— Спору нет, — проворчал Фокс. — Спасибо за напоминание, что я такой же беспомощный, как капризный младенец. Хороший ты друг, нечего сказать.
Рейнар пожал плечами.
— Я просто делаю то, что велела Гленнит, — бросил он через плечо и отошел прочь.
Фокс взглянул на малыша, расположившегося на земле подле его кресла. Мальчик в ответ улыбнулся.
— Рейнар говорит, что я здесь научусь быть рыцарем, — указал он пальчиком на учебный плац.
— Конечно, — подтвердил Фокс. С этим трехлеткой у него почему-то отнимался язык. Неужели мальчик и в самом деле его сын? Он всматривался в круглое личико херувима в поисках знакомых черт де Кресси. Но в разглядывании не было никакого смысла. Как много мужчин, став взрослыми, имеют очень отдаленное сходство с детьми, которыми были в три года?
По крайней мере Саймон подавал хорошие надежды. Даже если он сын Мортимера, он обладал всеми данными, чтобы вырасти отличным рыцарем.
Тут к ним подбежал запыхавшийся Томас.
— Вы видели? — воскликнул он. — Я только что поверг Жильбера в грязь, хотя он почти на голову выше меня!
— Молодец, Томас! Сегодня у тебя все получается. Хотя ты еще должен научиться держать правильно меч. Думай, что он продолжение твоей руки. — Фокс поднялся и рассек рукой воздух.
— Вот так? — услышали они голос Саймона. С расширенными глазами, устремленными вдаль, он возбужденно размахивал воображаемым мечом.
— Хочешь подержать мой? — спросил Томас, протягивая мальчику свой деревянный клинок.
Ребенок вцепился в рукоять обеими ручонками и попытался держать его ровно. Учебное оружие, вырезанное из дерева, хотя и было короче и легче настоящего, явно превышало возможности трехлетнего малыша. Но Саймон с упрямым упорством старался удержать его. При виде его потуг Фокс и Томас покатились со смеху. Его маленькие ручонки дрожали от напряжения, а лицо застыло в серьезной сосредоточенности. В какой-то момент мальчик напомнил Фоксу кого-то. Его брата Рольфа! Рольф был кузнецом и точно так же держал клинок, когда выковывал его в своей кузне.
— Слишком большой, — промолвил Саймон серьезно, когда в конце концов сдался и опустил меч.
— Правда, — поддакнул Томас. — Но бьюсь об заклад, что будет нетрудно уговорить Вейланда сделать меч поменьше, даже из железа. — Он взглянул на Фокса. — Раз ты наследник Вэл-мара, то должен иметь собственное оружие.
Фокс ничего не ответил. Он пока не понимал, что чувствовал к мальчику, который считался его сыном, но оспаривать его законное право первородства он не собирался. И после всего, что произошло между ним и Николь, второй ребенок вряд ли будет зачат. От такой мысли у него щемило сердце и болела душа.
— Ладно, на сегодня хватит, — сказал приблизившийся к ним Рейнар. — Я еще хочу искупаться, да и тебе тоже не помешало бы понежиться в горячей воде.
Оставив Саймона на попечение Томаса, они двинулись к замку, обсуждая по дороге успехи начинающего оруженосца.
— Готов биться об заклад, что Николь нисколько не обрадовалась, когда ты сообщил ей, что настало время готовить из Томаса оруженосца, — заметил Рейнар. — Ей, по-видимому, будет трудно найти другого пажа, столь же преданного, как Томас.
— Она не сказала, что думает, — проворчал Фокс.
— Значит, между вами все еще существует стена отчуждения?
— Да. Каждый раз когда я на нее смотрю, то вспоминаю о ее обмане, и во мне поднимается волна желчи.
— Однако не все с тобой согласны. Кое-кто считает, что она поступила правильно. Мать обязана заботиться о благе ребенка и ставить его интересы выше собственных.
Фокс покачал головой.
— Если бы она мне доверяла, то ей бы не пришло в голову, что я могу причинить зло невинному ребенку.
— Но она привыкла к жестокости сумасшедшего ублюдка Мортимера. После такого мужа трудно ожидать от женщины доверия к другому мужчине.
— Скажи, ты сам так думаешь или Гленнит тебя научила? — спросил Фокс язвительно.
Рейнар пожал плечами.
— Не вижу ничего предосудительного в том, чтобы согласиться с мнением женщины. Более того, последнее время я вижу в ее высказываниях много дельного.
Фокс фыркнул. Рейнар волен поступать как ему угодно, но сам он больше не позволит женщине собой манипулировать!
Они вошли в купальню. Фокс с удивлением заметил, что все уже для них готово. От большой бадьи, наполненной водой, поднимался пар. В нос Фоксу ударил густой аромат благовоний. Он с подозрением уставился на Рейнара.
— Похоже на дело рук Николь. Рейнар развел руками.
— Я сказал ей, что хочу принять настоящую ванну, потому что собираюсь вечером навестить Гленнит. Думаю, она хотела, чтобы от меня хорошо пахло, дабы сделать приятное своей подруге.
Фокс поморщился. Экзотический, тонкий запах пробуждал слишком много воспоминаний. Он направился к двери.
— Не будь глупцом, — окликнул его Рейнар. — Долгое лежание в теплой воде сотворит чудо для твоих затекших мышц и раненого плеча. Ты же сам мне говорил, что после вчерашней верховой прогулки у тебя до сих пор болят и не гнутся ноги.
Фокс устремил взор на ванну. Почему то, что она сделала, должно служить препятствием ему? Он постоянно внушал себе, что не будет стремиться во что бы то ни стало избегать ее, как когда-то стремился находиться рядом с ней.
— Ты первый, — предложил он Рейнару.
— Я соглашусь, если пообещаешь, что потом непременно понежишься в ванне. Я даже принес немного вина. Под воздействием вина и тепла твое плечо должно хорошо расслабиться.
Фокс кивнул. Перспектива и впрямь представлялась заманчивой.
Рейнар сбросил одежду и залез в ванну. Он быстро намылился и тут же ополоснулся. Не успел Фокс и глазом моргнуть, как его приятель уже стоял на полу.
— Сказать по правде, твое мытье нельзя назвать купанием, — заметил Фокс.
Рейнар расплылся в широкой улыбке.
— В отличие от тебя мне не нужно расслабляться и нагонять сон. Меня ждет дама.
Фокс криво усмехнулся.
— Все в твоем распоряжении, — мотнул Рей нар головой в сторону бадьи и принялся растираться полотенцем. — Полезай в ванну, а я налью тебе вина.
— После чего, полагаю, ты меня оставишь? Рейнар подмигнул.
— Я пришлю тебе одну из служанок на тот случай, если тебе что-нибудь понадобится.
Фокс помрачнел еще больше. В услугах чертовых горничных он не нуждался. Хотя получить удовлетворение ему совсем не помешало бы.
Он разделся и забрался в ванну, над которой все еще клубились облака пара. В бадье огромных размеров запросто хватило бы места на двоих, прикинул он и выругался. Ему следовало думать о чем-нибудь другом, более насущном, иначе он не сможет расслабиться.
Он взял кубок с вином, предложенный Рейнаром, и сделал глоток.
— Странный вкус, — сообщил он другу.
— Мне кажется, Гленнит туда что-то подмешала. Какое-то целебное зелье.
Фокс кивнул. Если бы только Гленнит могла дать ему какое-нибудь снадобье или эликсир, чтобы навсегда избавиться от мыслей о Николь! Ничто другое ему не поможет. В то время как рана на плече затягивалась, рана в сердце продолжала зиять, заставляя его страдать.
Он выпил еще немного вина и откинулся на спину. Погрузив в горячую воду раненое плечо, он почувствовал успокоительное тепло. Напряженные мышцы ног начали расслабляться. Он тяжело вздохнул. Вино подействовало, и его потянуло в дрему. Он решил, что должен помыться, пока еще в состоянии шевелиться. Окунув голову в воду, он намочил волосы и встал, покачиваясь, чтобы намылиться, потом тщательно ополоснулся и вновь лег. Прислонившись к краю бадьи, он закрыл глаза. Им овладела восхитительная вялость.
Проснувшись, он обнаружил, что находится уже не в ванне, а в постели, и со всех сторон его окружает кромешная тьма. Он стряхнул с себя остатки сна и осознал, что его руки связаны за спиной. Его сердце от испуга едва не выскочило из груди. Попытавшись сесть, он почувствовал, что ленты, которыми были стянуты его запястья, привязаны к стене. Ему удалось принять сидячее положение, но слезть с кровати он не мог.
На смену страху пришла ярость. Кто посмел его связать и держать в качестве пленника?
После кратковременной борьбы он уяснил, что путы достаточно крепки. Тяжело дыша, он затих. Только тут он почувствовал, что, кроме него, в комнате есть еще кто-то, и по его спине поползли мурашки страха. Что случилось? Он уснул в купальне собственного замка. Как сумел враг захватить его в плен? Что ему от него нужно?
Постепенно, когда сознание окончательно прояснилось и его нормальное восприятие мира восстановилось, он догадался, кто был рядом. Николь. В комнате витал знакомый, присущий ей запах. Его первым порывом было зажать нос, чтобы избавить себя от соблазнительного благоухания и пленительных воспоминаний, ему сопутствовавших. Как могла она сделать с ним такое? Как посмела удерживать его помимо воли? В его душу вкрались смутные подозрения, и к гневу примешалось чувство беспокойства. Может, она все же решилась от него избавиться? Может, она его похитила и поместила здесь, чтобы заморить голодом? Но она не смогла бы совершить все без помощи Рейнара. А его друг никогда не вступил бы» в заговор против него. Вероятно, здесь скрывалась иная причина.
Он попытался освободиться. Но чем сильнее он бился, тем очевиднее становилась тщетность усилий. Поражение привело Фокса в неописуемую ярость. Вдруг он почувствовал в комнате движение и настороженно замер.
Вспыхнул огонек. Кто-то зажигал в комнате свечи. Понемногу их пламя осветило знакомый интерьер его покоев. Но он по-прежнему не мог разглядеть ее, неясной тенью скользившую среди колеблющихся предметов. Ему хотелось крикнуть, чтобы она его развязала. Но он не до конца проникся уверенностью, что захватила его в плен Николь. Все вокруг казалось странным, нереальным. Зелье в вине угнетало его способность соображать, но обостряло чувства.
В комнате стало достаточно светло, но он все еще не видел своего захватчика. Судя по всему, это была она. Темная фигура приблизилась и замерла в нескольких шагах от него. Вдруг он осознал, что совершенно наг, отчего ощутил в паху пульсацию и прилив крови — его плоть восстала помимо его желания, он не мог контролировать реакции своего тела. От сознания того, что она смотрит на него, в нем после двух месяцев воздержания разгорелся пожар вожделения. С тех пор как во время ранения она взяла его естество в рот, физических отношений между ними не существовало. Жаркие воспоминания только подлили масла в огонь и сделали его плоть еще тверже.
Фокс в ярости стиснул челюсти. Он не хотел давать ей повод думать, что он испытывает к ней что-либо, даже если его чувства объяснялись обыкновенной животной похотью. Находившаяся рядом женщина была его врагом. Если бы только его предательское тело не подводило его!
Она приблизилась к нему и сбросила с головы капюшон, чтобы он мог увидеть ее лицо. Ему следовало напомнить, каким могучим оружием является ее красота. Чистые, исполненные совершенства черты ее лица уподоблялись отточенному клинку, пронзительные глаза поразительной красоты имели притягательную власть, а розовые, изысканной формы губы непреодолимо манили к себе, заставляя забыть обо всем на свете. В один миг она повергла его в замешательство, склонила и подчинила себе.
Николь вызывающе разглядывала его, упиваясь его наготой. Ее взгляд опалял, жег огнем его кожу, отчего кровь в его жилах закипала. Его чресла распирало от горячего, непреодолимого желания, а восставшая плоть вздымалась высоко и гордо. Она продолжала ласкать его взглядом, пока его телом не овладела лихорадка дрожи, а сердце не отозвалось тяжелыми ударами кузнечного молота. Его дыхание стало частым и прерывистым. Оказываемое женщиной воздействие еще больше разозлило Фокса, а злость только подогрела страсть. Никогда еще не испытывал он столь безудержного и неутолимого голода.
Он взглянул ей в лицо. Зрачки ее глаз стали огромными и черными, а губы слегка приоткрылись. Ее ноздри подрагивали от обуревавших эмоций. Она вспоминала, что и как он с ней делал, с каким мастерством дарил ей наслаждение. Он хотел уязвить ее, напомнить, как однажды подчинил ее своей воле, сделав беспомощной и слабой от желания. Но он знал, что сейчас он сам находился в безвыходном положении и не мог контролировать свою страсть. Его мужское естество крепло и раздувалось с каждой минутой все сильнее. Он боялся, что кожа не выдержит напряжения и вот-вот лопнет.
Она сделала глубокий вдох и сбросила накидку. Зрелище, представшее, его глазам, поразило его как громом. Он увидел на ней тонкий, полупрозрачный костюм сирийской танцовщицы. Ее стройное красивое тело соблазнительно просвечивало сквозь газовую ткань. Пока он пытался сообразить, откуда у Николь такой костюм, его тело изнывало от обрушившихся на него ошеломительных впечатлений: темнеющих кругов сосков, кремовых форм и тени лобковых волос. Все ее прелести, выставленные напоказ, в то же время оставались скромно прикрытыми воздушной тканью. Ее роскошные шелковистые волосы, заплетенные у висков в косы, чтобы не падали на лицо, струились вдоль тела, еще более усиливая ощущение загадочности, окутывавшей все, что укрыто от глаз и. вместе с тем доступно взору.
Он изнывал от желания, с каждым мигом набиравшего силу. Его самые смелые фантазии нашли воплощение. Экзотическое, знойное бесстыдство сирийской танцовщицы в сочетании с неприступной, королевской отчужденностью Николь. Она олицетворяла восточную богиню, сочетание секса и вожделения. Несмотря на гнев и ненависть, ему хотелось пасть перед ней на колени и боготворить ее.
Выражение ее лица сменилось на роковое и вызывающее. Она начала извиваться перед ним. Он наблюдал за ней как завороженный. Сирийская танцовщица двигалась с холодным расчетом, имея откровенное намерение разжечь в нем огонь, раздразнить его и выманить как можно больше денег из его мошны. Танец Николь был более выдержанным и загадочным.
Она закрыла глаза, словно, танцуя, предавалась охватившим ее ощущениям. На ее губах играла еле уловимая улыбка.
Она подошла к нему плотнее. Ее обдало его жаром. Ее ноздри уловили его запах: смесь настоянной на травах ванны и его мужского естества. Его теплое дыхание щекотало ее лицо. Она наклонилась над ним и взяла в руки его лицо, потом прижалась губами к его рту.
Их рты соединились, но тела не касались друг друга. Губы слились в поцелуе и языки переплелись. Она извивалась, раздираемая распиравшим ее желанием.
— Если хочешь, чтобы я погасил твой пожар и наполнил тебя на всю глубину, тебе придется развязать меня. — Удовлетворенная улыбка промелькнула на его лице.
Она откинулась назад, тяжело дыша. Ей не хотелось освобождать его. Ей нравилось управлять своими эмоциями, хотя они с каждой минутой набирали все более опасную скорость.
— Нет, — ответила она и толкнула его.
Он упал на спину, растянувшись на постели, и тут же приподнялся, опираясь на связанные руки, метнув на нее сердитый взгляд. Его возбужденная плоть торчала вверх обелиском пламенной страсти.
Глава 25
Эпилог
Рейнар пожал плечами.
— Я просто делаю то, что велела Гленнит, — бросил он через плечо и отошел прочь.
Фокс взглянул на малыша, расположившегося на земле подле его кресла. Мальчик в ответ улыбнулся.
— Рейнар говорит, что я здесь научусь быть рыцарем, — указал он пальчиком на учебный плац.
— Конечно, — подтвердил Фокс. С этим трехлеткой у него почему-то отнимался язык. Неужели мальчик и в самом деле его сын? Он всматривался в круглое личико херувима в поисках знакомых черт де Кресси. Но в разглядывании не было никакого смысла. Как много мужчин, став взрослыми, имеют очень отдаленное сходство с детьми, которыми были в три года?
По крайней мере Саймон подавал хорошие надежды. Даже если он сын Мортимера, он обладал всеми данными, чтобы вырасти отличным рыцарем.
Тут к ним подбежал запыхавшийся Томас.
— Вы видели? — воскликнул он. — Я только что поверг Жильбера в грязь, хотя он почти на голову выше меня!
— Молодец, Томас! Сегодня у тебя все получается. Хотя ты еще должен научиться держать правильно меч. Думай, что он продолжение твоей руки. — Фокс поднялся и рассек рукой воздух.
— Вот так? — услышали они голос Саймона. С расширенными глазами, устремленными вдаль, он возбужденно размахивал воображаемым мечом.
— Хочешь подержать мой? — спросил Томас, протягивая мальчику свой деревянный клинок.
Ребенок вцепился в рукоять обеими ручонками и попытался держать его ровно. Учебное оружие, вырезанное из дерева, хотя и было короче и легче настоящего, явно превышало возможности трехлетнего малыша. Но Саймон с упрямым упорством старался удержать его. При виде его потуг Фокс и Томас покатились со смеху. Его маленькие ручонки дрожали от напряжения, а лицо застыло в серьезной сосредоточенности. В какой-то момент мальчик напомнил Фоксу кого-то. Его брата Рольфа! Рольф был кузнецом и точно так же держал клинок, когда выковывал его в своей кузне.
— Слишком большой, — промолвил Саймон серьезно, когда в конце концов сдался и опустил меч.
— Правда, — поддакнул Томас. — Но бьюсь об заклад, что будет нетрудно уговорить Вейланда сделать меч поменьше, даже из железа. — Он взглянул на Фокса. — Раз ты наследник Вэл-мара, то должен иметь собственное оружие.
Фокс ничего не ответил. Он пока не понимал, что чувствовал к мальчику, который считался его сыном, но оспаривать его законное право первородства он не собирался. И после всего, что произошло между ним и Николь, второй ребенок вряд ли будет зачат. От такой мысли у него щемило сердце и болела душа.
— Ладно, на сегодня хватит, — сказал приблизившийся к ним Рейнар. — Я еще хочу искупаться, да и тебе тоже не помешало бы понежиться в горячей воде.
Оставив Саймона на попечение Томаса, они двинулись к замку, обсуждая по дороге успехи начинающего оруженосца.
— Готов биться об заклад, что Николь нисколько не обрадовалась, когда ты сообщил ей, что настало время готовить из Томаса оруженосца, — заметил Рейнар. — Ей, по-видимому, будет трудно найти другого пажа, столь же преданного, как Томас.
— Она не сказала, что думает, — проворчал Фокс.
— Значит, между вами все еще существует стена отчуждения?
— Да. Каждый раз когда я на нее смотрю, то вспоминаю о ее обмане, и во мне поднимается волна желчи.
— Однако не все с тобой согласны. Кое-кто считает, что она поступила правильно. Мать обязана заботиться о благе ребенка и ставить его интересы выше собственных.
Фокс покачал головой.
— Если бы она мне доверяла, то ей бы не пришло в голову, что я могу причинить зло невинному ребенку.
— Но она привыкла к жестокости сумасшедшего ублюдка Мортимера. После такого мужа трудно ожидать от женщины доверия к другому мужчине.
— Скажи, ты сам так думаешь или Гленнит тебя научила? — спросил Фокс язвительно.
Рейнар пожал плечами.
— Не вижу ничего предосудительного в том, чтобы согласиться с мнением женщины. Более того, последнее время я вижу в ее высказываниях много дельного.
Фокс фыркнул. Рейнар волен поступать как ему угодно, но сам он больше не позволит женщине собой манипулировать!
Они вошли в купальню. Фокс с удивлением заметил, что все уже для них готово. От большой бадьи, наполненной водой, поднимался пар. В нос Фоксу ударил густой аромат благовоний. Он с подозрением уставился на Рейнара.
— Похоже на дело рук Николь. Рейнар развел руками.
— Я сказал ей, что хочу принять настоящую ванну, потому что собираюсь вечером навестить Гленнит. Думаю, она хотела, чтобы от меня хорошо пахло, дабы сделать приятное своей подруге.
Фокс поморщился. Экзотический, тонкий запах пробуждал слишком много воспоминаний. Он направился к двери.
— Не будь глупцом, — окликнул его Рейнар. — Долгое лежание в теплой воде сотворит чудо для твоих затекших мышц и раненого плеча. Ты же сам мне говорил, что после вчерашней верховой прогулки у тебя до сих пор болят и не гнутся ноги.
Фокс устремил взор на ванну. Почему то, что она сделала, должно служить препятствием ему? Он постоянно внушал себе, что не будет стремиться во что бы то ни стало избегать ее, как когда-то стремился находиться рядом с ней.
— Ты первый, — предложил он Рейнару.
— Я соглашусь, если пообещаешь, что потом непременно понежишься в ванне. Я даже принес немного вина. Под воздействием вина и тепла твое плечо должно хорошо расслабиться.
Фокс кивнул. Перспектива и впрямь представлялась заманчивой.
Рейнар сбросил одежду и залез в ванну. Он быстро намылился и тут же ополоснулся. Не успел Фокс и глазом моргнуть, как его приятель уже стоял на полу.
— Сказать по правде, твое мытье нельзя назвать купанием, — заметил Фокс.
Рейнар расплылся в широкой улыбке.
— В отличие от тебя мне не нужно расслабляться и нагонять сон. Меня ждет дама.
Фокс криво усмехнулся.
— Все в твоем распоряжении, — мотнул Рей нар головой в сторону бадьи и принялся растираться полотенцем. — Полезай в ванну, а я налью тебе вина.
— После чего, полагаю, ты меня оставишь? Рейнар подмигнул.
— Я пришлю тебе одну из служанок на тот случай, если тебе что-нибудь понадобится.
Фокс помрачнел еще больше. В услугах чертовых горничных он не нуждался. Хотя получить удовлетворение ему совсем не помешало бы.
Он разделся и забрался в ванну, над которой все еще клубились облака пара. В бадье огромных размеров запросто хватило бы места на двоих, прикинул он и выругался. Ему следовало думать о чем-нибудь другом, более насущном, иначе он не сможет расслабиться.
Он взял кубок с вином, предложенный Рейнаром, и сделал глоток.
— Странный вкус, — сообщил он другу.
— Мне кажется, Гленнит туда что-то подмешала. Какое-то целебное зелье.
Фокс кивнул. Если бы только Гленнит могла дать ему какое-нибудь снадобье или эликсир, чтобы навсегда избавиться от мыслей о Николь! Ничто другое ему не поможет. В то время как рана на плече затягивалась, рана в сердце продолжала зиять, заставляя его страдать.
Он выпил еще немного вина и откинулся на спину. Погрузив в горячую воду раненое плечо, он почувствовал успокоительное тепло. Напряженные мышцы ног начали расслабляться. Он тяжело вздохнул. Вино подействовало, и его потянуло в дрему. Он решил, что должен помыться, пока еще в состоянии шевелиться. Окунув голову в воду, он намочил волосы и встал, покачиваясь, чтобы намылиться, потом тщательно ополоснулся и вновь лег. Прислонившись к краю бадьи, он закрыл глаза. Им овладела восхитительная вялость.
Проснувшись, он обнаружил, что находится уже не в ванне, а в постели, и со всех сторон его окружает кромешная тьма. Он стряхнул с себя остатки сна и осознал, что его руки связаны за спиной. Его сердце от испуга едва не выскочило из груди. Попытавшись сесть, он почувствовал, что ленты, которыми были стянуты его запястья, привязаны к стене. Ему удалось принять сидячее положение, но слезть с кровати он не мог.
На смену страху пришла ярость. Кто посмел его связать и держать в качестве пленника?
После кратковременной борьбы он уяснил, что путы достаточно крепки. Тяжело дыша, он затих. Только тут он почувствовал, что, кроме него, в комнате есть еще кто-то, и по его спине поползли мурашки страха. Что случилось? Он уснул в купальне собственного замка. Как сумел враг захватить его в плен? Что ему от него нужно?
Постепенно, когда сознание окончательно прояснилось и его нормальное восприятие мира восстановилось, он догадался, кто был рядом. Николь. В комнате витал знакомый, присущий ей запах. Его первым порывом было зажать нос, чтобы избавить себя от соблазнительного благоухания и пленительных воспоминаний, ему сопутствовавших. Как могла она сделать с ним такое? Как посмела удерживать его помимо воли? В его душу вкрались смутные подозрения, и к гневу примешалось чувство беспокойства. Может, она все же решилась от него избавиться? Может, она его похитила и поместила здесь, чтобы заморить голодом? Но она не смогла бы совершить все без помощи Рейнара. А его друг никогда не вступил бы» в заговор против него. Вероятно, здесь скрывалась иная причина.
Он попытался освободиться. Но чем сильнее он бился, тем очевиднее становилась тщетность усилий. Поражение привело Фокса в неописуемую ярость. Вдруг он почувствовал в комнате движение и настороженно замер.
Вспыхнул огонек. Кто-то зажигал в комнате свечи. Понемногу их пламя осветило знакомый интерьер его покоев. Но он по-прежнему не мог разглядеть ее, неясной тенью скользившую среди колеблющихся предметов. Ему хотелось крикнуть, чтобы она его развязала. Но он не до конца проникся уверенностью, что захватила его в плен Николь. Все вокруг казалось странным, нереальным. Зелье в вине угнетало его способность соображать, но обостряло чувства.
В комнате стало достаточно светло, но он все еще не видел своего захватчика. Судя по всему, это была она. Темная фигура приблизилась и замерла в нескольких шагах от него. Вдруг он осознал, что совершенно наг, отчего ощутил в паху пульсацию и прилив крови — его плоть восстала помимо его желания, он не мог контролировать реакции своего тела. От сознания того, что она смотрит на него, в нем после двух месяцев воздержания разгорелся пожар вожделения. С тех пор как во время ранения она взяла его естество в рот, физических отношений между ними не существовало. Жаркие воспоминания только подлили масла в огонь и сделали его плоть еще тверже.
Фокс в ярости стиснул челюсти. Он не хотел давать ей повод думать, что он испытывает к ней что-либо, даже если его чувства объяснялись обыкновенной животной похотью. Находившаяся рядом женщина была его врагом. Если бы только его предательское тело не подводило его!
Она приблизилась к нему и сбросила с головы капюшон, чтобы он мог увидеть ее лицо. Ему следовало напомнить, каким могучим оружием является ее красота. Чистые, исполненные совершенства черты ее лица уподоблялись отточенному клинку, пронзительные глаза поразительной красоты имели притягательную власть, а розовые, изысканной формы губы непреодолимо манили к себе, заставляя забыть обо всем на свете. В один миг она повергла его в замешательство, склонила и подчинила себе.
Николь вызывающе разглядывала его, упиваясь его наготой. Ее взгляд опалял, жег огнем его кожу, отчего кровь в его жилах закипала. Его чресла распирало от горячего, непреодолимого желания, а восставшая плоть вздымалась высоко и гордо. Она продолжала ласкать его взглядом, пока его телом не овладела лихорадка дрожи, а сердце не отозвалось тяжелыми ударами кузнечного молота. Его дыхание стало частым и прерывистым. Оказываемое женщиной воздействие еще больше разозлило Фокса, а злость только подогрела страсть. Никогда еще не испытывал он столь безудержного и неутолимого голода.
Он взглянул ей в лицо. Зрачки ее глаз стали огромными и черными, а губы слегка приоткрылись. Ее ноздри подрагивали от обуревавших эмоций. Она вспоминала, что и как он с ней делал, с каким мастерством дарил ей наслаждение. Он хотел уязвить ее, напомнить, как однажды подчинил ее своей воле, сделав беспомощной и слабой от желания. Но он знал, что сейчас он сам находился в безвыходном положении и не мог контролировать свою страсть. Его мужское естество крепло и раздувалось с каждой минутой все сильнее. Он боялся, что кожа не выдержит напряжения и вот-вот лопнет.
Она сделала глубокий вдох и сбросила накидку. Зрелище, представшее, его глазам, поразило его как громом. Он увидел на ней тонкий, полупрозрачный костюм сирийской танцовщицы. Ее стройное красивое тело соблазнительно просвечивало сквозь газовую ткань. Пока он пытался сообразить, откуда у Николь такой костюм, его тело изнывало от обрушившихся на него ошеломительных впечатлений: темнеющих кругов сосков, кремовых форм и тени лобковых волос. Все ее прелести, выставленные напоказ, в то же время оставались скромно прикрытыми воздушной тканью. Ее роскошные шелковистые волосы, заплетенные у висков в косы, чтобы не падали на лицо, струились вдоль тела, еще более усиливая ощущение загадочности, окутывавшей все, что укрыто от глаз и. вместе с тем доступно взору.
Он изнывал от желания, с каждым мигом набиравшего силу. Его самые смелые фантазии нашли воплощение. Экзотическое, знойное бесстыдство сирийской танцовщицы в сочетании с неприступной, королевской отчужденностью Николь. Она олицетворяла восточную богиню, сочетание секса и вожделения. Несмотря на гнев и ненависть, ему хотелось пасть перед ней на колени и боготворить ее.
Выражение ее лица сменилось на роковое и вызывающее. Она начала извиваться перед ним. Он наблюдал за ней как завороженный. Сирийская танцовщица двигалась с холодным расчетом, имея откровенное намерение разжечь в нем огонь, раздразнить его и выманить как можно больше денег из его мошны. Танец Николь был более выдержанным и загадочным.
Она закрыла глаза, словно, танцуя, предавалась охватившим ее ощущениям. На ее губах играла еле уловимая улыбка.
Она подошла к нему плотнее. Ее обдало его жаром. Ее ноздри уловили его запах: смесь настоянной на травах ванны и его мужского естества. Его теплое дыхание щекотало ее лицо. Она наклонилась над ним и взяла в руки его лицо, потом прижалась губами к его рту.
Их рты соединились, но тела не касались друг друга. Губы слились в поцелуе и языки переплелись. Она извивалась, раздираемая распиравшим ее желанием.
— Если хочешь, чтобы я погасил твой пожар и наполнил тебя на всю глубину, тебе придется развязать меня. — Удовлетворенная улыбка промелькнула на его лице.
Она откинулась назад, тяжело дыша. Ей не хотелось освобождать его. Ей нравилось управлять своими эмоциями, хотя они с каждой минутой набирали все более опасную скорость.
— Нет, — ответила она и толкнула его.
Он упал на спину, растянувшись на постели, и тут же приподнялся, опираясь на связанные руки, метнув на нее сердитый взгляд. Его возбужденная плоть торчала вверх обелиском пламенной страсти.
Глава 25
Она взяла его в руку, обвив бледными тонкими пальцами толстую багровую мякоть пики, и принялась сверху вниз поглаживать, начиная от стреловидного наконечника. Он вздрагивал и пульсировал под ее ласками.
Она вскинула глаза и поймала его взгляд. Он молча метал в нее сердитые молнии. Но кроме неистовости и ярости в его взгляде она заметила беспомощность и уязвимость, словно, прикасаясь к его обнаженному телу, она трогала его душу. Она ласкала его, наблюдая за лицом. Его глаза горели, как два раскаленных угля, черты были искажены, словно сладкая пытка, которой он подвергался, была непереносима.
Она села на него верхом и опустила бедра. С нетерпеливой неистовостью он вдруг пришел в движение и, резко вскинув бедра, погрузился в нее. От могучего удара она всхлипнула. Нежную плоть обдало жаром, и в глубине утробы вспыхнули искры острого чувственного наслаждения. Она ахнула и закричала, когда яркое ощущение достигло пика и затем стремительно толкнуло ее вниз по темной спирали экстаза.
Прижавшись друг к другу, как два утопающих, они неслись в стремительном потоке пронзительных переживаний.
Когда все кончилось и неудобство позы дало о себе знать, Николь выпрямилась и сползла со своего насеста. Однако любовная пылкость не сняла существовавшее между ними напряжение. Он наблюдал за ней из-под полуопущенных век. Его лицо хранило выражение суровости и неутоленного голода.
— Развяжи меня, — произнес Фокс. Но его слова скорее походили на требование, чем на просьбу, и она испугалась.
Отчаянная смелость и лихорадочное возбуждение, владевшие ею во время танца, прошли, и теперь у нее не укладывалось в голове, что все происходило в реальности. Ей с трудом верилось, что она могла опоить его зельем, чтобы потом с помощью Рейнара принести в опочивальню и заставить жаждать любовных услад. Неужели она и в самом деле танцевала перед ним, откровенно выставляя напоказ свои прелести в стремлении разжечь в нем вожделение? Она не в состоянии осмыслить, как получилось так, что она его толкнула на спину, а сама уселась верхом на него.
Немного поразмыслив на эту тему, она захотела все повторить еще раз, но оставить теперь его руки свободными, чтобы он мог ласкать ее грудь, придерживать за ягодицы и направлять ее движения, когда она оседлает его большой и божественный орган. Но легкое беспокойство не позволило ей предаться своей фантазии. То, что он позволил ей на него взгромоздиться и получить удовлетворение, еще не означало, что он больше не испытывал к ней вражды. Возможно, что теперь, после ее вольной проделки, когда она столь бесстыдно узурпировала его власть, он гневался на нее еще больше.
Она придумала и осуществила план, в котором отвела мужчине пассивную роль. Она произвела подбор трав; чтобы наполнить благоуханием его тело, выбрала ленты, чтобы связать его запястья. Она дразнила и соблазняла его, предлагая то, что, связанный по рукам, он не мог взять. Она целовала его, исследуя его губы подобно тому, как когда-то он исследовал ее. Она ласкала на его глазах свое тело, в то время как он оставался зрителем.
— Развяжи меня, — повторил Фокс. Теперь его голос смягчился; и просительные интонации прозвучали более выражено. Она ему не доверяла, но хорошо сознавала, что выбора у нее нет. Лучше освободить его сейчас, пока его сердце согревали воспоминания об удовольствии, полученном от их неистовой скачки.
Она приблизилась к нему, вдыхая смешанные запахи, исходившие от его теплой гладкой кожи. Он неотступно следил за ней взглядом, когда она подтянулась к спинке кровати, чтобы развязать ленты, лишившие свободы его руки. Она завязывала их сама, чтобы точно знать, что путы не жмут и не ранят его кожу. Шелковые ленты, выбранные ею, были надежными и одновременно мягкими, однако распутать их оказалось непростой задачей.
Николь сосредоточенно занималась лентами, медленно и упорно колдуя над узлами, помогая себе ногтями. Едва почуяв свободу, он принял вертикальное положение и растер запястья. Она хотела соскользнуть с кровати и опустила на пол ногу, когда он схватил ее и резко вернул на место, после чего Приподнялся над ней на локтях.
Все произошло столь стремительно, что у нее закружилась голова. Только тут она вспомнила, что человек, над которым она хотела властвовать, был воином, жизнь которого зависела от быстроты его реакций. Сколько врагов, интересно, сумел он обхитрить аналогичным образом?
Теперь, лежа на спине, она сама оказалась в беспомощном положении. Она смотрела на него расширенными от ужаса глазами и тяжело дышала.
— Ты сковала меня по рукам и ногам, чтобы получить то, что хочешь, — изрек он. — Теперь мой черед.
Его взор из-под полуопущенных век оставался непроницаемым, но его глаза шарили по ее телу с жадностью изголодавшегося зверя. Под его пристальным взглядом она почувствовала, что ее возбуждение снова набирает силу. Она хотела ему отдаться, каким бы он ни был, жестоким, злым или карающим; она готова принять все, что бы он ей ни предложил.
— Сними все, — попросил он, притронувшись к рукаву ее костюма.
Она села, ощутив прилив сладострастия, как во время танца. Хотя остатки наряда не скрывали интимных частей ее тела, тем не менее она разоблачилась, развязала шнурок под одним рукавом, затем под другим и сняла верхнюю часть туалета. С нижней частью ей пришлось помучиться. Ей надлежало развязать бантики, обхватывавшие ноги, а затем спустить ткань.
Наконец она справилась со сложной задачей и предстала перед ним совершенно нагая. Она подняла глаза на своего захватчика, выражение его лица было исполнено решимости и животной страсти.
— А теперь, — проговорил он, раздувая ноздри, — моя очередь.
Она повиновалась и ощутила, как усилилось давление, вскоре достигнув пределов, за которыми она утрачивала над собой контроль. Она прильнула к нему, слившись воедино с неистовым зверем, бросавшимся на нее с необузданным исступлением. Внезапно он откинул назад голову и издал ликующий вопль, изогнувшись над ней в последнем стремительном прыжке. Потом он рухнул на нее, горячий и скользкий от пота.
Она чувствовала себя уставшей и опустошенной. Должно быть, нечто подобное испытывал воин после битвы. В прошедшем сражении они оба одержали победу, а может, оба сдались на милость друг друга. И ничего более сладостного, чем покориться своему мужчине, возлюбленному, она не желала бы. Она ощутила прилив эмоций и нежности и от переполнивших ее чувств готова была петь и кричать. Они стали как никогда близки, словно являлись единым целым. Как ей хотелось, чтобы ощущение свободы, легкости и покоя длилось между ними вечно!
Фокс со стоном оторвался от нее. Она протянула ему навстречу руки, и он, поймав их, покрыл поцелуями ее пальцы.
— Николь, ты воплощение моих грез.
Она вскинула глаза и поймала его взгляд. Он молча метал в нее сердитые молнии. Но кроме неистовости и ярости в его взгляде она заметила беспомощность и уязвимость, словно, прикасаясь к его обнаженному телу, она трогала его душу. Она ласкала его, наблюдая за лицом. Его глаза горели, как два раскаленных угля, черты были искажены, словно сладкая пытка, которой он подвергался, была непереносима.
Она села на него верхом и опустила бедра. С нетерпеливой неистовостью он вдруг пришел в движение и, резко вскинув бедра, погрузился в нее. От могучего удара она всхлипнула. Нежную плоть обдало жаром, и в глубине утробы вспыхнули искры острого чувственного наслаждения. Она ахнула и закричала, когда яркое ощущение достигло пика и затем стремительно толкнуло ее вниз по темной спирали экстаза.
Прижавшись друг к другу, как два утопающих, они неслись в стремительном потоке пронзительных переживаний.
Когда все кончилось и неудобство позы дало о себе знать, Николь выпрямилась и сползла со своего насеста. Однако любовная пылкость не сняла существовавшее между ними напряжение. Он наблюдал за ней из-под полуопущенных век. Его лицо хранило выражение суровости и неутоленного голода.
— Развяжи меня, — произнес Фокс. Но его слова скорее походили на требование, чем на просьбу, и она испугалась.
Отчаянная смелость и лихорадочное возбуждение, владевшие ею во время танца, прошли, и теперь у нее не укладывалось в голове, что все происходило в реальности. Ей с трудом верилось, что она могла опоить его зельем, чтобы потом с помощью Рейнара принести в опочивальню и заставить жаждать любовных услад. Неужели она и в самом деле танцевала перед ним, откровенно выставляя напоказ свои прелести в стремлении разжечь в нем вожделение? Она не в состоянии осмыслить, как получилось так, что она его толкнула на спину, а сама уселась верхом на него.
Немного поразмыслив на эту тему, она захотела все повторить еще раз, но оставить теперь его руки свободными, чтобы он мог ласкать ее грудь, придерживать за ягодицы и направлять ее движения, когда она оседлает его большой и божественный орган. Но легкое беспокойство не позволило ей предаться своей фантазии. То, что он позволил ей на него взгромоздиться и получить удовлетворение, еще не означало, что он больше не испытывал к ней вражды. Возможно, что теперь, после ее вольной проделки, когда она столь бесстыдно узурпировала его власть, он гневался на нее еще больше.
Она придумала и осуществила план, в котором отвела мужчине пассивную роль. Она произвела подбор трав; чтобы наполнить благоуханием его тело, выбрала ленты, чтобы связать его запястья. Она дразнила и соблазняла его, предлагая то, что, связанный по рукам, он не мог взять. Она целовала его, исследуя его губы подобно тому, как когда-то он исследовал ее. Она ласкала на его глазах свое тело, в то время как он оставался зрителем.
— Развяжи меня, — повторил Фокс. Теперь его голос смягчился; и просительные интонации прозвучали более выражено. Она ему не доверяла, но хорошо сознавала, что выбора у нее нет. Лучше освободить его сейчас, пока его сердце согревали воспоминания об удовольствии, полученном от их неистовой скачки.
Она приблизилась к нему, вдыхая смешанные запахи, исходившие от его теплой гладкой кожи. Он неотступно следил за ней взглядом, когда она подтянулась к спинке кровати, чтобы развязать ленты, лишившие свободы его руки. Она завязывала их сама, чтобы точно знать, что путы не жмут и не ранят его кожу. Шелковые ленты, выбранные ею, были надежными и одновременно мягкими, однако распутать их оказалось непростой задачей.
Николь сосредоточенно занималась лентами, медленно и упорно колдуя над узлами, помогая себе ногтями. Едва почуяв свободу, он принял вертикальное положение и растер запястья. Она хотела соскользнуть с кровати и опустила на пол ногу, когда он схватил ее и резко вернул на место, после чего Приподнялся над ней на локтях.
Все произошло столь стремительно, что у нее закружилась голова. Только тут она вспомнила, что человек, над которым она хотела властвовать, был воином, жизнь которого зависела от быстроты его реакций. Сколько врагов, интересно, сумел он обхитрить аналогичным образом?
Теперь, лежа на спине, она сама оказалась в беспомощном положении. Она смотрела на него расширенными от ужаса глазами и тяжело дышала.
— Ты сковала меня по рукам и ногам, чтобы получить то, что хочешь, — изрек он. — Теперь мой черед.
Его взор из-под полуопущенных век оставался непроницаемым, но его глаза шарили по ее телу с жадностью изголодавшегося зверя. Под его пристальным взглядом она почувствовала, что ее возбуждение снова набирает силу. Она хотела ему отдаться, каким бы он ни был, жестоким, злым или карающим; она готова принять все, что бы он ей ни предложил.
— Сними все, — попросил он, притронувшись к рукаву ее костюма.
Она села, ощутив прилив сладострастия, как во время танца. Хотя остатки наряда не скрывали интимных частей ее тела, тем не менее она разоблачилась, развязала шнурок под одним рукавом, затем под другим и сняла верхнюю часть туалета. С нижней частью ей пришлось помучиться. Ей надлежало развязать бантики, обхватывавшие ноги, а затем спустить ткань.
Наконец она справилась со сложной задачей и предстала перед ним совершенно нагая. Она подняла глаза на своего захватчика, выражение его лица было исполнено решимости и животной страсти.
— А теперь, — проговорил он, раздувая ноздри, — моя очередь.
Она повиновалась и ощутила, как усилилось давление, вскоре достигнув пределов, за которыми она утрачивала над собой контроль. Она прильнула к нему, слившись воедино с неистовым зверем, бросавшимся на нее с необузданным исступлением. Внезапно он откинул назад голову и издал ликующий вопль, изогнувшись над ней в последнем стремительном прыжке. Потом он рухнул на нее, горячий и скользкий от пота.
Она чувствовала себя уставшей и опустошенной. Должно быть, нечто подобное испытывал воин после битвы. В прошедшем сражении они оба одержали победу, а может, оба сдались на милость друг друга. И ничего более сладостного, чем покориться своему мужчине, возлюбленному, она не желала бы. Она ощутила прилив эмоций и нежности и от переполнивших ее чувств готова была петь и кричать. Они стали как никогда близки, словно являлись единым целым. Как ей хотелось, чтобы ощущение свободы, легкости и покоя длилось между ними вечно!
Фокс со стоном оторвался от нее. Она протянула ему навстречу руки, и он, поймав их, покрыл поцелуями ее пальцы.
— Николь, ты воплощение моих грез.
Эпилог
Глядя на переполненный зал, Фокс подумал, что у них впереди еще немалое множество праздников. Главным торжеством, конечно, являлось празднование Дня всех святых, знаменовавшее в Вэлмаре конец забоя скота и подготовку к зиме. Еще одним радостным событием стало его долгожданное выздоровление. Хотя подвижность плеча восстановилась пока не полностью, боли его больше не мучили. И еще у него имелась жена. Он наблюдал за Николь, разговаривавшей на другом конце зала с одним из их гостей. В своем роскошной наряде из малинового бархата она выглядела восхитительно. Ее длинные темные волосы, скрепленные на лбу обручем, усеянным жемчугом, покрывала вуаль. Ее несравненная красота никогда не перестанет волновать его сердце. Холодная, элегантная, величественная Николь. И в то же время она отдавалась ему с самоотречением, от которого у него подкашивались ноги и кружилась голова. Она была пределом очарования и мечты в желании безраздельно принадлежать ему. Она согревала его постель и наполняла его жизнь красотой и уютом. Как мог он не покориться и не отдать ей свое сердце?
Со временем он понял и оправдал ее поступки, ведь ею двигало желание защитить сына. Он почти что уверовал, что действительно отец Саймона. Но даже если он ошибался, ему все равно радостно считать его своим. Саймон рос достойным наследником. Умный и сообразительный, он имел превосходную реакцию. Его качества помогут ему в грядущих схватках и других свершениях. Веселый и улыбчивый, он со своей ангельской наружностью быстро завоевал в Вэлмаре всеобщее расположение.
Словно угадав мысли Фокса, мальчик, сидевший на стуле рядом со Старушкой Эммой, вдруг сорвался с места и бросился к помосту, на котором восседал Фокс.
— Папа! Папа! — закричал он с набитым сладостями ртом. — Собака сэра Адама принесла щенят. Я хочу взять одного из них, пожалуйста!
— Мы обсудим твое желание позже, — отозвался Фокс со смехом. — Мы с мамой, я имел в виду. А теперь ступай на свое место и поешь.
Он снова устремил взгляд на Николь, снедаемый любопытством узнать, с кем она разговаривает. Он терпеть не мог, когда приходилось заставлять людей ждать.
По левую руку от него сидел Питер Уэйзлин, сын старого товарища Фокса по Крестовому походу, и приор Молверна — по правую. Уэйзлин прибыл накануне и привез с собой радостное известие: деньги для выкупа Ричарда наконец собраны, и королева Алиенора и архиепископ Руанский держали путь в Германию, чтобы уладить последние приготовления для освобождения государя. Как и другие землевладельцы Англии, Фокс пожертвовал четвертую часть дохода от поместий в фонд спасения Ричарда. Но он не жалел потраченных денег, так как надеялся, что возвращение короля позволит положить конец интригам и бесчинствам неразборчивого в средствах принца Иоанна и его алчных приспешников вроде барона Фитцрандольфа.
Наконец Николь подошла к высокому столу. Ее сопровождал хромоногий пожилой мужчина с седыми волосами, с которым она вела оживленную беседу. Приблизившись к помосту, она подняла на Фокса глаза.
— Это сэр Джеральд. Он был другом моего отца. Мы с ним не виделись почти десять лет!
— Подведи его сюда, — пригласил Фокс.
Она взяла сэра Джеральда за руку, и помогла взобраться на помост, после чего подвела к креслу Фокса.
— Сэр Джеральд, позвольте представить вам моего супруга Фокса де Кресси, лорда Вэлмара, Марбо и Уилфорда. — В ее голосе прозвучала столь неподдельная гордость и теплота, что у него от счастья защемило в груди.
— Милорд… — Сэр Джеральд поклонился.
— Сэр Джеральд… — кивнул Фокс в ответ.
Николь представила сэра Джеральда остальным гостям, затем заняла место по правую руку от Фокса, в то время как сэр Джеральд опустился в кресло рядом с ней. Некоторое время Фокс прислушивался к их воспоминаниям, но вскоре его внимание переключилось на иные дела.
Столы ломились от невообразимых угощений. Радовали глаз здоровенные ломти жареной говядины, перепела и голуби, каплуны и щуки, форель и миноги, приготовленные с дюжиной разнообразных соусов, свежий хлеб, сдобренные чесноком сыры, тушеные груши, яблоки и абрикосы, приправленные медом и корицей, и кулинарный изыск на десерт с ароматом миндаля в виде вэлмарского замка с опускающимся мостом, перекинутым через ров, наполненный заварным кремом.
Когда шедевр кулинарии внесли в зал и поставили во главе стола, Старушка Эмма не смогла удержать своего непоседливого питомца. Сорвавшись с места, тот в мгновение ока подскочил к великолепному блюду, чтобы обследовать его с близкого расстояния. На помощь ему подоспел подвыпивший Рейнар. Он взял ребенка на руки, чтобы тот получил возможность разглядеть все как следует и даже сунуть в крем палец, чтобы попробовать его на вкус.
— Ты его испортишь! — посетовала Николь.
— Я набираюсь опыта, как баловать собственного сына, — ответил Рейнар, расплываясь в широкой улыбке.
— Гленнит говорит, что ожидает рождения дочери, — возразила Николь — Ты осмеливаешься ей противоречить?
— Боже упаси! Никогда! — воскликнул капитан. — Я только намекаю, что потом появятся и другие детишки. Один из них наверняка будет мальчиком.
— Возможно, — усмехнулась самодовольно Николь, а потом добавила, обращаясь к сэру Джеральду: — Это наш сын Саймон. В сентябре он отметит свой третий день рождения.
— Я должен был догадаться, что он твой, — ответил сэр Джеральд. — Сходство поразительное, заставившее меня вспомнить события почти сорокалетней давности. Твой отец имел младшего брата. Молодой Саймон — копия Уильяма Оксбери, которому он приходился бы внучатым племянником. Уильям слыл необыкновенно прелестным ребенком. К несчастью, в возрасте двенадцати лет он упал с лошади и расшибся насмерть.
— Что? — воскликнула Николь. — У меня был дядя, на которого похож Саймон?
Сэр Джеральд уверенно кивнул.
— Как две капли воды. Помнится мне, тогда все еще удивлялись, что у твоего темноволосого отца, унаследовавшего внешность матери, валлийки по происхождению, родился светловолосый брат. Но в жилах твоего деда текла саксонская кровь, и он в молодости был довольно светлым, хотя и не до такой степени, как Саймон.
Николь бросила на Фокса долгий взгляд, и он тотчас догадался, о чем она подумала. В его груди возникло странное чувство. Не этим ли объяснялся светлый цвет волос Саймона?
— Да, у людей, как у лошадей, — вступил в разговор Питер Уэйзлин, — наследственные признаки проявляются порой не сразу. Человек зачастую скорее похож на своего деда, чем на отца. — Он повернулся к Фоксу. — А вы, милорд, вероятно, тоже имеете отдаленные саксонские корни, как и большинство людей из этой местности. Хотя многие предпочитают утверждать, что их предки пришли вместе с Вильгельмом Завоевателем. Добавьте каплю саксонской крови к тем чертам, что проявились в дяде леди Николь, и вы получите юного Саймона, ничуть не похожего ни на одного из вас.
— Юного Саймона, который творит безобразие! — воскликнула Николь возмущенно. Увлеченный разговором, Рейнар не заметил, что мальчик пытался отковырнуть кусок лакомства. — Убери его, Рейнар! — велела она. — Пока он не превратил вэлмарский замок в руины!
— Он бы совершил тогда настоящий подвиг! — рассмеялся Фокс. У него в груди разрасталось и крепло теплое чувство отцовского счастья. Как это ни казалось странным, но он вдруг отчетливо осознал, что Саймон действительно его сын. Чтобы развеять его сомнения, понадобились воспоминания старого человека и замок, сооруженный из марципана.
Со временем он понял и оправдал ее поступки, ведь ею двигало желание защитить сына. Он почти что уверовал, что действительно отец Саймона. Но даже если он ошибался, ему все равно радостно считать его своим. Саймон рос достойным наследником. Умный и сообразительный, он имел превосходную реакцию. Его качества помогут ему в грядущих схватках и других свершениях. Веселый и улыбчивый, он со своей ангельской наружностью быстро завоевал в Вэлмаре всеобщее расположение.
Словно угадав мысли Фокса, мальчик, сидевший на стуле рядом со Старушкой Эммой, вдруг сорвался с места и бросился к помосту, на котором восседал Фокс.
— Папа! Папа! — закричал он с набитым сладостями ртом. — Собака сэра Адама принесла щенят. Я хочу взять одного из них, пожалуйста!
— Мы обсудим твое желание позже, — отозвался Фокс со смехом. — Мы с мамой, я имел в виду. А теперь ступай на свое место и поешь.
Он снова устремил взгляд на Николь, снедаемый любопытством узнать, с кем она разговаривает. Он терпеть не мог, когда приходилось заставлять людей ждать.
По левую руку от него сидел Питер Уэйзлин, сын старого товарища Фокса по Крестовому походу, и приор Молверна — по правую. Уэйзлин прибыл накануне и привез с собой радостное известие: деньги для выкупа Ричарда наконец собраны, и королева Алиенора и архиепископ Руанский держали путь в Германию, чтобы уладить последние приготовления для освобождения государя. Как и другие землевладельцы Англии, Фокс пожертвовал четвертую часть дохода от поместий в фонд спасения Ричарда. Но он не жалел потраченных денег, так как надеялся, что возвращение короля позволит положить конец интригам и бесчинствам неразборчивого в средствах принца Иоанна и его алчных приспешников вроде барона Фитцрандольфа.
Наконец Николь подошла к высокому столу. Ее сопровождал хромоногий пожилой мужчина с седыми волосами, с которым она вела оживленную беседу. Приблизившись к помосту, она подняла на Фокса глаза.
— Это сэр Джеральд. Он был другом моего отца. Мы с ним не виделись почти десять лет!
— Подведи его сюда, — пригласил Фокс.
Она взяла сэра Джеральда за руку, и помогла взобраться на помост, после чего подвела к креслу Фокса.
— Сэр Джеральд, позвольте представить вам моего супруга Фокса де Кресси, лорда Вэлмара, Марбо и Уилфорда. — В ее голосе прозвучала столь неподдельная гордость и теплота, что у него от счастья защемило в груди.
— Милорд… — Сэр Джеральд поклонился.
— Сэр Джеральд… — кивнул Фокс в ответ.
Николь представила сэра Джеральда остальным гостям, затем заняла место по правую руку от Фокса, в то время как сэр Джеральд опустился в кресло рядом с ней. Некоторое время Фокс прислушивался к их воспоминаниям, но вскоре его внимание переключилось на иные дела.
Столы ломились от невообразимых угощений. Радовали глаз здоровенные ломти жареной говядины, перепела и голуби, каплуны и щуки, форель и миноги, приготовленные с дюжиной разнообразных соусов, свежий хлеб, сдобренные чесноком сыры, тушеные груши, яблоки и абрикосы, приправленные медом и корицей, и кулинарный изыск на десерт с ароматом миндаля в виде вэлмарского замка с опускающимся мостом, перекинутым через ров, наполненный заварным кремом.
Когда шедевр кулинарии внесли в зал и поставили во главе стола, Старушка Эмма не смогла удержать своего непоседливого питомца. Сорвавшись с места, тот в мгновение ока подскочил к великолепному блюду, чтобы обследовать его с близкого расстояния. На помощь ему подоспел подвыпивший Рейнар. Он взял ребенка на руки, чтобы тот получил возможность разглядеть все как следует и даже сунуть в крем палец, чтобы попробовать его на вкус.
— Ты его испортишь! — посетовала Николь.
— Я набираюсь опыта, как баловать собственного сына, — ответил Рейнар, расплываясь в широкой улыбке.
— Гленнит говорит, что ожидает рождения дочери, — возразила Николь — Ты осмеливаешься ей противоречить?
— Боже упаси! Никогда! — воскликнул капитан. — Я только намекаю, что потом появятся и другие детишки. Один из них наверняка будет мальчиком.
— Возможно, — усмехнулась самодовольно Николь, а потом добавила, обращаясь к сэру Джеральду: — Это наш сын Саймон. В сентябре он отметит свой третий день рождения.
— Я должен был догадаться, что он твой, — ответил сэр Джеральд. — Сходство поразительное, заставившее меня вспомнить события почти сорокалетней давности. Твой отец имел младшего брата. Молодой Саймон — копия Уильяма Оксбери, которому он приходился бы внучатым племянником. Уильям слыл необыкновенно прелестным ребенком. К несчастью, в возрасте двенадцати лет он упал с лошади и расшибся насмерть.
— Что? — воскликнула Николь. — У меня был дядя, на которого похож Саймон?
Сэр Джеральд уверенно кивнул.
— Как две капли воды. Помнится мне, тогда все еще удивлялись, что у твоего темноволосого отца, унаследовавшего внешность матери, валлийки по происхождению, родился светловолосый брат. Но в жилах твоего деда текла саксонская кровь, и он в молодости был довольно светлым, хотя и не до такой степени, как Саймон.
Николь бросила на Фокса долгий взгляд, и он тотчас догадался, о чем она подумала. В его груди возникло странное чувство. Не этим ли объяснялся светлый цвет волос Саймона?
— Да, у людей, как у лошадей, — вступил в разговор Питер Уэйзлин, — наследственные признаки проявляются порой не сразу. Человек зачастую скорее похож на своего деда, чем на отца. — Он повернулся к Фоксу. — А вы, милорд, вероятно, тоже имеете отдаленные саксонские корни, как и большинство людей из этой местности. Хотя многие предпочитают утверждать, что их предки пришли вместе с Вильгельмом Завоевателем. Добавьте каплю саксонской крови к тем чертам, что проявились в дяде леди Николь, и вы получите юного Саймона, ничуть не похожего ни на одного из вас.
— Юного Саймона, который творит безобразие! — воскликнула Николь возмущенно. Увлеченный разговором, Рейнар не заметил, что мальчик пытался отковырнуть кусок лакомства. — Убери его, Рейнар! — велела она. — Пока он не превратил вэлмарский замок в руины!
— Он бы совершил тогда настоящий подвиг! — рассмеялся Фокс. У него в груди разрасталось и крепло теплое чувство отцовского счастья. Как это ни казалось странным, но он вдруг отчетливо осознал, что Саймон действительно его сын. Чтобы развеять его сомнения, понадобились воспоминания старого человека и замок, сооруженный из марципана.