бесси Смит и Роберт Джонсон. Саманта никогда сама не купила бы таких записей. Но теперь они все больше нравились ей, только потому, что нравились отцу.
Когда она еще не уехала из Луисвилля, то, так и не решившись расстаться с вещами отца, часть из них запаковала в ящик и отправила в Нью-Йорк. Она чувствовала, что когда носит его рубашки поверх своих джинсов, это сближает ее с отцом еще больше. Ей нравилось спать в его пижаме, но особенно она любила носить его громадный фланелевый халат.
Саманта спала иногда целыми днями, просыпаясь только затем, чтобы спуститься вниз за миской кукурузных хлопьев, а то и вовсе ничего не ела.
Едва она вставала, как ее вновь тянуло в сон, поэтому она не затрудняла себя тем, чтобы переодеться из отцовской пижамы во что-нибудь еще.
За этот промежуток времени она еще несколько раз слышала раздававшийся из сада смех. Но больше уже не вставала полюбопытствовать, что же там происходит. И хозяин дома ее теперь не волновал. Иногда она сталкивалась с ним на кухне, но уже не убегала от него, а лишь сонно улыбалась и возвращалась к себе наверх.
Саманта положила книгу на ночной столик у кровати и выключила свет. Было всего семь часов вечера и на улице еще совсем светло, но ее одолевал сон и она не могла больше ему сопротивляться. Засыпая, она думала, что как только отдохнет, то дочитает эту книгу, а затем прочтет и все другие книги в доме. Но сейчас она просто хотела спать.
В саду Дафния Ламморч внимательно разглядывала Майка, сидя напротив за раскладным столом. Не надо быть прорицателем, чтобы догадаться, что его что-то терзает. Обычно Майк был веселым, всегда шутил и не жаловался на аппетит (он съедал мяса столько, сколько, кажется, весил сам), но сегодня вечером он ковырял свой кусок вилкой без всякого аппетита.
Дафния не могла понять, зачем он ее пригласил. Хотя вернее было бы сказать, что она сама себя пригласила к нему, напросившись на встречу. Она сейчас находилась в положении, которое в разговоре деликатно называют «быть между работами». Клуб, где она работала, нанял нового управляющего (маленькое гадкое пресмыкающееся!), который считал, что делает Дафнии большое одолжение, желая развратничать с ней. Когда же Дафния отвергла такую честь, то он ее попросту уволил. Она скопила кое-какие деньги и думала, что протянет до тех пор, пока не найдет новое место. Тем не менее приходилось экономить, а она знала, что у Майка в гостях всегда можно сытно поесть.
— Послушай, с тобой все в порядке? — поинтересовалась она.
— Конечно. Все хорошо, — ответил он тихим голосом.
Дафния никогда раньше не видела его в таком состоянии.
Он всегда был «душой компании», всегда смеялся, был заводным и легким на подъем. Женщины постоянно влюблялись в него. Хотя чаще всего это Майка особо не волновало. Когда девочки из бывшего ее клуба бегали за ним, Дафния всегда говорила, что они зря стараются. Майка Таггерта им не заполучить.
Ей было прекрасно известно, что все девицы судачат, будто она спит с Майком. И она не пыталась их в этом разубедить. Но на самом деле между ними были лишь дружеские отношения.
У Дафнии была одна проблема, которая, к сожалению, встречается у многих женщин. Ей очень нужен был человек, которого она могла бы любить. Но ей были безразличны мужчины, которые любили ее. Поэтому всю свою энергию, время и деньги она тратила на поиски таких, от которых ничего, кроме оскорблений, не получала. Тогда она начинала плакаться в жилетку тем, кто любил ее. И рассказывала им, что все мужики дрянь, даже ее отец. Что касается Майка, то ему было приятно плакаться, на него было приятно смотреть, и он всегда заботился о ней, когда ее бросал очередной ухажер. И он никогда не относился к ней с презрением, как те, к кому Дафнию тянуло. Но как мужчина он для нее не существовал.
Когда Дафния была трезвой, она смеялась, вспоминая, как много мужчин бросили ее. Будучи нетрезвой, плакала. Но в каком бы она ни была состоянии, она отлично понимало одно: из всех клубных женщин именно она вхожа в этот богатый дом. И причина тому — она никогда не пыталась охмурить Майка.
— Как продвигается твоя книга? — поинтересовалась она.
Майк пожал плечами.
— Нормально… В последнее время что-то руки до нее не доходят.
Дафния ничего не ответила. Для нее оставалось непостижимой загадкой, когда кто-то писал что-то на бумаге и это «что-то» имело какой-то смысл. Поэтому она предпочитала говорить на другие темы. Вообще она была немного растеряна, так как эти попытки веселить и поддерживать Майка в трудную минуту были чем-то совершенно новым. Обычно Дафния ревела, а Майк смешил и утешал ее.
— Ну а как поживает твоя квартирантка?
— Думаю, у нее все в порядке. Я с ней не встречаюсь. — Он продолжал ковырять вилкой в тарелке. — Мне кажется, я ей не нравлюсь.
Дафния рассмеялась.
— Это ты-то, Майк? Да есть ли такая девушка на планете, которой бы ты не понравился? — Он ничего не ответил. Дафния, все еще смеясь, продолжала: — А что ты думаешь о ней?
Майк посмотрел на Дафнию такими глазами, что она, видавшая мужчин в самых отчаянных положениях, и то отпрянула от него и сделала большой глоток холодного пива, прежде чем что-нибудь из себя выдавить. Прислонив ледяную бутылочку пива к щеке, она прошептала:
— Не знаю. То ли я ей завидую, то ли боюсь за нее…
Майк опять уставился в тарелку.
— Та ее приглашал куда-нибудь?
— Пытался. Но как только я приближаюсь к ней на расстояние десяти шагов, она тотчас от меня бежит. Едва заслышит, что я иду на кухню, сразу взбегает по лестнице. Никогда не покидает своей квартиры, сидит там все время. Спускается только поесть.
— Что же она делает целыми днями?
— Мне кажется, спит, — с отвращением в голосе произнес Майк.
Дафния отрезала кусочек мяса.
— Несчастная девчонка. Ты вроде говорил, что у нее недавно умер отец и она только что развелась с мужем?
— Да. Но судя по всему, развод с таким мужем — небольшая потеря.
— Может, и так. Но все равно потерять парня — это всегда очень портит настроение. Помню, когда меня впервые бросил парень… Боже правый! Я была в него так влюблена! Он был первым, и я готова была пожертвовать для него всем на свете. Делала все, что он ни попросит. — Она возмущенно фыркнула при этом воспоминании. — Тогда-то я впервые начала заниматься стриптизом. Я перед ним раздевалась, и он сказал, что у меня хорошо получается. Сказал, что я могу заработать для нас кое-какие деньги. Но даже когда я сделала все, что он хотел… однажды я пришла домой, а его нет. Ни записки, ничего. Конечно, когда я сейчас его вспоминаю, мне кажется, что этот бродяга просто не умел писать. Но Боже мой, как я была тогда подавлена. Мне казалось, что жизнь потеряла всякий смысл. Я заставила себя ходить еще несколько дней на работу, но потом и ее бросила. Закрылась в квартире и спала. К черту! Я, наверное, до сих пор бы спала. Но этот тип дал мне повод задуматься, и я поняла, какой же он на самом деле гад, и что он не заслуживает, чтобы из-за его ухода проспать всю свою жизнь.
Майк вполуха слушал ее. Эти ее рассказы всегда действовали на него удручающе. Как-то он сказал ей, что если бы она находилась в толпе, состоящей из ста добропорядочных мужчин, среди которых затесался лишь один сукин сын, то она за считанные секунды наверняка положила бы на него глаз. Дафния тогда посмеялась и ответила, что если бы Майк оказался достаточным негодяем, он тут же оказался бы в ее квартире, а она взяла бы его на полное содержание.
Но мысли Майка сейчас были о Саманте. Возможно, за многие годы женщины, которые его любили, испортили его — слишком их было много и слишком легко они ему доставались. Но Саманта стала для него определенным вызовом. С тех пор как она приехала в Нью-Йорк, он делал все возможное, чтобы привлечь к себе ее внимание, вплоть до того, что подсовывал под ее дверь записочки с приглашениями. Он абсолютно «случайно» сталкивался с ней на кухне. Он даже намекал, что у него возникло желание учиться пользоваться компьютером, но она смотрела на него так, будто слышит слово «компьютер» впервые.
Он никак не мог ее разгадать. Существовала, с одной стороны, эдакая скромница, которая даже не желает находиться в доме наедине с мужчиной. Но одновременно существовала и горячая, как мексиканский перец, особа, которая его целовала с такой страстью, как никто никогда его не целовал. И кроме того, в последнее время появилась еще одна Саманта — нечто вроде неряшливого зомби, которая беззвучно передвигалась по кухне в отцовской пижаме и халате. Теперь редко можно было услышать ее шаги наверху. Когда он ее встречал, она всегда зевала, и вид у нее был такой, будто она только что встала с постели.