— А откуда тебе знать, что в твоих недугах виновата Гленнит? — осведомился Фокс у виллана.
   — Однажды я пришел домой и застал ее со своей женой. Они о чем-то перешептывались. Перед уходом Гленнит наградила меня дурным глазом. Вскоре я заметил, что больше не могу… делать то, что положено мужику.
   — Что такое «дурной глаз»? — полюбопытствовал Фокс. — Она что-то тебе сказала? Произнесла какое-нибудь заклинание?
   — Нет. — Мужчина, уткнув взгляд в землю, переминался с ноги на ногу. — Она иногда смотрит на тебя, словно ты какой-то мерзкий жук, того и гляди — раздавит. Я прошу только об одном — о справедливости, — не унимался мужчина. — Если вы не можете отправить ее на костер, так хотя бы изгоните из нашей деревни.
   Фокс понял, что должен сказать что-нибудь, вынести хоть какое-то решение, иначе малый никогда не уберется.
   — Я поговорю с женщиной Гленнит, — пообещал он. Мужчина кивнул, но по его виду стало ясно, что ответ лорда его не удовлетворил.
   — Смотрите, как бы она не сотворила того же с вами, милорд, — предупредил он кисло.
   Далее последовали другие жалобы и разбирательства. Большей частью малозначительные. Фокс пришел к выводу, что обитатели его деревни хотели главным образом с ним познакомиться и составить о нем личное суждение. Несколько раз приходилось ему повторять обратившимся за его помощью людям, что они сами должны искать решение своих проблем; он не считал возможным обременять себя заботами о каждом пропавшем поросенке или корове, потоптавшей чужие грядки.
   Наконец очередь жалобщиков иссякла. Фокс поднялся. Спина у него закаменела.
   — Ну и потная же работенка, — посетовал он.
   — Ваша правда, — подтвердил Озберт с широкой улыбкой. — Почему бы нам не завернуть на пивной двор к Мод, пока у нас есть еще время? А то потом люди начнут приносить вам дары, после чего настанет час выбирать королеву урожая.
   — Дары? Королева урожая? — переспросил Фокс.
   — Дары — громко сказано, скорее — маленькие подношения, призванные выразить мое почтение к вам как к своему господину. Что касается королевы урожая, то каждый год среди девушек выбирают одну, которая олицетворяет плодородие и богатство урожая. В старые времена по саксонской традиции все мужчины деревни потом должны были поочередно с ней совокупиться на свежеубранном поле. Но, разумеется, сегодня мы уже такого не делаем.
   — Господи! — воскликнул Фокс. — Древние саксонцы — настоящие варвары!
   — Не совсем, — возразил Озберт с обидой в голосе. — Все делалось с должным почитанием. А для избранной девушки подобное считалось большой честью.
   Фокс вдруг осознал, что Озберт, как и большинство жителей Вэлмара, был по крайней мере наполовину саксонцем. Если он не хотел испортить с ними отношения, то ему следовало бы следить за своим языком.
   Они пришли на пивной двор. Фокс уселся на скамью рядом с Рейнаром и молча наблюдал, как Мод, хозяйка заведения, наливала в его кувшин пенящийся напиток.
   — А сегодня сохранились ли какие-нибудь ритуалы, связанные с выборами королевы урожая? — поинтересовался он, сделав добрый глоток освежающей жидкости.
   — Конечно, сохранились, — подтвердил Рейнар, опередив Озберта, не успевшего открыть рот. — Девушку украшают цветами, а на шею вешают венки, сплетенные из пшеничной соломы. Потом ее передают хозяину замка, чтобы он мог с ней потешиться. — Лукавая улыбка тронула уголки губ капитана.
   Фокс с громким стуком поставил кувшин на стол и повернулся к управляющему.
   — Он ведь шутит, не правда ли?
   — Отнюдь, милорд. — Озберт серьезно покачал головой. — Хотя традицию последние годы не соблюдали, но люди очень хотели бы ее возродить.
   — Но зачем? — удивился Фокс. — Урожай в этом году, похоже, выдался богатый. Зачем они считают необходимым возобновить традицию, уходящую корнями в языческое прошлое?
   — Вам, милорд, не приходилось, зарабатывать на хлеб насущный трудом на земле, — заключил Озберт и сделал широкий жест натруженными руками. — Природа — она капризна. В один год урожай родится богатый, в другой — оставляет желать лучшего. Никогда не помешает вспомнить старые обычаи и почтить старых богов.
   — Когда же произойдет… церемония?
   — Сегодня, ближе к концу дня. — Озберт беспечно махнул ладонью. — У вас еще много времени. Можете спокойно есть и вдоволь пить.
   Фокс обменялся с Рейнаром взглядами и сделал еще один большой глоток эля. Господи, только этого ему не хватало! Похоже, второй раз в жизни он будет вынужден разделить ложе с девственницей, не имея права отказаться. Он слишком хорошо помнил, чем все для него окончилось, когда три года назад он пережил аналогичную ситуацию.
   Идя к женщине в тот раз, он думал, что быстренько сделает свое дело, и все. Он думал таким путем завоевать благосклонность своего хозяина. Ха! Но лишь один эпизод, длившийся менее двух часов, обернулся для него падением. Он влюбился в Николь без памяти, и его беспечная счастливая жизнь превратилась в мучительное существование. Но как избежать ему подобное теперь, чтобы никого не обидеть?
   Да, но где Николь? Отхлебнув еще один глоток эля, он огляделся по сторонам. Деревенские женщины, закончив накрывать столы, расположились под одним из дубов, чтобы передохнуть и посплетничать. Но без дела они не сидели, а занимались шитьем и прядением. Мужчины отдельно от женщин тоже образовали свой круг. Попивая эль, они оживленно обсуждали тему погоды и урожая. Две вещи — погода и урожай — неизменно волнуют воображение людей, добывающих пропитание трудом на земле. Тут же с гиком и визгом носились крестьянские ребятишки, захваченные какой-то бойкой игрой. Те, что постарше, развлекались более изощренной забавой: они разделились на две команды и гоняли палками туго набитый свиной пузырь, норовя перебросить его со своей площадки на территорию противника.
   Мальчики-подростки умчались на речку купаться, а их сверстницы, как того и следовало ожидать, увязались за ними, желая посмотреть на их водные потехи. Фокс мог с легкостью представить, как ребята будут состязаться между собой в ловкости и проворстве, похваляясь перед хихикающими, изумленными зрительницами и восхищая их фантастическими прыжками и отвагой; как потом мальчишки перейдут к заключительному акту спектакля и обрызгают девушек водой, а те с пронзительными криками бросятся врассыпную. Он очень хорошо помнил прошедшие беспечные дни и сожалел, что ему уже не дано пережить их вновь. Ныне его жизнь состояла из ответственности и долга, и еще мыслей об обворожительной жене, сводившей его с ума и стремительно толкавшей к безрассудству.
   Он окинул взглядом двор в поисках Рейнара и увидел друга под деревом в компании Гленнит. Она смотрела на Рейнара с вызовом, и по дерзкому выражению ее лица можно было без труда догадаться, что она — не целомудренная девушка, которой несложно заморочить голову, но взрослая женщина, которая не только точно знает, чего хочет, но и полна решимости получить то, к чему стремится. Глядя на приятеля, Фокс искренне опасался, как бы тот не попался на собственную удочку. Опасался и очень на это надеялся.
   Его мысли снова вернулись к Николь, когда к нему подошла одна из женщин и спросила, не согласится ли он оценить их мастерство в рукоделии и определить среди них победительницу. Она пояснила, что последние два года оценивала их леди Николь, но поскольку на празднике она не присутствовала, то женщины рассчитывали на него. Его подвели к столу с разложенными разнообразными изделиями, от которых пестрело в глазах: плетеные пояса, вышивки, живописные куски тканей и другие образцы швейного труда и ткачества. Пока Фокс рассеянно рассматривал выставленные предметы, все его мысли сосредоточивались на Николь. Где она? Куда запропастилась?
   Наконец он выбрал работы, которые показались ему наиболее интересными и радующими глаз. К его огорчению, женщины, их создавшие, настоятельно попросили его принять свои произведения в качестве подарков. Он позвал Озберта и велел забрать дары, а сам собрался подойти к Рейнару. Фокса интересовало мнение приятеля по поводу отсутствия Николь. Но его остановила, преградив путь, Эдит, жена кузнеца.
   — Милорд, — обратилась она к нему ласково, — кушать подано. Мы бы хотели, чтобы вы первым отведали нашу скромную пищу.
   Его проводили к столу, трещавшему от всевозможных яств: маринованных яиц, свежих сыров, горячих лепешек, сдобренных пряностями, миног, жаренных в масле, клецок в подливе, мясных пирогов, медовых лепешек с лесными орехами, пряных булочек, яблочных и черничных кексов. Под взглядами женщин, принимавших участие в приготовлении такого изобилия, он принялся наполнять деревянное блюдо едой.
   Фокс старался положить всего понемногу, опасаясь обидеть кого-либо из стряпух. Однако, не питая пристрастия к сладостям, он обошел вниманием кексы и тут же услышал настоятельную просьбу испробовать черничный, поскольку он считался традиционным для праздника урожая. Кто-то еще посоветовал ему взять печенье с посыпкой. Женщины вокруг захихикали, а Эдит, краснея и запинаясь, пояснила, что выпечка с маком и тмином предположительно повышает половые возможности мужчины.
   Фокс решил, что подкрепить свои силы ему отнюдь не помешает. Чтобы достойно справиться с возлагаемыми на него обязанностями, он готов принять любую помощь. Нагрузив блюдо горой, он наконец отступил от стола.
   — Прошу вас, — взмолился он к собравшимся, — проявите милосердие и больше не заставляйте меня брать что-либо еще. В противном случае я буду выглядеть и чувствовать себя, как набитый свиной пузырь, который детишки гоняют палками. — На мольбу лорда женщины ответили задорным смехом.
   Он вернулся к столу под дубом и отведал все, что мог. Кушанья были необыкновенно вкусными, и он мог смело утверждать, что деревенские разносолы в своем большинстве даже превосходили лакомства на пирах, которые ему доводилось посещать вместе с королем. По прошествии некоторого времени Фокс извинился, сославшись, что после выпитого эля нуждается в облегчении, и побрел на дальний конец пивного двора, где пристроился за навозной кучей. Мысли о Николь не покидали его ни на минуту. Неужели она осталась в стенах крепости? Маловероятно. Скорее всего, предположил де Кресси, женщина воспользовалась праздничной суматохой, чтобы встретиться с любовником.
   Мучаясь от неизвестности и проклиная крестьян с их торжествами, он решил немедленно вернуться в замок, чтобы найти вероломную предательницу. Но тут Фокс увидел мельника и кузнеца, двигавшихся ему наперерез, и понял, что загнан в угол.
   — Милорд, пора, — объявил кузнец, расплываясь в широкой улыбке. — Сейчас вам и королеве урожая предстоит отведать хлеба первого помола, после чего вы вдвоем отправитесь в укромное местечко.
   — Не стоит хмуриться, — добавил мельник. — Вы еще не видели королеву. Она девица в самом соку, лакомый кусочек, от которого грех отказываться. Я бы не пожалел правого яйца за право попробовать ее самому.
   Когда девушку привели Фоксу, он был вынужден согласиться, что она и впрямь красавица: волосы цвета только что сбитого масла и васильковые глаза, румяные щеки и спелые губы. Ее наряд щедро украшали цветы, а голову — венок из колосьев пшеницы, смотревшийся наподобие короны. Но несмотря на свою юную, ослепительную красоту, она не тронула его сердце.
   Фокс встал рядом с ней посреди общинного выпаса. Вокруг них тотчас выросла толпа из жителей деревни и рыцарей. Под их пристальными взглядами он преломил горячий, дымящийся хлеб и откусил кусочек, после чего протянул угощение девушке. Кукурузный хлеб, темный и плотный, совсем не похожий на рафинированную выпечку из пшеничной муки, которую подавали в замке, ели под всеобщее ликование собравшегося народа, после чего настал час отведать традиционного кушанья и всем остальным. Толпа на поле быстро густела. Мужчины, женщины, дети и солдаты стремились почувствовать себя участниками праздника. В людской толчее девушка взяла Фокса за руку и потянула за собой.
   — Пошли, — сказала она.

Глава 11

   Королева урожая привела его в один из опрятных домиков возле реки. Он следовал за ней нехотя, стараясь придумать какое-нибудь оправдание, которое позволило бы ему отказаться от навязанной ему роли и в то же время не обидеть. Они вошли внутрь жилища. Земляной пол был чисто выметен, стены побелены. В корзинах возле очага аккуратными горками высились продукты крестьянского подворья и разнообразные кушанья. Посреди горницы стояли дощатый стол, лавка и две скамейки. Фокс осмотрелся в поисках лампы или свечи, поскольку в помещении царил сумрак. Тут девушка снова взяла его за руку с намерением увлечь за собой к приставной лестнице, что вела на чердак.
   — Погоди, — остановил ее де Креси. От его внимания не ускользнуло беспокойство девушки. Ее рука в его ладони стала липкой и холодной. Он чувствовал ускоренное биение ее пульса.
   — Нам нужно сначала поговорить. Она покачала головой.
   — Они этого ждут. — Она опять потянула его за руку, а когда он проявил нерешительность, нетерпеливо воскликнула: — Пожалуйста! Давайте закончим все побыстрее!
   Ее слова живо напомнили ему о недавнем прошлом и о другой девственнице, покорно ждавшей, когда он лишит ее невинности. Та женщина тоже торопила его и просила завершить все как можно скорее. Но она разговаривала с ним подобно королеве, отдававшей приказание своему вассалу. Сегодняшняя девушка-королева находилась на грани нервного срыва.
   Он разжал ее цепкие пальцы.
   — Скажи лучше, как тебя зовут.
   — Алисия. Меня зовут Алисия, — выпалила она на выдохе. — Прошу вас, идемте в постель! Не тяните, и давайте покончим с этим!
   — Нет, я так не могу. — Он обнял ее за плечи и слегка встряхнул. — К тому же я не хочу. Я христианин и не верю в языческие обряды. Мне бы не хотелось, чтобы ты прижила от меня дитя.
   Девушка вдруг разрыдалась. Сначала он не понял причину ее слез. Но он недолго оставался в неведении. Она начала что-то бессвязно тараторить, и в конце концов он понял, что Алисия горячо поблагодарила его за то, что он пощадил ее, отказавшись от своего права обладать ею. Из ее дальнейших слов Фокс уяснил, что у нее уже был возлюбленный, и она боялась, что после того, как ею попользуется другой мужчина, ее избранник к ней охладеет. Еще она с плачем призналась, что уже не девушка. Иоанни уже лишил ее целомудрия, уведя как-то вниз по течению реки. Было больно, но он обещал, что в другой раз ей понравится больше. Правда ли, спрашивала она. На самом ли деле теперь неприятных ощущений и болезненности она не испытает?
   Фокс сверху вниз смотрел на прелестное личико девушки-женщины, на широко раскрытые, полные слез глаза, с надеждой ждущие от него положительного ответа. От бессилия он едва не застонал вслух. Он чувствовал себя едва ли не самым циничным и бессердечным человеком на свете. Ему очень хотелось сказать ей, что ее Иоанни, вероятно, грубый, глупый и неотесанный деревенщина, не стоивший даже ее мизинца. Что такой мужлан никогда не станет заботиться о том, чтобы доставить ей удовольствие. Он будет пыхтеть и кряхтеть на ней, обливаясь потом, а ее доля — каждый год рожать ему детей, пока не подурнеет. Потом, когда ее юная краса увянет, он начнет кидать похотливые взгляды на других королев урожая и говорить сальности, подобные тем, что он слышал от мельника.
   Фокс ничего не сказал девушке, а только успокоил ее, чего, собственно, она и хотела.
   — Да, будет лучше.
   Она тихонько вздохнула и простосердечно обняла его. Он осторожно отстранился.
   — Теперь ступай. Поднимись наверх и брось там на тюфяке свой венок и гирлянды. Потом я посмотрю, как можно будет тебе отсюда незаметно выбраться. Немного погодя я сам выйду из хижины с довольной улыбкой, как человек, получивший удовлетворение, и демонстративно поправлю одежду.
   Она снова его обняла и с проворной грацией ребенка вскарабкалась по лестнице. Фокс остался в пустой комнате один и затаил дыхание. Он чувствовал сексуальное возбуждение. Вряд ли какой мужчина смог бы устоять против прелестей хорошенькой молоденькой женщины, прижавшейся к нему с такой непосредственностью. Но о принятом решении он не сожалел. Если его собственная жизнь приняла печальный оборот, зачем же губить чужие мечты и надежды на счастье. Пусть они сами набьют себе шишек и на собственном опыте узнают, какой горькой и мучительной бывает любовь.
   — О, Саймон, как ты вырос! — Николь протянула руки навстречу сыну и почувствовала, как у нее защипало в глазах.
   Время летело так быстро! Ее малыш уже почти перестал быть малышом.
   Саймон обнял ее, как обычно, и его яркие голубые глаза взглянули на нее с удивлением и любопытством.
   — Ты меня помнишь? — спросила она. Он кивнул.
   — Ты приносишь сладости.
   Ее пронзила стрела острой боли. Она вынуждена покупать любовь сына лакомствами.
   — Ты прав, милый. Я приношу тебе сладости. Сейчас у меня есть для тебя черничные кексы. Ты любишь пирожные?
   Саймон опять кивнул. Наклонившись, она протянула мальчику корзину, приготовленную поваром Вэлмара. Он выбрал пирожное и с сосредоточенным видом принялся его уплетать за обе щеки. Николь подняла глаза на Хилари, жену Жильбера де Весси, кастеляна Марбо. Их взгляды встретились. Хилари всего на несколько лет старше Николь, у нее добрые голубые глаза, светлые волосы с рыжеватым отливом и мягкая манера держаться.
   — Он так быстро растет, — промолвила Николь срывающимся голосом.
   — Ваша правда, — согласилась Хилари с улыбкой. — Он говорит уже совсем хорошо. Его успехи день ото дня становятся все лучше. Теперь он у нас настоящая болтушка.
   Саймон запихнул в рот остатки пирожного и проглотил, потом повернулся к Хилари.
   — Матушка, Джоанн тоже любит пирожки? — Мальчик мотнул головкой в сторону Джоанн.
   — Конечно, милый, ступай и приведи ее, — ответила Хилари. — Поторопись.
   Когда Саймон, ловко перебирая маленькими ножками, выбежал из светлицы, Николь невольно всхлипнула.
   — Прошу прощения, — прошептала Хилари. — Он совсем недавно начал называть меня матерью, но у меня не хватило мужества его поправить.
   Николь понимающе кивнула.
   — Я… я бы не хотела, чтобы он воспринимал тебя по-другому, чтобы чувствовал себя сиротой. — Ее сердце разрывалось от горя. Она знала, что такой день рано или поздно должен был наступить. Ах, если бы все могло сложиться по-иному! Если бы ей не приходилось скрывать ото всех правду, включая собственного сына…
   — Я люблю его как собственного ребенка, — сказала Хилари застенчиво, и ее лицо с тонкими чертами озарилось нежностью. — Большинство детей в его возрасте капризны и эгоистичны, дерутся из-за игрушек и прочее. А он, да вы и сами видите, всегда добродушен, щедр и источает радость. Мне бы хотелось, чтобы моя Джоанн хотя чуточку стала на него похожа. Но мне порой кажется, что она настоящая маленькая тиранка. С ней нет никакого сладу. Больше всех достается от нее Саймону, который всего на год ее младше. Мне приходится не спускать с них глаз, чтобы она его не обижала. — Хилари на минуту оборвала свое щебетание и взглянула на Николь. — Сейчас, когда Мортимера больше нет, что мешает вам наконец открыть правду о Саймоне?
   У Николь напряглась спина. Она чувствовала себя такой несчастной. Она боялась, что муж не поверит, и тем самым сделала из него врага. Она отрицательно качнула головой.
   — Ничего не изменилось. Я все еще вынуждена держать свою тайну в секрете.
   — Что за человек лорд де Кресси? — Обычно тихий голос Хилари теперь звенел от возмущения. — Неужели он такой же мерзкий и жестокий, как Мортимер, что вы вынуждены прятать от него своего сына?
   — Мой муж ненавидел Мортимера еще больше, чем я. Если он увидит Саймона, то наверняка примет его за сына Мортимера. Учитывая его ненависть к моему первому мужу, нетрудно представить, как он будет относиться к мальчику.
   — Неужели его никак нельзя убедить в обратном? Наверняка де Кресси слышал сплетни о… пристрастиях Мортимера.
   Если вы объясните ему ситуацию, расскажете, что Саймон прижит от молодого сквайра, подосланного в вашу постель Мортимером, я уверена, что де Кресси смягчится. — Хилари с надеждой взглянула на хозяйку.
   — Дело в том, что у нас с мужем не все так мирно складывается, как хотелось бы. Я боюсь, как бы он не решил с помощью Саймона меня наказать.
   — Наказать вас? Наказать за что?
   Николь развела руками. Она не испытывала желания вдаваться в подробности и переживать все сызнова. Сделанного не воротишь.
   — Все гораздо сложнее, — произнесла она. — Могу только сказать, что муж мне не доверяет.
   В гостиную вприпрыжку возвратился Саймон. Следом за ним вошла маленькая девчушка со светлыми косичками и упрямым выражением личика. Детишки сразу направились к корзине с лакомствами и радостно начали набивать рты черничными кексами, запихивая в себя угощение пухлыми пальчиками и размазывая по щекам и подбородку пурпурный ягодный сок.
   — Вы только взгляните на него, — пробормотала Хилари с грустью. — Кто при виде такого ангельского существа способен пожелать ему зла? Я что-то никак не возьму в толк, миледи.
   «Я тоже», — подумала про себя Николь. Все пошло наперекосяк, не так, как она ожидала. Кто мог предвидеть, что безвестный оруженосец, присланный Мортимером в ее спальню, перевернет всю ее жизнь? И сейчас, по прошествии трех лет, он все еще продолжал смущать ее душевный покой.
   Алисия наконец убралась из дома. Он, со своей стороны, решил, что разумнее выждать еще немного. Когда же он выбрался наружу, то ожидал услышать в свой адрес свист и грубое улюлюканье, но большинство селян, занятые своей работой, его появления даже не заметили. Погода, как он и предвидел, испортилась. Приближалась гроза. Небо заволокли темные клочковатые тучи, поднялся ветер, а воздух стал влажным и прохладным. Деревенский люд поспешно убирал выставленную снедь, столы и скамейки. Резкие порывы ветра трепали их одежду.
   Из опыта прежних лет Фокс знал, что до завершения торжеств далеко. Народ еще долго собирался пить, есть и веселиться. С наступлением темноты предполагалось разжечь большой костер, вокруг которого обычно танцевали и водили хороводы. Праздник, как водится, продолжался бы до глубокой ночи, если бы гроза не расстроила планы людей.
   В любом случае Фокс подумал, что праздника урожая с него хватит. Он собирался вернуться в замок и найти Николь. В деревне ее нигде не было видно, и у Фокса возникло подозрение, которое переросло в слепую ревность, а ревность — в безудержный гнев, терзавший его нервы и сердце. Все его мысли крутились вокруг одного — ее тайного свидания с неизвестным любовником. Его преследовала картина, как его жена отдается постороннему мужчине на пушистых коврах великолепной комнаты.
   Фокс бродил по деревне в поисках своих солдат, когда первые капли дождя упали на его лицо. Как ни странно, но он никого не смог найти, словно все таинственным образом куда-то испарились. Наконец де Кресси заметил Генри де Бренна, торопливо шагавшего прочь от того места, где они привязали своих лошадей. Он шел, неся в руке курдюк с вином.
   — Генри! — прокричал Фокс, стараясь пересилить яростный ветер. — Я возвращаюсь в крепость.
   — За каким чертом? — донесся до него голос Генри. — Вот-вот разразится гроза. Почему бы тебе не найти какое-нибудь теплое уютное местечко и не переждать, пока она кончится? — Он многозначительно поднял над головой курдюк с вином и подмигнул. — Чем я и собираюсь заняться.
   Фокс отрицательно качнул головой.
   — Я хочу вернуться. Ты не знаешь, где Рейнар? Генри сделал жест в сторону хижины знахарки.
   — А ты как полагаешь? — спросил он со сластолюбивой улыбкой.
   Фокс выругался. Он ничуть не сомневался, что в настоящий момент Рейнар и ведунья предавались «безрассудному и бессмысленному совокуплению».
   Он решительно направился к лошадям. Дождь припустил не на шутку, и его тяжелая одежда быстро пропиталась влагой. Оруженосец Энгеларда Роберт что-то искал среди седельных мешков.
   — Милорд, — обратился он к Фоксу. — Энгелард просил меня кое-что для него найти.
   — Где он? — осведомился де Кресси.
   — В загоне за дубильней. — Лицо парня просияло широкой улыбкой. — Со всеми тремя дочерьми кожевенника.
   У Фокса сразу возникло непреодолимое желание вытащить рыцаря под дождь и приказать Энгеларду сопровождать его в замок. Тут оруженосец, собиравшийся идти к своему хозяину, остановился, словно что-то вспомнил, и, повернувшись к Фоксу, добавил:
   — Между прочим, Энгелард просил передать вам, что он видел, как сегодня с первыми лучами зари утром леди Николь выехала из замка. Он сказал, что вам его сообщение будет интересно.
   Новость ошеломила Фокса. Он сначала остолбенел, потом бросился вслед за Робертом и резким движением остановил его.
   — Приведи мне Энгеларда! — велел он, скрипнув зубами. — Немедленно!
   Фокс стоял под проливным дождем, раздираемый злобой и теряясь в догадках. Он не знал, что и думать. Николь уехала из замка, но в деревне не появилась. Куда могла она запропаститься? С кем проводила время? Его рука непроизвольно потянулась к поясу за мечом, но оружия на месте не было. Он оставил его там же, где и коня, решив, что на мирном деревенском сборище оружие не понадобится.
   Желая поправить дело, он пошел к своему боевому коню и, найдя перевязь с мечом, нацепил на себя. Когда Фокс поднял голову, то увидел бегущего ему навстречу, растрепанного и наспех одетого Энгеларда.